Текст книги "Пепел и пыль (СИ)"

Автор книги: nastiel

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 37 страниц)

Я не могу не улыбнуться. Наконец понимаю, почему, несмотря ни на что, именно Беновы рассказы мне нравится слушать больше всего – в такие минуты я вижу его настоящего, пусть и ненадолго; без этого напускного самолюбия и эгоизма, Бен, должно быть, становится Андреем – тем, кем он был, пока не остался один.

Тем, с кем мне уже не посчастливится познакомиться.

– Я, вообще-то, пришёл позвать тебя на ужин, – говорит Бен. – Там какой-то суп, и рагу, и что-то ещё. Опять наготовили всего, только еду переводят.

– Вот-вот, – подтверждаю я. – И я не голодна.

Бен кивает, но сам не уходит. Вместо этого усаживается поудобнее, перекрещивая ноги и обхватывая руками обе коленки.

– Да, – он быстро облизывает губы. – Да. Я тоже.

***

Металлическая дверь с поржавевшей ручкой кажется мне до смешного хлипкой. Навряд ли что-то такое способно сдержать хотя бы ребёнка, не то, чтобы шайку сверхъестественных воришек. Даже замка никакого нет. За дверью – полумрак и крутые ступеньки вниз. Единственное, что здесь излучает свет – это одинокий подсвечник на стене. Пламя свечи дрожит, от этого тени на стенах принимают ужасающие формы.

Медленно спускаюсь вниз. Подвальную комнату и лестницу отделяет решётчатая перегородка. Когда подхожу ближе, замечаю, что она покрыта чёрными крупицами, а на полу перед ней просыпан синий порошок.

– Человек, – произносит урчащий голос, когда я замираю перед решёткой.

Не Кирилла, и не женский точно. Наверное, это тот самый Север.

Присматриваюсь и в полумраке различаю заключённых: двух парней и двух девушек. Они сидят в кругу друг напротив друга, но все смотрят на меня. У одной из девушек ярко-зелёные волосы, а вторая – один в один сирена из бара «Дочери войны». Я вспоминаю имена, которые называл Ваня: Гло и Филира.

Ни один из пиратов мне не интересен больше, чем Кирилл. Старый друг поднимается на ноги и, шаркая, плетётся к решётке. Когда он выходит на свет, вижу, что на его запястьях болтаются железные наручники на длинной цепочке.

Кожа под браслетами стёрлась до крови.

– Это болит не так сильно, насколько плохо выглядит, – проследив за моим взглядом, говорит Кирилл.

В детстве у него был очень высокий голос, из-за чего многие, не видя его, считали, что говорит девчонка. Сейчас же Кирилл хрипит, словно курит с тех самых пор, как мы расстались.

– Я боялся, что ты так и не придёшь меня навестить.

Синяки после удушения на моей шее уже пожелтели, и при таком тусклом свете мне не удастся указать ему на них, а вместе с этим и на те невидимые раны, которые почти успели затянуться со дня его «смерти», а теперь снова вскрылись.

– Я и не хотела приходить, – я скрещиваю руки на груди.

Брови Кирилла сходятся на переносице. Что-то похожее на сожаление пробегает по его лицу едва уловимой тенью. Он подходит вплотную к разделяющей нас решётке, обхватывает прутья пальцами. По крохотному помещению разносится запах горелой плоти. Чертыхаясь, Кирилл отдёргивает руки и прижимает их к груди.

– Железо, – бурчит он.

Поджимает губы и на мгновение отводит взгляд в сторону, приходя в себя.

– Я помню, как одно такое проткнуло тебя насквозь.

– Это была иллюзия, – Кирилл качает головой. – У меня не было другого выбора…

– Да ты же умер у меня на глазах! – перебиваю я.

Нужно быть спокойнее. Нужно слушать голос разума, который сейчас говорит словами Вани: «Никогда не доверяй фейри».

– Хоть представляешь, каково мне было? – продолжаю, когда заставляю себя собраться. – Ты не просто умер, ты бросил меня в одиночестве.

– Ты никогда не была одна, – говорит Кирилл уверено. – У тебя была семья. У тебя был Даня.

– Даня – мой брат! Даже не смей сравнивать… Ты, – я шумно выдыхаю в попытке сохранить последние крупицы контроля. – Ты был моим лучшим на всём белом свете другом!

Кирилл смотрит на меня, чуть склонив голову в сторону.

– Если бы у меня был выбор, я бы никогда тебя не оставил. Пойми, мне пришлось. Мои родители оказались не теми, кем все их считали…. Если бы я остался, оказался бы в беде. Не дай Бог, – Кирилл перекрещивается, – и ты бы пострадала. Этого я бы точно не пережил.

Я и забыла, какой он набожный, в отличие от меня.

– И что не так с твоими родителями?

– Ты правда готова меня выслушать?

Жму плечами. Слушать и верить – разные вещи. Но я уже здесь, поэтому терять мне нечего. Поэтому я говорю:

– Валяй.

Кирилл удовлетворённо кивает. Наваливается боком на стену перед решёткой.

– Ладно, – произносит он немного устало. – Мои родители – фейри Зимнего двора, и пока я был уверен, что они держат обычный магазин в Старом мосте, они вместо этого занимались незаконной торговлей магией. Разумеется, стражи, рано или поздно, должны были их вычислить. В день, когда это случилось, родители сказали мне, что нужно уходить – возвращаться в мир, который я знал лишь по их разговорам. Но мне было всего двенадцать, и я не понимал: как так? Ведь в Старом мосте у меня было всё: школа, секция по плаванию. – Кирилл замолкает. Отрывает взгляд от наручников и глядит на меня. – В Старом мосте у меня была ты. Но родители сказали, что нет другого выбора, и впервые за всё время даже разрешили мне воспользоваться магией. Всё, что ты видела: падение, скорая помощь, похороны – этого не существовало на самом деле.

– То есть, я единственная, кого ты обманул?

– Нет, – Кирилл качает головой. – Все знали, что я трагически погиб, но только для тебя я создал целую картину.

– Но ты ведь мог просто сказать, что переезжаешь!

– Не мог…. Знал, что если так скажу, всегда будет возможность вернуться. А смерть – универсальное средство от прошлого.

Я фыркаю. Делаю шаг назад, уходя в тень. Не могу принять его слова за чистую монету. Как ни стараюсь – не выходит.

– Ты меня ненавидишь, – грустно произносит Кирилл. – И имеешь на это полное право. Только знай, что я очень по тебе скучал, Рось…

Разум понимает, что тот, кто стоит сейчас передо мной – чужак. Но сердце хочет открыть эту дурацкую решётку и крепко обнять глупого мальчишку, чьё когда-то детское лицо сейчас лёгкой щетиной и заострёнными чертами выдаёт в нём мужчину.

– Я тебя не ненавижу, – наконец произношу я. Разворачиваюсь спиной к Кириллу раньше, чем первая слеза скатывается по щеке. – Просто мне нужно время, чтобы во всём разобраться.

Заношу ногу для шага, но так и не опускаю её на ступеньку. Не могу уйти. Его не было рядом слишком долгое время. А я так скучала…

– Останься, – тихо произносит Кирилл. – Пожалуйста. Давай немного поговорим.

Я долго выдыхаю, собираясь с мыслями. Быстро провожу ладонью по лицу, утирая слёзы.

– О чём ты хочешь поговорить? – спрашиваю, не оборачиваясь.

– О чём угодно. Расскажи, чем жила, пока меня не было.

Звучит так, будто он за хлебом в магазин выходил, а не пропал на долгие пять лет.

– Это было в шестом классе, думаешь, я помню? – огрызаюсь я.

Но ведь помню. Не каждый день, потому что первые месяцы после его «смерти» прошли как в тумане, но все последующие, похожие друг на друга, как один.

До момента, пока не пришла Лия, заставившая меня снова поверить в значимость дружбы.

– Спроси у неё, – до меня доносится чей-то шёпот.

Резко разворачиваюсь.

– Спросить о чём?

– Долго ли нас ещё тут будут держать, – произносит Кирилл. Глядит через плечо на свою шайку, затем снова на меня. – Мы ведь ничего плохого не сделали.

– Вы обокрали мёртвых, – напоминаю я. – Если ты думаешь, что это нормально, то у меня для тебя плохие новости.

– Если ты считаешь противозаконным желание заработать на еду, то у меня для тебя тоже, – говорит Север.

Его голубые глаза недобро блестят.

– Почему вы вообще шныряете по Огненным землям, как беспризорники? – спрашиваю я.

Секундная пауза взрывается громким смехом, похожим на рычание. Север встаёт с пола. Он выше, чем я думала. И крупнее. Север в мгновение оказывается у решётки напротив меня. Не знаю, чего от него можно ожидать, поэтому пячусь назад. Одновременно с этим Кирилл выставляет руку перед Севером, предостерегая его от необдуманных действий.

– Так и есть, Рось… Мы и правда бездомные.

– В смысле? – недоумеваю я. – У тебя же есть родители!

– За незаконную торговлю магическими артефактами, из-за которых гибли люди, королева двора приговорила их к смертной казни. Не прошло и пары недель после нашего возвращения, как я стал сиротой. А дальше либо быть королевским мальчиком на побегушках, либо пытаться выкарабкаться самому. Я выбрал второй вариант.

– И собрал этот цирк уродов?

– Эй! – Север подаётся вперёд.

Рука Кирилла, всё ещё удерживающая оборотня, касается железных прутьев решётки. Я вздрагиваю, когда лицо друга искажается от боли.

– Эти ребята – единственная семья, которая у меня есть, – чуть погодя говорит Кирилл.

Север поджимает губы. Одаривая меня гневным прищуром, он отходит обратно к девушкам. Эти трое начинают тихо шушукаться между собой.

– Что ж, я погляжу, мы оба смогли найти друг другу замену, – говорю я.

Кирилл отрицательно качает головой.

– Никто и никогда не сможет мне тебя заменить.

Раньше, чем я обвиняю Кирилла в манипулировании моими чувствами, толчок невероятной силы сбивает меня с ног. Я заваливаюсь на решётку и лишь чудом успеваю просунуть руку между прутьев и схватить Кирилла за предплечье чуть выше локтя, уберегая от падения.

– Что это? – в голосе Кирилла не слышно страха.

И всё же он обхватывает мои пальцы на собственной руке свободной ладонью. Звон цепей наручников ещё некоторое время эхом отражается от стен.

– Ничего хорошего, – медленно произношу я.

Дежавю: неожиданный удар под колени, падение, пугающее до чёртиков непонимание и Кирилл. Тогда – видение. Сейчас – живее всех живых.

– Никуда не уходите, – произношу я.

Кирилл непонимающе таращится на меня, затем опускает глаза на наручники.

– Ну да, – киваю я. – В любом случае, просто оставайтесь на месте. Нужно проверить, всё ли в порядке.

За спиной со знакомым скрипом открывается дверь. Коридор наполняется светом. Я оборачиваюсь. Бегом по ступенькам пускается Ваня. Его губы шевелятся, но я не могу ничего разобрать, пока между нами не остаётся лишь ступенек пять, не больше.

– Беда, беда, беда, – бубнит он.

Тормозит резко, выпрямляется, будто лом проглотил. И смотрит на меня, испуганно округлив глаза.

– Что случилось? – спрашиваю я.

– Бомба уже была там, – выдыхает Ваня. – Она…. Это, видимо, очень сильное заклинание, возможно, привязанное к определённому событию, предмету или действию.

– О чём ты говоришь?

– Столица, – Ваня качает головой. – Она стерта.

– Вот чёрт, – вырывается у меня.

– Что значит стёрта? – спрашивает Кирилл.

– Это ещё не всё, – продолжает Ваня. – К нам направляются гости.

***

На наше счастье, горное поселение хорошо скрыто за каменными холмами. Как сказала Доурина, мы можем видеть приближающийся силуэт, а он нас – нет, но лишь до тех пор, пока не подойдёт вплотную к горам.

– Нужно что-то делать, – Ваня нервно потирает ладони.

– Почему вы вообще решили, что это чужак? – спрашивает Кирилл.

Да, это было опрометчиво, но я выпустила их – и уже, если честно, плевать на последствия.

– Я знаю всех, кто проживает в нашей коалиции, – отвечает женщина.

Когда она скрещивает руки на груди, кожаная ткань её плаща неприятно скрипит.

– Вы не можете знать всех, – фыркает Кирилл.

– Мальчишка, ты даже не представить себе не можешь, сколько лет я здесь живу и сколько являюсь главой фениксов, – произносит она холодно, чуть подаваясь вперёд.

На Кирилла её тон не производит никакого впечатления.

– Это мрачная гончая, – продолжает она, переводя взгляд на меня. Немного снисходительный, словно я – единственная, кому такие элементарные основы нужно пояснять. – Они соседствуют с нами, но не относят себя к коалиции.

Ваня называл мрачных гончих ведьмаками-отшельниками. К сожалению, это всё, что я о них помню.

– Чисто теоретически, чем он может быть опасен? – спрашиваю я, вглядываясь в медленно приближающуюся тёмную точку.

– Чем угодно, – отвечает Ваня. – Хотя бы тем, что появился он сразу после того, как сработала бомба.

Когда мы вышли на улицу, сначала я метнулась в сторону, которая демонстрировала мне столицу. Там было пусто: один песок, выжигающий своей желтизной отвращение в моей голове. Ваня сказал, что бомба сработала без видимых глазу эффектов. Просто в один момент всё пошатнулось, а когда народ высыпал на улицу из свои домов, на месте столицы уже ничего не было.

– Местные ведьмаки вместе с Лией попробуют создать защитное заклинание, – продолжает Ваня.

– Я тоже могу помочь, – говорит Кирилл.

– Чем же? – немного брезгливо спрашивает Доурина.

– Создам иллюзию, – терпеливо произносит Кирилл. – И тогда…

– Заклинание обеспечит нам защиту, а иллюзия – маскировку! – Ваня хлопает в ладоши. Затем одёргивает себя и вжимает голову в плечи, словно испугавшись, что этот шлепок привлечёт внимание мрачной гончей. – Это сработает!

В глазах Доурины нет и капли доверия к этому плану. Но если я что-то и поняла о главе фениксов, так это то, что защита народа для неё в приоритете.

– Мы должны попробовать, – встреваю я. – Если другого плана всё равно нет.

Поворачиваю голову на звук шагов. К нам бежит Лия. Взмыленная, она на ходу что-то чиркает на бумаге.

– Почти готово, – сообщает она, подходя ближе.

Листы в её руках похожи на те, что есть в её книге, только имеют ярко выраженный зелёный оттенок и сильно пахнут ацетоном. Дрожащими руками Лия в несколько раз складывает исписанный пергамент. Когда с этим покончено, она прикусывает их зубами, опускается на колени и принимается рыть землю голыми руками.

Молча, я приседаю рядом и помогаю подруге. Когда вырытой ямки оказывается достаточно, Лия кидает туда сложенный пергамент.

Хлопает себя по бокам в поисках чего-то.

– Что? – спрашиваю я.

– Зажигалка… Нужно поджечь…

Не успевает она договорить, как откуда-то сверху на бумагу, будто дождь или снег, падают огненные капли. Поднимаю голову и вижу лёгкую дымку на пальцах Доурины. Она кивает мне, не меняясь в лице.

В эту же секунду рядом с нами приседает Кирилл. Сначала он держит ладонь над тлеющей бумагой, а когда в яме остаётся только пепел, зачерпывает его в кулак.

Выпрямляется, подносит кулак к губам, что-то нашёптывает.

– Что он делает? – спрашивает Лия.

Я призываю её подождать с вопросами быстрым жестом руки. Она, всё поняв, поджимает губы.

– Пусть думает, что это место давно заброшено, – произносит Кирилл.

Прежде чем сдуть с ладони пепел, он бросает на меня грустный взгляд. Я вижу его настоящую сторону – вижу его магию фейри в действии. Ему, похоже, этого не очень бы хотелось после того, как он когда-то давно использовал её против меня.

Хлопья пепла поднимаются в воздух, связанные тонкой полупрозрачной белой нитью. Она тянется, образовывая что-то вроде паутины над крышами домов и нашими головами.

– Что теперь? – спрашиваю я, обращаясь к любому, кто ответит.

– Ждать, – отвечает Доурина. Её рот расслаблен, но глаза сощурены. – Он приближается.

***

К тому моменту, как чужак подходит к краю созданного защитного поля, напряжение достигает пика. Незнакомец нас не видит, но зато мы имеем возможность оглядеть его с ног до головы. Несмотря на скрытое за капюшоном лицо, доверие в нём ничего не вызывает. Его балахон изорван и болтается по ветру лоскутами, а закатанные до локтя рукава позволяют увидеть бледную до невозможности кожу и чёрные шрамы, которыми она покрыта.

Это не очень лицеприятное зрелище заставляет меня покрепче сжать рукоять меча. Мы успели призвать сюда всех дежуривших стражей, и сейчас не только я стою перед чужаком в полной боевой готовности.

Гончая чуть приподнимает капюшон. Глаз не показывает, но я замечаю длинную чёрную чёлку, аккуратный нос и естественно алые губы. Чужак вертится на месте, некоторое время о чём-то размышляет. Похоже, он озадачен. Когда его рука дёргается к полам одежды, я напрягаюсь. Но всё, что он делает – это достаёт из кармана пожелтевший конверт и бросает его на землю.

– Дальше мне не пройти, – вдруг произносит он, не обращаясь к кому-то конкретному. – Защитная магия. Но их здесь, кажется, нет.

Голос приятный, растягивающий гласные. Затем следует долгая пауза – ожидание ответа. Заканчивается она тяжёлым вздохом, полным усталости и, как мне кажется, иронии.

– Хорошо, – произносит гончая.

Снова пауза. Со стороны, наверное, забавно: мы стоим и слушаем, как незнакомец разговаривает сам с собой.

Ничего больше не сказав и лишь тряхнув головой, гончая, так и не сняв капюшона, уходит прочь. Слежу за его теряющейся среди горных выступов фигурой, и только когда она окончательно исчезает вне поля моего зрения, оборачиваюсь на ребят. Вечно спокойное и улыбчивое лицо Рэма искажено непониманием и гневом. Лиза, стоящая рядом, крепко держит его под руку.

– Вы что, его знаете? – спрашиваю я.

Из присутствующих кивает только Ваня. Остальные дают мне ответ своими расширившимися от удивления глазами.

– Вот же сукин сын! – рычит Рэм, сотрясая воздух кулаком свободной от Лизиной хватки руки. – Вот же су…. Убью его! Убью! Наберите мне Виолу, кто-нибудь, срочно!

Рэм вертится вокруг себя, но все мы оставили свои коммуникаторы в доме. Тогда, обронив ещё парочку ругательств, он вдруг замолкает, мрачнеет. Его плечи опускаются вслед за взглядом.

Так выглядит отчаяние. Я точно знаю.

– Это Влас, – произносит Лиза сухо.

И, дабы избавить меня от необходимости копошиться в памяти в поисках ассоциаций со знакомым именем, чуть позже добавляет:

– Парень Виолы.

Защитница. Глава 7

– Он не мой парень, – доносится голос Виолы из динамика Ваниного наладонника.

– Ну теперь-то ему точно ничего не светит! – восклицает Рэм.

Он наворачивает круги по комнате, ни разу не присев и даже не остановившись с того самого момента, как мы вернулись в дом и связались с его сестрой. Такой Рэм мне не нравится. И хотя я знаю, что парень – не защитник и не приверженец использования физической силы, его спортивное телосложение точно позволит выбить дурь из любого, кто попытается его успокоить.

Поэтому все мы сидим тихо и только следим, чтобы Рэм в ярости не вздумал ранить самого себя.

– А вы уверены, что это был Влас? – спрашивает Виола.

Голос у неё дрожит.

– Уверены, – подтверждает Ваня. – Мы все его узнали.

Виола тяжело вздыхает.

– Вдруг это просто недоразумение? Ошибка? Мало ли, что ему нужно было…

– По-моему, в этой записке всё доступно изложено, – Рэм останавливается и разжимает кулак.

Смятые куски бумаги, которые когда-то были посланием и конвертом. Хорошо, что мы успели прочитать его раньше, чем оно попало в руки Рэму:

«Ты знаешь, что мне нужно. Ты знаешь, на что я способен. Ты знаешь, что меня ничто не остановит».

В дверном проёме появляется Лия. Она останавливается, складывает руки на груди. Под её глазами залегли тени, делающие девушку похожей на привидение, а когда-то гладкие и блестящие волосы сейчас собраны в кривой пучок, напоминающий гнездо.

Я едва узнаю свою лучшую подругу. Это словно смотреть на копию копии через треснувшую линзу.

– Мы думали, что химеры – это дело рук подражателя, но всё гораздо проще, – Ваня разводит руками. – Влас ведь родственник Христофа.

– Он его двоюродный племянник, – замечает Виола. – Но это не делает его злодеем, как и то, что он правнук Авеля, не делает его героем.

– Кстати, – протягивает Бен. Ловко пропуская маленькие ножи между пальцев, он прищурено глядит через окно на наружный подоконник, где сидят птицы и кажется прикидывает, сможет ли попасть хотя бы в одну из них. Затем переводит взгляд на Ваню. – Я бы поспорил насчёт героя. Согласно некоторым историям, Авель был тем ещё засранцем.

Ванин удивлённый взгляд, брошенный на Бена, от меня не скрывается.

– Что? – Бен вторит удивлению на лице друга. – Я не такой тупой, каким ты меня считаешь, и тоже умею читать.

– Ладно, – я хлопаю в ладоши, переключая внимание на себя. – Допустим, Влас – родственник Христофа. Но откуда у него могли взяться его записи, если стражи их все конфисковали?

– О, Боже… – жалобный, на уровне истерики голос из динамика Ваниного наладонника готовит нас с очередному откровению. – Влас, он… всегда очень интересовался своим дядей. Он просил меня достать ему информацию из штаба. Это я… Я передала ему копии. Но ведь я не знала…

Я подхожу ближе, гляжу на экран наладонника. Виола морщит лицо и, прежде чем всхлипнуть, утыкается носом в плечо сидящей рядом Лены. Девушка крепко обнимает подругу.

– Влас никогда не был стражем? – интересуюсь я не у Виолы, но у всех присутствующих.

– Он отказался, – отвечает Ваня. – В своё время.

– В своё время – это как давно? Сколько ему на самом деле лет?

Ваня глядит в экран наладонника. Виола продолжает рыдать, Лена отрицательно качает головой. Тогда он снова отвечает сам:

– Больше, чем двадцать, на которые он выглядит.

Я вспоминаю Власа. Его руки были покрыты шрамами, но не морщинами, да и та часть лица, которую я видела, явно принадлежала взрослому юноше, а не старику.

– Я так понимаю, мы всерьёз думаем, что Влас может каким-то образом работать с Христофом? – Нина скептически приподнимает бровь. – Разве это возможно? Христоф умер больше сотни лет назад. Или кто-то в обход нам воскрешать научился?

– Может, связь с духами? – предлагаю я в шутку. – Просмотр загробного мира сквозь магический шар или вопросы через доску уиджа?

Повисает тишина. Моё предположение ещё несколько секунд звенит в собственной голове в наказание за глупость и неспособность вовремя заткнуться.

– Браво, коротышка, – Бен качает головой. – Ты как всегда очень к месту.

– Не знаю насчёт досок и шаров, но во многих ковенах существует практика общения с умершими родственниками с помощью фамильяров их бывших хозяев, – тихо произносит Лия. Делает шаг внутрь комнаты. Снимает с указательного пальца одно из колец и демонстрирует присутствующим. – В неодушевлённом предмете часть ведьминского духа остаётся жива и после смерти хозяина. Обычно такие вещи остаются внутри семьи и передаются из поколения в поколение. Вот этот перстень, например, – Лия демонстрирует всем кольцо на указательном пальце. Золотое, оно единственное из всех её украшений вместо блестящего камня содержит мутно-голубой, на вид даже не драгоценный, – принадлежал моей прапрабабушке Джомель, и через него я при желании могу обратиться к ней за помощью.

– Это как? – спрашивает Бен скептически.

– Я могу просить её совета, когда надеваю кольцо. И если при жизни она знала ответ на мой вопрос, она мне его расскажет.

– У Власа был амулет, с которым он никогда не расставался, – с трудом, но Виола снова может говорить. – Ничего особенного: перевёрнутый вершиной вниз треугольник молочного цвета. Я и подумать не могла, что он какой-то особенный…

Слова Виолы больше всего производят впечатление на Ваню. Он хмурит брови и устремляет взгляд в пол.

– Полагаю, мы все сейчас об одном думаем, – высказывается Нина.

– Сколько таких птиц нужно поймать, чтобы хватило на перчатки? – произносит Бен.

Он тычет пальцем в окно. От его движения птицы, расправив сине-зелёные крылья, взмывают в воздух и, подхваченные потоком, оказываются на приличном расстоянии от нас уже через несколько секунд.

– Если бы кто-то из вас был ведьмаком с явными психическими отклонениями и желанием пойти против природы ради научного открытия, и будь у вас шанс вернуться назад во времени, разве вы не попытались бы им воспользоваться? – спрашивает Ваня.

Первой, с кем его взгляд пересекается, когда он отрывает глаза от пола, становлюсь я. Секунду он глядит на меня, не мигая, а потом оборачивается на Нину, стоящую за его спиной.

– Да, – немного запоздало отвечает она. – Ради исправления последствий старых ошибок.

Ваня медленно кивает.

– Или ради того, чтобы повернуть их исход в свою сторону, – предполагает сам Ваня. Когда я продолжаю недоуменно на него пялиться, он поясняет: – Христоф мог воспользоваться Власом, чтобы раздобыть Нити Времени и вернуться в прошлое ради завершения начатого ещё в молодости.

***

В нашей квартире непривычно много народу: помимо родителей и Вани с Даней тут ребята из штаба, Лия, Кирилл и семья Лисы. Атмосфера напоминает семейный праздник, разве что на подобных мероприятиях обычно я чувствую себя ужасно неловко и старательно игнорирую любые разговоры, а здесь мне хочется провести время с каждым из присутствующих. Я обнимаю Лию, в шутку спорю с Даней и Ваней о какой-то бессмысленной ерунде, улыбаюсь выздоровевшему Марку.

Чужое прикосновение на моём плече. Это Дмитрий. Рядом с ним, улыбаясь, стоит мама. Мой взгляд скользит по их сцепленным в замок рукам.

– Вы что, снова вместе? – спрашиваю я удивлённо.

– Снова? – Дмитрий звонко смеётся. – Родная, я твою маму никогда любить не перестану.

Не успеваю переспросить, правильно ли мне послышалось, как отвлекаюсь на что-то яркое, что надоедливо мелькает сбоку. Кирилл с тортом в руках. Вокруг надписи глазурью «С днём рождения, Слава» в бисквит воткнуто восемнадцать горящих свечек.

Присутствующие обступают меня и торт, образовывая плотное кольцо. Они молчат, затаив дыхание. Ждут, что я что-то скажу? Поблагодарю их за праздник?

– Постарайся с толком использовать своё желание, коротышка, – говорит Бен.

Я отрываю взгляд от торта, и внезапно свет в комнате гаснет. Всё, что остаётся – это тени на стенах, отбрасываемые невидимыми предметами… и Бен напротив. Сейчас он совсем на себя не похож: вместо одежды защитника на нём синий костюм тройка со светлой рубашкой и чёрным галстуком. Бен кривит губы в скромной полуулыбке и протягивает мне руку, приглашая на танец.

Не шевелюсь. Смотрю на него заворожено и не могу понять: неужели Бен всегда был таким красивым?

– Один танец, – просит он мягко.

В голосе ни капли настойчивости. Бен хочет, чтобы это было только моё решение. И я соглашаюсь, беру его ладонь. Бен притягивает меня к себе. Совсем близко – я различаю родинку у него на шее, которую от меня раньше скрывала линия челюсти.

– Мне казалось, ты из тех, кто не танцует, – говорю я.

– Может, мне просто нужен был правильный партнёр?

Одна ладонь Бена продолжает держать мою, а вторая размещается на талии. Я едва чувствую это прикосновение, настолько оно лёгкое. И это пугает даже сильнее, чем сам Бен, ни на секунду не отрывающий от меня взгляд своих пепельно-серых глаз.

Мы двигаемся в абсолютной тишине, поэтому жуткий скрип я различаю сразу. Отстраняюсь от Бена и оборачиваюсь. Яркий солнечный свет бьёт в глаза, а холодный ветер, забираясь под одежду, пробирает до самых костей. Кирилл сидит, согнувшись, на детской качели. Я узнаю эту игровую площадку: она находится как раз ровно посередине между нашими домами. Мама часто приводила сюда нас с Даней, когда мы были маленькими. И всё время, когда находила там Кирилла, удивлялась, как его, такого кроху, отпускают гулять одного.

– Не хочу идти завтра в школу, – говорит он, спрыгивая на землю.

Теперь он выше, и может с лёгкостью повиснуть на перекладине любой высоты. А раньше, чтобы это сделать, нам приходилось подсаживать друг друга.

– Никто не хочет, – отвечаю я. – На то она и школа.

Кирилл хмыкает. Чёлка спадает ему на лоб, и он поправляет её быстрым взмахом головы.

– Я решил придумать нам новое развлечение, – произносит он задумчиво. – Надоело по стройкам шататься, у меня уже третьи кроссовки за месяц ушли из-за этого на помойку.

– Наконец-то! – выдыхаю я.

Ведь теперь он не упадёт, и мы не расстанемся.

Но ведь это уже случилось…

С мысли меня сбивает зеленеющий прямо на глазах горизонт. Я верчусь на месте. Кирилл исчез, да и я сама уже не на площадке, а посреди луга, усыпанного цветами. В воздухе витают запахи хлеба, ромашки и клубники.

– Откуда ты воду несла? Сама скважину рыла, что ли?

Из-за моей спины выходит Нина. На ней белое платье в мелкий чёрный горох; такое истинно девчачье, что теперь я уверена – это сон. Ведь защитница, которую я знаю, никогда бы такое не надела.

Нина берёт из моих рук бутылку с водой, хотя секунду назад я не чувствовала её тяжести. Свободной ладонью она подталкивает меня в нужном направлении: к Лисе, Лие и Лизе, сидящих в метрах десяти на постеленном на траве пледе.

Я иду за Ниной, но с каждым шагом моя нога тонет в земле, как в зыбучих песках. Я опускаю глаза и вижу воду.

– Спорим, что смогу сделать пять «блинчиков»? – заявляет кто-то уверенно.

Поднимаю голову. Даня стоит по колено в воде и подбрасывает в воздухе гальку. Но обращается он не ко мне, так как смотрит куда-то чуть левее.

– Я сделаю шесть.

Скрестив руки на груди, вперёд выходит Ваня. Привычным быстрым движением он поправляет очки на носу. Даня бросает камень, Ваня следит за ним, вслух считая получившиеся «блинчики». И торжествующе смеётся, когда их выходит всего три…

… Я открываю глаза. Серость неба первые секунды после пробуждения воспринимается как пыль, которую я пытаюсь стереть пальцами.

Нельзя было засыпать на дежурстве, но я не жалею. На такой сон можно обменять любую реальность.

– Эй.

Шуршащие шаги по земле, и рядом со мной садится Кирилл. Цвет его лица какой-то жёлтый, а на висках испарина. Выглядит он не очень – то ли болен, то ли сильно устал.

– Что снилось?

– Кое-что очень классное, – мне сложно сдержать улыбку.

Кирилл кивает. Замечаю, как сильно он сжимает собственные коленки – так, что даже фаланги пальцев белеют.

– Давно ты стоял за моей спиной?

– Только подошёл.

– Ты так и не научился врать.

Кирилл глядит на меня с немым вопросом в глазах. Я натягиваю рукав кофты на ладонь и провожу по его лбу и щеке, стирая капли пота.

– Мне хорошие сны уже давно не снятся: либо ерунда, либо ужасы, о которых и вспоминать не хочется. Ты видел, что я задремала, и создал для меня иллюзию?

Кирилл пожимает плечами. Раньше, чем я убираю ладонь, он перехватывает её и крепко сжимает.

– Я подумал, тебе не помешает немного отдохнуть, – отвечает он. – После всего, что случилось…

– Ты и половины не знаешь, – говорю я. Но тут же решаю сменить тему: – И как это происходит? Ты придумываешь картинки и «загружаешь» мне их в голову?

– Что-то вроде того, – Кирилл на секунду переплетает наши пальцы. Затем сам себя одёргивает и позволяет мне вернуть ладонь. Я сую обе в карманы штанов. – Часть придумал я, но есть кое-что, что подверженный магии мозг додумывает сам.

Кирилл выдыхает. Хмурится, будто пытается воспроизвести в памяти только что потерянный образ:

– Мужчина, – продолжает он. – Мужчина, держащий за руку тётю Тому. Это твой отчим?

– Отец, – отвечаю я. – Родной. – Отклоняюсь назад, пока не касаюсь спиной прохладной поверхности облюбованного горного выступа. – Он директор штаба.

Кирилл присвистывает. Ложится рядом, складывает руки на животе.

– Значит, ты теперь важная шишка?

Я качаю головой:

– Не будь дураком. Ты же знаешь, ответственность меня портит.