Текст книги "Война взаперти (СИ)"

Автор книги: maybe illusion

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 21 страниц)

========== 1. Безликая болезнь ==========

Когда Лили подняла палку в последний раз, ее враг уже почти не дышал. У него был поврежден позвоночник и сломано несколько ребер; одна рука выгнулась под неестественным углом, другая дрожала, бессильно скребла землю. Лицо опухло, волосы слиплись от крови. Это она, Лили, избила его до полусмерти: ударила спящего, застала врасплох и продолжила свое дело, не обращая внимания на крики, стоны и мольбы о пощаде. Он должен умереть. И она его убьет. Она не знала, почему и зачем, но внутренний голос строго диктовал условия – и она слушалась.

Сейчас она целилась в висок – пора довести дело до конца. Она не промахнется: жертва беспомощна и недвижима. Даже забавно, на что способна какая-то дурацкая тяжелая палка.

Несчастный следил за ней мутными глазами. И когда она замахнулась, чтобы завершить начатое, он разомкнул разбитые губы и прошептал:

– За что?..

– Я не знаю, – ответила Лили и ударила его – точно в висок.

В тот же миг словно шоры спали с ее глаз. Она осознала, что натворила: убила человека, безо всякой причины, возможно, невинного. Темнота смеялась над ней, и она рухнула на колени перед своей жертвой, глотая слезы страха и раскаяния. Почему? Почему? Почему она это сделала?

Придерживая мертвеца за плечи, она перевернула его на спину, принялась растерянно перебирать окровавленные волосы. Мягкие. Приятное лицо. Длинные ресницы. Он был хорош собой. Славный парень. Нелепая фуражка отлетела в сторону. Носки башмаков вывернуты – ноги тоже сломаны. Рубашка распахнута. Повязка на сгибе руки – откуда? Впрочем, какая уже разница. Он не ответит. Он мертв. Она убила его.

Пока Лили была занята своей жертвой, смеющаяся темнота, обратившись в мохнатый ком, незаметно пробралась ей в живот. Внутренности разом скрутило в исходящий болью узел. Она вскрикнула, согнулась, зарылась носом в мокрую землю, пахнущую кровью. Хватая ртом воздух, Лили глотала новые порции мрака.

Если это расплата – если это наказание! – все равно слишком жестоко. За что ей такая ужасная боль, тянущая, рвущая пополам?

– Не-ет! – простонала она, поперхнулась тьмой – и проснулась.

В окно стучал дождь, в комнату пробирались серые предутренние тени.

– Ох, ты опять?.. – пробормотал сонный муж.

– Я… да… Джейк, я не знаю, что со мной!

Ее трясло, и вовсе не от холода. Внутри все сжималось, будто мерзкий сгусток мрака никуда не исчез, только затаился в ожидании возможности продолжить свое дело.

– Это просто сон, – сказал Джейк со вздохом. – Не накручивай себя. Я ведь тебе уже сто раз говорил.

– Да, но во сне все такое настоящее! Чувства, ощущения…

– И что? Мало ли «настоящих» снов на свете. Спи дальше.

Лили послушно отвернулась к стене, не смея закрыть глаза.

***

– Представляешь? Безликая болезнь, оказывается, уже у серых, – заявил Джейк, уткнувшись в утреннюю газету.

– И что нам теперь делать? Готовиться к смерти? – спросила Лили.

Она вытирала чашки и складывала их в кухонный шкаф. От монотонного занятия клонило в сон: она ведь так и не выспалась ночью. Даже тревожное известие – Серая деревня-то находилась по соседству – ее не взбодрило, тренькнув колокольчиком где-то на самом краю сознания.

– Да это ерунда, – отмахнулся Джейк. – Опять раздувают черт знает что. Безликая болезнь! Само название такое скользкое, что и не поймаешь правду.

– Так ведь в этом и ужас ситуации. Если бы ее могли «поймать», где-нибудь в Центре давно бы уже разобрались, что это такое, и изобрели какое-нибудь лекарство, нет?

Джейк только фыркнул.

– Тебе уже девятнадцать, а ты все еще такая глупая, с ума сойти.

Лили промолчала: спорить с мужем бесполезно. Он всегда с легкостью вынуждал ее отказываться от собственных суждений. Она и замуж-то за него вышла скорее по его воле, чем по собственному желанию, – она не знала своих желаний. Они дружили с детства, жили по соседству, вместе бегали в школу в той самой соседней Серой деревне, играли и дурачились. Джейк был на три года старше, и так сразу сложилось, что он командовал, а она охотно подчинялась. Для Лили он стал безусловным авторитетом во всем, чем-то вроде старшего брата; а потом ей исполнилось восемнадцать, и он сделал ей предложение. Его тон не терпел возражений – впрочем, Лили и не думала возражать. Для нее никогда не существовало парней, кроме Джейка, а выйти замуж за близкого друга детства – что может быть правильней и естественней? По-своему она любила его и жизни без него не мыслила. Он словно стал частью ее, и она скорее согласилась бы отрезать себе руку или ногу, чем лишиться мужа.

Лили очень хотела родить ему сына, но первая попытка принесла печальный результат: она потеряла ребенка.

Сначала горе было таким острым, что резало горло, а потом, месяц спустя, Лили притихла, присмирела, раз и навсегда перестав походить на себя прежнюю – веселую, с легким нравом. Она больше не заговаривала о детях, не подпускала к себе мужа и занималась домашними делами с равнодушием. Однообразные дни слились в бесконечные сутки. Будущее перестало существовать; к прошлому было слишком больно возвращаться.

И тогда пришли сны.

Прежде Лили не жаловалась на кошмары. Она не знала чувства, когда просыпаешься с колотящимся сердцем и остаток ночи дрожишь под одеялом; ей не приходилось пробуждаться от собственного крика. Ночные видения были зыбки и мимолетны – и забывались наутро. В жизни Лили сны не занимали никакого места.

Но с потерей ребенка все изменилось. Раз за разом Лили начала убивать во сне одного и того же парня – с такими же светлыми глазами и волосами, как у нее самой.

Первое время, просыпаясь, она обливалась слезами: чувствовала, что это ее сын. Она убила его, она виновата: не берегла себя, легкомысленно относилась к своему положению, не прислушивалась к организму. Как знать, может, если бы она вовремя обратилась к врачу – или если бы просто не таскала тяжести в тот злополучный день – все обернулось бы иначе.

Потом, по мере того, как сны становились подробнее и запоминались лучше, начало казаться, что это ее старший брат. В их роду никто из женщин не отличался крепким здоровьем, и мать Лили точно так же потеряла первого ребенка. Если бы он все-таки появился на свет, сейчас он был бы как раз того возраста, что и герой снов: совсем еще юный, хоть и явно старше ее.

Но и эта мысль вскоре ушла, когда Лили окончательно составила его мысленный портрет. Она могла закрыть глаза и увидеть его в подробностях: от поношенных башмаков до лохматой макушки. Она помнила его волосы на ощупь, знала, что у него родинка за левым ухом. И – он был чужаком. Не сын. Не брат. Внешность обманывала, но она же давала ключ к разгадке: и лицо чистое, никаких веснушек, как у самой Лили; и губы слишком тонкие, и форма глаз – другая.

Значит, между ними возникла ментальная связь иного рода; и после некоторых размышлений Лили пришла к выводу, что убила этого человека в прошлой жизни. Как будто после своей потери она стала внутренне нестабильной и сумела установить контакт с «бывшей» собой, и теперь «бывшая» показывала ей наиболее сильное переживание из предыдущей жизни: искаженное, преломленное нынешним сознанием Лили, но в целом верное. А та – другая – должно быть, в обмен смотрела сны про будущую себя, что не сумела подарить мужу сына?

Джейк отнесся к ее предположениям, мягко говоря, скептически: он не верил в перерождения и «тому подобную чушь», да и сама Лили – тоже, но ночью, сразу после пробуждения все виделось иначе.

Как бы то ни было, прошлая жизнь на теперешнюю не могла оказать никакого влияния. Лили немного успокоилась. Время шло, все притупилось. Через восемь месяцев после потери ребенка она чувствовала себя вполне оправившейся. За соседскими детьми уже получалось наблюдать почти без боли, и Лили всерьез начала подумывать о новой попытке стать матерью.

Но с расползшимися по стране слухами об эпидемии стало как-то не до долгосрочных планов. Целые деревни исчезали с пугающей стремительностью, а причина – ветряная оспа! Вернее, не совсем оспа: если верить газетам, то новая болезнь скорее маскировалась под ветрянку, чем являлась ею. Их легко можно было спутать, но летальный исход «ложной ветрянки» оказался стопроцентным, а люди, уже перенесшие оспу, – на равных в группе риска с теми, кто не болел ею в прошлом.

Такие случаи назвали Безликой болезнью: не только из-за подозрительной схожести с ветрянкой, но в том числе и потому, что от высыпаний, в основном поражающих лицо, внешний облик больного менялся до неузнаваемости. Газеты наперебой предлагали свои версии: от «возбудителя-хамелеона» до нового оружия, каким любая из враждебных держав начала исподволь опустошать чужие земли. «Куда смотрит правительство?», «Вакцина еще не изготовлена», «Миф или реальность?», «Безлика ли болезнь?» – весь последний месяц с первых полос не сходили подобные заголовки.

От вызванной лавиной неясных смертей истерии хотелось куда-нибудь спрятаться и не думать об эпидемии, но слухи находили Лили везде, прокрадывались в уши и хватали за сердце. Соседки делились своими версиями происходящего, невозможно глупыми, конечно; Джейк с иронией и недоверчивостью прослеживал путь болезни – от южных границ до их тихой деревеньки, беспокойно ворочающейся в предчувствии осени. Если верить написанному в газетах, эпидемия подкрадывалась все ближе, и надо бы уехать, собрать вещи и бежать, но – куда?

Лили готова была променять дом и хозяйство на любой сарай, на голую землю – лишь бы не заболеть. Она могла бы прямо сейчас птицей сорваться куда угодно; но Джейк не верил в Безликую болезнь, и его уверенность заражала, успокаивала, напитывала силой, которой у Лили никогда не водилось. Привычка слушаться его во всем помогала держаться и не впадать в панику. А может, приближала смертный час?

Джейк считал, что причина так называемой Безликой болезни заключалась в банальной антисанитарии, царящей на юге страны и приводящей к печальным последствиям. «Эти южане… Они не только безграмотны, но и совсем не моются, – утверждал он. – Неудивительно, что любая дурацкая болячка косит их сотнями». Джейк знал, что говорил: он почти поступил в медицинское училище, даже ездил на подготовительные курсы в город. К тому же ему довелось какое-то время провести на Юге, и, вернувшись, он пугал и смешил Лили рассказами о тамошних порядках: о том, как южане моют голову разве что под дождем, а значит, летом не моют совсем, и о том, как небрежна их одежда: «Все распахнуто, все наружу, и у баб тоже!»

Как и любой житель Разбитой страны, Лили знала, что Север, Юг, Центр, Восток и Запад не похожи друг на друга до такой степени, что их можно смело принять за пять разных стран и культур; но сама она никогда не попадала за пределы Центра – если точнее, то за пределы нескольких соседних деревень и единственного в округе города, собственно Центра. Соседи и знакомые тоже были привязаны к родной земле; и только ее Джейк, смелый и отважный, успел немного попутешествовать, прежде чем осесть на родине и обзавестись семьей. Он же доказывал, что Безликая болезнь не пойдет дальше Юга, «если она вообще существует».

– Я знаю, что говорю невероятно глупую вещь, – произнесла Лили, отвлекшись от раздумий и взглянув в окно, – но почему-то мне хочется, чтобы кто-нибудь сходил и проверил, увидел собственными глазами, что же там происходит – у серых. Кто-то, кому я доверяю, а не дурацкая газета.

– Тут говорится, что уже трое заболели, – усмехнулся Джейк. – Что в этом, собственно, необычного? Один заболел, за ним другие – ветрянка заразная. Какая Безликая болезнь? Я желаю им скорейшего выздоровления, но паранойя как-то неуместна здесь.

– Но также сказано, что они уже переболели ветрянкой в детстве, верно? – Лили скользнула взглядом по печатным строчкам. – Разве это не странно?

– А вот тут автор явно приврал. Иначе как он продал бы свою статью, раздувающую панику на пустом месте?

– Я тоже переболела ветрянкой в детстве.

Значит ли это, что те больные для нее не представляют угрозы? И ей можно сходить и проверить на себе, ветряная ли это оспа?

Лили вздохнула и постаралась выбросить глупые мысли из головы.

***

Полные ведра воды неприятно оттягивали плечи. Прохладный ветер играл с волосами, и Лили приходилось сердито трясти головой, смахивая лезущие в глаза беспокойные пряди, – а то руки заняты. Привычная тропинка обдавала старые башмаки брызгами грязи, а небо все хмурилось, будто мало выплакало за ночь.

У них в деревне был собственный колодец, но вода оттуда Лили совершенно не нравилась: мутная, с мерзким привкусом, такой можно драить полы или мыть тарелки, но уж никак не пить. Поэтому она сама ходила к роднику в какой-то полумиле от дома, где набирала чудесную чистую воду.

Сворачивать в сторону реки в такую погоду, да еще и с тяжелыми ведрами, было не лучшей идеей, но Лили почему-то захотелось посидеть где-нибудь в одиночестве и поразмышлять. Осторожно поставив ношу на землю, она отряхнула подол, собрала волосы и бегом пустилась забираться на холм, за которым все неслась и неслась куда-то к неведомому морю Центральная река.

Это была сердитая и своенравная дама: однажды Джейк чуть не утонул в ней, попытавшись переплыть на спор. Течение даже на мелководье сбивало с ног, и Лили редко заходила на глубину выше колена. Впрочем, сейчас соваться туда было слишком холодно.

Лили скинула башмаки, окунула их в реку, смывая налипшую грязь. Босые ступни мерзли от прикосновения к мокрой траве. По телу пробежала дрожь. Сентябрь – уже немного зябко.

– Просто чтобы не догада-ался ты… – в тот же миг разнеслось над водой, и Лили от неожиданности зачерпнула полные башмаки и едва не окунулась сама. – Как же я тоскую безжа-алостно… И как я жалею, что лишилась тебя в своем повседневном ха-аосе…

Грубоватый женский голос, нарочито громко тянущий гласные, – ничего красивого, честно говоря, хотя было ясно, что в исполнение вложено чувство. Лили знала этот голос и манеру пения.

– Маргарет! – крикнула она, вскочив на ноги.

– И как я жалею, что лишилась тебя…

– Маргарет!

– В своем повседневном… Лили?

Камыши неподалеку зашуршали, и оттуда высунулось лукавое конопатое лицо. Это действительно оказалась Маргарет – подруга Лили из Серой деревни. Она была в одной нижней рубашке и как раз выжимала мокрые рыжие волосы, заодно пытаясь вытряхнуть воду из ушей.

– Ты купалась, что ли? – поразилась Лили.

– Ага, – бодро ответила та, хотя было видно, что у нее зуб на зуб не попадал. – Ух, холодища! У-ух! Вот думала песенкой отогреться. А ты что тут делаешь?

– Так. Прогуляться захотелось.

– Ясно. А я иду мимо – дай, думаю, занырну. А вода – холодрынь, даже не ожидала! Тут мне песня вспомнилась, слышала в кино, – Маргарет, не прекращая болтать, уже успела одеться и кое-как заплести косу. – Такая трагическая девка пела и руки заламывала еще, фу-ты ну-ты. Но мотивчик ничего. Не хочешь в гости заглянуть? Ты давно у нас не бывала.

Тут Лили вспомнила утреннюю статью в газете и насмешливые слова Джейка, что все выдумка. И по телу разлилась волна спокойствия: вот же перед ней жительница той самой «обреченной деревни», вполне здоровая и свежая, поет, смеется, в гости зовет.

– У меня ведра на дороге остались… – Лили с досадой напомнила себе, что пошла за водой. – Надо дотащить до дома, а потом можно и в гости, отчего ж нет?

– Я могу помочь, – вызвалась Маргарет и бегом бросилась на холм.

Лили с улыбкой поспешила за ней. Если кто и не уступал в замечательности Джейку, так это Маргарет. Веселая, бойкая, независимая, простая – такие люди Лили нравились. Когда-то она и сама не отставала, но въевшаяся в душу после потери ребенка тоска словно запечатала дверь в прекрасный сад где-то внутри, в котором можно было беззаботно смеяться и радоваться жизни сутки напролет. В самые тяжелые дни Маргарет оставалась с подругой, помогла ей выкарабкаться и приняла с прежней теплотой новую Лили, хотя общение у них само собой как-то перестало клеиться. Не без удивления Лили отметила про себя, что действительно не была в гостях у Маргарет сто лет, а ведь когда-то и двух дней не проходило без того, чтобы они не повидались. А еще та ничего не знала о странных снах Лили якобы из прошлой жизни, хотя раньше они делились друг с другом каждой мыслью и переживанием. На долю секунды Лили испытала неловкость – будто предала чужое доверие, запершись у себя в голове.

– Я думаю, их никто отсюда не стащит, – меж тем заявила Маргарет, без энтузиазма глядя на полные ведра. Похоже, ее порыв улетучился так же быстро, как и возник. – Поэтому пошли ко мне! А принесешь свою воду через часик-другой. Я тогда и помогу. Просто далеко до вас идти, понимаешь, а я озябла немного… переоденусь, чайку выдуем пару чашек – и вперед!

Пыхтя, она оттащила ведра в ближайшие кусты, «чтоб уж наверняка не стащили». Кое-что с Джейком их однозначно объединяло: оба не считали нужным хотя бы спросить мнение Лили, прежде чем принимать решения за нее. Но она была не против – пусть командуют, раз им видней.

– Идем же! – Маргарет решительно схватила ее за локоть и потащила за собой. – Серьезно, я тебя не видела миллион тысяч столетий. Я даже на той дурацкой кинокартине в городе была без тебя – Джейк сказал, что ты неважно себя чувствуешь, когда я прибежала кричать под дверью. Кстати, та самая картина, откуда песня. Главный герой ну такой сладкий! Влюбилась до чертиков. Он, в общем, по сюжету заболева…

– Точно, Маргарет! – Лили встрепенулась. – Ты в курсе, что про вас в газетах пишут? Что у вас Безликая болезнь!

– А? Ха-ха-ха, какая чушь! Они там совсем рехнулись. У нас обычная ветрянка, один идиот заболел и двое других заразились, с кем не бывает?

– В газете написано, что эти твои «идиоты» уже переболели ветрянкой в детстве.

– Чушь! Я всегда знала, что газетчикам лишь бы раздуть сенсацию на пустом месте. – Маргарет перестала смеяться и даже явно рассердилась. – Вот еще новости, заживо хоронят! Так еще, того и гляди, коли не помрем – разочаруем всех! Репортер какой-нибудь крысиный яд нам в еду намешает, а потом напишет некролог в своем дрянном листке… тьфу, Лили, все настроение испортила!

– Прости! Я знала, вернее, Джейк знал, что в газете неправда написана. Но все же, сама понимаешь, хотелось бы знать наверняка.

– Да ты вообще веришь в Безликую болезнь? Южане познакомились с ветрянкой, вот и все. Может, мыться наконец-то начнут.

Маргарет сплюнула себе под ноги. Иногда она казалась жестокой. Всем жителям Центра так или иначе было присуще чувство превосходства над соседями, но у Маргарет оно доходило до открытой ненависти. И хотя никто из знакомых Лили, если не считать Джейка, в глаза не видел чужаков – да и не было принято в Разбитой стране запросто ездить из района в район, – все каким-то образом уверились, что Центр – единственное цивилизованное место в этом расколотом государстве, а соседи заняты инцестом, каннибализмом, человеческими жертвоприношениями и прочими жуткими вещами. Если послушать Джейка, то южане не настолько ужасны, хоть и не моются, но Маргарет не верила его рассказам. По ее мнению, либо хитрые южане прикидывались перед ним милыми, либо он и не видел их – струсил где-то на границе и насочинял историй по дороге домой, зная, что все равно никто проверять не станет.

– Нельзя так говорить, ведь столько людей умерло… – робко возразила Лили.

– Кто вообще это сказал? Если не считать лживых газет. Ты видела этих умерших? Хотя бы в кинохронике? Ты знакома с кем-то с Юга, чтобы знать ситуацию? Ну, говори мне, знакома?

Маргарет остановилась посреди дороги, пристально глядя на подругу. В ее глазах прямо болотные черти танцевали. Лили стало не по себе.

– Ты злишься на меня за то, что я вообще эту тему подняла? Прости, – она опустила взгляд.

Некоторое время обе шли в молчании. Начал накрапывать мелкий дождь.

– Не пойми меня неправильно, – наконец сказала Маргарет. – Вовсе я не злюсь. Просто я так устала от этих дурацких слухов, что с тобой мое терпение лопнулось.

– Лопнуло.

– Во-во, точно. Ты не представляешь, что у нас творится, хотя сейчас сама увидишь. С ума посходили все. Старики бегают с выпученными глазами, вопят про конец света и призывают покаяться в грехах. С себя бы начали, старые черти! Кое-кто пакует вещички – скатертью дорога, впрочем! А эти идиоты, из-за которых шум и поднялся, лежат себе и почесаться боятся. Кажется, они уже померли в своих фантазиях, хотя фельдшер говорит, что прогноз благоприятный. Ну не бред ли, а?

– Бред, – согласилась Лили.

– Поэтому мне очень важно, чтобы ты зашла! – горячо заговорила Маргарет. – Покажу соседям-дуракам, что остались еще здравомыслящие люди на свете. Что Лили Хоуп, которая хорошо училась в школе и брала книжки в нашей библиотеке, не верит газетам и не боится дурацкой ветрянки!

– Лучше тебе Джейка позвать все-таки, – Лили покачала головой. – Вот кто действительно умный! К тому же он изучал медицину.

– Медициной тут не поможешь – фельдшера эти ослы слушать не хотят! Думают, все врачи мира в сговоре. Ну не бред ли, а?

Пока они так болтали, Серая деревня уже показалась вдали, но какая-то действительно непривычная: всегда сонная и вполне оправдывающая свое тусклое название, с невзрачными домами и участками, расчерченными, как под линейку, сейчас она выглядела скорее потревоженным муравейником. Хлопали двери, люди бегали туда-сюда, но не хаотично, как могло показаться на первый взгляд; все стекались к площадке на самой окраине, где летом устраивались танцы. Это место по праву считалось гордостью серых: они вполне могли бы засадить его картошкой и голодать зимой на пару дней меньше, но тяга к развлечениям и простое человеческое желание покрасоваться перед соседями сделали из него премилую «танцплощадку», обставленную по краям скамейками. По праздникам ее украшали цветами и фонариками, начиналась бойкая торговля сладостями, прохладительными напитками. К серым стекалась молодежь из окрестных деревень – и начиналось веселье. С особой помпой здесь отмечался Праздник Лета, и как-то раз Лили с Джейком плясали в этот день так задорно (после трех кружек пива), что взяли первый приз на конкурсе танцев.

– Это еще что за народное собрание? – спросила Маргарет, поджав побелевшие губы. Было видно, что она растерялась и даже приблизительно не догадывалась, чем заняты соседи.

– Пойдем, посмотрим? – предложила Лили, но можно было и не спрашивать: ее уже тащили за руку на ту самую площадку.

Она даже не успела подумать, не опасно ли это – а вдруг здешняя ветрянка все-таки «безлика»? – как оказалась в самой гуще толпы. Трудно назвать таковой пару десятков человек, но галдели и толкались они как самая настоящая толпа, к тому же люди все прибывали; при этом никто не поздоровался с Лили, хотя она знала здешних жителей не хуже собственных соседей. Действительно – с ума сошли, не иначе.

– Эй, вы тут что, сжигать на костре собрались кого? – спросила Маргарет, дернув за рукав старика Брауна. Противный старикашка был известен вредным нравом и ненавистью ко всем, кто дышал одним с ним воздухом, так что из дома его мог вытащить только истинный повод для радости: драка, несчастный случай, похороны.

– Пока нет, – раздраженно отозвался тот. – К нам тут гость заявился, говорит, что с Юга. Ты только послушай, что заливает… Да заткнитесь вы уже, дайте ему сказать! – заорал он на соседей и принялся колотить всех без разбору по головам своей клюкой.

– Что-о? – Маргарет отпихнула старика в сторону и пробилась вперед, волоча подругу за собой. – Кто только пустил к нам этого немытого скота?

Лили едва успела выцепить взглядом незнакомую фигуру – средний рост, худощавое сложение, светлые волосы, – а потом Маргарет выпустила ее руку, и ее едва не затерли назад. Пришлось поработать локтями, чтобы вернуть возможность посмотреть на пресловутого южанина, – хотя странно, разве на Юге у всех не смуглая кожа и черные волосы? И в школьном учебнике, и в рассказах Джейка говорилось именно так.

Он стоял спиной к собравшимся на площадке людям и что-то растолковывал старому фельдшеру, когда Маргарет добралась до него и схватила за плечо.

– Эй! – заявила она, и все, даже болтливые соседи старика Брауна, затихли. – Если ты действительно с Юга, то за каким чертом тебя сюда занесло? Хочешь заразить нас всех тут своей Безликой болезнью, а?

– Да вы и без меня уже отлично заразились, – ответил южанин звенящим от напряжения голосом, не слишком чисто выговаривая слова, и повернулся к ней, а заодно и к Лили.

И тут Лили зажала себе рот ладонью, чтобы не закричать. Прямо на нее с усталостью и раздражением смотрел человек, которого она убила во сне.

========== 2. Неспокойная ночь ==========

Что это, кто это, как это? В голове будто бочка пороха взорвалась, но Лили ничем не выдала поднявшуюся внутри бурю – просто застыла, как вкопанная, уставившись на знакомого незнакомца. А он – скользнул по ней взглядом, не выказал ни удивления, ни узнавания, и, видимо, отметив, что она не собирается кричать и возмущаться, сосредоточил внимание на Маргарет.

Как будто сам ход времени замедлился, а между тем события развивались с быстротой, за которой Лили и в нормальном состоянии не поспела бы.

– Вы только послушайте, что он несет! – закричала Маргарет. – Он нас уже хоронит!

– Я только говорю правду, – возразил южанин.

У него тряслись руки, и это не осталось незамеченным.

– Чего ты тогда сжался весь так? – подал голос старикашка Браун. – Если правда, бояться тебе нечего. Да только врешь ты все!

– Точно, врешь! – подхватила Маргарет. Лили примерно представляла себе, каким взглядом она сверлит пришельца, и искренне жалела беднягу.

– Да зачем мне врать? – растерянно спросил он. – Какая мне выгода от этого?

– Вы все – лжецы и полная дрянь, известное дело!

– По мне, так полная дрянь – тот, кто говорит незнакомым людям такие ве… – Решивший защитить свою честь южанин не успел договорить, потому что Маргарет влепила ему пощечину.

«Лучше молчи, – мысленно посоветовала ему Лили. – Лучше тебе помолчать!» Она вложила все свое сочувствие в пристальный взгляд, но южанин смотрел только на Маргарет, держась за щеку. У него был вид побитого щенка, но, похоже, это трогало только Лили – а та была сбита с толку и не знала, что и думать.

Она не отличалась смелостью и вряд ли пришла бы на помощь незнакомцу и безо всяких мистических совпадений, особенно если это означало выступить против Маргарет. Ссориться из-за странного пришельца, которого действительно неизвестно каким ветром сюда занесло, – последнее дело. Но сердце у Лили было не на месте, колотилось быстро-быстро, и она поймала себя на мысли, что искренне переживает, чем закончится дело, причем вовсе не из-за Безликой болезни.

И все-таки, какие бы цели ни преследовал этот тип, он полнейший осел. Как у него хватило ума запросто явиться в Центр, не скрывая свое происхождение – а ведь с такой внешностью можно и скрыть – и еще ожидать, что его примут с дружелюбием и без подозрений? Отношения между Центром и Югом всегда были напряженными, а на фоне слухов про Безликую болезнь – кем еще считать этого дурня, как не разносчиком инфекции? Люди всерьез встревожены – и тут нате. Ему повезет, если удастся унести отсюда ноги обратно на Юг без последствий. Он явно напуган, растерян – не ожидал, что серые примут его враждебно. Неужели это первый населенный пункт Центра, куда ему не посчастливилось сунуться? Лили даже разозлилась на бестолкового южанина – по сути дела, он сам рыл себе могилу, а ей теперь стоять здесь, смотреть, как его унижают, и волноваться почем зря.

– Послушайте, – осторожно начал он, и Лили поморщилась от его акцента: да уж, если внешность и могла обмануть, то никак не речь. – Я просто хочу помочь. Вы все уже больны. Вы заразились от своих друзей, которые лежат и умирают. Назавтра сляжете и вы. От этой болезни нет лекарства, но я могу спасти вас, если вы доверитесь мне. Послушайте…

Он повернулся к фельдшеру, явно ожидая поддержки, но тот независимо скрестил руки на груди и покачал головой:

– Прости, мальчик, я не могу встать на твою сторону. Это обычная ветрянка, и провалиться мне на этом месте, если молокосос вроде тебя будет учить меня, как ее лечить.

И тут поднялся галдеж: каждый из собравшихся спешил изложить свое мнение по вопросу, ветрянка ли пришла в Серую деревню. Из общего гама на минуту выделилась дружная песня нескольких сектантов, призывавшая покаяться перед неизбежной смертью, но трагически оборвалась, потому что кто-то полез мутузить исполнителей.

По спине Лили пробежала дрожь: она не знала, кому верить. Если прав южанин, то все ее друзья и знакомые вскоре умрут, но самое страшное, что и она тоже; если прав фельдшер, то южанину конец. Впрочем, ему в любом случае конец – очевидно, он не придумал ничего глупее, чем заявить враждебно настроенным к нему людям, что они уже больны. Джейк определенно был прав, когда говорил, что на Юге никто не дружит с головой.

– Заткнитесь! – между тем умудрился перекричать всех старикашка Браун. – Чем стоять и орать тут без толку, давайте лучше решим, что делать с мальчишкой.

– Верно! – согласилась Маргарет. – Давайте выслушаем его. Хотя бы для приличия. Мы же цивилизованные люди, не то что южане. Давай, говори уже, кто ты такой и зачем пришел. Только не плети, пожалуйста, что хочешь всех нас спасти, оставь эту чушь при себе. Никто здесь тебе все равно не поверит.

Южанин явно колебался. Его взгляд перебегал от одного недоверчивого лица к другому, на секунду задержался на Лили, двинулся дальше. Вернулся. Лили слабо улыбнулась ему. Его это как будто подбодрило, потому что он собрался с духом и начал:

– Моя семья умерла от Безликой болезни. Отец, мать, маленький братишка. Это случилось месяц назад. Я… – Его голос дрогнул, и он вернулся глазами к Лили, будто черпал силы в ней. – Я сам похоронил их, а потом тоже слег. Каким-то чудом я выжил.

– Вот это заливает, – уважительно выдохнул кто-то позади Лили. С нескольких сторон сразу захихикали.

«Молчи, идиот!» – подумала она и зажмурилась. Ей стало стыдно за серых и за собственную трусость. Почему она дрожала при одной мысли о том, чтобы попытаться их урезонить? Почему бы ей не родиться Маргарет, а еще лучше – старикашкой Брауном, колотить всех подряд, как только душа попросит?

– У меня нет никаких гарантий, – продолжил южанин, игнорируя смешки, – но если перелить мою кровь больному человеку, она должна сработать как что-то вроде вакцины.

– Это правда? – отрывисто спросила Маргарет, обращаясь к фельдшеру.

Тот поправил на носу очки:

– В крови выздоровевшего должны содержаться антитела, которые действительно помогут бороться с болезнью. Но как-то слабо верится во всю эту историю. Скорее уж…