Текст книги "Птица Смерти (СИ)"

Автор книги: Olivia N. Moonlight

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 22 страниц)

Для Хупер же все эти Чивли, Мойры и Персивали потонули в свечном мареве. Грудь к груди, тепло к теплу, передвигались они с детективом, мешая дыхание, и было в этом нечто очень интимное. Женщина подняла лицо и наткнулась на блеск огня в изумрудных глазах, дьявольский, глубокий, как в драгоценных камнях. Шерлок уверенно вёл её в танце, и сильные руки поддерживали и ненавязчиво прижимали к его тёплому торсу. Довериться ли ему, рассказать ли о том, что она знает теперь об Элен Франсуа и Фрэнке Монтгомери?

– Шерлок…

– Мм?

– Сегодня я узнала кое-что о Николь Шарп, постоялице, что погибла утром.

– Правда? И что же?

– Дело в том, что мы виделись с ней накануне ночью, когда я только въехала. Я решила, мы стали подругами, а сегодня в Котловине я выяснила, что она врала.

Детектив склонил лицо так, что она почувствовала запах его одеколона и лёгкую ноту джина.

– Ну? – выдох щекотнул ей ухо.

– Она… – Молли взглянула в точёное заинтересованное лицо сыщика, а затем смущённо потупилась: – У нас были посиделки на кухне, и Николь рассказала мне красивую легенду о Крылатой королеве. Миф, связанный с замком и оборотнями-птицами. Я решила, что легенда может пригодиться в деле, а, оказывается, Николь её просто выдумала. Такой не существует.

Холмс громко усмехнулся:

– Всего-то. Ладно теперь мой черёд отвечать. Ты ведь хочешь знать, почему видела меня сегодня в роще?

Хупер впилась пальцами ему в плечо.

– Ты был там! Ты всё-таки был там! А я-то твоими стараниями почти уверилась, что у меня галлюцинации.

– Послушай меня, Молли. Я действительно отбывал в Австралию, но успел закончить дело раньше, чем планировал. Я сел в первый же самолёт сюда, и случайно узнал, что Эббот прибывает в аэропорт к четырём часам. В итоге у меня появилась возможность спокойно исследовать место событий без надоедливых сопровождающих, а затем вернуться и встретиться с Эбботом.

– Тогда зачем ты сбежал от меня? Почему не показался, когда нагрянул Персиваль и остальные?

– А ты хотела бы, что я объяснял всем, почему оказался возле свежего трупа, когда должен был, по собственным словам, быть на другом континенте? Согласись, охота за серийным убийцей в Сиднее – отличное алиби. Это могли воспринять превратно.

– Точно.

Танец их стал немного вялым, наверное, ноги устали после напряженного дня. Это обман зрения, и в зале и правда часть свечей потухла?

Шерлок чуть отодвинулся от женщины и внимательно посмотрел ей в лицо.

– Мне жаль, что пришлось тебя обмануть. Надеюсь, мы всё ещё партнёры? – неожиданно спросил он. – Тогда, в Голуэе, я бы не справился без тебя. Я и сейчас рассчитываю на твою поддержку.

Холмс впервые заговорил об Ирландском деле в открытую с момента их возвращения в Англию. Молли вдруг почувствовала, что ей необходим глоток воздуха.

– Ты же знаешь, что всегда можешь… – она не закончила фразы.

– Правда? А я уж было решил, что подорвал твоё доверие. Что теперь ты скорее доверишься Эбботу или Персивалю, раз уж они заказчики.

Хупер показалось, что хватка мужской руки на её талии усилилась.

– Я не собираюсь откровенничать ни с тем, ни с другим. От меня они не узнают ничего, кроме того, что им полагается знать.

Уголок рта детектива дрогнул. Его ладонь легла женщине на спину.

– Я тебя ни к чему не принуждаю, – шепнул он, снова прижимая её к себе. – Ты вольна распоряжаться информацией, как считаешь нужным.

Хупер промолчала, склонив голову к плечу Холмса и прикрыв глаза. Так хорошо было расслабиться и отбросить зудящие мысли. В голове стало легко, даже жар отступил. Может, всё-таки рассказать Шерлоку о подозрениях, а он тогда взамен развеет часть их? Женщине очень этого хотелось.

Вязкие минуты тянулся их вальс, становясь всё более неторопливым. Женщине даже померещилось, что она умудрилась задремать. Так хорошо было танцевать под звёздами, так хорошо…

– Молли!

Резкий оклик заставил женщину встрепенуться. Они с Шерлоком по-прежнему стояли посреди залы. Свечи давно потухли, вокруг царила угольно-чёрная мгла. Вслепую добравшись до ближайшего окна, Холмс отдёрнул пыльную занавесь и прошёлся ещё по нескольким. Луна и её серебряные слёзы слабо осветили залу.

Пусто. Никого в бальной комнате. И только музыка одиноко отражалась от стен.

– Неужели мы так увлеклись? Сколько же сейчас времени?

– Двенадцать. – Шерлок озабоченно глянул на дисплей мобильного. – Вечеринка началась меньше двух часов назад. Странно.

– Не может быть, чтобы мы не заметили, как все ушли. Уход Аристарха мы бы точно не пропустили.

– Смотри.

Холмс указал Хупер на золотой ключ, которым Эббот запер дверь по приходе в зал. Красная восковая печать, один из символов вечера, была нетронута. Сердце женщины кольнул холодок.

Молли и Шерлок подняли головы, посмотрели друг на друга и, не сговариваясь, обернулись в сторону концертной комнаты, где продолжало играть пианино и слышался глухой скрипящий говорок. По пути туда женщина заметила на скамье серебристые очертания двух женских шалей, трубку Чивли и пустой стакан из-под вина.

Концертная комната была тупиковой в каскаде залов, и в её гладких стенах не было дверей. Табурет у пианино пустовал.

– Что за чертовщина…

– Шерлок!

Впившись в плечо Холмса, Молли указала на перфорированную ленту, что крутилась на катушке в пианино. Механическое пианино! Сверху на нём стоял старенький патефон, который и издавал голоса: развязный, надменный, холодный смех, женский и мужской. Внезапно игла с пронзительным скрипом соскочила с пластинки. Спустя пару секунд остановилось пианино. И наступила тишина.

____________________________________________________

Примечания автора:

*Мыс Бичи-Хед (англ. Beachy Head) – меловая скала в Восточном Суссексе близ Истборна, южное побережье Великобритании.

*Смитфилд – старейший мясной рынок Лондона.

* Корне́лльский университе́т (англ. Cornell University, сокращённо Корне́лл) – один из крупнейших и известнейших университетов США, входит в элитную Лигу плюща.

========== Глава 5. “Легенда о защитном крыле” ==========

Комментарий к Глава 5. “Легенда о защитном крыле”

Творчество Мо и саундтреки:

http://vk.com/wall-97440586_73

http://vk.com/wall-97440586_80

Истборн, Англия, 19**-й год.

Ничто так не тешит изощрённый вкус, как сочетание роскоши и разложения. Ничто так не щекочет воображение, как сочетание невинности с жестокостью. Как, к примеру, кружевные бабочки-нимфалиды, что облепили облупленный отхожий угол пансионата, привлечённые запахом человеческих выделений. На самом деле, то были простые лимонницы, но во сне Мо они непременно превратились в нимфалид. За круглым окном мансарды пели звёзды над морем. В чёрной дали приморской деревни собаки брехливо оплакивали недавно почившего местного старожила. Мо уткнулась лицом в хлопчатую наволочку, худая щека, обгоревшая на майском солнце, зарозовелась ещё пуще. На дощатом полу, растопырив страницы, валялась соскользнувшая с кровати книга. Колин Маккалоу «Поющие в терновнике»* значилось на измявшейся обложке. Тётя Вирджиния на днях отобрала эту книгу у Мо, сказав, что ещё не пришло ей время читать подобное, однако девочка смогла незаметно выудить пухлый том из тётиной сумки.

Сонный мозг девочки лениво вылизывал ночные грёзы, мутными картинками размазывались они в голове. Ей снились овечьи пастбища Австралии, красная пыль, жара и мухи, о которых она прочла. Овцы на тонких ногах-ходулях бродили по Острому Обрыву, с блеянием качались на железных цепях трёх виселиц. Роскошная кукла Агнесс с рыже-золотыми локонами, которой у Мо отродясь не было, виделась девочке, пока её не отобрал мальчишка с желваками и не затоптал в песок. Синие, словно зимние звёзды, глаза Тома, мальчика из пансионата, умиротворяли её во сне. Одет мальчик был почему-то в чёрную сутану и белую колоратку, словно тот красавец из книги, преподобный Ральф.

Опорные балки мансарды загудели, вторя близкому громовому раскату. Звёзды померкли, но зарницы озаряли краткими всполохами спальню ещё ярче. Тени ластились к стенам и потолочным балкам. Помертвелый свет ещё сверкал какое-то время насухую, но скоро дождь начал выстукивать по крыше первые ноты быстрой колыбельной, а потом и вовсе захлебнулся в мелодии.

Здоровый сверчок хлопнулся с потолка на подушку возле кончика носа Мо, захрустел сухими надкрыльями. Захрустел ключ в ржавой скважине музыкальной шкатулки в девичьей грёзе. Шкатулка, баюкая, удобно легла в руку Мо. Ржавчина во сне расползалась в пальцах в рыжую труху, а затем обратилась в пепел. Нет, не в пепел, поняла девочка, – в табак. И не шкатулка это вовсе, а табакерка. Как наяву учуяла Мо кольцо дыма и запах псины. С рычанием к ней выполз угольно-чёрный пёс с горящими зеленью глазами. Мо сразу определила, что он бешеный – по слюне из пасти и волохающемуся в пыли хвосту, – но ни капли не испугалась. Пес всё заливался сиплым лаем, пока она во сне трепала его по кудлатой голове.

Снаружи небо взорвалось над самой крышей. Мо сморщила шелушащийся нос и прислушалась. Стук дождя то усиливался, то ослабевал, но слабый звук иной природы явно пытался пробиться через эту волну. Пальцы девочки ещё сонно перебирали простыню, словно собачью шерсть, но Мо уже не грезила. А когда грозовую канонаду отчаянно взрезал вой под окном, и вовсе тряхнула последние лепестки сна.

Торопливо спустив ноги, Мо прошлёпала несколько метров, что отделяли кровать от круглого окна. Пальцы зябко поджимались, когда голые подошвы касались холодного шершавого пола. В складки розовой кожи тут же набились колкие соринки. Девочка подтащила к окну высокий табурет, взобралась и открыла круглую раму. Лицо мигом обдало мокрой россыпью из черноты, будто кто-то швырнул в него пригоршню из моря.

Внизу было ничего не разглядеть. Электро-белая вспышка высветила фигуру Мо в пепельно-розовой сорочке, пошатывающуюся со сна среди опорных балок, но девочка не успела рассмотреть что-нибудь в краткий миг света. Тонкая ткань свободно колыхалась на худом теле, ветер солёным языком прошёлся от кромки белья по животу и по ложбинке на груди. Мо поёжилась, всматриваясь и вслушиваясь в какофонию за окном. Дождевая вода низвергалась по жестяному стоку в глинистую лужу. Струи хлюпали по крыше, деревьям, гравию и окученным клумбам, ветер рвал и трепал жидкие кроны. Вдали продолжали переругиваться собаки, одна, казалось, рычала под самым окном. Небо вздрогнуло, глухо заворчало и оглушительно треснуло, запоздало оповещая о молнии. Лай раздался снова, и Мо померещилось её имя в этом лае. Девочка, как умела, свистнула в темноту, приманивающе поцокала, рассеянно думая, уж не Ретберт ли приблудился за ней к пансионату. Но тут пёс внизу уже чётко выкрикнул «Хупер», присовокупив бранное слово:

– Х…ли свистишь… дурёха! – надрывно выдал охрипший баритон.

– Шерли?!

Круг света полоснул по раскисшей чёрной клумбе и остановился под мальчишечьим подбородком. Бледное лицо Шерли в свете карманного фонаря чудилось костяным черепом со зло прищуренными чёрными глазницами.

– Шерли, ты спятил что ли? Чего ты лаешь под окном, ты же всех перебудишь!

– …рёвку… брось мне верёвку!

Господи, что за бес привёл этого мальчишку сюда посреди ночи?

– …мне надо к тебе… есть канат… или верёвка… или лестница… давай живее!

Не будь Шерли уже вымокшим до самых носков, она бы окатила его из ведра. Тем не менее, Мо всё же обернулась и окинула взглядом комнату безо всякой надежды, чуть дольше задержавшись на расстеленной кровати. Ну не рвать же, в самом деле, простыни на самодельный канат? И тут девочку осенило.

– По стене вьётся сухой плющ, справа… нет, слева от тебя! Вскарабкайся по нему.

Круг света метнулся под окно и потух. Послышалась чавкающая возня, потом шуршание, скрип, глухой стук, всплеск и обозлённое шипение.

– Ну как? – рискнула спросить Мо.

Снова вспыхнул фонарь, жёлтый свет растёкся в мокрых чернильных разводах ночи. Бесцветное лицо Шерли покрылось теперь чёрными пятнами, будто прохудилось в нескольких местах, и ночь отсвечивала в прорехах. Мальчик молча посветил на землю рядом с собой, полоснул лучом по окну мансарды, будто тщетно хотел ослепить Мо, а затем вновь остановил его на рыхлой клумбе.

– Тут есть садовник, а значит и сарай должен быть, – решил он, и Мо расслышала его уже чётче.

Волна дождя в очередной раз немного отхлынула, по крыше продолжало стучать, но уже не с прежней одержимостью.

– А в сарае может найтись лестница.

Девочка задумалась, видела ли она где-нибудь возле пансионата пристройку, похожую на сарай. Ничего подобного на глаза ей не попадалось, однако в левом крыле здания был служебный ход, откуда как-то выносили инструменты. Мо крикнула об этом Шерли, и тот исчез, ворча что-то о плюще и недогадливых девчонках.

Минуты три Мо рассеянно таращилась в рябящую каплями темноту, потом осторожно спрыгнула с табурета и двинулась к кровати. Лестница была неплохой идеей, но вряд ли она достанет до мансарды. Вздохнув, Мо стащила с кровати одеяло, свернула и взгромоздила его на стул, и принялась стаскивать простыни. Если не рвать их, а просто связать между собой, то всё равно выйдет недурной канат, хоть и короткий. На счастье, горничная, знающая щедрую руку Вирджинии Хупер, настелила ей целых три.

Закончив, девочка поставила на табурет у окна второй поменьше, взобралась на шаткую конструкцию и стала прилаживать один конец простыни к поперечной балке. Круглое окно находилось на уровне ног и бедер девочки, рама была приоткрыта, оттуда то и дело доносились мокрые вздохи. Табуреты качались под ногами. Если бы Мо не была полупьяной ото сна и полуночного визита безумного мальчишки, то ни за что не полезла бы под потолок, как домовой паук. Либо одеревенела от страха и точно вылетела бы в окно. А так движения её были мягкими и ленивыми, хоть и слегка смазанными.

Мо считала молнии, облокотившись щекой на оконную раму, когда снизу что-то прохлюпало вдоль стены, будто зверь с тяжеловесной поступью. Мигнул фонарик.

– Нашёл лестницу? – встрепенулась девочка, поправляя в руках рулон со связанными простынями.

Ответа она не получила. Жёлтый луч прошлёпал к стене сбоку от окон и потух. Всхлипнула лужа под мальчишечьими ногами, зашуршали сухие стебли под аккомпанемент дождевой дроби и шелеста крон. На этот раз никаких капризных замечаний. Мо только по пыхтению и поняла, что Шерли карабкается к ней по плющу. Выходит, он ошибся. Выходит, гроза только начинается.

Мо завороженно наблюдала, как судорожно пляшет внизу свет, всё ближе и ближе к мансарде. Повезло, что у живущих на нижних этажах старух проблемы со слухом, не то бы обязательно всколыхнулись и заметили вымокшего сорванца с фонарём в зубах, мелькающего в окне.

Когда до цели оставалась где-то треть пути, фонарь замер, на миг покрылся тёплым красным светом от обхватившей его ладони и исчез. Мо старательно вслушалась, но шелест стеблей больше не доносился.

– Ей, ты не застрял?

Шерли отозвался не сразу:

– Нет.

«Так в чём же дело?! Страшно?» – хотелось крикнуть Мо, но она сдержалась. Вместо этого девочка подобрала более сглаженную формулировку:

– Я могу помочь?

Мальчик отвечал урывками, в три броских фразы:

– Нет. Да, – и, наконец, – Не знаю. Кажется, тут плющ кончается.

– Хочешь спуститься?

– Не хочу.

– Погоди, я же приготовила канат из простыней! До земли не хватит, но до тебя – как раз. Сейчас я брошу тебе конец. Ну вот, лови! Поймал?

– Поймал, – хмуро хмыкнул Шерли, – да только что с того? Мне не взобраться.

Значит, всё-таки страшно.

– Может, ты спустишься и впустишь меня через чёрный ход? Или, может…

Остальные бессмысленные предложения потонули в громовом грохоте.

– Шерли, хватай крепче канат, отпусти растение и просто ползи наверх, – крикнула Мо жестче, чем хотела.

– Говорят, не могу, дурёха!

– Тогда ночуй в кустах, – равнодушно бросила вдруг Мо.

На миг внизу всё стихло. А потом Шерли одним угловатым движением оторвался от плюща и повис на простынях.

У Мо и в мыслях не было быть жестокой с Шерли, но, когда она уже помогала ему протиснуться в окно, втаскивая за шкирку, поняла, что нарочитая небрежность оказалась действенней, чем долгие уговоры и улащивания.

Мальчишка ввалился в мансарду, и Мо на миг успела-таки осознать, что они стоят на двух хлипких табуретах, прежде чем те с грохотом обвалились, а дети повисли на потолочной балке – Шерли, уцепившись за простыню, а Мо – за Шерли.

Мо расцепила руки первой. Сползла по ногам мальчишки до самых заляпанных ботинок и приземлилась на пол, круто пошатнувшись, но всё же не упав. Мальчик соскользнул по канату вслед за ней и втянул намокший конец внутрь комнаты.

Мо зябко переступила босыми подошвами:

– Надо бы закрыть окно. Вон как хлестает.

Встав на цыпочки, Шерли дотянулся до нижнего края рамы заледеневшими пальцами и притворил её, закрывая ход буре. Вой с улицы теперь доносился приглушенно, а единственным источником света по-прежнему были ослабевающие молнии. Оттянув заляпанный рукав свитера и найдя более-менее чистый участок, мальчишка утер лицо. Волосы его, когда-то кудрявые, свисали на детское лицо жалкими чёрными сосульками, облепили кольцами лоб, придавая ему пришибленный вид. Покрасневшие от воды глаза саднило, с носа непрерывно текло. Грязь противно липла к дрожащей губе, песком скрипела на зубах. Куртка и штаны были раздутыми и блестящими от воды, а в ботинках булькало при каждом движении.

– Т-так ты, в-выходит, на чердаке живёшь? – уточнил Шерли, выстукивая зубами дробь, – З-забавно.

Стены мансарды были обиты тонкой светло-серой тканью с бледно-розовым узором, в тон ночной рубашке Мо. (Пепел розы, прозвала про себя этот узор девочка, помня фразу из книги, что стащила у тёти). Материей были задрапированы и опорные сваи, в надежде скрасить их неуклюжесть. В погожие дни шелковистая ткань играла на солнце, а при сильном морском ветре, как сейчас, надувалась и колыхалась, подобно чердачному привидению. В одном углу помещались кровать, платяной шкаф и приземистая тумба из кедра, в другой – медный умывальник и крюк с вафельным полотенцем. Над тумбой в кадке виднелся силуэт какого-то засохшего деревца, бросающего причудливые тени на резное изголовье. Около окна притулился мольберт и круглый стол с молочником, кофейником и фаянсовым чайным сервизом. Чайник опрокинулся, и на кружевную салфетку тонкой струйкой сбегала заварка.

– А горячего чаю у тебя не н-найдётся? – спросил Шерли, глядя на сиротливую коричневую струйку.

Мо отрицательно мотнула головой.

Вздохнув, мальчишка отодвинулся вглубь комнаты, подальше от сквозящего окна и слякоти. Почти сразу же под ним выросла новая лужа, и воды всё прибывало – Шерли был словно губка. Пялясь под ноги, Холмс на миг ощутил себя грязным сгустком ночи, ввалившимся в девичий мирок. Разумеется, Хупер он в этом не признался.

– П-прохладно тут.

– Ну так скинь мокрое, – рассеянно брякнула Мо.

Шерли только того и ждал. Первой на дощатый пол полетела куртка, а затем и вымокший до нитки шарф. Мальчишка подхватил низ аспидного свитера и с облегчением стянул через голову, выворачивая наизнанку. Торопливо выпростал ноги из ботинок в комьях земли от подошвы до самых штанин. По правде говоря, ботинки больше походили на две клумбы неумелого садовника, с торчащими вкривь и вкось сухими стеблями и травинками. Похожая картина творилась у Шерли и на макушке. Не обращая внимания, мальчик нагнулся, чтобы расстегнуть ремень и стащить с себя брюки.

– Стой! – завопила вдруг Мо так, что Холмс вздрогнул. – У меня же в шкафу только платья и кофты. Мальчукового нет совсем.

Шерли, дурак дураком, так и застыл, в одной майке с полуспущенными подштанниками. Вскинул на Мо затравленный и одновременно злой взгляд.

– Опомнилась, – буркнул он.

Мо закусила губу.

– Уж прости, но ко мне не каждую грозу лазают в окно мальчишки. Чего ты вообще именно ко мне пришёл?

– Ты, что, с ума сошла? – искренне удивился Холмс. – Конечно, к тебе, а к кому же ещё?

Если у Мо и была охота устроить мальчишке взбучку, то теперь любое желание мигом отпало.

Шерли тем временем с тоской посмотрел в холодный пустой камин, вычищенный от золы и давно не топленный. На дне поленницы лежало одно полусгнившее бревно, и Холмс попинал носком груду мокрого тряпья, всерьёз обдумывая, не пустить ли его на растопку. Однако мысль о материнском ремне подхлестнула его память, и Шерли быстро вспомнил, что спичек у него с собой всё равно нет.

Мальчишка обречённо засопел. В горле было кисло, носовые пазухи горели – он здорово навдыхался воды, пока полз по стене. Дождь тогда заливал буквально всё – больно стучал по лбу и макушке, струился по загривку за воротник, затекал в глаза и уши. Вначале Шерли щурил один глаз, потом оба, а под конец карабкался почти вслепую, глотая сопли и дождевую влагу. В какой-то момент окостеневшие от холода пальцы уже не хотелось разжимать, чтобы снова цепляться на треклятый плющ. Хотелось просто обнять стену, позволить векам слипнуться и отдаться забытью. Представить, что и не было ничего в саду гнилой старухи Мэйбл, и не в его трясущиеся липкие руки Ник потом сунул сигарету. Но слова этой девчонки Мо подействовали как ушат кипятка, ожгли остатки самолюбия, и, смутно помня как, Шерли-таки ступил на дощатый пол мансарды.

Слезящимися красными глазами Шерли вгляделся вглубь комнаты.

– В умывальнике вода хоть тёплая?

– С утра была.

Это, похоже, окончательно его доконало.

Мо шагнула вперёд, ухватила пальцами бледное запястье и твёрдой рукой потянула мальчишку к умывальнику. Большой пузатый бак и овальная раковина тускло поблескивали медью из глубины мансарды. Пол под ними был облицован потёртым зелёным камнем, а внизу, загораживая слив, трепетала на полукруглой раме изумрудная занавесочка. Мо подтолкнула Шерли к раковине, намочила хрустящее полотенце и потянулась с ним к лицу грязнули. Шерли уворачивался, и пришлось поймать его за подбородок, на котором уже пробивалось несколько жёстких волосков. А Шерли-то старше, чем выглядит, подумалось вдруг Мо.

Девочка пыхтела и румянилась, стоя на носочках, чтобы вытащить стебли и сухие листья из спутанных кудрей. Её собственные волосы, уложенные в пучок на ночь, давно растрепались, и на глаза спадала кремовая прядка. Мало того, что лицо обгорело, когда она каталась на лодке, так ещё и кончики волос высветлило майское солнце. В конце концов, Мо сунула Шерли сухую салфетку в руки, а сама пошла к куче мокрой одежды на полу.

«Как бы всё это пристроить, чтоб тётя не заметила» – гадала девочка, вытягивая за воротник скомканный свитер. По мансарде поплыл запах мокрой шерсти, и Мо невольно вспомнился её сон за мгновения до пробуждения. Нехотя запустив руки в груду, девочка попыталась сгрести и оттащить куда-нибудь барахло Шерли.

Одежда резко шлёпнулась на пол. Мо не то что попятилась – отшатнулась, едва не споткнувшись о доски. Тупо уставилась на липкие тёмные ладони. Гром донёсся глухо, издалека, будто где-то ссыпали камни из кузова грузовика.

– Шерли, у тебя, что… кровь идёт? – сипло произнесла она то ли с ужасом, то ли с животным любопытством.

Холмс моментально напрягся:

– Ч-чего?

– Я только что вмазалась в… пятна на твоих вещах. Шерли, скажи, Шерли! Мэйбл оказалась дома, да? Ты ранен?

– Сказал же – нет! – мальчишка перешёл на крик. – Цел я, дурёха, это не м… – Шерли захлопнул рот на полуслове так, что зубы лязгнули.

– Не – что? Не твоя?

Рука девочки снова потянулась к тёмной куче, но неожиданно её грубо оттолкнули. Мо вздрогнула, когда Шерли неожиданно вырос рядом, всклоченный, с красными пятнами на скулах.

– Это просто джем, ясно! – рыкнул он, сам роясь по карманам волглых брюк. – Только чёртов джем!

Пальцы сгребли содержимое кармана и швырнули девчонке в лицо. Склизкие ягоды шлёпнулись о щёки, сползли к подбородку и на сорочку, как непрошеные слёзы. Со следующим ударом сердца Мо замахнулась и влепила Холмсу пощёчину.

В мансарде повисла такая тишина – хоть ломай с хрустом. Даже гроза на миг притихла, боязливо скребясь о крышу.

Шерли тяжело повернул кудлатую голову к Мо. Молния выхватила рваную картину – долговязую фигуру в белом белье, руку, взметнувшуюся вверх. На мгновение Мо уверилась, что друг ударит в ответ.

– Спасибо, – хрипло и как-то по особенному низко произнёс Шерли, держась за левую половину лица.

Громовой раскат расплылся по комнате, когда его уже перестали ждать, робко и вяло. Куртка, свитер и штаны к тому моменту были забыты. Позже Шерли сам уберёт их в угол, заодно подсохшими местами вытерев лужу под окном. Сейчас же мальчишка молча подался вслед за Мо, которая также молча поманила его к кровати. Толстый, простёганный ромбами матрас не прикрывало ничего, кроме сиротливо прислонённой к изголовью подушки в кружевной наволочке. Рядом, еле умещаясь на стуле, громоздилось снежное одеяло.

– Можешь закутаться в одеяло, если тебе холодно, – предложила девочка (сама она наскоро закуталась в вязаную паутинкой шаль тётки). – Только бельё тоже сними, а то весь пододеяльник вымокнет. И так уже простыни испорчены, – Мо тоскливо проследила, как качнулся в темноте самодельный канат.

Шерли выдал кривую усмешку:

– А ты застели их обратно на кровать, а горничной назавтра скажешь, что у тебя ночные проблемы.

– Дурак.

Мо зло сдула с глаз золочёный завиток, поджала губы. Но обида в этот раз вышла лёгкая, смешная, отпустило почти сразу и даже потянуло улыбнуться. Ухмылка Шерли также быстро превратилась в настоящую улыбку. У Мо щёки, что две розовые кляксы, подумалось мальчишке, а губы будто перепачканы вареньем. Собственно, он сам её только что и перепачкал. Шерли захотелось протянуть руку и убедиться в своих догадках, коснуться девичьего лица и золочёной прядки.

– Ладно, договорились. Давай своё одеяло. Но тогда и ты тоже разденься.

Услыхав угрожающее дыхание, Шерли добавил торопливо:

– На всякий случай, не то ещё простуду подхватишь. Всё равно тут ни зги не видно.

Мо слишком вымоталась, чтобы вновь спорить. Отяжелевшая ткань и вправду противно липла к телу, путалась у щиколоток, мешая ходить. Подсохшие катышки уличной грязи на груди неприятно пахли, а тётина паутиновая шаль не слишком спасала от холода. Мо только сейчас поняла, что босые ступни её заледенели, и саму её била дрожь не хуже Шерлоковой.

– Идёт.

Шаль соскользнула с рук и аккуратным треугольником легла на край матраса. Мо, в одной сорочке, выжидательно глянула на мальчишку. Пожав плечами, Шерли подтянул к себе ногу и, прыгая то на левой, то на правой, стащил с себя носки и отбросил их за спину. Запустив пальцы в растрёпанный пучок, Мо достала из волос обшитую жатым атласом резинку и положила поверх шали.

– Не считается! – возмутился Шерли.

– Ещё как считается. Ты в моей мансарде.

Шерли фыркнул, но возмущаться дальше не решился – свежа была память об оплеухе. Вместо этого он взялся пальцами за край майки и стянул через голову. Майка отправилась к носкам – Шерли хоть и бросал не глядя, промахнулся всего на пару дюймов. Взгляд Мо прикипел к этому белому пятну, никак не желая сдвигаться в сторону Холмса. Глупость какая – он-то разглядывает её, не стесняясь. Вспомнилось вдруг, как она тёрла Шерли над раковиной, и раскисшая стружка плыла в овальной мыльнице. Ну, подумаешь, мальчишечий торс, ничего особенного – бледный, нескладный, только кости торчат. Да и ночью всё равно почти ничего толком не углядеть. Резкие синие тени обрисовали талию, выступы рёбер и плоский живот и одновременно смягчили юношескую угловатость. Припомнилась вдруг колкая шерсть свитера и жёсткий подбородок; пара волосков над верхней губой, изломанной сердцем. Художнице стало любопытно, мягкая ли она на ощупь, если помять её большим пальцем. А что если скользнуть подушечкой в ямку между по-птичьи изломанных ключиц?

Холмс нетерпеливо кашлянул, и Мо пришлось взяться за концы шёлкового шнурка на горле рубашки. Узел плавно разошёлся, оголились круглые плечи. Девочка пятернёй зачесала волосы вперёд так, что те почти закрыли румяное лицо, а уж потом неловко спустила ворот сорочки до самых щиколоток, оставшись в одних кружевных панталонах.

Шерли замялся. Волосы девчонки, у корней шоколадные, солнечные на концах, спадали в две реки и закрывали самое интересное. За головой Мо маячили сухие ветки мёртвого бузинного дерева на тумбе у кровати. Цветы, белые, бумажно-ломкие, источали тёплый медвяный запах. От волос и пунцовых губ Мо иногда пахло также. Что-то пунцовое проступило и сквозь реки волос, прикрывающие грудь, когда Мо переступила через серо-розовую сорочку и наклонилась подобрать. Сверкнул изгиб худенькой спины, светлый пушок на руках и голенях – невидим, но угадываем. В голову полезла странная мысль, зачем девчонки подбирают платья под цвет стен? Даже в звёздном свете нежные бутоны обшивки переливались на пепельном фоне. Ткань над кроватью кое-где обветшала, и если просунуть в дырку палец, можно, наверное, нащупать холодное нутро штукатурки. Но в неприметных нарядах Мо никогда не было прорех. Подумать только, и зачем на панталонах шитьё в десять слоёв, бесполезное, как пенка на молоке!

Когда кровь немного отхлынула от лица, Мо рискнула исподлобья покоситься на мальчишку. Взгляд Шерли перебегал с фигуры Мо на стены и горшок с сухой бузиной, лицо странно перекосилось. Мальчик не знал, куда деть руки, и девочке вдруг пришло на ум, что у него красивые предплечья, изящные и сильные. Как и тренированные ноги – наловчился бегать от матери.

– Твоя очередь, – напомнила художница, и Шерли рассеянно боднул головой. Дотронулся до ткани шорт, отдёрнул руку, внезапно решив почесать затылок. Утёр запястьем лоб и нос. Поскрёб макушку, пригладил чёлку, снова взялся за бельё, но тут вспомнил, что надо срочно стряхнуть грязь с локтей. Мо смотрела на него с затаённой улыбкой, пока не поняла, что дальше наступит её черёд. Забыв о взметнувшихся волосах, девочка развернулась к стулу, дёрнула на себя рулон пухового одеяла и протянула, как ширму, мальчишке.

– Держи, я обещала. Стянешь прямо под ним.

Шерлоково «спасибо» прозвучало едва ли не с сердечной теплотой. За многие недели знакомства от него, бывало, не дождёшься и слова вежливости, и за сегодняшний вечер он уже дважды её благодарил. Чудеса. Не иначе, как волшебство оплеухи.

Край одеяла тяжёлой снежной грудой лежал на полу. Шерли, прикрываясь другим концом, левой рукой стаскивал волглую ткань, а правой усердно прижимал к груди набитый пухом угол. Их негласный детский договор нарушился, и Мо с полным правом достала из платяного шкафа вязаный кардиган. Хупер ненавидела вещи из шерсти – кофты кусали её за шею, от колготок хотелось расчесывать ноги до кровавых полос. Но этот кардиган был мягким как бархат, складки цвета топлёного молока опутали Мо до пят. Руки утонули полностью, рукава свисали до пола, как убежавшее тесто. Пришлось подворачивать, чтобы освободить хоть пальцы.