Текст книги "Птица Смерти (СИ)"

Автор книги: Olivia N. Moonlight

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 22 страниц)

– Лучше бы вам помалкивать, не то все узнают, что вас отделала девчонка!

Прижав к груди поскуливавшую болонку и подобрав свой альбом, из которого выпала пара листков, Мо развернулась и бросилась прочь из оранжереи. Пробегая мимо затенённого угла, девочка с испугом отшатнулась от застывшей там тени, не сообразив сразу, что это Ник, и кинулась к выходу. Она понятия не имела, как зовут хозяина собаки и где его дом, а потому добежала до детской больницы, которая была по пути к пансионату, и оставила болонку на лавке на глазах нескольких изумлённых посетителей. Только позже Мо поняла, что могла бы и сама посмотреть адрес на медальоне ошейника.

– Ты чего молчишь? Заснула, что ли?

Томас вернул Мо в реальность, и девочка бросила на него затуманенный взгляд. Шагнула в сторону кровати, чтобы оставить там пакет с грушами. Том нервно вздрогнул от её резкого движения. У Мо это вызвало грустную улыбку – неужели он её и впрямь боится? В оранжерее был лишь сиюминутный триумф. Она всего лишь слабая девчонка, которой повезло – Мо была в ярости и умопомрачении, застала недругов врасплох и вовремя сбежала. Пара минут, и у троих мальчишек нашлись бы силы дать ей отпор.

– Пока, Томас. Надеюсь, у тебя и у твоих друзей достанет ума не болтать. Я ведь тоже могу рассказать про болонку учителя.

Без сожалений Мо повернулась к выходу.

– Ты ненормальная, вот ты кто, – прилетела ей в спину фраза Тома, когда девочка взялась за дверную ручку.

– Да и слава богу, – не оборачиваясь, мятежно улыбнулась Мо. – Иначе б я была похожа на тех куриц в юбках и никогда бы не любила смерть и разбитые чашки.

Приоткрыв дверь, Мо высунула наружу нос и, убедившись, что тётка стоит около автомата с круглыми конфетами к ней спиной, прошмыгнула до конца коридора, за поворот, где была дамская комната. Что-то у них с Шерли успела сложиться забавная традиция встречаться в местах облегчения.

Ни в одной из кабинок Шерли не оказалось, и Мо вновь решила подождать. Шли минуты, и девочка, волнуясь, вышла в коридор. Может, Шерли, чего доброго, ждёт её в мужской комнате? Умирая от неловкости, Мо приоткрыла туда дверь и сквозь щель углядела ряд странных раковин на стенах. На счастье, или нет, внутри никого не было. Красная, словно помидор, Мо вернулась в женскую уборную. Внезапно раздался звонкий хлопок, и юная художница подпрыгнула от испуга. Но это оказалась всего лишь незакрытая форточка. Раньше Мо не обратила на неё внимания, но теперь присмотрелась и заметила, что на створке что-то болтается. Ремень, или, быть может, расстёгнутый ошейник. Точно! Мо узнала медальон и красную пряжку – это же ошейник Ретберта.

Встав на цыпочки, девочка дотянулась до ошейника и повертела его в руках. На обратной стороне, прямо на коже виднелись наспех нацарапанные в одну строчку цифры: 1… 9… 2… 1 потом грязное пятно и непонятный росчерк, похожий то ли на букву Р, то ли на цифру 4, потом 9… 8… 1.

Однажды Шерли уже отправлял Мо послание с помощью своего пса, когда не имел возможности прийти сам. Наверное, и сейчас у него не получилось вырваться. Мо с горя стиснула ошейник в кулачке – почему им приходится урывать несчастные минуты, когда есть так много, чем поделиться?

В коридоре слышалась детская оживлённая возня. Мо оглянулась на дверь – тётка уже наверняка её ищет, так придётся уходить, не свидевшись с Шерли. Девочка впилась взглядом в кривую строчку, стараясь запечатлеть её в памяти, потом сунула ошейник в карман и со вздохом вышла в коридор.

– В пансионате тебя будет ждать небольшой сюрприз, – объявила Вирджиния, когда они с Мо неторопливо шли по вечерней истборнской улочке. – Он должен подбодрить тебя после болезни. Строго говоря, я должна была сделать это сразу.

Голос старшей Хупер звучал слегка виновато, насколько это вообще возможно для такой жёсткой женщины. Только Мо не обратила на это никакого внимания. Юная художница брела в расстроенных чувствах, и ни жёлтые головы фонарей, ни наполненный чириканием сумеречный воздух, ни даже обещание сюрприза, должно быть, орехового пирога, её не радовали.

Несмотря на вечерний час, воздух был светлый и прозрачный. Блики от фонарей смешивались с рассеянным солнечным светом, очерчивая круглые камни около клумб и незамысловатые фасады домов. Небо, золотое на горизонте, постепенно выцветало, и ветер начинал набирать силу. По тому, как постанывали ветки, можно было понять, что передышка закончилась, и майская гроза вновь вступала в права. Странно, но мысли о непогоде почему-то придали девочке надежду. В конце концов, Шерли ведь оставил ей шифр (а цифры на ошейнике – это безусловно шифр), значит он снова назначает ей встречу. Она обязательно его разгадает и постарается явиться в условленное место.

– Ох, опять этот пьянчуга! И куда смотрит полиция, – недовольно заметила Вирджиния на подходе к пансионату.

К забору действительно привалился мужчина – древняя шляпа с щербатыми полями съехала на лицо, плащ с заплатами подметал тротуар. Пьяный высоким гортанным голосом орал песню, и старшая Хупер побыстрее провела племянницу к крыльцу.

Чайная пансионата выглядела уныло, когда солнце не играло на циновках, стеклянная дверь в сад была закрыта плотной гардиной, и пахло там сейчас не медом и молоком, а вечной сыростью. Торшер заливал мутно-жёлтым светом плетёные кресла в нише и ненакрытый стол. В это время чайная обычно полна постояльцев, но сейчас в углу притулились только двое – мужчина и женщина, сидевшие спиной к выходу.

Стоило порогу чайной заскрипеть под ногами Вирджинии и Мо, как женщина в свободной брючной паре обернулась, вскочила с кресла, бросилась к Мо и, обхватив тёплыми ладонями холодные щёки Мо, затараторила:

– Душенька, ты поправилась? Ты вся ледяная. Кристофер, принеси её свитер и коготки. А какая бледная! Ты хорошо кушаешь? Лапочка, как я соскучилась!

Совершенно ошалевшую Мо осыпали поцелуями в лоб, в глаза и в нос. Так вот о каком сюрпризе говорила Вирджиния! В пансионат приехали родители Мо!

Мистер Хупер, которого Мо вначале не узнала из-за налетевшей матери, тоже поднялся с кресла, и, дождавшись, когда жена немного успокоится, обнял дочку за плечи, поцеловав в макушку.

У миссис Лилиан Хупер было треугольное лицо, острый подбородок с ямкой и большие напуганные голубые глаза. Волосы, русые, с каким-то мышиным налётом, аккуратно спадали кольцами на плечи, сглаживая форму лица. Прямоугольные очки с серебряной цепочкой благопристойно сидели на переносице. На шее покоились длинные бусы, переплетённые толстой серебристой нитью. Свободные рукава формы «летучая мышь» колыхались на тонких руках. Лилиан Хупер просто излучала благопристойность и одновременно огромное волнение. Мистер Хупер же, напротив, был само добродушное спокойствие. Светло-серая жилетка на блёклой рубашке, твидовые брюки и кожаные оксфорды были изрядно поношены, но содержались в идеальном порядке. Волосы были чинно расчёсаны на прямой пробор – Мистер Хупер начал седеть рано, и в аккуратной каштановой шевелюре проступали серые подпалины.

– Джинни позвонила нам и сообщила, что тебе плохо без нас, – мягко произнёс мистер Хупер, отпуская плечи Мо и вновь уступая место жене. – Собирай свои вещи, зайчик, мы забираем тебя в Лондон.

– Поторапливайтесь, поторапливайтесь, – напутствовала миссис Хупер, не выпуская, тем не менее, дочку из рук, царапая её щёки оправой очков. – Нам ещё нужно успеть на вечерний поезд. Давай, душенька.

– Лондон?! Сегодня?! – с ужасом вскрикнула Мо. – Нет уж, ни за что!

У девочки на глазах выступили слёзы досады и отчаяния. Это несправедливо! Всё её планы провалились в пекло! Нет, нет, теперь она вообще не хочет уезжать отсюда, где есть качели на виселице и парусник Шерли в бухте; где камни похожи на птичьи яйца, а яйца в кустах маскируются под камни; где впервые нашёлся её единомышленник и места, пропитанные славным древним духом смерти. И уж тем более она не хочет подвести друга, который ждёт её неизвестно где, небось, озябший и взъерошенный. Попав в Истборн, девочка хлебнула свободы, и у неё голова пошла кругом. Мо могла заниматься, чем ей вздумается, участвовать в безумных играх и реальных приключениях и сумасбродствах.

– Ни за что! И ничего мне без вас не плохо!

Миссис Хупер отстранилась от дочки, взгляд больших голубых глаз стал влажный и грустный. Мо тут же стало стыдно за свою вспышку, девочка вновь потянулась к матери – ведь она тоже соскучилась, и сама не понимала, как сильно.

– Мам, я…

– Ничего, душенька.

– Ступай за вещами, – оборвала их Вирджиния. – А мне нужно поговорить с твоими родителями.

Мо неохотно последовала приказу и стала медленно подниматься по лестнице, скользя пальцами по обоям и прислушиваясь.

– Почему ты сразу нам не позвонила? – кудахтала Лилиан Хупер. – Когда с Мо неладно, нужно немедленно…

– Она простудилась, гуляя по пляжу, – услыхала девочка резкий голос тётки, осадившей невестку. – Теперь она в порядке. Вы оставляли племянницу на моё попечение – я не могла после этого передать вам больного ребёнка, не выходив его. Тема закрыта. Однако вам обоим стоит присматривать за ней.

– Уж надеюсь, – миссис Хупер стыдливо понизила голос, и Мо пришлось прижаться к перилам, чтобы расслышать, – что ты не потакала её неподобающим увлечениям?

Чету Хупер тревожило и огорчало, что их дочка зарисовывала трупы животных; помимо женских романов с живейшим интересом читала Томаса Харриса* и почти не общалась со сверстниками.

Вирджиния фыркнула:

– Я не считаю её увлечения неподобающими, за исключением некоторых. Следовало бы не сдувать с Молли пылинки, а всерьёз ею заняться. Ваша дочь – превосходный материал, но вы упускаете все мыслимые возможности слепить из него личность.

– Мо тебе не материал, Джинни – вспылил теперь уже мистер Хупер. – Я… Мо, ступай к себе, быстро!

Юной художнице пришлось оторваться от перил и поспешить наверх. Сердце Мо металось между желанием, нет, даже долгом задержаться в Истборне и необходимостью уехать в Лондон.

Мо плюхнулась на широкую кровать в своей мансарде, даже не потрудившись зажечь верхний свет, только включила настольную лампу. Что делать?! Паковать сумку или разгадывать шифр Шерли? Да что толку разгадывать, ведь всё равно её сейчас увезут. Отбросить все свои тревоги насчёт Ника, сдаться и уехать казалось легким и сладким решением. Лежа навзничь на кровати, Мо вытянула из кармана свернутый ошейник и принялась рассматривать Шерлоковы каракули. Без особой надежды, что даже если ей удастся понять, где назначена встреча, она сможет явиться.

Итак, в импровизированной записке значилось:

1…9… 2… 1… 4… 9… 8… 1

либо

1…9… 2… 1… Р … 9… 8… 1.

Насчёт символа в середине Мо всё ещё сомневалась. Может быть, цифры обозначают буквы алфавита? Перевернувшись на живот, Мо дотянулась до ящика тумбочки и вытащила оттуда обрывок альбомного листа, старого черновика, и карандаш. Написала в столбик буквы алфавита и пронумеровала их по порядку. Потом попробовала подставить вместо каждой цифры соответствую букву. Получилось:

Аibadiha

вместо

1…9… 2… 1… 4… 9… 8… 1

Выходила какая-то несуразица. Не существует в английском такого слова. С буквой Р тоже не вышло ничего путного. А может, надо брать не отдельные цифры, а их сочетания? 19, 21, 49 и 81. Вот только ни в одном алфавите нет 49-й или 81-й буквы. Ладно, будем считать, что это 4, 9, 8 и 1. Мо промучилась несколько минут, тщетно перебирая все возможные комбинации цифр, которые могли бы обозначать буквы, даже переставляла буквы местами, как в анаграмме.

Отбросив, наконец, клочок бумаги, Мо со вздохом откинулась на спину и уставилась в темноту потолка. Заветные цифры мерцали перед глазами, словно искры бенгальского огня. Так, если это не слово, то, возможно какой-нибудь адрес? Мо не слишком хорошо помнила адреса домов в Истборне, а Шерли, оставляя знак, должен был написать что-то очевидное. Хотя с него станется… Одно из двух – либо она дурёха, либо Шерли – законченный павлин.

Шифр, адрес, анаграмма… Мо отмахнулась от этих догадок, словно от назойливых мошек, стирая ладонью последнюю бесполезную идею, сияющую перед её мысленным взором. Так, подумаем ещё. Цифра 1 идет вначале, в конце и в середине, отчего строчка выглядит почти зеркально. Быть может, ключ кроется в этом? Если бы вместо дурацкой закорючки в центре была бы единица, то строка стала бы идеально симметричной. Девочка протянула руку вперёд, тыкая пальцем в непонятный центральный символ – то ли 4, то ли Р.

– Ты, – сурово обратилась она в темноту. – Ты не даёшь мне покоя.

В этот миг Мо представила себе, как, наверное, глупо она выглядит со стороны – уставившаяся в полутьму потолка, протягивающая руки к невидимым предметам и говорящая сама с собой. Должно быть, совсем как Шерли в минуты умственного возбуждения.

Улыбнувшись этой мысли, юная художница обхватила невидимый символ и, вдохновлённая неожиданной идеей, попыталась разделить его на части. Для симметрии не хватает единицы, так? Может, это вовсе не один символ, а два, слившиеся из-за корявого мальчишеского почерка? Возможно, вертикальная черта вместе с верхним хвостиком и есть единица? Но тогда… тогда оставшаяся закорючка напоминает тире.

Внезапно цифры вспыхнули ярким пламенем в глазах юной художницы:

1…9… 2… 1… – … 1… 9…8…1

1921-1981

Даты жизни!

Боже, это же всего лишь обыкновенные даты жизни, никакой не код и не анаграмма!

Довести отгадку до конца уже не составило для Мо труда. Много часов они с Шерли провели на лесном кладбище, ради забавы изучая старые могильные плиты. В особенности им полюбилось одно необычное надгробие из белого мрамора с двумя ангелами, около которого ребята часто устраивали пикник. На этом самом надгробии, похожем на плитку белого шоколада, и значились те даты жизни одной дамы, почившей ровно на своё шестидесятилетие. Значит, Шерли ждёт её там!

Мо вспорхнула с постели, окрылённая своей маленькой победой. Но плечи её тут же опустились, стоило вспомнить, что внизу её ждут родители и поезд до Лондона, а вовсе не вечерняя прогулка до кладбища. На миг Мо возненавидела тётку Вирджинию за то, что та устроила всё, чтобы помешать племяннице видеться с Шерли и вдобавок за то, что тётка недавно говорила о ней, словно о неодушевлённом предмете. Так же, как и в оранжерее, злоба придала юной художнице решимости.

Ещё во время болезни, когда Мо мечтала покинуть опостылевшую мансарду, в горячечную голову пришла простая истина – если не станет самой тюрьмы, то и держать её под домашним арестом станет негде. Проще говоря, если разрушить пансионат, то никто уже не сможет удерживать девочку среди кирпичей. Сейчас Мо, конечно же, и не думала о том, чтобы развалить пансионат, нет – лишь только мансарду. Мо представила себе большой коробок с надписью «для газовой печи» и ярко вспыхнувшую спичечную головку. Простой, соблазнительный и совершенно безумный способ. Однако девочка сразу отказалась от подобной идеи – шутки шутками, но вдруг её и вправду после такого упекут в сумасшедший дом. Мо перевела взгляд на большой умывальник с медной раковиной и зелёной занавеской внизу, прикрывающей трубы. С минуту она прикидывала что-то в уме, а потом улыбнулась умывальнику, как старому другу.

– Кристофер, ты не забыл положить платок Мо? А шарф? Надо непременно замотать ей горло, в этих поездах так сильно дует, – суетилась Лилиан Хупер, дёргая флегматичного мужа по поводу и без. В чайной, помимо портфеля мистера Хупера и объёмистого саквояжа Лилиан, стояла ещё одна сумка, которую мать Мо в спешке собирала для любимой дочери, и вот теперь женщине понадобилось проверить её содержимое.

– А как же свитер? – воскликнула Лилиан. – Где свитер? Господи, мы забыли её свитер. Кристофер! Кристофер!?

– Он у тебя в руках, дорогая, – отозвался отец Мо из-за разворота вечерней газеты. Его перепалка с сестрой закончилась быстро, после чего Кристофер миролюбиво попросил у Вирджинии чашку чая, и все трое угомонились. Впрочем, кажется, не все.

– Ах да, вот же он, – Лилиан, наконец, заметила, что держит злосчастный свитер в руках, но тут же нашла новый повод переполошиться. – А как же её микстура от кашля? А её шерстяные носки? А её… О, Боже, Кристофер, потолок!

– Он у тебя над головой, дорогая.

– С него же течёт ручьем!

Мистер Хупер поднял голову и заметил, что на побелённом потолке действительно расплылось серое пятно, на котором набухли грязные капли влаги, одна из которых не замедлила упасть ему прямо на нос.

Вирджиния вместе с четой Хупер заспешили по лестнице вверх, обнаружив в комнате Мо настоящий потоп. Девочка с ногами взобралась на кровать и теперь с испуганным видом обнимала колени. Вода хлестала из умывальника весёлым фонтаном, на полу быстро ширилась лужа мутной воды. Лилиан Хупер робко приблизилась к ближайшему потёку, но тут же поспешно отступила, засеменив назад в своих замшевых полусапожках на высоком каблуке. Прямоугольные очки свалились ей на грудь, повиснув на серебряной цепочке.

– Уведите Молли отсюда, здесь ужасная сырость. Кристофер, трубу прорвало, найди инструменты. Джинни, вызовите мастера, – миссис Хупер была слишком взволнована, чтобы самой увести дочь из комнаты, ей необходимо было срочно раздать все указания. – Кристофер, где мои очки? Дорогой, найти какие-нибудь тряпки и ведро. Джинни, разбудите соседей…

– Для чего? – резко отозвалась Вирджиния. Её всегда раздражало фамильярное “Джинни” из уст невестки. Странно, но в общении с Амандой Вирджиния не обращала на такие мелочи внимания.

Тётка Мо не побоялась замочить ног и прошла прямо к умывальнику:

– Хм, никакого мастера здесь не требуется. Трубы целы, просто кто-то заткнул тряпкой раковину и выкрутил краны до отказа.

– В самом деле? – изумился Кристофер Хупер. Мужчина поспешил к сестре, и вместе они принялись устранять причину потопа.

– Джинни, о чём вы? Кому понадобилось всё тут затопить? – воскликнула Лилиан Хупер в испуге и растерянности. Вирджиния наградила невестку и пустую кровать за её спиной мрачным взглядом.

– Ох, моя бедная Молли, – продолжала Лилиан, – она здесь не в безопасности. Молли… Постойте, а где же Молли? Она, наверное, сама спустилась в чайную. Бедняжка, никто её не проводил.

Однако ни в чайной, ни во всём пансионате Молли не оказалось.

***

Без плаща, простоволосая, в лёгких домашних туфлях Мо неслась по улочке Истборна с заполошно бьющимся сердцем. На каждом повороте ей мерещился топот ног преследователей, хотя в действительности это наверняка просто были муки нечистой совести. Девочку колотило от страха, волнения и стыда. На щеках Мо ещё горели следы материнских поцелуев и прикосновений ласковых ладоней. Девочка старалась выбросить из головы мысли о родителях, но стоило ей представить их несчастные ошеломлённые лица после её побега, как внутри всё сжималось. Улизнуть и вернуться тайно – это одно дело, а вот открытый бунт Мо ещё никогда не устраивала.

Девочка сама не помнила, как свернула около новенькой часовни и оказалась уже на просёлочной дороге, ведущей к дубовой роще, в которой пряталось старое кладбище. Между стволов виднелся румяный горизонт и тёмно-голубой сатин неба. На белый бледный месяц медленно наплывало четырёххвостое облако с пушистой седой каймой. Мо стало труднее различать дорогу. Девочка не успела прихватить с собой ни фонарика, ни спичек, и теперь ей приходилось полагаться только на память. Когда Мо споткнулась о торчащий из земли змеистый корень, в душе зашевелилось нехорошее подозрение – уж не сбилась ли она с пути? Мо пришлось вернуться к растрескавшемуся пню и снова выбирать направление. На обратном пути к пню ей показалось, что впереди какой-то крупный зверь резво шмыгнул в кусты – господи, неужели она окончательно заблудилась, что забрела в такие дикие дебри?

Однако Мо всё-таки удалось выйти на знакомую тропинку, и девочка уже надеялась вот-вот разглядеть кладбищенскую ограду, как вдруг со всего размаху налетела на ещё один пень. К её изумлению, пень вскрикнул, повалился вместе с девочкой на землю и выпустил руки, цепляясь за неё. Мо испуганно отпрянула, и пень сонно пробормотал:

– Я уж боялся, ты не сможешь сегодня больше вырваться.

– Шерли! Ты чего сидишь тут посреди дороги?!

– Вышел тебя высматривать. И вдруг ты на меня налетела – ослепла, что ли?

– Да ты задремал, глупый, – заулыбалась Мо.

– Ничего подобного, – фыркнул Шерли. – Сон – бесполезное занятие, а сколько времени на него тратят люди! Ночью, когда кругом покой, и за тобой не следят чужие глаза, можно творить всё что душе угодно! Будь я пиратом или грабителем, так бы и поступал.

От знакомой увлекательной болтовни Шерли у Мо посветлело на душе. На радостях юная художница схватила взъерошенного мальчишку за плечи и чмокнула в нос, как и утром на пляже. Шерли фыркнул, и вдруг попытался отомстить ей, ответив тем же. Мо успела увернуться, и губы мальчишки оглушительно звонко чмокнули возле её уха. Мо поморщилась, а Шерли изобразил злорадную улыбку. Впрочем, улыбка быстро превратилась в искреннюю, рассеянную и благодушную. Шерли потрепал подругу по спине, а та ткнулась макушкой ему в грудь. Вспомнилось вдруг, как Шерли позировал ей той памятной ночью и как благодарил за пощёчину – каким взрослым он ей тогда показался.

Отвратительное щемящее чувство настигло Мо внезапно, так же, как в оранжерее и в больнице, только намного сильнее, когда рядом был друг. Мо могла быть нечестна с родителями или с тёткой, но только не с Шерли.

– Я избила троих ребят тем вечером, – глухо пробормотала Мо, не поднимая головы. – Ник дал мне цепь и кочергу, но мне и без того хотелось…

Девочка выложила всё, что с ней произошло и что мучительно грызло вот уже много дней. Ей просто необходимо выговориться кому-то. Шерли выслушал молча, не убирая ладони с её спины, а потом на удивление спокойно произнёс:

– Ты же остановилась, так ведь? Не мне тебя успокаивать – мне ведь тоже было очень паршиво после случая с Летицией. Если честно, мне паршиво до сих пор. Но теперь я знаю точно, что никогда такого не повторю. Ну как, стало полегче?

– Нет, мне не легче, – судорожно вздохнула Мо, уткнувшись лицом в свитер Шерли.

– Знаю. Но сделанного не воротишь.

Шерли поднялся с земли, подал руку Мо и повёл её за ограду кладбища. Едва девочка уселась на рассохшуюся скамейку, как мальчишка поспешил поделиться, наконец, сведениями касательно трагических событий в Восточный Суссекс, которые, вполне возможно, связаны с Ником:

– Так вот, об этой семье Хэвишем, владельцах поместья. Старуха Аделаида Хэвишем овдовела много лет назад, оставшись с тремя сыновьями: старшим Эрвином (смешное имя, где-то слышал, что оно означает «друг борова»), средним Монтгомери и младшим Кайлом. Младший был любимцем Аделаиды, и именно на него было составлено завещание. Но Кайл погиб в автокатастрофе вместе с женой, и их дети, Вайолет и Питер (здесь Ник не соврал с именами), стали наследниками Хэвишем-холла. Эрвин Хэвишем предпочёл заниматься бизнесом в Европе и навещал родню лишь изредка. А вот Монти (как его называли в округе) поселился в поместье с матерью и племянниками, вовсю предаваясь сельским провинциальным увеселениям (тоже, что ли, по кладбищам ходил?).

Мо нахмурилась:

– Твой брат смог узнать что-нибудь насчёт слуг в этом Хэвишэм-холле?

– Ничего из ряда вон выходящего. Старая дева кухарка, две молоденьких горничных (одна погибла под колёсами автомобиля), пожилой бывший солдат на должности садовника и парень водитель, которого наняли уже после пожара. Дело было громкое. Судили Монти Хэвишема, ведь в случае смерти племянников он значился в завещании следующим. Старуха Аделаида во время пожара находилась в Эдинбурге, поэтому тогда не пострадала. После смерти племянников и ареста сына она слегла с жестокой депрессией, но кое-как встала на ноги благодаря настойке опия, пристрастилась к ней и умерла, перебрав однажды настойки – всё это Аделаида успела сделать меньше, чем за год. Эрвин так ни разу и не приехал в Хэвишем-холл после пожара, ходили сплетни, что он даже сменил имя, чтобы его больше ничего не связывало со скандальным семейством. Вскоре после смерти Аделаиды Монти угодил в тюремный госпиталь, который сгорел спустя несколько ночей. Считается, что Монти погиб в пожаре.

– Ага, выходит, старуха не приучала детей к разным излишествам, раз она сама пристрастилась к ним уже после смерти внуков! – воскликнула Мо. – Но кто же тогда? Да и были ли на самом деле Вайолет с Питером такими испорченными, как описывал их Ник? Майкрофт не находил упоминаний о покушении племянников на Монти Хэвишема?

– Нет. Тебя сейчас должен тревожит совсем другой вопрос. Давай, спроси меня.

«Нашёл время играть в загадки», – вздохнула Мо, но вдруг ей и вправду в голову пришла неожиданная мысль:

– Погоди, а твой брат не сказал, в какой именно тюрьме сидел Монти?

Странная мрачная улыбка тронула губы Шерли. Словно он был рад уместному вопросу Мо и огорчён своим будущим ответом:

– Не сказал, да и не потребовалось – я и сам додумался. Догадайся с трёх раз.

Мо почувствовала, что голова у неё снова начала кружится, будто жар и озноб вернулись. Нехорошее предчувствие закопошилось в душе. Ник назвался им садовником, но какой садовник не может отличить лютик от орхидеи, зато знает назубок романы Бронте и Маккалоу? Лениво-развязные манеры Ника, тяга к дорогим сигарам и коньяку, его игривые настроения – разве такое присуще простому рабочему человеку?

– Клинктон, – вывалилось из внезапно пересохших губ Мо.

Шерли только кивнул. Мо в тяжком раздумье подняла глаза и вздрогнула – что это случилось с древними дубами и с небосводом?! Могучие кроны стонали и хлопали, словно хлипкие паруса на утлом судне, а ветки нескольких берёз неестественно белели на фоне резко помрачневшего неба. Солнце едва успело закатиться, когда же успело так стемнеть?

– Я заподозрил неладное, когда понял, что в Истборне не ищут беглеца из Клинктона, несмотря на всю шумиху вокруг нападений, – пояснил Шерли. – Правда, странно – из тюрьмы неподалёку сбежал опасный заключённый, но никто и не думает связать убийство, грабёж и хулиганства с беглецом. А главное, ни по радио, ни в газетах, ни сюжетах новостей, ни даже в городских сплетнях ни разу не говорилось о побеге. Даже если побег, к примеру, произошёл давно, всё равно это странно. А когда ты намекнула мне о том, что из Ника садовник, как из моего брата балерун, то я обо всём догадался.

Мелкие слёзы неба обдавали лицо вместе с порывами ветра. Мо встряхнула головой и прошептала как зачарованная:

– Выходит, Монти Хэвишем выжил в пожаре, хоть и обжёг там руку, скрылся и обосновался в пустом ангаре на Остром Обрыве, а потом наткнулся на двух дурачков и сочинил им сказку. Господи боже, а мы ведь чуть не повелись на его уловки…

– То-то и оно, что повелись, – хмуро изрёк Шерли. – Ты-то хоть убийцей не стала, а вот я…

– … настоящий храбрец, в отличие от других бесхребетных малолеток.

Мо подпрыгнула на скамейке в ледяной испарине. Шерли резко обернулся на чужой голос.

Около одного из надгробий, облокотившись о камень, стоял тот самый пьяница, которого Мо видела около пансионата. Девочка узнала шляпу с порванными полями и залатанный плащ. Только теперь лицо мужчины было открыто.

– Ты быстро бегаешь, милочка, – Ник ухмыльнулся, раскуривая сигару. – Признаюсь, мне было бы чертовски обидно после стольких дней ожидания под твоим окном упустить тебя сегодня, но мне повезло.

Господи, ведь Мо действительно надеялась, что её товарищ изведётся из-за невозможности общаться с ней и будет караулить её у пансионата, но никак не ожидала, что так поведёт себя Ник!

– Чего тебе надо? – отрывисто бросил Шерли, мгновенно оказываясь между Мо и Ником, загораживая девочку собой, – Монтгомери, правильно?

– Всегда терпеть не мог это имя, – оскалился мужчина. Вдали полыхнула зарница, и в неверном свете в обожжённой руке самозванца блеснул нож.

Шерли подхватил с земли увесистый камень, на что мужчина только рассмеялся.

– Не все способны на убийство, мальчик. Для этого требуется определённое мужество. А из тех, кто способен стать палачом, не все получают от этого удовольствие. Посмотрим, на что тебя хватит.

___________________________________________

Примечания автора:

*Томас Харрис – американский писатель и журналист, автор известных романов «Красный дракон», «Молчание ягнят», «Ганнибал» и «Ганнибал: Восхождение».

========== Глава 7. “Последняя майская буря (часть 1)” ==========

Комментарий к Глава 7. “Последняя майская буря (часть 1)”

Первая часть заключительной главы.

Внимание читателям – в главах “Алый Эдельвейс” и “Свечной бал” появились небольшие изменения/дополнения касательно Фюгена и долины Циллерталь в связи со свежими впечатлениями автора, который недавно там побывал:)

Восточный Суссекс, Англия, 19**-й год.

– Удовольствие от убийства заключается не в той психологической чуши, которую обычно несут шаблонные злодеи. Это вовсе не желание явить миру истинную красоту потрохов жертвы или, скажем, превращение людей в вещи. Всё проще и очевидней, всё лежит на поверхности. Наслаждение заключается в самой сути убийства.

Монтгомери откинулся на спинку белого уличного кресла, жмурясь от солнца, скользя пальцем по краю фужера. Маленькая брюнетка слушала его, разинув рот, только что мух не глотала. Ушки торчком, распахнутые ресницы дрожат, как крылья бабочки на ветру. Полосатое морское платье Вайолет развевалось и хлопало на ветру, как флаг Франции, мечты юности Монтгомери.

– Ощущать в руках чью-то жизнь, тёплую, бьющуюся, полностью зависимую от тебя, нечто. Стоит сжать, и захрустит. Смаковать власть над чужой жизнью – вот это я понимаю, мотив.

Вытянув перед собой руку, Монти обхватил ладонью невидимый предмет, словно крепко сжал чьё-то горло. Подперев щеки кулачками, Вайолет упёрлась локтями в стол и уставилась на дядю. Монти поклялся бы, что девочка не понимает всего, но всё равно слушает из любопытства.

– Перестань, – проворчала Аделаида Хэвишем, устраиваясь поудобнее в кресле-качалке. – Нечего детям голову морочить.

Мать всегда бранила Монти за «неподобающие» разговоры в присутствии её внуков – к счастью, старуха была глуховата, и часто дремала посреди дня.

Принесли десерт. Второй завтрак на улице летом стал своеобразной традицией в Хэвишем-холле и пришёлся всем обитателям по вкусу. Вайолет набросилась на мороженое с дробленым арахисом и карамелью, делясь кусочками орехов с воробьями, вечно шустрящими на лужайке особняка. Иногда от щедрой руки племянницы перепадало и Монтгомери, словно верному псу. Тот только смеялся и принимал угощение. Аделаида не спеша поглощала свой пудинг, а Монтгомери к своей порции не притронулся – не хотелось. Мужчина пребывал в приятном раскумаренном состоянии, и дело не в шампанском – выпил-то на два пальца. Даже в фужере ещё осталось. Мать только качала головой – ланч, а у него уже бутылка под столом припрятана.