Текст книги "Война взаперти (СИ)"

Автор книги: maybe illusion

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 21 страниц)

– Пожалуйста, – машинально ответил Деррик и высвободился.

Уже на выходе он обернулся, чтобы уточнить, к чему относилась благодарность, но не отыскал Олли. Должно быть, тот поволок мольберт на место. И как, спрашивается, уследить за ним? Как запретить сажать кровавые пятна на холст? Хоть няньку нанимай на то время, пока Деррик на работе. Или, может, перестать уже закрывать глаза на состояние Олли, съездить в город и найти хорошего врача? Из тех, что мозги вправляют.

Но, наверное, все не так серьезно и скоро пройдет. Олли – одинокий ребенок. Ему не хватает внимания. У него больше никого не осталось. И у Деррика тоже. Им надо быть вместе. Им никак нельзя порознь.

Рассуждая таким образом, Деррик распахнул дверь во двор, вышел и уселся на верхнюю ступеньку. Но стоило ему потянуться за сигаретами, как сзади раздался подозрительный шорох, будто кто-то прятался в тени. Деррик напрягся: вспомнил выдумки Олли про помешательство соседей. Он хотел повернуться и окликнуть гостя, но не успел. Резкая черная вспышка застлала глаза, и Деррик потерял сознание.

========== 9. Где-то ==========

Первой пришла боль, а за ней – запах дыма.

Деррик открыл глаза. Он лежал в своей комнате, за окном догорал день. Легкие были полны пепла, затылок саднило. Какое-то время Деррик тщетно пытался сообразить, что произошло: помнилось только, как Олли нес очередную высокопарную чушь и демонстрировал кровавые пятна на холсте. Что там было? Ночное небо? И океан? А потом?

По углам расселись комья темноты; Деррика качало, как на волнах. В учебниках писали, что на море они бывают высокие, даже выше, чем трехэтажный дом. Но это далеко, на Севере. Если бы Деррик жил там, то непременно увидел бы море воочию. Может, Олли потому и взялся рисовать «океан»? Хотел намекнуть на…

Где Олли?

Вопрос, сверкнувший в голове, заставил Деррика дернуться вперед, вскочить на ноги. Пол повело, словно подошла трехэтажная волна. Деррик схватился за пустоту, мазнул рукой в воздухе и упал навзничь. Кроме боли, он почувствовал раздражение: почему не вышло немедля побежать искать Олли? Но стоило собраться с силами для новой попытки, как в дверь тихонько постучали.

Деррик вздохнул с облегчением и приготовился увидеть брата, но в проеме показалась Мэри Ди. Ее лицо было черным от сажи.

– Наконец-то ты проснулся! – сказала она и подбежала к Деррику. – Идем скорей, а то уже начали без тебя.

– Что начали? Что происходит? – Он вдруг вспомнил, что кто-то ударил его по голове, и встревожился сильнее прежнего. – Это ты меня стукнула?

– Нет. Дурачок, как ты мог обо мне подумать такое? – Мэри Ди засмеялась и подала ему руку. – Я бы не стала тебя бить. Я уж испугалась, что ты не очнешься.

– Меня хотели убить?

– Наверное. Мы сейчас во всем разбираемся. Идем?

– А где Олли?

– Он уже со всеми.

Ее речь звучала убедительно, но тревожный звонок в голове Деррика никак не унимался. Он привык не доверять Мэри Ди, поэтому ее слова нисколько не ободряли. Однако сначала надо отыскать Олли. Только бы бандит, трусливо нападающий на людей сзади, не навредил ему, пока Деррик валялся без сознания. Но Мэри Ди спокойна. Знать бы еще наверняка, на чьей она стороне. Впрочем, разве в деревне война, чтобы делить соседей на чужих и своих? Но Олли что-то говорил, сыпал предостережениями. А Деррик его отругал. Как стыдно. Надо почаще прислушиваться к нему, он далеко не всегда бредит, просто порой непонятно выражается. А Деррику от усталости часто лень разбираться. Нельзя так общаться с людьми – отмахиваться, чуть только они заведут речи не для куцего ума. А с Олли надо быть особенно чутким.

Они шли по Главной улице, пепел преследовал их. Темнело. Деррик то и дело спотыкался и с удивлением отмечал, что идет вполовину медленней обычного. Болезненная усталость сковала тело и не давала двигаться ногам. Кто бы его ни треснул, постарался этот человек на славу.

– А кто меня отнес на кровать? Не ты же.

Мэри Ди молчала. Деррик шагнул ближе и уловил запах ее духов – дурманящие лилии.

– Ты знала, что меня стукнут?

«Они что-то затевают. Мэри Ди и остальные», – вдруг подсказала память голосом Олли.

И тогда Деррик окончательно укрепился в подозрениях. Да, наверняка они в сговоре. И тот, кто его ударил, и она. Обманули его, а он даже не сразу сообразил, что тащится на выбранное ими место, как покорный баран. И веревочки не надо.

Но что вообще происходило?

В конце улицы показались люди, и чем ближе Деррик подходил к ним, тем сильнее становилось его недоумение. Здесь, кажется, собрался весь остаток деревни, выкошенной эпидемией; вылезли из нор даже старики, которых он в последний раз видел в прошлом году. Деррик с тревогой оглянулся на Мэри Ди, та кивнула. Да, наверное, где-то тут должен быть и Олли. Но зачем соседи собрались вокруг старой яблони? И почему разом умолкли, завидев Деррика? Неужели его все-таки не обманули, и шел честный народный суд, и все только его и ждали?

Сердце сжалось. Наверное, это было трусостью и больше ничем, но Деррику не хотелось подходить слишком близко. Что-то в толпе угадывалось незнакомое и опасное. Двадцать четыре года он прожил среди них, но никогда не видел их такими сплоченными. Будто они нашли клад. Вот только никто почему-то не радовался.

От ближайших к нему людей словно веяло тихой одержимостью. Деррик невольно попятился назад и наткнулся на Мэри Ди.

– Ты чего? – спросила она с улыбкой. – Своих испугался?

Действительно, перетрусил из-за пустяка, приступа мнительности. Не вздернуть же на ближайшем суку его собрались. Во всяком случае, если бы хотели, то давно бы могли это сделать.

– Олли! – крикнул он. – Ты тут?

Кто-то как будто закашлялся.

– Рик?

Без сомнений, голос Олли. Разом набравшись сил, Деррик шагнул вперед. Толпа расступилась, и тогда он увидел и «клад», и «народный суд».

Олли был привязан к дереву. Одежда висела на нем лохмотьями, сквозь прорехи виднелись ребра, покрытые кровоподтеками. Один глаз заплыл, во рту недоставало зубов.

Как долго они били его, худенького беззащитного мальчика? Звери!

– Вы что натворили? – Голос Деррика зазвенел от напряжения. – Кто это сделал?

Толпа безмолвствовала. Деррик не стал ждать ответа: сначала нужно помочь Олли, а потом искать виноватых. Но едва только он бросился развязывать веревки, как получил сзади ощутимый тычок. Голова напомнила о себе, мир снова закачался, и Деррик рухнул на колени.

Когда он повернулся к нападавшему, тех оказалось сразу трое. Еще двое стояли позади.

И тут вступила Мэри Ди.

– Ты всегда был простаком, – сказала она с легким сожалением в голосе. – Вижу, ты до сих пор не понимаешь, что происходит, поэтому я объясню. Все против тебя, пока ты на стороне Оливера. Опомнись, не то ведь тебя до смерти забьют.

– Да что вам сделал Олли?!

Деррик вскочил, рванулся в сторону, но его немедля поймали, швырнули на землю и вывернули руку. Кто-то поставил ему на спину колено, надавил, и дышать сразу стало нечем.

– Оливер, может, ты объяснишь, что ты нам сделал?

Хорошо, что Деррик не видел его лица. Но он слышал тихий, прерывающийся голос, и этого было достаточно, чтобы захотелось выть.

– Я… – сказал Олли. – Я рисую плохие штуки, которые оживают. Я сотворил Безликую болезнь.

– Неправда, – прохрипел Деррик. – Почему ты позволяешь этим скотам…

– Замолчи! – Его сильней вдавили в землю, и остаток фразы скомкался во рту.

– Вы видите? – крикнула Мэри Ди. – Оливер сам во всем сознается. Я уже сожгла рисунки. Но единственный способ одолеть мерзость, которую он перетащил в наш мир, – это выпустить его кровь! До последней капли! Нет рассадника – нет заразы. Только так мы одолеем болезнь. А ты, Деррик, нам поможешь, если не хочешь отправиться вслед за ним.

– Вы что затеяли? Ритуальное убийство? – Он еще не мог ни осознать, ни поверить.

И как им только пришло в голову увязать болезнь с даром Олли? Наверняка все от начала и до конца – план Мэри Ди, остальные никогда не отличались изобретательностью. Но как она узнала? Вот проныра. Или Олли ей сам рассказал? Запреты и увещевания редко до него доходили. Ох и намучается еще Деррик с таким братом.

Намучается? Да ведь сейчас у него отберут брата! Растерзают на глазах. Деррик застонал и попробовал вырваться из чужой хватки. Кое-как удалось повернуться на бок, но тут же кто-то ударил его в спину, а кто-то – в живот. Захлебнувшись воздухом, Деррик закашлялся. В рот полез пепел. Рисунки?

Надо немного успокоиться. Нет смысла сейчас дергаться, лучше подождать, пока от него отвлекутся, а потом уже пытаться спасти Олли. Иначе дойдет до того, что Деррика и впрямь забьют до смерти. Он осмелился взглянуть на своих сторожей и сразу узнал их: да это же семнадцати-восемнадцатилетние мальчишки, которые иногда посмеивались в поле, если ему становилось плохо от работы. Вчерашние дети скрутили его, как котенка. Деррику захотелось скулить от стыда и бессилия.

А может, рассказать им, что из крови Олли можно сделать вакцину? Наверное, станет только хуже, к тому же Олли ведь и сам пытался объяснить все Мэри Ди. Этим зверям проще поверить в колдовские ритуалы, а если они и поймут про кровь, то все равно разорвут жертву на части, только еще и напьются. О нет, они не заслужили исцеления.

Деррик затих и нашел Олли глазами. Тот тоже смотрел на него, повернув голову. На удивление спокойное лицо. Апатия? Принятие?

Как глупо они оба попались. Олли, наверное, мог убежать. Хотя нет, он слишком слабый и несобранный. Скорее всего, споткнулся о ближайшую корягу, тут его и скрутили. Деррик скользнул взглядом по его ногам и обнаружил огромный синяк на колене. Да, похоже, так все и было.

Между тем Мэри Ди вышла на середину круга и захлопала в ладоши.

– Итак, все в сборе. Деррик скоро тоже покажет нам свою солидарность. Друзья! Ни в чем себя не сдерживайте. Так Оливер будет меньше мучиться.

Деррик хотел подать ему сигнал, что придет на помощь, но тут же со стоном зажмурился. Все, что он успел увидеть, – это как скот в человеческом обличье швырнул камнем Олли в лицо. От остального Деррика спасла темнота, но ему снова выкручивали руки, поэтому заткнуть уши не было возможности. Он слышал звуки ударов, стоны брата и постепенно совершенно одурел от боли, разрывающей тело и сердце. Сознание заволокло тяжелой мутью, Деррику даже стало казаться, что он, а не Олли, сегодня назначен жертвой. Разве существует пытка ужасней, чем видеть страдания человека, которого любишь, и не суметь помочь ему? Деррик уже пережил это со смертью приемных родителей, но сейчас было страшнее. Ведь если Олли умрет, то по его вине. Разве не он перестал обращать внимание на шепотки соседей, утратил бдительность? Разве не его постыдная физическая слабость не позволяла сейчас расшвырять подростков, глумящихся над ним? Он воображал, что сумеет позаботиться о брате, а на деле не мог защитить даже себя.

Истязание длилось целую вечность. Эпоха сменила эпоху, прежде чем Деррика тряхнули и поставили на ноги. Хватка ослабла, и он воспользовался этим: быстро развернувшись, дал ближайшему малолетнему извергу в нос. Тот рухнул на землю, а Деррик приготовился отшвырнуть следующего, но упал сам, получив сбоку удар чуть выше виска.

Кажется, его ненадолго отключило, потому что открыл глаза он не сразу. Над ним нависли какие-то рожи, но Деррик даже не мог узнать их – так невыносимо, тошнотно болела голова.

Ему сунули что-то твердое и холодное. С недоумением подняв руку, он обнаружил в ней нож. На мгновение откуда-то взялись силы. Деррик резко сел, намереваясь всадить оружие в ближайшего скота, но сразу почувствовал такой же клинок у горла.

Это была Мэри Ди.

– Слушай, Деррик, – произнесла она, и не думая убрать нож, – всем уже порядком надоели твои трепыхания. Пойми наконец, что тебе с нами не тягаться. Будь ты хоть сто раз атлет, всех тебе не одолеть. А ты, позволь заметить, не атлет. Благоразумней будет сразу подчиниться, правда?

– Я убью тебя, – прохрипел Деррик.

– И зря. Я сейчас пытаюсь тебе помочь. Одумайся и покажи нам свою солидарность.

– Да какую, к черту, солидарность?

– Добей Оливера. И тогда сам будешь жить. А если не сможешь, тебя вместе с ним будут мучить до самого рассвета.

Деррик повернулся к дереву, и крик застрял у него в горле. На Олли не осталось живого места: на одну ногу он перестал опираться, из правой руки торчала кость, лицо пересекал глубокий порез. Но страшней всего выглядели разверстые раны на животе, из которых ручьем лилась кровь. Нет. Страшней всего – что Олли не потерял сознание.

Эти трусливые твари не смогли убить его. Как бы ни были они взвинчены, что бы ни напела им Мэри Ди, но никто не хотел брать на себя ответственность. Никто не собирался наносить смертельный удар. Они просто измывались над Олли, ожидая, что он умрет сам от боли и потери крови. Жертвоприношение затянулось и, похоже, всем надоело – тогда они и вспомнили про Деррика. А Мэри Ди, похоже, заранее предвидела такой исход.

Бессознательно сжимая нож в руке, Деррик подполз ближе к дереву. Олли смотрел на него глазами, выражающими все и ничего.

Раны, должно быть, смертельные? Сейчас Деррик перережет веревки, подхватит Олли на руки, а потом что? В какую больницу бежать? Да нет, он даже из круга одержимых не вырвется – мигом схватят и вернут на место. Нет, он и Олли освободить не успеет. Он ничем не поможет. Разве только и в самом деле подарить Олли быструю смерть.

– Я не могу! – всхлипнул Деррик и упал на колени рядом с ним. – Не могу! Ни за что!

– Тогда продолжим мы? – спросила Мэри Ди. – А ты следующий.

У Деррика потемнело в глазах.

– Лучше убейте меня, но спасите его! – закричал он, вскочив на ноги. – Если вам нужна жертва, оставьте его в покое, вот он я! Я чужак. Я с Севера. Я принес Безликую болезнь! Чтобы выкосить чертов Юг! Больше двадцати лет она дремала во мне. Я готов в любой сказке сознаться, какую бы вы ни придумали!

Он замолчал, с надеждой глядя на соседей, но на всех лицах горела прежняя тупая одержимость. Впрочем, кое-кто отвернулся. На секунду-другую в толпе повисла тишина, а потом заговорил Олли.

– Рик, – позвал он совсем тихо, и от звука его голоса у Деррика хлынули слезы. – Прошу тебя. Сделай, как они говорят. Я не хочу мучиться. Чтобы они продолжали издеваться надо мной, как им вздумается. И я хочу, чтобы ты спасся. Проживи достойную жизнь, Рик!

– Олли…

– Пожалуйста. Я тебя очень прошу. Это мое последнее желание, если хочешь.

Деррик вытер глаза рукавом, зажмурился, сделал глубокий вдох. Сердце колотилось о ребра, ноги подкашивались. Стиснув нож до боли в руке, он задумался, не зарезать ли себя. Так ведь проще, чем убивать брата. Умереть и больше не видеть мучений Олли. И не нести ни за что ответственность. И разом освободиться от страданий и груза вины. Как заманчиво.

Нет, это малодушно. Олли сам попросил, понимая, что уже не выживет. Зачем ему дальше истекать кровью и развлекать здешнее зверье? Деррик любит брата и поэтому должен исполнить его желание. Сначала убить его, а потом можно и себя.

Рука почти не дрожала, когда Деррик поднял оружие. Требовалось всего одно движение. Он успел заметить, как упрямо бьется жилка у Олли на шее, прежде чем стиснул зубы и полоснул его по горлу.

Дальше все застлало красно-черным туманом. Деррик упал и выронил нож; кто-то тряс его за плечо, ему что-то говорили. Когда перед глазами немного прояснилось, он увидел кровь у себя на ладонях, и его немедля стошнило. «Все-таки ты доказал нам свою солидарность… – эхом долетало до сознания. – Вместе мы победили болезнь…» Потом Деррик закричал и на время перестал слышать противные чужие голоса. А потом взглянул на Олли и встрепенулся, решив, что нужно скорей перевязать его раны. Никто больше не мешал, и Деррик пополз к Олли, на ходу пытаясь оторвать рукав от рубашки.

– Помогите мне! – обратился он к соседям. – Мы не можем его потерять. Он станет великим человеком. Вы все будете гордиться знакомством с ним! Олли! Очнись!

Кто-то тронул его за плечо, и, подняв голову, он увидел грустное и усталое лицо Мэри Ди.

– Приди в себя, – сказала она. – Ты положил конец его страданиям.

Деррик с удивлением посмотрел на нее.

– Это абсурд, – возразил он. – Я люблю его больше, чем самого себя. Я не мог убить его. – И, вернувшись взглядом к Олли, вновь сорвался на крик: – Да помогите же, вы разве не видите, что он истекает кровью?!

На миг воздух опалила тишина, а потом кто-то заплакал.

***

Деррик очнулся, чувствуя на лбу что-то холодное и приятное. Снаружи заливались соловьи – самый мирный звук на свете. С трудом подняв руку, он стянул с головы мокрое полотенце. Тело не слушалось: везде гнездилась тупая боль.

Странно, что он еще жив. Он ведь собирался покончить с собой, но явно не успел, а теперь лежал, обложенный подушками, будто невесть какая шишка. Как он вообще попал в постель, кстати, чужую? Может, ему все приснилось? И кровь, и дым, и жилка у Олли на шее.

К горлу подступила паника, Деррику стало трудно дышать. Хватая ртом воздух, он услышал скрип стула, а потом увидел и свою сиделку. Мэри Ди.

Нахмурившись, она потрогала его лоб, потом подобрала полотенце и вернула на место. На секунду Деррика опалило жаром. Мэри Ди горела.

– Ты… – прохрипел он, – у тебя Безликая болезнь?

– Нет, это у тебя упадок сил. Бедняжка. Надо хорошенько отдохнуть. И мне тоже, – она села обратно и уронила голову на руки.

Деррик напрягся, стиснул зубы и заставил себя сесть. Мир качнулся, но почти сразу встал на место. В нос ударил запах трав: над изголовьем сушились пучки полыни и шалфея. С потолка, покачиваясь, свисали размалеванные фигурки: олень, змея, заяц. Логово колдуньи.

– Куда-то спешишь? – сонно спросила Мэри Ди. – Мы уже везде успели. И теперь можем праздновать победу.

– Над чем? Над человечностью? – обронил Деррик. Внутри поднималась спокойная уверенность в том, что Мэри Ди заслужила болезнь и смерть. Как и все остальные.

А он – заслужил ли? Не слишком ли простым наказанием за содеянное будет самоубийство? Это ведь побег. Малодушие. Эгоизм. Легче легкого расстаться с тяжестью на сердце, от которой не продохнуть и не разогнуться. Ускользнуть от себя; не быть.

– Как я мог? – спросил он пустоту, глядя в пол.

– Так было надо, – отозвалась Мэри Ди.

Деррик вздрогнул: он успел забыть, что не один в комнате. Голова отказывалась работать. Горе то просыпалось и царапало горло, то падало обратно жгучим комом. Но одно неизменно оставалось на месте: отвращение к себе.

– Как подобное может быть «надо»?

– Хочешь более подробное объяснение? Ну хорошо. Либо ты трус, убивший брата ради спасения собственной шкуры. Либо в глубине души ты всегда ненавидел его. Либо ты все-таки знал, что с его смертью болезнь отступит.

– Знал? – Деррик чуть не рассмеялся. – Это было бессмысленное убийство, эпидемия не прекратится. Неужели ты не поняла? Ведь ты все подстроила?

– А если и я? – Мэри Ди повысила голос. – Руки-то в крови у тебя.

– Как можно ненавидеть Олли до такой степени, чтобы желать ему смерти?

– Не передергивай. Я желала жизни себе и остальным. Оливер ведь действительно создал болезнь, он сам сознался. Пришел ко мне домой, стал намекать, что у него особая кровь и чуть ли не ключи от любой судьбы и жизни. А потом еще и всем рассказал. Я из него клещами признание не вытягивала.

У Деррика перехватило дыхание. Точно, Олли же предлагал ей кровь. Выходит, она не так поняла. Разве можно туманно выражаться в присутствии Мэри Ди? Дочь колдуньи, не испорченная образованием и познаниями в медицине, только и умела, что мыслить ритуалами. И она всегда плохо относилась к Олли. А он, должно быть, просто утратил дар речи в ее присутствии. Любовь превращала его в неловкого косноязычного дурня.

– Людям нужны были вера и разрядка, – продолжила Мэри Ди. – Я дала им это. И скажи спасибо, что ты не попал на место Оливера. Я спасла тебе жизнь, на минуточку. Понимаю, тебе тяжко пришлось, но иначе тебе не простили бы близость с ним.

Какая чушь. Ее рассказ – ничего, кроме чудовищных наслоений абсурда. Горячечный бред. Деррик дрожал, чувствуя, что вот-вот закричит. Можно ли вынести беспощадную нелогичность жизни, когда она кривляется прямо перед твоим лицом?

– И не только близость, – Мэри Ди еще не закончила. – Вообще-то изначально все сошлись на том, чтобы убрать не Оливера, а тебя. Пусть ты и жил с нами, ты – чужак. Северяне – наши враги. Поэтому благодари судьбу за мое вмешательство и такого сговорчивого «брата», – она с иронией подчеркнула последнее слово, напоминая об отсутствии кровной связи меж ними.

– Хочешь сказать, что соседи бездумно искали, кого бы разорвать?

– В деревне копилась агрессия. Все напуганы и больны. Нужно было наказать кого-нибудь, а хотя бы и невиновного. Но теперь дела пойдут на лад. И… тебе никогда не приходило в голову, что Оливер не должен был вырасти?

Деррик потер лоб, надеясь, что ослышался.

– Намекаешь на то, что собиралась убить его еще до эпидемии?

– Я видела создание, которое он нарисовал. Таких тварей попросту не существует.

Да, глупо было надеяться, что никто ничего не заметит. Мэри Ди понимала, на чьей стороне Деррик, и до поры держала наблюдения при себе. Но тогда выходило, что Олли умер бы и без эпидемии? Неизбежно. Где угодно. Страшное осознание.

– Мы ведь не знаем, как он распорядился бы своим даром, – тихо сказала Мэри Ди. – Это кошмарная сила. И он не осознавал ее. Рисовал что попало. Таких, как он, надо убирать, пока они что-нибудь не натворили.

Жестокость ее слов даже не удивила и не возмутила Деррика. Похоже, предел его эмоций был исчерпан. Он уже не чувствовал ничего, кроме усталости. Почему Мэри Ди не оставляла его в покое? Ему надо идти. Куда угодно – прочь отсюда. Исчезнуть.

– Но я не думала, что будет так ужасно. То есть я предполагала, но надеялась, что все пройдет куда мягче. Ты, должно быть, считаешь, что тебе тяжелей всех пришлось. Но поверь, и мне было несладко. Я еще и закапывать его помогала. Зарыли под яблоней, ужасно, но что поделать. Так вот, если бы я знала, что наши соседи – такие трусы, я бы лучше что-нибудь Оливеру в еду подмешала. Хотела решить две проблемы сразу, называется.

Деррик уже не мог ее слушать. К чему эти бесконечные оправдания, бахвальство собой, ложное раскаяние? Содеянное не загладить никакими словами. Пусть с оговорками, но Мэри Ди верила, что поступила правильно. В ее картине мира Олли было отказано в праве на существование. Что ж, понятно, но чего она ждала от Деррика? Понимания? Сочувствия? Благодарности?

Абсурд.

Он молча спустил ноги с кровати, обулся. Разрисованные фигурки тревожно закачались. Мэри Ди сцепила руки и закусила губы, наблюдая за ним.

– В крови Олли, – бросил Деррик уже на пороге, – содержалось нечто, способное остановить Безликую болезнь. Но он не создавал ее. Я в этом абсолютно уверен. Я видел все рисунки и знаю пределы его дара.

Он видел, как испуганно расширились ее глаза, но безжалостно продолжил:

– Олли действительно мог кого-то исцелить. Да только не так, как вам захотелось. Просто оцени иронию.

– Постой! – крикнула Мэри Ди, когда он открыл дверь. – Но если это правда, то почему вы молчали? Вы что, сидели и смотрели, как другие умирают?

– Он пытался тебе сказать, но ты ничего не поняла и натравила на него всю деревню. Собственно, я боялся чего-то такого и потому велел ему молчать. Жаль, что он меня не послушался.

– Ах да, – Мэри Ди взволованно прикрыла рот рукой. – Ты же не видел, как все было. Но я ведь уже объяснила, что сначала выбрали тебя и что он сам все растрепал. Сам пошел на смерть.

– Что?

– Он выскочил на улицу, когда тебя стукнули, и стал тебя выгораживать, доказывать, что это он – зло. А потом присоединилась я. Но знай, что он проявил инициативу. И подыграл мне. Без него у меня вряд ли получилось бы переубедить остальных. И все ради тебя, Деррик. Он умер для того, чтобы ты жил. Так что, – она криво улыбнулась, – ты убийца даже в большей степени, чем сейчас думаешь.

Деррик захлопнул дверь, не желая больше ничего слышать.

От дома его отделяло каких-то пятнадцать шагов. По дороге никто не встретился. Прикоснувшись к калитке, Деррик чуть не завопил, но оставил крик болтаться внутри. Он ведь не сошел с ума? Было бы слишком легким наказанием рехнуться и перестать осознавать себя.

На пороге он запнулся, упал и не нашел в себе сил подняться. Зачем он вообще пришел сюда? Здесь все принадлежало Олли, а Деррику следовало бы направиться прямиком к озеру, зайти поглубже и не выплыть.

Нет, он не имел права даже мечтать о смерти. Но ведь надо что-то делать, чем-то заполнить бесконечно длинное время наказания. Разумеется, здесь Деррик не останется. У него больше нет дома, он уйдет сейчас же и больше никогда сюда не вернется. Олли велел ему жить, и жить достойно. Но что значит «достойно»? Наверное, помогать людям. Так думал сам Деррик еще с детства, и Олли наверняка бы с ним согласился. Хорошо, проще простого. Например, Деррик может отдать свою кровь кому угодно, хоть первому встречному. Но только не этим зверям в человеческом обличье. Лучше пойти в город. Или даже в другой регион, где нет колдовства и человеческие жертвоприношения пока не стали нормой. Например, в Центр. Если, конечно, эпидемия не заглохнет там, где началась. Хотя не исключено, что в Центре люди не лучше. Но им больше нечего отнять у Деррика, а он готов взвалить на себя все, кроме смерти. Ведь он оказался самым отвратительным зверем. И заслужил худшее.

Итак, Деррик постарается выполнить желание Олли. И как знать, может, однажды он искупит вину, дойдет до края света и позволит себе умереть – где-то. В придуманном Олли месте, где нет ничего, кроме океана и ночного неба. И пусть они, вечные и справедливые, судят его, если захотят.

Приняв решение, Деррик поднялся на ноги и впервые после смерти Олли потянулся за сигаретами. Потом вспомнил, что ничего не ел со вчерашнего обеда. Вероятно, слабость вызвана не только побоями, но и голодом. Было бы неприятно упасть дома во время сборов и, очнувшись, снова увидеть лицо Мэри Ди.

Деррик отправился на кухню, достал с полки вчерашний хлеб, отломил кусок и принялся жевать. Выходило плохо, но он заставлял себя глотать, чтобы хотя бы отчасти восстановить силы. Потом, решив запить, открыл шкаф с посудой, увидел чашку Олли, и его сразу стошнило.

Умывшись и отдышавшись, Деррик первым делом расколотил ее, а затем ушел собираться. Голова кружилась, и он прилег было на кровать, но сразу вскочил – кто ему давал право отдыхать? К тому же на этой подушке часто спал Олли. Деррик выбросил ее на середину комнаты, открыл ящик письменного стола, выгреб все деньги, которые собирал на учебу Олли. На два года точно хватило бы. Деррик заплакал.

Нет, сейчас нельзя раскисать. Он вытер глаза, сходил за иголкой и взялся зашивать часть денег в подкладку куртки. Вспомнилось, как иногда он что-нибудь штопал, а Олли лежал рядом на полу и рисовал. Клал ту подушку под живот. Заходила мать и ругала его за то, что он пачкает чужую наволочку. А когда мать умерла, Олли прорыдал в этой комнате всю ночь. Деррик обнимал его, бормотал всякую бессмыслицу и твердил себе, что не имеет права предаваться горю.

Олли всегда был слабым и ранимым. А еще капризным и эгоистичным. И откуда в нем взялось вчерашнее спокойствие? В повседневной жизни он мог вспылить или расстроиться из-за пустяка. А у того дерева кто угодно плакал и вопил бы. Но не он.

Не верилось, что Олли добровольно отдался в руки палачей. Просто не укладывалось в голове. Но он точно был готов к случившемуся. Знал или допускал, что умрет в скором времени и не своей смертью. Вот откуда непонятные взгляды и речи. Деррик зажмурился, отложил куртку и попытался представить взрослого Олли. Перед мысленным взором появился настоящий, потерянный – из беззаботной весны, обзывавший его тупым фермером и не желавший стричься.

Кто бы мог подумать, что изнеженный мальчик, витающий в облаках, способен пожертвовать жизнью ради брата. И кто бы оценил этот несправедливый подвиг, нечестный обмен – творческой прекрасной души на безмозглую деревенщину.

Пока Деррик собирал вещи, Олли ходил за ним из комнаты в комнату. Рисовал. Искал небо. «Не представляю, как можно жить без тебя», – говорил он, блестя глазами. «Мы теперь братья по крови!» – торжествовал он, и к горлу снова подкатывала тошнота. «Подлинное искусство, – объяснял он, – творится на пределе возможностей».

Стиснув зубы, Деррик достал с антресолей его первые каракули, смял и швырнул на пол.

«Наверное, – добавил Олли, ступая по ним босыми ногами, – мне лучше умереть».

Деррик вывернул из шкафа всю его одежду, разбросал альбомы, тетради, карандаши. Не глядя, вытряхнул на середину комнаты содержимое полок письменного стола. Сорвал с кровати простыни, добавил мольберт. Достал дрожащими руками спички и поджег общую кучу.

Лучше так, чем оставлять дом нелюдям. Теперь они не смогут прикоснуться ни к одной вещи, принадлежавшей Олли. Достаточно и того, что они растерзали его тело. Деррик проследил за тем, как растет огонь, подхватил сумку и вышел на улицу. Деревня разлагалась под солнцем; единственную дорогу выжигал кровожадный август. На Главной улице Деррик дважды наткнулся на соседей, и все при встрече с ним отводили глаза.

***

Даже пары часов сна Лили не досталось. До самого рассвета она ворочалась, не зная, о чем думать и за что сильней волноваться, а чуть только посветлело, как она уже была на ногах. Выглянув наружу, Лили собралась идти умываться, когда из-за угла вдруг выскочило что-то белое, стремительное, врезалось в нее и перепугало до смерти. Лили взвизгнула и шлепнулась на пол, а в следующий момент привидение стянуло с себя простыню и прыснуло со смеху.

– Де… Дерек? Какого…

– Я ждал своего шанса всю ночь! – торжествовал он. – Если точнее, я хотел прокрасться к тебе и напугать, но раз уж ты проснулась…

Из соседней комнаты выглянул сонный и взъерошенный Деррик. Мигом оценив ситуацию, он ласково взял Дерека за ухо.

– Я всех маминых гостей так пугаю, – возмутился тот. – Не вам нарушать традицию.

– А часто у мамы бывают гости? – спросила Лили.

– Да постоянно. Водит к себе мужиков толпами. И где она их только берет?

Деррик и Лили переглянулись, поморщились.

– Тут даже бывал один парень из ваших, – сказал Дерек, нахмурившись. – Вы должны его знать. Его звали Джейк Хоуп. Если вы не в курсе, то берегитесь: он извращенец.

– Что?.. – Лили чуть не упала снова.

– Он подарил мне деревянную саблю, а потом облапал и отстриг у меня клок волос. Ужасный тип. И вдобавок ко всему кретин: мне пятнадцать, на кой черт мне сабелька?

– Идите, ну чего же вы встали! – К ним уже спешила мать, на ходу запахивая халат. – Дерек, дурья башка, отстань от них.