Текст книги "Птица Смерти (СИ)"

Автор книги: Olivia N. Moonlight

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 22 страниц)

========== Глава 1. “Тайна альбатроса” ==========

Истборн, Англия, 19**-й год.

Крупные косые буквы ложились на уголок тиснёного листа художественного альбома. Из-под детской девичьей руки выходили нежданно рождавшиеся строчки:

«Она – в небе волна.

Она – в море полёт.

Птицу мёртвую уродство не найдёт.

Перья её красные – а значит, прекрасные.

Небо и море – в стекляшках-глазах,

Или вдруг наоборот, мир – только глаз её взмах?

Мимо солнца, мимо туч, мимо сизых пенных круч

Грустным был её полёт,

Но красивый её ещё ждёт».

Перехватив зубами карандаш, девочка оправила стянутые в хвост тёмно-шоколадные волосы, что растрепал утренний бриз, и разгладила складки сиреневой в клетку юбки. Устроившись поудобнее на прибрежном валуне, она вновь вернулась к своему альбому, где был неоконченный набросок птицы, а теперь уже и стихотворная ремарка к рисунку.

В отличие от девочки в сиреневом платье, другие дети отдыхающих прибрежного курорта Истборна* не тратили время на созидание. Некоторые сонно бродили по пляжу, ворча про себя на того, кому пришла идея вытащить их из тёплых постелей пансионата встречать рассвет. Кто-то занимал себя тем, что пытался найти в прибрежном песке диковинную раковину или незаметно для няниных глаз сунуть пригоршню мокрого песка товарищу за шиворот. А самые смельчаки скидывали обувь и залезали в прохладные майские волны с намерением доплыть до Бежевой скалы на другой стороне бухты, через пять секунд вылетая из воды с громким зубовным лязганьем. За рассветом не наблюдал никто.

Ближе всех к валуну играла компания из трёх мальчишек и пяти юных барышень в весёлых пестрых нарядах. На соседнем валуне замерла коренастая женщина в чепце, всей своей строгой позой показывая подопечным, что те находятся под её бдительным оком. Сидела она так, не двигаясь, уже с четверть часа. До девочки то и дело долетали гиканья и взвизги компании, а иногда и могучий храп сопровождавшей их женщины. В дальней части пляжа грузная дама в бордовом брючном костюме минут двадцать рыскала вдоль скал с обрывком ремня в руке, то и дело сердито окликая сбежавшую собаку со странным именем.

Девочка не испытывала особого желания присоединиться к играющим, но всё-таки задержала взгляд на рослом смеющемся блондине в белом свитере и синих брюках, с которым несколько раз сталкивалась в пансионате Лангтонс. Блондин лучезарно улыбнулся одной из барышень и, копируя манеру взрослых, изящно взял её под руку. Та жеманно захихикала в ответ. Девочка резко отвернулась. «Тупицы» – совсем не изящно окрестила она обоих. Впрочем, скоро она и забыла о компании, заглядевшись на то, ради чего их всех сюда привели. В девичье лицо били новорожденные лучи, и сливочно-масляный диск солнца вдруг почудился девочке бледным ликом утопленницы. Она едва показывала голову из-за аквамаринового горизонта, разбросав по всему небу огненно-рыжие волосы. Далёкие крики чаек мнились стонами плакальщиц. Море же походило на вспоротое брюхо сказочного зелёного чудовища, в котором блики лучились, словно оборванные нервы. Вечно голодные волны упорно лизали масло солнечной дорожки, но оно по-прежнему оставалось на месте.

Девочка с трудом оторвалась от зрелища и в очередной раз перевела взгляд на берег, к предмету своего рисунка. Несмотря на то, что она постоянно отвлекалась, рассеянно глядя то на игру детей на пляже, то на игру красок на горизонте, набросок птицы был почти готов. Точнее, это было изображение тела огромного по детским представлениям альбатроса, выброшенного прибоем на берег. Карандаш в девичьей руке скользил по бумаге, вторя крутому, будто в агонии, изгибу изящной шеи, последнему танцу перьев на лёгком бризе и остекленевшим глазам, где отражалось оранжевое небо и сизо-зелёное море, а, возможно, как предполагалось в стихотворении, это небо и море были всего лишь отражением глаз погибшего альбатроса. Кровь же на огромных крыльях в стихотворении была плодом художественной фантазии.

– Смерть – это интересно, правда?

Будто ужаленная, девочка подскочила на валуне от неожиданности. Возглас неоткуда здорово напугал её, погружённую в работу. Юная художница суматошно заозиралась вокруг, и тут новая реплика, прозвучавшая, казалось, из каменных уст самого валуна, заставила её вновь подскочить:

– По мне, так мёртвая птица гораздо занятнее живой.

Девочка опустила глаза на кобальтово-серую каменную массу, на которой сидела и в третий раз обомлела от удивления. Нет, это не камень с ней заговорил, а показавшаяся слева от него, словно порванная ветром чернильная туча, мальчишеская голова.

– Ты кто? – сипло выдохнула художница. – Чего ты тут прячешься?

Вихрастая шевелюра исчезла, а через мгновение из-за валуна выполз рослый тонколицый юноша. Нет, скорее, ещё мальчик, просто стройное сложение придавало ему возраста.

– Лучше спроси, как умерла эта птица. Она не утонула, если ты так подумала. Она была застрелена. Думаю, отдыхающими по ошибке. Потом они испугались наказания за отстрел, вытащили пулю, вывели с перьев следы крови и подбросили её сюда.

Низкий голос мальчика звучал густым предгрозовым ветром, а кожа его была белее гальки перед бурей. Говорил он очень странные вещи, и девочка с опаской уточнила:

– А ты, случайно, не из местной лечебницы сбежал? Просто ты…, – Замявшись, девочка робко добавила вполголоса: – Очень похож на сумасшедшего.

Незнакомый мальчик поманил её длинным пальцем и, понизив голос, шепнул:

– Так и есть. Я сбежал из клиники Святого Иоанна, той, что стоит по другую сторону от скал. – Он указал на острые вершины на фоне едко-синего неба. – Только никому не рассказывай, ладно?

Сглотнув, маленькая художница на всякий случай кивнула и быстро пробежалась взглядом по незнакомцу. Тёмно-аспидная водолазка и брюки льнули к его худощавому телу, оттеняя кожу, а талию мальчика охватывал широкий ремень, болтаясь срезанным концом почти до самой земли. Как будто тот и вправду «сорвался с привязи».

– За мной в погоню снарядили целый отряд санитаров, – едва ли не хвастливо поведал незнакомец. – Мне нравятся истории о трупах, и я могу сказать, как именно они умерли, просто хорошенько взглянув на них. Другие люди тоже все видят, но не наблюдают, как я. Вот и решили, что я псих. А я просто их всех умнее.

– Докажи, – недоверчиво пробормотала девочка.

Под прикрытием камня мальчик прокрался к телу альбатроса и принялся объяснять:

– Смотри, перья на его брюхе в этом месте намного белее остальных, будто их цвет чем-то выжгли. А в центре маленькая дырочка – видишь? Убийцы вытащили пулю, а кровь смыли сильным растворителем. Оттого перья и побелели. Раз они выбросили тушку, значит, она им была не нужна. А раз маскировали выстрел – значит, испугались. Все местные знают, что здесь нельзя стрелять птиц. Выходит, это были приезжие, а сюда обычно едут отдыхать.

– А ведь верно! – восхищённо воскликнула девочка. Недоверие её к незнакомцу таяло, как дым. – Меня, кстати, зовут Мо. А тебя?

– Шерли.

– За тобой и вправду охотятся?

– Ещё как, – заговорщицки проговорил Шерли. – Понимаешь, я разгадал, почему умер один очень важный человек. И за это меня упрятали в лечебницу, чтоб молчал. Но я сбежал, и теперь меня ищут, особенно одна суровая грузная санитарка. Рыщет здесь в поисках меня. Она бьёт пациентов током, как непослушный скот, и сажает на привязь. Я еле ноги от неё унёс. Если меня схватят, то побьют и запрут в клетке.

Мо тут же принялась взглядом прочёсывать пляж. Её страшно взволновал тот факт, что где-то поблизости снуёт жестокая санитарка и в любой момент может на них накинуться.

– Не бойся, я тебя предупрежу, если она приблизится к нам. Теперь ты мне веришь?

– Конечно! Это было здорово. Знаешь, я бы сама никогда не догадалась про альбатроса.

– Ну, ты же ведь, как и все, идиотка, – беспечно отозвался Шерли.

Мальчик так запросто выдал оскорбление, что художница пару секунд просто хлопала глазами, а затем надула губы.

– Чего же ты тогда болтать со мной начал? И давно ты тут подсматриваешь, а, псих?

– Достаточно, – буркнул Шерли, – чтобы понять, что ты тоже псих, который любит встречаться со смертью.

– Я просто рисовала птицу. И стих сочинился так, сам собой.

– Непросто, – уверенно затряс головой Шерли и ткнул на уголок листа. – Ты пишешь: «перья её красные, а значит, прекрасные», – мальчик водил пальцем по строчкам. – «Грустным был её полёт, но красивый её ещё ждёт». Ты считаешь, что мёртвые красивее, чем живые? В смысле, смерть привлекательнее, чем жизнь? Потому что в ней есть загадка?

– Не совсем, – медленно протянула Мо, в упор глядя на собеседника. Пока он посвящал её в тайны смерти альбатроса и цитировал её стих, глаза его загорались зелёным и становились похожими на рассветное море. Мо бы нарисовала их остекленевшими, как у погибшей птицы, навеки запечатлевшими этот таинственный бездонный оттенок. Если этот Шерли ещё раз обзовёт её идиоткой, она так и сделает. – Я люблю жизнь. Но в смерти есть …что-то неведомое, древнее. Она красива в своей печали и покое, и неизменности.

– Эй, ты! Ты с кем там болтаешь?

Художница обернулась на резкий оклик. К ним быстро приближался коренастый крепкий мальчика с крупными желваками. За ним поспевали ещё двое, а следом семенила стайка девчонок в пёстрых платьях. Эта была та самая компания играющих детей из пансионата, чья сопровождающая заснула неподалёку на камне.

– Оглохла, что ли? – повторил крепыш и, по-видимому, их заводила. – Кого ты там прячешь?

Конечно, компания не могла видеть Шерли, скрытого от них валуном, но копошение его слышала.

– Не смей выходить, – шепнула Мо, предостерегая новообретённого товарища по «смерти», и громче воскликнула: – Никого!

– Врёт она, я точно что-то слышал, – прогнусавил носастый мальчишка слева от заводилы. – Может, там эта собака сбежавшая, которую тётка у скал ищет?

– А вдруг она бешеная? – пискнула одна из стайки барышень. – Потому и сорвалась с поводка?

– Не бойся, ты же в компании, – мягко отозвался третий мальчик, блондин в белом свитере, тот самый, на кого поглядывала Мо. Они несколько раз сталкивались в пансионате, блондин был с ней доброжелательным, но никогда не проявлял особого внимания.

– Ладно, разберёмся… Потом, – оборвал всех крепыш. – Мы не за этим пришли. Ты, бумагомарака, – обратился он к Мо, – ну-ка, покажи свои каракули!

Прижав альбом к груди, художница подтянула ноги на камень:

– Зачем это?

– Покажи, говорю. Кого ты там малюешь? – допытывался мальчишка.

Мо молча указала на мёртвого альбатроса. Некоторые девчонки брезгливо попятились от трупа, а та, что ранее смеялась вместе с блондином, опасно побледнела, грозя показать всем, что съела на завтрак в пансионате. Художница едва заметно улыбнулась.

– Я ж говорил, – довольно протянул носастый. – А ты всё твердил: «все девчонки мертвяков боятся». Гони 60 пенсов, проспорил.

– Погоди, – буркнул крепыш и потянулся к Мо. – Ты, странная, а ну покажи свои бумаги!

Художница отшатнулась, и тогда мальчишка выбросил вперёд руку, попытавшись вырвать альбом силой. Не успела Мо предупредительно шикнуть на Шерли, как его кудлатая шевелюра уже выскочила из-за валуна:

– Не трожь! – выпалил он, но невнятный выкрик был больше похож на рычание.

Всё произошло в одну секунду. Побледневшая девица заверещала: «Бешеный пёс!» Крепыш и носатый шарахнулись назад с криками «фу», а блондин подхватил первый попавшийся булыжник и метнул его в смоляную шевелюру. Мо в ужасе проследила, как булыжник мазнул по виску Шерли, и как тот откинулся навзничь на песок, потеряв сознание. Девичий взгляд заметался по пляжу в поисках помощи. Женщина в чепце, которая должна была следить за компанией, по-прежнему гордо дремала, уронив голову на грудь. Няни других детей прогуливались слишком далеко. Что же делать с Шерли?!

Носастый в это время победно вскрикнул, а крепыш озлобленно повторил:

– Давай сюда рисунок. Или ты врешь? Ну, погоди тогда!

– Постой, что она тебе сделала-то? Может, оставим её уже? – неуверенно попытался остановить приятеля блондин.

Но взбешённый потерей шестидесяти пенсов задира уже рванулся к художнице. Та вцепилась в альбом, но, когда крепыш попытался выдернуть его из её рук, свалилась вслед за ним с камня.

– Отдай!

– Не трожь! – повторила Мо выкрик Шерли, но вовсе не так гневно, а скорее истерично. Мысли её лихорадочно бились от тревоги за незнакомца.

В пылу свары крепыш толкнул художницу в грудь, и та отлетела спиной на валун, выпустив из рук драгоценный альбом. Мальчишка стал тут же торопливо листать трофей. К его досаде, на одной из страниц застыл, как настоящий, погибший альбатрос. На других же в диковинных предсмертных позах изгибались наброски ящерицы, воробья и вырванной с корнем молодой ивы. На одном рисунке был даже запечатлён полный смирения профиль пожилой дамы в гробу, а на другом – дохлая собака с подробно изображённым вывалившимся кишечником.

– Мерзость какая! Ты ненормальная, вот что.

Крепыш сплюнул себе под ноги и отшвырнул альбом в наплывавшую морскую пену.

– Нет!

Мо с перекошенным лицом кинулась в сторону задиры. Мальчишка решил, что та станет подбирать свои бумажки, и потому не ожидал удара в нос.

– Гадина! – Схватив девчонку за локоть, крепыш занёс в воздухе кулак. – Сейчас получишь…

Мо уже представила, как сейчас будет валяться рядом с Шерли, такая же оглушённая, и никто не поможет им.

– Ей, герой! Зубы давно считал?

Голова крепыша резко дернулась вперёд, как от крепкого подзатыльника. Мальчишка взвыл и выпустил девичью руку, отчего Мо, не удержавшись, упала в прибрежную пену вслед за своим альбомом. Остальные дети из компании опасливо попятились. Сквозь наплывающую на глаза солёную пелену художнице показалось, что позади задиры выросла огромная бордовая туча с суровым женским лицом.

– Ну, кто ещё хочет на пирожки от Аманды? – прогремела она и для верности покачала обрывком ремня.

– Тётка бешеного пса! Бежим!

Компания, недолго думая, с воплями бросилась наутёк вдоль береговой линии, и впереди всех нёсся крепыш. Из всех них лишь блондин, убегая, обернулся и кинул через плечо на юную художницу извиняющийся взгляд.

– Эх, догнала бы, бубенцы бы всем пообрывала. Ой, тебе, душенька, лучше такого не слышать. Давай помогу.

Из бордовой тучи выросли две сильных руки и без труда поставили Мо на ноги. И тут девочка смогла рассмотреть свою спасительницу. Та оказалась дамой лет сорока со стянутыми в узел тёмными волосами, той самой, что бродила вдоль скал в поисках собаки. Несмотря на грузное телосложение, дама проворно двигалась, помогая Мо собрать рисунки и очистить платье от пены и водорослей, и при этом тарахтела без умолку:

– Давно я не встречала таких охламонов. Конечно, не считая моих собственных. Тот, светлый, хорош, а? Даже не заступился. А другой? Желваки ходячие… И как у него рука на девочку поднялась? Поспела бы я пораньше, так у него бы больше никогда ничего не поднялось. Ой, да что же это я болтаю… Тебя, душенька, как, кстати, зовут? Меня можешь звать Амандой.

– Мо… Молли, – пролепетала художница, отдавая себя на волю сильных рук Аманды, – Молли Вирджиния Хупер. Я должна вам сказать, что…

– Хупер? – перебив, провозгласила дама. – Случайно, доктор Вирджиния Хупер тебе не родственница?

– Она моя тётя, – кивнула Мо и взволнованно посмотрела в сторону валуна. Сколько уже Шерли лежит там без сознания? Ему же надо срочно помочь! – Аманда, послушайте…

– Так ты племянница Джинни? Чудесно! Знаешь, мой младший зачитывается её монографиями о хирургии чуть не больше, чем своими историями о пиратах. А ты вся в неё, такая же талантливая. Жаль твои рисунки… Но их ещё можно высушить и выровнять, уверена. Мне бы такую дочку, как ты. Было бы кому усмирить этого щенка.

От бесконечных речей темпераментной дамы у Мо голова пошла кругом:

– Щенка… – рассеянно повторила она. – Так вы нашли его? Вашего пса?

– Пса? О чём ты? Ох, душенька, если бы ты знала. Это не пёс, это паразит сущий!

– Да, да. Послушайте, там за валуном…, – Девочка махнула рукой в сторону каменной массы, но Аманда вновь её перебила:

– Шерлок его зовут. Опять он сбежал. Сколько его не наказывай, сколько не привязывай, всё без толку.

Мо мгновенно захлопнула рот. Ледяной испариной её прошибла догадка. Грозная крупная женщина с куском ремня в руке, разыскивающая Шерлока, чтобы привязать его и наказать, стояла перед ней. В девичьих ушах ещё звучали слова незнакомца о страшной санитарке, той, что бьёт людей током, как скот.

– Ты чего притихла, душенька? Конечно же, я всё болтаю и слово не даю тебе вымолвить. Ты что-то хотела мне сказать?

– Эм… нет, нет. Ничего!

Сжав губы, художница для верности замотала головой, но дама как назло стала допытываться:

– Не сердись на меня. Вечно я рта не закрываю. Ну, говори, что у тебя стряслось? Ой, погоди, ты это слышала?

Художница метнула взгляд за валун, откуда только что донёсся тихий стон. Молчи, Шерли, молчи же!

– Да что там такое? Душенька, ты постой пока здесь.

– Да нет же там никого! – Мо ухватилась за рукав Аманды, тщетно пытаясь её остановить – для дородной дамы она была словно пушинка на манжете. – Вам почудилось.

Словно в насмешку над потугами девочки, незнакомец закопошился и вновь тихо простонал. Секунда, и санитарка увидела Шерли, распростёртого на песке. Озабоченность на лице сменилась бледно-восковой маской.

– Шерлок! Что с ним?

Аманда с довеском на рукаве из Мо бросилась к Шерли и, несмотря на его вялые недовольные попытки отбиться, уложила его голову себе на колени. Как по волшебству, достала откуда-то из-за пояса несессер с медикаментами и принялась обрабатывать царапину на виске.

– Да в порядке я, в порядке, – пробурчал Шерли, принимая сидячее положение. – Просто камнем попало. Вскользь. Хватит надо мной кудахтать.

– Это мы ещё проверим, – осадила мальчика санитарка, делая быстрый осмотр. Но, похоже, что Шерли действительно быстро пришёл в относительную норму. – А теперь пошли!

– Пожалуйста, не забирайте его! – задыхаясь, тараторила Мо. – Я… я его вылечу, только не забирайте. Ему будет плохо в местной лечебнице!

– Что? – вскинула густые, как и у Шерли, брови Аманда.

– Он сказал… что за ним погоня. Потому что он раскрыл одно страшное убийство. Если его схватят, то свяжут и изобьют! Я знаю! – обличительно воскликнула девочка.

Глаза дамы расширились то ли от гнева, то ли от ужаса, а мощная рука ухватилась за сердце. Глаза её обратились к мальчику.

– Что же ты натворил…

Шерли как-то странно примолк, упорно глядя вдаль, на купающееся в море солнце.

– Сами знаете что. Просто Шерли знает больше других. Но я его не отдам. Никакой свирепой санитарке, которая будет бить его током и запрёт в клетке!

– Да объясните же мне толком, кто гонится за Шерлоком!

– Вы! – выпалила, наконец, Мо. – Вы та самая санитарка из лечебницы для душевнобольных, откуда сбежал Шерли! Он же ваш пациент. Все считают его психом, потому что он умеет раскрывать причины смерти. Вы же знаете, что за ним снарядили целый отряд в погоню. Шерли мне всё рассказал!

Аманда захлопала накрашенным ресницами, всё также держась за сердце, переводя взгляд с художницы на мальчика. Потом, будто что-то сообразив, прикрыла глаза, медленно облегчённо выдохнула… и закатила Шерли подзатыльник.

– Не смей больше так меня пугать! Ох…

Однако вслед за подзатыльником дама тут же крепко прижала к себе кудлатую голову и почти мягко пробубнила в смоляные кудри:

– Всё рассказал ей, да? Артист… Не сбегай больше никогда. А ты, душенька, добрая душа, я смотрю. Не чета ты ему. Но я рада, что вы подружились. Будет теперь тебе, Шерли, компания по сердцу.

Мо оказалась совсем сбита с толку. Теперь дама вела себя уже совсем не как злобная санитарка.

– Не забирайте его, – только и повторила девочка и добавила, ухватившись за соломинку. – Моя тётя… моя тётя вылечит его. Вы же о ней знаете.

Аманда только гортанно усмехнулась.

– Слышишь, Шерлок? Вылечить тебя хотят. Сама Джинни Хупер, которую ты читаешь взахлёб. Чем же ты так увлёк эту девочку?

– Объяснил ей, как погиб этот альбатрос. – Шерли указал на мёртвую птицу.

Дама несколько мгновений, нахмурясь, рассматривала тушку.

– Приезжие застрелили, – выдала она. – Черти, загубили бедное животное, лучше б здесь вообще пансионатов не было.

Мальчик же лишь с самодовольным видом кивнул в подтверждение своей догадки.

– И зачем они вообще на сеанс живописи оружие взяли? – не успокаивалась женщина. – Кровью пейзаж собрались писать, что ли?

– А? – удовлетворение слетело с лица Шерли, уступив место удивлению. – Почему ты решила, что убийцы – художники?

– А кто ж ещё с собой на природу берёт растворитель? Им они и вычистили перья несчастной птицы от крови.

Мальчик закусил губу, досадуя, что не догадался сам.

Дама же, наконец, обернулась к Мо, что так и застыла с глазами, огромными, словно полные луны.

– Ну, душенька, не беспокойся за Шерлока. Я сама его «вылечу». – Снова хохотнула Аманда. – Справилась же я как-то с его братом, отцом и даже псом.

– Так ты… вы… всей семьёй лечитесь?

Мальчик и «санитарка» как-то странно переглянулись и вдруг прыснули, склонив головы друг к другу и оборачиваясь к Мо.

– Ну что, родной, объяснишься с Молли?

– Да, конечно. Мама.

Пара белозубых улыбок и две пары ясных, как рассветное море, глаз с одинаковым озорным блеском обратились к девочке.

Растерянность, недоумение, догадка и, наконец, ярость сменяли друг друга на лице Мо. Мама!? Выходит, этот Шерли всё время водил её за нос?!

– Да вы… да вы, – заикаясь от негодования начала она, но Аманда её опередила, проворно встав и прижав обманутую девочку к своей необъятной груди.

– Не сердись на него, душенька, – словно, прочитав её мысли, проговорила дама. – Мой сын большой фантазёр, это верно. Но он и вправду умный, чертёнок, за что многие ребята зовут его психом. Люди, в большинстве своём, невежественны, и то, чего они не в состоянии понять, боятся и травят. А ты не такая. Тебе дано видеть… красоту и понимать других.

Мо молчала, только напряжённо сопя, и тогда дама предложила:

– Ну, хочешь, закати ему хорошую оплеуху, если тебе от этого полегчает, душенька? Только не покалечь, болезного.

Шерли тут же недовольно фыркнул:

– Я не стеклянный, между прочим.

– А я бы на твоём месте так не хорохорилась. У Молли удар поставлен что надо, сама видела. Ну, так как, душенька, врежешь Шерли?

Художница встретилась глазами с тёплым взглядом Аманды, глянула на нахохлившегося, словно, воронёнок, Шерли, представила его себе с расквашенным носом, и не выдержала. В следующую секунду, все трое уже покатывались от хохота.

Уже сидя на песке, обнимая с одной стороны сына, с другой – Мо, Аманда утёрла с раскрасневшегося лица слёзы смеха и посчитала нужным объясниться перед Молли:

– Шерли наш, конечно, не блаженный, но я его и вправду привязала к себе. Посадила, так сказать, на поводок. Дело в том, что стоит мне оставить Шерлока без присмотра, как он сбегает на Острый обрыв. Днями там пропадает, а мои и отцовские запреты для него – пустяк. Стоит мне чуть только отвернуться или отвлечься, как он, буквально, растворяется в воздухе и несётся туда.

В пансионате Мо, как и других детей, предупреждали, что Острый обрыв – самое опасное место на побережье. Сорваться с края вместе с нестойким грунтом и свернуть себе шею – легче лёгкого. Кроме того, давным-давно местные власти использовали его в качестве места казни заключенных, пока силы природы не прогнали их оттуда. Но до сих пор на обрыве высятся иссохшие костыли пяти виселиц и ангар с полуобвалившейся крышей, где хранились ржавые рабочие инструменты и прочая рухлядь.

Естественно, детям постояльцев было строго воспрещено ходить туда. И, естественно, каждый мальчишка в пансионате считал своим долгом хотя бы раз посетить этот обрыв. Но не больше. Мо не смогла бы вспомнить никого, кто побывал там и захотел вернуться. Никого, кроме Шерли.

– И ладно он там хотя бы просто гулял или изучал развалины. Так нет же. Позавчера я нашла Шерлока подвесившимся за ногу, без сознания. С тех пор и стала к себе привязывать шального.

– Я всего лишь заснул, пока ставил опыт, – подал голос мальчик. – Пустяк такой.

– Поэкспериментируй мне ещё так, выпорю, – пригрозила Аманда.

– Ой, – воскликнула неожиданно Мо. – Кажется, там моя тётя.

Художница указала в даль береговой линии на высокую женщину в узком слегка старомодном платье.

– Тётя отпустила меня вместе с детьми на утреннюю прогулку, но обещала забрать до ланча. Хотите поздороваться?

– С радостью! – бодро пробасила дама и, покряхтывая, поднялась на ноги, увлекая за собой детей.

Аманда уже махала рукой спешившей женщине, и Вирджиния Хупер, кажется, подала ответный жест даме. Воспользовавшись паузой, Шерли быстро наклонился к лицу Мо и запальчиво прошептал:

– Сейчас они не оставят нас без присмотра ни на миг. Но через неделю приходи к подножию Бежевой скалы, и я покажу тебе настоящую «птицу смерти».

– Но ведь Бежевая скала совсем рядом, – тем же заговорщицким тоном прошептала Мо, – совсем рядом с Острым Обрывом?

– Именно. Твоя тётя идёт! Вот, держи это!

Мальчик быстро сунул художнице в руку клочок то ли бумаги, то ли тряпицы.

– Это карта, как добраться до Скалы. Сам сделал. Запомни: в следующую субботу, сразу после ланча, когда всё отправятся отдыхать.

– Но как же я уйду без присмотра?

– Придумай! Ну, всё…

Шерли резко отпрянул, чтобы мать, чего доброго, не заподозрила заговор между детьми. А Мо вежливо улыбалась двум дамам, сжимая в кулачке клочок, обещающий ей много таинственного…

Лондон, Англия, 20**-й год.

Чёрная вуаль дождя спеленала Бартс в тугие объятия. Спускаясь с ночного неба, струи чернёного серебра хлестали по лепнине фасада, загнав молодую женщину под крохотный козырёк служебного входа. В полуподвальном помещении морга сигнал связи то и дело пропадал, поэтому ей приходилось жаться здесь, тревожно вглядываясь в густой воздух, обитый траурной темнотой дождевой завесы. Будто и не покидала своей обители, вдруг подумала женщина.

– Катафалк прибудет с минуты на минуту. Когда ты подойдёшь? – почти прокричала в трубку она, перекрывая шум стихии. – Шерлок, прошу, не заставляй меня встречать «посылку» одной. Ты ведь знаешь, что это незаконно.

– Боюсь, ничего не выйдет, Молли. Я сейчас в Сиднее.

– Ты сейчас… где!? – Хупер решила, что ослышалась или заснула от усталости, и ей снится кошмар. – А как же наш уговор? И назначенная встреча?

Не мог же, в самом деле, детектив так подвести её, бросив на произвол и даже не предупредив?

Голос Холмса невозмутимо ответил:

– Я предупреждал тебя ещё шесть дней назад. Когда в морг привезли последнюю жертву Свежевателя – вспоминаешь? Мои последние сводки показали, что после этого маньяк немедля бежал в Австралию.

– Шерлок, я тогда лишилась чувств, – горько усмехнулась Молли. – Ты сообщил мне об отъезде, даже не заметив этого?

На том конце повисло долгое красноречивое молчание. Слышен был лишь похоронный марш капель, отскакивающих от асфальта. Подол бежевого пальто безнадёжно промок, ледяной ветер трепал выбившиеся из-под берета волосы. Хупер внезапно почувствовала себя измотанной и одинокой.

Шерлок, совершенно не терзаясь угрызениями совести, с лёгкостью бросил её одну наедине с тяжёлым делом, касающимся, к слову, их обоих.

С тех пор, как закончилось расследование, которое Холмс впервые провёл вместе с Молли, и только с ней, прошло два месяца. Но Хупер казалось, что целую вечность назад они вернулись из Ирландии, этого Изумрудного острова тайн и легенд, куда тянулись нити этого необычного дела. Началось всё с того, что, временно лишившись напарника из-за его травмы, Шерлок взял с собой Хупер, как сведущую в ирландской мифологии. Но Молли и представить себе не могла, чем обернётся им эта поездка. Что те, кого они преследовали, окажутся чудаковатым обществом любителей мифов о русалках. Что у этих полубезумных фанатиков есть особый ритуал – соитие двух влюблённых в честь их богини Дану. Что Холмса и Хупер разоблачат и в назидание заставят его осуществить. И что после, когда Молли сгорала от стыда, Шерлок сам проявил к ней нежность и желание близости.

Хупер стянула ворот пальто от злых влажных укусов ветра, вспоминая и стараясь осознать, что же всё-таки было между ней и Шерлоком. Да, они дважды занимались любовью, один раз поневоле, второй – чтобы изгладить впечатления первого раза и поддержать друг друга после всех злоключений. О любви и отношениях тогда не было сказано ни слова. Лишь лунный свет, мелодия луговых трав и бесконечная ночь на двоих – вот что было у них. Но нечто ещё произошло между патологоанатомом и детективом на Изумрудном острове. Хупер впервые ощутила человечность Шерлока по отношению к ней, ещё до переломного ритуала. Всего лишь несколько порывов заботы, внимания и немного тепла его тела, отданного ей без всякого умысла.

В Лондон молодые люди вернулись обновлённые, неуловимо связанные друг с другом, открытые для… Для чего именно? Хупер ни в коем случае не давила на детектива, но огонёк надежды на счастье в её душе было уже не потушить. Холмс же переменился к ней куда серьёзнее. Иссяк поток его обычных подколок, испарилась небрежность, с которой он раньше принимал её помощь. Шерлок, как человек, увидел в ней близкую душу; как мужчина, он увидел в ней женщину. Обращение детектива с ней было крайне мягким и порой рассеянным. Молли помнила, как Джон Ватсон, забавный добродушный друг Холмса, с открытым ртом встречал эту перемену.

Так продолжалось около месяца, а после Шерлок начал пропадать из Лондона, и никто из его малочисленных знакомых не был в курсе причины. Отлучки становились чаще и длительнее. Детектив объяснял их нуждами нового расследования, но деталями с ней не делился. Тон его становился холоднее и отчуждённее. Лишь из газет Молли узнала, что в окрестностях Лондона орудует маньяк, сдирающий со своих жертв кожу, и что «известный сыщик-консультант с головой погружён в поиски Свежевателя».

Надежды Молли таяли как дым. Возможно ли, что всё происшедшее меж ними было лишь наваждением? А теперь Холмс вернулся к привычному образу жизни и страстям, где есть трупы и кровавые безумцы, а она для него ныне не важнее траектории какой-нибудь далёкой звезды, в лучах которой они когда-то купались?

Молчание в трубке затянулось, но слова горечью встали в женском горле. Шерлок только что невзначай обронил, что разговаривал с бесчувственным телом Молли, даже не заметив этого, настолько ослепило его новое дело.

– Желаю удачи в поисках маньяка, – наконец, выдавила из себя Хупер. И мысленно добавила, что Шерлок мог хотя бы проявить интерес к другому делу, которое поручили им обоим. В конце концов, чем одна загадка хуже другой? Но, главное, как туманно намекнул заказчик, новое расследование могло каким-то образом быть связано с их Ирландским делом, которое, к слову, получило в Лондоне огласку из-за своей необычности. Поэтому женщине было вдвойне больнее, что Шерлок сейчас игнорирует любую связь с их волшебно проведённым временем в Ирландии.