сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 147 страниц)
— Барсук пустит через локомотив, когда тот на ходу? — поинтересовался я. Чёрный лишь удивился, пожав плечами.
— Куда же он денется? Пустит конечно…
В общем-то, мы действительно прошли без проблем — более того, на обратной дороге машиниста нашего мы даже не увидели. Странно, потому что тот обычно носился как угорелый с этими локомотивами, а сейчас, судя по всему, валялся где-то пьяный в усмерть. Странно — перед Москвой вообще положено привести всё в порядок…
Терминатора мы нашли быстро — он сидел в своём купе, вместе со всеми, чистя свой пулемёт. Зрелище это было то ещё — разобранный пулемёт песца занимал весь стол, пол, верхние полки и пасть полярного лиса. Наверное, именно поэтому посмотреть на это хотели все.
Доберман, пожав плечами, сказал, что это не самое лучшее время рассказывать нашему товарищу о секретных планах командования, но на правах старшего, я приказал ему собрать пулемёт обратно и привести его в полную боевую готовность. Песец недовольства не высказал, но намёк понял — он видел, как нас увёл шакал, и знал, что разговор был не за милые глаза.
Мы вошли в пояс хаоса, что лежал вокруг Москвы. Это была огромнейшая свалка радиоактивного и крайне опасного мусора, окружающая столицу почти что неприступным кольцом. За пару километров до пояса начиналась выжженная пустыня, земля которой была покрыта двухметровым слоем стекла, за ней — руины бывшего Подмосковья. Пояс хаоса образовался ещё во времена войны — когда Москву всячески пытались разбомбить, уничтожить и сжечь — русские системы противовоздушной обороны работали настолько хорошо, что ни одна ракета, бомба или самолёт не долетели до Москвы. Их путь заканчивался здесь — на границе дальности поражения средств ПВО. Всего пять километров от границы города, но впечатляющая эффективность. Странно, что с любой высоты любая техника падала в одно место, точнее в один радиус от центра Москвы.
Пока терминатор собирал свой пулемёт, я сидел у окна, разглядывая причудливые остатки оружия последней войны. Самолёты, неразорвавшиеся бомбы, танки и огромные баллистические ракеты. Одна такая ракета крайне вызывающе стояла посреди свалки, возвышаясь над остальным хламом — специально или нет, но почему-то она стояла логично, верхом смотря на небо, основанием упираясь в гору хлама. Это была последняя ступень от огромной ракеты — именно в ней был ядерный заряд, о чём недвусмысленно намекал нарисованный на корпусе огромный жёлтый знак радиоактивной опасности. Конечно, никакой радиации там давно не было — уран вытащили и пустили в оборот, но верхушка ракеты тоже недвусмысленно чуть-чуть наклонилась в сторону центра Москвы, как будто всё ещё хотела долететь до своей цели…
— Внимание! — раздался громкий голос нашего машиниста по громкой связи, — Торможение через две минуты!
— Быстро же они, — проворчал доберман, — Пойдём к себе.
— Терминатор! — позвал я песца.
— Да? — он быстро собрал оставшиеся части пулемёта в одну кучу, чтобы не разлетелись по всему вагону при торможении.
— Ждём тебя у последнего вагона. Сразу же.
—Что-то несём? — догадался песец.
-Именно.
========== 6. Паровоз как глыба льда. ==========
— Повторяю: всем приготовиться к торможению! — заорал матюгальник в нашем вагоне, — До торможения осталось десять секунд!
За окошком уже начинался индустриальный пейзаж — конечно, от вандализма никакие противовоздушные системы не спасли. Огромные разорённые и занятые территории: вся Москва была поделена на несколько десятков частей, и зачастую с довольно неплохо вооружёнными воинствующими группировками.
— Держись! — Добб дал мне по затылку и насильно прижал мои лапы к поручню.
Весь поезд тряхнуло, и меня прижало к доберману. Сам он встал довольно хорошо, ухватившись за проём между купе в нашем вагоне. Я уткнулся мордой в его плечо, недовольно засопев.
— Спасибо… — поблагодарил я, как только сила моей инерции ослабла настолько, чтобы я мог спокойно стоять.
— Как всегда, не за что, — довольно рыкнул Добб. Ему при торможениях везло куда меньше, особенно, если он спал.
Скрипя тормозами, поезд прибывал на вокзал. На моей памяти это происходило уже шестой раз, и каждый раз встречали нас одним и тем же.
Торгаши заполнили всю платформу, но команды на выход пока не было. Я, как старший по вагону, должен был пойти и открыть дверь — разве что, за меня это делали едва ли не в десять раз чаще, чем мне полагалось. Но дверь в вагоне — это такие мелочи — мы были в Москве, а, значит, очень многие должны были пойти в свои отпуска. Поначалу я думал, что шакал позвал нас именно за тем, чтобы выдать отпускные — но теперь приходилось вновь вооружаться и отправляться в путь.
— Пошли к терминатору, — сказал доберман, вынимая из-под сидения свой гранатомёт вместе с полным боезапасом. Гранат, которые он взял с собой, хватило бы ещё на три обоймы.
На его фоне мой ручной пулемёт смотрелся немного уныло, но куда эффективней: у меня и патронов было побольше, но всё это было не важно. Пока все сидели по своим местам в вагоне, разглядывая причудливую архитектуру Москвы, я и доберман прошли до самого конца, где и встретили нашего белого пушистого друга в полном вооружении.
— Ну что, красавцы, я к бою готов! — поприветствовал он нас, — Про задание мне уже рассказали — возни и грязи будет много!
— Откуда ты знаешь? — спросил я.
— Так наш командир прошёл, рассказал, — довольно громко сообщил песец, взмахнув тяжёлым блоком стволов.
— Ты бы так не орал… — попросил его доберман, поправляя лямку пулемёта, — Всё-таки мы — настоящие…
— Я знаю, Добб. Между прочим, именно поэтому он разрешил мне оставить все семь ящиков авиационных патронов — представляешь! Они в два раза мощнее тех, которыми я пользовался раньше — почти не отсырели!
— Рад за тебя.
— Так, парни, собрались и пошли, — я махнул лапой, — у нас куча работы, а я, между прочим, ещё погулять хочу.
Два моих тяжело вооружённых друга дружно кивнули и пошли на выход. Выполнив свою прямую обязанность — открыв дверь вагона зверям — я выпрыгнул на перрон, сразу толкнув плечом какого-то пса, протягивающего мне прямо в лапы большую спелую грушу:
— Покупай! Не дорого отдаю, в хорошие лапы — сам знаю!
— Другого лоха найди…
Когда позади меня спрыгнули ещё двое, вооружённые редчайшими видами оружия, торгаши расползлись сами собой. Я махнул лапой — надо было идти к концу состава, на противоположную сторону — путь предстоял через весь перрон, и быть лёгким он не обещал.
— Так, парни, я без вас не справлюсь, — я отступил на шаг, — Терминатор, давай вперёд, а мы за тобой — твоей пушки все боятся.
— Как скажешь, ты у нас босс, — песец ухмыльнулся и, расталкивая нерадивых зверей на ходу, пошёл к концу состава быстрым шагом.
Уже отсюда я увидел двух псов, вместо обещанных ящеров — чёрных, одетых в деловые строгие костюмы — разве что без ботинок. Выглядели они почти как люди в этих нарядах — только бы морду им скрыть. К ним многие подходили, но те лишь холодно качали головами, отрицая и отталкивая от себя всех, кто имел наглость быть назойливым. К ним мы и направились.
Приближались мы довольно заметно, и поэтому псы заметили нас задолго до того, как мы бы могли заговорить с ними. В лапе у одного из них было три папки: две небольших и одна просто огромная. Я догадался сразу — это наши личные дела — тонкие это на меня и песца, а толстое — на Добба. Там, наверное, хранилось всё, что он успел наделать за все свои триста с лишним лет своей жизни. Именно его дело пёс и изучал, когда мы подошли к ним.
— Две тысячи пятьсот третий год рождения? — поинтересовался ризеншнауцер, похожий на нашего снайпера, — что, правда?
— Так точно! — рявкнул доберман, вставая по стойке смирно. Мы втроём вытянулись в струнку — раз уж если они любили строгость, то будем строгими с ними.
Второй пёс ничего спрашивать не стал, просто молча сравнил наши морды с фотографиями на личных делах. Сочтя сходство боле чем значительным, он хмыкнул и махнул лапой через плечо:
— Следуйте за нами.
Переглянувшись, мы подняли оружие и пошли за псами. Проводили нас как великих заговорщиков, и я готов был поспорить — расспрашивать о том, куда нас водили, будут с большим пристрастием.
Представители местной власти или может быть учёных, да в принципе неважно кого, повели нас какими-то окружными путями, мимо старых, заброшенных локомотивов и перекопанных рельс.
Сам вокзал представлял собой довольно удручающее зрелище: здание, которое должно было давным-давно развалится, но держалось исключительно на молитвах местных обитателей и продавцов. От былого великолепия не осталось и следа — два из четырёх крыльев самого здания обрушились, а из девятнадцати платформ осталось только три, из них одна под склад тех запчастей, которые собирали в окрестностях, чтобы ремонтировать поезда. Здесь же устроили небольшое депо — там стояли несколько вагонов и небольшая ремонтная мастерская. Наш машинист всю стоянку в Москве будет туда бегать — его поезд не единственный в России, но определённо самый большой и значимый.
Меня и двух бойцов повели в заброшенное, ненужное крыло здания вокзала. Даже несмотря на его «ненужность», его старались удержать от обвала не менее тщательно, чем единственную рабочую часть здания. Войдя внутрь, мы все увидели множество новых, самодельных колон, подпорки стен и многое другое.
Часть стены старого крыла была аккуратно разобрана, а вместо неё вставили довольно большие деревянные ворота. Под ними виднелись рельсы, которые уходили на улицу, а кончались в зале ожидания.
— Что это вы это место в ангар переделали? — поинтересовался доберман, но наши провожатые только пожали плечами — видимо, и сами знали не больше обычных курьеров. Просто их груз был не такой опасный и живой. Даже находиться в огромном, светлом зале было немного боязно — я ещё никогда не видел таких огромных помещений и откровенно думал, что потолок крайне ненадёжный. Выглядел он очень тяжёлым, и шансов на выживание при его обвале у нас было крайне мало. Но псы и сами явно торопились уйти из зала ожидания побыстрее — вскоре мы уже шли по тесному, уютному и надёжному коридорчику.
Хотя в нём тоже было немного не по себе — стены, наполовину выкрашенные в тёмно-синий цвет, а наполовину в жёлтый, резали глаза и оставляли после себя ощущение жуткого дискомфорта — одному лишь Доббу, который на половину был из метала, было плевать на всё. У меня ещё оставалось ощущение, что мы постоянно спускаемся.
Наконец появились первые двери. Окраска стен с жёлто-синей сменилась на нормальную, белую. Мы встретили ящера — в белом халате, с маской на морде и даже в шапочке. Зелёный, зыркнув на нас, скрылся в одной из дверей и там чем-то зашумел.
Но псы не обратили внимания на него — наконец-то мы пришли. Здесь, совсем рядом с вокзалом, оказывается, была довольно высокотехнологичная медицинская лаборатория — а это не могло не радовать. Постепенно мы дошли до центра — а точнее нас впустили в операционную, где оставили втроём.
Вообще, три грязных, не мытых и крайне лохматых солдата, оставленные в стерильно чистом, белом интерьере, на мой взгляд, смотрелись более чем комично. Я немного подустал, но отложить и даже поставить оружие на пол не смел — так всё было чисто. Ни один из моих коллег — тоже, хотя Добб явно заманался таскать свой гранатомёт в боевом положении. Только он захотел перевесить его на спину, как в операционную вошли два врача — тоже ящеры, все в белом и стерильном.
— Оружие на кушетку, ко мне в очередь, — проворчал один их них, натягивая на свои лапы латексные перчатки. Другой, очевидно, его помощник, бросился стелить на кушетку клеёнку.
Ящер, который командовал, открыл небольшой сундучок на полу — закрывался он на чисто символический ключ, который песец разломал бы без всякого труда. Там оказалось несколько шприцов, пачка таблеток и три капельницы — как раз на нас троих. Первым он взял довольно увесистый шприц, полный мутной желтоватой жидкости.
— Ну? — спросил он через повязочку, сняв колпачок с иглы.
Я попросил Добба пройти первым. Тот попросил терминатора, который, в свою очередь, сказал, что я, как старший по званию, должен идти первым.
— Стайка детсадовских девочек-целочек и то храбрее, — прошипел ящер через свою повязку.
Я что есть силы шикнул на добермана через сжатые зубы. Песец зарычал, а Доберман оскалился на него.
— Старший по званию пойдёт последним! — рявкнул я, показывая пальцем на доктора. Ящер усмехнулся, хлопнув себя по лбу.
Доберман рыкнул на меня, выражая своё негодование, и подошёл к врачу. Не церемонясь, ящер хлопнул пса по спине — доберман выдержал это стойко как никогда.
— Железный? — спросил доктор.
— Кто железный?
— Позвоночник твой!
— Так точно.
— Киборг?
— Так точно, — отвечал доберман без лишнего энтузиазма.
— Модель?
— Д-тысяча.
— Ага, понятно. Заголяй, — велел ящер, похлопав добермана по заднице.
Мы с Терминатором не выдержали, прыснув в кулаки. Пёс, казалось, готов был покраснеть.
— А по-другому никак? — спросил он.
— Модель твоя достаточно поздняя — у тебя всё естественным путём, — сказал ящер.
Сжав зубы от злости, пёс скривился, расстёгивая ремень и чуть-чуть приспуская армейские камуфлированные штаны. Ящер на это посмотрел, сидя на своём кресле и нетерпеливо сжимая шприц.
— Чё ты мнёшься как девочка-целочка?!
Доберман приспустил штаны ещё и зажмурился.
— И это — лучшие? Да я таких лучших косторезом порубаю… — посетовал он, вводя толстую иглу под шерсть доберману. Добб сжался, заскулил немного, но явно в шутку. Не знаю, чем можно напугать пса, который гвоздём вынимал из своей руки пулю, и уж тем более, как ему сделать больно. Доктор ввёл всё содержимое внутрь и отложил шприц в отработку.
— Вот… И не вздумай лизаться, псина ты шелудивая… — напутствовал доктор, ещё раз похлопав добермана чуть ниже его короткого хвоста, — Следующий! Ты никуда не уходи, ещё не всё…
Я кивнул песцу, чтобы тот шёл к доктору. После того, как мы узнали, что нас ждёт, терминатор подошёл к доктору вполне уверенно.
— У тебя что железное? — спросил ящер, готовя следующий шприц.
— Экзоскелет модели Э-600 внешний, — бодро, как на параде, ответил песец.
— Ага. Ты тоже заголяй, — усмехнулся врач.
Полярный лис, издеваясь над нами, бодро повернулся к доктору и быстро снял штаны чуть ли не до колен, чуть наклонившись вперёд. Ящер, сохраняя свою естественную хладнокровность, немного ошалел от вида задницы песца.
— Я ведь могу и в очко кольнуть, — предупредил он. Сконфузившись, белый натянул свои штаны обратно и получил свой укол. Недовольно виляя хвостом, он отошёл к нам и гневно посмотрел на меня. Пожав плечами, я шагнул к ящеру.
— Ну, а у тебя что? — уже куда добрее спросил доктор, снимая колпачок с иглы.
— А у меня ничего, — спокойно ответил я, пожав плечами. Доктор кивнул мне и сказал:
— Надеюсь, ты знаешь, что нужно делать.
Я спокойно развернулся к нему задом и чуть приспустил штаны. Укол был довольно грубым, но явно профессиональным — лапа зелёного даже не дрогнула, и боль прошла сразу же, как только из меня вывели иглу. Я натянул штаны и подтянул ремень.
— Так, теперь вот, — ящер достал из медицинского ящика пачку таблеток, — Тебе, железный, одну, любителю показывать задницу кому не попадя — три. Тебе — четыре.
Он выдал всем по нужному количеству запакованных таблеток. Перевернув плашку, я прочитал дату изготовления.
— Это что — довоенные таблетки?
Доберман между тем спокойно проглотил свою таблетку и повёл плечами, ожидая эффекта. Песец же немного притормозил — только я ещё не выдавил свои таблетки из пластика.
— Не хочешь — не пей, — спокойно ответил ящер, пожав плечами.
— А они не испортились? — поинтересовался я, вертя небольшие пилюли.
— Такие вещи не портятся, друг мой, — ответил за ящера Добб, — Это анти-радин, да?
— Он, родимый, — подтвердил ящер.
Я посмотрел на таблетки — уж если Добб сказал, что это можно есть — значит, это действительно меня не убьёт.
— Ууу… — потянул песец, который успел проглотить свою порцию, — всё, что нас не убивает, делает нас сильней?
— Да, — подтвердил доктор, — препарат слабый — прикроет вас от радиации на несколько часов, которых вам должно хватить.
— Что он делает? — спросил я, проглатывая свою самую большую порцию, — Просто интересно.
— Замораживает все процессы в вашем организме. Не будет хотеться ни спать, ни есть, ни даже на горшок сходить. Можете не волноваться — полностью протестирован — сам участвовал…
— И как?
— Как видишь — жив ещё.
Ящер отдал нам по три капельницы с иглами, недоверчиво посмотрев на нас.
— Надеюсь, вы знаете, как этим пользоваться? А, впрочем, не важно. Это крайняя мера — если кто-то из вас попадёт под сильное облучение на месте.