Текст книги "Kids are not okay (СИ)"
Автор книги: Paper Doll
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 21 страниц)
– Твоя мать на днях навестила меня. Не хотела говорить с тобой об этом по телефону, – мы принялись изучать ассортимент магазина, который начинался от классического наряда ведьмы до образа Майкла Джексона в последние годы его жизни.
– И что же она хотела у тебя узнать? – девушка даже не взглянула на меня. Поставив Эллу на ноги, она принялась подбирать сперва наряд для неё. – Если она просила прощения, то можешь ей при первом же удобном случае передать, что уже поздно.
Эти слова несколько смутили меня, ведь до того самого момента, как миссис Льюис не появилась на пороге моего дома, я и не знала о том, что у Делайт были проблемы с матерью. Мне было жутко стыдно из-за этого, но я даже не подавала виду, выслушивая просьбы рассказать ей о расположении дел дочери.
Я рассказала ей о семейном благополучии Делайт, не приукрасив счастливую жизнь ни на капельку. Надежды на то, что женщина сама раскроет все карты, оказались напрасными, потому что этого случилось.
– Она спрашивала о том, как ты, но не более того, – я не хотела обнадеживать подругу, потому что в действительности миссис Льюис так и не произнесла слов сожаления, что несколько меня изумило, невзирая на то, что это же чувство пробивалось сквозь её слезы. – Почему ты ничего не рассказывала о своих проблемах с матерью?
Делайт приложила палец к губам и шикнула на меня, кивком головы указав на Эллу, которая с неподдельным детским любопытством в глазах смотрела на нас предано. Подруга достала голубое платье Золушки, почти как из фильма, чем отвлекла дочь, которая от восторга начала визжать в прямом смысле этого слова.
– Когда я сообщила матери о беременности, она не замедлила подать на Руперта в суд. Кроме того начала рассказывать всем знакомым о том, что он меня соблазнил, – Делайт помогала восторженной Элле переодеваться, но смотрела в это время на меня, бросая в руки вещи девочки. – Я умоляла её перестать это делать. Но она перешла черту, когда… – Делайт отвела глаза в сторону. Слова царапали её горло, и я почти знала, что она должна была сказать, – она сказала, чтобы я сделала аборт.
Я опустила голову вниз, не в силах ответить что-нибудь вразумительное. Делайт больше не нуждалась в разделении своего горя, ведь оно осталось в прошлом, которое эхом звенело в настоящем. Это темная страница её дневника, которую нельзя было ни вырвать, ни сжечь, ни куда-либо подевать. Меня не было всё это время рядом с ней, и на мою совесть лег тяжелый камень.
– Я сбежала из дома в тот же день. Руперт не отвернулся от меня, всё время был рядом. Как и я. Мы втайне поженились, уехав на некоторое время из города. С тех пор стали вместе жить, – переодев дочь в костюм, она оставила её любоваться собою в зеркале. – На суде, где из интереса собралась половина города, я не побоялась заявить о том, что люблю этого мужчину, и эта беременность не стала результатом большой ошибки. Решение безоговорочно было принято в нашу пользу, – в конце Делайт улыбнулась без тени грусти на лице. Она по-прежнему считала свой выбор удачным, что считалось такой редкостью среди людей. – Я хотела бы, чтобы ты в это время была рядом со мной, но тебе ведь тоже несладко пришлось. Мы нуждались друг в друге, но вот наконец-то вместе, – девушка обняла меня одной рукой, преклонив голову на плечо. Её слова действовали успокоительно. – Ладно, милая, это платье тебе велико. Давай, найдем что-то другое.
Уговорить Эллу примерять костюм другой принцессы оказалось также сложно, как убедить моего отца дать мне немного больше свободного пространства. Я осталась немым наблюдателем детских истерик, не осмеливаясь вмешиваться во всё это безумие. Я никогда не ладила с детьми и, по правде говоря, никогда не пыталась.
– Попробую немного ушить, – сдалась Делайт. – Я пересмотрела дневники Лавины ещё раз. Перечитала каждую страницу, – продолжила девушка, когда мы продолжили перебирать кучу вещей, что висели в ряд, не выделяясь между собой. Испугано оглянувшись, я заметила несколько знакомых лиц из школы, но ни одно из них не принадлежало ни подругам сестры, ни её парню. И всё же нам стоило быть осторожней. – Если тебе интересно, я нашла там кое-что.
– Последний дневник давностью пять лет тому назад. Что там может быть интересного? – я вытащила костюм Гермионы Грейнджер, окончив свои бессмысленные поиски.
Рассматривая дневники Лавины, я не обнаружила там того, что мне нужно было. Я хотела было вернуть их на место, но Делайт уговорила отдать их ей для более тщательного рассмотрения. Я не ожидала узнать ничего занимательного от шестилетней Лавины, потому что радостей в этом возрасте вроде бы много, но из ничего, или двенадцатилетней, где она описывала особенности своей первой менструации.
– Во-первых, меня немало порадовал ряд записей о том, как Лавина мечтала стать моей лучшей подругой и восхищалась моим стилем, – я закатила глаза, а затем направилась в сторону раздевалки, как Делайт меня остановила. – Во-вторых, первые записи Лавины появились вместе с твоим появлением в их доме.
Это заставило меня прирасти к земле. Я не могла сдвинуться с места. Сжав пальцами костюм, я навострила уши, готова слушать дальше. Делайт оглянулась вокруг, как это сделала я несколько ранее, а затем приблизилась ко мне, сумев краем глаза наблюдать за Эллой, что не могла перестать рассматривать себя в синем платье.
– Там было написано, будто первые полтора года ты только то и делала, что произносила собственное имя. Она пишет, будто пыталась спросить тебя о чем-то, но всё безуспешно. Чтобы тебе не сказали или спросили, ты повторяла своё имя. А когда кто-нибудь другой называл его, начинала плакать, – девушка ещё раз с опаской оглянулась вокруг, когда я, потрясенная в который раз за день, потупила глаза в пол.
Мне было шесть, когда меня удочерили, и я не помнила ни того, что со мной было до этого, ни первых проведенных в новой семье годов. Это можно было объяснить не более, нежели детской забывчивостью, ведь с годами кое-что забывалось, а кое-что оставалось в памяти навечно. Также причиной мог быть пережитый стресс, ведь эмоциональное потрясение безусловно было.
Почему именно это имя? Может, оно и мне вовсе не принадлежало? Голову стрелой пронзила мысль о том, что это могло быть имя моей матери. Вайлет. Я повторяла именно его и никакое другое. Плакала, когда кто-то называл меня им. До тех пор, пока не свыклась.
– Вайлет, – Делайт потормошила меня за плечо.
– Ты понимаешь, что это значит? – я схватилась за её ладонь обеими руками. – Это наша зацепка! Это имя моей матери! Это оно!
– Мы не знаем наверняка. Это может быть кто-угодно, – девушка неуверенно пожала плечами. Я заметила зажатый в её руках наряд Покахонтас, который та хотела примерять. Я всё ещё стояла со школьной формой подруги Гарри Поттера.
– Ты права. Может, это какая-то моя троюродная бабушка или вообще кошка, – нетерпеливо ответила я, что прозвучало слишком резко и грубо. Я не должна была так разговаривать с Делайт особенно после того, как она сообщила мне информацию, которую я просто пропустила мимо себя. – Ладно, это немного сбило меня с толку. Иди, меряй этот чёртов костюм, – Делайт взглянула на меня с упреком, после чего я вспомнила об Элле, которая прибежала к нам и начала проситься на руки. – Прости, – только и успела бегло произнести я, когда быстро заняла последнюю свободную кабинку для переодевания.
Гермиона Грейнджер получилась бы гораздо правдоподобнее, если бы я не была блондинкой и у меня было хоть какое-то стремление к учебе. Тем не менее, у меня был совсем не тот настрой, чтобы подыскивать себе что-то другое, а потому я отдала часть отцовских денег именно на этот образ, в котором навряд ли имела возможность выйти из дома.
Я держала на руках Эллу, пока Делайт переодевалась и молча размышляла о том, что стоило делать с полученной информацией. Мне бы только знать её полное имя. Или хотя бы фамилию. Поиски сузились бы в разы. Отец навряд ли бы поведал мне хоть об одной детали моего происхождения, если вообще о них что-либо знал. Хотя, наверное, была одна загвоздка, которую он выбил из моей головы, тщательно контролируя, чтобы та не попала туда снова. Я могла бы узнать об этом из документов об удочерении, которые должны были храниться среди груды других в родительской комнате. В той самой, где засела Аманда, будто дракон в пещере. Чёрт, может, она нарочно не выходит оттуда?
– Если бы я знала, что ты забудешь о реальности, то не рассказывала бы. По крайней мере, сейчас, – платье Покахонтас было тесновато блондинке, но выглядела она в нем, как извращенно сексуальная версия диснеевской принцессы. Похоже, ей самой такой расклад даже больше нравился.
– А о чем ещё я могу теперь думать?
– Например, о своем тайном поклоннике. У тебя есть догадки о том, кто бы это мог быть? – девушка игриво вздернула бровями, в своей привычной манере, которая в свете последних событий была вовсе не к месту.
– Откуда ты вообще… Блэйн? Когда он вообще успел? – я подбросила Эллу на руках от того, что ни затекли, а та громко и радостно вскрикнула, желая повтора.
– Мы общаемся каждый день. Иногда он даже приходит к нам на чай, а бывает даже, что я сижу с его матерью, пока он в школе. Так что? – она повернулась ко мне и вопросительно посмотрела. Я не могла понять, спрашивала девушка о своем наряде или же о тайном поклоннике, о котором завела разговор.
– Это Джейкоб, – сказала я, когда Элла дала добро костюму.
– Не может быть! Столько времени прошло! К тому же разве он не встречается сейчас с Лавиной? – Делайт продолжала возмущаться, даже вернувшись в кабинку для переодеваний, откуда я слышала её возражения. Я всё ещё не могла перестать думать о том, как именно могла бы незаметно пробраться в спальню родителей и найти нужный мне документ. – Скорее всего, он это из мести. Ты ведь бросила его! Кстати, почему? Слышала, он не так уж плох в постели, – она ещё запрещала мне выражаться в присутствии своей дочери.
– Мне всё равно. Пусть делает, что ему вздумается, только бы не мешался под ногами, – бросила я вслед, а затем снова отдалась мыслям о собственном имени, матери и Аманде.
На улице было уже совсем темно, когда мы вышли из магазина. Осенний воздух наполнился иголками холода, которые кололи открытые участки кожи, в особенности лицо и шею.
Мы даже не успели перейти дорогу, как двери Старбакса, что находился по улице напротив, открылись. Мистер Филлипс поддерживал моего отца, что пребывал в беспамятстве, на своем плече и тащил его к нам, переходя через дорогу.
– Что ты с ним сделал? – в ужасе вскрикнула Делайт, заставив Эллу, которая находилась у неё на руках, закрыть уши руками. Я же начала бить мужчину по щекам, пытаясь привести в чувство.
– Что с ним? – испуганно спросила я.
– Клянусь, я дал ему выпить совсем немного. Кто мог знать, что от пары капель его так разнесет? – мистер Филлипс выглядел побледневшим. Похоже, он сам был испуган не на шутку. Тело отца безвольно лежало на нем, что выглядело крайне странно со стороны.
– Что Вы ему подмешали? – я начала переводить взгляд от Делайт на мистера Филлипса и обратно. Оба выглядели виновато.
– Ром. Я подлил ему рома, – мужчина виновато опустил глаза вниз, а я чуть не прыснула от смеха из-за комичности сложившейся ситуации. – Но несколько вопросов я всё же сумел ему задать.
– И много Вы узнали?
– Достаточно.
========== 5. ==========
Лавина
Вайлет что-то задумала. Я почти была уверена в этом. Сперва я заметила пропавшие бесследно дневники, а затем будто по случайному стечению обстоятельств мистер Филлипс затащил домой в субботний вечер пьяного отца, который, казалось, был без сознания. Всё это вызывало и раздражение, и сожаление, и совсем немного страха. Поэтому наблюдая с лестницы за жалкой попыткой мистера Филлипса уложить отца на диван, я решила, что не подам и вида, будто о чем-то догадывалась. Помимо этого моя голова была забита другим.
Обещание, данное Джейку, выскользнуло из боязни того, что очередной отказ увеличил бы между нами ту пропасть, на разных сторонах которой мы уже находились. Я думала, что любила Джейка, хотя, на самом деле, всё более убеждалась в собственном обостренном чувстве собственности. Нельзя сравнить чувства, которые я испытывала при виде Троя и при встречах с Джейком, ведь разница между ними заставила меня усомниться в собственной добропорядочности и благоразумности.
Мне казалось, будто всё, что было между мной и Троем было не большим, нежели сном. Приятным сном, посетившим меня в теплую летнюю ночь, когда легкий ветер подхватывал на свои крылья и уносил в мечту, которая, как правило, пахла нежным ароматом несбыточности. Я не чувствовала земли под ногами, а где-то в области груди ощущала, как вырастали цветы. И всё это я, правда, могла принять за сон, только если бы не переживания о том, что морские волны накрывали меня с головой, окажись я с Троем каждый раз в одном помещении.
Зная, что он был рядом, я будто перестала чувствовать себя в безопасности, хоть и руки Троя были надежным кровом для меня в короткие летние ночи. Бежала от него, а боялась себя. Если бы не та маленькая искра, которая пробежала между нами в тот единственный раз, когда я осмелилась посмотреть ему в глаза, я была бы уверена в том, что прошлое осталось лишь на полках памяти, и более меня не беспокоил бы тот факт, что мой учитель был тем самым парнем, с которым я потеряла девственность. Это стало бы лишь одной из ошибок, которую я попыталась бы, если не исправить, то забыть, смириться, не придавать ей никакого значения.
Едва я оказывалась в его кабинете, как мне начало не хватать воздуха. Он словно поглощал весь кислород, только бы я умерла от его недостатка. Мои руки начинали едва заметно дрожать, роняя всё время ручку, которой приходилось вырисовывать едва узнаваемые каракули в виде букв. Нога под партой нервно дергалась, выбивая мелодию в такт дрожи сердца. А глаза жадно рыскали везде, где не было его, только бы не наткнуться на тот самый взгляд родных глаз, который остротой своей причинял почти что физическую боль.
Всю жизнь я старалась не пропускать уроки, но время от времени начала позволять себе не посещать французский, который и без того с трудом давался. Блуждала привидением по пустым коридорам или же пряталась на подоконнике в туалете, где успевала делать остальные домашние задания. Прятаться от него было самой глупой вещью, которую я лишь могла делать, и всё же я не могла придумать ничего лучшего.
Я надеялась изменить список предметов, убрав оттуда французский, но мне сказали, будто выбор уже сделан, а потому ничего поделать с этим уже нельзя было. Небеса направили против меня все молнии, которые ослепляли глаза, а от громкости грома лопались барабанные перепонки. Я словно попала в ловушку без даже самой слабой надежды на спасение.
Черед моих глупых поступков пополнялся с каждым разом, как Трой появлялся на горизонте. Магнитные бури одурманивали разум, заставляя делать до невозможного неразумные вещи, за которые в конце долгого дня беснования я жалела. Ведь каждый раз, как Трой появлялся передо мной я отчаянно повисала на шее Джейкоба, увлекая его в пошлые поцелуи, за которые была наказана отметинами на запястьях и ранках на губах, или же смеялась, как умалишенная, улавливая в глазах подруг некий испуг. Порой, мне и самой было страшно от того, что я делала.
И это никак не помогало. Казалось, чем больше я избегала Троя, тем больше он проникал под самую кожу, заставляя всё больше и больше жалеть о той недосказанности, которую я никак не решалась одолеть. Перед сном подсознание выдавало жуткие картины, что пламенем воспоминаний хватали душу в тиски и встряхивали её хорошенько. Я видела нашу последнюю проведенную вместе ночь. Он, будто невзначай, сказал, что мечтает, чтобы это продолжалось вечно. Я ответила ему нежным поцелуем, который знала будет последним, но, тем не менее, вложила в него больше любви, надежды и веры в невозможную вечность, сколько только могла. Я должна была сказать ему правду, которая превратила бы наши недолгосрочные отношения в грустное, но в тоже время приятное расставание, которым всё и должно было закончиться. Но я не поставила точки, превратив каждое свое слово в обман, которым перечеркнула всё.
Мысли о нем заняли всё нутро. Я просыпалась лишь от того, что меня снедали изнутри воспоминания, где я смотрела в его карамельные глаза, в которых таился упрек. По дороге в школу не могла думать ни о чем другом, как о его губах, которые произносили слова любви, в которых я пыталась не тонуть. Во время разговоров с подругами и поцелуев с Джейком, когда ужинала в одиночестве, запершись в своей комнате, когда пила на вечеринке в окружении всех своих знакомых. Я словно заболела ним, а каждый раз, когда выливала всю страсть на Джейка чувствовала, словно принимала плацебо.
Было в этих мыслях кое-что приятное помимо озадаченности и бессилия. Я напрочь перестала думать о Вайлет и её самых худших замыслах, беспокоиться об безразличие отца, которое он проявлял к матери, впрочем и мамино состояние перестало занимать приоритет в и без того мрачных мыслях. Рядом с ним я как бы перестала жить.
Но эти мысли не могли избавить от страха перед обещанием, которое я дала Джейкобу. Оно превратилось в какого-то рода искупление за неверность, но в более эмоциональном плане, нежели физическом. Даже позволяя себе думать о Трое, мне казалось, я нарушаю невидимые границы верности, которые хоть и были стерты уже давно, но всё ещё имели для меня значение. Я не хотела стать одной из тех девушек, которые пренебрегая чувствами остальных, превыше всего ставят свой эгоизм. Я не хотела быть таким человеком.
Мы договорились сделать это в пятницу вечером на одной из вечеринок. Недели должно было стать достаточно для моральной подготовки, в которой я, по правде говоря, нуждалась. Для девушек первый секс значит гораздо больше, нежели для парней. Ведь когда это случается, внутри появляется ощущение, словно переходишь какой-то невидимый рубеж, оставляя за его границами нечто важное. Казалось бы, ничего важного в жизни не происходит – что для нашего поколения значит секс? – только шаткая неуверенность, что шаг вперед, который никак не подразумевает отступления, мешает получить ту легкость, которую подразумевает этот процесс.
Мой первый раз был с парнем, которого я почти не знала, но почему-то в нем я была гораздо увереннее, нежели в собственном. Трой вызывал доверие, и объяснить это я не могла ни тогда, ни теперь. Казалось, что если я доверю ему принять каждое жизненное решение, предначертанное мне, он нисколько не ошибется. Наверное, даже сделает в разы меньше ошибок, чем совершила их я.
С Джейкобом всё было совсем не так. Я любила его, когда целовала, и ненавидела, когда он грубо хватал меня за запястья, оставляя на коже следы цепких пальцев, бросал на вечеринке, грубил, когда я лишь пыталась спросить о каждой новой ране на лице. Иногда я боялась его, но в то же время жила под властью страха потерять его, словно вместе с ним ушла бы земля из-под ног.
Я не могла быть готовой к тому, чего отчаянно не желала. Бледность подруги списывали на волнение, которое хоть и было причиной бессонных ночей, но совсем не с тех причин, которые они пытались во мне усмирить. Среди них лишь Нора отмалчивалась. Лишь когда кто-то к ней обращался, она переводила тему. Её молчание всё больше пугало.
Нора могла знать обо мне и Трое. Каждый её взгляд, обращенный ко мне, внезапно превращался в хищный, каждая улыбка – в ухмылку, каждое произнесенное слово – в загадку. Она ни разу открыто не спросила о Трое, и я лишь томилась в догадках, узнала ли подруга его или нет.
Превратившись в считанные дни в параноика, я утратила контроль над собственной жизнью.
Я плохо спала накануне того самого дня, когда всё должно было произойти. У меня внутренности изворачивались наизнанку, стоило лишь подумать о том, что меня ждало вечером. Почему-то при мысли о связи с Джейкобом к горлу подкатывала тошнота. Я буквально сотрясалась от необузданного страха, который взял верх над самыми нежными чувствами, которые я испытывала к своему парню. Внутренний голос подсказывал, что ещё не поздно всё отменить, только одно краткое «нет» может стать последней точкой в нашем рассказе, который мне нравилось сочинять день за днем.
– Тебе нужно обязательно выпить перед этим. Мой первый раз оказался не таким уж неловко жутким, когда на следующий день я не вспомнила даже того, как всё произошло, – принялась приободрять меня Эмма, которая, в принципе, ни на что не решалась до тех пор, пока не пьянела.
Нора хмыкнула. Я взглянула на неё через зеркало, но она быстро отвела взгляд, спрятав ухмылку ладонью. Мои в тот же миг вспотели от волнения, которое в разы усилилось.
– Если ты так сильно боишься, то может не стоит этого делать вовсе? – Ингрид ласково взяла меня за руку, дабы поддержать. Хоть это и было приятно, но на деле совсем не действовало успокоительно.
– Она может отказаться, только если хочет быть девственницей всю свою жизнь, прямо как ты, – парировала Эмма, за что получила подзатыльник от подруги. Это хотя бы заставило меня улыбнуться.
– Я не буду всю жизнь девственницей, – Ингрид закатила глаза, отвернув голову к окну. Похоже, эти слова задели девушку, а потому я потеряла и ту слабую поддержку, которую та мне безвозмездно дарила. Ладонь подруги отпустила мою, и я хотела отчаянно схватить её, словно последнюю спасательную соломинку, но она успела сложить руки на груди. Я бросила на Эмму леденящий взгляд, но она его не заметила, а потому мне только и оставалось, что сложить руки и отвернуться к окну, последовав примеру блондинки.
– Я вчера начала смотреть новый сериал… – нить разговора перехватила Нора, которая перевела его в совершенно другое русло. Ингрид и Эмма быстро были вовлечены в обсуждение, потому как понимали, о чем шла речь. В следующий раз, когда я встретилась с Норой взглядами, она мне подмигнула. Я улыбнулась, хоть на душе по-прежнему скребли кошки.
Когда мы вышли из машины, в лицо ударил холод, окрасивший щеки и нос в красный цвет. Я забыла дома шарф, а потому натянула воротник пальто повыше, что совершенно не спасало от осени, что была во всеоружии. Ещё несколько дней назад она уступила место весенней теплоте, но теперь вновь принялась разводить свой разноцветный бал, в котором под тихую музыку ветра танцевали сорванные им же листья. Люди, вроде меня, не разделяли этого веселья, а потому ненавидели осень и видели в ней ничего более, чем пронизывающий до скрипа в костях холод.
Несмотря на ненависть к этому ненастью, я не спешила прятаться за стенами школы, потому что первым уроком был ненавистный мне французский. Я могла бы пережить очередную пытку, если бы открытую рану не надрывала соль обстоятельств, которые заставляли меня жалеть о содеянном ещё до того, как оно было совершенно.
– У тебя сейчас французский? – спросила Нора, когда Эмма с Ингрид, продолжая о чем-то спорить шли впереди, не замечая никого вокруг. У них был общий урок, а потому они целенаправленно двигались в сторону класса, махнув нам на прощание. Мы с Норой пасли задних. И хоть нам было в разные стороны, девушка успела догнать меня, из-за чего мы шли рядом.
Её вопрос таил для меня некий подвох. Я взглянула на неё из-под лба, но подруга выглядела вполне непринужденно, задавая этот вопрос, что нисколько не успокоило, тем не менее я неуверенно кивнула.
– И как тебе этот новый учитель?
Кажется, слова застряли где-то в глотке. Холод перестал беспокоить, когда я остановилась посреди пути. Шедший позади парень толкнул меня в плечо, неловко извинившись, но и этому я не придала значения. Я затаила дыхание в ожидании худшего – того, как моя тайна будет разоблачена и направлена против меня же.
– Ладно, я вообще-то не об этом хотела с тобой поговорить. Это может быть слишком неловко, но… – Нора стала передо мной и, глядя неотрывно в глаза, вложила в ладонь маленький квадратик, который зашуршал фольгой под пальцами. – Тебе это пригодиться сегодня, – сморщив носик, произнесла подруга. Я быстро спрятала её подарок в задний карман джинс, выдохнув с облегчением. Затем притянула Нору для объятия, в котором была благодарность лишь за то, что мои опасения насчет её догадок не оправдались. У меня даже выступили слезы на глазах от того, как этот груз спал с моей души.
Мы зашли в школу вместе со звонком. Нора бегло обняла меня, а затем побежала, боясь опоздать на урок, когда я даже не сдвинулась с места. Выждав в стороне, как все слитным потоком внезапно ворвались внутрь, точно ветер залетели, направилась в сторону туалета, где должна была скрыться на следующие сорок пять минут. Оказавшись возле самих дверей, я остановилась у окна, за которым жила осень. Но не она привлекла моё внимания, а пара молодых людей, которых я узнала сразу. Это были Вайлет и Джейкоб.
Я сразу узнала их, хоть и стояли они не в открытую. Выкрашенные в нелепый блонд волосы Вайлет стали для меня красным цветом, который одновременно удерживал на месте и снабжал кровь адреналином, что выливался в дикое желание убить её. Плечи были приподняты, она дрожала от холода, когда Джейкоб, каждую ссадину на лице которого я без труда распознала, стоял прямо, спрятав руки в карманы. Он – в футболке, в которой был вчера, она – иссиня-черной рубашке, в которой я видела её за завтраком. Я мечтала сослаться на сомнения, но их не было. Даже самой малой капли.
Хоть они стояли порознь на расстояние вытянутой руки, моё сердце забилось быстрее, когда я затаила дыхание. Девушка скрестила руки на груди. Голова у неё была опущена вниз, на старые потертые ботинки, которыми она водила по земле, волосы закрывали лицо. Она сосредоточено слушала Джейкоба, который в это время не сводил с неё взгляда, изъясняясь. Казалось, будто он кричал, пребывая в агонии собственных чувств, но я не слышала ни слова.
В испуге я отпрянула от окна, когда Джейкоб резко подался вперед, приблизившись к Вайлет, которая, похоже, ожидала подобного поворота событий, ведь в ту же секунду наградила парня пощёчиной. Только и это его не остановило. Тот силой обхватил её лицо обеими ладонями, поцелуем разбив моё сердце.
Я беззвучно вскрикнула, закрыв рот обеими руками. Пошатнувшись на месте, почувствовала, будто ноги больше не держали тело, а голова стала обременительно отяжелевшей от внезапной боли. Глаза застелили слезы, а внутри все нити оборвались разом, сотворив пустоту, которая поглотила все мысли, предрассудки, страхи и чувства.
Отвернувшись от окна, я столкнулась лицом к лицу с размытыми чертами лица Троя, выражение которого переменилось за доли секунды со строгого на озадаченное. Я смотрела на него сверху вниз, сдерживая себя от тихих всхлипываний, которые застряли поперек горла комом.
Трой посмотрел мне за спину, и его губы сузились в многозначном «о». Затем он снова посмотрел на меня, обжег тревогой в глазах. И я уверена, он готов был заключить меня в ту же секунду в теплые объятия, но обстоятельства всячески этому препятствовали. Меня саму подначивало броситься к нему, положить голову на грудь и считать сердцебиения, которые подобно колыбельной ввели бы меня в чудный мир сновидений, такой далекий от реальности.
– Ты ведь знаешь, что не можешь вечно избегать меня, правда? – он покачивался на пятках, спрятав руки в карманы брюк. Передо мной словно был не учитель, а равный мне парень-сверстник, которым он был в моих глазах в дни нашего необязывающего ни к чему знакомства.
Это могло даже позабавить, если бы не самоистязание, которому я предалась. Противоречия душили. Чёрная дыра пустоты снедала всё внутри, но не желание предаться забвению в руках Троя, который теперь стоял передо мной, отчужденный моим враньем.
– Ты искал меня только, чтобы сказать это?
– На самом деле, направлялся в учительскую за проверенными работами, где у тебя, между прочем, «С», но обнаружил тебя здесь и… Лавина, я не хочу, чтобы ты боялась меня лишь из-за того, что между нами было. Для меня это всё немного неловко, но мы ведь оба можем попытаться сделать вид, словно… Словно ничего не было, – его голос становился всё тише с каждым произнесенным словом. Воздух вокруг нас тяжелел. Водоворот переживаний подхватывал меня быстрыми волнами и уносил за собой, заставляя вновь ощущать переживания. К горлу подкатывала тошнота. Большой снежный ком злополуще летел на меня со скоростью света, и в окружающей ледяной пустыне не было укрытия.
– А предложить моей сестре посещать дополнительные уроки французского не было слишком неловким? – со злобой прошипела, почувствовав в груди укол.
– Я хотел всего лишь ей помочь…
– В последнее время все хотят ей помочь, – бегло произнесла, после чего забежала за двери. И все эмоциональные американские горки разом вышли из меня гадкой кислотой, что оставалась на кончике языка ещё некоторое время.
***
Я вернулась домой автобусом. Стояла продрогшая от холода и сотрясалась в попытке не расплакаться снова. Ногтями впивалась в ладони, оставляя на коже полумесяцы растерянности. Мелкий моросящий дождь был как никогда кстати.
Никто не заметил, как я ушла. Прочистив желудок, я вышла из здания школы, не дождавшись даже окончания первого урока. Взглянув напоследок на вид за окном, заметила, что тот уже не был нарушен предательским слиянием двух людей, силуэты которых на месте дорисовывало воспаленное реальностью воображение.
Автобус не кишел людьми. Из тех, что разделяли со мной короткую дорогу маленьким городом, я не знала никого. Хотя я особо их не рассматривала. Упала безо всяких сил в неудобное кресло, после которого обязательно спина хрустела, и уставилась угрюмо в окно, прокручивая в голове и слова Троя, и действия Джейкоба.
Подавленность внутри работала безотказно. Мне не хватало воздуха, что-то внутри забирало его каждый раз, когда я делала глубокий вдох через рот. В горле уже начинало першить, а воздуха по-прежнему было мало. Руки холодные, свежие царапины на коже жгли. А взор мой – запотевшее соленым конденсатом боли стекло. Боль эта исходила скорее из обиды, что сочилась гадкой слизью из кровоподтеков души. Я чувствовала, как внутри было что-то нарушено.
Возвращаясь домой в одинокое осеннее утро, я убивала себя ещё и мыслями о том, что всё в жизни складывалось совсем не так, как мне того хотелось. Мама пребывала в сладком забытье, отец – вечно в заботах, Вайлет рыскала в грязном белье прошлого. Я пыталась напрячь память, чтобы вспомнить один из дней, которые мы провели, как семья, но мне этого не удалось сделать. У нас даже не было совместного фото. Обрывки воспоминаний, подобно осенним листьям, сорванным с деревьев, возвращали ко дням, проведенных отдельно с матерью, отцом и сестрой.
