Текст книги "Пепел и пыль (СИ)"

Автор книги: nastiel

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 37 страниц)

Перед глазами возникают руки молодого парня, исполосованные чёрно-угольными шрамами. Всякая магия имеет цену, но та, которую использует Влас, явно стоит слишком дорого.

– Значит, – протягиваю я, меняя тему. – Ты не научишь меня? – Лукас качает головой. – Но ты ведь можешь хотя бы посмотреть, правильно ли я делаю? И давать какие-нибудь указания?

Лукас пожимает плечами, что при его скромной манере выражать эмоции вполне себе можно расценить за согласие.

– После того, как твои друзья лягут спать, встретимся на выступе, где ты часто проводишь время. Когда воздух свеж и чист, а вокруг нет снующих зевак, концентрироваться на своих движениях гораздо легче.

***

– Насколько силён Влас? – спрашиваю я.

Поделилась информацией Лукаса, о которой почему-то раньше все упомянуть забыли, и вот что получила: Ваня, Нина, Саша, Бен и Лена в наладоннике молчат уже почти минуту, переваривая всё это.

– Виола сказала, он учился в Академии, пока его не выгнали за нарушение внутреннего устава, – говорит Лена.

Видит её только Ваня, направивший экран наладонника на себя.

– В чём он провинился?

– Использовал инвентарь в личных целях. Это строго запрещено, особенно, если пойман не в первый раз.

– А хотите знать, насколько умён был Христоф?

Вместо звука голоса Лены динамик наладонника разрывают какие-то помехи. Я вжимаю голову в плечи и жду, пока они прекратятся.

– Я подняла все имеющиеся записи о нём, – наконец слышна Лена. – Дмитрий говорил только о научных конспектах, но оказывается, у нас был ещё и его личный дневник… Его мало кто использовал за ненадобностью. Мне пришлось полдня разбирать всякий бумажный хлам, но оно того стоило! Эти записи многое объясняют. И я даже… Слава, всё, что ты сказала, теперь имеет больший смысл. Я начала понимать Христофа…

– И ты туда же? – прыскает Бен. – Не хотите организовать его фанклуб? Развесим плакаты, купим шарики, пригласим Власа как его ближайшего родственника и будем задавать глупые вопросы, типа: «Какой у Христофа любимый цвет?».

Сейчас Бен напоминает мне Авеля. Несмотря на то, что лично я его не знала, могу представить, что похожие мысли были в его голове, когда Христоф пришёл к нему с идеей, пусть и на первый взгляд странной и дикой, но на деле очень разумной. И Авель отказался дать Христофу шанс… Так и сейчас Бен отказывается понимать, что не всё то зло, что выходит за рамки нашего понимания.

– Как уже говорил Дмитрий, Христоф не ставил целью создание химер как таковых…. Не знаю, почему нас учат именно истории о поехавшем на генетических экспериментах страже. Его дневник, – снова шум, в котором я теперь отчётливо различаю хруст грубо перелистывающихся страниц. – Христоф лишь хотел защитить людей от вирусов, попавших в наш мир после открытия призмы.

– Хочешь сказать, он пытался спасти нас? – скептицизм Бена виден во всём: и в напряжённо сжатой челюсти, и в приподнятых бровях, и в улыбке, пропитанной ядом.

– Не хочу, а говорю. Утверждаю. Вот вы, например, знали, что его мать была не просто аптекаршей, а гениальным фармацевтом? Мария не была ни ведьмаком, ни нимфой – она не обладала магическими способностями, но при этом её настои, мази, сборы, свечи и порошки вытаскивали людей с того света! В дневнике Христоф пишет, что когда его мать заболела, врач осмотрел её лишь единожды и прописал постельный режим и один из её собственных отваров от простуды. Она умерла спустя месяц, задохнувшись. В этот момент Христоф был рядом и держал её за руку… Он пишет: «Мама посмотрела мне в глаза и сказала, чтобы я позаботился о Сью. А потом вдохнула страшно и отрывисто, словно кто-то сдавил ей лёгкие. Кровь потекла из её рта и носа, и тогда я понял, что всё кончено».

Я вздрагиваю всем телом. Бен краем глаза косится на меня, но я делаю вид, будто этого не замечаю. Не могу представить, что случилось бы со мной и Даней, если бы мама умерла на наших глазах.

– В тот же момент в записях появляется некий З. Христоф пишет, что этот З. очень странный. Первый день после смерти Марии он не отходил от её кровати и почему-то не подпускал детей. А после похорон исчез и вернулся только, – Лена замолкает. Снова шелестят страницы. – Да, точно: вернулся за несколько дней до того, как умерла младшая сестра Христофа, Сью. Симптомы были те же, и Христоф говорил об этом отцу и Авелю, но они… Я не понимаю, они, по словам Христофа, никак на это не реагировали. Разве такое возможно?

– Тебе стоит познакомиться с моими предками, – говорит Бен. – Они, наверное, только и обратят на меня внимание, когда получат моё тело грузом двести.

– Прости, но мы можем хотя бы день о тебе не говорить? – спрашивает Нина.

Бен со смесью удивления и шока на лице сначала оборачивается на подругу, развалившуюся на кровати позади нас, сидящих на ней, а потом, буркнув что-то себе под нос, опускается на пол, обхватывает колени и подтягивает их к груди.

– После смерти сестры З. никуда не ушёл, – продолжает Лена. – Христоф пишет, что они стали много времени проводить в лаборатории Марии. З. оказался умнее любого, кого знал Христоф – даже Авеля. Последнего, кстати, Христоф упоминает так часто, что других намёков не надо – сразу понятно, внук деда не очень любил.

– И это было взаимно, – говорю я. – В каком-то смысле, я была у Христофа в голове. Я чувствовала всё, что он когда-либо переживал, и там…. Он не был близок с людьми, с которыми был связан кровью. Он не чувствовал себя частью семьи.

– З. рассказал Христофу о том, что болезнь, от которой умерли его родные, не была туберкулёзом и вообще чем-то человеческим. Вирус принёс гость из другого мира, являющийся переносчиком, но не больным. Он передавался воздушно-капельным путём, и была высокая вероятность, что и Христоф заразился, но ему помогло то, что он вовремя стал стражем. З. сказал, что по похожей причине вирус не может убить фейри, фениксов и нимф…. В общем, люди оказались самым слабым звеном, – Лена выдыхает и коротко кашляет. – Столько лет мы считаем себя венцом творения эволюции, но на деле являемся хрупкими фарфоровыми куклами по сравнению с другими, более приспособленными к выживанию видами?

– Получается, Христоф планировал нас проапгрейдить, – говорит Саша.

Сашина щетина за время нашего пребывания в Огненных землях успела превратиться в густую каштановую бороду. И хотя в коробках, что нам передали, есть бритвы, Саша приводить себя в приличный вид отказывается, мотивируя это тем, что невеста его бороды не любит, так что тут он хотя бы на некоторое время может расслабиться.

– Что-то в этом роде…. Насколько я понимаю, З. был против, но Христоф… Он был так зол! Четверть его дневника исписана гневными сообщениями, в которых самое мирное – это пожелание Авелю сдохнуть в выгребной яме.

– Боже, Христоф был таким душкой! – восклицает Бен. – Понимаю, почему вы сейчас поддерживаете его: с таким лучше не враждовать.

– Бен, – подаёт голос Нина. – Я люблю тебя, но заткнись уже наконец хотя бы на минуту.

– Потом, согласно хронологии, начались похищения, но в личном дневнике о них ничего не сказано…. Лишь какие-то обрывки о том, что они с З. достаточно близки к правде и одновременно слишком далеки от успеха. Дальше нет никаких записей в течение двух лет, и лишь на своё девятнадцатилетие Христоф пишет, что планирует сделать предложение своей девушке Анне. Остальное можно проследить по его научным записям: всё от первой успешно созданной химеры и построенной на старой семейной ферме тюрьмы и до теоретической схемы создания гибрида.

– Об этом Дмитрий рассказывал, – кивает Ваня.

– Похоже, Христоф и З. начали работу над симуляцией эволюции ещё раньше, чем в середине двадцатого века об этом впервые услышал мир, – восхищение в голосе Лены уже невозможно игнорировать. – Они планировали создание новой популяции людей: сильных, неуязвимых. Даже с помощью науки того времени, добавив древнейшую магию и чёрт знает какой уровень знаний этого З., они с Христофом смогли достичь многого. В каждом следующем эксперименте были учтены ошибки предыдущих, и потому прогресс в течение всех лет был огромен. Последние двадцать химер были идеальны…. Клетки больше не отторгали друг друга.

– Но как они этого добились? – спрашивает Нина.

Она сидит в кресле, подперев подбородок кулаками. Сарафан, в который она одета, напоминает мне одеяние Лисы.

– Переливание крови Христофа его химерам. Эхно и клятвенный эфир перестроили иммунную систему, залечили швы, заставили органы выделять особый гормон, благодаря которому клетки больше не отторгали друг друга. Теперь химеры стали идеальным подспорьем для следующего шага – создания гибрида.

– Но тут ему помещали? – догадывается Саша.

– Анна случайно нашла его записи и пришла вместе с ними к Авелю. Он собрал стражей и отправился на задержание Христофа. Авель думал, что спасает невинных жертв, но кровь Христофа привязала химер к нему, а потому своей целью они видели беспрекословное подчинение и его защиту. – Лена замолкает. Некоторое время я не слышу даже помех. – Дальше вы знаете, – продолжает Лена резко. – Ну а у Христофа судьба сложилась так, что в сорок пять он скончался.

– А что насчёт гибридов? – подаёт голос Саша. – Их-то он создать успел?

– Слава как раз предлагает переместиться в прошлое: лети с ней и лично спроси у Христофа, – едва давая Саше закончить, говорит Бен.

– Не знаю, – отвечает Лена. Представляю, как она пожимает узкими плечами. – Личный дневник Христофа обрывается на дате перед тем, как случилась битва на Правобережье. А в научном значится только теоретический план и никаких практических пометок. Полагаю, в этот раз, даже если что-то и получилось, он решил не записывать.

Что-то мы упустили. Пока я не уверена, что именно, а потому пытаюсь до мельчайших подробностей вспомнить видения, которые мне показывал Христоф.

Его друзья ни о чём не подозревали. Едва ли они встали на его сторону, если у них была такая реакция на одну лишь идею.

Его эксперименты, о которых он думал с тоской и заботой. Кровь связала их, как родственников.

Затем Роза и внутренние терзания о детях, которые ещё слишком малы, чтобы оставлять их, и о времени, которое ускользает сквозь пальцы.

Дети… У Христофа были дети?

«Ваши главы прячут кое-что от моего отца… Нити Времени. Это всё, что мне нужно».

«Дядя думает, Эдгар одно из лучших его творений…»

– Христофу удалось…. – произношу как в тумане. Не до конца осознаю, что нахожусь в комнате с ребятами, а не в воспоминаниях Христофа, и потому когда поднимаюсь на ноги, приходится обхватить корпус руками, чтобы перестать балансировать. – Не знаю, как, но двоих гибридов ему удалось создать точно.

***

Ждать, пока все в комнате уснут, приходится долго. Ребята не могут перестать перешёптываться, даже когда уже давно за полночь по местному времени. Конечно, я могу понять их возбуждённость после всего, что было сказано за день, но сейчас их разговоры мне не на руку. Лукас наверняка уже ожидает меня на улице. Он так легко согласился, что я не удивлюсь, если так же легко он уже ушёл, простояв не больше пяти минут.

Или вовсе не пришёл…. Как мне кажется, это было бы очень в его духе.

Я последний раз проверяю, все ли уснули, шёпотом произнося имя каждого из ребят, а когда ответа мне не поступает ни в одном из случаев, скидываю с себя одеяло, хватаю в руки кроссовки и босиком, осторожно маневрируя между спящими на полу, выскальзываю из комнаты. Обуваюсь уже там. В коридоре снимаю с крючка чью-то куртку, хватаю заранее спрятанный за шкафом меч и выхожу на улицу.

Ночь сегодня теплее обычного, поэтому куртку я не застёгиваю. Бегом пускаюсь к нужному выступу, и уже на подходе замечаю одинокую высокую фигуру, стоящую ко мне спиной.

– Лукас! – окликаю я.

Фигура не то, чтобы не вздрагивает: при слабом сером свете и серебристом тумане она в какой-то момент кажется мне и вовсе ненастоящей. Только подойдя ближе, я вижу, что это и правда Лукас. На нём льняной комбинезон с длинными рукавами. Ткань тонкая и полупрозрачная, и я, останавливаясь по правую руку феникса, вижу красные узоры на его коже, словно языки пламени обнимающие его предплечья, локти, грудь, живот и бёдра.

– Прости, что так долго, ребята никак не хотели засыпать…

– Я сам только пришёл, – обрывая меня, говорит Лукас. Никак не привыкну к его голосу. – Нина заглядывала к Шиго перед сном, я был там. Поэтому понял, что рано ты не сможешь прийти.

Так вот куда Нина улизнула из комнаты, когда сказала, что идёт в ванную, а сама вернулась только через час!

– Мне кажется, или они проводят слишком много времени вместе? Если бы я не знала, что Лиса, – то есть, Шиго, – по мальчикам, я бы уже давно начала что-то подозревать.

– Когда я ушёл, Нина лежала головой на коленях у моей сестры и явно с ней кокетничала, хоть и рассказывала о вещах далеко не романтичных. Если ты об этом, – Лукас, до этого смотревший на горизонт, поворачивает голову на меня, – полагаю, можешь начинать волноваться.

То, что я раньше приняла за урчанье в его говоре – теперь понимаю, что это своеобразный акцент.

– О чём Нина рассказывала вам? – интересуюсь я.

Лукас глядит на меня секунду и снова устремляет взгляд вперёд. Сейчас его глаза не такие яркие, как днём: словно на ночник накинули платок, приглушив свет.

– О нашем разговоре в комнате, – сама отвечаю на свой вопрос. – По поводу Христофа.

– Это был секрет?

– Нет, но… Нине всё-таки стоило посоветоваться с нами, прежде чем всё рассказывать вам. Без обид.

Лукас качает головой. Полагаю, так он показывает мне, что мои слова его не трогают.

– Вам нужен кто-то сильный, – вместо этого произносит Лукас. – Нина сказала, что без сильной магии у вас не получится то, что вы задумали.

– Да, – подтверждаю я. – Ведьма или ведьмак. У нас пока только один план, а он требует больших энергетических затрат. И вообще может быть опасен. Смертельно.

Лицо Лукаса не выражает никаких эмоций.

– Мой отец тридцать лет преподавал в Академии. Я мало что знаю о его жизни в целом, но ковен, верховным которого он является, в Проклятых землях самый сильный.

Лукас отходит к камню и опирается на него спиной. Удивлённая брошенными мне невзначай фактами, я снимаю со спины меч медленно, как во сне. Не свожу взгляд с Лукаса. Собирается ли он продолжать говорить, или ждёт, что я на это отвечу?

– Это ты так помощь предлагаешь? – спрашиваю я, когда по истечению достаточного времени не получаю никакого ответа.

– Просто говорю, что мой отец вполне подходит под ваши требования, и, если нужно…

– Нужно! – перебиваю я. – Очень нужно. Лукас, это решило бы многие наши проблемы!

Лукас кивает. Прищурившись, он оглядывает меч в моих руках с нескрываемым разочарованием. В голове всплывают его слова: «В последний раз, когда я держал в руках оружие, моей задачей была защита города и его жителей… И у меня не получилось…С тех пор я недостоин носить оружие».

– Только отец не был в Огненных землях с третьего дня рождения Шиго, – говорит Лукас. – Полагаю, с матерью им лучше не пересекаться.

Защитница. Глава 10

Чёрные как смоль волосы уложены назад, лишь одна прядка нарочито небрежно падает на лоб. Радужки глаз горят жидкой платиной. Густая щетина, скрывающая тяжёлую квадратную челюсть, отливает бронзой. Мужчине на вид лет тридцать пять, не больше. Когда он скидывает накинутый на плечи кожаный плащ прямо на пол и проходит в комнату, Лиса громко фыркает.

Оказалось, у мага и Доурины было две интрижки. Вот почему Лукас и Лиса так сильно отличаются от брата и сестры: тёмный цвет волос, резкие, словно нарисованные штрихом, черты лица и пронзительный взгляд, от которого мурашки бегут по позвоночнику – всё это они переняли у своего общего отца.

Как заочно мне его представила Лиса – Эдзе; без фамилии и других позывных.

Под кожаным плащом у Эдзе обычная на вид белая водолазка с рваным воротником и чёрные штаны из матовой ткани. Несмотря на тяжёлые армейские ботинки, двигается мужчина бесшумно и удивительно изящно, будто в танце.

– Сын, – мягко произносит он, подходя к Лукасу, за плечом которого я стою.

Треплет его по волосам, приобнимает одной рукой за плечи. Следующая на очереди – Лиса. При этом остальных находящихся в комнате Эдзе совершенно не замечает.

– Как ты выросла! – восклицает он, проводя пальцами по щеке Лисы.

– Если учесть, что в последний раз ты видел меня в трёхлетнем возрасте, то ничего удивительного, – отвечает Лиса, отстраняясь.

Эдзе хмыкает. Его верхняя губа чуть приподнимается, обнажая ровный ряд белоснежных зубов.

– Как здесь много стражей, – мужчина быстро осматривает комнату. Впервые его взгляд скользит по мне и Ване. – Не в этом доме, а в поселении… Кстати, передайте матери мои искренние соболезнования по поводу Агнэт.

Голос у Эдзе тихий, но твёрдый. Он не утруждает себя говорить громко только потому, что знает – и так каждому его слову будут внимать с содроганием.

– Если она узнает, что мы виделись… – начинает Лукас, но Эдзе обрывает его взмахом руки:

– Да, ты прав, – кивает он.

Присаживаясь на единственное кресло в комнате, Эдзе вытягивает ноги вперёд и складывает руки на груди.

– Так ты нам поможешь? – спрашивает Лиса.

– Я бы не пришёл, не заинтересуй меня ваша просьба.

Дьявол в оболочке прекрасного мужчины; такой идеальный снаружи, а внутри полон чего-то тёмного и вязкого. Чем дольше я смотрю на Эдзе, тем отчётливее начинаю понимать это.

Ваня рассказал о нём и его ковене. «Вороново крыло» обитает на отшибе Проклятых земель: их владения отделены от основной территории морем Мертвецов и впадающей в него Дикой речкой. Ведьмы и ведьмаки этого ковена не признают силы живых, а потому лучшими помощниками для них являются призраки, кости и вороны. А главный их промысел – путешествие по мирам и заключение сделок, цены которых, обычно, непомерно высоки, а последствия – чертовски болезненны.

– Значит, вы собрались в прошлое, – протягивает Эдзе. – С помощью Нитей Времени. Могу поинтересоваться, зачем?

– Нужно остановить кое-кого, – подаю голос я.

Платиновые глаза мага вспыхивают недюжинным интересом. Матовая белизна радужки уступает место драгоценному блеску.

– Кого же? Суллу? Нерона? Наполеона? Гитлера? Трумэна? – перечисляет Эдзе, медленно сгибая пальцы. – Я всю человеческую историю знаю, и придурков в ней хватает.

– Христоф Рождественский, – говорит Ваня. – Слыхали о таком?

– Приходилось, – не меняясь в лице, но холодея в тоне голоса, заявляет Эдзе. – И что же он вам сделал, этот Христоф?

– Может, прозвучит странно, но дух Христофа смог завладеть собственным племянником через амулет-фамильяра, – произносит Ваня. – И теперь он планирует отправиться в прошлое и закончить то, что ему не дали закончить сотню лет назад.

Реакция Эдзе на Ванины слова могла быть совершенно разной: он мог рассмеяться, приняв всё за шутку, а мог глянуть на нас, как на сумасшедших. Но вместо этого он лишь выпячивает челюсть. Теперь его и без того угловатое лицо напоминает маску.

Пока Эдзе молчит, вперёд выходит Лиса. Она равняется с Лукасом. Их ладони соприкасаются внутренними сторонами, и я могу с уверенностью сказать – это значит намного больше, чем может показаться со стороны.

– Отец, – зовёт Лиса. – Ты что-то знаешь?

Эдзе жмёт плечами.

– Я же сказал – всю человеческую историю. В том числе и об Авелевых родственниках. Христоф был необычным человеком.

– Он убивал невинных, – расшифровывает Ваня.

– Он хотел подарить вам, недотёпам, бессмертие! – Эдзе машет рукой перед лицом, словно прогоняя муху.

Не меня одну это смущает: замечаю, как Лиса и Лукас мельком переглядываются.

– У вас, у людей, всё решается количеством, – продолжает он, закидывая ногу на ногу. – Вы скорбите, когда разбиваются самолёты или взрываются бомбы, унося с собой десятки жизней разом, но при этом едва замечаете единицы, которые гибнут каждый день, попадая под колёса автомобилей, натыкаясь на грабителей, готовых перерезать чужую глотку за полупустой кошелёк, проигрывая в битве с болезнями или голодом… Вы ведомые, но эгоистичные, жадные до власти, но неспособные ею управлять, циничные, но только не тогда, когда дело касается вас самих.

Взгляд, которым Эдзе прожигает во мне дыру, пронизывает до самых костей. В комнате я – единственный представитель человечества в полном смысле этого слова; Лиса и Лукас фениксы, Ваня – вроде как оборотень.

И Эдзе, судя по всему, прекрасно об этом осведомлён.

– Хватит, – произносит Лукас. Прикрикивает, не повышая при этом голоса. – Именно благодаря людям, которых ты так не любишь, мы до сих пор живы.

– Я не говорил, что не люблю людей, – Эдзе в одно быстрое, но плавное движение встаёт с кресла. – Они очень даже ничего, когда не сбиваются в стадо баранов.

Лиса оборачивается на меня через плечо и коротко кивает, мол, если тебе страсть как хочется сказать, что мой отец болван – вперёд, я осуждать не буду.

Вот только мне не хочется.

В основном потому, что Эдзе прав.

– Да, мы не идеальны, но я не думаю, что все остальные виды у нас выигрывают именно по этому пункту, – говорю я, чуть осмелев. – Я слышала о фейри, которые доводят людей до сумасшествия, но лично знаю того, кто выбрал спасение целого поселения незнакомцев ценой собственных сил. С людьми так же. Мы не хуже и не лучше; мы другие. Убийства, голод, разбои, беззаконие есть везде, и не говорите мне, что это не так. Если вы знаете историю моего вида, то должны понимать, что в ней есть две стороны: хорошая и плохая. Смотреть лишь с одной – значит заведомо обрекать себя на ошибочное мнение.

– Но именно так вы сами сейчас судите Христофа.

– Нет, – я качаю головой. Брови мага тут же ползут вверх. – Больше нет. Я… Мне показали достаточно, чтобы понять – Христоф не был злодеем. По крайней мере, раньше. Сейчас…

– А сейчас он зол и наверняка жаждет не только доказать свою правоту, но и отомстить.

– Поэтому нам и нужна ваша помощь.

Я обхожу Лису и Лукаса, до этого стоящих передо мной словно ограждение, защищающее зрителей от дикого зверя в зоопарке. Вот только я не боюсь Эдзе. Мне кажется, я поняла, как нужно с ним разговаривать.

Он прожил ни одно столетие и явно устал от тех, кто вжимает голову в плечи при разговоре с ним.

Лично я бы устала.

– Если он кардинально изменит прошлое, – даже в лучшую для человечества сторону, – люди… – останавливаю сама себя. Быстро провожу руками по лицу, успевая скрыть тяжёлый выдох в ладонях. – Фейри, ведьмы, оборотни – все, кого я люблю, все, кто мне дорог, могут пострадать или даже умереть. Я не смогу… не хочу жить в мире, где…

Все слова внезапно кажутся мне неправильными и недостаточно значимыми, чтобы описать чувство страха, холодными цепями скручивающееся вокруг моей шеи.

– Ваша жизнь тоже станет другой, – в итоге произношу я.

– Я вне пространства и времени, – уверенно произносит Эдзе. – Мой мир останется нетронутым.

– А что насчёт тех людей, которых ты любил, отец? – спрашивает Лукас. – Я знаю, такие были.

– Одна, – поправляет Эдзе. – И она погибла до того, как Христоф стал тем, кем он стал.

Теперь в его тоне чувствуется кое-что знакомое: боль утраты и скорбь о ком-то любимом, с кем судьбы вдруг стали параллельными линиями по своим особым причинам. Для Эдзе ею стала смерть. Для Дмитрия – развод. Для Виолы – предательство.

Чувствовала ли я то же, когда ушёл Кирилл? Или любовь к другу и любовь к тому, кого, хоть и ненадолго, но считаешь своей мифической второй половинкой – совершенно разные виды любви?

– Я помогу, но вы все должны понимать, какими могут быть последствия, – говорит Эдзе, вырывая меня из размышлений. – И только вам за них отвечать. Как только всё будет сделано, я уйду так далеко, что любое изменение прошлого меня не коснётся ни на йоту.

Это честно. Немного обидно, но честно.

Я киваю.

– Хорошо. Что потребуется с нашей стороны?

***

После ужина мы все выходим на улицу. Устраиваемся на крыльце, на открытой веранде, на земле. Лиса и Лукас на скорую руку сооружают костёр, создавая огонь в центре сложенной из камней восьмиконечной звезды. Саша приносит укулеле; как он сам говорит, пока настраивает инструмент – это единственная нужная вещь, которую для него передали из штаба.

– А я так надеялся, что хотя бы тут отдохну от этого бренчания! – бурчит Бен.

Разместившись на самой нижней ступеньке крыльца, он вытянул ноги вперёд и приложился головой к деревянной перекладине. Кепка сползла ему на лоб, и её козырёк теперь отбрасывает тенью скрывают его глаза.

– Я специально не доставал её, настаивая твоё ожидание как хороший коньяк, – подаёт голос Саша. На секунду он поднимает глаза к небу и прикрывает их, словно вспомнив о чём-то приятном. – Блин, сейчас бы коньячок!

– Ага, под шашлычок, – поддакивает Бен.

– Я вам дам коньячок! – раздаётся недовольный голос Татьяны. Она сидит в соседнем доме на втором этаже, но окно в комнате открыто нараспашку, а потому ей не составляет труда нас контролировать. – Никакого алкоголя в мою смену!

– Мы просто шутим! – кричит Саша в ответ.

Когда наши взгляды пересекаются, он игриво подмигивает мне, ставя под сомнение своё предыдущее утверждение.

Я касаюсь бедра, нащупывая карман и Нити Времени в нём через ткань штанов. Спрятала их после экстренного собрания, где мы уже официально объявили ребятам и кураторам о нашем плане. Не помню, сколько из них было за, а сколько против. Все голоса в одну секунду потонули в общем гуле, сбежать от которого мне удалось, лишь ретировавшись из комнаты.

– Ты бы отдала их Эдзе, – говорит Ваня.

Он примащивается рядом и вторит моей позе: локти кладёт на перекладину веранды, а спину на неё облокачивает.

– Он сказал, пока они ему не нужны, – произношу я, опуская взгляд на топорщащийся карман.

– Как думаешь, стоит ему доверять? Странный он какой-то…

– Заметил, как он отгоняет от себя что-то невидимое?

– Вот и я о том же, – поддакивает Ваня. – Невидимое. Ведь Эдзе не только видит призраков, но и может использовать их энергию. И это его движение, – Ваня машет рукой перед лицом, изображая движения мага, – вдвойне меня смущает, когда я об этом вспоминаю.

Все голоса вмиг стихают, стоит только среди них тонкими мелодиями вспыхнуть музыке укулеле. Раньше никогда не слышала ничего подобного. Пытаюсь провести параллель с балалайкой или гитарой, но ни тот инструмент, ни другой никогда не вызывали у меня мурашки. Мелодия кажется отдалённо знакомой, но каждый раз, когда я почти понимаю, где могла раньше её слышать, заветное воспоминание ускользает.

Бен подтягивает ноги к груди и с глухим стоном прячет лицо в сложенных на коленях руках. Нина, сидящая на ступеньку выше рядом с Лисой, покачивает головой в такт мелодии. Марк, разместившийся на треножной табуретке, которую ему из дома вынес Лукас, сначала поднимает взгляд на Лию, стоящую по его левое плечо с хмурым лицом и скрещенными на груди руками, а затем в лёгком движении роняет голову ей на бедро, прислоняясь. Лиза перекидывает руку через Рэмову голову. Они расположились ближе всего к костру. Его огни пляшут в их глазах цветными бликами. Рэм наклоняется и целует Лизу в лоб, и на это короткое мгновение лицо девушки меняется до неузнаваемости.

Я не вижу непробиваемую стену; я вижу душу, влюблённую без оглядки.

В стороне от всех стоят пираты. Филира выписывает руками в воздухе своеобразные, под стать мелодии, движения, едва ли напоминающие танец в привычном для меня смысле. Гло сидит у неё в ногах, прикрыв глаза и откинувшись на камень. Север смотрит куда-то вдаль, показательно всех игнорируя. Он до последнего не хотел присоединяться к нам в этом импровизированном уличном вечере. Если бы не Кирилл, умудрившийся уверить его в пользе прогулок перед сном, он бы точно не сдался.

Хотя, что-то мне подсказывает, что дело далеко не в оздоровлении…

Мой взгляд встречается с Кирилловым. Вернувшийся с того света друг улыбается мне и касается пальцами медальона, висящего на шее. Непроизвольно, я тянусь к своему.

Все кусочки души только-только встали воедино: мои лучшие друзья живы, я наконец встретилась с отцом, отношения с близнецом моего приёмного брата уже не походят на натянутую до предела струну – и теперь её снова придётся делить на части в попытке, как бы парадоксально это не звучало, сохранить её целостность.

Если в прошлом изменится хоть одна деталь, я разом могу лишиться всего, что мне дорого. Жизнь превратиться в иную реальность, где для меня прежней попросту не будет места.

Даже во время панических атак мне не было страшно настолько, что сбивается дыхание, во рту ощущается привкус металла, а живот делает попытки извергнуть любую пищу или жидкость вперемешку с желчью.

Я едва стою на ногах; едва понимаю, что творится вокруг.

Смаргиваю пятна, появившиеся перед глазами от долгого смотрения на костёр, и перевожу взгляд на Ваню. Если бы Даня был рядом, он бы меня обнял, он бы попытался успокоить, сделать всё, что в его силах, чтобы мне стало легче. Он бы меня никуда не пустил.

– Что? – спрашивает Ваня, не поворачивая головы.

Разумеется, заметил, что я таращусь на него. Как же иначе.

– Ничего, – произношу я. – Просто… Мы правда собираемся отправиться в прошлое?

– Волнуешься?

– Я в ужасе, – срывается с языка раньше, чем я успеваю подумать.

Многое сейчас держится лишь на том, что всем видом я показываю уверенность в собственной идее. И неосторожно сказанное слово может запросто всё испортить.

– Да, я тоже, – неожиданно говорит Ваня.

Он поворачивает лицо на меня и глядит поверх стёкол очков. Спустя секунды вместо кофейных радужек вспыхивают тёмно-оранжевые.

Завораживающее зрелище.

– Что ж, приятно знать, что не я одна такая трусиха.

В уголках губ Вани скрывается улыбка. Быстрым движением руки он поправляет очки, возвращая их на законное место.

– Могу кое-что спросить?

Раньше, кажется, это был мой коронный вопрос, не его.

– Конечно, – киваю я.

– Даниил, – произносит он. У меня внутри всё скручивается. – Он… ну, мы…

Ваня силится подобрать правильные слова, но всё, что у него выходит: это отрывки местоимений и сбивчивое «э-э-э».

Но, мне кажется, я знаю, о чём он хочет спросить.

– Вы во многом схожи – произношу я. – Например, в привычке закусывать щёку или активно жестикулировать левой рукой при разговоре. Из-за этого первое время я, глядя на тебя, видела брата, по которому безумно скучала, а сейчас… Я знаю, что ты – не он. Чётко вижу эту разницу. И даже не в очках дело, просто вы очень разные, хоть внешне – копия друг друга. Это словно… не знаю, как объяснить…

– Две стороны одной медали? – предполагает Ваня.

Тихо кашляет, прочищая горло. Саша тут же сверкает глазами в его сторону, мол: «Как посмел портить мою мелодию? Не умер бы, чуток потерпев!». На это Ваня отвечает ему приподнятыми бровями и лёгким прищуром.