Текст книги "Нун (СИ)"

Автор книги: maryana_yadova

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 26 страниц)

Сегодня хотя бы не было дождя, да и ветер дул слабыми порывами, за что Том был безмерно благодарен лондонской погоде. В солнечный день, такой, как этот, когда осеннее солнце разбрасывало блики золотыми монетами, словно обнищавший король, решивший устроить последний праздник своему народу, было как-то легче смириться.

Смириться с тем, что все уже не то, чем казалось.

Детектив Хилл вызывал в Коллинзе два абсолютно противоположных чувства: страх и надежду. То ему казалось, что Хилл воспользуется любым предлогом, чтобы упрятать его за решетку. То чудилось – если он расскажет детективу обо всем, что происходит, то будет огражден от новых бед.

Он неловко поднялся с пуфа, встал, прошелся по берегу небольшого пруда, поглазел на важных пестрых уток с гигантскими красными лапами. Две старушки в шляпках подкармливали их, что-то приговаривая, а неподалеку общественники готовились к выходу на очередной пикет, на этот раз в защиту прав животных. Пикетчики – в основном почему-то очень толстые молодые девушки, многие с покрытыми разноцветными агрессивными татуировками руками и плечами – раскрасили лица под звериные морды, и местами это смотрелось смешно, местами жутковато. Еще несколько человек бродили парочками в неспешном обсуждении будущего пикета, сдвинув на шапки картонные маски. Встретил Коллинз также пару женщин в облегающих костюмах под зебру. Молодой парень с крашеной в белый цвет бородой и черно-белым гримированным лицом разворачивал большой плакат с надписью «Руки прочь от барсуков!» Второй, в огромных темных очках и черной шапке с пиратскими черепом и костями, выкладывал из рюкзака припасенные дымовые шашки.

Том развернулся и пошел обратно к пруду, к уткам, к милым старушкам – не хватало еще на простой прогулке в парке огрести проблем. Налетел ветер, с недалекой Темзы повеяло холодом, пальцы в перчатках задрожали сильнее, и каким-то шестым чувством он понял, что Хилл уже здесь. Резко обернувшись, прямо на него взглядом и наткнулся: тот стоял, слегка прислонившись спиной к дереву, засунув руки в карманы черной кожанки, глаза скрыты за рейбэновскими очками-авиаторами. Вот же пижон. Стоял и скалился, больше никак эту гримасу Коллинз назвать не мог.

– Нервничаете?

Том вскинул глаза.

– Детектив, раз вы мне позвонили, значит, в чем-то подозреваете. Конечно, нервничаю. Это ведь не свидание, успокойте мое сердце?

– Нет, всего лишь второй подозрительный несчастный случай за неделю, и снова вы крутились рядом. Я бы на вашем месте предпочел свидание, мистер Коллинз.

– Меня не было рядом с Кларком! Да и с Джейн рядом тоже не было, вы же знаете!

– Я не знаю, – с нажимом сказал Тайлер. – Это ваша версия. Разница видна невооруженным глазом, не так ли?

– Вы меня действительно подозреваете в убийстве и покушении на убийство? – почти завопил Том.

– Я опираюсь на факты, мистер Коллинз, – невозмутимо объяснил Хилл. – Вы приходили к Вейку просить место Кларка в экспедиции. Он пообещал вам, что место ваше, если Кларк откажется. И теперь, будучи в коме и обожженным на шестьдесят процентов своей кожи, он вынужден отказаться, я полагаю? Так что мой ответ «да». Подозреваю.

– Я не просил место Кларка! Я просто просил еще одно место!

– Но его не было.

– Не было, – согласился Коллинз.

– Выглядите отвратительно, – заметил Хилл.

Они пошли вместе по аллее, как старые друзья, и Том вдруг понял, насколько ужасно себя чувствовал до этой встречи.

– Я не спал всю ночь, мне холодно, и я не завтракал. Не смог даже кофе в себя влить и сейчас жутко хочу есть…

Прозвучало по-детски, но Коллинзу было уже плевать.

Хилл, кажется, усмехнулся, но привел его в неприметный паб на тихой улочке, где бармен приветственно махнул им рукой, а смазливая официантка при виде детектива расцвела и зарумянилась. На столе сразу же появились две чашки крепчайшего горячего кофе, кувшинчик со сливками, булочки с зеленью и маслом, ростбиф с хреном, сэндвичи, и Коллинз не смог все это проигнорировать, хотя в животе пекло от неловкости. Хилл потягивал свой черный кофе и молча за ним наблюдал.

– За вами нужно присматривать, Коллинз. Иначе вляпаетесь куда-нибудь, а потом разгребай.

– Кажется, я уже это сделал, – пробормотал Том, с упоением впиваясь зубами в ростбиф. – Но не знаю, как рассказать и не сойти за умалишенного.

Хилл сумрачно на него посмотрел, а потом протянул руку и постучал пальцами по груди Тома.

– Беспокоит? Жжется, пульсирует?

Том застыл и уронил недоеденный сэндвич на большое белое блюдо. На него опять накатило – вдруг почудилось, что Хилл блеснул в ухмылке белыми и довольно длинными клыками, а глаза у него стали чуть красноватыми. Словно бы огонь в них отразился – недоброй, звериной точкой.

– Что, черт возьми, происходит?..

– Ответь на вопрос.

– Нет, – помолчав, сказал Том. – В последнее время нет.

– Плохо, – тоже помолчав, проговорил Хилл. – А галлюцинации… усиливаются?

– Да, – с трудом проглотив ком в горле, признался Коллинз.

Разве ты сам не хотел все рассказать, Том? Разве не хотел, чтобы кто-то разделил с тобой груз всего того бредового, что с тобой приключилось за какую-то жалкую неделю? Почему же сейчас нет радости сопричастности, нет облегчения, зато есть совершенно точное ощущение, что окунулся ты, Том Коллинз, с головой в какое-то фантастическое дерьмо.

– Ты всегда мечтал о другом мире, да? – спросил детектив. – Не зря говорят: бойся своих желаний. Хотя говорят еще: от судьбы не уйдешь.

– Расскажи мне, – слабым голосом попросил Том.

– Сколько раз ты сыграл в ту игру, Том? После того, как научился?

– В го? Десять, может быть, двенадцать раз.

– И сколько раз выиграл?

– Раз восемь…

– Тебе интересно?

– Да, но какое отношение…

– Ты продолжишь играть, Том. Тут я ничего не смогу исправить – запрет наложен давным-давно. Но ведь ты понимаешь, что дело нечисто?

– Древняя китайская магия? – почти шепотом спросил Коллинз.

Хилл сморщился, будто ему дали выпить пинту лимонного сока.

– Не китайская. Просто остатки игры сохранились в земном мире только в виде го. Но сразу забудь о драконах, фонариках и рисовой лапше. Похоже на го, но разница есть. Игрок творит магию.

Том вспомнил разом все древние кельтские легенды, которые слышал в своих поездках с археологами на древние захоронения: о феях и лепреконах, о брауни и перевертышах, о ведьмах и оборотнях. Словно целый сонм теней заслонил собой последние ясные мысли, и Коллинз мысленно застонал.

– Хочешь сказать, что это проклятье?..

– Формально нет, – сказал Хилл. – Но в целом я с тобой соглашусь.

– Говори, раз уж начал…

– Что-то ты бледноват для откровений, – приподнял бровь детектив.

– Хватит делать из меня чувствительную дамочку, ну же?

– У меня есть ощущение, что всего я рассказать не успею. Сейчас ты меня слушаешь, ужасаться будешь потом. Представь, что когда-то давно люди состояли в симбиозе с другой расой, магической. Звалась она – сиды, или ши. Все шло хорошо, пока на сидов не пошла войной другая раса, фоморы. У фоморов был небольшой перевес в силе, а сиды не сдавались, и высшие маги рас решили перенести поле боя на игральную доску. Сиды проиграли фоморам большую часть своей силы. Победив, фоморы обратили взгляд на земной мир. И человеческие маги, друиды, приняли решение запечатать все врата в параллель, оставив по ту сторону и дружественных сидов, и враждебных фоморов. Однако сиды выпросили себе возможность вернуться. Они оставили свое семя в человеческих семьях, заключив с друидами контракт, по которому когда-нибудь их кровь должна проснуться. Вот она и проснулась. Ты ее чувствуешь, Том?

Коллинз молчал и только нервно сглатывал – слюна начала копиться во рту с неимоверной скоростью. Он судорожно покачал головой – нет, Хилл явно ошибся, никаких таких ощущений, никакого раздвоения личности, да о чем он вообще говорит?..

– Серьезно, Том? Как-то на Самайн в тебе проснулась кровь древнего мага, и ты это прохлопал? Слон пыхтит прямо в твоей крошечной посудной лавке, Томми!

– Ты ошибся, я тебе говорю, ошибся! – зло выкрикнул Том. – Самайн? Да я ни разу – ни разу – ничего не заметил!

– Пока тебе не попала в руки игра, так?

– Но… Это же просто игра. Просто игра!

– Да вынь голову из задницы! Мало проснуться крови. Если бы дело было только в этом, потомки сидов скитались бы по земле, и рано или поздно здесь бы их перемололо. Но вместе с кровью в тебе проснулся навык управлять игрой. Вы, сиды, владеете геомантией в совершенстве. Ключевой пункт контракта – как только кровь сида проснется, друиды должны принести ему нун. И друиды исполнили свою сделку. Тебе был дан нун, и ты сразу же показал себя в деле. Конечно, – тут Тайлер чуть оскалился, – не с хорошей стороны. Но кто бы сомневался.

– И зачем же это – играть?..

– Партия за партией ты открываешь порталы в мир сидов и впускаешь существ оттуда. Параллельно исполняются твои желания, но это бонус, побочный эффект. С каждой партией порталы больше, а существа сильнее. Конечно, ты должен выигрывать, при проигрыше ничего не происходит. Но ты ведь выигрываешь, хотя даже не понимаешь, как. Я прав?

– Ты прав, – глухо подтвердил Том. Чашку с кофе он сжимал в ладонях с такой силой, что она угрожающе хрустела. – И что, есть конечная цель?

– Есть, но нам придется прерваться, – очень быстро сказал Тайлер, и Том в безмерном удивлении поднял голову.

– Да что же это за…

Вопрос утонул в глухом рыке, который извергся из груди вскочившего на ноги, а потом неожиданно и на стол детектива. Уши его заострились, глаза загорелись, точно красные угли, клыки уже вполне явственно сверкали из-под приподнявшейся по-волчьи и сморщившейся верхней губы, и вместо ногтей быстро выползали длинные черные кривые когти…

Чашка все же пала смертью храбрых: хрустнула в кулаке, разломилась на части, и горячий кофе противной жижей потек на белую скатерть и на брюки Коллинза.

– Быстрей, чего сидишь! – разобрал Том в нарастающем рычании и, еще ничего не понимая, перевел взгляд на официантку и тут же крикнул от ужаса – вместо смазливого юного личика на него смотрела ужасающая, перекошенная злобой физиономия древней старухи со всклокоченными седыми волосами. И чем дальше, тем эта рожа, достойная киношного монстра, становилась все ужаснее…

Только вот, похоже, никакое это было не кино.

– Что делать? Что? – вскинулся Том, вскочив и бессмысленно озираясь, а когда снова повернулся, очень пожалел об этом – ведьма и оборотень, оба в получеловеческом обличье, катались по коричнево-белым плитам пола клубком, визжа и воя, обагряя друг друга первой кровью – очевидно, сцепились в прыжке, который Коллинз пропустил…

Длилась, однако, драка недолго – Тайлер изловчился и схватил ведьму за патлы, а потом со всей силы долбанул головой об пол. Вполне по-человечески, если не считать оскала.

– Бежать, идиот! – запоздало ответил он на вопрос, тяжело дыша, и тут же толкнул Коллинза к двери.

Они вынеслись на улицу, и Том с изумлением понял, что уже стемнело, а ведь, по его расчетам, не прошло еще и двух часов с полудня. Облака неслись по темному небу, словно в ускоренной съемке, как глупые овцы, погоняемые псом-пастухом.

Тут Тайлер снова ощутимо пихнул в спину, и они помчались по переулкам, перепрыгивая через какие-то заборы, ограды, мусорные баки, решетки, забираясь в самые немыслимые подворотни, и сумерки гнались за ними, сгущаясь за спиной.

– Куда мы? – задыхаясь, крикнул Коллинз, однако Хилл только раздраженно дернул плечом. Не было больше у него ни клыков, ни когтей, но весь вид говорил об одном: дело дрянь.

– Слушай меня внимательно, – соизволил он снизойти, когда они привалились к каменной стене какого-то дома, как раз рядом с освещенным окном и пасторальным балкончиком, жадно вдыхая ставший плотным, как вата, воздух. – Спрашивал про цель? Вот тебе цель – сыграешь нужное число партий и этим откроешь портал, способный впустить высшего мага. Он завершит игру, симбиоз восстановится. Ясно тебе? Друиды поставили тебе свой знак – омелу, чтобы ты помнил о человеческой сущности. Скоро твой мистер Хайд заявит о себе, будет сложно бороться.

– Кто гонится за нами?

– А, всякая сидская нечисть. Ты сам ее выпустил, кстати. Им невыгодно, чтобы у их мага был земной хранитель.

– У меня есть хранитель?

Тайлер наградил его поистине испепеляющим взглядом.

– Это я, болван!

– Мой хранитель – оборотень?!

– Мы из тех, кто поддерживает друидов в этой войне.

– Так будет война?!

– Боже, – булькнул Тайлер.

– Зачем же друиды заключили контракт, если все так ужасно? – прошептал Том.

– О, – скривился детектив. – Друиды были раздавлены горем, когда запирали врата в дивную страну сидов. Ты же слышал легенды – остров Туле, Авалон, страна вечной юности… Все такое сладкое, аж зубы сводит.

– Что-то ты не договариваешь...

– Чшш… Надеюсь, они не смогут ее выпустить… – тоже прошептал Тайлер, к чему-то напряженно прислушиваясь, хотя Том не слышал ничего, кроме шума ветра, шороха падающей сухой листвы и бормотания телевизора за окном, рядом с которым они прижались в простенке. Там смотрела сериал крошечная седая дама в домашнем халате – Коллинз отлично видел ее, такую уютную, на диване в глубине ярко освещенной гостиной.

Хилл тем временем ожесточенно рылся в карманах своей кожаной куртки, а потом снова быстро зашептал:

– Среди друидов нашелся один, кто заподозрил сидов в намерении подчинить наш мир. Тогда им не удалось из-за фоморов, и они отложили на будущее. Совет слепо верил сидам и заключил контракт, но кое-чего советники не знали… О-о, дьявольщина, дальше будешь разбираться сам, держи! – И Хилл ткнул Тому в руки какую-то круглую коробочку. Опустив глаза, тот увидел золоченую и сверкающую, точно снитч, бомбоньерку.

– Откроешь сегодня как можно скорее, – прошипел Тайлер, снова пугая поползшими клыками. – Пока Хайд не вышел на свободу. Теперь вон отсюда!

И тут Коллинз услышал.

О, он услышал.

– Что это? Это… это собака? – очумев от ужаса, прохрипел он.

– Тебе придать ускорения? – рявкнул Хилл, но Том точно прилип к стене.

Ветер теперь доносил пока тихий, но очень быстро приближавшийся вой, заставлявший кровь превращаться в лед. Коллинзу внезапно показалось, что он где-то в абсолютной тьме на болотах, он даже почувствовал характерный запах и увидел болотные огоньки и услышал еще какие-то звуки – шорохи, плески, шелесты… Однако ему не было больше дела до галлюцинаций: он всем своим существом ловил самый жуткий звук, который слышал в своей жизни, – вой теперь сопровождало рычание, по сравнению с которым рык Тайлера казался жалкими щенячьими попытками испугать взрослого пса.

Свой крик он услышал как бы со стороны, когда темнота перед ним сгустилась в черного пса размером с теленка – гладкая шерсть его переливалась в свете фонарей, а из оскаленной пасти клочками падала пена. Глаза, размером с чайные блюдца, светились так же, как у Хилла, хотя нет – гораздо, гораздо страшнее, чем у Хилла.

Собака, адская собака, металось в голове у Коллинза, но его пришпилило к месту.

– Да беги же, идиот! – заорал Тайлер, прыгая прямо перед чудовищем, сошедшим с гравюр на тему Дикой охоты, и Том без сил закрыл глаза, когда они сцепились.

Жуткие звуки заполнили всю округу, которая в эти минуты казалась давно брошенной, нежилой. Том вспомнил, что за все то время, что они здесь проторчали, ни единая живая душа не появилась на улице. Никого не оказалось в этот теплый вечер в уютном дворике, никто не вышел посидеть под опадающими липами…

Она убьет его, убьет его, убьет, убьет, мысленно бился Том, боясь разлепить веки, но он и так знал – Хилл не одолеет пса, тот уже рвет его, Коллинз внезапно очень ярко учуял запах крови, его нельзя было ни с чем спутать. А когда все же решился посмотреть, сжался от чужой боли – Хилл в самом деле весь был залит кровью, все его тело покрывали рваные раны, черные, страшные, и у него не было ни единого шанса. Ни единого.

И тут до Тома дошло.

Дивясь легкости собственного тела, он оторвался от стены и шагнул прямо в тот круг, где лилась кровь, где боролись два монстра, но ведь и сам Том… – кем он был теперь?

– Стоять, – крикнул он. – Стоять, тварь!

Голос его перекрыл даже рык собаки, и она остановилась на мгновение, устремив длинную морду к Тому, – удивленная.

– Изыди, – прошипел Том. – Я приказываю, слышишь? Я приказываю, и ты подчинишься! Изыди!

Пес недовольно заворчал, сделал шаг назад, медленно убирая огромную когтистую лапу от лица Хилла, но все не уходил. Ждал.

И тут в Томе клубком заворочалась еще большая чернота, что окружала его. Он вскинул руки и закричал во все легкие, запоздало поняв, что кричит на чужом, гортанном наречии:

– Аннун рангааах нууррр!

Пес взвизгнул, потом завыл длинно и высоко и тенью метнулся прочь, и только эхо воя еще долго отдавалось в ушах Тома.

Луна сразу же скрылась за тучами, словно понеслась вслед за собакой.

Распростертое на земле тело оставалось неподвижным, и Коллинз испугался, что опоздал – бросившись к Хиллу, повернул к себе его голову и с облегчением увидел, как тот медленно открыл глаза.

– Дай… позвонить, – просипел детектив, и Том завозился, путаясь в длинном пальто, доставая блэкберри, а потом, как во сне, сидел рядом с раненым оборотнем и слушал, как тот тяжело, хрипло роняет для невидимого собеседника указания: название улочки, где они оказались, и еще пару слов на незнакомом языке.

Потом он почувствовал, как в ладонь обратно лег телефон, моментально нагревшийся от пальцев Тайлера.

– Спасибо, – выдохнул вервольф и отключился.

***

– Узнал, что такое гейс? – спросил чей-то неуловимо знакомый голос, и Имс легонько вздрогнул и открыл глаза.

Никого не было видно, но Имс знал, что на него пристально смотрят.

Комната на этот раз была полной противоположностью предыдущей – круглая, наполненная лучистым светом, который изливался потоками прямо через стеклянный потолок, через витраж в виде сложного многоугольника, напоминающего розу. Везде было стекло, от пола до потолка, и в сплошные окна Имс видел, как мимо проплывают облака. Он находился где-то на вершине самого умопомрачительного небоскреба, какой только приходилось ему встречать. Или башни.

На этот раз, для разнообразия, Имс лежал на большом диване, обитом гладкой красной тканью. Однако как бы ни отличалась эта обстановка от прежней, в узеньких простенках между бесконечными окнами висели все те же самые кривящиеся золотые рожи.

– Что это, портрет местного фюрера? Без любви вы его ваяли, ребята, – хрипло сказал Имс. – Что это, нахрен, за империя зла? Может, покажетесь?

– Ты еще не расширил портал до экскурсии, – усмехнулись снова прямо в его голове. – Да и не созрел еще. Но вообще мы тобой довольны. Ты сильный, Имс, ты сам не знаешь, какой ты сильный. Не обманул ожиданий, хотя чего бы ждать от современного человека, да еще непонятной нации?

– Ну, ваша нация мне тоже пока непонятна, – ощерился Имс и повертел головой. – Пытать меня, похоже, не собираются, и на том спасибо. А то я переживаю за свою румяную попку сильнее, чем может показаться.

– Все предначертано, Имс. Уже ничего не изменишь. Твое появление в игре – это тоже гейс. Правда, не твой – чужой.

– Да что за игра-то? – бессильно выкрикнул Имс в пустоту.

В голове – или под стеклянным потолком – весело захихикали, и вокруг словно бы крылья захлопали, как от стаи поднимающихся в воздух птиц.

– Ну это-то ты уж понял, не дури, Имс.

Тут комната завертелась, стены ее стали сжиматься, потолок взломался мягко, без звона, как плитка шоколада, и Имсу на мгновение, перед тем как его швырнуло в реальность собственной квартиры, показалось, что он стоит где-то на пустой плоской черной крыше, на страшной высоте, а над ним кружат черные птицы. Он еще успел заметить по сторонам тонкие длинные иглы каких-то зданий, пронзавшие небо, но рассмотреть уже не удалось.

***

Спать Имс больше не лег – спасибо, достаточно. Сначала побрел в ванную – по привычке, въевшейся в кровь со времен шпионажа, совершенно бесшумно. Татуировка ярко золотилась на коже, шевелила листьями, но уже не пугала, а в остальном… в остальном Имс выглядел, как обычно.

Хотя обычно ли? Давно ли он действительно пристально смотрелся в зеркало, давно ли видел себя – не мельком, смывая со щек остатки мусса для бритья или нанося на волосы гель, а присматриваясь к своему отражению? Да бросьте, никто так не делает! Но это не было ответом.

Он вспомнил рассказ, очень страшивший его в детстве: про смуглых и золотоглазых марсиан, в которых незаметно превратились прилетевшие на красную планету земляне – без всякого насилия, незаметно, под действием самого воздуха, который заставлял гнить земные доски, траву красил в лиловый цвет, а розы делал зелеными и все подменял ненавязчиво, неотвратимо – имена, язык, цвет глаз, цвет кожи, вкус пищи на языке… И заброшенные древние виллы вновь обрели своих хозяев, а поселения землян рассыпались в прах очень быстро, будто бы их и не было никогда.

Что, если и Имса уже начали менять эти сны? Это ведь явно был чей-то гипноз, он был уверен. Он и сам применял в Африке подобные методы – несколько раз работал на пару с арабским гипнотизером, который к тому же создавал новые формулы снотворных, транквилизаторов, сывороток правды – как какой-нибудь чертов бог. Химика-гипнотизера звали Суддеш, и выглядел он волооким добрячком.

Только вот кому он мог понадобиться опять? Кто его вербовал на этот раз? Пахло явно иностранцами, русские спецслужбы такие методы еще не использовали – Имс тогда, на Ближнем Востоке, работал исключительно на свой страх и риск.

Вроде бы из темноватых зеркальных глубин смотрел все тот же Имс – плечистый, тяжелый, крепко сбитый, мускулистый, с коротким русым ежиком волос, с серо-зелеными пронзительными глазами, полными губами, хищными скулами, тонким острым носом, когда-то перебитым и теперь чуть искривленным. Имс, которому одинаково шли костюмы от высоких брендов и грязная белая майка в крови, перекрещенная ремнями с кобурами. Имс, вид которого всегда был небрежным, шутки – нахальными и пошлыми, а мораль – очень, очень гибкой. Он знал цену и своему обаянию, и своей морали, да и вообще себе знал цену. Жаркие страны погребли много тайн, которым ни к чему было вылезать здесь, в стране, которая снова углубилась в ханжеские комплексы. Жаркий, опасный Имс превратился здесь лишь в подобие человека, в осоловелую куклу, монотонно читающую лекции.

Это не сны и не таинственный гипноз меняли его – он сам себя перекроил под будничную жизнь, под все размеренное, безопасное, скучное. Он сам нацепил на себя самый тяжелый гейс.

Вообще, древние, конечно, любили создавать себе проблемы. Имс в самом деле почитал на эту тему: у кельтов гейсы назначались в противовес при вручении даров, чтобы не гневить высшие силы излишним благополучием. Ну или когда человек сам себя хотел наказать – опять же для восстановления баланса. Самое смешное и страшное заключалось в том, что гейсы регулярно противоречили друг другу и ряду традиций, поэтому часто разжигали конфликты на пустом месте. Имс прочитал в одной саге, что именно с нарушением гейса была связана гибель того самого героя Кухулина, которого Пашка обозвал выхухолью. На самом деле имя Кухулина обозначало «пес Куланна», и он дал обет не есть мяса своего тезки, кроме того, обладал гейсом, запрещающим нарушать законы гостеприимства и отказываться от пищи с любого очага. Контраст двух гейсов привел к тому, что герой был вынужден отведать запрещенную пищу в чужом доме и сильно ослаб. Вот уж не знал Имс, что кельты не брезговали собачатиной.

«Твое появление в игре – тоже гейс».

«Что случилось с тобой в Дни Безвременья, Имс?»

Имс долго смотрел на себя в зеркало, хотя оно уже запотело, а потом устало сполз на коврик рядом с ванной и уставился на черный кафель, облицовывающий стены.

Никакой это не арабский и не ливийский след. Не при чем тут ни Момбаса, ни Матади, ни старухи-ведьмы с черной кожей, ни Суддеш и его коллеги. Даже бенинские вудуисты не при чем, а уж страшнее их Имс не видал.

Имс никогда не позволял глупому «Не может быть!» рушить логические выводы. Действительно, какой же ты дурак, Имс. И это тебя для чего-то там избрали? Такого непроходимого тупицу? Все ведь так просто.

Игра эта называлась у кельтов «нун».

Этим вечером они с Пашкой успели сыграть еще три партии, и с большим вдохновением. Имс выиграл две.

Глава 7

Во сне он бежал рядом с той самой адской черной собакой, и выглядеть менее уродливо она не стала. Однако Том теперь чувствовал себя совершенно спокойно.

Собака вела его куда-то, куда – Том пока не знал, но был уверен, что очень скоро цель ему откроется, и поэтому просто наслаждался бегом, похожим на полет. Вокруг было сыро, и он снова чуял характерный болотный запах, но очень быстро пес увел его прочь от болот, минуя темные деревеньки и густые перелески, сырые от тумана луга и скалистые участки, где под ногами хрустела каменная крошка. Они вместе неслись, не касаясь земли, вдоль озера – в его гладкой воде отражался пейзаж, которого не существовало на берегах: не пустоши, а города, все в огнях, и высокие замки. Тому даже показалось на миг, что он слышит звуки волынки, танцев и веселья.

Наконец они достигли череды нескольких одинаковых по высоте холмов и спустились в овраг между ними, заросший травой, и тогда пес сел и снова, как вечером в лондонском дворике, завыл, а потом опрометью кинулся в темень, только трава хрустнула.

И тут перед Томом медленно открылся, будто бы разъехался в стороны, один из холмов. Оттуда выбежало несколько юрких синих ящериц, и он увидел слабое сияние в глубине. На это сияние и пошел, но не успел сделать даже трех шагов, как услышал то ли шепот, то ли шелест. И замер.

– Постой, – прошептала ему темнота. – Не ходи туда, подожди.

Том медленно повернулся – у огромного дерева, наполовину скрывшись в его черной тени, наполовину подставившись белому, как молоко, лунному свету, стоял сухой согбенный старик в плаще. Волосы у него были длинными, но не белыми, как ожидал Том, совсем было настроившись на сказочный лад, а темными.

Тому не надо было слишком присматриваться, чтобы понять, кто это. Печать на груди тут же начала пульсировать, и Том против воли потер ее сквозь одежду. Он очень надеялся, что в этот раз обойдется без золотых ножей, гаррот, топоров с резными рукоятями и прочих затейливых атрибутов убийств, которыми любили пользоваться при случае друиды.

Старик повернулся к нему и взглянул знакомыми желтыми – хотя нет, теперь уже вовсе незнакомыми, и не желтыми, а пронзительно золотыми глазами. Коллинз смотрел на него и не мог оторваться, и вдруг до него дошло, что, как тогда в китайской чайной, лицо перед ним незаметно трансформировалось.

Теперь перед Томом стоял и не старик вовсе, а зрелый мужчина. Еще секунда, и он стал совсем молодым. Теперь уже темные и густые волосы не казались неуместными в его внешности, сутулым и иссохшим он тоже больше не выглядел – спина выпрямилась, и казался теперь он просто худым, тонким, натянутым, как струна. Высокие скулы выделялись резкими росчерками, вообще был он тонколицый, переливающийся, как хамелеон, от нежности до жестокости в выражении черт, текучий, как ртуть, как вода, которая то и дело застывала острыми ледяными стрелами. Длинные мешковатые рукава открывали только кончики тонких длинных пальцев, а на груди висело с десяток причудливых амулетов, и все из дерева.

– Кажется, успели, – сказал друид низким звучным голосом, тоже молодым, и Том моргнул. – Совсем немного осталось времени.

– Хочешь рассказать мне эту историю до конца? – спросил Том.

– Никто не знает, каков конец будет у этой истории, – как-то тускло, снова немного постарев, сказал маг. – Тебя пробудили как раз завершить ее, так или иначе. Это попытка взять реванш, Том, причем для каждой из сторон. Ты ведь знаешь, кто я?

– Друид, это же очевидно, – нервно пожал плечами Коллинз. – Сильнейший маг, не знаю, что дальше… Бессмертный? Но бессмертных, вероятно, даже среди магов не бывает… Периодически посылающий в наше время свою голограмму? Я не знаю, какие ритуалы у вас были в ходу. Или вы уже тогда научились сжимать время? Кажется, в кельтских легендах говорится, что Дагда умел управлять временем. А то, что в стране сидов длилось один миг, на земле занимало вечность, и наоборот. В этом весь фокус?

– И в этом тоже, – даже не улыбнулся друид. – А может, в том, что я не могу сгинуть, пока не исполню свое предназначение. Я дал тебе Хранителя, но это не значит, что я не убью тебя, когда тобой завладеют сиды. Но ты должен знать правду, это стоит даже моей головы.

– Так кто же ты? – спросил Том.

– Все вы знаете мое имя, – ответил ему маг. – Оно имеет такую силу, что звук его разойдется по мирам, как круги по воде от брошенного камня. Догадаешься позже сам, Том. Нетрудно сложить два и два.

Вокруг свистел ветер, но не это было странно – а то, что сам воздух будто бы стал вибрировать, колебаться, контуры холмов и деревьев расплылись. Том зажмурился и снова широко открыл глаза, но не помогло. Друид тем временем откинул капюшон и воздел вверх худые жилистые руки, от запястья до локтя сплошь покрытые вязью темных рун. Том с острым интересом засмотрелся на эти знаки, попытался разглядеть знакомые…

И проснулся.

***

Головой он опирался о стекло автобусного окна, руки машинально засунул в рукава, как в муфту, – во сне озяб, хотя продуманно облачился в теплый дафлкот, способный не пускать к телу даже резкий морской ветер. Да и погода стояла не очень холодная, только, опять же, ветреная, а ехали все время вблизи моря.

Пока все шло относительно гладко – в Дублине к ним присоединились ирландские участники экспедиции. Как же ирландцы могли пустить на свою территорию англичан одних! Поэтому экспедиция была совместной, по договоренности правительств и некоторых высоких контор, хотя не все в результате остались довольны. Никто бы не сказал, что лица ирландцев излучали нежность, однако и эксцессов не наблюдалось. Экспедиторы быстро перезнакомились, руководители групп обменялись информацией, и тут же все немедля загрузились в новенький автобус, быстро покативший к месту раскопок.

От Дублина до рыбацкого городка на полуострове ехать было всего-то тринадцать миль, сам полуостров Хоут уже давно считался одним из районов столицы, причем престижным – кажется, на полуострове проживали даже какие-то мировые знаменитости. Коллинз когда-то ездил сюда брать интервью у владельца знаменитого замка Лоуренсов – правда, показали ему только три зала и библиотеку, зато он всласть нагулялся по саду, заросшему рододендровыми джунглями. Ну и конечно, сыграл с новым аристократом в гольф – поля примыкали прямо к замку.