Текст книги "Птица Смерти (СИ)"

Автор книги: Olivia N. Moonlight

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 22 страниц)

Вздрогнула, провалиться ей, как наяву? Или не как?… Хупер огляделась вокруг. Всё то же чердачное помещение, пыльная барная стойка, опрокинутый табурет и виднеющиеся сквозь стекло раковина, столик и диван. Спит она или бодрствует? А если бодрствует, то когда успела проснуться? Хлопок люка всё ещё звенел в ушах, и Молли заподозрила, что проснулась уже давно, когда перестала падать в чёрный колодец.

На миг Молли ощутила, что волосы шевелятся у корней и холодок потёк вдоль позвоночника – верные друзья приближающегося безумия. Любой трезвомыслящий человек, не признающий существование мистического, вполне мог бы умереть на месте или сойти с ума. К счастью, лазейка в запутанном мировоззрении Хупер твердила, что если она не верит в призраков, это вовсе не означает, что их не существует.

Молли прошла к разлому в перегородке, перебралась на светлую половину и прошла к тому месту, где находилась Элен. Провела пальцем по стеклу – оно было слегка влажным и запотелым, остались мутно-красные разводы. А на полу в пыли остались явственные следы ног.

Горько ухмыльнувшись, Молли вытерла палец о халат и твёрдым шагом направилась к люку.

Истборн, Англия, 19**-й год.

Голова раскалывалась страшно, словно тонкая скорлупа, беспощадно придавленная сапогом. Шерли разлепил один глаз, подавил желание взвыть и увидел перед собой два перепуганных лица Мо. Усилием воли он превратил их в одно. Керосиновая лампа на полу едва коптила, но её света оказалось достаточно, чтобы убедиться, что Мо цела и даже натужно улыбается. Лицо её раскрасили полосы света и тени, и выглядела улыбка жутковато.

Шерли не стал спрашивать, где они – мальчишка и так знал. Запах моря и бряцание ржавого металла ещё раньше подсказали ему, что они с Мо сейчас в ангаре на Остром Обрыве. Мальчишка лежал на импровизированном матрасе из холщового мешка, набитого соломой и тряпками. Зрение больше не подводило, но в голове по-прежнему шумел прибой. Затылок нещадно ныл. Немного облегчила боль прохладная девичья ладонь на лбу – Мо стояла на коленях у матраса, промокшая, встрёпанная, напуганная, но всё же пыталась подбодрить друга. Шерли осознал, что и сам он весь мокрый до нитки. Выходит, шумит не у него в голове – это разгулялось небо и море снаружи. Снова проклятая гроза. «Блестящая логика, да я сегодня в ударе» – не без яда подумал Шерли.

– А, очнулся. Вот и прекрасно, – раздался высокий мужской голос из глубины ангара.

Шерли резко приподнялся на локте и впился взглядом в Монтгомери. Мужчина суетился около металлической печки, что служила ему столом, расставляя чашки вокруг пакета с какими-то пирожными.

– Я убью тебя, – хрипло выпалил Шерли.

Монти отвлёкся от своего занятия и посмотрел на мальчишку с усталой нежностью, будто отец на шаловливого сына:

– Вы оба глупые и буйные, как все подростки, и в голове у вас каша. Я в некотором роде за вас ответственен. Да отпущу я вас, не дёргайтесь так. Но прежде вы должны понять, от чего отказываетесь. Я уже сказал Мо, что собираюсь убраться отсюда подальше. И я хочу, чтобы вы отправились со мной. В Хэвишем-холл.

– Но там же пепелище!

– Каким, интересно, местом ты читал материалы по моему делу? Где, по-твоему, моя мать жила перед смертью? Особняк сгорел не дотла, и у неё хватило сил и денег частично восстановить его. Деньги – единственная помощь, на которую у Эрвина хватило совести. Больше о нём ничего не слышно – этот гад даже имя сменил, чтобы, не дай бог, его не роднили с чумными обитателями Хэвишем-холла, – Монтгомери перевёл дух и продолжил. – Садовника я, конечно, выдумал, но всё, что я рассказывал о племянниках – правда. Уверен, даже родители, пока были живы, так с ними не возились, как я.

– Почему тогда соврал нам?

– Расскажи я реальную историю, и ты бы, чего доброго, сразу меня разоблачил, умник.

Шерли не стал разубеждать Монти, тем более что в глубине души опасения мужчины ему польстили.

– В общем, – продолжил Монтгомери, – меня всё-таки бросили в застенок, но через год я оттуда выбрался. По иронии судьбы огонь сначала отнял у меня всё, а потом подарил мне свободу. Иногда мне кажется, что моя судьба похожа на подвыпившую парижскую куртизанку. Она меняет решение так же феерично, как мужчин и модные шляпки, надаёт пощёчин, а потом внезапно осчастливит, приподняв кружевные юбки.

Шерли против воли ухмыльнулся.

– Вот что, ребята – миролюбиво подытожил Монти. – Съездите со мной в Хэвишем-холл, подумаете, глядишь, поумнеете. А нет – скатертью дорога. Больно мне надо с дураками возиться. Катитесь, куда хотите. Но я всё же питаю скромную надежду, что вы не такие уж идиоты, и останетесь со мной.

– Поверили тебе, как же, – нахмурилась Мо. – Вот сейчас побежим.

– Побежите, – кивнул Монтгомери, улыбнувшись. – Не из страха. Из любопытства. Разве ты, – мужчина воззрился на Шерли, – не спешил познать запретный вкус табака и запах девичьих волос, а? Беда в том, вы оба зациклились в своём мирке, который занимателен, не спорю, но крайне ограничен. Вот этими вот тёмными стенами, на которых гремят ржавые кандалы, – Монти развёл руки в стороны. – Не ангаром, конечно, и не Обрывом. А вашей собственной черепной коробкой. Ваши смышлёные головы помешаны на смерти, её загадках и сомнительной красоте. Вы сидите, запершись в своих мирках, лишь иногда высовывая нос, чтобы заглянуть друг к другу. А между тем есть ещё миллион занимательных вещей в мире людей.

Шерли поморщился, словно глотнул уксуса, вспоминая тот мир людей вне лесных кладбищ, газетных заметок о преступлениях, лупы и скрипки. Мир, где принуждают учить географию, есть овсянку и молиться, где перебирают старое бельё и обожают макнуть твои идеи в унитаз – это, конечно, очень увлекательное место, ничего не скажешь!

– Мир глупый, грубый и скучный, – фыркнул Шерли, и лицо его тогда было ничуть не менее надменно, чем у старшего брата. – Что я там забыл?

– Мальчишка, – снисходительно рассмеялся Монти. – Прежде чем так уверенно утверждать, что всё вокруг суета сует и томление духа, тебе стоит раскрыть все современные и архивные преступления на свете, на основе чужого опыта совершить головокружительную кражу картины из Лувра и бежать с ней, наняться к сомалийским пиратам, пересечь все материки, перепробовать все соблазны и зависимости, побывать в Букингемском дворце на приёме у королевы, совершить прорыв в химии и криминалистике, написать собственную симфонию для скрипки, влюбиться и оказаться в итоге с разбитым сердцем, умереть и воскреснуть, одолеть непобедимого врага, сойти с ума, излечиться и подчинить себе собственный дух. Если после всего этого тебе станет скучно, я с лёгким сердцем соглашусь с тобой, но не раньше.

Шерли примолк, сверля глазами Монтгомери. Мужчина рассуждал сейчас об очень интересных вещах. Хотя, конечно, говорил с ним насмешливо и одобрительно одновременно, что изрядно бесило Шерли. Мальчик привык быть сторонним наблюдателем чужих приключений, анализировать их, знать их подноготную и самые потаённые аспекты, и наивно полагал это самым увлекательным занятием на свете. Но ему и в голову не приходило, что можно самому стать участником этих самых приключений. Хотя однажды он затесался среди артистов бродячего цирка, правда, чтобы просто выяснить, кто отравил акробата, а мать потом удивила Шерли, сказав, что его не было три дня, и обнаружили его уже в соседнем городе. Так что не считается. И когда Шерли решил стать пиратом, из Темзы его довольно быстро выловили. В общем, в голову мальчишке закралось сомнение – а вдруг не все чужие взрослые – скучные болваны? До знакомства с Монтгомери, все меркли на фоне матери Шерли, написавшей «Теорию горения», старшего брата, имеющего наглость знать о людях больше него самого, и отца, не блещущего аналитическими способностями, зато самого адекватного и сердечного человека в семье.

Монти же времени не терял, уже принявшись улащивать Мо:

– Девочка, ты ведь не хочешь уезжать отсюда, верно? Небось, даже скандал домашним закатила, когда они приехали тебя забрать.

Мо потупилась, прикусив губу. Ну да, точно устроила, решил Шерли, и от новости, что девчонка отчаянно не желала уезжать, ему стало чуть теплее, несмотря на мокрую одежду.

– Только представь себе, – продолжал увещевать Монтгомери, – Хэвишем-холл – заброшенный особняк, загнивающая красота. Как раз то, что тебе нравится. Рассадник идей, которые копошатся и только и ждут, чтобы запечатлеться в мазках краски или стихотворных строчках. Вообрази: старый рояль – сгусток черноты в гостиной, балдахин в кружеве паутины, запущенный сад с множеством летающих насекомых и фамильное кладбище, где ты сможешь удовлетворять своё любопытство, сколько влезет. Сможешь стать тем, кем захочешь. Быть, кем хочешь. Быть сама себе хозяйкой. Хозяйкой Хэвишем-холла. Взвоешь, конечно, когда на твои плечики ляжет ответственность за содержание всего особняка, но потом втянешься. Когда пробуешь свободу, быстро хмелеешь – а ты её не просто пригубишь, как сейчас, а будешь хлестать из горла. Запретных тем для знаний и для действий не будет.

– Нно, – запнулась Мо. Глаза её блестели, а рука, лежавшая на матрасе рядом с Шерли, подрагивала. – Как же наши родители?

– Неужто боишься пропасть без них, деточка?

Мо сердито помотала головой:

– Ничего я не боюсь. Но им будет плохо без нас.

– А вам сейчас хорошо? – неожиданно резко спросил Монти. – Вам сейчас не о них, а о себе думать надо. Они-то свою жизнь прожили.

Мужчина стукнут кулаком по печке – чайные ложки, зажатые в руке, скрежетнули о ржавый металл. Отбросив их на импровизированный стол, мужчина подошёл к окну, отодвинул кусок выцветшей ткани, служившей занавеской, и поманил к себе Мо:

– Глянь-ка туда, девочка.

Мо поднялась с колен и неохотно приблизилась к окну с видом на виселицы и край обрыва. Что же можно рассмотреть в такой мгле, да ещё когда дождь хлещет в окна? Однако Монтгомери терпеливо ждал, не отпуская от себя Мо. Наконец, неестественно яркая вспышка озарила пустырь снаружи. Девочка, ахнув, рванулась было прочь, но Монти схватил её за руку.

– Ну уж нет. Смотри на своих призраков. Вайолет верила, что вот это убережёт её и сделает счастливой.

– Пусти…

Миг, и на руке Монти повис Шерли, разве что зубами не вцепился.

– А ну отпусти её! А не то…

Мальчишка осёкся, едва бросил взгляд в окно. Силуэты, похожие на чучела, высились на пустоши, отдельные пятна дрожали, темнели или белели в неверном полумраке. Очередная молния на миг превратила ночь в день, и в расширившихся зрачках Шерли отразились огромные стервятники, больше человеческого роста, которые окружили ангар и пялились на него чёрными дырами глазниц.

– Что это за пакость?!

– Твои излюбленные птицы смерти, девочка.

С этими словами Монтгомери внезапно резко ударил ногой по дощатой стене около окна, и та, к изумлению подростков, проломилась, образовав щербатую щель, через которую вполне мог протиснуться человек. Мужчина толкнул вперёд Мо, а затем и сам сунулся за ней, утягивая за собой и Шерли.

Ледяная, воющая, промокшая насквозь ночь набросилась на троих человек, оказавшихся на краю Обрыва.

– Ты врёшь, деточка, – перекрикивая бурю, обратился Монти к Хупер. – Ты не за родителей боишься, а за себя. Под крылышком у матери или тётки спокойнее и сытнее, верно? Не верь мнимой безопасности, Вайолет, – она хуже могилы. Живи своим умом.

– Я не Вайолет! – отозвалась Мо, вырвавшись под оглушительный треск грома. – Ты заговариваешься.

Шерли бросился на её голос и едва не рухнул, когда девчонка налетела на него с разбегу. Зачем-то наощупь нашёл её ладонь, стиснул и приготовился было бежать. Но новый невыносимый грохот заставил его резко пригнуть голову, болезненно отдался в ушах. В руках у Монти вспыхнул кровавый клуб дыма и тут же погас.

– Пристрелить я вас пока не собираюсь, – объявил Монти, – поэтому в следующий раз целить буду в ногу. Но учтите, что в темноте вполне могу промахнуться.

Шерли узнал беретту, которую беглец в день знакомства отдал случайно обнаружившей его Мо, чтобы та не видела в нём угрозы и не подняла шум. Сердце колотилось, глаза мальчишки засверкали, но не из-за страха или гнева, а скорее от азарта.

На мгновение на Обрыве вновь стало светло, как днём. Только как днём на другой планете или в параллельной вселенной, где гангренно-сиреневое небо и мёртвый прозрачный воздух. Холмс отчётливо увидел тот самый огромный скелет птицы, который когда-то совершенно очаровал Мо, что раскинул крылья на одной виселиц, словно распятый преступник, и грозно и бездумно взирал на людей с высоты шести футов. Шерли давно разгадал, что хоть отдельные кости и были настоящие, но собирали их вместе явно человеческие руки.

Однако сегодня кошмарная птица была не одинока – словно члены проклятого экипажа вокруг капитана, собрались немыслимые истуканы. Тёмные драные балахоны плясали на ветру, крупные костяные клювы птичьих черепов белели в ночи. Пространство под черепами было утыкано белыми перьями, создавая иллюзию воротника вокруг голой шеи. Пугала, словно живые, окружили подростков, и с равнодушным любопытством уставились на них, паря в воздухе. Из пустых глазниц, казалось, сгустками стекали дождь и темнота. И только спустя пару мгновений понимаешь, что тут и там из земли торчат столбы с прибитыми к ним перекладинами, и лохмотья свисают с них, а черепа просто насажены сверху вместо соломенных голов.

Молния угасла, и все ослепли на несколько секунд, но в глазах уже навсегда отпечаталась увиденная картина.

– Ты псих, – заключил Шерли. – Зачем ты поставил все эти чучела? Неужели, правда, для наглядности? Или чтобы запугать нас? Запутать кого-то? Или просто выделываешься?

– Всего понемногу, – осклабился Монти. – У меня выдались на редкость длинные, скучные дни, когда вам вздумалось меня избегать.

Шерли чувствовал, как Мо прижалась щекой к его лицу, как стучали её зубы от холода, и как она вертела головой, жадно всматриваясь в костяные лица невиданных гостей. Черепа, правда, были мельче, чем у их «предводителя». Первый испуг прошёл, и Шерли стало любопытно, где и как Монти раздобыл черепа и перья? Хотя, тут же внутренне помрачнел мальчишка, ощущая мерзкое волнение в сердце, будь это не птичьи, а собачьи черепа, ему было бы совсем не любопытно. Шерли обернулся к Монтгомери, точнее, взгляд мальчишки прикипел к его сонной артерии.

– Что, всё ещё хочешь меня убить? – догадался мужчина. – Видишь ли, именно сейчас у меня другие планы. Поэтому наберись терпения.

– Только не слишком тяни. Я могу и передумать, – неожиданно для себя едко отозвался Шерли.

Монтгомери расхохотался, подставляя лицо дождю. На мгновение ярко вздулись, засияли артерии неба, вновь ослепляя всех троих.

– Вот клоуны! – громко проворчала Мо, отступая от Шерли.

Холмс обернулся к девчонке, но вместо её лица в глазах ещё стояла разветвлённая в черноте молния. Накатил громовой раскат, и мальчишка чувствовал, как дождевые капли струятся с чуть приподнятых уголков губ. Сумасшествие.

– Ты когда-нибудь задумывался о собственной смерти, мальчик? – внезапно спросил Монтгомери.

Как ни странно, Шерли действительно об этом задумывался. Его не волновали боль или дряхлость, но однажды он представил себе, что полностью перестанет видеть, слышать и обонять, и все мысли исчезнуть из умершего разума. Что он просто перестанет существовать, канет в чёрное небытие, и точка. От мысли о невозможности существования Шерли тогда охватила такая жуть, что не приведи господи. Страх, однако, быстро прошёл, но память о нём осталась.

– Не ожидал, – отозвался Монти, выслушав ответ мальчишки. – Странные мысли для подростка. Но похвально трезвые.

– Но это же нечестно! – вспылил Шерли, пользуясь тем, что, наконец, с кем-то можно поговорить по-человечески. – Не может такого быть – чтобы меня не было!

– Экий ты эгоист, – хохотнул Монти. – Впрочем, ты имел в виду не конкретно себя любимого, а полное исчезновение личности, как таковой, правильно?

Шерли кивнул.

– И тебе хочется верить, что квинтэссенция твоего разума и сердца всё равно продолжит существовать?

Мальчишка неопределённо боднул головой.

– Этого я и боялся. Подобные мысли расслабляют и дают тупое успокоение. При таком подходе когда-нибудь настанет день, когда ты простишь религии её существование, а потом и вовсе захочешь укрыться под одним пыльным платком со старухами-богомолками.

– Никогда! – огрызнулся Шерли. Вязкое тяжкое ощущение наполнило грудь. Всколыхнулись воспоминания, и призрак былого страха напомнил о себе, слегка шевеля волосы на голове.

В этот раз Монтгомери обошёлся без снисходительных смешков.

– Держи, – мужчина сунул в руки Шерли некое подобие деревянной дубинки. Неужели дуэль собрался устроить?

– Обойдёшься, – словно прочитал его мысли Монти и дёрнул пистолетом в руке. Прокричал, указывая дулом на самое высокое чучело: – Сокруши его. Давай. Ударь.

– Что за глупость, – фыркнул мальчика.

Новый выстрел в воздух ненавязчиво поторопил Шерли. Мальчишка напряжённо взглянул в сторону Монти – за его спиной отчаянно жестикулировала Мо. За разговорами о смерти оба совсем позабыли о девчонке. О, хоть бы Монтгомери не вздумал о ней вспомнить. Мо пятилась к ангару, поймала взгляд Шерли и изобразила, что чиркает спичкой о коробок, всплеснула руками, иллюстрируя бурное пламя, и потом будто покрутила ручку невидимого прибора. Шерли осторожно кивнул.

– Вот и молодец, – Монтгомери принял кивок на свой счёт.

Делать нечего, придётся пойти у беглеца на поводу, иначе он может выдать Мо. Перехватив самодельную дубинку, Шерли приблизился к указанному чучелу, ступая по чавкающим лужам в траве, стараясь забыть о дрожи от холода, боли в ушибленном затылке и растравленной душе.

Череп на истукане был чуть больше остальных, с коротким крючковатым клювом и крупными круглыми глазницами. На концах перекладины, прибитой к столбу, торчали кожистые птичьи лапы и, казалось, манили когтистым пальцем мальчишку. На чёрном полотне, свисавшем с перекладины, виднелись красные пятна, похожие на вино или варенье. Шерли на миг задержал дыхание на вдохе – будто просто забыл выдохнуть. Чучело было одето в парус его судна! Точнее, парус плота из пластиковых бутылок с мачтой, который смастерил Шерли для водных прогулок с Мо. Мальчишка уставился в пустые глазницы, словно упрекая их владельца в воровстве.

– Бей, – приказал Монтгомери. – Ты вполне мог угробить себя, плавая на этой посудине. Ну, так посмотри в лицо тому, что тебя когда-нибудь ждёт.

Когда совсем рядом сверкают молнии, стоять под высоким столбом как минимум глупо и небезопасно. Естественно, это предложение раззадорило Шерли. Досадно только, что его принуждают силой. Размахнувшись, мальчишка с силой хватил дубинкой по истукану, раз, другой, третий. Отер мокрый от дождя лоб, убирая волосы, взглянул на костяную голову и распахнул рот в немом крике. Из ноздрей и глазниц текла тёмная густая жижа, кошмарная птица накренилась над своим мучителем, и воющий ветер был её голосом.

– Как же это…? Как ты…?

– Элегантная метафора получилась, верно? Говорю же, помирал без вас от скуки. Продолжай.

Шерли колотил по чучелу, пока руки и спина не начали болеть. Одежда намокла и надулась, как мешок, в котором топят щенков. Птица высвечивалась молнией всё чаще и чаще, тряслась и стонала, и истекала темнотой. Гром почти не отставал от вспышек, взрываясь прямо над головой. Стоило Шерли опустить руки, и прогремел новый выстрел, на этот раз очень близко, полоснув болью по барабанным перепонкам. Остервенело сжав губы, мальчишка хватил дубинкой по основанию столба, и послышался ослепительно-белый сухой треск, но почему-то не в столбе, а поодаль. Небо над головой раскроилось в оглушительном раскате. От удивления ощущения Шерли перемешались. Мальчишка несколько секунд таращился на одинокое дерево невдалеке в редких лоскутах пламени, словно промокший факел, в которое ударила молния.

– Когда-нибудь она придёт за тобой, и никакого разума и сердца не останется, – произнёс Монтгомери. – Только твоё чёрное полное небытие. Бей.

Дьявол его побери! Да где же Мо?! Тело Шерли, скованное ледяной одеждой и болью в мышцах, повиновалось медленно и неохотно. От постоянной смены мглы и мертвенного света начала кружиться голова, и с новой силой дала о себе знать травма на затылке. Пустой желудок отзывался тошнотой. Но разваливающийся организм не пугал мальчишку так, как набросившиеся на него мысли. Лязгая зубами, Шерли продолжал бить, и на перекошенное лицо летели капли багровой жижи из несчастной бездушной птицы, издохшей давным-давно, ещё на заре времён. Нет, не издохшей, а никогда не жившей, ибо смерть, безликая и равнодушная – это и есть её сущность. Чавкающая и неотвратимая трясина.

– Что такое смерть – не важно, – снова заговорил Монтгомери. – Имеет значение только путь к ней. Будешь ты к ней идти, как баран на бойню, втайне надеясь, что, может быть, вместо ножа тебя там ждёт кормушка с зерном. Или совершишь искрометное путешествие, а потом с ясной головой встретишься со своей птицей, как с доброй подругой. Неотвратимое знание лишает страха. Ты точно знаешь, что никуда не денешься – так почему бы не повеселиться по пути? Короче говоря, с умом распорядиться отпущенным временем без глупой надежды на посмертное существование.

Повеселиться по пути?! Выдохнув, Шерли перестал терзать чучело, развернулся и воззрился на Монтгомери мутными покрасневшими глазами, не выпуская из рук дубинку. Хватит с него! Громоподобная вспышка в лицо – огня или света, он не разобрал, – и мальчишка упал на землю, с облегчением утыкаясь щекой в лужу. Далёкий смех Монти возвестил о том, что Шерли рановато собрался на тот свет. Мужчина всё говорил и говорил о тепле керосиновой лампы в ангаре и о горячем чае. О музыкальной комнате в Хэвишем-холле, где прекрасная акустика и коллекция редких старинных инструментов. Об улучшенном реактиве, проявляющем пятна крови, который Шерли пока не изобрёл. О Париже, опиумных притонах, варьете и убийствах за кулисами. О том, что Шерли всего четырнадцать, и у него полно времени, если, конечно, он сумеет распорядиться им с толком.

Вымотанный, выпотрошенный Шерли к этому времени был уже такой сговорчивый, аж тошно. Слова Монти вливались в уши, перед глазами яркой веселой радугой выстраивались образы возможных приключений и лукаво подмигивали, сильно смахивая на бред душевнобольного. Тонкий привкус безумия привносил и свист в ушах. Это ветер так разгулялся, или просто галлюцинация? Шерли прислушался и с изумлением обнаружил, что где-то недалеко действительно дуют в свисток.

Мальчишка приподнялся на четвереньки, а потом вскочил на ноги, слегка покачнувшись. Их с Мо ищут! Ещё никогда поиски его неугомонной личности не вызывали у мальчишки столько возбуждения. Шерли попытался разобраться, испытывает он радость или гнев в связи с надеждой на спасение.

– Даже не думай, – нахмурившись, покачал головой Монтгомери и поднял руку с пистолетом. – Я разберусь.

Разберётся?! Ещё посмотрим, кто с кем разберётся. Шерли наклонился, чтобы подобрать дубинку, жалея, что столько усилий потратил понапрасну, и в душе приготовился получить пулю – в ногу или в лицо, как повезёт. Но, подняв голову, на мгновение остолбенел.

Лицо Монтгомери было искажено немыслимой гримасой, на раскинутых руках, плечах и полах одежды плясало весёлое пламя, вгрызаясь в ткань и в плоть.

Последовал ли за этим гром, мальчишка не узнал, так как всё потонуло в гортанном рёве взвившегося мужчины…

Альпы, Австрия, 20**-й год.

Тонкий дрожащий голос щекотал слух, словно слизывал белый дурманный порошок с зеркальной поверхности, изрядно нервируя Холмса. Надломленность, растерянность до призрачного звона в ушах – подобных ощущений детектив давно не испытывал и впредь не желал бы. Одно дело – ощущать лёгкий трепет нетерпения перед нерешённой задачей, и совсем другое – прискорбные бытовые ситуации, когда детектив не понимал происходящего. К примеру, как абсолютно гладкая стена могла отверзнуться и ударить его наотмашь, заставив отшатнуться и врезаться в зеркало? И тонкий царапающий звон, что плескался в ушах, в данном случае был вполне реальный – естественное следствие сияющего вихря осколков вокруг.

Непростительно долгий – целых десять секунд – анализ ситуации помог Шерлоку, наконец, обрести душевное равновесие. Искусно замаскированные дверные петли и почти незаметные щели свидетельствовали о том, что в стене в конце коридора 3 этажа номерного комплекса «Алого Эдельвейса» находилась потайная дверь. Холмс сразу не обратил на неё внимания только потому, что был погружён в размышления. Тень любопытства тут же встрепенулась в сыщике, почуяв намёк на загадку, задвигая досаду подальше.

– Шерлок!? Шерлок, ты жив? – вновь взволнованно прошелестел знакомый голос в сопровождении слабого аромата подгнивших лепестков орхидеи, характерного для Calvin Klein Euphoria Blossom, пудры и более сильного горьковатого шлейфа от Pall Mall.

Ах, вот оно что. Ну, от неё можно было бы ожидать подобного.

– Да, – хрипло отозвался детектив.

– Вот и славно.

Голос исчез, потонув в клубах дыма, так что Холмс закашлялся, впрочем, дым быстро рассеялся. Интересное, кстати, приспособление, следует учесть его на будущее.

Сыщик помотал головой, надавил подушечками пальцев на веки и попробовал подняться, отмечая, что слишком часто в последнее время он оказывается на лопатках. Затылок отозвался тупым болезненным гулом и зудом, но Шерлок лишь досадливо отмахнулся, ринувшись к двери, чтобы вскорости разочароваться. Никаких особых механизмов, обыкновенная маскировка под стену, без каких бы то ни было любопытных деталей. Возможно, хотя бы то, что окажется за дверью, будет более примечательным. Шерлок потянул створку на себя, однако долетевший до слуха детектива отдалённый топот за дверью заставил его повременить. Особенности этой походки – короткого, лёгкого и заполошного топота, – сыщик бы ни с чем не перепутал, и озабоченно нахмурил брови в ожидании владелицы походки.

Оставить Молли Хупер одну, когда она обнаружила улики в его гардеробе и сделала соответствующие выводы о его пребывании в Восточной башне, было необходимо, размышлял Шерлок. Ужас и горечь в глазах Молли – пронзительный вой одинокой струны, – заставили тогда Холмса остановиться, пригвоздили его к полу, а после толкнули прочь из номера, прочь от перепуганного белого лица и огромных почерневших глаз. Молли нуждалась в одиночестве, точнее, Холмс чувствовал, что обязан был на время оставить её в покое.

Выскочив в коридор, детектив сразу же скрылся в одном из номеров курорта, которые они с патологоанатом взламывали накануне и, конечно же, не потрудились запереть обратно. Однако надолго выпускать Молли из поля зрения, конечно же, не следовало ни при каких обстоятельствах. Выждав достаточно времени, Холмс вернулся в свою комнату, но та оказалась пуста. Детектив набросил на себя одежду (полотенце соскользнуло с бёдер, очень своевременно напомнив мужчине, что разгуливать по замку нагишом было бы не совсем практично), покинул номер и проследовал по коридору, где и его встретил коварный удар дверью.

Впрочем, теперь этот инцидент уже не казался Холмсу прискорбным. Напротив, подбросил идею. Молли испугалась его, заподозрила чёрт знает в чём, и не без оснований, и детектив не видел простого способа погасить этот страх. Зато непростых – хоть отбавляй. Тупая боль в бедре, отяжелевший затылок и острый зуд от пореза на руке (видимо, его задел один из осколков) вдобавок к нелепому падению напомнили детективу о побоище в роще, которое он благополучно пропустил. Хупер тогда преобразилась после ранения сыщика, вынужденная опека благотворно сказалась на её решимости. Кроме того, следует учитывать, что поверженный человек обычно не внушает страха.

Размышления эти отняли у сыщика не больше пары секунд. Коротко вздохнув, Шерлок подобрал один из осколков, пачкая зеркальную поверхность мутно-красными разводами, и полоснул им по ноге рядом с раной, прорезая ткань и плоть. Затем, игнорируя новый эпицентр боли, вернулся к потайной двери и, когда шаги достигли последней ступени (ритм шагов и время, затраченное на дорогу, навели детектива на мысль, что за потайной дверью находится именно лестница), а на створку с обратной стороны легли руки, Шерлок подобрался и вновь отлетел спиной на зеркало ровно в тот момент, когда дверь распахнулась. Получилось весьма натурально (чёрт бы всё побрал).

– Господи, Шерлок! Ты ранен?! Как ты здесь оказался?

Поразительно – уже дважды в течение нескольких минут он слышал возгласы по поводу своего падения, и слова приблизительно одинаковые, однако какой контраст в тоне – озабоченно-равнодушный и откровенно перепуганный.

Над Холмсом склонилось взволнованное лицо Молли Хупер, слегка плывущее перед глазами. Организм сыщика встретил очередной трюк с зеркалом отнюдь не с восторгом, в качестве мести отвечая головокружением. Звонкий шорох битого стекла под ногами Молли – против воли Шерлок уловил в нём определённый ритм, какой обычно чеканят детские погремушки или весенняя капель или колокольцы в рождественскую ночь. Аккомпанемент небольшой французской гармони пришёлся бы сюда весьма кстати. Чарующая иллюзорная мелодия словно издевалась, но не над Шерлоком, а над ситуацией в целом, издевалась заодно с сыщиком, как его сообщница, протягивая ему руку и поднимая из груды осколков. Впрочем, он отвлёкся.

– Всё в порядке, – заверил женщину Шерлок, ощутимо пошатнувшись от резкого подъёма.

Молли вздохнула, всё ещё сжимая его ладонь в своей:

– Ага, я вижу.

Долгий пронзительный взгляд, один на двоих, глаза в глаза, после чего Шерлок едва заметно поморщился, а Молли, спохватившись, скользнула взглядом по его фигуре:

– Боже, у тебя кровь! Это новая рана или старая? В любом случае, тебе необходима помощь, – заявила она не терпящим возражений тоном.

Нарочно ли, по рассеянности ли Хупер забыла отпустить ладонь Шерлока и буквально за руку отвела его в комнату, из которой они оба не так давно сбежали.

Молли была одета в его бордовый халат поверх его же рубашки и отельные тапки. На подоле халата и подошве тапок – следы пыли и зелёной стеклянной крошки. На руке – пятна его крови, кроме того, указательный палец испачкан в красной субстанции, имитирующей кровь (характер свёртывания не тот), подобный смазанный отпечаток имеется на халате (вытерла руку о ткань). К тому же, на собственный запах Молли (чем-то напоминающий аромат тёплого печенья) наслоилось подгнившее благоухание Элен. Все эти детали бросались в глаза помимо воли, словно надписи мелом на невидимой доске, складываясь во вполне ясный вывод.