Текст книги "Война взаперти (СИ)"

Автор книги: maybe illusion

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 21 страниц)

– Тебе пришлось, – выдавила из себя Лили. От разговора уже разило лицемерием. Зачем мама делала смиренный вид, будто ее угнетало прошлое? Что, пожалеть ее? За то, что жестоко с дочерью обошлась? Да Лили здесь единственная, кого надо жалеть.

– И мне придется бросить тебя снова, – добавила мать. – Извини. Ни муж, ни сын не подозревают о твоем существовании. Я скажу Дереку, что ты – просто девочка с улицы, как и твой друг. Прости, но так надо. Ты уже взрослая, ты должна понять. А за послушание получишь немного денег. Кажется, вам они сейчас не помешают.

Она потянулась погладить Лили по спине, но та сердито дернула плечом. Примерно это с самого начала и ожидалось, но все равно было обидно, особенно после слов про волнение и письмо. На секунду Лили показалось, что мама все-таки любит ее. Хоть плачь.

– Муж уехал по делам, вернется завтра утром. Можете пока отдохнуть у нас, но на рассвете уходите. Мне будет трудно объяснить, что вы тут делаете, а к мальчику он еще и ревновать начнет.

– Что? – засмеялась Лили, пряча злые слезы. – Деррик же тебе в сыновья годится!

– Ой, как будто двадцать лет разницы так уж мешают людям спать друг с другом.

Могла бы придумать менее смехотворную причину, чтобы оправдать желание скорее выставить их за дверь. Зачем вообще впустила, дала надежду? Вышло только обидней.

– Прости, я не понимаю твой юмор, – выпалила Лили. – И подачки твои мне не нужны!

– Какая ты грубая. Раз я тебе неприятна, может, покинешь мой дом сейчас же?

Первым порывом было ответить: «С радостью!», убежать и хлопнуть дверью, но тут в голове всплыли слова Маргарет: «А Деррику это на пользу пойдет?» Нет, даже если обидно, противно и унизительно, надо остаться ради него. Ему пока лучше отлежаться. Лили его втянула в авантюру, ей и отдуваться. Да и деньги лишними не будут. И как знать, вдруг мама передумает? Лили ее очарует, и поутру она поменяет решение. Но начало, надо признать, не впечатляющее.

– Прости, мам, – Лили сделала глубокий вдох. – Я не имела права тебе грубить.

«Да какое там!» – бушевало внутри.

– Все нормально, – та поднялась с места и направилась к выходу. – Не переживай, я сделаю все, что смогу.

«Вообще-то ты и побольше можешь, только не хочешь!»

– Кстати, – мать обернулась напоследок, – а кто тебе этот мальчик? Просто друг, не больше? Кажется, вы очень близки.

– Не настолько, – ответила Лили.

– Очень хорошо, – сказала мать с улыбкой и закрыла дверь.

***

Лили не могла заснуть. Ей выделили отдельную комнату и дали все необходимое, но ни мягкая подушка, ни одеяло, ни убаюкивающий шорох дождя за окном не сумели успокоить. Едва Лили закрывала глаза, как видела Деррика, а следом – Дерека. Один образ накладывался на другой, и получался парень из снов. Слишком светлый.

Что теперь делать? Сказки сказками, но если хотя бы на секунду в них поверить, то становилось не на шутку страшно. Лили попалась в ловушку по собственной глупости. Деррик предупреждал, что с выбором «жертвы» важно не ошибиться и что потом исправить ничего нельзя. Но нужно убить не Деррика, а Дерека. Причем, похоже, не сегодняшнего подростка, а того, кем он станет лет через пять. Наверное, над возрастом можно бы отдельно поломать голову, но какая теперь разница? Ничего уже не переиграть. И что, неужели она убьет Деррика впустую, не добившись этим собственного спасения?

Бессмыслица какая-то. Раз толку от его смерти все равно не будет, то и умирать ему незачем. Да, все верно. Даже от сердца отлегло. Деррик должен жить. И, наверное, лучше оставить его в покое, разойтись, как он и предлагал. Тогда точно не получится причинить ему боль, как бы там ни бесновалась другая. Надо признать, Лили не слишком аккуратно с ним обращалась.

Но ведь он пропадет, если окажется один. Сейчас бросить его – не менее эгоистично, чем собраться убить. Попытка сбежать вместо того, чтобы бороться. Лили должна отплатить ему за доброту. Тогда решено: она откажется от притязаний на его жизнь, постарается унять другую, будет не преследовать, а оберегать. Правда, похоже, у Деррика свое мнение на этот счет, но и что с того? Ему тоже одиноко. Рано или поздно оттает. Никто не может предаваться горю вечно.

Мучительно захотелось увидеть Деррика, поговорить с ним, обсудить планы на будущее. Еще раз осторожно расспросить про проклятие. В сущности, Лили ведь ничего и не знала о «расколотости», кроме его сбивчивого рассказа. Жалко, что их развели по разным комнатам: она уже привыкла ночевать рядом с Дерриком. Может, и заснула бы легче.

Поднявшись с кровати, она прокралась к выходу, вгляделась в полумрак. Дом молчал и как будто спал.

Лили помнила, что комната, где устроили Деррика, находилась напротив. Надо только два шага сделать. Стараясь ступать бесшумно, она пересекла коридор, нащупала в темноте дверную ручку, потянула на себя. Внутри все почему-то сжалось от страха, будто Лили совершала преступление. Но ведь ей просто хотелось проведать Деррика. Она не замыслила ничего запретного. Может, ему нехорошо или что-нибудь нужно.

Все чувства обострились, петли чуть скрипнули, и в тот же миг Лили замерла, потому что услышала за дверью голос матери.

– Тише, – шептала та, – не бойся.

Кто действительно испугался, так это Лили! Вздрогнув, она на секунду утратила равновесие и чуть не влетела внутрь на ватных ногах, но в последний момент удержалась и осталась в коридоре.

– Ты с меня глаз не сводил, – продолжалось воркование в комнате Деррика. – Думаешь, я не заметила?

Да чем они там занимались? Лили нагнулась и заглянула в замочную скважину, но внутри была только чернота.

– Мой муж вовсе не по делам уехал. Какие у него могут быть дела поздно ночью? Он мне в открытую изменяет. Мерзавец. Но я отомщу. Поможешь мне?

«Каким же образом? – возмутилась Лили про себя. – Даже не будь Деррик болен, на что ему рухлядь вроде тебя? Меня бы стошнило на его месте».

В комнате воцарилась подозрительная тишина, потом раздался какой-то отвратительный шорох. Лили зажмурилась, отпустила дверную ручку и отскочила в сторону. Что бы там ни происходило, она не желала ничего ни видеть, ни слышать.

Деррик, конечно, тоже хорош. Мог бы пнуть даму, что ли, для острастки. Но какое там. Достаточно слегка надавить, чтобы он пошел на уступки. Что за безвольная тряпка! Надо было послушать внутренний голос и убираться из этого проклятого дома еще днем.

Лили вернулась к себе, забралась под одеяло, но и не думала засыпать. Каждый шорох снаружи вызывал дрожь. Она вся обратилась во слух. Даже таракан не мог бы бесшумно проскользнуть мимо.

Сколько людям нужно времени на занятия любовью? Почему-то Лили путалась, силясь припомнить, как все обычно проходило с Джейком. Пять минут? Пятнадцать? Час? Целая ночь? Что, до утра ждать и терзаться?

Но все оказалось не настолько ужасно: не успела она пригреться, как в коридоре скрипнула дверь, потом раздались удаляющиеся шаги. Вскочив с места, Лили дождалась момента, когда они совсем затихли, вылетела из комнаты и без стука ворвалась к Деррику.

Тот вздрогнул и сразу натянул одеяло до самого носа. В полутьме было не разобрать, рад он, зол или напуган. Поспешив зажечь свет, Лили заявила без обиняков:

– Я все слышала.

– Мама у тебя – просто огонь, – отозвался Деррик неожиданно веселым тоном и сел на постели, жмурясь. Лили как-то даже позабыла, что он способен шутить безо всякой натянутости.

– Умоляю, скажи, что ничего не было. Иначе меня стошнит!

– А ничего и не было. – Он стянул одеяло и пожал плечами, явно удивленный, что оказался под подозрением. – Она поцеловала меня, я не ответил. Ей стало скучно, и она ушла.

– И только? Она не… нигде не трогала тебя?

После секундной паузы Деррик засмеялся, да так заразительно, что Лили невольно присоединилась к нему.

– До чего ты забавная! Я что, маленький ребенок? Не беспокойся, злая тетя меня не обижала, – продолжая улыбаться, он вдруг протянул руку и пригладил ей волосы.

Все-таки он странно себя вел, слишком бодро, что ли? Еще и расточал ласки. И, кажется, действительно весь день с матери глаз не сводил. Но не могли же ему нравиться стареющие безвкусные тетки. Стыдясь собственного любопытства, Лили вглядывалась в его лицо, шею, руки, распахнутый ворот. Будто на теле Деррика вот-вот появятся отметины, указывающие, где именно его «трогали».

– Я тоже не ребенок, знаешь ли, – пробормотала она, поймала его ладонь и тихонько сжала.

– Прости.

Их пальцы переплелись, и улыбка медленно сползла с лица Деррика.

– Давай сейчас же уйдем отсюда, – предложила Лили.

– А куда нам спешить? Твоя мама ведь не вернется и не изнасилует меня. Само предположение – сущий абсурд, не находишь?

– Что делать, если ты притягиваешь абсурд!

– Ей просто нужен молодой любовник, – вздохнул Деррик. – Муж ее давно не радует. Она какой-то план мести разработала, но я не слушал особо. Хотела, чтобы я заглядывал к ней, когда подлечусь. Мне жаль ее: какой надо быть одинокой, чтобы кидаться на первого встречного? Я ведь вовсе не хорош собой.

– Болезнь никого не красит, – сказала Лили. Помолчала, собралась с мыслями и добавила: – Горе, пожалуй, тоже. Уверена, твой брат сильно расстроился бы, если бы увидел, во что ты превратился. Он ведь любил тебя? Хотя бы наполовину так, как ты его?

– Гораздо сильнее, – пробормотал Деррик. – Иначе не отдал бы жизнь вместо меня.

Лили не сводила с него глаз, ожидая объяснений, но он больше ничего не добавил. Похоже, окончательно вернулся в ослабевшего себя. Жаль. Подумать только, минуту назад он гладил ее по голове, будто младшую сестренку. Если бы он вновь стал таким, как было бы здорово.

«Если бы он кормил червей в земле, как было бы здорово!» – передразнила другая. Краска немедля залила лицо Лили. Точно, она же шла разузнать про проклятие. Не надо отвлекаться на ерунду вроде мыслей о том, где именно Деррика могли трогать и какая у него теплая ладонь. Лили открыла рот, чтобы иносказательно поведать о своей ошибке, но вместо этого зачем-то спросила:

– Почему ты так вскинулся, когда услышал сокращенное имя? Я и не думала, что тебя могут задеть подобные мелочи.

– Так ко мне обращался брат, – неохотно объяснил Деррик. – Он один.

– Забавно, что вас с Дереком зовут одинаково.

– На Юге существует поверье, что если такие люди встретятся, то судьба может начать их путать между собой. Поэтому принято добавлять к именам слоги или целые слова собственного сочинения. Но мои родители, например, в это не верили, так что брат был просто Оливером, а я – просто Деррик. Впрочем, все-таки не Дерек, – и он подмигнул ей.

– Мама тоже почему-то сегодня назвала меня полным именем, – вздохнула Лили. – Наверное, хочет держать дистанцию.

– Лилит? Вроде бы с какого-то древнего наречия это переводится как «Черная Луна». Звучит опасно, – сказал Деррик с улыбкой.

– Ты что, интересуешься подобной ерундой? Значениями имен?

– Я же суеверный южанин. Я вырос среди подобной ерунды и, к сожалению, знаю, что бывает, если не придавать ей значения. Например, функции вашего деревенского старосты у нас исполняла колдунья – как тебе такое?

– Если бы у нас кто-то назвал себя колдуном, над ним посмеялись бы, – Лили развела руками.

– А нам было не до смеха, – вздохнул Деррик. – Все из кожи вон лезли, стараясь ей понравиться. И ее дочке, якобы унаследовавшей дар. Но, как я сейчас понимаю, обе умели только языком трепать. Но уж это им мастерски удавалось. Мэри Ди могла так запугать какого-нибудь беднягу скорой смертью, что тот и впрямь заболевал. Они, как твоя подруга Маргарет, знали, что у людей на сердце. На какие точки давить, чтобы заставить слушаться. Сущие змеи.

От потока откровений, без спросу свалившихся на голову, Лили растерялась. Деррик всегда казался ей простаком, если не сказать – дураком, но сейчас он рассуждал на удивление здраво, причем не только для «суеверного южанина». Ей даже подумалось, что Деррик давно догадался о снах и «расколотости». В сущности, сложить два и два смог бы и ребенок, ведь Лили упоминала о кошмарах, а потом внимательно слушала про проклятия, попутно силясь выведать любую мелочь. Но тогда выходило, что Деррик уже давно добровольно отдался ей? Ничего не скажешь, оригинальный способ самоубийства. Впрочем, он же пытался распрощаться с ней, а значит, спастись. Но у него всегда как будто не хватало воли, чтобы отстоять свои интересы. Отказался давать Эдди кровь, а потом сам предложил. Вспомнить противно.

– Олли увлекался значениями имен, – вмешался в ее мысли Деррик. – От него я и узнал про твое. Как-то он нарисовал девушку и так подписал свое творение. И сказал мне: «Эта девушка – убийца». Я спросил, почему он так решил.

Внутри у Лили словно напряглась невидимая пружина. Ну почему у них всегда только одна тема для разговора? Как будто вся жизнь Деррика крутилась вокруг брата.

– Я никогда толком не понимал Олли. Вечно у него в голове черт знает что творилось. Но одно я знал точно: он видел дальше всех. Иногда он казался мне старше меня самого. И в то же время он оставался ребенком, таким, знаешь, неловким.

Лили отвела взгляд и осторожно спросила:

– А что же та картинка? Про убийцу?

– Ах да, – Деррик словно очнулся. – Я спросил, почему он так решил, и он ответил, что у этой девушки есть другая личность. Он сказал: «Тьма внутри». И добавил, что иногда люди теряют человеческий облик. И становятся… просто собой.

Он сглотнул и поежился. Лили захотелось его обнять, прогнать прижавшегося к нему призрака. Да только кто бы ей дозволил?

– Черт, – добавил Деррик с тоской в голосе, – Олли ведь знал! Не только в тот день. Он гораздо раньше предчувствовал, что с ним сделают. Я один был слеп. Я позволил им втянуть меня в это! Я расплачиваюсь за собственную глупость…

Лили окончательно запуталась в том, что он говорил, но разум, как и обычно, даже не пытался поспевать за эмоциями. Желая утешить Деррика, она сжала его руку и сказала от всего сердца:

– Что бы ни случилось, ничего уже не вернешь. Ты должен жить дальше, а не казнить себя.

«Жить?» – засмеялась та. Лили вздрогнула, и это передалось Деррику. Чувствуя, что ладони потеют, она поспешила отстраниться.

– Так вот, когда я вижу тебя, – он посмотрел на руку, потом вскинул глаза на Лили, – когда я впервые заметил тебя в Серой деревне! Я сразу узнал тебя. Ты – девушка с рисунка Олли.

Это было понятно еще с начала разговора, но все равно ударило в сердце. Ей не одолеть мальчика из прошлого, ведь она – не более чем напоминание о нем. Деррик знал, что все не так, но пожелал обмануться. Мертвец не оставлял живым ни шанса. Черный поглощал все цвета.

Сцепив руки в замок, Лили спросила:

– Так твой брат умер не от Безликой болезни?

– Верно, – обронил Деррик.

– Его убили?

– Да. Толпа.

– Как ужасно! Да как они могли?

– Прекрасно могли. А еще, – он взглянул на руки, – Олли дал мне кровь. Интересно, сколько ее осталось во мне?

Вот и протянулась ниточка от «особенного» к «обычному». Маргарет оказалась права: Деррик утаивал правду о себе с самого начала.

– Значит, твой иммунитет – это?..

– Да. Брат спас мне жизнь. Его кровь была необычной, а не моя. Мы выяснили случайно, уже после смерти родителей. Я заболел следующим. Олли оставался здоровым. Я пытался работать до последнего, и мне стало плохо прямо в поле. Я упал и неудачно напоролся на лопату, потерял много крови. У нас с Олли одна группа, так что он поделился своей. И я не просто восполнил потерю – я выздоровел. Когда я очнулся, он сидел у моей постели с непередаваемым видом – и радость, и удивление, и… Я думаю, он до последнего винил себя, что не узнал раньше и не спас родителей.

Помолчали. Лили пыталась подавить неуместную досаду: мало того, что она выглядела как рисунок Оливера, так еще и заполучила его кровь. Хуже не придумать. Теперь-то для Деррика точно все смешалось. Ничего и никогда он ради нее не делал и уступал тоже не ей. Но до чего жестокая судьба! Понятно, почему Деррик ушел от своих: Лили и сама бы так поступила, если бы ее дорогого родственника растерзала толпа, которую она привыкла считать соседями. Странно только, что Дерриком не овладело желание отомстить. Неужели он настолько мягкотелый, что простил им смерть брата и оставил все как есть? Или положился на Безликую болезнь? И какой смысл бежать от воспоминаний, чтобы пытаться искусственно воссоздать их в другом месте? Ведь на деле никакой связи между Лили и Оливером не было и быть не могло. Она не из рисунка родилась, хотя, наверное, с такой матерью нет разницы. И Деррик ведь понимал, что ей неприятно носить чужое лицо. И разве кровь не должна со временем обновляться в организме? Хоть бы от одного следа своего так называемого «создателя» избавиться.

Пауза тянулась и тянулась. Наконец Деррик бросил взгляд на часы и тяжело вздохнул.

– Может, попробуем поспать? – предложил он. – Утром прилечь не удастся.

– Ты ведь бросишь меня? Потому и признался во всем. Сегодняшняя ночь – последняя?

– Я думал, это ты бросишь меня. Ты ведь явно не в восторге от того, что я рассказал.

Лили сделала глубокий вдох и вложила в голос все тепло, какое только отыскалось:

– Да, меня задела твоя история. Но я по-прежнему хочу быть с тобой. Нет, даже больше, чем раньше! Ведь теперь я знаю правду и могу не забивать голову домыслами. Спасибо, что открылся.

– Странно. – Деррик прикусил губу. – Я надеялся, что отпугну тебя. Но ты упорная. Слушай, на мне мир не закончился. Ты найдешь новый дом, работу, а там сама не заметишь, как обрастешь знакомствами. Не надо за меня цепляться. Наши пути – в разные стороны.

– Ничего подобного! – горячо возразила Лили. – И с чего ты взял, что можешь решать за меня? Да ты меня совсем не знаешь.

– Знаю лучше, чем тебе кажется. Ты одинока и зла на целый свет, но не сломлена. Ты хочешь быть счастливой вопреки судьбе. А мое дело – не мешать. Вот и все.

– А что, если мое счастье связано с тобой?

– Такого быть не может. Считай, что наша встреча тебе приснилась, – сказал Деррик и как-то странно улыбнулся ей. Будто все знал.

– Я… – Лили сморгнула слезу, и тут слова посыпались против ее воли: – Я буду бороться! Обещаю. Со мной ты будешь в безопасности. Я все для тебя сделаю. Изменюсь. Не буду слушать другую. Мне плевать на новые знакомства, у меня больше нет доверия к людям, но ты, ты…

Ее согнуло пополам от рыданий, затрясло. Страх, злость, горечь, привязанность – все смешалось в болезненный узел, который нисколько не ослаб, когда Деррик притянул ее к себе.

– Тише, ты чего? – В его голосе слышалось смятение.

Как будто не понятно! Она с силой отпихнула его, повалила на спину. Руки сами потянулись к горлу, но Лили вовремя опомнилась и просто неловко погладила Деррика по шее. Ее было желание или другой – не отделить, все перемешалось. Обе жаждали заполучить его.

– Обещай, что это последний раз, когда ты предложил нам разойтись! – потребовала она.

Деррик вздохнул, будто устал слушать детские глупости.

– Да ты хоть знаешь, куда я иду? Я собираюсь обивать пороги здешних больниц, пока кто-нибудь не выслушает меня и не сделает из моей крови вакцину.

– Ха! Твой акцент закроет перед тобой все двери, – бросила Лили.

– Не может этого быть! – возразил Деррик. – Не могут все быть настолько предубежденными. Ты ведь сразу поверила мне, и Маргарет тоже.

Лили поморщилась, слезла с дивана и принялась мерить шагами комнату. Ей не давала покоя мысль, что вакцина уже существует. Но стоило ли делиться ничем не подкрепленными догадками с Дерриком? С одной стороны, так удалось бы уберечь его, а с другой – похоже, если лишить его цели, в нем угаснет последняя воля к жизни. Придумать ему новую цель? Искусственно? Какую?

– А почему у тебя ничего не получилось на Юге? – наконец поинтересовалась Лили.

– Потому что… – Он сглотнул. – Из-за моей внешности. В городе меня никто не знал. Они не верили, что я хочу помочь. Думали, я приехал из Центра шпионить… или…

– Ну! Что я говорила? – Лили торжествовала. – Здесь будет то же самое.

– И что с того? Предлагаешь мне даже не пытаться?

– Я предлагаю не тратить силы на бессмысленное и опасное дело.

– Если не получится, тогда я пойду дальше, вслед за эпидемией. Я буду помогать тем, кто мне поверит.

– Тебя разорвут в клочья. Разве Серая деревня ничему тебя не научила?

– Ну и пусть.

Лили топнула ногой и сжала руки в кулаки.

– Думаешь, это правильно? Благородно? Самопожертвование? Черта с два. Да кем ты себя возомнил? Пускаешь жизнь по ветру и думаешь, должно быть, что святой! А я тебе так скажу: чтобы сдохнуть, не надо ни ума, ни усилий. А ты попробуй жить! Попробуй переступить через себя ради того, чтобы завтра увидеть солнце!

– Солнце того не стоит, – сказал Деррик.

– Никакой ты не святой! – отрезала Лили. – Ты – слабак, похоронивший себя вслед за родными. Говоришь, брат умер вместо тебя? И велел тебе жить? Зачем он так поступил, интересно знать? Наверное, потому что желал тебе сунуть башку в петлю или быть убитым ни за что. Так, по-твоему? Если он оценил твою жизнь выше собственной, ты должен хотя бы уважать его решение!

Она остановилась, ожидая, что Деррик бросится спорить, возражать, но тот молчал. Его равнодушие обесценивало страстную речь, делало нелепой. Пустой. Сразу захотелось вернуться к себе в комнату, не смотреть ему в глаза, не пытаться до него достучаться. Как же глупо. Бросаться громкими словами, распинаться перед человеком, которого почти не знаешь. Его прошлое известно только ему, и больше некому его судить.

Вздохнув, Лили отвернулась и направилась к двери. Чем препираться без толку до рассвета, лучше действительно поспать хотя бы пару часов.

– Я не знаю, что у вас там произошло, – устало добавила она на прощание, – но я сыта по горло последствиями. Сделай одолжение, хотя бы притворись, что задумался над моими словами.

Деррик попробовал улыбнуться, но его губы лишь горько скривились.

***

Он помнил тот день лучше, чем хотел бы. Выжженное небо, красный закат.

Уже больше месяца он уставал, как никогда прежде: после смерти родителей приходилось не только работать и присматривать за братом, но и заниматься домашними делами. Повседневные мелочи вроде стирки и готовки забирали последние часы, которые Деррик мог бы потратить на себя. От Олли не было никакого толку, один вред. Если он возвращался из грез в реальность и тянулся помогать, то все делал не так. Но чаще он просто сидел в своей комнате и пачкал бумагу кровью, силясь изобразить всякий раз одно и то же: лица родителей. Деррик пытался объяснить ему, что ничего не выйдет и не нужно впустую калечить себя, но Олли ничего не слышал. После пережитых потрясений и потерь он явно повредился в уме.

А Деррик устал безгранично. Он уже не замечал, что творится вокруг, какие странные взгляды на него бросают. Не чувствовал напряжения, нараставшего в раскаленном воздухе. Жизнь превратилась в бесконечный физический труд, перемежающийся с душевной пыткой. Иногда Деррик, набегавшись за Олли, наволновавшись, желал только одного – скорей избавиться от обузы, больше не видеть его. Отправить в академию и не нести за него ответственность. Но Олли еще даже школу не окончил. Да и кто бы принял в приличное учебное заведение мальчика, у которого все тело изрезано? Куда точно взяли бы с его данными, так это в сумасшедший дом.

Но Олли еще оправится. Вырастет. Расцветет. А до тех пор нужно поддержать его. Целиком посвятить ему себя, раз уж так сложились обстоятельства. Но, несмотря на всю решимость Деррика, где-то внутри день за днем копилась досада на клетку, в которой оба оказались. Они беспрестанно мучили друг друга, но и лишней минуты провести поодиночке не могли. Бывало, после шумной ссоры они все равно ложились спать вместе, Олли по-детски доверчиво жался к Деррику, и тогда тот чувствовал нежность и вину. Мало-помалу ему стало казаться, что без Олли существование утратит последний смысл, что, пожалуй, ему и не нужно другой жизни. Но та манила, являлась во снах. «Найди девушку», – предлагала она. «Уезжай отсюда», – велела она. Деррик просыпался и некоторое время мечтал о свободе, а потом думал, что без Олли сразу умер бы.

Между собой они решили – вернее, Деррик решил, – что обязательно придумают, как помочь остальным, но не раньше, чем Олли восстановится. Однако тот лишь хирел, и Деррик постепенно забыл о намерении раскрыть соседям их секрет. В газетах распространяли успокаивающие известия, предлагали вакцину от ветрянки, и, хотя деревня лишилась уже семи человек, Деррику все казалось скорее жутким недоразумением, чем закономерностью.

Так они встретили конец лета – сгорая.

В тот день Деррик вернулся с работы, едва переставляя ноги. Кажется, снова получил тепловой удар: нестерпимо кружилась голова. Хотелось сразу лечь и положить на лоб холодный компресс, но едва ли на это нашлось бы время.

Он увидел Олли еще на крыльце. Тот сидел, поджав ноги, и пытался штопать какую-то рвань. Должно быть, все пальцы уже исколол. Деррик прибавил шагу, думая отобрать у него иглу, но Олли поднял глаза и сразу отложил шитье.

– Неважно выглядишь, – сказал он. – Хочешь прилечь?

– Да ладно, а ужин готовить кто будет?

– Я что-нибудь придумаю.

– Ой, избавь меня от своих кулинарных экспериментов, – вздохнул Деррик. – У меня заранее мороз по коже от того, как ты обваришься, порежешься…

– Прости, от меня одни проблемы, – пробормотал Олли. И неожиданно добавил: – Ты ведь тоже любил родителей, но у тебя даже времени поплакать не было.

– Ты спас мне жизнь, – возразил Деррик, взял его за руку и с удивлением почувствовал, что он дрожит. – Ты что, замерз?

– Я был у Мэри Ди, – неопределенно отозвался тот. – Хотел предложить ей кровь.

Деррик сам вздрогнул. Этого ребенка ни на секунду без присмотра оставить нельзя. Лучше бы он дальше пачкал бумагу, чем пытался с соседями общаться. Сдалась ему Мэри Ди!

– Я же говорил тебе… – Задыхаясь, Деррик затащил его в дом. – Я же велел тебе никому не рассказывать! Ты подвергаешь себя опасности! Неизвестно, что взбредет в голову…

– Она все равно не стала слушать, – перебил его Олли. – Знаешь, они что-то затевают.

– Какие еще «они»?

– Мэри Ди и остальные. По-моему, они помешались из-за болезни. Мэри Ди сказала, что нас прокляли. И чтобы избавиться от беды, нужно, как я понял, принести жертву.

– Что за бред! – фыркнул Деррик. – Не общайся больше с ней.

Голова раскалывалась все ощутимей, а тут еще зудел на ухо этот комар с очередными бреднями. Никак не мог спокойно заниматься чем-нибудь полезным или хотя бы безобидным.

– С тебя пример взять? – напирал Олли. – Отлично решил проблемы, сбежав от них. А в итоге мы одни ничего не знаем. Слушай, мне что-то тревожно. Ты хоть раз замечал, как соседи на тебя косятся?

– Все это происходит у тебя в голове, – отрезал Деррик, схватил его за плечи и слегка тряхнул. – Перестань. Ты только вдумайся, какую чушь наговорил. Да, соседи суеверны, но не станут же они младенцев убивать из-за придуманного проклятия. Да и нет тут никаких младенцев.

– Ты не понимаешь, – заявил Олли. – Мне кажется, тебе надо уехать. Бросай все и беги отсюда. В Центр, на Север… откуда ты там. Найди своих настоящих родителей.

– Да прекрати уже! – прикрикнул на него Деррик.

Олли вздохнул и прикусил губу.

– Так и знал, что ты не захочешь слушать. Ты ведь давно уже считаешь меня чокнутым.

У него был такой несчастный вид, что Деррик почувствовал укол вины.

– Вовсе нет, – как можно мягче возразил он, – я просто думаю, что ты заблуждаешься. Ты слишком нервный и мнительный, сам ведь знаешь, так что…

– Хорошо, хорошо, – устало бросил Олли и сложил дрожащие руки на груди. – Я не хочу с тобой ругаться, только не сейчас.

Некоторое время он мялся, как будто хотел еще что-то добавить или сделать, но потом выдохнул, принял беззаботный вид и сказал совершенно другим, веселым голосом:

– А знаешь, я решил, что больше не буду пытаться рисовать родителей.

– Правда? – Деррик уже шарил среди кухонных полотенец, думая смастерить компресс.

Пока он ковырялся, Олли успел заглянуть в спальню и вернуться с мокрой тряпкой и мольбертом. Приняв дар, Деррик с наслаждением растянулся на кухонном диване. Жизнь перестала казаться такой уж тяжелой. Краем глаза он заметил изображение на холсте: сплошь красные пятна. Снова кровь? Этого еще не хватало.

– Кажется, я понял, почему у меня не выходит воссоздать реальность, – поделился с ним Олли. – Любой мой рисунок будет что-то выражать. А жизнь не выражает ничего, кроме себя самой. Мы существуем, но это ведь ничего не значит.

– Почему бы тебе не перестать резать себя, умник? – простонал Деррик. А ведь ему на секунду показалось, что раз Олли оставил идею вернуть родителей, значит, и кровавым рисункам конец. Как наивно.

– Да ты послушай, к чему я клоню! Ты можешь, например, придумать сказку, как мы побратались, я дал тебе кровь. И пусть даже в реальности так все и было – в сказке будем уже не мы. Понимаешь? Наши слова и действия приобретут значение. Там не будет ничего лишнего, всех этих минут, которые просто текут мимо, разбирают прошлое и уносят с собой. Мы станем частью истории. – Олли перевел дыхание и торжественно добавил: – Но истории лишь прикидываются живыми. И мои рисунки о «реальности» – тоже.

– Где ты всего этого понабрался? – спросил Деррик. – Я ни слова не понял.

Вместо ответа Олли улыбнулся, будто видел перед собой умилительного несмышленыша. Видимо, другой реакции и не ожидал.

– Здесь будет ночное небо, – он кивнул на мольберт. – И океан.

А разве все это красное? Деррик потер виски и со вздохом признался:

– У меня иногда бывает чувство, что я тебя не знаю. Будто в тебе сидит другой человек. Взрослый… чужой.

– И как он тебе? – спросил Олли. Его глаза продолжали смеяться.

– Я его боюсь, – сорвалось с губ Деррика раньше, чем он успел придумать тактичный ответ.

Улыбка на лице Олли вмиг померкла, плечи опустились. Повернувшись к мольберту, он принялся занавешивать холст. Обиженным он не выглядел, скорее притихшим, но от этого было не легче. С Олли ведь нужно бережно обращаться. Любое неосторожное слово могло его задеть, а тут до него дошли страх и недоверие, да еще и от самого близкого человека. Кого угодно ранило бы. Как вообще дошло до того, что Деррик начал на нем срываться?

Наверное, Олли всегда скучно с ним. И отчасти одиноко. Ничего, поступит в академию – найдет друзей по интересам. Больше не будет липнуть и мешать. Станет приезжать по выходным, Деррик как раз успеет соскучиться. Любить на расстоянии просто. А отдаляться – еще проще.

– Слушай, я выйду покурить, – сказал он и поднялся с места. – Обдумаю твои слова на свежем воздухе.

– Рик! – Олли поймал его за руку.

– Что?

– Я… Мы… Спасибо тебе за все.