Текст книги "Kids are not okay (СИ)"

Автор книги: Paper Doll

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 21 страниц)

Отец ждал, пока я доберусь до дверей и войду внутрь, прежде чем уехать. В тот особый день мне даже было позволено оставаться ночевать у Делайт, так как, по моим словам, она с мужем уезжала загород и обещала вернуться лишь к позднему часу. В доме была скромная гостевая комната, и там я без особых затруднений могла удобно устроиться. Скрипя зубами от недовольства, Вебстер согласился на это, предупредив, что заедет за мной в восемь, чтобы отвезти в школу. Даже если его это и не устраивало, он не стал возражать, как ему советовала доктор Треверс.

Я поняла, что оказалась в самом эпицентре приготовлений семьи Филлипс, когда мимо меня в одном нижнем белье прошмыгнула Делайт. Девушка воскликнула от испуга, увидев меня, но после бегло поздоровалась и скрылась за дверьми спальни.

– Делайт, где мой галстук? – следом за ней в прохожей появился Руперт, что держал в руках выглаженную рубашку, которую только намеревался надеть. Заметив меня, он неловко улыбнулся, явно смущенный тем, в каком виде я его застала. Пока Руперт был в брюках, меня ничего не смущало. У мистера Филлипса было красивое подкачанное тело, за что на миг я даже по-доброму позавидовала Делайт. – Можешь пройти в гостиную, – он скромно улыбнулся мне, начав прикрывать торс рубашкой.

Я молчаливо кивнула, не сказав и слова. Тем временем, словесная перепалка между мужем и женой продолжалась, когда они дальше впопыхах собирались. В гостиной я нашла Эллу, которую суета в доме совсем не беспокоила. Пока по телевизору показывали мультики, для этого ребенка мир останавливал свой крутящийся танец вокруг своей оси, останавливался и ждал. Вот таким было следующее поколение. Зависимо свободным от всемирной паутины лжи и полуправды.

Я расположилась рядом с девочкой, но, кажется, она не замечала меня до тех самых пор, пока я с напускной вежливостью не спросила её о том, что она смотрела. В ответ я получила нечто невнятное, где почти узнала слово «феи». Спешить мне было некуда, поэтому я откинулась на спинку дивана и принялась наблюдать за мелькающими картинками вместе с девочкой, думая о звонке, что лишь должна была совершить.

Я набросала в голове приблизительный список вопросов, что должна была задать Йену. И почти все они касались Либби. Где она, кем была, почему исчезла и много прочего, что могло вывести меня непосредственно на неё саму или хотя бы на правду о ней, каковой бы та не была. Главное – это знать правду, а всё остальное уже не важно.

Погружение в мысли оказалось непродолжительным. Пока Элла продолжала весело хохотать, не замечая никого вокруг, в гостиной появилась Делайт, вся запыхавшаяся из-за спешки. На девушке было красивое голубое платье с широкой юбкой до самых икр, в которой Делайт выглядела совершенно. Светлые волосы были завязаны в высокий хвост, а лицо едва ли было спрятано за слоем косметики. Её появление отвлекло Эллу от просмотра мультиков. Девочка бросилась подруге на руки, громко восхищаясь всё теми же непонятными моему слуху словами.

– Ты безупречна, – добавила и я. Девушка вежливо поблагодарила меня, а затем состроила гримасу, изображавшую большую модницу, что рассмешила меня.

Из прихожей послышался голос Руперта. Времени оставалось мало, поэтому Делайт бережно передала Эллу мне на руки. Девочка сразу же обвила меня обеими руками, обняв совсем, как коала обнимала дерево. Мне стоило лишь догадываться о том, что Делайт сказала ей, но вела себя Элла весьма смиренно и послушно, как для ребенка её привередливого возраста.

Я обнялась с подругой на прощание и отправила из дома с неким нетерпением внутри. Следующим пунктом в моем незатейливом плане было умотать Эллу так, чтобы та побыстрее уснула.

Мы много играли, но, казалось, что в её маленьком тельце энергии было в миллион раз больше, нежели в моем, потому что первой слегла от усталости именно я. Мы бегали, резвились и смеялись на протяжении чуть больше трех часов, прежде чем я накормила Эллу и посадила перед включенным телевизором.

– Ты хорошая, – произнесла вдруг она, не отрывая глаз от экрана. Внутри меня что-то ёкнуло, разлив по телу волну приятного весеннего тепла, которым в воздухе ещё и не пахло, а на губах появилась искренняя улыбка, так редкостна в последние дни.

– А ты самая замечательная девочка из всех, которых мне приходилось знать. Ты мой лучший друг, маленькая Золушка, – я слегка приобняла её, после чего маленькая светлая головка Эллы упокоилась на моем плече. Через секунду её слюнявые губы коснулись моей щеки.

Она произнесла что-то быстро в ответ и это очень даже было похоже на «Ты мой лучший друг, Вайлет».

Ещё через час Элла уснула у меня на плече. В это время я сжимала во влажных ладонях телефон, изнемогая от неизвестности, что давила возможной близостью разгадки, и умирала от неспособности ускорить время. Едва мне удалось заметить, как моя маленькая подруга уснула, как я подняла её на руки и, храня со всей бережностью её сон, перенесла в детскую.

Разместившись удобно на диване в гостиной, где я включила свет и выключила телевизор, я достала номер Йена и уже начала бегло набирать его. Но судьбоносному звонку не суждено было случиться, когда в двери кто-то начал громко стучать.

Я замерла на месте. Медленно поднялась с дивана, бросив на мягкую обивку телефон, и аккуратными, беззвучными шагами вышла в прихожую. Первым, что попалось мне под руку, был зонт, что я прижала к себе, надеясь отбиться им от злоумышленников в случае взлома. Ведь будь это Делайт с Рупертом, они бы и сами открыли двери, хоть и время для их возвращения было слишком ранее. Забудь они дома ключи, то непременно бы известили меня сообщением или звонком.

Стук прекратился. Я начала считать до десяти, после чего опустила оружие на место. И едва успела отвернуться от дверей, как замочную скважину кто-то начал царапать ключом. Спустя минуту я оказалась лицом к лицу с изумленным Блэйном.

– Ты меня напугала! – на выдохе произнес парень, схватившись за сердце. – Почему ты не открыла двери?

– Если бы я знала, что это был ты, то открыла бы, – я скрестила руки на груди, опершись спиной о дверной косяк.

– Кто же это ещё мог быть?

Я не стала отвечать на этот вопрос, так как ответ обещал быть глупым.

– Говори тише. Элла спит, – я отвернулась от парня и зашагала в сторону кухни так уверенно, словно пребывала в своем доме. Внутри же я чувствовала некую неловкость от пребывания с парнем один на один. Я успела отвыкнуть от его веселой компании, то и дело избегая его и ненужных допросов, которых в этот раз, я знала, у меня не было шансов избежать.

Я не игнорировала Блэйна в открытую. Просто всегда находились дела, что мешали пойти с ним в столовую на обед или же провести после школы время дома. Мы перекидывались короткими фразами, вежливыми улыбками и вопросительными взглядами. Он спрашивал о том, что же происходило, а я – сможешь ли ты меня простить за ложь. Всё это произносилось лишь в мыслях, поэтому каждый из нас утешал себя тем ответом, что был менее похож на правду.

– Будешь чай? – спросила я и, не услышав ответа, поставила чайник. Кажется, я услышала утвердительное мычание. Обернувшись, заметила Блэйна за столом. Я села напротив. Мы оба уставились на дом, находящийся на другой стороне улицы. Свет в нем был выключен. Стефани уже спала.

– Ты давно вернулся с работы? – тишина казалась слишком оглушающей. Невинный вопрос должен был разбавить обстановку. Единственное, чего я, действительно, хотела это, чтобы Блэйн оставил меня наедине хотя бы на полчаса, которых бы хватило, чтобы совершить один-единственный звонок. А затем мы обсудили бы всё, что он хотел.

– Всего пятнадцать минут назад. Почему ты здесь? – он резко поднялся с места, чтобы достать печенье, находящееся в одном из шкафчиков. Мне оставалось лишь задаться вопросом, как часто он здесь бывал, чтобы знать, где Делайт прятала магазинное сухое печенье.

Также мне нравилось, что тон Блэйна был избавлен обидчивой суровости. Его голос звучал немного устало, но в целом был тем же, что обычно. Словно не было недосказанности между нами. Это немного настораживало.

– Делайт отправилась с Рупертом на день рождение его старого друга. Вернуться поздно, – я выключила чайник. Блэйн достал две чашки. Мы действовали слаженно, словно были той самой парой, что жила вместе уже некоторое время. Только напряжение в каждом действии никуда не уходило. Нам нужен был разговор.

Блэйн разлил в одинаковые кружки, что Делайт обычно предлагала гостям, молоко, а я добавила чайные листья и воду.

– Странно, как в последнее время, у нас даже не было времени, чтобы поговорить, – произнес парень, когда мы снова расселись по разным сторонам стола и принялись за чаепитие. Для меня напиток был слишком горяч, но Блэйну нравилось, когда обжигало язык. – Это из-за Джейкоба?

Я едва не поперхнулась печеньем, кусочек которого стал поперек горла. Нахмурившись, я решилась взглянуть на Блэйна, который мечтательно смотрел в окно, думая о своем.

– С чего ты так решил? – спокойствие едва ли пробивалось в каждом произнесенном слове, но я пыталась не терять самообладания.

– Он исчез, и мы перестали общаться. Ты злишься на меня, что я оказался там? – пара голубых глаз обратились ко мне, и в них было столько немой надежды, что заставило меня расплыться в улыбке. Мысленно я выдохнула с облегчением, только сердце по-прежнему набирало скорость, охваченное иного рода волнением. Рука потянулась вперед, чтобы аккуратно взять парня за руку и успокоить, но каждое моё движение и слово могло быть неправильно истолкована в момент тихого уединения, поэтому я осеклась, дотронувшись одними лишь холодными пальцами до пальцев Блэйна. В мгновенье ока его большая теплая ладонь накрыла мою, легонько сжав пальцы.

– Тебе определенно не стоило приходить. Как ты вообще узнал о нашей встрече? – я выдернула свою руку и обхватила ею кружку. Тревога в голосе стала ощущаться сильнее.

– Нашел в твоем рюкзаке записку. Когда в столовой у тебя были грязные руки, и ты просила достать салфетку, я успел случайно заметить. Я не знал, что она от Джейкоба, но догадывался… – Блэйн виновато опустил глаза вниз, их голубизна утопала в полупустой чашке с чаем. – Я всего лишь хотел тебя защитить.

– Я верю тебе, – рука снова рефлекторно потянулась к нему, проведя пятерней по русым волосам. – Ты действовал импульсивно, но если бы ты поговорил со мной об этом…

– Тогда ты отговаривала бы меня пойти с тобой или соврала о том, что это не имело значения. В любом случае, это ни к чему бы не привело, – он закатил глаза, поднял вверх брови и грустно улыбнулся.

– И поверь мне, я смогла бы тебя убедить в том, что Джейк не собирался причинить мне боли. Я смогла бы с ним мирно расстаться, и этим всё и закончилось бы, – мой голос стал звучать настойчивее, по мере того, как его громкость увеличивалась.

– И вопреки этому, как всё закончилось? – спросил он, глядя на меня пронзительным взглядом.

Я сглотнула, образовавшийся в горле ком, опустив глаза вниз. Хотелось ответить честно – «он умер». И этого точно не было бы, если бы Блэйн не вмешался во всё это. Я упорно убеждала саму себя, что смогла бы договориться с Джейком, но с каждой новой мыслью об этом убеждалась в том, что, скорее всего, убийства нельзя было избежать. Часть долгих словесных прелюдий Блэйн взял на себя, заставив меня скорее перейти к делу.

– Он уехал, но я почти уверенна, что он может ещё вернуться.

– Тогда я найду его первым, – отставив кружку с чаем в сторону, резво произнес парень. В ответ же я выдохнула, чувствуя в области груди некую тяжесть. Захотелось вдруг начать кататься на полу от истерического смеха, граничащего со слезами отчаянья, но это желание было мимолетным. В действительности я всего лишь закипала от злости. И почему с ним было так сложно?

– Блэйн, пожалуйста, – взмолилась я. – Ты только усложняешь ситуацию.

– Так дело было не в Джейкобе?

– Нет! – едва ли не вскрикнула я, подорвавшись с места. Затем запечатала рот на замок обеими ладонями, вспомнив об Элле, которая совсем недавно лишь уснула.

– Тогда дело в этом Коуле или как там его зовут? – тон Блэйна тоже стал тише, когда я совсем тихонько завыла от абсурдности разговора, которого я так тщательно избегала.

– Почему ты вообще вспомнил о Кеннете? – подобно шипению протянула я, потирая переносицу в попытке успокоить немного нервы.

– Потому что на следующее утро я проснулся в его комнате с большим провалом в памяти. Потому что ты позвонила ему, когда осталась со мной наедине. Потому что он проделал путь из чёртового Плимута, только чтобы увидеть тебя, – он также не смог усидеть на месте, а потому стал напротив и начал размахивать руками, раздражая меня всё больше.

– Мне стоило позвонить Лавине или, может быть, Делайт или куда лучше в полицию? Я позвонила Кеннету и сделала это впервые с тех пор, как он приехал. Он очень сильно помог не столько мне, сколько тебе самому, поэтому вместо того, чтобы предъявлять мне претензии, тебе стоило бы поблагодарить его, – расстояние между нами сокращалось, и я даже не замечала этого. Я просто была доведена до крайностей в ходе этого глупого спора. – И, между прочем, у меня нет чувств к Кеннету.

В этот момент Блэйн очень сильно напомнил Джейкоба. Его ревность была безосновательной не только по той причине, что у меня не было чувств к другому, но и потому, что у меня не было симпатии и к нему самому. Блэйн вызывал во мне самые теплые чувства, по большей мере дружеские, нежели любовные. Мне нравилась наша дружба и он сам, но вся эта спокойная беззаботность испарилась с его первыми шагами, что безжалостно переходили начертанные мною границы.

И всё же Блэйн был другим. Мне было жаль его чувства ко мне, которые, я знала, не найдут в моей душе отклика. Он был по-настоящему добр не только со мной, в надежде показаться лучшим, но со всеми. Он был справедливым и честным, терпеливым и верным. И меня злило хотя бы то, что Блэйн по-настоящему не понимал, что заслуживал кого-то намного лучше меня.

Я не заметила, как в мгновенье ока, парень стал ещё ближе, но почувствовала вскоре его губы на своих. Он перехватил моё дыхание, подарив толику своего. Мне стоило бы отпрянуть в ту же секунду, но от неожиданности я приросла к полу, потеряв себя в убеждении о том, что для Блэйна это, возможно, было важно, и прерывать столь трепетный для него момент не стоило. Поцелуй получился влажным, но всё же приятным. Этот парень точно знал в них толк.

Я осторожно оторвалась от него. Он смотрел на меня, как и ожидалось, полными любви глазами. Мне от этого стало лишь грустнее. Заправив за ухо пряди волос, я опустила глаза вниз, не зная, что стоило сказать.

Блэйн же не стал ждать от меня какого-либо ответа или реакции. Его пальцы коснулись моего подбородка, чтобы заставить меня смотреть ему в глаза. И в следующий раз, когда он потянулся вперед за поцелуем, я отпрянула, положив руку парню на грудь.

– Ты и меня не любишь, правда? – его слова стали громом посреди и без того хмурого неба, хоть голос и звучал тихо. Блэйн сделал шаг назад, оставляя больше пространства между нами, но дышать стало лишь труднее.

– Ты мог бы попытаться понять меня. Ты нравишься мне, Блэйн. Очень нравишься, – я сама начала делать шаги ему на встречу, рассыпаясь в глупых оправданиях. Казалось важным объяснить Блэйну мою неспособность любить, как нечто неотъемлемое от меня самой. И всё же он не был Джейкобом. Сравнивать их даже в те короткие минуты гнева было глупостью.

– Пожалуйста, будь честна хотя бы с собой. Ты не умеешь любить, Вайлет. Может быть, я с этим свыкнусь, – он грустно улыбнулся, но так и не посмотрел на меня.

– Блэйн…

– До завтра.

Он просто обернулся и ушел, оставив меня с зияющей дырой внутри. Я ничего не могла сделать со своими чувствами, но как же сильно хотела, чтобы они у меня были. Опустившись устало на стул, я допила холодный чай, печенье осталось нетронутым.

Свет в окнах в доме напротив скоро зажегся. Знакомый силуэт сначала маячил перед глазами, а затем исчез, спрятавшись в укромном уголке спасательных четырех стен, что имели свойство впитывать боль, подобно губки, и лишь с применением бальзама времени лечить.

Я вернулась в гостиную, не позабыв о плане позвонить Йену. Энтузиазма во мне поубавилось, но чувство, будто этот звонок должен приоткрыть некий занавес прошлого не столько моего, сколько матери, по-прежнему горело теплым угольком.

Час был почти поздний – половина десятого, но ждать до следующего дня не хотелось. С момента, как я нашла этот номер, я не могла перестать думать о том, почему не знала о существовании Йена, почему они поругались с отцом, почему он живет в том самом Реддиче, откуда родом была Либби и ещё множество других «почему».

Гудки казались невыносимо долгими. Они разрывали тишину ночи. От нахлынувшего наново волнения я стала ходить по комнате. Зашла в комнату Эллы, та продолжала сладко спать, ночник охранял её невинные сны. Прошлась в комнату Руперта и Делайт, где было холодно от пустоты. Выключила свет на кухне. Вернулась в маленькую гостевую.

Он не ответил. Я набрала номер ещё раз с меньшей уверенностью быть принятой. Упала на кровать и стала считать гудки, пока они не были прерваны мужским голосом.

– Алло, с кем я разговариваю?

Я переместилась с горизонтального положения в вертикальное. Сердце снова участило свой ритм. Если бы на следующей день моя голова покрылась бы паутиной седины, меня бы это не удивило.

– Меня зовут Вайлет, – слишком невнятно произнесла. Он переспросил и пришлось повторить ещё раз. – Я ваша племянница…

– Господи. Кристина, это ты? – его голос звучал изумленно. Мужчина тихо охнул, будучи чем-то пораженным. Это ещё больше дезориентировало. Может, он был полоумным?

– Нет, меня зовут Вайлет, – из груди вырвался хриплый нервный смешок.

– Кристина, почему ты больше не связывалась со мной после той встречи? Это невероятно! Руби, это Кристина! – произнес он кому-то, кто, вероятно, находился в этот момент рядом.

– Вы, скорее всего, меня с кем-то перепутали. Простите, что побеспокоила.

Я уже хотела сбросить вызов, как он остановил меня:

– Ты ведь не могла всё забыть! Ты нашла меня почти два года назад, и мы всё выяснили. Я рассказал тебе всё, а затем ты просто исчезла, хоть и обещала связаться со мной снова. Милая, только не говори, что всё забыла?

В уголках глаз собрались слезы. Вебстер стер мне память. Я ничего не помнила.

– Кристина, милая. Что случилось? В конце концов, я твой отец…

Телефон обжег мне ухо. Я сбросила вызов и бросила телефон на пол, поджав под себя ноги. Я не могла в это поверить. Это было невозможно.

========== 14. ==========

Первый день зимы выдался по-осеннему сырым и влажным. Теплая одежда не помогала отогнать простуду, поэтому отовсюду только и слышалась симфония шмыгающих носов и тихих покашливаний. Это невероятно раздражало в обычные дни, потому что утраченное внутреннее равновесие впоследствии злостного касания осени к душе и телу было наиболее удручающей в мире вещью. И хоть Лавина находила уют в том, чтобы спрятаться вечером в теплый плед и, прихлёбывая бульон, учиться, для меня это всегда было неким адом. Как странно, что об этом я помнила. Хоть это и не было так важно.

Важным было другое. Йен Спаркс был моим отцом. Он был моим чёртовым отцом. И странным это казалось совсем не потому, что из всех людей на Земле именно брат Вебстера оказался моим пропавшем родителем, а то, что для него это, кажется, не имело значения. Его голос был удивленным, но не взволнованным, словно рассказывать мне правду не оказалось болезненно. И не было в его тоне и доли вины, которую, мне казалось, должен бы ощущать человек, бросивший своего ребенка в руки безразличных к нему людей. Мой разгоряченный последними новостями мозг даже не смог списать всё на вторичность попытки связаться с ним, первая из которых, скорее всего, завершилась безоговорочным успехом (явно не для меня). Потому что у меня в голове не укладывалось, что всё происходящее было реальностью.

Мои чувства были задеты. Это чего-то стоило. Ориентир сбит, все принципы разрушены. Я каждый раз вздрагивала от испуга, когда телефон начинал трезвонить, и каждый раз, когда на нем высвечивалось любое имя, кроме Йена, с облегчением выдыхала. Всё тело прошибало током от навязчивой мелодии, от чего начинала болеть и голова. Параноидальные мысли сбились в комок, мешая думать о чем-либо ещё.

Он больше не звонил. Дал время на то, чтобы во мне это прижилось, хоть я и сомневалась, что это было возможным. Смириться можно было с тем, что Санта Клаус – переодетый Вебстер с мешком подарков из Валлмарта или что Аманда любила читать дневники Лавины (за этим занятием я её однажды застукала), или что мои родители решили мне стереть память, явно скрывая что-то важное. Я относилась к этим вещам с холодном безразличностью, потому что это не было достаточно важным, чтобы я беспокоилась. До этой поры ничто не казалось достаточно важным. Но знать, что Йен был моим отцом, было важно.

Я, буквально, не могла ни есть, ни спать, ни делать что-либо ещё. Вебстер был обеспокоин моим состоянием всего на минуту, которой мне хватило, чтобы убедить его, будто виной всему была обычная простуда. Он не стал придираться, потому что был для этого слишком усталым, за что мужчину нечего было винить. Вебстер много времени проводил на работе. В последнее время дела шли не совсем хорошо. Затем за ним оставались счета, завтраки, обеды и ужины и тихое безумие Аманды. Благо тому, что он перестал сопровождать меня на сеансы к доктору Треверс, которые к концу месяца должны были закончиться, разрешал приезжать домой на автобусе после занятий, на выходных я даже могла самостоятельно посещать Делайт. Только для меня эти глотки свободного воздуха больше не имели такого большого значения.

Я не рассказала ни о чем Делайт. Блэйн со мной перестал на время разговаривать, справляясь с горечью безответных чувств. Лавина по-прежнему не проявляла большого интереса, заводя разговоры на общепринятые темы (что уже было немалым сдвигом в наших сложных отношениях).

В первый день зимы, что казался для меня последним перед большим концом (чем впрочем мне казался каждый день), не случилось ничего необычного из списка того, что вообще могло случиться. Перечень был слишком длинным, чтобы начинать перечисление, но расположившись в библиотеке после уроков, я писала чёртов список в попытке успокоить нервы. Первым пунктом был звонок Йена. Ожидала я его или опасалась – обведенный трижды знак вопроса. Я всего лишь понимала, что нам пришлось бы общаться снова, если я хотела довести дело до конца. Клубок ещё не был распутан. Туман памяти до конца не развеялся. Появлялись лишь некие очертания.

Я знала, что это был день, когда псевдо-феминистическая команда Лавины проводила собрание, но всё равно оставалась в библиотеке, ожидая их прихода. Отправила Делайт короткое сообщение с текстом: «Сегодня не смогу прийти. Должна встретится с Кеннетом и рассказать ему о нашем плане.)». И кто раскроет ей правду о том, что с этим заданием я уже давно справилась?

– Вайлет, неужели сегодня ты присоединишься к нам? – сладко дружелюбный голос обратил моё внимание. Я прикрыла дурацкий список рукой, подняв глаза вверх. Передо мной стояла девушка из Оксфорда, как я про себя называла солнечную блондинку, отличающуюся от своих подруг редким простодушием. – Обычно, мы сидим за этим столиком, – вежливо напомнила мне девушка, став раскладывать свои вещи за большим столом.

Нехотя я переместилась следом за ней. Я ожидала подобного, иначе выбрала бы другое место для уединения по окончанию уроков. В конце концов, я могла вернуться домой. Но решила дождаться Лавину, чтобы та отвезла меня, испытывая невероятную усталость для поездки автобусом. Кроме того эти пустые разговоры, хоть и не имели шанса привлечь моего внимания, но могли бы немного позабавить бессмысленностью смысла речей девушек.

Следом за Ингрид пришли Нора и Эмма (благо тому, что у них не было идиотских прозвищ, что только бы запутали меня). Нора осмотрела меня с ног до головы с неким презрением во взгляде карамельного цвета глаз. Кажется, у неё даже губы искривились в неком отвращении, что, к счастью, совсем меня не задело. Напротив, у меня хватило сил улыбнуться ей в приветствии, что явно её только разозлило ещё больше. Эмма же, казалось, была более безразлична к моему присутствию. Беглое приветствие – это всё, на что её хватило, прежде чем она завела разговор с Ингрид.

Лавина всё не появлялась. Брюнетка нервно поглядывала на часы, когда две блондинки были заняты увлекательнейшим разговором.

Девушка объявилась спустя пятнадцать минут. Её волосы находились в некотором беспорядке, губы выглядели пожеванными, щеки заливал предательский румянец. Рядом с ней шла девушка, лицо которой вроде бы и было знакомо мне, но в то же время оставалось незнакомым. Меня больше тревожила сестра. Её глупое выражение лица выдавало то, что причиной этой глупости был парень. С её стороны начинать что-то новое было крайне глупо после неудавшегося опыта с Джейком, потому что Лавина умела лишь отдавать без остатка, жертвуя собственным благоразумием.

Когда взгляд Лавины остановился на мне, выражение её лица обрело удивленный вид. Девушка молчаливо подняла брови в знак своей озадаченности, но всё же не произнесла и слова. Затем приняв вид абсолютной невозмутимости, представила свою спутницу:

– Это Фрэнсис Скотт из школьной газеты. Сегодня она будет немым наблюдателем нашего собрания, чтобы написать о нем и о нашем маленьком сообществе, – придирчивая Нора направила свою раздражительность теперь на Фрэнсис, избавив меня своего драгоценного внимания. Эмма и Ингрид прекратили разговоры. Первая – с невозмутимым видом принялась рассматривать свои обгрызенные ногти, вторая – с неподдельным интересом изучала новое лицо.

– Можете не обращать на меня внимания, – с неловкой улыбкой на лице произнесла девушка. Но не обращать на неё внимания было сложно. Достав из большого рюкзака блокнот с карандашом, что в дальнейшем слишком уж громко царапал бумагу, у неё возникли проблемы с молнией. Было забавно наблюдать за попытками девушки закрыть рюкзак. В конце концов, она бросила это дело, чтобы никого не задерживать. Я могла бы ей немного посочувствовать, но себя мне было больше жаль.

В этом духе мы и продолжили. Девушки по очереди начали вести свои пустые разговоры о собственных ложных представлениях о феминизме, пока Лавина краем глаза поглядывала в блокнот Фрэнни, время от времени внося в её записи исправления. Я почти была уверенна, что мисс Журналистка совсем не обращала на неё внимания.

– Очень интересные мысли. Могу ли я перейти к соглашению наших планов на декабрь? – нервная улыбка тронула губы Лавины. Дрожащими руками девушка раскрыла свой блокнот, где на странице я успела заметить разграфленную таблицу с некоторыми записями, заполняющими пустоту клеток.

– Я хотела ещё кое-что сказать, – подала голос и я. Глаза сестры округлились от удивления. Нора сложила руки на груди, откинулась на спинку стула, не забыв при этом демонстративно закатить глаза. Ингрид облокотилась на стол, принявшись меня слушать. Эмма не обратила на меня внимания. – Несколько слов о моих последних наблюдениях, которыми я хотела поделиться с вами. Обычно, я мало говорю, но сегодня чувствую, что мне есть, что сказать.

– Кто бы сомневался, – пробурчала Нора, и я смогла удержаться, чтобы не ударить её.

– Слово «феминизм», как по мне, большей мерой должно быть созвучно с понятием уважения. Главное во всем уметь различать тонкую грань между премного обсуждаемом нами доминированием и равенством, о котором девушки забыли упомнить. Проблема плохого отношения парней к девушкам в этой школе обусловлена тем, что девушки сами разрешают парням вести себя подобным образом. Они называют девушек «грязными шлюшками» и «сучками» и можно ли их в этом винить, если сами девушки постоянно так называют друг друга, не стесняясь в выражениях. И похожие выражения можно отыскать не только на стенах туалетных кабинок, но и слышать повсюду. Пошлые шутки в сторону девушек звучат почти так же часто, как и в сторону парней. Возражение на счет того, что парни любят лапать девушек также глупы, потому что большую часть девушек это, кажется, забавляет. Я всё чаще замечаю, как приставания парней скорее веселят противоположный пол, нежели смущают. Так, обсуждаемые нами проблемы всё же касаются не парней и их неуважительного поведения, а самих девушек, что не уважают самих себя. Мы сами позволяем относиться к нам подобным образом, как и много чего другого, что неприемлемо для тех, кто отстаивает идеи феминизма, – я взглянула на Лавину, когда она отвела глаза в сторону. «Много чего другого» подразумевало её синяки, скрытые длинными рукавами и тональной основой.

– Это невероятно интересно, – воскликнула Фрэнсис, нарушив обещание оставаться незамеченной.

– Кроме того отсутствие этого уважения начинается со стереотипов, что каждой девушке навязывают с детства и самое распространённое из них – «Ты же девочка». И что с того? Мы не выбираем, кем рождаться, кроме того, как и где, и какими. Природа и Бог, если он, конечно, существует, сделали это дело за нас, так почему это должно усложнять нам жизнь? Девушки не уважают друг друга и самих себя, выискивая в себе недостатки, о которых неустанно напоминают и сами родители вместо того, чтобы укреплять в нас уверенность в себе. Это создает мысль о том, что я недостойна этого парня, этого друга, этой чёртовой жизни. Моя мать не была скромна в указывании моих недостатков, которых становилось только больше с каждым годом моей жизни, но это укрепило во мне лишь твердость духа и мысли о том, что я не могу изменить чего-то в себе. В конце концов, я не обязана и не хочу этого делать. И я не хочу просыпаться каждый день с мыслью о том, что если я девочка, то являюсь особенным видом людей…

– Спасибо, Вайлет, мы поняли твою позицию, – меня прервала Лавина, нетерпеливо прокручивая между пальцев карандаш. – Это очень занимательно, но время поджимает, – она выдала лучшую извинительную улыбку, и мне пришлось её принять.

Кроме того меня захватила волна возмущения. И мне хотелось винить свою природу в том, что Аманда с самого начала ненавидела меня, Вебстер так легко отправил в чёртову школу, находящуюся невесть-где от дома, Йен бросил на этих умалишенных, ненавидящих меня людей. Казалось, родись я мальчиком, половиной проблем было меньше, из-за меньшей пренебрежительности к моему существованию, с которым мир продолжал неустанно бороться. С каждым днем сил оставалось всё меньше.