Текст книги "Дети слепых (СИ)"
Автор книги: Scarlet Heath
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 22 страниц)
Йойки сжал покрепче часы в кармане и стал ждать. Доктор медленно произнёс:
– Состояние девушки всё ещё остаётся критическим. Мы делаем всё возможное, но…
– Но что?! – взорвался Еми.
Йойки молчал, сжимая губы и часы до боли.
– Это довольно странно, – доктор откашлялся, мучительно подбирая слова. – Что-то не так с её лёгкими. Такое ощущение, что они просто не хотят вдыхать окружающий воздух. Как будто отчаянно сопротивляются. Возможно, это результат переохлаждения, а возможно, следствие какой-то давней болезни. Пока сказать сложно. Сейчас же кислород поступает в её лёгкие искусственно. Будем надеяться, что она справится, и лёгкие снова начнут работать, как надо, но сейчас они сильно воспалены. Мы будем делать всё возможное, чтобы помочь ей.
– Спасибо, – едва слышно прошептал Еми и закрыл глаза, опускаясь обратно на кушетку. Его лицо выражало полное безразличие ко всему, как будто всё уже было кончено.
«Он что-то знает, он что-то понял», – подумал вдруг Йойки.
– А можно нам пройти к ней в палату? – спросил Йойки.
Доктор задумчиво кивнул:
– Да, пожалуй, вреда от этого не будет. Вы можете пройти. Только не все сразу.
Йойки оглянулся на Тио, Клауса и Кима. Он как будто забыл об их существовании.
– Уже поздно, – сказал Йойки, взглянув на часы. – Будет лучше, если вы поедете домой.
– А ты? – прошептала Тио.
– Я останусь здесь. С Еми.
– Тогда я тоже останусь!
– Нет, не стоит, – Йойки коснулся её руки. – Поезжай домой и отдохни. У тебя сегодня был трудный день. Жаль, что он закончился совсем не так, как мы хотели.
Тио порывисто обняла его. Они стояли так какое-то время, не говоря друг другу ни слова, а потом Йойки обратился к Киму:
– Полагаюсь на тебя. Проводи Тио домой.
– Да, конечно, – он кивнул в ответ. – Береги себя, Йойки. И держи нас в курсе событий.
Йойки тоже кивнул, и все разногласия между ними были стёрты.
Йойки проводил друзей взглядом и посмотрел на Еми, который лишь бормотал что-то как полоумный, и Йойки различил только два слова: «возраст ноль».
За окнами было темно. Йойки подумал, что им предстоит долгая ночь.
*
Держать все переживания при себе, никому не показывать истинных чувств, быть спокойным и сдержанным. Таким всегда был Йойки. Спокойным и рассудительным, «смышлёным мальчиком», как говорили учителя, одобрительно качая головами. Однако Йойки всегда чувствовал, что учителям он не по душе. Они больше любили шумных, драчливых мальчишек, а таких тихих, как Йойки считали странными, просто «умными». Все его странности приписывали рисованию – тот, кто так много рисует, всегда погружён в собственный мир, и для других представляется тихим замкнутым одиночкой.
Йойки казалось, что он всегда был таким. Он и не пытался быть другим. Не пытался подражать уверенному в себе Киму, громкоголосому и смешливому. Он был собой. Йойки – это мальчик, неплохо успевающий по всем предметам и не умеющий писать письма, с тихим голосом и хорошими манерами, любящий заботиться о других, с тонкими пальцами и неопрятными манжетами, испачканными в краске, с задумчивым взглядом и яркими снами, с мечтами, скрытыми от других, и вечным стремлением стать сильнее ради тех, кого он любит. Йойки такой. И он никогда не хотел измениться.
Входя в палату к Юке, Йойки почему-то вспомнил вопрос, который ему задала Тио когда-то давно: «Ты всегда полон веры и надежды. Интересно, ты всегда был таким?». Тогда Йойки не знал ответа на этот вопрос. В то время он ещё мало задумывался о том, кто он, какой он на самом деле. А сегодня Йойки ответил бы: «Нет, я был таким не всегда. Так вышло, что кто-то когда-то давно научил меня верить».
А ещё Йойки вспомнил фотографии. Тио говорила, что он не найдёт свои старые детские снимки, потому что их просто нет. Что она тоже пыталась и ничего не вышло. Йойки тогда всё-таки проверил её слова, и действительно – никаких фотографий не было.
Почему-то всё это вспомнилось ему именно сейчас, когда он переступил порог палаты, где лежала Юка.
Юка была бледной и осунувшейся. Тонкие руки безжизненно лежали вдоль тела. Под глазами пролегли тени. Она казалась совсем маленькой и беспомощной. А Йойки только смотрел на неё, и ему хотелось кричать: «Забери мою жизнь, забери мою силу, забери воздух, которым я дышу, но только живи, прошу тебя, живи». Но он не мог всего этого произнести. Отчасти потому, что привык держать чувства в себе, а отчасти потому, что это чувство пугало его, и Йойки не знал, откуда оно взялось.
Плечи Еми задрожали, казалось, он сейчас заплачет. Неловко пропуская друг друга вперёд, они сели рядом с кроватью девушки.
– Она кажется такой слабой, – выдохнул Еми. – Я так привык видеть её жизнерадостной и сильной, что сейчас мне кажется, что это не она, а кто-то другой лежит на этой постели.
– Ты ведь что-то знаешь, да? – Йойки впился взглядом в лицо Еми, пытаясь поймать его взгляд. – Слова доктора тебя просто убили. Ты понял что-то, да? Прошу, скажи мне!
Еми посмотрел на Йойки и невесело усмехнулся:
– Кажется, ты начинаешь врубаться, что к чему, парень, – сказал он. – Я скажу тебе кое-что. Знаешь, Юка не совсем такая, как мы с тобой. Она устроена по-другому. Она незримо отличается от нас, но отличается. Не потому, что она женщина, а мы мужчины. Дело в другом, совсем в другом. Тебе, возможно, сложно будет это понять, но там, откуда Юка пришла, совсем другой воздух. Её лёгкие не приспособлены к этому воздуху, нашему воздуху. Здесь Юка становится в тысячу раз уязвимее, понимаешь? А те лекарства, которыми её здесь будут пичкать, не дадут ровным счётом ничего. Просто потому, что она другая. И та среда, в которой она сейчас находится, враждебна для неё. Юка может не справиться, понимаешь? – его голос дрогнул, и Йойки почувствовал, как холодеют кончики пальцев. Да, он понимал.
– Но что же делать? – спросил Йойки.
Еми покачал головой.
– А что мы можем сделать? Остаётся только надеяться, что она справится. Она очень сильная девочка. Она ведь никогда не сдаётся. И если она уже проделала такой путь ради тебя, она уже не остановится сейчас. Надеюсь, что не остановится.
– Погоди-ка. Что ты имеешь в виду? Какой путь она проделала и почему ради меня?!
Еми бросил на Йойки неодобрительный взгляд.
– Нет, ну надо же быть таким тормозом! Даже последний кретин уже давно всё вспомнил бы! Тем более, Юка так старалась…
– Ты что, не можешь нормально объяснить?! – вспылил Йойки. Ему уже с трудом удавалось удерживать себя в руках. Сердце колотилось, в горле пересохло, а в висках что-то стучало, отдавалось горячей пульсацией.
– Не могу, – ответил Еми мрачно. – Придётся тебе самому дотумкать. Только советую поторопиться. Если Юка погибнет, мы уже ничего не сможем вернуть назад.
Погибнет. Погибнет. Погибнет.
Страшное слово превратилось в эхо и отдавалось у Йойки в ушах сотни раз. Он зажмурил глаза и закрыл голову руками, и снова перед глазами всё поплыло, как несколько часов назад в машине. Он видел незнакомые лица, которые тут же стирались и исчезали, словно пятна смазанной краски. Он слышал чьи-то голоса и чей-то смех, и среди них пробивался и голос Юки и обрывки каких-то фраз.
Разувайся, Йойки! Это так здорово!
Ты говоришь совсем как взрослый.
Просто закрой глаза и чувствуй сердцем.
Это было похоже на слова из старой знакомой песни, услышанной когда-то давно и почти забытой. Голова раскалывалась, а руки дрожали мелкой дрожью. Откуда-то из груди поднималась волна тупой горячей боли.
Внезапный резкий звук вырвал Йойки из забытья. Позднее, посмотрев на часы, он обнаружил, что просидел в таком состоянии почти час. Источник звука был за окном – словно кто-то бил крыльями по стеклу.
– Тихаро! – догадался Йойки, вскакивая с места, чтобы открыть раму.
Во всей этой беспокойной суматохе они совсем забыли про птицу Юки, а ведь та наверняка волновалась за свою хозяйку.
– Как же ты нашла нас? Бедняжка, ты ведь совсем замёрзла! – восклицал Йойки.
Вместе с потоком ледяного воздуха Тихаро влетела в палату и сразу уселась у изголовья кровати Юки.
– Надеюсь, медсёстры не заметят тебя, – вздохнул Еми. – Думаю, в больницах не очень почитают птичек вроде тебя.
И снова время потекло вязкой жижей. Еми дремал в кресле, больничные звуки стихли. За окном неистовствовала метель.
Было уже за полночь, когда состояние Юки резко ухудшилось. У неё поднялся сильный жар, а дыхание стало хриплым и вырывалось из груди с жутким звуком чего-то рвущегося. Так рвётся бумага или ткань. Так обрывается жизнь. Казалось, что каждый вдох причиняет ей невыносимую боль.
Несколько часов около её постели крутились медсёстры и врач. Они делали уколы, что-то измеряли и только качали головами, а лица их были серьёзны. В тот момент Йойки осознал, что Еми был прав, и вся эта медицина бессильна перед тем, что происходит с Юкой. Она умирает.
Около трёх часов ночи Юка неожиданно затихла. Со стороны казалось, что она не дышит – настолько слабыми были вдохи, которые она делала. Последняя медсестра покинула палату, и снова Йойки и Еми остались в этой гнетущей тишине.
– Это конец, – прошептал Еми. – Ты только посмотри на неё. Это всё. Её сердце того и гляди перестанет биться.
Нет. Нет. Нет, только не это. Пожалуйста, нет…
Йойки уже с трудом понимал, что происходит вокруг. В его затуманенном сознании всё ещё витали обрывки каких-то фраз и слов. Голова болела. Упираясь пальцами в виски, Йойки вдруг выдал нечто неожиданное для себя самого.
– Дуно Моно учебно заповедование, – произнесли его губы.
Еми уставился на него.
– Вот это да! Ты делаешь успехи, Йойки!
– Что со мной… – шептал Йойки, в растерянности сжимая голову, ставшую как будто чужой. Его мозг отчаянно пытался справиться с навалившимся на него потоком информации, к которому теперь прибавились ещё и слова какого-то неизвестного языка, на котором Йойки мог выражаться не хуже своего родного. Он мог составлять целые предложения и даже думать на этом языке, и от каждой такой мысли голову разрывали болезненные толчки.
Внезапно аппарат, который следил за сердцебиением Юки, издал протяжный звук. Это могло значить только одно – сердце Юки остановилось.
Йойки схватился за её холодные руки, смотрел на её неподвижную грудь, из которой теперь не вырывалось ни вдоха. Он слышал рядом тихий плач Еми и всё смотрел и смотрел на её лицо. Смотрел в лицо Юки так, словно видел её впервые.
Мысль о том, что она умерла, словно взорвала его сознание, и в тот же момент что-то сломалось в его мозгу. Прорвалась плотина, рухнули защитные укрепления, кусочки мозаики сложились в единое целое, а все ключи разом подошли ко всем тайникам его сознания. Воспоминания мощным потоком образов раскрылись в голове Йойки, выпуская на свободу забытое, выпуская самое сердце Йойки, запертое всё это время в незримой клетке его памяти.
Он вспомнил её смех. Её взгляд через плечо, когда она оборачивалась, чтобы посмотреть, бежит ли он за ней. Её жёлтое платье и старые потрёпанные сандалии. Её улыбку, когда они смотрели вместе на звёзды. Сияние её глаз, когда они стояли под майнисовым деревом. Лёгкий невесомый запах её волос, сочетающий в себе все ароматы полевого разнотравья. Букетик вереска в её руках. Карманные часы в её руках. Их обещания и клятвы друг другу. Всё то, во что они верили. Тепло её руки в своей.
Всё это причинило Йойки невыносимую душевную и физическую боль, и в какой-то момент ему показалось, что он сейчас умрёт. Но он не умер, он продолжал дышать, и боль постепенно сменилась облегчением и успокоением, которое обычно бывает, когда всё в голове встаёт на свои места, а ответы на все важные вопросы неожиданно находятся.
– Юка, – прошептал он, когда снова смог открыть глаза и посмотреть на неё. Посмотреть снова. Посмотреть, как раньше. – Я не позволю тебе вот так уйти. Только не сейчас. Только не сейчас, когда я снова нашёл тебя. Я не позволю тебе уйти.
Йойки снова закрыл глаза, позволяя строчкам всплывать. Он искал ответ, он чувствовал его приближение.
Он помнил слова, сказанные Каной Мии, когда они принесли только что найденную птицу гиуру к ним домой:
Точно так же перо могло, наоборот, воскресить безвременно погибшего.
Воскресить! Вот, кто сможет помочь!
– Тихаро! Тихаро! – воскликнул Йойки, ища глазами птицу.
Тихаро выпорхнула из-под кровати, где пряталась всё время, пока в палате находились врачи и медсёстры.
– Умная птица, – похвалил Йойки, и Тихаро уселась к нему на руку. – Прошу тебя, ты должна помочь Юке. Верни ей жизнь.
– Что это ты делаешь?! – поразился Еми. От пережитого шока глаза его ввалились, а губы подрагивали.
– Спасаю её, – отозвался Йойки и осторожно вырвал одно ультрамариновое пёрышко с груди птицы гиуру.
При свете электрической лампы перо переливалось всеми оттенками синевы. Но Йойки понятия не имел, что с ним делать дальше. Он мог только понадеяться на свою интуицию и прислушаться к своему сердцу, как ему всегда советовала Юка.
Сердце.
Йойки бережно приподнял воротник рубашки Юки, расстегнув несколько первых пуговиц, и положил ультрамариновое перо на сердце девушки. Перо дрогнуло и застыло в неподвижности.
Он ждал. Время снова остановилось, и не было слышно даже тиканья старых карманных часов. Ничего не было.
Когда-то давно Юка учила его верить. Учила его ждать чудо, даже если всё против тебя, даже если просвета не видно. Она учила надеяться.
Прости меня, Юка. Мне никогда не стать таким же сильным, как ты. Моей веры не хватило на то, чтобы вспомнить тебя тогда, когда я был так нужен тебе. Я был слишком поглощён своими мелкими проблемами, чтобы заглянуть внутрь себя, а ты всегда была права, и лучше меня на мои вопросы не ответит никто. Я был слишком занят собой, рисованием, выставкой и прочими, совершенно пустыми и ничего не значащими вещами, а ты в это время страдала от моего непонимания, ты всё время была рядом с человеком, который не был рядом с тобой. Прости меня. Я оказался слишком слаб, но ты оказалась такой, какой я всегда тебя знал и любил. Юка. Прошу тебя, вернись. Я верю.
В какой-то момент стало совсем тихо. Но этот момент был подобен мимолётной вспышке, а потом всё снова стало таким, каким было. Карманные часы продолжили свой ход, а сердце Юки снова начало биться.
Ультрамариновое перо на её груди вспыхнуло и исчезло, оставив крохотный розоватый след ожога на коже. Рука Юки дрогнула, и тут же дрогнули веки. Юка открыла глаза.
Еми вскрикнул от радости, и по щекам его покатились искренние слёзы радости. Йойки чувствовал, что и сам он плачет и смеётся одновременно.
– Юка, Юка, Юка, – только и шептали его губы.
Юка слабо улыбнулась.
– Йойки, – произнесла она. – Еми… Почему вы оба плачете? Что случилось?
– Ничего особенного, кроме того, что ты только что умерла и воскресла! – воскликнул Еми.
Юка непонимающе заморгала.
– Я умерла?
– Всё это сейчас неважно, Юка, – Йойки сжал её руку и наклонился к ней.
Юка поймала его взгляд, испуганно вздохнула, и тут же всё поняла. Йойки снова смотрел на неё, как раньше.
– Йойки… – прошептала она. – Ты вспомнил, да? Пожалуйста, скажи, что ты вспомнил!
– Да, – улыбнулся Йойки. В тот момент ему казалось, что он наконец-то вернулся домой. – Я вспомнил.
Юка заплакала. Они приподнялась на кровати, и Йойки обнял её, прижимая к себе крепко, но осторожно, чтобы не причинить боль ослабевшей девушке. Он вдыхал запах её волос и не мог остановить слёз, слёз невыносимой радости, боли и сожаления обо всём, чего он так и не смог для неё сделать.
– Юка, я так скучал, – шептал он. – Прости меня. Я был слепым. Прости, мне так жаль.
– Я тоже скучала! Йойки, пожалуйста, не вини себя ни в чём! Я так счастлива, что память вернулась к тебе, а всё остальное уже не важно… Йойки.
Позади откашлялся Еми, ненавязчиво напоминая о своём существовании.
– Я, конечно, понимаю, вы до смерти рады друг другу и всё такое, но, между прочим, я тоже переживал за тебя, Юка!
– Да, конечно, я знаю! Не обижайся, Еми! Дай мне тоже обнять тебя!
И они обнялись, и Еми что-то шепнул Юке на ухо, отчего та смутилась и коротко рассмеялась, шутливо стукнув Еми по спине. Йойки с подозрением наблюдал за ними обоими, а потом сказал:
– Теперь-то я знаю, что ты вовсе не брат Юки. Тогда кто же ты такой, Еми?
Еми рассмеялся и ответил:
– Не волнуйся, не собираюсь я уводить у тебя Юку. Мне вообще-то нравятся девушки постарше. Но в каком-то смысле я действительно её брат. Можно сказать, что у нас духовное родство, правда, Юка?
Юка с готовностью кивнула:
– Познакомься, Йойки, это Еми Моотоко, друг детства моей Каны.
Йойки вытаращил глаза:
– Так ты тоже иенок?
– О, нет! Похоже, ты так и не понял, о чём я тебе толковал всё это время! Я человек, такой же, как и ты. Просто так вышло, что ко мне… нечаянно вернулась память. Вот так. На самом деле это долгая история, а вам с Юкой, несомненно, захочется поговорить о чём-нибудь другом, не правда ли? – и он подмигнул обоим.
– А ты что будешь делать? – спросила Юка обеспокоенно.
– Посижу в коридоре. Не волнуйтесь за меня. Вам нужно побыть вдвоём и многое обсудить. Но только не очень долго! Тебе нужно ещё и отдохнуть, Юка!
– Хорошо, хорошо, – Юка улыбнулась, провожая глазами выходящего Еми.
Несколько долгих мгновений в палате снова царила абсолютная тишина. Юка поглаживала перья Тихаро, нашёптывая слова благодарности.
Йойки снова опустился на край постели. Они с Юкой молча смотрели друг на друга. В этом взгляде было больше, чем могло уместиться в любых словах. А потом Юка не выдержала и сказала с улыбкой:
– Ох, Йойки! Ты бы себя видел! У тебя такое серьёзное лицо! Расслабься!
– Юка, послушай… Мне так жаль… – дыхание сбивалось, и Йойки не мог ничего произнести так, как хотел бы.
– Чего тебе жаль? – прошептала Юка. – Ведь всё хорошо, правда?
– Мне так жаль, что я… Я должен был вспомнить тебя раньше. В тот самый момент, когда мы только увиделись. Должен был.
– Ну, перестань! Ты ни в чём не виноват!
– Нет, я никогда не смогу себя простить… Ты нашла ответы, ты пришла ко мне, а я вёл себя с тобой, как с чужой.
– Но ведь я и так была для тебя чужой! Я была рада уже тому, что ты захотел общаться со мной! – Юка осторожно коснулась его волос.
Йойки закрыл глаза. Он не понимал, как мог жить без неё всё это время. Не понимал, как мог вставать по утрам, рисовать, ходить по делам и просто дышать. Без её смеха, её прикосновений. Без памяти о ней.
– Мне сложно объяснить, но со мной что-то происходило, – сказал он, пытаясь восстановить дыхание. – Но только когда ты оказывалась рядом, я чувствовал себя самим собой. Чувствовал себя свободным и просто счастливым. Мне становилось легко, я снова мог дышать полной грудью. Это тревожило меня. Ты не представляешь, как тяжело это – жить, не понимая, что с тобой не так, но чувствуя, что тебе чего-то не хватает. Не хватает так сильно, что трудно дышать. Не хватает до боли.
– А мне казалось, ты вполне доволен своей новой жизнью…
– Да ты с ума сошла! Я был сам не свой! Я не находил себе места в этом мире! Конечно, бывали моменты, когда я ощущал себя счастливым. Но никогда – наполненным. Понимаешь? Даже в самые счастливые моменты мне было тяжело. Я страдал по той утраченной части себя. И эта часть была у тебя.
– Йойки… – Юка привлекла его к себе, и Йойки положил голову ей на плечо. – Я даже рассказывать не хочу, что чувствовала я. Не хочу вспоминать всё это. Я только рада, что это закончилось.
– Знаешь, в тот день, когда мы были на озере… Когда мы бежали… Несмотря ни на что, это был мой самый счастливый день за эти два года здесь.
– Да… Для меня тот день тоже был особенным. Мы как будто снова вернулись друг к другу. Как будто снова были самими собой.
– Так ты поэтому пришла вчера к тому месту?
– Да. Мне казалось, в этом месте есть часть того, какими мы были. Йойки… Честное слово, я совсем не собиралась умирать. Я просто села там и вспоминала нас. И мне было так хорошо в тот момент… Я сама не поняла, как всё это случилось.
Йойки снова вздохнул:
– Какой же я идиот! Неужели не было другого пути! Неужели тебе обязательно нужно было умереть, чтобы память вернулась ко мне?!
– Кто знает, – Юка усмехнулась. – Может, тебе полезно было так встряхнуться, чтобы у тебя всё в голове вернулось на свои места? В любом случае, ты спас мне жизнь, Йойки.
– Нет. Это ты спасла мне жизнь.
Они помолчали какое-то время, а потом Юка сказала, вглядываясь в лицо Йойки:
– Ты всё-таки изменился… – и тут же, словно смутившись собственных мыслей, быстро добавила: – Но с твоими ушами по-прежнему что-то не так!
– Правда? – Йойки испуганно схватился за уши, и такой он был смешной в этот момент, что Юка не выдержала и громко рассмеялась.
– Ты меня обманываешь! Ах ты! – Йойки изобразил гнев, а потом рассмеялся вместе с Юкой.
Они хохотали и не могли остановиться. И вместе со смехом уходило всё то, что причиняло боль, и время словно пошло вспять.
И Йойки казалось, что ему снова четырнадцать. И как будто не было этих двух лет. Долгих лет. Наполненных холодом и смутной тоской по чему-то утраченному.
Йойки снова смеялся.
*
Сумерки тяжёлой пеленой опускались на Город. В Городе было тихо. Город словно застыл в ожидании чего-то. Небо нависло над домами, а снегопад прекратился, как будто тоже почувствовал приближение чего-то.
Йойки сидел за столом в своей комнате и рассматривал последние фотографии. Юка всё ещё была в больнице, но она уже стремительно поправлялась, хотя обескураженные врачи отказывались пока выписывать её. Прошло два дня, и за эти два дня Йойки обнаружил, что те два года всё-таки были. От них невозможно было уйти, отмахнуться. И особенно красноречиво об этом говорили почему-то фотографии. Множество снимков, которые Йойки делал на свой фотоаппарат, а потом распечатывал в ближайшем фотомагазине.
На снимках был он сам в окружении друзей, были там и пейзажи Города, но больше всего на снимках было Тио. Её улыбающееся лицо смотрело на Йойки с фотографий, и Йойки с трудом осознавал, что она была также реальна, как и всё, что окружает его сейчас и окружало всё это время.
«Йойки, я не хочу, чтобы ты винил себя за Тио, – сказала ему в больнице Юка. – Я знаю, ты действительно искренне полюбил её. И если ты хочешь остаться… остаться здесь вместе с ней, я смогу это пережить. Не волнуйся за меня. Просто подумай и реши, как тебе будет лучше».
И Йойки был благодарен ей за эти слова. Но он не собирался думать. Для него всё было решено. Впервые за два года он обрёл кристальную ясность в мыслях.
Йойки не очень хорошо умел выражать свои чувства в словах. Куда проще ему было выразить что-то при помощи кисти и красок.
Но когда он думал о Юке и Тио, для него даже не вставало вопроса выбора. Он с самого начала знал. Просто знал. Это не означало, что Тио он любил меньше. Не означало, что чувства его всё это время были ненастоящими. Они были настоящими.
Но чувство к Юке было особым. Его можно было сравнить с бескрайним вересковым полем, по которому хочется бежать навстречу горизонту и слышать, как ветер свистит в ушах. Только с Юкой Йойки мог быть самим собой. С ней он обретал утраченную часть себя. Она сделала его таким, каким он был сейчас. Она научила его верить. С ней он чувствовал себя свободным. Свободным и вместе с тем принадлежащим только ей. Юка – часть его самого, а сам он – часть Юки. И так было всегда. И так будет всегда. Йойки знал это. Верил в это.
Но он всё ещё не мог поверить, что она вернулась к нему. Он помнил тот день, когда уходил, так отчётливо, как будто это произошло вчера. Помнил, как поднимался по лестнице, а в висках стучало. Как ему было страшно. Очень страшно, хотя он и старался быть сильным и быть смелым. Но с каждой ступенькой, оставшейся позади, ему становилось всё хуже. И единственная мысль, помогающая ему тогда не сломаться и идти вперёд – мысль о том, что Юка вернётся к нему. Юка найдёт его. И он всё вспомнит. И они снова будут вместе. Если бы он не думал об этом в тот момент, он сошёл бы с ума.
И теперь всё это вернулось. Так отчётливо. И до сих пор не верится. Столько лет они ждали этого момента и боялись, что он никогда не наступит. Но он наступил, потому что они верили, потому что не сдавались. Значит, всё-таки они боролись не зря.
Юка сказала, что это первый случай в истории, и так далеко, как они, не заходил никто и никогда. И Йойки ласково взлохматил её непослушные волосы и сказал: «Это всё потому, что за дело взялась Юка. Если бы не ты, история так и не сдвинулась бы с мёртвой точки. Ты из тех, кому хватает духа всё изменить».
А Юка смущённо улыбалась в ответ, и на щеках её растекался алым румянец. И хотелось прикасаться к ней, не отпускать её рук, шептать ей что-то, прижимать к себе. Её близость сводила с ума, и Йойки казалось, что он слышит собственное сердцебиение. Ни с кем другим он не чувствовал ничего подобного никогда. Только её смех заставлял его сердце заходиться, её слова резали больнее всего и делали его самым счастливым. В её глазах был отблеск падающих звёзд-желаний, в её голосе – шёпот полевой травы. Юка. Юка. Юка. Её имя – молитва, которую он шептал когда-то давно в своей светлой комнате, сидя за столом и водя кистью по чистому листу. Её имя он шепчет сейчас, сидя перед застывшими обломками своего настоящего.
В дверь позвонили, и Йойки вздрогнул. Он знал, кто пришёл, и понял, что по-прежнему не знает, что сказать, хотя вот уже второй день он только и готовил себя к этому разговору.
Бросив последний взгляд на стопку фотографий на столе, Йойки пошёл открывать дверь.
Тио улыбнулась, увидев его. А Йойки гадал, как она могла за такое короткое время стать настолько далёкой. Как резко изменилось всё, что он знал о себе. И это изменило и всё остальное.
– Серьёзный разговор, да? – спросила Тио с улыбкой, разуваясь и вешая пальто.
– Да… – Йойки не узнавал собственный голос. – Это действительно серьёзно, Тио.
Они прошли в комнату Йойки и сели за разные концы стола. Йойки словно стеснялся даже случайной близости с ней. Теперь.
– Тио, послушай, я… – начал было Йойки, но она резко перебила его и покачала головой:
– Ты уходишь, правда? Я знаю, ты собираешься уйти куда-то. Я поняла это ещё когда увидела тот сон, где ты поднимаешься по лестнице.
– Тио…
– Нет, подожди. Не говори ничего. Я всё понимаю. Я поняла это сразу, как только увидела, как вы разговариваете в больнице.
– Но это не то, что ты думаешь! Позволь мне объяснить!
– Тебе совсем не обязательно оправдываться, Йойки. Ведь я ни в чём тебя не виню, – она опустила голову, и голос её дрогнул. – Если ты должен уйти, уходи. Я снимаю с тебя все обещания. Не вини себя за то, что не можешь выполнить их.
Йойки испугался, что она заплачет, потому что не представлял, что ему делать тогда. Поэтому он быстро заговорил:
– Тио, ты ведь знаешь, как ты важна для меня. Ты стала моим первым настоящим другом здесь. Мы понимали друг друга, и у нас было много общего. Хотя бы ради всего, что у нас было, позволь мне всё рассказать тебе!
Тио слабо кивнула:
– Конечно, Йойки. Я слушаю.
– Возможно, тебе будет нелегко поверить мне… Я бы и сам не поверил, если бы всё это рассказали мне три дня назад. Но что-то подсказывает мне, что ты поймёшь, ведь ты такая же, как я. Ведь ты тоже была по Ту Сторону. Теперь я знаю, что ты всего лишь попала сюда на два месяца раньше, чем я…
И Йойки начал говорить. Он рассказал всё с самого начала. Про мир иенков. Про Стену. Про то, чем на самом деле были их сны. Про Юку и про то, чем они были друг для друга когда-то. Про то, как они расстались. И как снова встретились. Не сказал лишь того, что этот Город так и не стал для него домом, и навсегда останется клеткой, где невозможно дышать полной грудью. Этого Йойки почему-то сказать не мог.
Тио выслушала его внимательно. Она всегда хорошо умела слушать. Её глаза были темны, но Йойки видел в них интерес, и это успокаивало его и помогало продолжать. Когда он замолчал, Тио вздохнула и сказала:
– Знаешь, если бы я не знала тебя так хорошо, я бы подумала, что это такой оригинальный способ бросить меня.
Йойки неловко рассмеялся. И Тио неожиданно улыбнулась в ответ на его смех. Улыбнулась беззлобно, без обиды и недоверия, которого он так боялся:
– Но я знаю тебя достаточно, Йойки. И я верю тебе. Знаешь, наверное, часть той веры, которой тебя научила Юка, передалась и мне. Ну и конечно – мои сны. Ведь я тоже вижу их. Вижу все те места, хоть и не помню ничего об этом. И мне так странно слышать сейчас всё от тебя. Словно кто-то пересказывает тебе твою собственную жизнь, в которой ты посторонний персонаж. Всё это не вызывает у меня никаких чувств. Почему же память не возвращается ко мне?
– Наверное, всё не так просто. Но скажи мне, Тио, ты бы хотела вернуться туда? Хотела бы, если бы вспомнила хоть что-нибудь?
Тио покачала головой.
– Не знаю, Йойки. Это место, этот Город, он всё-таки стал моим домом. Здесь Ким и Клаус, художественная школа, моя бабушка… А что у меня есть там, По Ту сторону Стены? Даже не знаю.
Йойки медленно кивнул и задумался. Совсем недавно он рассуждал бы точно так же. Йойки подумал, что проживи он в Городе ещё какое-то время, он тоже привык бы к этому месту, и, возможно, даже полюбил его. Он смотрел на Тио и понимал, что она такой же человек, как он сам, и вместе с тем, совсем другая. Йойки казалось, что он не принадлежит ни к людям, ни к иенкам, ему словно чего-то не хватало, чтобы отнести себя к тому или другому виду. Кем же он был тогда?
От этих мыслей стало не по себе. Остро, невыносимо захотелось, чтобы Юка оказалась сейчас в этой комнате.
Но напротив него сидела Тио и рассматривала Йойки своими тёмными печальными глазами.
– Скажи мне одно, Йойки, – она вздохнула. – Если бы ты с самого начала знал всё это, если бы ты вспомнил раньше… у нас бы всего этого не было, правда?
– Ты, наверное, хочешь узнать, жалею ли я о том, что было? Я не жалею, Тио. Мне было дорого каждое мгновение, проведённое с тобой.
В её глазах блеснули слёзы, и она тут же отвернулась:
– Хорошо. Спасибо, Йойки.
– За что же? – изумился Йойки. – Почему даже сейчас ты благодаришь меня? Ведь я причинил тебе боль.
Тио покачала головой.
– Нет, не говори так! Ты же знаешь, что нельзя прожить жизнь, не сделав кому-то больно, даже если ты совсем этого не хочешь. Ты изменил мою жизнь, Йойки, и это главное. До встречи с тобой я была запуганной, забитой девочкой, не верящей в собственные силы и готовая отказаться от своей мечты из страха перед матерью. Ты научил меня смотреть в будущее без страха, верить в себя и идти к своей мечте. Вот за это я благодарна тебе. И, конечно, ты очень помог мне с Выставкой. Я так долго мечтала об этом. А теперь я как будто впервые ясно увидела свой жизненный Путь. Ты помог мне сделать первый шаг, Йойки. Дальше мне придётся идти самостоятельно, – и Тио улыбнулась так радостно, что сердце Йойки сразу оттаяло, а чувство вины перед ней осело на дно его сознания.
