Текст книги "Признания в любви кровью написаны (СИ)"

Автор книги: Nika_LiterWelt

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 22 страниц)

– Мне кажется, за нами следят, – призналась она парню.

Тот качнул головой, но выражения его лица она не видела: он до сих пор так и не снял маску.

– Я думаю, они обнаружили пропажу дневника. Неудивительно, – и он вдруг прибавил фразу на языке жестов.

Она означала предложение спрятаться в его мастерской.

Уэнсдей кивнула. Хотя и знала, что, когда они дойдут, дневник Гидеона уже исчезнет. Какие бы чувства у неё ни вызывали сектанты, просто украсть дневник она не хотела. Это слишком опрометчиво. А Вещь мог незаметно вернуться в их дом и оставить дневник на том же месте, откуда он и исчез.

Пускай сектанты, когда найдут блокнот, подумают, что у них коллективная шизофрения. Хотя, если они и есть убийцы, у них и так диагноз похуже.

Вскоре Вещь действительно выскользнул из сумки и скрылся в ветвях.

В полном молчании, под гнётом липкого ощущения бездоказательной слежки, они дошли до покатого здания и как можно незаметнее в него скользнули. Возможно, это было очень глупо, но Уэнсдей было всё равно. Мастерская не её. Главное, чтоб их не убили раньше времени прямо в ней.

В глаза, стоило запереть за собой дверь, бросилось, что на диване лежала точно не мужская одежда. Чёрное строгое платье на белых пуговицах, длиной примерно до колена и с винтажным витиеватым воротником.

– Я подумал, тебе понравится. Не весь же день тебе ходить в этом? – без предисловий разъяснил Ксавье и указал на её нынешний наряд.

– Ты взял мне платье? – она нахмурилась.

– Давай только без слов про патриархат. Я захотел сделать тебе подарок. Просто так, – говорил парень, снимая с лица маску, а с затылка – шапку.

А Уэнсдей и не хотела ничего говорить про патриархат. В её сердце лишь заиграло то же чувство, что возникло перед вороньим балом. Это было даже приятно. Получить то, что называлось сюрпризом. Но не какую-то глупую вещь, а практичное готическое платье.

– Спасибо, – она взглянула на него без улыбки и кивнула.

У Ксавье что-то заблестело в глазах, и он улыбнулся. Ненадолго. И это подозрительно сказалось на ней: стало приятно, что на его лице появилось счастливое выражение. Конечно, совсем не такое, как когда он увлечённо рисовал, и весь мир для него обрывался за контурами картины, но было в его улыбке нечто, что разжигало крохотную спичку в сердце.

– Хочешь примерить? Я отвернусь, – он развернулся к стене, надел шапку обратно и, словно подражая Аяксу, натянул её до глаз.

Уэнсдей не стала возражать. Тут же сняла с себя дурацкие украшения, берет, парик и сразу после стянула одежду. Оставила только обувь и колготы. Даже вытащила из глаз линзы и порвала их. Потом оделась в подаренное платье. Оно оказалось холодным и узким. Село идеально, без единой лишней складки. Единственное, что мешало – распущенные волосы. Но никаких резинок, чтоб заплести косы, поблизости не было.

– Можешь поворачиваться.

Парень тотчас снова снял с себя шапку, а заодно и куртку с цепью, развернулся к ней и пристально рассмотрел. Реакция на нормальное платье у него оказалась интереснее: его губы содрогались в улыбке, и он неловко заправил руку в волосы. Но затем тряхнул головой и просто присел на диван, то бросая на неё взгляд, то отворачиваясь. Интересное поведение.

– Ну, что ж… прочитаем, что написано в этом дневнике? – предложил он, очерчивая пальцами складку меж бровей.

– У меня его нет, – последовало полное непонимания молчание. – Вещь сейчас его возвращает на место. Если он не оплошает, то скоро вернётся.

– То есть он уже прочитал дневник? – Ксавье убрал руки с лица, и его губы растянулись в странной улыбке.

– Да.

– Что ж… – он, качая головой, сложил руки на груди. – Тогда не хочешь поговорить о впечатлениях от этой секты? Ну, точнее, о том, что ты о них подумала…

– У нас нет доказательств, но я думаю, что они и есть убийцы. Видел маму Бьянки? Ей же вообще плевать на смерть дочери. Моя мать и то реагировала бы более остро. Даже куда более остро.

– Да, я это заметил, – кивнул Ксавье. – Надеюсь, в том дневнике будет важная информация.

– Если не будет, надо будет ещё раз в их жилище забраться. Но тайно.

– А если нас обнаружат?

– Тогда я их щадить не буду. Даже если они не убийцы, они мне не нравятся.

Ксавье хохотнул и непонятно взглянул на неё.

– Что-то ещё сказать можешь?

– Мне кажется, мама Бьянки использовала на нас свою силу.

– Это точно. У меня были ровно те же чувства, когда сама Бьянка меня дурила, – он поморщился, словно кто-то ворошил острым предметом его кишки.

– Что ж, тогда это мы знаем наверняка. Но больше мы ничего наверняка не знаем. Зато услышали проповедь про гедонизм, – резюмировала Уэнсдей и откинулась на спинку дивана.

Её раздражало, что расследование продвигалось слишком медленно. Если ещё и её кража дневника окажется бессмысленной… кто-то точно умрёт от её рук.

– Может, ты наконец расскажешь о своей книге подробнее? Пока мы ждём возвращения Вещи, – предложил Ксавье.

Уэнсдей не нашла причин проигнорировать его. Особенно если вскоре она погибнет. Чего бы и не пересказать другу одну из своих историй? Может, это введёт его в забавный первобытный ужас.

Она начала рассказ тут же – сразу с убийства. Первым предложением, что сорвалось с её уст, стало: «Холодное лезвие врезалось в плоть, отделяя её от кости». Но это не произвело должного впечатления на Ксавье. Он только хмыкнул.

Но когда она начала рассказывать о главной героине, расследовании и о своих мыслях – парень заслушался. В его глазах блестел неподдельный интерес. И стоило признать, наблюдать за такой реакцией оказалось даже интереснее, чем за ужасом и паникой.

Потом Ксавье поднялся с дивана и, продолжая слушать, достал краски и кисточку. Не говоря ни слова, он раскрыл альбом с обычными листами А4 и стал выводить быстрые иллюстрации ко всему, что она рассказывала. Несколько мазков – и появлялись вполне чёткие образы. Он нарисовал даже мальчишку, что играл в футбол отрезанной головой.

И вновь его внешность переменилась, но ещё сильнее, чем днём. Ксавье не просто рисовал – он слушал её. Их творчество объединилось. Соединилось, как две половины садовых ножниц, отрезающих кому-то конечность. И это делало парня необычным. Уэнсдей даже сказала бы, что красивым. Как описывали красоту античные философы. Он подходил под те описания.

Лицо стало сосредоточенным, как и утром, с чёткими линиями задумчивых морщинок на лбу, но губы застыли в полуулыбке. И полузакрытые глаза блестели… в суженных – не расширенных – зрачках отражались детали и элементы его картин, но поверх ложились блики удовольствия. Так блестели глаза у Энид, когда та слушала любимые мелодии.

Вскоре Уэнсдей дошла до рассказа о поцелуе персонажей книги. Она думала сначала, что ни за что не упомянет об этом, но в творческом порыве ей стало всё равно, что рассказывать. Главное – получать отклик на свои слова в виде картин. И знать, что Ксавье рад создавать эти иллюстрации. И что он рисовал ровно то, что она представляла…

Никогда раньше она не замечала, сколько общего у неё было с этим парнем на фоне всех различий. Её фантазии словно передавались ему сверхъестественным путём, и он изображал все самые важные детали, ничего лишнего.

И демонстрировать на бумаге поцелуй между героями он не стал. Наоборот, отложил альбом и поднял на неё взгляд. Теперь в его суженных зрачках отразилось её лицо, будто оно являлось его очередной картиной. И она продолжала рассказывать… даже вдалась в подробности того поцелуя, которых не отразила на бумаге. А свои глаза не отрывала от его. Удивительно – он тоже почти перестал моргать.

Завершив описание, Уэнсдей замолчала, но не переставала смотреть на Ксавье. Творчество дало нечто странное и неправильное, но этому чему-то не хотелось противиться. Подсознание знало – это правильно. Так и должно было быть.

Она ничего не сказала – просто положила левую руку ему на затылок и, впервые за разговор закрыв глаза, быстро поцеловала. Его губы оказались пересушенными и приятными. Ей не нравилось что-то преисполненное жизнью.

Тотчас Уэнсдей отстранилась. Она не знала, зачем поцеловала его. Но знала, что это правильно.

========== Глава 15: Отчаянный шаг ==========

Комментарий к Глава 15: Отчаянный шаг

На всякий случай хочу уточнить, что моё примечание в шапке означало, что отклонение от канона заключалось в том, Уэнсдей никогда не целовалась с Тайлером (допустим, что видение о его сущности ей пришло просто во время какого-то прикосновения). Поэтому в прошлой главе она впервые в жизни поцеловалась)

Они оказались мягкими и тёплыми. А податливая поверхность сминалась от прикосновений. Не такими Ксавье казались её губы. Они играли на контрасте с ледяными пальцами, зарывшимися в волосы. Словно лицо укутали в мягкий шарф, а о затылок разбивался ледяной ветер. Ни одна девушка не одаривала его таким количеством чувств, как Уэнсдей. Среда – центр недели, а эта необычная мисс Аддамс – центр его мира.

Поцелуй длился секунду – не более – но за него всё в душе перевернулось. Он не понимал, отпер ли хотя бы часть дверей к её сердцу, и ему не хотелось об этом думать. Может, она поцеловала его и вовсе из-за какой-то только ей понятной причины. Может, так решила поиздеваться над ним.

И всё же, она его поцеловала. На пару мгновений осчастливила его. Показала, что тоже способна коснуться чужих губ своими. Не по принуждению, не под влиянием алкоголя или иных веществ… а в здравом, пускай и захваченном творчеством, рассудке. Но Ксавье считал, что творчество показывает человека настоящим. И они поцеловали друг друга в момент, когда все маски спали. Их губы соприкоснулись, как до того души, втянутые в магический водоворот вдохновения. В момент некой духовной близости, если не единения.

Он не знал, что их ждёт в будущем и переживёт ли Уэнсдей кровавое полнолуние, но в тот момент он был счастлив. Независимо от будущего в его сердце навсегда отпечатался поцелуй с Уэнсдей Аддамс. Как маленькая, но очень ценная татуировка на коже.

Конечно, ему хотелось не дать ей погибнуть и завязать с ней продолжительный роман – может, даже до смерти в старости, – но он хотел сохранять рассудок трезвым. Как бы его сердцу этого ни хотелось, наверняка он не мог знать, что должно случиться.

Но вовек запомнить поцелуй с ней он мог.

Он взглянул в её лицо, оставшееся на подозрительно малом расстоянии от его. Настолько, что он даже чувствовал её дыхание на своих щеках. И видел слабую, но всё же улыбку. Самую красивую улыбку в его жизни.

Ксавье запомнил её лик, чтоб отобразить его на бумаге. Такую красоту нельзя просто оставить в памяти – она заслуживала явиться на свет. Шедеврам не место только в голове.

Ему хотелось её снова поцеловать. Просто чтоб вновь ощутить эти прекрасные губы и удостовериться, что они ему не померещились, не были лишь каким-то приятным, но сном. Кажется, Уэнсдей тоже была не против вновь слиться с ним в поцелуе, хотя она и убрала руку с его затылка. Но как же близко её лицо…

Он уже наклонился к нему, почти успел вновь ощутить её нежные уста, но в дверь вдруг постучали. Выбивать не стали… он сразу понял, что это Вещь вернулся.

Но момент всё равно был испорчен. Улыбка сошла с лица Уэнсдей и она, будто ничего не было, подошла ко входу, впуская Вещь в их скромную обитель. В её глазах горел огонёк интереса, но завораживающая красота готовой целоваться в творческом порыве девушки исчезла. Она стала обычной. Всё ещё красивой и по-своему, особенно, прекрасной, но особая связь между ними оборвалась.

И в его голову вернулись обычные переживания. Об убийствах, страхах и желании поскорее во всём разобраться. И, конечно же, не позволить этой девочке погибнуть. Хоть ценой своей жизни, но спасти её.

Вещь стал быстро рассказывать о пережитом опыте. И его история оказалась полнейшим разочарованием – он без проблем забрался в обиталище сектантов и вернул дневник на место, как раз в момент, когда у Гидеона и мамы Бьянки гостили очередные доверчивые прихожане. Но их никто не пытался убить, да и чай, что они наивно пили, не отравил их. Их лишь развели на следующий, уже платный сеанс.

Потом рука наконец поведала о том, что прочла в дневнике.

Ксавье тотчас упал духом. Общим счётом, в дневнике не было ничего. Это и вправду была книжка обычного расчётливого лидера секты. Он вёл почти психологический анализ своих прихожан, а заодно пометки об их доходе. Гидеон просто отмечал, кто наиболее доверчивый и обеспеченный. Нехорошее дело, но логичное, как для лидера секты. И никаких больше откровений о злодейских планах и убийствах подростков-изгоев.

– Убью уродов… – лишь буркнула Уэнсдей.

Её лицо было каким-то печальным.

***

Очередной проклятый солнечный день, после полутора дней бездействия. День после посещения сектантов и того поцелуя с Ксавье выдался совсем непродуктивным. Академия придумала бесчисленное множество мероприятий на среду. Очень иронично.

Целый день не удавалось вырваться из колеса школьных обязанностей, как бы она ни старалась. Даже не нашлось времени на беседы с друзьями. Будто её намеренно нагрузили всем подряд, только бы замедлить ход расследования. Директор школы назначил полутраурные мероприятия, как бы прощания с погибшими учениками. И почтение их памяти. Единственное, что Уэнсдей в тот день оценила – то, что о клубе жужжащих не забыли. Её назначили новой главой, и она торжественно поклялась оберегать и заботиться о пчёлах Юджина. Энид ей восторженно хлопала громче всех. К счастью, овации быстро стихли.

Было не до оваций, тратящих время в никуда, когда на кону стояла её жизнь.

В четверг она попросила Вещь отослать друзьям сообщения с информацией о месте и времени встречи. Самой ей не хотелось в лишний раз касаться этой непонятной вычислительной машины. И тратить на это своё время.

Она незаметно покинула школу сразу, как закончился последний урок. Хотя, наверно, раз директор знал о её похождениях в морг, то и всегда знал о её местах пребывания. Или, что логичнее – имел какую-то возможность следить за Ксавье. Но даже если так, открыто он не препятствовал расследованию. Может, и вчерашнее мероприятие было лишь обычной обязанностью, созданной по методичке.

Она пришла в кафе, где раньше работал Тайлер. В тот день на смене был какой-то парень, который заметно остерегался всех неверморцев. Кажется, при виде неё он попытался спрятаться за стойкой и тихо молился, чтоб она его не убила. Она, конечно, была не против, но пришла в кафе с далеко не такими намерениями. Поэтому просто попросила себе кофе и сбросила ему деньги прямо на голову через стойку.

Кафе было почти пусто: помимо бариста и Уэнсдей, там сидел ещё один гость. Мальчишка, которого она при первом знакомстве побила вместе с дружками. Сын погибшего мэра. Лукас.

Он сидел в самом углу, с натянутым до лба капюшоном толстовки, почти до самых пальцев скрытыми под рукавами кистями рук, и жадно поглощал чашки то с кофе, то с чаем, то с водой. А взгляд покрасневших глаз созерцал пустоту. Уэнсдей не подошла бы к нему, если бы он только не стучал дрожащей ногой по полу, как припадочный.

– Что ты тут воешь? – поинтересовалась она, и Лукас заметно стушевался под её взглядом.

Полминуты он молчал, опустив взгляд в пол. Но, должно быть, понял, что от ответа не увильнуть, и признался:

– Я знал, что в вашем Неверморе убили учеников, но я не знал, кого. Оказалось, Бьянку… она была хорошей.

– Понятно.

– А тебе, должно быть, плевать…

Уэнсдей изумлённо наклонила голову.

– Ошибаешься, – и ушла за стол в противоположной части помещения.

Хотя Лукас вскоре исчез.

Вместо него пришли встревоженные друзья, и томить их ожиданием Уэнсдей не стала. Сразу в лоб спросила:

– Что мы имеем на данный момент?

Ксавье пожал плечами, а Энид с Аяксом перебросились печальными взглядами.

– Мы ничего не нашли про такие убийства. Они бывали, конечно, но никогда не оказывались связаны между собой, – пожаловалась Энид, и её разноцветные ногти удлинились – острые края тотчас поцарапали поверхность, чем заставили бариста почти упасть в обморок.

– А взломать приложение «Песни утра» я не смог.

– Отец наотрез отказывается открыть библиотеку «Белладонны». За своей сестрой подозрительного поведения я не обнаружил.

– У Юджина соседа по комнате не было, – продолжила Энид. – А про Йоко я ошибалась… она не сменила общежитие, осталась с нами в «Офелия-Холл». То был ложный слух. Соседка Бьянки – Давина, сирена. Я её расспросила, она лишь огрызнулась. Сказала, что её все задолбали спрашивать, и что она ничего не слышала и не видела. Просто проснулась утром, а Бьянки нет.

– Остальные тоже ничего не знают. Только слухами перебрасываются, но там один фантастичнее другого. Такую ахинею ни один уважающий себя сплетник слушать не стал бы, – Аякс печально поправил шапку.

– Чудно, – безэмоционально откликнулась Уэнсдей.

У них было полно подозреваемых, но ни одного доказательства чьей-либо причастности к убийствам. Это уже начинало изводить. А кровавое полнолуние, что бы ни ожидало их на него, стремительно приближалось.

Разговор с друзьями никаких больше сведений не принёс, помимо полного разочарования.

Уэнсдей поняла, что пора действовать быстро и без промедлений. И первым делом в её плане было пробраться в дом сектантов. Но в это она не хотела посвящать друзей. Они могли что-то испортить.

***

Вечером, когда Энид, казалось, уже заснула, Уэнсдей поднялась с кровати и пошла приводить свой план в действие. Но с кровати соседки вдруг донеслись шорохи, и та вперила на неё заспанные глаза.

– Ты куда?..

– Не твоё дело.

– Значит, на свидание… ведь так, да? – она улыбнулась и сладостно закрыла глаза.

И хотя Уэнсдей ей не ответила, подруга, вероятно, приняла это за положительный ответ.

Выбраться из школы под светом луны оказалось ещё проще, чем днём. Никаких лишних глаз, только пустые коридоры и покрытые мраком тропинки. А потом и пробежка через холодный неприветливый лес, где тишину разрушали лишь тихие звуки её шагов.

В Джерико тоже было почти безлюдно, лишь некоторые уставшие нормисы направлялись куда-то. Но чаще них проезжали чьи-то автомобили. Только из домов доносились голоса людей, собравшихся либо спать, либо пока что ужинать. Некоторые лентяи просто смотрели что-то по телевизору или на компьютерах.

И только один дом был глух, хотя из окон наверху просачивался свет. Но ни шёпотов, ни звука телевизора… тише, чем в лесу. Подозрительно.

Из рюкзака ей на плечо взобрался Вещь и рассказал, что днём взломал окно на заднем дворе. Отныне оно поднималось и закрывалось снаружи без лишних проблем. Уэнсдей ему благодарно кивнула. Всё-таки эта рука, когда не своевольничала ей вопреки, то проявляла себя как отличного напарника.

Уэнсдей перелезла через забор на заднем дворе, удивилась присутствию там большого, пускай и пустого бассейна, и скользнула к окну, что, как оказалось, вело на кухню. Оно действительно открылось сразу, и она тихо юркнула вовнутрь, убедившись, что всё тихо.

Она включила фонарь и осмотрелась. Но на кухне ничего подозрительного не нашла. Даже когда с надеждой открыла морозилку, то увидела там лишь замороженную индейку и пиццу-полуфабрикат. Никаких человеческих останков. А в обычной холодильной камере и вовсе уныло: молоко, фрукты, пиво, какие-то дорогие колбасы и всякие йогурты. В её холодильнике дома и то хранилось куда больше интересностей.

Убедившись, что ни в какой упаковке с хлопьями не хранились какие-то яды или ещё что-то, а ножи так затупились, что едва ли нарезали бы масло, и никак не могли управиться с человеческой плотью, Уэнсдей подошла ко входу в гостиную.

И против своей воли она отшатнулась. Под свет её фонаря попал Гидеон: он сидел на том же самом кресле, в той же самой позе, что и во вторник. При виде неё он улыбнулся.

И Уэнсдей стало по-настоящему страшно.

Комментарий к Глава 15: Отчаянный шаг

Так-с, у меня есть две вещи, которые хотелось бы озвучить:

• Лучший мотиватор – комментарии, так что не стесняйтесь их оставлять🙂

• А второе – минутка саморекламы😅 Скорее всего, раз вы дошли до этой главы, вам нравится моё творчество. Сегодня я выложила ещё один фанфик по этому фандому, там планируется миди-кроссовер с Гарри Поттером. Если вам вдруг интересно – можете глянуть)

========== Глава 16: Третье убийство ==========

Комментарий к Глава 16: Третье убийство

Комментарии под предыдущей главой подействовали мгновенно, так что держите новую главу)

И отдельное сердечное спасибо вам всем, кто оставляет отзывы)

Вперив несколько испуганный взор в сектанта, Уэнсдей не отшатнулась и не попыталась сбежать. Понимала – не сможет. Лишь Вещь мог ускользнуть незамеченным и, быть может, спасти её. Ему не впервой. Но до прихода помощи ей стоило продержаться самостоятельно… хорошо, что она взяла два клинка из своей коллекции. Если Гидеон попробует напасть – её руки не дрогнут. Хотя попасть в тюрьму за убийство не хотелось. Ну, ей хватит ума расправиться с телом так, что даже если в никому не нужный Джерико приедут лучшие криминалисты мира – и они не разберут, что произошло.

Мужчина не нападал, и со спины к ней никто не приближался с каким-нибудь орудием. И всё же Уэнсдей сжала рукоять клинка, спрятанного в кармане. Второй клинок она взять не могла – иначе пришлось бы уронить фонарь.

Уэнсдей просто стояла, остерегаясь надолго отвести взгляд от хищного лица сектанта. Он был слишком спокоен…

Возможно, она собственными силами заставила видение Сольейт сбыться. И живой ей уже не выйти из этого злополучного чересчур идеального дома. Лишь на кровавое полнолуние её обнаружат в школьном дворе изощрённо убитой. Интересная смерть, и всё же Уэнсдей не хотела умирать. Она это осознала впервые в жизни настолько чётко. Когда она погибала от рук Крэкстоуна – ей было уже всё равно. Жизнь просто медленно покидала её. А теперь она стояла ещё в здравом рассудке и целом теле, понимая, что не хочется расставаться с миром.

В нём оставалось ещё очень много других, неизведанных, ужасов.

Вдруг за спиной раздались стремительные шаги, и она не успела отреагировать – её шеи коснулось холодное лезвие, а чья-то рука до боли обхватила её талию. Уэнсдей перестала дышать – острый край ножа грозился в любое мгновение разрезать её плоть. Пройти сквозь сонную артерию и лишить её жизни.

Против воли руки не удержали фонарь. Он упал, и Гидеон почти пропал из поля зрения – луч света оказался направлен просто на стену, и единственное, что озарил – маленькое пятно въевшегося жира на обоях над плинтусом.

– Я не люблю, когда какие-то глупые дети врываются без спроса в мой дом, мисс Аддамс, – донеслось спокойное из тьмы. – И всё же я надеюсь на содержательную беседу. Прошу, присядьте, и расскажите всё с самого начала, – некто, кто держал её, стал медленно её волочь в невидимый центр комнаты.

Она не противилась. Хотя и пыталась придумать, как управиться с клинками в карманах и расправиться с тем, кто, возможно, вёл её на гибель. Но любое движение могло обернуться для неё преждевременной смертью. В отличие от затупившихся кухонных ножей, этот мог запросто разрезать ей горло до самых костей.

Вдруг зажёгся неяркий, но свет. Уэнсдей поморщилась и дёрнулась, за что тотчас поплатилась – шея запульсировала из-за боли от неглубокого пореза. Кожу следом обожгла собственная, до странности горячая, кровь.

– Не советую вести себя неразумно, девочка, – её подвели к дивану, но не усадили.

К ней подошла мама Бьянки, ранее бывшая незамеченной. Она улыбалась той же улыбкой, что и позавчера, когда выставляла себя добрейшим созданием в мире.

– Что это у тебя в карманах? – из одного, где не было руки Уэнсдей, она достала клинок и недовольно цокнула языком. – Ты что, хотела нас под покровом ночи убить? – театрально ахнула она. – Так, достань-ка вторую руку, – её голосу не удалось противиться. Уэнсдей подумала, что это правильно. Зачем же держать руки в карманах – это ведь невежливо…

Лишь когда мама Бьянки достала второй клинок, рассудок вернулся. Но уже было поздно.

– И зачем же вы ворвались к нам в дом с ножами, юная мисс? – всё так же спокойно спрашивал Гидеон, пока её заставляли сесть на диван: от шеи убрали клинок, но шёпоты сирены над головой не позволяли противиться.

Когда она присела, то узнала в парне, что её держал, того на вид безобидного мальчишку, который что-то иногда спрашивал у Гидеона. Но Уэнсдей не удивилась – этого стоило ожидать. Как и наглухо зашторенных окон, не пропускающих свет ни с какой стороны. Никто и никогда снаружи не увидел бы, какое веселье происходило в преидеальном доме.

Безымянный подросток-сектант куда-то отошёл, и через пару мгновений к её шее вернулось лезвие. Он обошёл диван сзади, чтоб продолжить ей угрожать смертью в любую секунду. Хотя у неё и так болела и пульсировала шея. А кровь с неё уже обжигала тело до груди. Но мама Бьянки прекратила её пытать своей силой. С лезвием на шее сидеть было приятнее, чем пребывать под сильнейшим влиянием внушения.

– Рассказывайте, – теперь уже потребовал лидер секты.

– Вы – убийцы, – заявила Уэнсдей. – Но мне нужны доказательства этого, – она говорила вопреки своей воле. Ужасное, в плохом смысле, слово.

Гидеон удивлённо на неё посмотрел.

– Убийцы кого? Максимум мы виноваты в смертях парочки таких же наглых глупцов, как вы, юная мисс, – с какой-то весёлостью протянул мужчина.

– Вы убиваете изгоев для каких-то своих целей. Скорее всего, ритуальные убийства… – больше всего на свете ей в тот момент хотелось не вырваться на волю и спастись, а хотя бы отрезать себе язык.

Почему-то стало особо страшно от мысли, что она могла что-то разболтать о своих друзьях. Ей должно было быть на них всё равно… но стук собственного сердца эхом отдался в голове от волнения, что она могла как-то навредить им.

– Какие фантастические утверждения! Да у нас почти все последователи – изгои! – будто бы искренне возмутился Гидеон. – Наше движение основано на получении удовольствия от жизни, а не на ритуальных убийствах. Вы совсем забылись, юная мисс, – лидер секты покачал головой, а у Уэнсдей засаднило виски.

– Я в шоке. Что в этом Неверморе с детьми делают. Мою девочку вообще сгубили… и думают, что я причастна к её жуткой смерти! – крикнула мама Бьянки.

Уэнсдей тотчас захлестнуло волной стыда – чувства, что ей вообще не свойственно. Оно являлось столь чужим, что душило и выворачивало не внутренности, а душу наизнанку. И всё же она его ощущала и не могла противиться.

– Не кипишуй, дорогая, – обратился Гидеон к жене. – Мисс Аддамс просто сбилась с пути. Ей не хватает в жизни счастья. Налицо признаки глубокой депрессии.

– Нет у меня никакой депрессии, – буркнула Уэнсдей.

– Да-да. Юная мисс, вам следует больше уделять внимания себе. Любите себя, любите своих друзей, найдите человека своего сердца, а не играйте в детектива, делая ложные предположения. Этим вы ставите себя в неудобное положение. Такое, как сейчас, – он хмыкнул. – Вы видите мир чёрным, но он не таков. В нём есть удовольствия… они – ключ ко всему.

Уэнсдей пыталась его не слушать, но слова гипнотизировали. Лишали трезвости ума, перекручивали мысли. Она против воли вспомнила о Ксавье, о творческом единении с ним и о необычном ощущении от поцелуя. От своего первого поцелуя в жизни… почему-то такого приятного и правильного. Который хотелось, возможно, повторить.

Она хотела тряхнуть головой, отогнать наваждение даже от таких удивительно приятных дум. Ей нельзя было терять бдительность… но противиться сверхчеловеческому воздействию на мозг было почти невозможно.

– Вы утопаете во тьме собственных мыслей, когда это совсем не обязательно. Вы пугаете людей, о вас ходят грязные и кровавые слухи, и это сказывается на вашем ментальном здоровье. Наше общество помогло бы вам исправиться… – его монотонный, но действенный монолог продолжался более часа.

Эта мучительная пытка сводила её с ума. Все слова Гидеона вопреки доводам разума казались логичными и близкими сердцу. Хотелось выстрелить себе в голову, только бы прекратить безжалостную промывку мозгов. Лишь боль в шее и липкая полузасохшая кровь на коже действовали отрезвляюще. Уэнсдей цеплялась за это ощущение – ведь оно единственное, что было настоящего в том злосчастном доме.

– Вы правы, вы во всём правы… – заговорила жадно она, и продолжала цепляться за боль.

Хотелось обмануть этих сектантов и сбежать прочь от их гнусного обиталища.

– Простите меня… но мне надо в школу. Меня хватятся. Но я вернусь к вам. И никому ни о чём не расскажу.

– Вы искренни, мисс Аддамс? – поинтересовался Гидеон.

– Мне надо подумать. Это всё так сложно, – хотя сложнее ей давались эти слова и надрывной тон, как у истерички.

– Я поверю в вашу благоразумность, – и с её шеи убрали клинок.

Уэнсдей до выхода из здания дошла медленно и спокойно. Даже фонарь подобрала. Кинжалы ей, конечно, не вернули. Незначительная потеря – у неё ещё полно всевозможных орудий.

Только входная дверь распахнулась, как она сорвалась с места и побежала прочь во мглу, не оглядываясь. Рассудок продолжал оставаться затуманенным и странным, но она знала – стоило поскорее вернуться в школу. Невермор ей вдруг показался самым безопасным местом на планете.

Уэнсдей не заметила, как добежала до двора, где уже дважды обнаруживали трупы. Но когда тусклый свет её фонаря озарил новое, определённо мёртвое, тело, она застыла в изумлении, созерцая очередной труп в пижаме с окровавленной грудью и лужей крови вокруг головы. На этот раз у убитого отсутствовали ноги. Полностью, вплоть до живота. Из-под рубашки торчали перерезанные кишки и другие внутренние органы, испачканные во всяких телесных жидкостях. Их было бы интересно рассмотреть, если бы не контекст ситуации.

Вглядевшись в его лицо с вовек застывшим выражением боли, она признала в нём Кента. Очередную сирену и друга Бьянки.

Уэнсдей выронила фонарь из рук и сглотнула слюну.

Неужели сектанты и правда не имели никакого или почти никакого отношения к убийствам? Разве только у них был специально обученный наёмник…

Почему-то ей не захотелось больше думать об этом расследовании.

========== Глава 17: Проигрыш ==========

Уэнсдей стояла на месте, смотря на почти невидимый в полутьме труп – уличные фонари горели в отдалении, а луч от её упавшего фонаря лишь светил в никуда. Но ворох мыслей, пытающихся прорваться через тину спутанного сознания, давил на виски и заставил её крепко закрыть глаза. Осознание, что она ничего так и не узнала, пыталось её раздавить, как жука. Может, все взрослые вокруг, и даже эти проклятые сектанты, правы – она просто недальновидный подросток с завышенным самомнением. В прошлый раз она обвинила в убийствах Ксавье, и, если бы не случайность, он бы так и остался за решёткой, а настоящий хайд продолжил бы бесчинствовать.