Текст книги "Война взаперти (СИ)"

Автор книги: maybe illusion

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 21 страниц)

Мнение Лили о Деррике мгновенно рухнуло с небесных высот в грязь. Так он действительно убил старикана? Как жестоко! Разве можно? Разве не нашлось иных способов сбежать и избавиться от опасности? Если Деррик способен прибить, как муху, любого, кто встанет у него на пути, – до чего же страшный он человек!

– Я не делал этого, – пробормотал он.

– Думаешь, я поверю южной собаке вроде тебя? – усмехнулся Эд. – Кто же, если не ты? И с кем, кстати, ты успел поделиться целым литром крови? Может быть, с ней? Выходит, и она сгодится?

С этими словами он тряхнул Лили, и та сжалась. Ей что, тоже придется стать донором? Серые высосут из нее кровь? Тут наконец стало по-настоящему страшно. До нее постепенно начало доходить, что безумная идея догнать Маргарет вовсе не была безопасной – не только для Деррика, но и для нее самой. Ослепление, вызванное предательством близких людей, рассеивалось, укладывалось внутри, а здравый смысл возвращался на место – чтобы немедля забить тревогу.

– Ни с кем я не делился, – выпалил Деррик и вытянул вперед перевязанную руку. – В меня попал старикашка, я потерял много крови, вот и все.

– Хм-м, – протянул Эд с сомнением. Он явно не начал доверять «южной собаке».

За сценой наблюдали уже пятеро, люди подходили один за другим. Некоторые начали тушить пожар, но беспечно побросали ведра с водой, видно, понадеявшись на сырую погоду, и присоединились к собирающейся толпе. Лили умоляла взглядом то одного, то другого – сжальтесь, вмешайтесь, помогите, – но встречала лишь презрение в свой адрес и какое-то голодное, жадное любопытство – в адрес Деррика. Его буквально пожирали глазами. Он вмиг стал источником, из которого каждый желал испить. К нему пока не осмеливались приближаться, но Лили казалось, что она видит невидимые руки, которые рвут его плоть на части, и зубы, что вгрызаются в его жилы, – в точности как она сама в недавнем сне.

– Дурак, – не выдержала она, – зачем ты пришел? Зачем ты сказал им? Предложил себя?

Деррик поднял на нее глаза – серая, безликая пустота. Похоже, в отличие от того себя, который умирал во снах, он даже не собирался спрашивать, за что.

Миг оцепенения прошел, Эд Браун шагнул к Деррику, волоча за собой Лили, и схватил того за локоть. Собравшиеся вокруг соседи уже начали переругиваться, кому достанется «ценный сосуд», и строить догадки, кто сумеет справиться с процедурой переливания, кроме больного фельдшера. В адрес Лили полетели вопросы, какая у нее группа крови. Попутно выяснилось, что никто из присутствующих не знает свою. Да так ли это важно? Все сгодится. Что такое вообще – группа крови?

Их тесно обступили, Деррика потянуло на себя сразу несколько человек. Эд Браун отказывался его отдавать, а сам Деррик тщетно пытался вырваться. Атмосфера накалялась, спор переходил на все более повышенные тона.

«Знаешь, а перед лицом смерти на многие вещи начинаешь смотреть иначе, – вспомнились некстати ехидные строчки Маргарет. – Потому что все летит кувырком».

Лили зажмурилась. Ее тошнило. Дым разъедал горло.

Если бы только удалось вырваться отсюда! Она сбежала бы в тот же миг, не задумываясь. Покинула бы навсегда дом и родные места, что вмиг стали чужими и враждебными. И почему она сразу не прислушалась к предложению Деррика отправиться с ним? Почему поддалась эмоциям и так глупо выдала их обоих?

Вслед за чувством вины и отчаянием ее накрыла волна странного оцепенения. Все рушилось. Все стало ненастоящим, чужим – и в то же время подозрительно знакомым. Деррик вот-вот должен был умереть, а Лили – проснуться. Сколько раз этот сюжет уже повторялся, стоило ей закрыть глаза?

И когда огонь, зародившийся у дома старикашки Брауна и необдуманно оставленный жить, окончательно разросся, взметнулся ввысь и вширь; и когда все забегали, закричали и заметались – Лили уже не понимала, что происходит. Ее схватили за руку, куда-то потащили; пламя лизало сухую траву у нее под ногами, но во сне ведь нельзя обжечься. Сейчас она откроет глаза в теплой постели, рядом будет лежать Джейк, и он непременно спросит: «Ох, ты опять?..», а Лили ответит: «Да».

А после настанет новый обычный день.

***

Она очнулась вовсе не в кровати, а в лесу; Деррик обнимал ее, и ей передалась его дрожь.

========== 4. Кровь и родство ==========

Облака были взбаламучены и умыты розовым. Олли смотрел вверх, тянулся к ним – будто вот-вот оторвется от земли. Прекрасное, пусть и по-детски, стремление, но выглядел он при этом нелепо – растрепанный, неумытый. Не выдержав, Деррик протянул руку и пригладил его волосы, неприлично отросшие.

– Придем домой – остригу тебя, – шутливая угроза родилась сама собой.

– Ну попробуй, – фыркнул Олли. – Попробуй догони сначала!

Он вскочил с места – как всегда, легконогий. Подростки всегда беспокойные. Старый соседский пес проснулся, зашелся хриплым лаем.

– Эй! – Деррик вовремя поймал непоседу за локоть. – Не шуми мне тут. Все спят еще.

– Так скоро встанут, – возразил Олли, но послушно сел на место.

Некоторое время оба молчали, слышалось только его недовольное сопение. Неподалеку защелкал соловей. Пес несколько раз предупреждающе кашлянул и улегся обратно.

– Скучный ты, Рик, – наконец произнес Олли. – Аж зубы сводит. Не такого старшего брата я бы себе хотел. Да и не брат ты мне!

Что и говорить, подростки бывают жестокими. Пятнадцатилетний Оливер Тодд умел задеть за живое, если задавался такой целью.

– Прекрати, – Деррик поморщился.

Разве не очевидно, что родственники могут быть не только кровными? Пусть у Олли черные волосы и глаза, а у него – светлые, пусть его зачали вовсе не родители Олли, все равно они останутся для него отцом и матерью, а сам Олли – любимым младшим братишкой.

Небо все светлело.

– Однажды я напишу такую картину, – сказал Олли, глядя вверх. Он уже не дулся: видимо, чувствовал, что обидел Деррика, и желал сгладить впечатление от собственных неосторожных слов. – И тебя.

– Меня-то зачем?

– Затем. Картина будет называться «Тупой фермер».

Деррик рассмеялся.

– Не всем быть художниками, кому-то надо и в земле ковыряться. Если бы никто не занимался урожаем, тебе было бы нечего есть.

– Если бы ты хоть немного думал о своем образовании, тебе тоже ковыряться в земле не пришлось бы, – заметил Олли. – Но ты либо ленивый, либо глупый.

Конечно, он заговорил бы по-другому, если бы узнал, что пять лет назад Деррик отказался принять деньги на обучение в колледже, великодушно предложенные приемными родителями, потому что эти средства наверняка понадобятся Олли. Семья Тодд не так богата, чтобы пускаться в неразумные траты. А ведь Олли талантлив. Его рисунки на редкость выразительны. Вне всякого сомнения, его ждет великое будущее, но возможность творить под бдительным надзором преподавателей художественной академии стоит втрое дороже любого колледжа. И, конечно, Олли заговорил бы по-другому, если бы узнал, что уже не первый год дважды в неделю ездит в город на уроки живописи именно за счет Деррика. Но Олли еще мал, ни к чему ему забивать голову денежными вопросами и чувствовать себя обязанным. Да Деррику и самому было бы неловко перед ним, если бы правда открылась. Почему-то добрые дела, даже самые бескорыстные, всплывая на поверхность, становятся похожи на лицемерие.

– Все-таки ты невозможный, Рик, – нетерпеливо добавил Олли. – Тебе даже возразить нечего? Ты согласен, что ты ленивый и глупый?

– Согласен, если тебе так хочется, – Деррик пожал плечами. – Я ленивый и глупый. Зато мне несказанно повезло. Однажды я буду всем говорить, что мой брат – сам Оливер Тодд.

Он действительно в это верил. Как-то незаметно его жизнь оказалась посвящена желанию видеть Олли счастливым и знаменитым. Деррик любил его, пожалуй, слишком сильно – больше, чем требовалось. Привязанность переросла в зависимость, а привыкший к обожанию Олли стал избалованным и капризным. Но столь мелкие недостатки, разумеется, меркли перед бесконечным списком его достоинств; по крайней мере, так думал Деррик.

– Знаешь, – сказал Олли, смутившись, – ведь не тебе, а мне с братом несказанно повезло.

Его щеки пылали, глаза блестели признательностью. Простой и наивный, несмотря на весь ум и талант. Однажды он вырастет, закроется, научится принимать похвалу как должное. Это непременно случится. И только близкие будут помнить и знать его другим – искренним и чистым.

– Не представляю, как можно жить без тебя, – с волнением продолжил Олли. – И мне так страшно думать о переезде в город! Если я поступлю в академию, а ты останешься здесь вместе с родителями… Как ты не понимаешь? Я ж почему и язвить пытаюсь. Пожалуйста, Рик! Давай вместе будем учиться в городе!

Деррик наклонил голову, улыбаясь, и полез в карман за сигаретами.

– Мы часто будем видеться и без этого. К тому же ты найдешь много новых друзей в академии. Куда интереснее тупого фермера.

– Я же шутил!

– Да я тоже шучу. Не переживай прежде времени. Все образуется.

Он не мог знать, что ничего не образуется, а все отложенные деньги останутся у него, потому что Олли умрет через три месяца.

Небо догорало.

***

Как только Лили сообразила, где и с кем находится, первым делом она отпихнула от себя Деррика.

– Т-ты чего, лапать меня удумал? – спросила она, решив сразу поставить его на место.

Холодно стало настолько, что зуб на зуб не попадал; на лес неотвратимо опускалась ночь, к тому же начал накрапывать мелкий противный дождь. Интересно, будет ли от него толк серым? Сгорела ли деревня?

– Прости, – Деррик смешался. – Ты была не в себе, да и зябко тут. А костер я разводить не рискую – вдруг нас ищут вовсю. Мы не так уж далеко ушли от твоих соседей.

– Разве ты не взял с собой теплые вещи? В свое путешествие?

Он только развел руками:

– Все, что я собрал, осталось дома у Маргарет. Предлагаешь вернуться?

– Так у тебя ни денег, ни… – Лили постучала себя по лбу, намекая на его незавидные умственные способности.

– Со мной моя удача и смекалка, – гордо изрек Деррик.

– Пф-ф! У тебя как раз ни того, ни другого!

Хотелось добавить еще что-нибудь едкое, но Лили вовремя сообразила: она ведь сама виновата в том, что Деррик остался чуть ли не голышом. Если бы он не кинулся за ней, бездумно выскочившей из убежища, им не пришлось бы потом уносить ноги, бросив все.

– Может, и правда лучше вернуться? – робко спросила она. Чувство вины и осознание собственной недальновидности лишило ее желания «ставить на место» кого бы то ни было.

– Неоправданный риск, – Деррик покачал головой. – Да и деньги при мне. В подкладку куртки зашиты. Куплю все необходимое при первой возможности.

– А у Маргарет случайно теперь не лежат важные для тебя вещи?

Он как-то странно улыбнулся.

– У меня ничего нет.

На языке вертелся вопрос, но Лили сдержалась. Бестактно его задавать. Если Деррик захочет – сам расскажет о себе. Он не обязан раскрывать душу первой встречной, по воле случая увязавшейся за ним.

– Совсем другое дело – что оставила ты, – добавил Деррик после секундной паузы. – И давай на этом сосредоточимся. Возвращаться тебе однозначно не стоит. Я понимаю, как тяжело лишиться дома…

– Серая деревня – не мой дом, – перебила его Лили. – Но домой, сказать по правде, мне тоже неохота. Уверена, там все то же самое.

– Наверняка. Но куда же теперь тебе пойти? У тебя нет каких-нибудь родственников, живущих далеко отсюда?

«А ведь сначала звал меня расплывчато – с собой, – подумала Лили не без растерянности. – И вдруг стал таким отстраненным?»

Понятно, что она вела себя как идиотка и подвергла их обоих опасности. Деррик и так сделал для нее слишком много. Продолжать знакомство у него не было причин – только лишняя головная боль. Но почему-то Лили стало грустно, будто ее предали. Неужели он просто хочет бросить ее одну после всего, что они пережили вместе? Пусть они знакомы пару дней, за это время произошло столько событий, сколько с другими и за целую жизнь не случится. Как ни посмотри, приключения сближают. Но сейчас Лили назовет адрес матери, а Деррик ответит: «Какая досада, нам не по пути». И все кончится. И она останется совсем одна. А ведь мир такой большой и холодный – особенно осенью.

С другой стороны, если Деррик не бросит Лили – что это будет означать? Можно ли просто путешествовать вместе с ним, быть обузой и ничего не давать взамен? Не получится ли так, что придется спать с ним? Способен ли вполне здоровый молодой человек его возраста видеть в девушке рядом с собой просто попутчицу и не держать дурных мыслей?

«Да я же совсем не знаю мужчин!» – Лили густо покраснела и закрыла лицо руками. Если на то пошло, даже не в обобщенном образе мужчины была загвоздка, а во вполне конкретном представителе данного вида – который сейчас находился рядом и явно не понимал, что происходит и почему Лили не спешит давать ответ. Где гарантии, что Деррик не набросится на нее при первой возможности, оправдывая насилие тем, что она-де должна отблагодарить его за исцеление и помощь? Быть может, он вовсе и не зверюга какой, но инстинкты неожиданно окажутся сильнее разума. А ведь ей вовсе не хотелось делить постель с кем бы то ни было. Одна только мысль о прикосновениях Джейка теперь вызывала тошноту. Кому вообще стоит доверять после сегодняшних потрясений? Лили столько лет, как выяснилось, использовали – не появился ли новый желающий?

– Почему ты помог мне? – спросила она – вместо того, чтобы назвать адрес.

Деррик пошарил в карманах и извлек сигарету.

– Долго объяснять. Если ты думаешь, что я потребую какую-то плату за услуги, можешь быть спокойна – не потребую. Да с тебя и взять нечего.

Но почему? Откуда такое бескорыстие? Лили задумалась. А откуда в ней взялся порыв прийти к нему? Не действовал ли он схожим образом? Не покривил ли душой тогда, в сарае, сказав, что увидел ее в тот день в первый раз?

– А ты мне снился, – многозначительно произнесла она, глядя ему в глаза.

Деррик моргнул.

– Правда, что ли?

Лили разочарованно вздохнула и отвела взгляд. Странный все-таки тип. Будто полную ложку тумана зачерпнула.

– И что же я у тебя во сне делал, не расскажешь? – полюбопытствовал Деррик.

– Ты сдох, – бросила Лили со злобой. – Бессчетное количество раз!

– Ха-ха, ладно, не хочешь – не говори, я не настаиваю, – он пожал плечами, достал спички и закурил. – Только зачем вообще тогда тему подняла, непонятно. Так куда идти тебе?

Сердце у Лили колотилось с бешеной скоростью. Дура! Зачем так запросто про сны рассказала? Он все принял за шутку. С одной стороны, это хорошо – она не была уверена, что готова пуститься в объяснения, раз уж он сам ничего не видел, но с другой – до чего же глупо она себя сейчас вела! Глупо и подозрительно. Лучше действительно сменить тему.

– Моя мама, – сказала Лили, опустив голову, – можно попробовать пойти к ней. Она живет в городе. Сказать по правде, у нее давно уже другая семья. И я не уверена, что они примут меня.

Едва она произнесла эти слова, как в сердце всколыхнулась затаенная боль, а вслед за ней поднялся безотчетный страх. Лили знала, что не должна мешать счастью матери; боялась услышать что-то вроде «уйди немедленно, ты не нужна». Но больше всего она боялась саму себя. Почему-то внутри не было уверенности, что тот мужчина и их маленький сын – как там его? – не пострадают. Ведь Лили так их ненавидела, что не могла даже думать о них спокойно. Конечно, она не стала бы убивать их, как того парня во сне, но лучше бы с ними никогда не встречаться. Держаться подальше от странных и дурных мыслей, от желания сделать какую-нибудь гадость. Лили всегда считала себя безобидной, но сегодня, сейчас – после предательства Джейка и Маргарет – в ней будто что-то надломилось. Она больше не ощущала прежнюю себя и не знала, где себя искать.

– Как так? – сочувственно спросил Деррик. – Ты не общаешься с мамой?

– Нет, если честно. Она привезла меня в деревню к бабушке, когда мне было четыре года. У нее появился мужчина, но если бы он узнал, что у мамы уже есть ребенок, он бы непременно порвал с ней. И так вышло…

Деррик придвинулся ближе и положил руку ей на плечо:

– Не рассказывай, если тебе это неприятно.

– И так вышло, – упрямо продолжила Лили, – что она навещала меня все реже, а потом у них с тем мужчиной тоже появился ребенок, и…

– Понятно. Прости.

– Ничего, – пробормотала Лили. – Бабушка вырастила меня и оставила мне дом. У меня были дру… зья…

Тут она более не смогла бороться с подкатившим к горлу комком и разрыдалась. Позорно и не к месту, но никогда прежде ей не было так жаль себя. Почему весь мир от нее отвернулся? Нет, неверно – мир ее никогда и не принимал. С самого рождения дал понять, что она не нужна здесь – никому, а теперь спешил напомнить об этом – когда на секунду длиной в несколько лет она посмела забыть свое место.

– Мама вообще-то и не ждала меня, – зачем-то поясняла Лили, пока Деррик осторожно обнимал ее за плечи, – думала, что не может иметь детей. И я… я тоже потеряла ребенка… Хотя теперь я думаю, что это даже к лучшему…

Деррик провел ладонью по ее волосам, и в тот же миг она вздрогнула – так ее часто гладил муж, желая утешить. Невинный жест не только отрезвил, но и вызвал иррациональное отвращение. Да зачем она вообще все рассказала? Кто этот тип такой? Втерся в доверие и лапает ее, а попутно слушает ее тайны, будто так и должно быть.

– Прекрати! – Лили ударила Деррика по руке и торопливым жестом вытерла слезы. – Ты такой же, как Джейк? Такой же? Не смей трогать меня!

Он скривился и послушно отстранился.

– А ты теперь всех мужчин намерена возненавидеть? – спросил он со вздохом. – Впрочем, тебя можно понять.

– Да я тебя вообще не знаю! Почему ты помог мне?

– А почему ты – мне?

Лили растерялась. Рассказывать про сны после недавней неудачной попытки однозначно не стоило, а правдоподобная ложь в голову не шла. Ну не про любовь с первого взгляда же придумывать.

– Неужели моя маленькая услуга что-то для тебя значила? – Она решила уйти от ответа.

– Очень много, – сказал Деррик. – Очень. Ведь у меня никого не осталось в целом свете, кто стал бы мне помогать – просто так. Я обязан был ответить соразмерно.

Он снова вздохнул, отвернулся, стянул куртку, расстелил на земле и улегся. Устал, должно быть. Неудивительно – пришлось побегать с такой кровопотерей.

– Ничего не соразмерно, – Лили покачала головой. – Ты как-то переборщил с ответными услугами. Подверг себя опасности.

– Тебя это волнует?

– Мне чудится какой-то подвох в том, что незнакомый человек сделал для меня так много.

– То есть ты мне не доверяешь?

Лили покраснела от досады. Куда-то не туда разговор зашел – ведь она хотела умаслить Деррика и уговорить взять ее с собой, а вовсе не устраивать допрос с пристрастием. Да что с ее настроением? Она сама себя не узнавала. Подумать только – еще пару дней назад даже тревожные вести не могли вывести ее из унылого полусонного состояния, а теперь она готова злиться и волноваться по любому поводу, даже надуманному. И Деррик, само собой, ни в чем не виноват. Из-за того, что он погладил ее по волосам, он не стал Джейком. Но как суметь это понять не умом, а сердцем?

Так или иначе, у нее не было выбора. Сейчас Деррик воплощал собой надежду. Он вытащил Лили из ада, спас ей жизнь дважды, рискуя собой; а всякий разумный человек, кому протянули руку помощи, постарается выжать из донора как можно больше.

– А мы теперь вроде как брат и сестра по крови, – сказал Деррик, когда неловкое молчание затянулось. – На Юге есть такой старый обычай. Каждый проводит по ладони ножом, а потом берутся за руки, и кровь смешивается. Мы с братом так делали.

– Зачем?

– Мы не были родственниками. – Он вздохнул и добавил: – Если ты обратила внимание, у меня северная внешность. Даже для ваших краев я бледноват. А это еще загар до конца не сошел.

– Да, точно, – встрепенулась Лили. – Я еще подумала, увидев тебя: врут учебники, где сказано, что южане смуглые и черноволосые!

– Не врут. Все так и есть. Поэтому я с самого раннего детства знал, что мои родители не могут быть настоящими. Но это была чудесная семья. Они заботились обо мне, как о родном сыне, а когда у них появился собственный, мы стали братьями, а не соперниками. Я любил их больше, чем самого себя. Но болезнь забрала их всех.

– Если тебе тяжело вспоминать…

– Это часть объяснения, почему я помог тебе. – Деррик закрыл глаза. – Понимаешь, мой брат… его звали Оливер. Ты бы видела его рисунки. Настоящее волшебство. Уж насколько я ничего в подобных штуках не понимаю, и то глаз отвести не мог. Похожими на реальность я бы их не назвал, но они были живыми. У каждого – свой характер. Глядишь на пейзаж или рожу намалеванную – а они тебе истории рассказывают. Посмотришь на картинку светлую – на душе легко. На темную – как камнем придавило. Одним словом, у Олли был, как бы сказать… дар. С возрастом он мог раскрыться и нарисовать что-то великое.

– Мог и не раскрыться, – осторожно ввернула Лили.

– Олли не такой, – возразил Деррик с неожиданным ожесточением. – Он упрямый был! Уж если задастся целью, так добьется своего. А я ничего не умел, да и не учился особо. Работал на ферме, причем хуже всех. То меня солнечный удар хватит, то спину надорву, хотя другие парни нагрузят себя сильнее – и ничего. Словом, я ни на что не гожусь.

Слушая его, Лили даже на время забыла про свои обиды, одиночество и холод, от которого едва спасала шаль. Деррик впервые выглядел не просто взволнованным, а каким-то озлобленным. Его губы сжались в бледную полоску; от обычного Деррика с серым туманом в глазах не осталось и следа. Он не жалел себя и не ждал сочувствия – он себя ненавидел.

– Так почему же Олли умер, а я остался жив? – спросил он с тихим отчаянием в голосе. – Почему не я?

Лили вздрогнула. Какие страшные слова! Словно она заглянула туда, куда не следовало, и теперь не могла справиться с чернотой, хлынувшей наружу. Прежде такие люди ей не попадались. Многие страдали от чувства вины, но – всерьез желать умереть вместо кого-то? Сама Лили ни разу не допустила мысли, что должна была умереть вместо ребенка. Какая тут связь? Ее смерть не помогла бы ему родиться. Смерть Деррика тоже не спасла бы его брата.

Впрочем, может, все это – просто слова.

– Тебе нужно отдохнуть, – заявила Лили, желая поскорей сменить тему. – Давай переночуем здесь, а завтра решим, что нам делать. И ты не обязан ничего мне рассказывать и объяснять. Разве для тебя так важно, что я о тебе думаю?

– Извини. Наверное, мне нужно было выговориться, – пробормотал Деррик и закрыл лицо руками.

Заплакал, что ли? Лили беспомощно покраснела. Что делать? Может, Деррик просто в такой позе отдохнуть решил. Спросить напрямик – бестактно. Да и какой парень захочет, чтобы девушка видела его слезы? Это же позор несусветный.

Решив сделать вид, что ничего не заподозрила, Лили тоже улеглась, подтянула колени к груди, плотнее закуталась в шаль. Сон не шел. События дня смешались в одно сумбурное пятно, из которого время от времени вычленялись отдельные образы: письмо, пожар, побег. Страх. Злость. Неопределенность.

Мелкий дождь почти не доставал до тела, путаясь в полумертвых листьях дерева, что укрыло беглецов, но ветер пробирал до костей. Деррик, должно быть, тоже мерз. А ведь именно из-за Лили он ослаб и остался без теплых вещей. Может, он и справился с Безликой болезнью, но заработать простуду или даже воспаление легких в подобных условиях ничего не стоило.

Одолжить ему шаль, что ли? Лили стянула ее с плеча, сразу вздрогнула и вернула на место. Нет, слишком холодно. Глупо отдавать одежду другому, когда можешь простудиться сам.

А если обнять его? Тогда им обоим стало бы теплей. Лили осторожно придвинулась ближе. Привыкшие к темноте глаза ясно различали, как Деррик дрожит. А вдруг это от рыданий? Лили смутилась. Нельзя молча нарушать чужое личное пространство, а спросить разрешения почему-то не поворачивался язык.

– Э… Ты спишь? – поинтересовалась она наконец. Наверное, самый глупый вопрос из возможных в подобной ситуации.

Деррик сонно мотнул головой:

– Нет. Холодно. Жалею, что костер разводить побоялся, а теперь уж слишком темно и сыро.

– А если мы заболеем?

– Значит, так суждено.

– А можно мне… – Лили запнулась. В ней боролись две сущности: рациональная, не желающая, чтобы кто-то из них простудился, и женская, даже девичья – напуганная и злая на весь мужской род; причем последняя до одури раздражала первую.

Деррик каким-то образом угадал ее желание, улыбнулся и раскрыл объятия.

– Не бойся, я тебя не обижу, – сказал он. – Даже если бы захотел, не смог бы, ха-ха.

– Стыдоба какая! – Лили фыркнула и улеглась рядом. На душе сразу стало легко. – Ты зачем такие вещи про себя рассказываешь, простак несчастный! Больно мне надо знать, что ты там можешь или не можешь.

– Очевидно, ты хотела знать, – возразил Деррик. – Дай мне еще хотя бы пару дней на восстановление, потом можешь бояться.

– Ты вовсе не страшный, – пробормотала Лили. – Несмотря на то, что я не могу тебя понять.

Она говорила правду. Да, ей доводилось и с Джейком так лежать, но объятие Деррика странным образом отличалось, а потому не вызывало ни опасений, ни отвращения. Оно казалось легче и осторожней.

Вернулось странное чувство, будто они давно знакомы. Сколько раз во сне она уже обнимала его? Тогда от него пахло так же – сыростью и прелой листвой.

«Я словно и не просыпалась», – подумала она, прежде чем теплое дыхание Деррика убаюкало ее.

***

– За что?

Лили очнулась, услышав, как кто-то выкрикнул эти слова. Обрывки невнятного видения мигом рассеялись, а подробности вчерашней ночи – восстановились в памяти. Они с Дерриком заснули в обнимку, было очень холодно… Стоп, а почему она на ногах?

– Ты что, спала? – спросил Деррик с не меньшим удивлением, когда Лили ошарашенно уставилась на него. – Ты спала?!

– Я, я… Не знаю, только что проснулась! – Она так и села, где стояла. – Что-то случилось?

– Ну да, случилось! Ты меня палкой – со всей дури! Отыскала же где-то такое бревно.

И только тогда Лили заметила, что Деррик держится за многострадальную руку, снова красную от крови, а рядом действительно валяется суковатая палка. Ударила его? Да как так? И прямо как в недавнем сне? От одной мысли о возможной связи между событиями Лили покрылась холодным потом. Да что за бред невозможный? Никогда прежде приступов лунатизма за ней не отмечалось.

– Честное слово, я не знаю, как так вышло…

– Ну ты даешь, Лили! – Деррик нервно рассмеялся. – А-а-а, больно-то как… Хорошо хоть, не по голове.

Но если бы тот сон сбылся в точности – если бы она не очнулась прежде времени? – может, и до головы бы дошло? Лили зажмурилась. Прочь, прочь из головы, странные мысли!

– И-извини! Я вовсе не хотела тебя бить.

Это катастрофа. Теперь-то он уж точно не пойдет с ней, даже если им по пути. Кто станет связываться с девкой, которая лупит тебя, пока ты спишь, а потом еще говорит, что сама не знает, как так вышло? Дичь невероятная. Да что там – Лили ведь и правда не знала, как так вышло, и теперь всерьез себя боялась. Вот только вылезти из себя и убежать куда подальше у нее возможности не было. А жаль.

– Лишь бы не сломала мне руку своей дурацкой палкой. Но вроде бы не сломала, – Деррик заулыбался и поднялся на ноги, покачиваясь. Лили немедля поддержала его за плечи.

Наверное, она разревелась бы, скажи он еще хоть слово о произошедшем, но он только на секунду взглянул на нее – пристально, а потом словно разом все забыл. Даже намокшую повязку не озаботился сменить – просто надел сверху куртку, морщась от боли, и напустил на себя беспечный вид.

– А тут растет что-нибудь съедобное? – спросил он, видимо, поняв, что сама Лили не в состоянии отвлечься от случившегося. – Голодать мне не привыкать, но что-то голова сильно кружится. Чувствую, далеко не уйду.

Лили встрепенулась: ей предоставился шанс загладить вину.

– Я сейчас нарву чего-нибудь, – пообещала она, – а ты пока отдыхай.

Она сорвалась с места раньше, чем Деррик успел возразить, и бросила ему шаль на прощание. Пусть погреется, а за свой проступок можно и померзнуть.

Если бы только холод выветривал из головы все лишнее. Лили чувствовала, что внутри растет ком невнятных эмоций и ощущений, которые она уже не могла объять и осознать, – слишком их много скопилось. Ей бы остановиться, прийти в себя, но вместо этого надо бежать, бросаться вслепую в неизвестность и принимать решения – впервые самостоятельно. Хотелось отыскать надежное плечо рядом с собой, но стоило Лили по привычке потянуться к образу Джейка, возникавшему в голове, как сердце начинало болеть, а сама она словно терялась в пустоте; срывалась в пропасть.

Лесок, в котором они очутились, Лили знала в совершенстве. Довольно скоро она отыскала знакомые с детства тропинки, по которым много раз ходила собирать грибы и ягоды, и сориентировалась, в какую сторону идти, чтобы вернуться к цивилизации, – как и ожидалось, Деррик не увел их далеко. Они действительно оставались в опасной близости от серых, так что отдыхать в этой поганой сырости лишние пару часов – непозволительная роскошь. Если только серые не расстались с идеей их искать. Сгорели. Заболели. Передохли.

Лили тряхнула головой: что за мысли вновь? Ну и слово – передохли. Конечно, пусть живут и поправляются, если это возможно.

«Так вернись, – высунулась изнутри та, дразнясь. – Что ж ты, о любимых соседях не хочешь позаботиться? Отдай им свою кровь, пожертвуй жизнью, ты ведь такая добренькая, такая правильная!»

Невозможно. Глупо. Надо идти к матери.

«Матери ты не нужна, – продолжала та. – Ты никому не нужна. Никому в целом свете. Зачем ты осталась жива? Чем заслужила такую честь? Чем ты лучше тех, кого бросила умирать?»

Лили с растерянным видом уселась возле зарослей орешника, которые как раз искала. Спорить с той значило признать за ней наличие собственной воли; но и отмалчиваться уже почти не осталось сил.

«Ты должна идти с Дерриком», – внушала та. Или кто? Разве это не желание самой Лили? Что в подобных мыслях неправильного? Она действительно хотела остаться с Дерриком. Почему? Потому что он хороший. Спас ей жизнь. Добрый. Тактичный. Обнимал по-братски. Они связаны кровью. Но с чего все началось? Сны. Что за нелепая, зыбкая причина? И разве не та ударила его, пока «настоящая» Лили спала? Больше, кажется, некому. И действительно – за что?

Лили смутно чувствовала, что с самого появления Деррика у серых подсознание тащило ее куда-то на поводке. И хорошо, если подсознание, а вдруг нечто постороннее? Колдовство какое-нибудь? Скажем, в нее вселился злой дух. Или она попросту сошла с ума?

А если Деррик останется рядом, не кончится ли это плохо для него? Лили уже ни в чем не была уверена относительно себя. Сегодня по руке ударила, не осознавая, что творит – промазала – а завтра, глядишь, окрепнет, и тогда?..