Текст книги "Дети слепых (СИ)"
Автор книги: Scarlet Heath
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 22 страниц)
В ответ на это Кана только вздохнула, и весь её грозный вид вдруг сразу как-то сдулся.
– А ладно, делай что хочешь. Всё равно с тобой не поспоришь. Только смотри, чтобы она не загадила весь дом.
Обиженная Юка унесла гиуру в свою комнату и поселила её на балконе, создав там все необходимые условия. Юке очень нравилось ухаживать за птицей. Ей нравилось ощущение, что она принимает в чьей-то жизни непосредственное участие, нравилось чувствовать себя ответственной за чужую жизнь.
Однако вскоре жизнь птицы стала интересовать и Кану, которая время от времени спрашивалась о её здоровье и приходила на балкон Юки «посмотреть». И скоро Юка стала отмечать, что Кана проводит на балконе всё больше времени. Гиуру полюбилась и ей.
Юка даже завела дневник наблюдений, чтобы следить за состоянием птицы. Дневник этот тоже хранился в нижнем ящике стола, где помимо вещей, связанных с Йойки, было ещё много всего.
Под ворохом бумаг, писем и рисунков лежала небольшая деревянная шкатулка с резной крышкой. Шкатулку подарила Юке Кана на десятый день рождения девочки.
– Эта вещь досталась мне от моей Каны, когда я тоже была ребёнком, – улыбнулась Кана. – Она сказала, что когда-нибудь я смогу подарить её собственному ребёнку, которого полюблю так же сильно, как она любила меня. Ещё она обмолвилась, что, возможно, это будет мой первый ребёнок, потому что именно первый воспитанник оставляет в сердце самый глубокий след. И, пожалуй, она была права. Поэтому сейчас я хочу подарить эту шкатулку тебе, Юка. Я хочу, чтобы ты знала, как сильно я люблю тебя. Ты растёшь чудесной девочкой, оставайся такой же и не доставляй мне хлопот, – и тут же Кана рассмеялась, очевидно смутившись от того, что сама же и сказала, и добавила шутливым тоном: – Считай, что это взятка. А если не будешь слушаться меня, заберу шкатулку обратно и подарю её другому ребёнку, поняла?
Из-за не очень весомой разницы в возрасте и отчасти из-за легкомысленности Каны, они с Юкой всегда больше походили на подруг, чем на Кану и её воспитанницу.
Шкатулка оказалась не пустой. Внутри Юка обнаружила фигурку непонятного животного, которого раньше не видела ни живьём, ни на картинках.
– Кто это? – спросила она у Каны.
– Ах, это? Это олень. Точнее даже, маленький оленёнок.
– Оле-нё-нок? – по слогам повторила Юка, пробуя на вкус не знакомое раньше слово.
– Да. Весьма милое создание. Жаль только, что обитают они лишь по ту сторону Стены. Говорят, что когда-то олени жили и в нашем мире, но потом по непонятным причинам исчезли. Моя Кана рассказывала мне, что эту шкатулку вместе с этой фигуркой оленя вырезали ещё в те времена, когда эти животные свободно разгуливали по миру иенков. Представляешь, какая древняя вещица?
Юка не представляла. В десять лет в её голове никак не укладывались такие понятия, как «несколько миллионов лет», «века», «вечность». Они казались ей чем-то непостижимым, огромным, как небо, и длинным, как тропа, ведущая от верескового поля в город. Уже позднее Юка поняла, что тропа эта намного короче, чем представлялось ей в десять лет. Потому что у всего есть конец. И на Земле не бывает ничего бесконечного.
Сегодня, помимо фигурки загадочного оленёнка Юка хранила в шкатулке высушенный цветок майнисового дерева. Ей даже казалось, что цветок всё ещё хранит свой неповторимый аромат, и часто она склонялась над шкатулкой, с улыбкой прикрыв глаза, и вспоминала те обещания, что они с Йойки давали друг другу.
И тогда Юка чувствовала себя частью этой самой Вечности, и даже переставала бояться её. Потому что Вечность – это не обязательно бесконечно тянущееся наказание за какие-то земные проступки. Вечностью ещё может быть любовь к кому-то. И тогда даже после смерти эта любовь остаётся жить, обретая собственные крылья и поднимаясь надо всем земным и конечным. Она может жить в шёпоте ветра, в шелесте колосков в поле, в крике птиц или в отражении неба на гладкой поверхности чистого озера.
И тогда любовь превращается в Вечность.
И подумав так, Юка ощущала необыкновенное успокоение и закрывала шкатулку, а вместе с ней и свой ящик с секретами. Закрывала, чтобы однажды открыть вновь.
*
Птица гиуру быстро шла на поправку и привыкала к новой необычной обстановке. Начинала доверять. Позволяла прикасаться к себе, ела с рук и даже садилась Юке на плечо.
В один воскресный вечер Йойки, Мия, Ённи и сама Юка собрались на её балконе, болтая и подкармливая птицу крошками от маковых булочек, испечённых Каной. Тогда Мия внезапно сказала:
– А почему у гиуру до сих пор нет имени? Ведь это же неправильно: называть её гиуру или просто птицей. В древности-то её вон как почитали, а мы даже имя выдумать не можем!
Юка задумалась. Гиуру тоже притихла на её плече.
– Она права, – поддержал Ённи. – Давайте как-нибудь назовём её.
– Ну давайте, – согласилась Юка.
Повисло сосредоточенное молчание. Юка перебирала в голове все возможные имена, которые подошли бы птице, но ни одно ей не нравилось. Ища поддержки, она посмотрела на Йойки, который сидел, прислонившись к стене и глядя в окно. Не понятно было даже, придумывает ли он имя или занят в мыслях чем-то своим.
Неожиданно Йойки сказал, не поворачиваясь:
– Тихаро.
Все уставились на него.
– Тихаро, – повторил Йойки. – Это имя переводится с языка древних иенков как «свободная». А наша гиуру хотела стать свободной и пересечь Стену. Она хотела покорить преграду. Хотела свободы.
Юка вдруг ощутила комок в горле. Это имя всем очень понравилось, но отчего-то они продолжали молчать.
Юка была поражена столь глубокими познаниями Йойки в языке древних иенков. Да, у Йойки всегда были высокие оценки по этому предмету, но Юка никогда не могла понять, зачем ему с таким рвением изучать язык, который он всё равно забудет?
Считалось, что человеческому ребёнку не стоит слишком уж срастаться с миром и цивилизацией иенков, поэтому даже в школе на уроках, связанных исключительно со специальным познанием, детям людей позволялись определённые поблажки. Учителя никогда не требовали абсолютного знания предмета, потому что понимали всю бесполезность этого.
Но, наверное, у Йойки было своё мнение на сей счёт. Мир, культура и традиции иенков всегда очень интересовали его, и эти предметы Йойки учил с особенным усердием, как будто надеясь в будущем перехитрить свою память. Быть может, он надеялся, что если хорошо выучит, потом сможет вспомнить?
От этих мыслей Юке всегда становилось дурно, и тошнота подкатывала к горлу. И всякий раз она говорила себе: «Вот видишь, тебе об этом даже подумать страшно, а он живёт с этим каждый день. Живёт с этим».
– Замечательное имя, – сказала, наконец, Мия, и Ённи усиленно закивал, поддакивая.
– Тихаро, – улыбнулась Мия, обращаясь к птице. – Как тебе твоё новое имя?
Поговорив какое-то время с гиуру, Мия обратилась к Юке:
– А тебе как? Нравится имя?
Юка оторвала, наконец, взгляд от Йойки и прошептала рассеянно:
– Да… Да, очень нравится. Очень подходящее имя.
– Отлично! – воскликнул Ённи с нарочитым весельем, заметив, очевидно, похоронное настроение Юки и Йойки. – Тогда почему бы нам не пойти погулять по такому случаю? Можем посидеть во дворе и взять с собой Тихаро! Пусть подышит свежим воздухом и снова попробует летать!
В их компании Ённи и Мия всегда разряжали обстановку, как только замечали, что Юка и Йойки вдруг гаснут и огорчаются. Юка знала, что они оба очень жалеют их с Йойки. Потому что знают после стольких лет, как Юка с Йойки близки друг другу, и каким тяжёлым камнем лежит на их сердце грядущее расставание. Иногда Юка была благодарна им за это понимание. А иногда ей хотелось, чтобы они перестали, наконец, смотреть на них с такой неприкрытой жалостью. И тогда она чувствовала себя очень уставшей.
В прихожей они встретили Кану, которая только что вернулась домой с большой корзинкой свежесобранной клубники. По коридору распространялся её сладкий опьяняющий аромат.
– О, привет, ребятки! – весело поздоровалась Кана, поправляя выбившуюся из под косынки прядь волос. – Гулять собрались? Подождите, не убегайте, я вам клубнички дам с собой!
Через минуту Кана вернулась из кухни с широким блюдом, полным ягод, и вручила его Юке со словами:
– Смотри не урони!
– Я что, по-твоему, безрукая?
– Конечно, а какая же?! Кто на прошлой неделе кокнул мою любимую вазу с греческим орнаментом? А ведь я всего лишь попросила тебя протереть пыль!
– Я здесь ни при чём! Это ты поставила её на самый край! – воскликнула оскорблённая Юка и заметила вдруг, что Йойки чуть улыбается, наблюдая за их с Каной перепалкой. Он любил смотреть на них, говоря, что Юке идеально подходит её Кана, являясь безупречным отражением её самой. Но Юка, конечно, отнекивалась, говоря, что вреднее её Каны сложно кого-нибудь найти, и что сама она совсем не такая.
Пока Юка и Кана спорили из-за цветочной вазы, Тихаро, сидящая у девочки на плече, склонила голову и принялась клевать клубнику из тарелки. Заметив это, все дружно рассмеялись, а все споры тут же забылись.
– Ах ты воришка! – смеялась Кана, в то время как Тихаро продолжала с невозмутимым видом клевать клубнику.
И Юка всё смеялась и не могла остановиться. И Йойки тоже смеялся, сначала совсем тихо и как-то робко, а потом от души, окончательно расслабившись.
Им было просто хорошо всем вместе.
*
На заднем дворе они устроились прямо на нагретой солнцем траве, которая ещё хранила своё тепло, несмотря на то, что солнце уже село.
Юка поставила тарелку с клубникой в центре, чтобы каждый мог дотянуться, а сами они расселись по кругу. Клубника тоже была тёплой, сочной и пахла летней свежестью. «Хорошо всё-таки жить в мире, где клубника растёт круглый год», – думала Юка, отправляя в рот крупные ягоды.
Тихаро, кажется, уже наелась и снова притихла у Юки на плече.
– Очень странно… Её крыло уже почти зажило, но почему-то она до сих пор не пытается летать, – проговорила Мия с лёгким волнением.
– Может, после того, что с ней случилось, у бедняги пропало всякое желание летать… – предположил Ённи.
– Сомневаюсь. Она же всё-таки птица. Птица рождена, чтобы летать. Для неё это желание так же естественно, как желание дышать.
Мия была права. С тех пор, как Тихаро принесли в дом, она ни разу не пыталась взлететь, словно вообще предпочла забыть, что это за штуки у неё за спиной, и для чего они нужны. Но она могла летать, потому что с лёгкостью вспархивала Юке на плечо. Значит… просто не хотела? Но возможно ли такое?
Юка повернула лицо к птице и уткнулась носом в её мягкие белоснежные перья. Тихаро молчала. Если бы только она могла рассказать, почему больше не летает.
– Не волнуйся, – шепнул Йойки. – Скоро она окончательно поправится.
Юка посмотрела на него с грустной улыбкой.
– Я очень на это надеюсь.
И вместе с тем Юка ловила себя на том, что не хочет расставаться с Тихаро. Этого девочка никому не могла сказать, но она действительно не хотела, чтобы птица улетала. Юка понимала, что желание это эгоистично, что в нём нет ничего хорошего и благородного, но ей не хотелось, чтобы Тихаро тоже оставила её.
Однако само её имя, придуманное Йойки, противоречило этому желанию. Свободная. Тихаро должна жить на воле.
Но иногда Юке всё-таки казалось, что птица как будто понимает это её постыдное, непроизносимое вслух желание и не улетает. Как будто чувствует, что нужна Юке.
И когда Юка смотрела в её холодные ультрамариновые глаза, ей казалось, что она видит там бездну мудрости и понимания. Казалось, что Тихаро знает о ней всё.
Когда тарелка с клубникой опустела, ребята улеглись на траву и стали смотреть на небо. Скоро загорятся первые звезды, но пока небо синее со слабыми отсветами ушедшего солнца.
Ённи решил прилечь на траву, положив руки под голову, и вскоре остальные последовали его примеру. Трава была мягкой, но уже начала остывать, и Юка чувствовала, как травинки холодят открытую кожу на её шее. Йойки лежал рядом, и Юка слышала его спокойное дыхание. Тихаро устроилась на краешке пустого блюда из под ягод.
Какое-то время они молчали. Юка вдруг подумала, что даже через сто лет, когда их всех уже не будет на свете, это плывущее над ними небо останется неизменным.
– Как думаете… – сказал вдруг Ённи тихо. – Какими мы станем, когда вырастем?
Юка вздрогнула, Йойки как будто перестал дышать, а Мия усмехнулась и проговорила:
– Какими? Да обычными! Просто обычными взрослыми. Уверена, что ты будешь работать где-нибудь в науке и изобретать всякие странные штуки, а к пятидесяти годам окончательно ослепнешь…
– Тьфу! А вот и не ослепну! Вот возьму и изобрету прибор, который поддерживает идеальное зрение до глубокой старости! – и Ённи мечтательно улыбнулся, довольный собой и своей идеей.
Мия только фыркнула.
– И что же это будет за прибор? Вставные глаза? Не волнуйся, их уже до тебя изобрели, как и вставную челюсть…
Они поспорили ещё какое-то время, а потом Мия сказала:
– А вот я, наверное, стану врачом. Который лечит животных, – и улыбнулась от этой мысли.
– Тогда для начала тебе придётся подучить химию и биологию, по которым у тебя одни тройки, – поддел Ённи.
Но у Мии уже пропала охота препираться, и она продолжала мечтать, глядя в небо:
– Я обязательно открою свою клинику. Мы будем помогать бездомным животным и диким, попавшим в беду, как, например, наша Тихаро. Но и домашних питомцев тоже будем лечить. Люди со всей округи будут приходить к нам за помощью для своих любимцев…
И они снова помолчали некоторое время, представляя клинику Мии во всей красе – высокое здание, не похожее на обычный жилой домик, с ослепительно белыми стенами и вывеской с ровными блестящими буквами на воротах.
– А ты, Юка? – спросила Мия, поворачивая к ней лицо.
– Я? – Юка растерялась.
Её будущее было не таким определённым, как у Мии с Ённи. По правде сказать, оно было весьма туманным. Юка привыкла мыслить о своём будущем до того момента, как Йойки уйдёт в Город. О том, что будет после, она старалась вообще не думать.
Но не всегда это получалось.
– Не знаю, – сказала она после долгого раздумья. – На самом деле у меня нет никаких особых талантов. И какой-то определённой цели тоже нет. Может, ты, Мия, возьмёшь меня к себе в клинику медсестрой? Я бы помогала тебе.
Мия засмеялась.
– Конечно! Обязательно возьму! Тем более, у тебя хорошие оценки, и если так и дальше пойдёт, ты вполне можешь выучиться и на врача.
Юка уже не понимала, шутят они или говорят серьёзно.
Юка не знала, хочет ли она быть врачом.
Ей хотелось, чтобы Йойки тоже сказал что-нибудь. Она боялась, что от этой темы о будущем он снова замкнётся в себе, но Йойки вдруг сказал спокойным уверенным тоном:
– А я стану художником.
Воцарилась тишина. Потом Мия сказала:
– Никто в этом и не сомневается. Мы всегда знали, что ты станешь великим художником, правда, Ённи?
– Ммм… – отозвался Ённи.
Все ждали, что Йойки скажет дальше.
И он сказал:
– Не думаю, что мои навыки рисования исчезнут после того, как я уйду отсюда. Ведь я забуду только мир иенков, а всё остальное останется при мне. В том числе и мои способности. Недавно господин Отто даже сказал, что это хорошо, что я буду жить в Городе.
Юка судорожно сглотнула:
– Господин Отто так сказал?
– Да. Он сказал, что для меня так будет лучше. Что в Городе меня ждут большие возможности, чем здесь. Сказал, что в этом мире жизнь более размеренная и спокойная, и особой известности в таком тихом месте мне не сыскать. А Город… Там всё по-другому.
– По-другому… – эхом повторила Юка. И почему-то ей вдруг стало трудно дышать, несмотря на вечернюю прохладную свежесть.
– Да, – сказал Ённи со вздохом. – Я тоже слышал о чём-то подобном. Город действительно даёт много возможностей. Город делает людей знаменитыми. Можете себе представить, что ваша рожа будет наклеена на каждом столбе и снабжена рекламой? Что тысячи поклонников будут писать вам восторженные письма, и что вы будете черкаться для них ручкой на клочках бумаги, и от этого они станут неимоверно счастливыми? В том мире это называется «популярность». Причем популярными становятся далеко не всегда из-за своих особых талантов. Известность может принести и просто смазливая внешность или много денег. Нам всё это даже трудно вообразить. В нашем мире всегда ценилась мудрость, и только она одна могла принести иенку определённую известность, да и то в довольно узких кругах. Нам вся эта фанатичная мишура просто не свойственна. Но знаешь, Йойки, иногда я завидую тебе. Иногда мне тоже хочется попасть в тот мир. Хотя бы на какое-то время. Чтобы оценить все преимущества их суперсовременных технологий. Говорят, что их техника дошла до такой степени, что люди с разных концов света могут общаться друг с другом, не сходя с места, при помощи специальных устройств. Похоже на какую-то фантастику, но, тем не менее, они этим живут каждый день. Наш же народ больше тяготеет к природе, к земле и мудрости предков. Но иногда я задаюсь вопросом: «А такая ли она мудрая, эта мудрость?».
Юка была поражена. Она думала, что подобные мысли приходят в голову ей одной, а оказалось, что и Ённи задаётся теми же вопросами. Так ли правильно устроен их мир, как им говорят?
– Это ещё не всё, что сказал мне тогда господин Отто, – проговорил Йойки всё так же бесстрастно. – В тот день он говорил много странных вещей. Но особенно мне запомнилось одно… Он сказал, что было время… Время, когда Стены… не существовало, – последние слова он произнёс совсем тихо, и Юка даже подумала, что Ённи и Мия, наверное, не расслышали. Но они расслышали. И молчали.
– Не может быть! – воскликнула, наконец, Мия. – Что он имел в виду?
– Да, – кивнул Ённи. – Я тоже слышал об этом. Но только на уровне мифов и легенд. И честно сказать, не поверил этому. А ты говоришь, господин Отто утверждал это?
– Да, – сказал Йойки. – Он говорил так, как будто это даже не подвергается сомнению. Если честно, я так опешил, что даже не смог расспросить его обо всём как следует.
Юка вдруг вспомнила про свою шкатулку с оленёнком. Кана говорила, что когда-то эти животные жили и на их земле, но потом исчезли, неизвестно почему. Не могло ли так случиться, что олени обитали на земле иенков просто потому, что Стены тогда не было? Просто потому, что тогда вообще не было «земли иенков» и «земли людей», а была только одна общая земля, по которой ходили люди и иенки, даже не зная, что они чем-то отличаются друг от друга?
Мия спросила:
– Но даже если Стены действительно не было, то откуда Она взялась потом? Кто воздвиг её? И самое главное, зачем?
Йойки молчал, а Ённи сказал со вздохом:
– Наверное, этого никто не знает. Даже господин Отто.
Снова повисло непродолжительное молчание. Но Юка чувствовала, что так просто она не сдастся. Потому что сейчас она, возможно, наконец-то приблизилась к ответам на вопросы, которые задавала себе всю жизнь.
– Мы должны поговорить с господином Отто, – сказала она. – И выяснить, что ещё он знает об этом.
Особого энтузиазма она не встретила. Каждый колебался. И у каждого были на это свои причины.
– А ты уверена, что он нам так просто всё выложит? – спросила Мия.
– Не уверена. Но господин Отто доверяет нам. К тому же, он уже говорил об этом с Йойки, значит, вполне может продолжить с нами. И ещё у меня есть кое-что, что, возможно, наведёт его на нужные мысли.
– «Кое-что»? – заинтересовалась Мия. – Что ты имеешь в виду?
– Увидишь.
Конечно, Юка имела в виду свою шкатулку. Она была уверена, господин Отто знает что-нибудь о диковинных животных оленях и не откажется поговорить с ними о тех временах.
Увлекшись разговором, они не заметили, как на небе зажглись первые звёзды. Их становилось всё больше, и свет их был таким далёким.
Тысячи, миллионы бесконечно далёких Вселенных.
И четверо школьников, пытающихся представить своё будущее. Какими они будут через десять лет? Десять лет – так бесконечно много для них. И так мало для звёзд, рассыпанных по чёрному шелку небосвода.
Юка подумала, что для звёзд ничего не изменится. И пока кто-то возводил высокие Стены, выстраивая бесконечные преграды, которых и так огромное множество в нашей жизни, звёзды просто светили.
Звезды оставались неизменны. Они просто смотрели.
Юка вздохнула и прикрыла на секунду глаза. Теперь будущее представлялось ей ещё более туманным, чем прежде.
А потом Кана позвала их домой.
*
Это был один из тех немногих вечеров, когда Юка осталась дома совсем одна. Обычно Кана никогда не оставляла её и даже за продуктами старалась ходить, пока Юка была в школе. На самом деле Кане не полагалось надолго покидать участок, к которому она была прикреплена.
Сегодня же Кана ушла на закате и не вернулась даже с наступлением темноты. Она не сказала, куда идёт. Сказала, что объяснит всё, когда вернётся, но почему-то Юка ей не поверила. Сказала, чтобы Юка не волновалась. И Юка старалась не волноваться.
Она разогрела себе ужин, порезала простенький салат и уселась жевать с вялым отсутствующим видом. Она вдруг заметила новую скатерть на столе – голубую с белыми ромашками. Попыталась вспомнить, была ли эта скатерть здесь утром, но так и не вспомнила.
Юка провела рукой по гладкой поверхности, задержала пальцы на цветке. Подумала, что обязательно похвалит Кану за такую замечательную милую скатерть. И снова отогнала от себя приступ волнения.
Всё будет хорошо. Скоро Кана вернётся.
Кана вернулась примерно через час. К тому времени Юка уже окончательно потеряла терпение и сидела на балконе, высматривая, не идёт ли Кана по дорожке к их дому. Было темно, и Юка попросила Тихаро подать знак, когда Кана появится. От Мии Юка узнала, что птицы гиуру могут видеть в темноте. Ну ещё бы. Если они действительно как-то связаны с загробным миром, то темнота – их родная стихия.
И действительно, когда фигурка Каны в легком платье показалась на дороге, Тихаро встрепенулась на плече девочки. Кана шла быстро, обняв себя руками. Замерзла, наверное.
Юка подавила острое желание рвануть ей навстречу и решила оставаться спокойной, не показывая ничем, что за эти часы ожидания она чуть не сдвинулась. А ещё она подумала, что никогда больше не будет поздно возвращаться домой.
В прихожей загорелся свет, и Юка вышла к своей Кане, которая медленно (очень медленно) снимала туфли.
– А, Юка! Привет… – сказала она таким тоном, как будто только что вспомнила, что Юка живёт с ней в одном доме.
Юка думала, что сейчас выскажет ей всё и набрала в грудь побольше воздуха, но, увидев измученное усталое лицо Каны, так и не смогла сказать ни слова. Просто смотрела на неё.
Кана поставила туфли подальше от двери, пододвинув одну туфлю вплотную к другой, так ровно, что казалось, будто они слиты друг с другом. Она делала это долго. Хотя раньше Юка не замечала, чтобы Кана отличалась особой аккуратностью.
Юка ждала. Она заметила, что причёска Каны совсем испортилась, превратившись из красивого изящного пучка в бесформенный растрепавшийся узел. От безупречного макияжа тоже не осталось и следа. И хотя потёков косметики не было, Юка почему-то была уверена, что Кана плакала.
Каны всегда с лёгкостью угадывают настроения, а порой даже читают мысли своего ребёнка. И точно так же дети могут без слов понимать своих Кан. С того самого момента, когда Кана впервые берёт данного ей ребёнка на руки, между ними возникает связь, которую никто и ничто не может разорвать.
– Как твои дела, дорогая? – спросила Кана.
И Юка была уверена, что если начнёт сейчас рассказывать о своих делах, Кана в ответ ограничится лишь невнятными «м-м-м», кивками и натянутыми улыбками.
– У меня всё прекрасно, – сказала она. – А как твои дела?
Как Юка и думала, Кана даже не услышала её вопроса, отключившись после слова «прекрасно». Впервые Юка видела свою Кану настолько глубоко погружённой в себя.
Кана прошла на кухню, и Юка терпеливо последовала за ней.
– Ты уже поужинала, дорогая? – поинтересовалась Кана, и Юка подумала, что если бы она ответила сейчас, что съела на ужин жаркое из садовых жуков и дождевых червей, Кана бы только кивнула со словами: «Вот и умничка».
Тогда Юка решила, что в таком состоянии от неё ничего невозможно добиться, и оставила Кану одну, чтобы продолжить разговор, когда та немного придёт в себя.
Остаток вечера выдался тягостный. Юка почитала книгу, которую взяла в библиотеке месяц назад, но за всё это время продвинулась не больше, чем на десять страниц, и собралась спать.
Каждый вечер перед сном Кана заглядывала в её комнату, чтобы пожелать спокойной ночи, но сегодня она опаздывала. Юка решила, что не ляжет, пока не дождётся её.
Вскоре Кана с виноватым видом заглянула в комнату и спросила:
– Ещё не спишь? Уже поздно… Прости, я совсем закрутилась, – она прошла в комнату и села на край кровати девочки.
Юка пристально посмотрела на неё, а потом всё-таки спросила:
– Ты счастлива?
– Что? – Кана вскинула брови и, кажется, очнулась, впервые за сегодняшний вечер.
– Ты счастлива? Я хочу знать, чувствуешь ли ты себя счастливой. Только и всего. Это очень простой вопрос.
– Да-да… К-конечно, я счастлива, – пробормотала Кана сбивчиво и усмехнулась нервным колючим смехом.
– Ответь честно.
Кана перестала улыбаться, и все признаки притворства исчезли с её лица.
– А почему ты спрашиваешь об этом, Юка? Зачем спрашивать, если всё равно видишь меня насквозь… – и Кана со вздохом опустила голову. Плечи её тоже опустились, и теперь Кана выглядела какой-то очень маленькой и хрупкой.
– Что-нибудь случилось? – спросила Юка, мягко коснувшись её руки.
– Даже если и случилось… Всё это неважно.
– Нет, важно.
– Неважно, – повторила Кана твёрдо. – Я в порядке, Юка. На самом деле в порядке.
– Но ты не счастлива.
– А это и не обязательно. Это невозможно, чтобы все были счастливы. В конце концов, что такое это счастье? Какое-то непонятное, призрачное ощущение. Сегодня оно есть, а завтра уже улетучилось. А я просто в порядке. И это главное.
– Нет! Ты не должна так говорить! – горячо возразила Юка. – Каждый может быть счастлив, если действительно хочет этого!
Кана улыбнулась грустной улыбкой, по-прежнему не поднимая головы.
– Порой одного желания бывает мало. Иначе все сразу стали бы счастливыми. Конечно, этого хочет каждый. Но понимаешь… Не всегда получается. Потому что всегда есть вещи, которые существуют независимо от нашего желания. Они просто есть. Как аксиомы. И мы никогда не сможем их изменить.
Юка сразу подумала про Стену. Стена просто существует. Это неоспоримый факт. И изменить это нельзя. Можно только принять. Но Юка всегда думала, что нельзя допускать, чтобы эти вещи омрачали жизнь. Да, пусть они есть. Пусть изменить их нельзя. Но быть счастливыми всё равно можно. Счастливыми вопреки.
– Ты не должна сдаваться, – сказала она. – Никогда не сдавайся. За своё счастье нужно бороться до последнего.
Но Кана только покачала головой.
– Нет, Юка. Я не могу. Я действительно не могу ничего изменить. Но не волнуйся за меня. Потому что это пройдёт. Обязательно пройдёт, и завтра я снова буду счастлива.
Юка вздохнула, а Кана подняла голову, наклонилась к Юке и прошептала с улыбкой:
– А ты не волнуйся за меня, милая моя девочка. С твоей старушкой-Каной всё будет хорошо, – и она поцеловала Юку в лоб, сдвигая чёлку. – Спокойной ночи.
Потом Кана потушила свет, как всегда делала, когда Юка была совсем маленькой, и вышла из комнаты. А Юка ещё долго лежала в темноте и не могла уснуть.
Она думала о вещах, которые делают её Кану несчастной. Да, быть может, завтра она снова будет улыбаться как ни в чем не бывало, заперев свои печали в самых далёких тайниках своей души, но на самом деле она по-прежнему останется несчастной. Юка была уверена в этом. Она знала свою Кану слишком хорошо. Она и сама была такой.
Но что она могла сделать? Что можно сделать, если Кана даже не рассказывает о том, что заставляет её страдать?
Кана всегда говорила, что они живут в идеальном мире. Что здесь не может быть ничего неправильного. Быть может, она просто врала себе самой, как и сейчас, когда сказала, что утром снова будет счастливой?
Засыпая в тот вечер, Юка впервые укрепилась в мысли, что в их мире что-то не так.
*
Господин Отто смотрел на шкатулку долго. Сначала он просто разглядывал её лежащей на столе, потом взял в левую руку и поднёс к лицу. Повертел из стороны в сторону, открыл крышку, поднёс оленёнка к самому носу, снова вернул его в шкатулку, закрыл, открыл. И так несколько раз, пока у Юки не сдало терпение.
– Так что, господин Отто?! Что вы можете сказать об этом?!
Старый учитель вздохнул, отложил шкатулку и посмотрел на девочку, потом на её друзей.
– Ну… Что тут можно сказать… Шкатулка эта повидала многое. Пожалуй, она даже старше меня. И даже старше, чем покойная Кана Каны моей Каны.
Они сидели в кабинете рисования, а за окном накрапывал мелкий дождик. На столе стояли пустые чашки, а на тарелке лежали остатки овсяного печенья. Ребята с замиранием сердца ждали, захочет ли господин Отто поговорить.
– Откуда у тебя такая редкая вещь, Юка? – поинтересовался он. – Ты, должно быть, очень гордишься тем, что обладаешь ей.
Юка смутилась. На самом деле шкатулка была дорога ей не из-за своей редкости и древности, а только лишь потому, что её подарила Кана.
– Когда мне исполнилось десять, моя Кана подарила мне её, – ответила она. – Кана рассказывала, что эта фигурка животного, которое зовётся «оленем». И что раньше олени обитали и на нашей земле, но потом по неизвестным причинам исчезли…
Господин Отто снова достал оленёнка и рассмотрел его на свету.
– Да, твоя Кана совершенно права. Было время, когда эти изящные пугливые животные ходили по землям иенков.
– А что с ними случилось потом? – осторожно спросила Мия. – Вымерли?
Господин Отто снова вздохнул, отложил фигурку, посмотрел в окно, и только потом ответил, растягивая слова:
– Нет. Олени до сих пор живут и здравствуют по ту сторону Стены. Конечно, некоторые неблагородные люди охотятся на них и убивают, но, насколько я знаю, олени ещё не исчезли с лица Земли.
– Но что же тогда случилось? – на этот раз удивился Ённи. – Не могли же они просто испариться!
– Правильно, – несколько неохотно подтвердил господин Отто. – Они и не исчезали. И не вымирали. Просто, когда появилась Стена, разделившая наши миры надвое, некоторые животные и птицы оказались на той стороне. У нас тоже остались животные, которые живут только в мире иенков, а у людей считаются фантастическими и обитают теперь только в мифах и легендах. Так получилось, что память людей сохранила отрывочные воспоминания о тех животных, которых видела раньше. Но люди, как вам известно, мало чему верят и постоянно во всём сомневаются. Даже в собственных воспоминаниях.
Казалось, что господин Отто так увлёкся рассуждениями о животном мире, что даже не заметил, как сказал самое важное.
