сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 147 страниц)
Оглянувшись, я снял одеяло и кинул его на кушетку — оказывается, меня ещё и вымыли. Шерсть, по-моему, никогда ещё не была такой чистой и ухоженной. Но это ненадолго — принять душ было роскошью. Жаль, что я этого не запомнил.
Натянув штаны, застегнув ремень с подсумком и накинув куртку, я взял в лапу разгрузку и лямку пулемёта — сейчас не хотелось одеваться полностью. Путь от операционной наружу я запомнил хорошо — по нему и пошёл, натыкаясь на ящеров-врачей, которые смотрели на меня с подозрительным пониманием и даже как-то приветливо. Но сейчас мне было плевать на это — с лёгкой улыбкой, я, слегка подпрыгивая на ходу, шёл мимо них, как герой на параде. Пулемёт я всё-таки закинул за спину — так и смотрелся лучше и ходьбе не мешал. Как только я вышел на улицу, я потянул носом запах свежей гари…
Сейчас, при свете дня, я удивлялся тому, какое расстояние умудрились пробежать Терминатор и Добб, удирая от погони. Вдалеке стайка каких-то зверей разбирала на запчасти и металлолом покореженные Бурым машины — они отсюда напоминали заботливых муравьишек, что, завидев кусок еды на асфальте, немедленно организуют к нему дорогу, сбор и доставку в муравейник. Только у них муравейника не было — всё растаскивали куда-то по сторонам, и работали, очевидно, те же самые бандиты, только более беспринципные.
Посмотрев на вокзал, я понял, что наши времени даром не теряли — на крышах появились «гнездовья» снайперов, около ворот вокзала — часовые, патрули. Похоже, мы привлекли к себе слишком много внимания — теперь стоило поставить охрану, чтобы та же группировка, что на нас напала, не вздумала мстить.
Отдав честь часовым, я вошёл внутрь вокзала — просторное, светлое помещение с чудом сохранившимся огромным окном, выходящим в сторону платформ.
Когда-то этот вокзал был гораздо ближе к Москве, и его называли Ярославским, но времена сделали своё дело — центр застраивался, и там было не место железным дорогам. Вокзал перенесли — разобрали по кусочкам и перестроили здесь — достроив большую часть того, что сейчас порушилось или было непригодно к использованию. Главный терминал после войны превратился в огромный госпиталь — до сих пор отголоски этого были собраны в подвалах здания. Но там было собрано всё самое важное и ценное из всего, что осталось здесь после окончания войны. За это стоило бы сказать спасибо тем ящерам, что это собрали — и тут-то до меня дошло!
Мне кто-то вчера врезал в глаз! Действительно, а из-за чего это бы мне так взять и потерять сознание? Нападавший был довольно сильным — я всё-таки далеко не хиляк…
Я быстро пересёк терминал вокзала, обходя разбитые палатки и редкие кострища — откуда только дрова взяли? Направление спрашивать не пришлось — и так было понятно, что я проспал что-то. На платформе было построение.
Я вышел из здания, встав под навес и смотря на всех наших бойцов, которые выстроились в ряд. По ряду ходили звери — я даже знал, что их должно быть ровно двенадцать — и выдавали жалование за последние три-четыре месяца. Сущие копейки, на самом деле — но этого должно было хватить тем, кто хотел оторваться в Москве или помочь своим родственникам.
Одним из двенадцати должен был быть я — и пока что не видел, кто меня заменят, но наверняка это был Добб. Никому другому Шакал такое важное дело не получил бы, да и к тому же он доверял ему как мне. Я не решился выходить из-под навеса, так как на улице моросил дождик, а я в кои-то веки был чистым и ухоженным. Хотя смотр бойцов проводил наш генерал — я всегда мог сказать, что только что очнулся и пришёл сюда — не в форме, расхлябанным и вообще не солдатом. У меня отпуск.
— Эй! — раздался знакомый голос за моей спиной. Я обернулся.
— Добб? А разве не…
— Ничего я не раздаю. За наш вагон шакал раздаёт сам, — кивнул он. Доберман был удивительно одет — кожаный плащ, чёрные штаны, рубашка. Даже пояс снял, на котором у него обычно болталась «подпитка» для системы жизнеобеспечения.
— На парад собрался? — подколол я своего друга.
— На гражданку. Триста лет службы меня очень утомили.
— Ты так говоришь, будто ни разу в увольнительную не ходил! Не говоря уж о самоволках…
Доберман громко засмеялся, но в строю на нас не обратили внимания. Мы с ним наконец-то поздоровались по своему обычаю — стукнув друг друга кулаками.
— Куда ты свой гранатомёт-то дел?
— Отдал командиру на хранение, — спокойно ответил Добб, — Генерал обещал поощрить, кстати и после увольнительной.
— Чего это он такой щедрый?
— Да, змей его знает. Говорит — отлично справились, были первыми. До этого из института никто такое топливо не выносил — опасно, мол.
— На своей шкуре убедились, как опасно…
Я почесал у себя промеж ушей и покосился на свой пулемёт. Наверное, стоило его сдать, а это было невозможно до окончания построения.
— Может, оставишь его? Мне непривычно без оружия… — предложил Добб.
— Да, а мне-то как непривычно, что ты без оружия. Хотя нет. Вот Терминатора без своего пулемёта увидеть — вот это из ряда вон! Да, кстати! Кто меня вчера бил? — спросил я.
— Ага, круто он тебя приложил. Это был мэр Москвы.
— ЧТО?!
-Нет, друг, это был кто. Мэр Москвы. Он тебе по морде заехал — а ты сразу отрубился. Ну тут мы с песцом подоспели, ящера скрутили. Мотивацию так и не выяснили. Он пытался и нас побить, но ты же знаешь… — доберман постучал себя в грудь, — Мы с Терминатором не из робкого десятка. Он всё что-то шипел про то, какие мы гады, ублюдки и прочие…
— Что ему в голову взбрело?
— Говорят, пацифист он.
— Ах, это…
На платформе высокая фигура в шинели с фуражкой с высокой тульей, из-под которой виднелся нос красного змея, махнула лапой — все солдаты разошлись по вагонам. Я кивнул головой доберману и поднялся на платформу. Наше появление не прошло незамеченным. Змей, слегка улыбнувшись, повернулся к нам, заложив лапы за спину. Одет он был довольно тепло — в длинную шерстяную шинель и хромовые сапоги специально под его лапы. Змею в такую погоду надо было беречь тепло — он вообще должен был бы дрыхнуть в спячке — ан нет. Держался.
Мы подошли с Доббом к змею и отдали честь, встав по стойке смирно.
— Вольно, — кивнул генерал, посмотрел на нас из-под козырька фуражки и хитро усмехнулся — Вот интересно, сможем ли мы с вами поговорить хоть раз как генерал с сержантом и старшим лейтенантом, — спросил змей, обводя нас взглядом. Я расцвёл в улыбке.
— Получается, я теперь второй после командира?
— Именно — коротко кивнул змей, — ваш друг теперь будет заведовать вашей ротой, а вы займётесь более важными делами.
— Разрешите спросить?
Змей кивнул:
— Да?
— Какими? — бодро спросил я. Чтобы это не было — это было лучше, чем открывать дверку в вагоне.
Генерал вздохнул и повернулся к поезду:
— Система залпового огня теперь на вашей совести. Будете содержать её в порядке и надлежащем состоянии. На вас также возлагается ответственность за распределение оружия и боеприпасов.
— Есть, товарищ генерал! — я приложил лапу к виску.
Змей похлопал себя по плащу, что-то нащупывая. Он вытащил из внутреннего кармана два распоряжения и отдал их нам.
— Естественно повышение по званию влечёт и повышение жалования — с премией, разумеется. Но пока я вас попрошу остаться здесь — ещё несколько процедур, на которых вы обязаны быть. А после — денег у вас хватит до окончания вашего месячного отпуска.
— Товарищ генерал, разрешите спросить, — наша остановка будет длиться весь месяц?
Голова кивнул:
— Да, товарищ, лейтенант. Весь месяц.
Мы с Доббом переглянулись, и доберман спросил:
— А что случилось? Почему?
Змей вздохнул и, оглядевшись, посмотрел на нас из-под козырька.
— Ну, раз уж вы сами приложили к этому делу лапы… — Змей поднял «брови», — Естественно, информация не для широкого круга. Но вам, я вкратце поясню, что происходит.
Я кивнул и навострил уши. Добб же засунул лапы в карманы плаща, греясь.
— В общем и целом — ваш паровоз уйдет на запчасти. Его частично переделают для другого локомотива. Вы поедете на необычном локомотиве. — Ящер выдержал паузу. — …Это первый в мире ядерный тепловоз — топливо для него вы принесли вчера вечером, и сегодня, после полудня, работа начнётся. Мы рассчитываем закончить за месяц — в принципе, вы уже сделали достаточно для этого локомотива, так что смело гуляйте, парни.
Вот и подтвердились мои догадки — мы поедем до Владивостока без вечных проблем с топливом, электричеством или углём на худой конец.
— А это хотя бы безопасно? — несмело поинтересовался Добб, искоса глядя на ящера. Змей зябко поёжился.
— Предполагается, что да. Реактор хорошо экранирован, система охлаждения работает как часы. Так что он не должен доставить вам, больших неприятностей — по крайней мере, он долгое время функционировал у нас, в Москве — и никто не жаловался.
— Это радует, — проворчал доберман, шаркая лапой по перрону, разрешите идти?
— Разрешаю. Да! Насчёт процедур — чтобы в восемь вечера были здесь.
— А что будет-то?
— Да вы бандита привезли — устроим показательный суд, — пояснил змей, натягивая на руки перчатки, — удачи!
Наш генерал поспешил укрыться в здании вокзала, где оставалось какое-то тепло. Мы дошли до вагона, в котором проводили большую часть своей жизни, и прошли по узкому коридорчику к своему купе.
— Не нравится мне их идея, — проворчал доберман, — на ядерном паровозе ездить — это всё равно, что кататься на облитой бензином бочке пороха в аду, — выдав этот красочный эпитет, он кинул мне мой комплект выходной одежды: джинсы, толстовка с большим карманом на животе. Я снял с себя военную форму и стал переодеваться.
— Ну ты слышал, что он говорил — никто не жаловался. Лично по мне это лучше, нежели тащить этот состав волоком каждую вторую горку.
— Тебе теперь не придётся — ты же у нас теперь лейтенант.
— А ты старший сержант, — я улыбнулся, — не открутился всё-таки, да?
— Угу. Сказали — кому-то надо заменить тебя. Ну, а ты в отключке был…
— За это дело мне крайне хочется начистить морду тому, кто ударил меня за то, что я защищал свою жизнь.
— Можно устроить, — пожал плечами Добб, — твой обидчик точно где-то неподалёку.
— Да? — я подтянул джинсы и поправил толстовку. Конечно, так же солидно как доберман я не выглядел, но лучше, чем в ободранном камуфляже.
— Точно тебе говорю. Пойдём, поищем.
Я пожал плечами и согласился — в конце концов, отличное времяпрепровождение до восьми часов вечера. По дороге мы решили навестить Терминатора — судя по шуму в конце вагона, он был где-то там, чинил свой пулемёт после вчерашнего.
Действительно, его купе как обычно было завалено всевозможными деталями пулемёта и свежими патронными лентами.
— Много вчера настрелял? — сразу поинтересовался я, не здороваясь. Песец, сидящий за столиком без дела, поднял глаза и отдал мне честь:
— Здравия желаю, товарищ старший лейтенант!
Я махнул ему лапой — всё-таки. мы были друзьями, а это что-то значило для нас всех.
— Перестань. Я был без сознания, когда меня повысили…
— Зато откровенно радовался, когда тебе это сообщили, — подтвердил Добб.
— Заткнись, а? — попросил я у него — Терминатор явно был не в настроении, — что, неужели опять патроны кончились?
— Нет, — неохотно буркнул песец, снова уставляясь в стол. Он чуть приподнял лапы — под ними лежала маленькая фотография его семьи, — всего ящик настрелял. Много, конечно, но оно того стоило…
Про боезапас песец говорил неохотно. Он был одним из тех, кто всё своё жалование отсылает своей семье — до последней копейки. Своей жене, которая была младше его на двенадцать лет, и пятерым щенкам — на них он и смотрел сейчас, не обращая внимания на разобранный гатлинг. Видимо, он хотел отвлечься. Он всегда был неразговорчивым, когда дело касалось полученных денег, но сейчас как-то совсем опустил лапы.
— Я волнуюсь за неё, — сказал он стандартную фразу, — как бы с ней чего не случилось…
— Сколько твоему старшему уже? — спросил я, аккуратно перешагивая через части его пулемёта, разложенного по всему купе.
— Скоро девять будет. Говорит, что сорванец тот ещё — но очень хорошо помогает.
— А как у неё самой? — Добб кивнул на фотографию, — Сделали?
Песец тяжело вздохнул.
— Проблема гораздо глубже, чем думали врачи.
Жена Терминатора — небольшая самка его вида, очень милая на вид и судя по рассказам песца — с милым, приятным характером. Они любили друг друга очень давно — только очень недавно обвенчались и поженились — но, чтобы прокормить семью, песец ушёл в армию. Его жена ничего не могла поделать — она родилась слепой, и сейчас Терминатор копил на протезы глаз, стараясь дать своей любимой зрение, которого у неё никогда не было.
— Что за проблема? — поинтересовался доберман, сидящий напротив. Он очень хорошо помог нашему полярному другу, смог добыть два глаза, прикинувшись, что его вышли из строя. Именно его модель должны были поставить жене Песца ещё месяц назад.
— Проблема глубже, чем просто в глазах. Оказалось, что у её мозга просто нет нужных нервов.
— Ого…
— Да. Пишет, что врачи сказали — могут и переделать эти нервы, но операция будет стоить таких денег… Но она сама этого не хочет.
— Почему?
— Откуда я знаю почему? У меня вообще идеальное зрение — мне никогда не понять тех, у кого его вообще нет!
Мы все замолчали, понурив морды. Помогать друзьям надо было.
— Так что за сумма? — первым спросил Добб.
— Вот в конверте у меня лежит, — кивнул песец. Прямо перед им на столе лежал увесистый конверт с подписью нашего генерала и его именем.
— Так получается…
— Да, у меня есть эти деньги! — рявкнул белый, — Но мне кажется, что ничего не выйдет…
Доберман замолчал. Мы бы могли предложить финансовую помощь, но она оказалась не нужна.
— Знаешь что, дружище, — я ткнул песца кулаком, — Собирай свой пулемёт — и сдавай его шакалу. А сам собирай манатки и на первый поезд до Уфы.
— Думаешь?
— А чего тут думать — повидаешься с семьёй, ещё фотографий сделаешь. У нас троих отпуск — целый месяц. Ты десять раз успеешь!
— Но если я сам поеду до Уфы — мне придётся расстаться с половиной премии. Получается, что ей не хватит на операцию…
— Это будет даже лучше — оставишь там деньги, дашь ей подумать. В конце концов, и следующая зарплата не так уж и за горами, да и я, если что, помогу.
— Мы поможем, — улыбнулся доберман, глядя на песца. На его морде в кои-то веки расцвела улыбка.
— А вы чертовски правы, парни! Так и сделаю!
— Так чего же ты ждёшь? — доберман кивнул на кучу запчастей от пулемёта, — командир кучу металлолома на склад не примет — ему там оружие нужно.
— Ты же теперь этим самым складом и заведуешь, — песец даже хлопнул в ладоши, — тебе-то и отдам!
— У меня пока ключей нет. Командиру надёжнее.
— Ладно, уговорил, — песец сложил фотографию вдвое и спрятал в левый нагрудный карман, тогда не мешайте мне, ладно?
Мы кивнули и вместе покинули купе. Доберман только недовольно прокряхтел, когда мы отошли.
— Мы ему помогаем, а он — не мешайте.
— Нет процесса более сакраментального, чем сборка его пулемёта, — напомнил я своему другу, — Так что не обижайся на него.
— Порой я сомневаюсь, что вообще могу обижаться.
Я хмыкнул и вспомнил о своей обиде. Предстояло ещё поговорить с мэром этого города, разобраться, в чём было дело, но я решил отложить этот вопрос на потом. Я сдал свой РПК на хранение шакалу — и мы с Доберманом отправились гулять в город, тратя оставшиеся ещё с последней зарплаты деньги…
Москва около вокзала была куда более спокойной, чем та, по которой мы прокатились вчера вечером — повсюду были какие-то магазинчики, закусочные и ещё много чего. Хорошо, что тут можно было ходить без оружия — но без пулемёта за спиной тут всё-таки было непривычно.
Часов в шесть мы с доберманом вывалились из местного ресторана — там мы всегда отмечали прибытие в Москву, и нарушать традицию естественно не стали. С каждым годом заведение становилось всё только хуже и хуже — в первый раз, когда мы там сели с Доббом, там можно было заказать жареного поросёнка, а теперь не то что поросёнка — даже маленького кусочка шашлыка им было жалко. Стали торговать какой-то плесенью — но это пробовать не стали, ограничились дорогим шашлыком и парой бутылочек самодельного пива.
