Текст книги "Дети слепых (СИ)"
Автор книги: Scarlet Heath
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 22 страниц)
Травинки шелестели от прикосновений лёгкого прохладного ветерка. Здесь было совсем не так холодно, как они боялись. Здесь было просто свежо, и воздух был чист и прозрачен, и хотелось дышать полной грудью.
Они пошли к майнисовому дереву, где год назад давали друг другу обещания. Они до сих пор не знали, смогут ли исполнить эти обещания, и каким будет теперь их жизненный путь.
Этот год прошёл слишком быстро.
Сегодня майнисовое дерево ничем не отличалось от других деревьев. Но всё равно при виде его сердце Юки отозвалось радостным трепетом. Если закрыть глаза, можно представить, что дерево снова цветет прекрасными светящимися изнутри цветами.
Было очень тихо. Юке казалось, что она никогда не слышала такой тишины.
Какое-то время они молчали, прислушиваясь. А потом Юка произнесла чуть дрогнувшим голосом:
– Что же я теперь буду делать?
Йойки ответил не сразу. Его напряжённый взгляд был устремлён в небо.
– Будешь делать то же, что делала бы, если бы я был здесь. Будешь ходить на занятия, тебе ведь ещё два года учиться в специальной школе. Будешь встречаться с Ённи и Мией, заботиться о Тихаро. Продолжишь искать ответы.
– А что если я не смогу? Ты так легко это говоришь, а вот я сама не уверена, что у меня хватит сил заниматься всем этим как ни в чём не бывало.
– Я уверен, у тебя хватит сил. Ты сильная девочка, Юка.
– Я сильная только пока ты рядом, – и голос Юки снова дрогнул.
Она не знала, что хочет услышать от Йойки. Она просто хотела, чтобы он сказал что-нибудь, от чего ей стало бы легче дышать.
Ей самой многое хотелось сказать. Столько разных мыслей крутилось в голове. Но она смогла сказать только одно, что было ясно и без слов:
– Йойки, я так не хочу, чтобы ты уходил.
– Я знаю, Юка, – он повернулся к девочке и сказал: – Я тоже очень боюсь потерять тебя.
…потерять тебя…
Юка не знала, почему, но от этих слов ей вдруг стало легче. Потому что в них было то самое главное, что они оба чувствовали сейчас. Они боялись не самого расставания, а того, что могут потерять друг друга навсегда. Они пока не могли сказать «люблю тебя». Это были слишком сильные слова для тринадцатилетней девочки и четырнадцатилетнего мальчика. Но когда Юка поняла, что Йойки чувствует то же, что и она, дышать стало чуть легче.
И Йойки обнял девочку, крепко-крепко прижал к себе. И это было красноречивее всех признаний в вечной любви и дружбе.
– Давай больше не будем думать об этом, – прошептал Йойки ей на ухо. – Только не этой ночью.
– Хорошо. Не будем больше.
– И ещё, Юка…
– Да?
– Пообещай мне, что завтра ты не будешь плакать.
– М-м-м?
– Я очень не хочу, чтобы ты завтра плакала. Не хочу, чтобы тебе было больно. Ведь если ты будешь плакать, это будет значить, что мы расстаёмся навсегда. А мы ведь решили, что расстанемся совсем ненадолго, правда? Поэтому, пожалуйста, не плачь из-за меня. Так мне будет намного легче уходить.
Юка улыбнулась.
– Хорошо, Йойки. Я не буду плакать. Обещаю.
– Спасибо, Юка.
– И вообще, я буду веселиться! Вот уйдешь ты, и я устрою вечеринку! Мне правда ничего не стоит это сделать!
Йойки засмеялся.
– Не сомневаюсь. Делай все, что тебе хочется. И не забудь позвать Ённи и Мию, пусть тоже порадуются, что избавились от главного зануды.
– Да, так мы и сделаем. Йойки, это ведь не навсегда, правда?
– Конечно, нет. Это просто на какое-то время.
– Это хорошо.
На небе загорались звезды. Ветер шелестел листьями майнисового дерева. Горизонт утопал в ночной тьме.
Они так и стояли, обнявшись.
*
Это был обычный день. Солнце продолжало светить. Небо было ясным. Хотя Юка предпочла бы, чтобы сегодня пошёл дождь.
Утром Йойки уговорил её вернуться домой и немного поспать. Они договорились встретиться в три часа дня, а потом к шести отправиться к Воротам.
Йойки уже получил письмо-предупреждение. Это письмо получал каждый, для кого настало время уходить. В письме Йойки предупредили, что сегодня в шесть он обязан явиться к Воротам, чтобы вернуться в мир людей.
Когда-то Юка задумывалась о том, что будет, если Йойки просто никуда не пойдёт? Что если он останется здесь? Ведь если вдуматься, никто не заставляет его уходить, не тащит насильно к Воротам.
Но позднее старейшие иенки объяснили ей, что ослушаться невозможно. Если Йойки останется, он сразу заболеет и быстро умрёт. Такое уже бывало. Один мальчик опоздал к Воротам, и они закрылись. Мальчик тяжело заболел и не протянул дольше двух месяцев. Его погубила Стена, которая почувствовала инородное тело на той территории, где его не должно было быть. Стена всегда работала точно. И Юка ненавидела Её за это.
Своё письмо-предупреждение Йойки порвал сразу после того, как прочитал.
– Да пошли вы, – сказал он, и Юка, Ённи и Мия засмеялись, потому что никогда раньше не слышали, чтобы утончённый Йойки так выражался. Ему это совершенно не шло, и выглядел он так забавно. Йойки и сам засмеялся и отправил обрывки письма в мусорку.
В тот день Юка проснулась около двух и чувствовала себя совершенно разбитой. Солнце неумолимо светило.
Девочка решила, что нужно взять себя в руки, быстро собраться и идти к Йойки. Сейчас не время раскисать.
По дороге она встретилась с Мией и Ённи. Оба они выглядели неважно. Мия была совсем бледной и осунувшейся, да и Ённи, видно, не спал всю ночь.
– Как ты? – спросила Мия обеспокоенно вместо приветствия.
– Нормально, – ответила Юка. Ей действительно уже стало лучше после того, как она умылась, выпила чаю и вышла на свежий воздух.
Но, похоже, Мия ей не поверила. Она смотрела на Юку так, как будто та должна, по меньшей мере, упасть на дорогу и биться в истерике. А если Юка ничего такого не делает, значит, она уже тронулась, и нужно следить за ней внимательнее.
– Со мной действительно всё в порядке, – сказала Юка. – Держусь потихоньку.
– Ты молодец, – сказал Ённи, который, видимо, куда лучше понимал сейчас её состояние. – Держись. Мы с тобой.
– Да. Спасибо, – кивнула Юка.
Снова эти жалость и беспокойство в их глазах. «Они жалеют меня», – подумала Юка. Но сегодня эта мысль не вызвала в ней раздражения. Сегодня она почему-то вообще ничего не почувствовала.
Йойки не вышел им навстречу. Он был в своей комнате. И когда Юка вошла туда, её сердце болезненно сжалось от того, какой пустой стала эта привычная уютная комнатка. Теперь она утратила отпечаток индивидуальности своего хозяина и стала просто комнатой. Без рисунков на стенах, красок, бумаги, книг на столе, без одежды на стуле и фигурок на полке она уже не была комнатой Йойки.
Но Йойки ещё был здесь. Он сидел за пустым столом у окна и улыбнулся, когда друзья вошли. Юка подумала, что он хорошо выглядит, на лице нет следов бессонной ночи, а глаза спокойные. Юка подумала, как же мужественно он всё это переносит. Она бы так точно не смогла.
Йойки решил спрятать два рисунка под рубашку, а часы положить в карман джинсов.
– Надеюсь, Стена пропустит меня в одежде из мира иенков, – сказал он шутливо. – Не хотелось бы выходить на Ту Сторону голым. Там, наверное, прохладно.
– Не волнуйся, на одежду Стена не реагирует, – сказал Ённи. – К тому же, у Ворот вам раздадут тёплые пальто, чтобы на той Стороне вы не замёрзли.
– Надо же, как всё продумано, – сказал Йойки, и Юке показалось, что в его голосе прозвучала ирония.
– Друг, ты же понимаешь, как рискуешь, пытаясь пронести с собой эти штуки, – Ённи кивнул на часы и рисунки.
– Да, я понимаю. Но всё будет нормально. Я почему-то уверен в этом.
– Эх, мне бы твою уверенность, – вздохнул Ённи.
– Не волнуйся, – улыбнулся Йойки. – Просто поверь мне. Всё обойдётся.
И снова Юка поразилась его спокойствию и собранности. И тут же вспомнила, о чём они говорили ночью под майнисовым деревом. Они ведь договорились, что расстаются всего лишь на какое-то время. Надо просто всё время думать об этом. Повторять про себя.
«На какое-то время. Не навсегда. Скоро увидимся. На какое-то время. Просто на какое-то время».
Два часа пролетели незаметно. Йойки тепло простился с Каной, и они двинулись в Путь. Обычно Каны провожают своих воспитанников до самых Ворот, но Кана Йойки сказала, что не хочет видеть, как Йойки уходит навсегда. «Лучше я буду думать, что ты просто ушёл погулять», – сказала она.
Юка подумала, что, наверное, так действительно легче. Проститься так, как обычно прощаешься, когда уходишь гулять. Чтобы тебя запомнили именно таким.
Всё, что происходило дальше, прошло перед Юкой как в тумане. Она запомнила только какие-то обрывки, моменты, отпечатавшиеся в голове яркими вспышками. И она совершенно не помнила, как они шли к Стене, о чём говорили. Потому что, о чём бы они ни говорили, думали они всё равно о другом.
Она помнила, как увидела Стену за верхушками деревьев, и как ей стало невыносимо страшно в тот момент. Так страшно, что хотелось повернуть назад и бежать, бежать, бежать.
Она помнила, как заметила толпу иенков у лестницы, и как тяжело дышать ей стало при виде этой шумной толпы. Стоит только Йойки войти в эту толпу, затеряться в этой толпе, и он уже не вернётся.
И словно прочитав его мысли, Йойки сказал:
– Наверное, нам лучше прямо здесь и попрощаться… Время поджимает.
– Да, – согласился Ённи. – Дальше мы, наверное, не пойдём. Там слишком много народу, нас затолкают.
А Юка думала: «Попрощаться? Как это? Неужели сейчас? Уже?». В её глазах было только удивление и непонимание. Она не верила.
Вот Йойки обнимает Ённи и Мию, которая снова всхлипывает. Вот он говорит им что-то утешающее. Вот они даже смеются. Но Юка не слышит всего этого, просто видит. Её уши как будто заложило. Как будто она нырнула глубоко под воду.
Вот Йойки подходит к ней и быстро обнимает.
– Жаль, что ты не взяла с собой Тихаро. Я так и не попрощался с ней. Ну ладно. Будь умницей, хорошо? – говорит он. – Береги себя. И помни, о чём мы говорили сегодня ночью.
– Да, – только и может сказать Юка. Никаких слов прощания не приходит ей в голову, потому что всё это кажется слишком нереальным.
Йойки улыбается ей, а в её глазах по-прежнему одно недоумение, и сердце колотится всё сильней. Она жалеет, что не может произнести сейчас ничего красивого и сильного, вообще ничего не может произнести. Только смотрит на него. Растерянно. Потерянно.
Йойки целует её в губы. Он не стесняется ни друзей, никого. Снова обнимает и шепчет на ухо:
– До встречи, Юка.
– До встречи, Йойки, – отвечает она, и голос её такой тихий, слабый.
Йойки быстро сжимает её руку и тут же отпускает. Пора. Он в последний раз машет Ённи и Мие, и на лице его улыбка. Он прощается, улыбаясь.
Йойки быстро скрылся в толпе. Сначала Юка могла разглядеть его спину в клетчатой рубашке, но потом его поглотила толпа. Юка привстала на цыпочки, но ничего не смогла разглядеть.
И ей снова стало очень страшно.
Йойки действительно ушёл?
– Нет, я пойду за ним! – закричала она, когда эта страшная мысль навалилась на неё всей своей неумолимой тяжестью. – Я пойду туда!
Но Ённи не дал ей сдвинуться с места. Он поймал её за руку со словами:
– Ты не пойдёшь, Юка. Он уже ушёл. Он ушёл.
В этот момент появились Ворота. Юка больше не вырывалась. Открывшееся перед ними зрелище поражало своей красотой.
Стена вспыхнула и засияла бледно-голубым светом, и в том месте, где заканчивалась лестница, Стена раскрылась, образовав овальное отверстие с ярко-синими, почти ультрамариновыми краями, которые тоже светились. Свет был очень яркий, но смотреть на него почему-то не было больно. Свет не казался ни холодным, ни тёплым. Свет едва заметно мерцал.
К отверстию в Стене, или к Воротам, начали по одному подниматься люди. Наверху на них одевали пальто, шарфы и шапки, чтобы они ничем не отличались от людей на Той стороне, и чтобы переход не превратился в ещё больший стресс.
Юка щурилась изо всех сил – она очень боялась пропустить Йойки.
Но вот она заметила его поднимающимся по лестнице в своей клетчатой рубашке и с длинными волосами, рассыпанными по плечам. Когда Йойки уже добрался до самого верха, Мия вдруг закричала:
– Эй, смотрите! Смотрите! Тихаро!
И в самом деле, откуда-то из леса прямо к Йойки прилетела птица гиуру. Юка специально оставила её сегодня дома, потому что не хотела, чтобы Тихаро снова видела Стену, которая причинила ей столько боли. Но Тихаро всё-таки прилетела, чтобы проститься с Йойки. Юка видела, как птица села ему на плечо и, задержавшись там на несколько секунд, улетела снова.
Потом Йойки взял свою одежду из рук Провожатого, оделся. Юке показалось, что он стоит перед Воротами слишком долго. Он оглянулся в последний раз, как будто надеясь разглядеть Юку, но с такой высоты рассмотреть её в толпе было невозможно.
А потом Йойки сделал один шаг и словно растворился в этом свечении. Просто исчез, как будто сияние поглотило его. Йойки уходил последним, поэтому Ворота закрылись сразу за ним. Отверстие в Стене медленно затянулось, уменьшаясь на глазах, пока не исчезло вовсе.
Вот и всё. Йойки ушёл.
Вот и всё. Юка не плакала.
*
«Здравствуй, дорогая Юка.
Ты знаешь, обычно я не любил писать письма и делал исключения только для тебя, потому что ты очень любишь их. Недавно я вспоминал, о чём писал тебе в тех своих немногих письмах, которыми мы обменивались, когда не виделись по нескольку недель. Помнишь, как ты сильно простудилась и не пускала меня к себе, чтобы я не заразился? Тогда я написал тебе самое первое письмо.
Сейчас я вспоминаю, что все мои письма были очень короткими, лаконичными, сухими. На самом деле, мне гораздо легче выразить свои мысли и чувства рисунками, чем словами.
Но в этот раз я постараюсь сказать всё, что хочу. Быть может, моё письмо будет даже чуть длиннее, чем обычно. Ты, наверное, очень обрадуешься этому ;.
Если ты всё сделала так, как я задумал, то сейчас ты уже проводила меня, пришла домой и читаешь это письмо. Наверное, у тебя много разных мыслей в голове и большинство из них мрачные. Но, Юка, пожалуйста, не грусти.
У меня кое-что есть для тебя. Маленький сюрприз, если можно так сказать. Завтра обязательно сходи к моей Кане и попросись в мою комнату. Я договорился, чтобы там ничего не трогали ещё пару дней. В третьем снизу ящике стола ты найдёшь папку, а в ней мой новый рисунок. Я не скажу, что на нём, в конце концов, это же сюрприз ;. Поэтому сама увидишь.
Если бы ты только знала, как много мне ещё хочется сказать тебе. Но, наверное, ты и так это знаешь.
А ещё я хочу, чтобы ты знала, что время, проведённое с тобой, Ённи и Мией – это самое дорогое, что у меня было. Я много думаю об этом в последние дни, много всего вспоминаю, весёлого, грустного.
Я вспоминал, как мы с тобой познакомились девять лет назад. Тебе было четыре годика, а мне пять, но я очень хорошо помню, как ты подошла ко мне и предложила поиграть вместе. Я был необщительным ребёнком и всё время играл один, но ты мне очень понравилась. И я действительно захотел поиграть с тобой. Ты тогда спросила меня, где я живу, и когда я назвал адрес, ты очень огорчилась и сказала, что это далеко. Тогда нам казалось, что двадцать минут ходьбы – это ох как долго! Но потом, когда за тобой пришла Кана, ты всё-таки спросила у меня: «А можно мне иногда приходить к тебе в гости, чтобы поиграть?». И я сказал, что, конечно, можно, и что я тоже могу прийти к тебе, если ты захочешь. А потом мы попрощались, и с этого дня стали часто видеться и подружились. Ты познакомила меня с Ённи и Мией, которые жили с тобой рядом, и так мы стали играть все вместе.
Ты помнишь это, Юка?
Мне очень грустно от мысли, что совсем скоро я всё это забуду, а теперь, когда ты читаешь это письмо, – уже забыл.
Мне кажется, никто не вправе отбирать у нас наши воспоминания. Воспоминания принадлежат только нам и никому больше.
Я очень рад, что ты будешь помнить меня. Потому что, если бы я исчез из твоей памяти так же, как ты из моей, у нас не было бы совершенно никаких шансов снова увидеть друг друга. Но пока ты помнишь меня – я спокоен.
Я верю, что ты сможешь закончить всё, что мы не успели. Но, Юка, если у тебя не получится (я не хочу даже думать об этом, но всё равно мы должны допускать и такое), так вот, если у тебя всё-таки не получится, пожалуйста, не вини себя.
Но я всё же верю, что мы ещё увидимся и ещё обязательно постоим под майнисовым деревом, и быть может, даже снова увидим его цветущим. Ведь мы загадали это желание в ту ночь, почти год назад, а значит, оно обязательно сбудется.
Я во многое научился верить, Юка. Во многое, во что раньше никогда не верил. И это ты научила меня этому. Хочу, чтобы ты знала, я очень благодарен тебе за это. Эта вера в чудо, которую ты мне подарила, навсегда останется со мной.
Вот так пафосно я заговорил ;. Ты ведь любишь красивую речь и цветистые предложения, яркие и образные, как в книжках, поэтому я стараюсь для тебя, надеюсь, ты это оценишь ;.
Вот, наверное, и всё. Уверен, что когда я запечатаю это письмо в конверт, то обязательно вспомню ещё что-нибудь важное. Ну да ладно, тогда мне придётся сказать это важное тебе лично.
Не грусти, Юка. Я действительно очень хочу, чтобы ты улыбалась. Поэтому улыбайся хотя бы ради меня, пожалуйста.
Спасибо тебе за всё.
Ты помнишь, как мы впервые встретились? Не забывай, Юка.
Мы обязательно найдём друг друга снова.
Йойки».
========== Часть 2. Глава 7. Тио. Цветные сны. Осколки ==========
Небо пылало алым маревом, в чистом прозрачном воздухе повисло предчувствие сильного снегопада. Ветер хлестал по щекам, свистел в ушах, холодил кожу оголённых запястьев.
Звонкий смех дрожал в воздухе, прорезая безмолвие снежных просторов, проносясь сквозь верхушки деревьев, впивающихся голыми чёрными ветвями в багрянец закатного неба.
Что-то мягко врезалось в спину и, рассыпавшись, упало. Снежок.
Йойки засмеялся, обернулся, остановился.
Бегущие за ним двое растрёпанных мальчишек с покосившимися шапками и размотанными шарфами, которые теперь болтались на их шеях как верёвки, махали Йойки руками.
– Не забудь завтра тетрадку по истории! – крикнул тот, что бежал чуть впереди. – А то закопаем тебя в снегу на школьном дворе!
Йойки засмеялся шутливой угрозе, поправил съезжающую на глаза шапку и крикнул:
– Не забуду! Но списать не дам!
– Ах ты! Ну всё! Сейчас закопаем!
Поединок был недолгим – все уже устали, набегались и теперь тяжело и судорожно дышали, то и дело сбивая дыхание новыми приступами смеха.
– Дам я вам вашу историю, оболтусы, – сказал, наконец, Йойки. – Угомонитесь только.
– А гулять-то пойдём завтра? – спросил светленький мальчик, самый худенький и бледный из них троих.
– Не выйдет, – отозвался Йойки, вздыхая. – Мы с родителями уезжаем на все выходные к тётке в пригород. Но ничего, на следующей неделе погуляем. А ты, Клаус, лучше шарф завяжи. А то опять разболеешься, – обратился Йойки к светленькому мальчишке, заботливо поправляя разболтавшийся шарф на его тонкой шее.
– Я сам! – смутился Клаус. – И не разболеюсь я вовсе. Просто в тот раз я ноги промочил. Всё из-за них.
– А никак нельзя к этой тётке не ехать? – спросил другой мальчик, тот, что кидал снежок в спину Йойки.
– Никак. Мы уже давно к ней собираемся.
– Жалко. Я хотел тебе новую игру показать. «Сила мага – 2». Придётся нам с Клаусом вдвоём в неё резаться.
– Нет, без Йойки не хочу, – сказал Клаус.
Йойки совсем огорчился.
– Да мне тоже не хочется к этой тётке дурацкой ехать. Я её не очень люблю. Но родители настаивают. Поиграем во вторник после занятий, ладно?
– Ладно, – согласился Клаус.
– Ладно, Ким? – спросил Йойки у второго мальчика.
– Ладно-ладно. Подождём до вторника, – примирительно сказал Ким и улыбнулся.
Они поболтали ещё немного, пока шли к дому Йойки, а потом распрощались у дороги, и каждый пошёл в свою сторону.
Йойки вошёл в подъезд, поздоровался со старой консьержкой и поболтал с ней немного, пока дожидался лифта. Лифт был медленный, душный, и там всегда пахло лимонным мылом и сигаретами. Поэтому Йойки едва не умер от нетерпения, пока добрался до своего четырнадцатого этажа.
Мать открыла ему дверь. На ней был перепачканный глиной передник. На руках тоже была засохшая тонкой корочкой глина и чуть – на щеке. Мама Йойки была скульптором.
– Как дела в школе? – спросила она, закрывая за мальчиком дверь.
– Хорошо. По истории пять получил. По литературе четыре за сочинение.
– Молодчина! – мама наклонилась к Йойки, чтобы чмокнуть его в щеку, но Йойки возмутился и отшатнулся:
– Ну, мам! Ты чего?
– Да ладно, всё равно никто не видит! Неужто я не могу поцеловать любимого сыночка? Здесь же нет твоих друзей, – и она всё-таки ухитрилась быстро чмокнуть Йойки в правую щеку.
– Ты меня глиной испачкаешь, – снова возмутился Йойки, но уже слабо и тут же спросил:– Лотос заканчиваешь?
– Да, осталось совсем немного. Сегодня уже закончу, – улыбнулась она. – На кухне суп. Я его утром сварила. Сам разогреешь?
– Конечно. Иди твори, – Йойки повесил пальто в шкаф. – А папа когда придёт?
– В восемь. Ему ещё надо на выставку заехать, а потом сразу домой.
– М-м-м…
– Кстати! Сегодня звонили из художественной школы. Им понравились твои работы. Со следующей недели начнутся занятия.
Йойки замер. Сердце подпрыгнуло.
– Меня взяли? – спросил он.
– Ну, конечно. А ты сомневался?
– Да нет. Не знаю.
– Учитель сказал, что ты талантливый мальчик, – мать заулыбалась. – И это не удивительно! Разве могло быть иначе у таких родителей, как мы с твоим папой? Ты такой талантливый, Йойки, потому что это мы с папой постарались!
– Фу, не рассказывай мне об этом!
Она рассмеялась и хлопнула Йойки по спине:
– Иди ешь свой запоздалый обед, мой высоко одарённый сын.
– Ну, перестань! Папа запретил тебе перехваливать меня!
– Но ведь папы здесь нет, правда? – она снова засмеялась. – К тому же, я просто шучу над тобой, дурачок.
Йойки знал, что она шутит. Как знал и то, что его мать искренне верит в его талант и большое будущее. Верит в него по-настоящему. А ещё она любит шутить. Мама Йойки была очень весёлой.
– А когда в школе первое занятие? – спросил он.
– В следующий вторник, – ответила мама и пошла в свою мастерскую.
Йойки вздохнул. Это плохо, что во вторник, подумал он. Придётся нарушить обещание, данное Клаусу и Киму. Они наверняка расстроятся. Но пропускать первое же занятие в художественной школе тоже нехорошо. «Это недостойно тебя, Йойки», – сказал бы его отец с серьёзным лицом.
Папа Йойки был серьёзным человеком. Во всяком случае, он хотел таким казаться. Ведь владелец крупной художественной галереи должен быть серьёзным и солидным. Но рядом с мамой просто невозможно было оставаться серьёзным и солидным, поэтому, когда папа приходил домой, он становился самим собой.
«У меня чокнутые родители», – часто думал Йойки, когда смотрел на них обоих, громко смеющихся над какой-нибудь ерундой. Но часто он и сам не замечал, как начинал смеяться вместе с ними. Им всегда было весело втроём.
Йойки быстро поел, налил себе чаю и пошёл вместе с чашкой в свою комнату. Стол был весь завален рисунками и учебниками, и Йойки уселся с чаем на кровать, чтобы не залить стол. Рядом с подушкой что-то лежало, и, присмотревшись, Йойки увидел, что это карманные часы.
Йойки глотнул чай и взял часы в одну руку, гадая, что они здесь делают. Потом он вспомнил, что нашёл их вчера вечером в нижнем ящике стола, когда искал тушечницу. Йойки понятия не имел, откуда у него эти старые часы, которые сейчас можно найти разве что в Антикварном магазине, но они почему-то ему очень нравились. Позолоченные стрелки остановились на шести часах. Йойки положил их рядом с подушкой, чтобы не забыть отнести в мастерскую и узнать, можно ли их починить. Ему вдруг захотелось носить эти часы.
Йойки допил чай, поставил чашку на пол рядом и улёгся на кровать, разглядывая часы. Через несколько минут его одолела зевота, и Йойки почувствовал себя очень уставшим. Сегодня был такой длинный день. Но скоро придёт отец. Нельзя засыпать сейчас, не дождавшись его.
Йойки убрал часы в карман. Закрыл глаза.
Он вспомнил, что сегодня ему снился странный сон. Снова.
Ему снилось бескрайнее розовое поле. И что-то ещё. Или кто-то ещё был там с ним, на этом поле. Во сне он чувствовал необыкновенное тепло и что-то ещё. Он улыбался, когда проснулся, но забыл почти весь свой сон, как только открыл глаза. Осталось только тёплое чувство где-то в груди.
Йойки часто видел необычные сны. Видел места, где никогда не был и которые казались ему просто фантастическими. Видел каких-то странных людей, которых никогда не знал. И всякий раз он чувствовал какое-то непонятное сожаление, когда просыпался. Но всякий раз оно быстро рассеивалось и забывалось с началом нового дня.
Мама говорила, что у него богатое воображение и художественное восприятие мира. Поэтому он и видит такие необычные красочные сны.
Рука Йойки ослабела, разжались пальцы, и часы, звякнув цепочкой, упали на покрывало.
Йойки уснул. Все морщинки на его лице разгладились.
Йойки уснул, и ему снилось бескрайнее розовое поле.
*
Тёплый ветер трепал волосы, касался щёк и губ, тревожил подол юбки. Чистое небо всасывало взгляд, всасывало душу, отражало само себя в недвижной водной глади. Дышалось легко, в воздухе витал едва уловимый аромат цветущих на берегу яблонь.
Юка стояла на мостике и смотрела вниз на воду. Она вспоминала свой разговор с Йойки на этом мосту. Жизнь в мире иенков подобна этой тихой спокойной воде.
Да, Йойки был прав. С тех пор как он ушёл, ничего не изменилось. Привычная жизненная полоса не искривилась, не сменила курс, а продолжала ровно идти вперёд.
С тех пор как Йойки ушёл, прошло два месяца.
И цвели деревья, и распускались каждое утро цветы на вересковом поле, и ночное небо было всё таким же звёздным, огромным, всепоглощающим. В мире иенков ничего не изменилось.
Но слишком много изменилось в маленьком мире Юки. В её мире изменилось всё. Ориентиры были потеряны, каждодневные привычные вещи – забыты, цели – размыты и бесплотны.
На следующий день после проводов Йойки, Юка сходила в его комнату, чтобы забрать обещанный рисунок. Как Юка и предполагала, это был их совместный портрет. Йойки обнимал Юку, держащую на ладони майнисовый цветок. Под портретом была подпись: «Навсегда. Верь в нас».
И Юка верила. Она долго сидела на полу в пустой комнате Йойки, где по-прежнему было так же светло, но теперь уже этот свет казался холодным и словно оголяющим стены и потолок, беспощадно проникая во все углы. Слишком пусто. Есть только этот свет, этот рисунок и Юка.
В тот момент она чуть не заплакала. Так силён был ужас от осознания того, что Йойки здесь больше нет. Так сильна была боль от острой памяти о нём и непроходящего ощущения его присутствия.
Но Юка не заплакала. Потому что обещала. Она просто взяла портрет. Просто встала. Попрощалась с Каной Йойки (которая теперь уже не была Каной Йойки) и пошла домой. Ей невыносима была мысль, что больше она никогда сюда не вернётся, что этот дом уже не принадлежит Йойки, что скоро здесь будут жить другие иенки со своей судьбой, своими желаниями и мыслями.
Но Юка не плакала.
Ей помогал «смотритель» или «калейдоскоп», как называла его её Кана. В первую неделю Юка просто не расставалась с ним – смотрела каждые пару минут. Потом – реже. Не потому, что ей надоело или она стала меньше думать о Йойки, просто у неё не стало на это времени. Короткие каникулы закончились, и снова началась учёба. Учителя, предметы, книги, новые заботы. Жизнь как будто разом усложнилась.
А Смотритель извещал, что с Йойки всё в порядке. Чаще всего у него было хорошее настроение, иногда Смотритель показывал скуку или наоборот веселье и смех. Всё было хорошо. И Юка знала, что должна радоваться этому. Но почему-то это оказалось неожиданно сложно.
Ни разу за то время, что Йойки провёл в мире людей, у него не было плохого настроения, ни разу он не грустил. В то время как Юка не находила себе места, прислушиваясь к глухой и тупой боли в груди, гнавшей её прочь от дома, от всех тех мест, к которым она привыкла и которые были связаны с Йойки.
Иногда ей казалось, что это несправедливо. Что Йойки легче, чем ей. Потому что он ничего не знает, потому что не ходит каждый день через мостик, по которому они когда-то ходили вдвоём.
У Йойки всё хорошо.
И Юка чувствовала жгучую жалость к себе и тут же начинала ненавидеть себя за такие недостойные мысли, за свою неспособность радоваться за дорогого ей человека.
Радоваться за кого-то оказалось неожиданно трудно. Радоваться за человека, одна мысль о котором отдаётся щемящей болью.
Юке казалось, что за эти два месяца она стала хуже. Стала слабее. Она сама себе не нравилась.
Она несколько раз ходила к Стене и к Воротам. Она продолжала искать ответы, но окружающий мир был по-прежнему глух к её вопросам.
Она подолгу стояла у Стены, приложив ладонь к ледяной чистой поверхности. Она сама не знала, чего ждёт. Мысль о том, что здесь появится Йойки, и что его можно будет увидеть хотя бы издалека, казалась фантастической. Казалась наивной.
Мия однажды сказала ей:
– Тебе скоро четырнадцать, а ты по-прежнему такая же наивная. Может быть, это и хорошо. Но тебе может быть трудно и может быть больно, если тебя вдруг постигнет разочарование.
Наверное, Мия была права. Ведь Юке уже было трудно и уже было больно.
Иногда она даже думала, что, быть может, это хорошо, что они с Йойки сейчас расстались. Им не придётся взрослеть вместе. Ведь взрослеть – это значит меняться, значит расставаться с мечтами и наивностью. Им не придётся наблюдать, как всё, что они хранили, рушится. Им уже не придётся разочаровываться друг в друге.
Эта мысль была страшной. Страшной в своей холодной рациональности. И вместе с тем было в ней что-то предательское и трусливое.
Интересно, каким станет Йойки, когда повзрослеет? И каким он стал уже сейчас? Как изменился за эти два месяца?
По воде прошла лёгкая рябь, и снова всё стихло.
Юка не могла не заметить, что Ённи и Мия теперь уделяют куда меньше времени поискам ответов. Ённи больше не сидел в библиотеке допоздна над толстыми фолиантами, Мия перестала высказывать свои предположения и предложения, они почти не пользовались быстрой голубиной почтой.
Юку это неприятно удивило и отдалило от друзей. Ведь она была уверена, что они с ещё большим рвением бросятся помогать ей.
Но теперь она уже ни в чём не была уверена. Теперь она уже ждала того дня, когда Ённи и Мия осторожно и с виноватыми улыбками на лицах посоветуют ей быть разумнее и остановиться.
Теперь Юка видела, что они с самого начала не очень верили в возможность перейти Стену. В душе они уже простились с Йойки навсегда, преодолели эту боль и решили жить дальше. И Юка не могла винить их за это желание. Но почему-то винила.
Ей стало тяжело находиться рядом с ними. Потому что их было двое, а она – одна. И уже ничего не будет, как раньше.
