Текст книги "Признания в любви кровью написаны (СИ)"

Автор книги: Nika_LiterWelt

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 22 страниц)

– Не вздумай попасть под влияние своей мамаши. Это будет худшее предательство с твоей стороны, – прошипела она, подняв на него взгляд.

– Если я попаду… больше не медли, хорошо? – он сглотнул.

– Не вздумай попасть под него, – процедила она, стиснув зубы.

В пустоте души появилось ещё одно чувство. Ей не хотелось, чтоб Ксавье Торп умер.

– Договорились, – хмыкнул он и тотчас накрыл её губы своими.

Он не мог после этого вот так просто нарушить данное ей обещание. Уэнсдей ему этого не простит…

Сердце стало колотиться быстрее, а тошнота всё больше душила горло.

Он скосил глаза на неё и никак эмоций не выразил, хотя, кажется, уголок его губы дрогнул. Или так упал свет. Но он перевёл взор на маму и тогда дрогнул. Мгновение – и он уже отвернулся от них, взирая преданным и бестолковым взглядом на Анку. От чувства, ставшего распирать грудную клетку, Уэнсдей показалось, что вот-вот и её руки разорвут железные кандалы, как бумагу.

– Ох, вот я и собрала вас всех, – сказала Анка, продолжая пребывать не в своём облике. – Теперь нам осталось всего лишь подождать пару дней, а там разберёмся. Я ещё никогда не была так рада. Остался только гвоздь программы, но маленького друга я ещё успею найти. Ксавье, ты же мне поможешь? – спросила она, погладив его по шее.

Парень кивнул.

А Уэнсдей поморщилась. По жилам разлился кипяток негодования. Эта тварь посмела касаться шеи Ксавье, ещё и в её облике. Но касаться нежной и тонкой кожи на его шее имела право только настоящая Уэнсдей. Только она. Больше никто.

– А я радуюсь, представляя, как сниму с тебя скальп! На живую! – крикнула девочка, не открывая глаз.

– Лучше закрой свой рот, чертовка, – холодно пригрозила женщина.

– Вы уже не первая сумасшедшая, которая занимает пост учителя Невермора, а у себя на цепи держит безвольную собачонку. Не запугаете, – замогильно отозвалась Уэнсдей и приоткрыла злые глаза.

Ей хотелось долго и нудно мучить эту женщину. И не позволять умереть. Хотелось долгие годы видеть её безрезультатные страдания.

– Меня тут нет, – вдруг отбил кто-то на азбуке Морзе.

Уэнсдей ощутила, как холодные пальцы Вещи сели на её сцепленные за спиной руки, тихо вскрывая кандалы. Удивившись, она всё же оглянулась и увидела прямо над клеткой маленькое вентиляционное круглое отверстие, решётка которого безвольно колыхалась на последнем винте. Остальные частично остались в решётке и частично в стене – они оказались распилены.

Она прикусила губу, чтоб не растянуть губы в победном оскале. Главное, чтоб проклятая румынка не заметила Вещь. Иначе всё станет лишь хуже.

– Не запугаю? – она злобно хохотнула. – Как же ты меня раздражаешь, бездушное существо. Впрочем, мне для ритуала ты нужна просто живой. Но можно тебя и покромсать, – заявила она, уже не смеясь.

Кандалы на руках Уэнсдей открылись и беззвучно упали ей на ноги. Чтоб ничего не выдать, она продолжила держать пальцы за спиной. Вещь же стал разрезать верёвки, сковывающие её ноги.

– Покромсаю я вас, никак не наоборот.

– А я говорила, что это сделаю я? – чёрные глаза стали ярко-зелёными, и она оскалилась. – Ксавье, будь хорошим мальчиком, и отруби этой нехорошей девочке какую-нибудь ногу, – она скрылась где-то в тени, а вернулась с маленьким, но определённо увесистым топором.

Парень без вопросов его принял и с отупевшими глазами сделал шаг вперёд.

И тогда его мама разразилась в громком крике:

– Ma puce, по руке! По правой! – и она закашлялась.

Уэнсдей округлила глаза, не понимая, было ли сказанное предательством или помощью. Но ответ пришёл через мгновение – Ксавье улыбнулся и бросился обратно, прямиком на Анку. Она упала на спину, придавленная к полу парнем, болезненно застонала, но через мгновение уже истошно завизжала – её руку в запястье рассёк топор. Кисть и предплечье отделились.

– А теперь не убивай её! – продолжила кричать Патрисия, когда справилась с приступом кашля.

Ксавье, кажется, был и не в силах её убить – он с ужасом взирал на отсечённую им конечность, отойдя на пару шагов. Но при этом он улыбался.

– Да, прикончу её я, – Уэнсдей встала, разминая затёкшие мышцы.

– Нет! – она в изумлении обернулась на Патрисию, которая кивала головой на Вещь, который встал на фаланги, как на колени. – Да, малыш, это всё ради тебя. У меня была эта информация, тогда как у Анки – нет, – француженка заулыбалась.

– Вы про что?..

– Есть способ, как избавить Кристофера от проклятия, которое он навлёк на себя по любви. Есть способ вернуть ему человеческую жизнь. И через какое-то время, через долгие года, дать спокойно умереть человеческой смертью.

Кажется, Вещь был на грани лишения чувств.

– Выбор за тобой, Кристофер. В магическое служение Аддамсам ты уже всё равно не вернёшься. Это невозможно.

Уэнсдей покачнулась и схватилась за решётку, чтоб не упасть. В груди бушевало нечто странное. Но очень тяжёлое…

– Ты этого хочешь, Вещь? – спросила она, и придаток взобрался к ней на плечо.

– Иногда я ощущаю усталость. И что мне делать рукой в служении у Торпов? Или если кто-то вновь захочет создать Идеального Брата? – рассказал жестами её верный друг, и Уэнсдей закинула голову назад.

Чтоб скрыть слёзы, которые непрошено рвались ей на глаза. Она не могла представить Вещь человеком. Не могла. Но маленькая конечность заслуживала счастья, которого не обрела при прошлой человеческой жизни. В конце концов, он, как и все, заслуживал смерти. От старости. В человеческом теле и с возможностью сказать последние слова вслух.

– Какое бы ты имя себе ни взял, ты для меня останешься Вещью, – произнесла хрипло Уэнсдей, не опуская головы.

– Я оставлю себе это имя, Уэнсдей Аддамс, – сказал придаток на азбуке Морзе.

– Ты должен подойти к руке Анки, а дальше всё произойдёт само, – рассказала Патрисия Торп, улыбаясь.

Вещь спрыгнул с плеча Уэнсдей, и она всё же проследила за ним взглядом, хотя и обнажила этим свои слёзы. Как можно быстрее она их стёрла, но, вероятно, чёрные разводы от потёкшей туши остались.

– Спасибо, – поблагодарил придаток француженку, поспешно распустил цепи на ней и скользнул через прутья решётки к орущему телу Анки.

Тогда в подземный зал вбежало бесчисленное множество людей во главе с Винсентом Торпом. За ним стояла нервная Энид, держащая наготове когти. Раз она не плакала – значит, её парень не помер.

Вещь припал запястьем к руке Анки Дюбуа. Она истошно завизжала, прежде чем замолчала, а тело начало трансформацию. Под взглядами учеников Невермора и некоторых полицейских тело девушки увеличивалось, разрывая украденную у Уэнсдей школьную униформу и трансформируясь в широкоплечего синеглазого мужчину, невысокого роста по современным меркам. Бледное лицо покрыла густая борода, а волосы отросли до подбородка. Только порванная по швам одежда портила его внешний вид. Если Вещь вернул себе облик самого себя, то в довольно молодые годы. Над бородой на лице виднелась кожа без морщин, а глаза смотрели по-детски весело.

Все Торпы одновременно подавились воздухом и схватились за грудь. Их глаза, казалось, вот-вот вылезут из орбит. Ксавье и его отец упали, кашляя и пытаясь восстановить дыхание. Уэнсдей ничего физически не ощущала. Только на душе соседствовали бесконечная тоска и чувство, что это правильно. Оно вызывало даже в её душе радость. Радость за члена своей семьи и духовного родственника, какую бы он там фамилию ни носил.

Когда Торпы отдышались, человек-Вещь произнёс свои первые слова:

– Охренеть… – Уэнсдей опустила взгляд: это точно был Вещь.

Его голос непонятным образом сочетал в себе бас и ребяческую тонкость.

– Что тут произошло?.. – спросил Винсент Торп, пока другие люди просто стояли в шоке.

И только Энид осмелилась выйти вперёд, почему-то держа в руке телефон, где крутилось какое-то видео. Но она оступилась и для начала бросилась к человеческому облику Вещи.

– А я знала, что у тебя не только рука симпатичная! – и она приподняла его туловище с пола, заключив в крепкие объятия.

Вещь сначала никак не отзывался, но медленными и неуверенными движениями всё-таки смог обхватить девочку в ответ.

– Ты делал лучшие маникюры!

– И это одной рукой… теперь у меня их две, – отозвался словами Вещь.

– Ты обязан открыть салон красоты, ты меня понял?! – воскликнула Энид и выпустила его из объятий. Туловище Торпа упало на пол. – Ой! Прости! – извинилась она, вскочив.

Радость на её лице сменилась тревогой, и она подбежала к Ксавье, едва сдерживая слёзы.

– Ксавье, это выставили в интернет! Видео, где ты… – и она выбросила телефон, заревев.

Уэнсдей от этих слов скатилась по решётке.

– Значит так, шериф тут я! – вперёд вышла Ричи Сантьяго, чьё лицо блестело от нервного пота. – Я даже знать не хочу, что в вашем треклятом Неверморе происходит! Но я знаю одно – Ксавье Торп хороший парень. Поэтому я дам ему возможность скрыться, пока мы тут со всем не разберёмся. Беги, парень. Желательно из страны, – шериф печально улыбнулась, а Ксавье продолжил сидеть на полу, но уже от шока.

– Помнишь, что я тебе сказала, Уэнсдей? – над ухом промурлыкал голос Патрисии Торп.

– Что мне придётся бежать… – откликнулась она, сглотнув. – И вы, возможно, правы, – она медленно поднялась на ноги, продолжив держаться за прутья. – Ксавье, иди сюда! – крикнула она, но вместо него к решётке кинулись другие люди.

И всё же клетку отперли, а Ксавье поднялся на ноги, качая головой.

Уэнсдей знала, что у них мало времени, а вокруг много людей. Но также она понимала, что через пару секунд решится её судьба. И зависит она только от того, что скажет ей Ксавье Торп. Сможет ли одним лишь словом разбудить в её сердце чувство любви, которому для поддержки не нужна никакая мистическая сила.

– Что ты ко мне чувствуешь? – сорвалось холодное с её губ, когда она встала в одном метре от него.

Он округлил глаза, но вдруг его губы расплылись в знакомой улыбке. Глупой, чуточку нахальной, но Уэнсдей едва сдержалась, чтоб не улыбнуться в ответ.

– А ты ко мне? – он ехидно прищурился.

– Если вы, два балбеса, сейчас не скажете ничего, я вас убью. Вы меня поняли?! – произнёс с пола Вещь.

Уэнсдей нахмурилась. Но её уже не маленький друг прав. Возможно, стоило просто сказать это вслух…

Сейчас или никогда. Либо воскресить любовь, либо наконец зарыть её гроб в лесу и забыть его местоположение.

– Я тебя люблю, – произнесла она в один голос с Ксавье.

Парень ярко заулыбался, а в её носу словно что-то щёлкнуло от переизбытка напряжения, и вдруг оттуда пошла кровь. Собрав её на палец, Уэнсдей нарисовала ею сердце на своей ладони. А в холодной груди стало тепло. По-приятному тепло.

– Это лучший день в моей жизни! – захлопал в ладоши Вещь.

– Если бы не Аякс… ладно, мой тоже! – и Энид захлопала за ним.

А Ксавье сделал шаг вперёд и тотчас накрыл губы Уэнсдей своими. Поцелуй отозвался громкими стуками сердца в голове. И адреналин, наполнивший кровь, сообщил, что с ним она готова жить где угодно и побеждать любые сложности.

Главную сложность она всё равно уже преодолела – она открыла своё сердце для любви. Ксавье Торп смог взломать все замки, что защищали этот вредный орган.

– Ты не виновата ни в чём, Патрисия? – донёсся сзади едва слышный голос Винсента Торпа.

– Виновата только в том, что мало внимания уделяла своей семье раньше. И что это заставило всех поверить, что я и есть злодейка.

– Прости меня, дорогая… – Уэнсдей отстранилась от Ксавье и увидела, как Винсент Торп достал из нагрудного кармана белый платок.

– Mon chéri, я тут злюсь только на себя, – француженка обворожительно улыбнулась, а на глазах холодного Винсента Торпа выступили слёзы.

После он приблизился к жене и осторожно опустил ей платок на губы, прежде чем нежно поцеловал. Но Патрисия быстро отстранилась и скользнула к Ксавье.

– Ma puce, беги. Но всё будет хорошо. Я это знаю, – она улыбнулась и осторожно коснулась его укрытых одеждой плеч. – Je t’aime. À la prochaine{?}[я тебя люблю. Ещё увидимся], – и она послала ему воздушный поцелуй.

По щекам Ксавье покатились слёзы.

– Прости, мама…

– Беги уже, – она хохотнула. – Тем более, ты не один, – и она кивнула на Уэнсдей.

– Я ухожу с тобой, – пояснила девочка.

Ксавье остолбенел. Остолбенел и его отец. И только Патрисия Торп улыбалась, довольно сложив руки на груди.

– Я буду скучать! – на Уэнсдей вдруг с объятиями прыгнула Энид, прижав к себе до хруста в рёбрах.

Поразмыслив, она обняла подругу в ответ.

– А мне есть ещё, что с тобой обсудить, Уэнсдей Аддамс. И начать хотелось бы с характера, – Вещь кое-как встал на ноги и нагло заулыбался, хотя покачивался и выглядел в высшей мере дезориентированным. – Но я это с тобой по телефону обсужу. Я помню твой номер, – кажется, он попытался ей подмигнуть, но вместо этого состроил страшную гримасу.

– Лучше бы ты оставался дальше рукой, – отметила Уэнсдей и хмуро сложила руки на груди.

Смотреть на Вещь в человеческом облике – нечто неправильное. Ей хотелось отвернуться и лучше забыть о его существовании. Но при этом уголок губы дрожал, стремясь скользнуть вверх. Она радовалась за него в той мере, на какую была способна.

– Хороший комплимент, Уэнсдей. Но только попробуй не ответить на звонок. Я тебя найду, моя бывшая хмурая и злая хозяйка, – он неуверенно сделал шаг вперёд, так, что остатки одежды едва не упали с его тела, и раскинул руки. – Не хочешь меня обнять?

– Не хочу, – отрезала она и прильнула к нему с объятиями. – Напомню, что раз ты теперь человек, тебе могут сломать не только пальцы, – сорвалось с губ вместо прощания.

Не сказав больше никому ни слова, она схватила Ксавье за локоть и побежала прочь – проход прятался в стене и вывел на стремянку. Она привела во двор, где происходили убийства. Всё это время логово маньячки было у них под ногами… пряталось под тропинкой и слоем затвердевшей земли.

– Как этот проход нашли?

– Я отсылал информацию отцу, – Ксавье улыбнулся.

– Молодец, – кивнула Уэнсдей. – Берём всё самое необходимое и через пять минут встречаемся тут же.

– Хорошо, – парень засмеялся.

Уэнсдей почти ничего не взяла: в большой чемодан отправились только два наряда, набор ядов и ножей, и самое тяжёлое – печатная машинка. Её она оставлять не собиралась. За ноутбук для написания книги она и в кошмарном слащавом сне не села бы. А искать другую достойную машинку – времязатратно.

Она почти выскользнула из комнаты, волоча за собой чемодан, но остановилась. Нет, кое-что важное она упустила. Просто так забыть о настоящем подвиге погибшей девочки – это слишком низко для Уэнсдей.

И из комнаты она вышла с жёлтым шарфом на шее. Не потому, что ей нравился жёлтый цвет и не потому, что душа этого требовала… просто Уэнсдей поняла, что так надо. Носить жёлтый шарф – правильно.

Оказалось, Ксавье её уже ожидал в коридоре, наспех завязывая нелепый пучок на затылке.

– Дай сюда резинку. И уменьшься в размерах как-то, – буркнула она, отобрав у парня бежевую резинку для волос.

– Ладно… – он неуверенно встал на колени, а Уэнсдей стала безжалостно закручивать его волосы, пока не вышел идеальный пучок. На все возмущения парня она никак не реагировала.

– Теперь ты снова носишь шарф и я могу тебя за это задушить, – фыркнул беззлобно Ксавье, когда она осталась удовлетворена результатом.

– Может, я этого и хочу. Быть задушенной самым популярным убийцей Америки на данный момент, – удивительно: она улыбнулась.

Пустота и мрак на душе заменились странным чувством любви. И ей было хорошо с Ксавье Торпом. Особенно после всего пережитого.

Они выбежали из Невермора, не зная, куда конкретно устремились. Но у ворот академии, оказалось, их поджидал автомобиль. Но не Торпов и не кого-то другого. А какая-то полуполоманная машина, изрисованная граффити и с выбитой левой фарой. Около неё стоял, поправляя шляпу, дядя Фестер.

– А я уже думал тебя искать, моя ученица, – хмыкнул дядя. – У нас ЧП. У твоей матери преждевременные роды.

Уэнсдей на мгновение остановилась, но только нахмурилась. В том, что с мамой всё будет в порядке, она не сомневалась. С ребёнком – уж тем более. Они, Аддамсы, все живучие.

– У меня ЧП другого рода, – сказала она, по-хозяйски закинув в багажник свой чемодан. А после отобрала вещи Ксавье, отправив их туда же.

– Правда? – удивился дядя.

– Мне и Ксавье надо скрыться из страны. Срочно, – она захлопнула крышку и строго взглянула на Фестера.

– Позволь уже спросить, что за спешка такая? – дядя даже снял шляпу.

– Мне надо скрыть самого известного в штатах убийцу. Его, – она кивнула на вмиг побледневшего Ксавье.

– Ни слова больше! – Фестер захлопал в ладоши и бросился к водительскому сиденью.

– Это очень странное чувство… – прошептал тихо Ксавье.

– Зато мы можем сбежать ото всех. И жить так, как мы того хотим.

– А как ты хочешь жить?

– По моим правилам, – ответила она, медленно открывая дверь в салон.

– А расскажешь мне эти правила?

– Правило номер один: не позволить Ксавье Торпу попасть под правосудие. Правило второе: убивать всех несогласных. Правило третье: любить Ксавье Торпа, – откликнулась она и села на сиденье.

Парень прыгнул в машину с другой стороны. Он улыбался.

– Ну, поехали, ребятки, – Фестер хлопнул в ладоши, и автомобиль устремился в путь.

Когда Невермор скрылся за лесом, Уэнсдей обернулась к окну и позволила себе улыбнуться. Всё-таки она сбежала из этой школы. Даже Невермор её не удержал.

Но благодаря нему у неё всё изменилось в жизни. Это странное чувство, но она была рада, что всё так закончилось.

Невермор научил её дружить и любить. А впереди её ожидали увлекательные годы жизни.

Она обернулась к Ксавье, не убирая улыбки. Кажется, это его напугало: он даже отсел подальше. А она, наоборот, приблизилась.

– Ты очень нехороший человек, Ксавье. Ты разрушил меня. Ты заставил меня научиться любить. Это хуже любой пытки. И поэтому это замечательно, – заключила Уэнсдей и быстро поцеловала его в губы.

– Ты человек, который признался мне в любви кровью. Тебя стоит любить только за это, – шепнул Ксавье, не прекращая улыбаться.

– Говорят, что любовь идёт от сердца. Сердце качает кровь. Соответственно, это было логично.

– Ну, оно уж явно логичнее той ерунды, что сейчас происходит, – согласился Ксавье, не убирая улыбки.

Уэнсдей ничего не ответила. Какая бы ерунда ни произошла, результат – долгожданная свобода.

Словно вторя её мыслям, автомобиль ускорился, а через выбитое окно в лицо ударил ледяной порыв ветра. Слишком контрастный на фоне кипятка, что обжигал её грудь и назывался любовью. Уэнсдей это понравилось.

Комментарий к Глава 49: Не дожидаясь затмения

Ну как вам финальный поворот сюжета?) Бедная Патрисия Торп, которая оказалась совсем не злодейкой) а на самом деле во всём снова виновата учительница)

И да-а-а-а, это хэппи энд в стиле Уэнс и Ксавье, а вы что думали?)) Могу вас теперь с уверенностью заверить, что персонажей ожидает долгая и счастливая жизнь)

Также я хочу устроить минутку саморекламы 😅 я оставлять фандом не собираюсь и если вам «признаний…» оказалось мало, милости прошу перейти по этой ссылке, тут мой следующий макси по Уэнсдей/Ксавье: https://ficbook.net/readfic/12980624

А теперь такой вопросик. Я ещё, конечно, эпилог не выпустила, но хотите ли вы после эпилога видеть в этой же работе отдельные “спешлы”, например, приуроченные к праздникам и тд, где вы увидите чуть больше моментов из жизни персонажей из этого фанфика?)

И последнее: если вам хочется поддержать моё творчество, вы можете подписаться на мой профиль, там частенько будут выходить самые разные фанфики😅

Можете также подписаться на мой телеграм-канал: https://t.me/antcozycorner

Ну а если вдруг у кого-то есть возможность и желание скинуть автору пару копеек на чаёк и печеньки: 4441114411613100 (монобанк, Украина)

На этом, думаю, всё)

А, нет, я очень жду ваших отзывов, вот🤍

========== Эпилог ==========

Беглецы

Все испуганно жались к непальским прилавкам, преисполненным всего – от дурманящих пряностей до предметов для кровавых ритуалов, – и даже назойливые мопеды и рикши находили, как на узкой улочке объехать её стороной на почтительном расстоянии. Но вовсе не от почтения – они её боялись. Бледная американка, ходящая всегда в монохромной одежде, но с одним ярким атрибутом – неизменным жёлтым шарфом, который прошёл все невзгоды и очень хорошие моменты, оставшись без единого катышка. Даже в жару девушка его не снимала. Её звали по-разному: живым призраком, демоном запада, самой смертью, пришедшей, чтоб задушить всех своим шарфом… и ей это нравилось.

Подошвы её элегантных босоножек стучали по плитке, отбивая некий страшный для непальцев ритм. Вообще Уэнсдей не понимала, чего они её боялись – в пользу комфорта она отказалась от винтажных платьев, перейдя на более обычные образы. Но даже в чёрной майке с белыми узорами, чёрных шортах и с жёлтым шарфом она их пугала. Ксавье говорил, всё дело в их национальности и в её выражении лица. Но, впрочем, её это не волновало.

Главное – в Непале их никто не искал, и страна была преисполнена интересных мистических мест. Хорошее убежище. И интересно, и не надо думать, а не найдут ли Ксавье и не увезут ли отбывать срок за преступления, в которых он не виновен.

Она развернулась на каблуках около одного прилавка. Иногда ей заметно не хватало Вещи. Тот бы что-то стащил незаметно и всё. А ей приходилось как-то объясняться с напуганными до полуобморока непальцами, пытаясь донести до них, что ей просто нужна еда.

Торговка фруктами и овощами припадочно всплеснула руками, когда она к ней подошла. От этого Уэнсдей только сильнее нахмурилась. Женщина ещё больше испугалась, что-то закричала и стала сгребать в пакеты фрукты и овощи с прилавков. И всё издалека толкнула к Уэнсдей, жестами умоляя, чтоб она убралась восвояси.

– Спасибо, – просто сказала девушка по-английски, надела ручки от пакетов на предплечья и ушла.

В какой-то момент Уэнсдей привыкла говорить «спасибо». Оказалось, от этих слов её нутро не пыталось вылезти наружу, чтоб освободить место для бабочек и других насекомых. Это просто слово. Приятное слово. Которое могло растопить лёд между разными людьми. Ни в коем случае не слащавое, не милое и не слабое слово. Очень сильный набор звуков.

Беспрепятственно покинув рынок – за «спасибо» торговке народ не прекратил её сторониться, – девушка попыталась остановить какую-нибудь рикшу.

– Говоришь по-английски? – спросила она у какого-то непальца, но тот мгновенно скрылся из поля зрения, едва не обрызгав её водой из лужи.

– Тебе надо научиться воровать всё подряд, моя ученица, – к ней подъехал дядя Фестер на мопеде.

Где-то вдалеке за ним бежал разъярённый гражданин.

Она мгновенно села за дядей, и мопед поехал вдоль города.

– Где вы сейчас живёте?

Уэнсдей назвала адрес.

– На самой окраине города? Так, почему ещё не на чердаке самого богатого и охраняемого дома?

– Не то положение, – уклончиво отозвалась она.

– Четыре года прошло, как вы уехали из штатов, – напомнил дядя, умело объезжая заторы из никак не регулируемого транспорта.

– За это время я успела побывать в плену у сатанистов, откуда украла все книги; Ксавье нашёл последнего живого Йети в горах. Тогда живого. Сейчас у нас ковёр из его шкуры. Пару раз Ксавье едва не арестовали. А ещё я нашла заброшенные храмы.

– Поэтому я вас двоих и обожаю, – заявил дядя. – Но всё-таки, лучше жить на чердаке самого богатого дома тут. Напугаешь его обитателей до смерти под покровом ночи!

– Я подумаю над этим предложением, – Уэнсдей даже улыбнулась.

Вскоре дядя остановился у покатого деревянного двухкомнатного дома в отдалении от города, где Уэнсдей с Ксавье жили уже полгода. Это было одно из лучших их жилищ за последние года – там даже был водопровод. А электричество периодически подавали. До них там жила какая-то бабушка, которая на момент их знакомства была на грани смерти.

Уэнсдей лишь слегка ускорила процесс.

– Будет что-то нужно – сообщай! – бросил напоследок Фестер, прежде чем уехал.

А Уэнсдей скользнула в дом, где она путём долгих стараний навела идеальный порядок. Даже старая и полуполоманая мебель стала приглядной. Мрачной, но аккуратной.

Она оставила пакеты с продуктами в ящике на кухне и зашла в спальню.

Когда сильные руки подхватили её за ноги и подняли в воздух, она едва сдержала порыв ударить наотмашь. Но улыбающееся лицо Ксавье Торпа, – с нормальными туго затянутыми волосами, – её остановило. И вместо того, чтоб его ударить, Уэнсдей положила руки ему на плечи и прижалась к тёплой груди, без которой уже не могла представить свою жизнь. Её холодное тело без горячего тела Ксавье Торпа могло в один момент дойти до абсолютного нуля.

– Ты сегодня должен был вернуться позже меня.

– Так получилось, – ответил он и поцеловал её в губы.

С каждым годом Уэнсдей всё больше нравилось целоваться с Ксавье Торпом. Его иногда шершавые и искусанные, но всегда мягкие губы вдыхали в неё жизнь. Их касания заставляли чувствовать себя человеком. И это не казалось ей чем-то низким.

С каждым годом Уэнсдей всё больше любила Ксавье.

– Что ты сегодня продал? – спросила она, когда парень положил её на кровать.

– Да так, по мелочи. Несколько статуэток, ножей и платьев.

– Если твой бизнес будет идти в гору, нам придётся снова переезжать. Пойдут же слухи о товарах, которые исчезают таинственным образом.

– А ты не хочешь сбегать? – хохотнул он.

– За тебя беспокоюсь.

– Я уже привык жить в бегах, – он улыбнулся шире и снова накрыл её губы.

Она обхватила его плечи и долго не позволяла отстраниться. Долгий поцелуй добавлял уверенности. Стоило наконец признаться… она несколько дней сбегала от него, боясь озвучить один сущий кошмар наяву. От которого почему-то избавляться не хотелось.

Она оттолкнула его и резко присела, поправляя спавшую лямку майки.

– Что не так? – он вновь приблизился к ней, но трогать не стал.

– Как думаешь, Мартер{?}[с немецкого слово Marter – пытка, мука] – это хорошее имя для мальчика или для девочки? – спросила она, нахмурившись сильнее обычного.

Ксавье икнул и выпучил глаза. Его челюсть несколько секунд безвольно колыхалась, прежде чем он собрался с силами.

– Ты беременна? – спросил тихо он, присев ещё ближе.

– К нашему несчастью.

– К нашему счастью, Уэнсдей, – шепнул он ей на ухо и нежно поцеловал. – И это имя замечательное. Что-то означает?..

– Нет. Я сама придумала, – соврала мгновенно Уэнсдей.

Где-то зазвонил телефон.

– Да кто?.. – Ксавье покачал головой и взял это устройство деградации. Но через мгновение его лицо просияло. – Молчи, – наказал он.

– Чего это? – она нахмурилась.

– Вещь, ты не поверишь! Я стану отцом! – радостные вопли по ту сторону долетели и до Уэнсдей.

Ничего не говоря, она поднялась с постели и направилась на кухню за ножом.

Уважаемые в обществе граждане

– Мамуля, посмотри, что я нарисовал! – радостно кричал Мартер, демонстрируя замечательный рисунок с палачом, который отсекал голову свинье в тюремной одежде. Но то, как он к ней обратился, совсем не порадовало Уэнсдей.

– Назовёшь ещё раз «мамулей» – и можешь считать, что матери у тебя больше нет, Мартер Торп-Аддамс, – холодно отчеканила она отпрыску и встала с кресла. – Но твой рисунок – хорошая работа. Правда, твой отец в этом понимает больше, – и она подошла к зеркалу, собираясь приступить к созданию макияжа на выход.

– Папа занят, – пожаловался сын.

– Чем? – Уэнсдей обернулась к улыбающемуся Мартеру и про себя отметила, как же быстро этот ребёнок рос.

Только недавно родился буквально в полевых условиях, под присмотром только какой-то неадекватной целительницы, а уже он разгуливал в смокинге по случаю своего восьмого дня рождения. Высокий для своего возраста, несколько пухлый, с тёмно-зелёными глазами и чёрными, всегда уложенными волосами. Если Ксавье мог ходить как угодно, Уэнсдей привыкла, что так и не научила мужа делать нормальные причёски, то сына она с пелёнок приучила к уходу за собой.

– Я нашёл крысу и пустил её бегать по дому. Папа в ярости! Он так забавно ругается, рисуя котов, чтоб те поймали зверёныша, – похвастался сын.

– Крыса хоть с бешенством, я надеюсь? – Уэнсдей обернулась к зеркалу и стала затемнять веки.

– Так это ты запустил крысу? – дверь в комнату открылась, и на пороге показался запыхавшийся и взлохмаченный Ксавье, держащий за хвост огромную чёрную крысу.

– Тебе понравилось, папа? – сын улыбнулся.

Уэнсдей же припала лицом почти вплотную к стеклу, чтоб скрыть, что тоже улыбнулась. Ей нравилось, как сын объединял в себе обворожительную улыбку Ксавье, несколько шаловливый характер и её любовь к жестокости.

– Да-а-а-а… кажется, через год-другой только я стану полностью седым, – протянул Ксавье, вздыхая.

– Но на тебе ни одного седого волоска, папа! Не ври!

– А ты хочешь видеть отца седым?

– Изменения – это ведь хорошо, да? – Мартер хохотнул.

– Вполне возможно, – отозвался муж рассеянно. – Ладно, я пойду сожгу это чудовище… – добавил он, кажется, давясь от надвигающейся рвоты от мёртвой крысы.

– Я с тобой!

– А после приведи себя в порядок. Подаёшь Мартеру дурной пример, – вмешалась Уэнсдей, когда красила ресницы.

– Терри, я подаю тебе плохой пример? – вполне серьёзно спросил Ксавье.

– Ты очень стильный, папа!

– Ещё вопросы, Уэнс? – спросил муж с насмешкой.

Она ничего не ответила, продолжив заниматься собой. Когда же отвернулась от зеркала – в комнате уже никого не было. Только она и её отражение. В роскошном чёрном платье, нарисованном мужем, с жёлтым поясом на талии и улыбкой на вишнёвых губах, посаженных на строгом и несколько уставшем лице. Чёртовы Ксавье Торп и Мартер Торп-Аддамс научили её улыбаться.

– Ты ж моя красавица! – дверь распахнулась, и на проходе показалась Энид Синклер.

Волосы собраны в высокий хвост, на веках разноцветные тени, а вместо платья – какая-то пижама, идущая градиентом от голубого до фиолетового, которая, кажется, называлась комбинезоном.

– Ты когда в дом зашла? – спросила Уэнсдей вместо приветствий.

– Да только что. Вещь замок взломал. А мы с Аяксом и Фрайдей уже и зашли, – улыбнулась подруга.

– Во-первых: где Вещь, я хочу его мучительно убить. А во-вторых… объяснишь, почему именно Фрайдей?

Энид подошла к ней и для начала обняла. Больше не колебаясь, Уэнсдей обняла её в ответ.

– Я разве не говорила?

– Мы очень редко видимся.

– Ох, ну… ты ж родилась в пятницу тринадцатого, а назвали тебя Уэнсдей. А Фрайдей, вот, родилась в среду тринадцатого. Вот я и подумала…

– Хорошее имя, – прервала её Уэнсдей, и Энид расплылась в благодарной улыбке.

– Мама, а можно с Терри посмотреть, как мистер Торп будет сжигать крысу? – в комнату заглянула миниатюрная семилетняя девочка, у которой на фоне смуглой кожи выделялись голубые глаза, соломенные волосы, заплетённые в две косички, и белое платье до колен. – О, здравствуйте, мисс Аддамс, – тихо добавила Фрайдей.