Текст книги "Нун (СИ)"

Автор книги: maryana_yadova

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 26 страниц)

– Я просто в легком шоке, – пробормотал Имс. – Никогда не думал, что ты плотно интересуешься историей.

– Ну, не всякой, – усмехнулся Пашка. – Меня просто интересует история Западной Европы и определенные периоды. Спроси меня что-нибудь о, там, не знаю, Нижегородской республике, я буду сильно тупить. А друиды даже в Варкрафте есть. Правда, немного другие. Мы же поколение, которое выросло на Гарри Поттере, чего ты хочешь?

– Да я восхищен, ты разве не видишь? – округлил глаза Имс. – Давай, расскажи еще что-нибудь. Доклад о друидах, говоришь? Тему сам выбирал? И чем они тебя впечатлили, кроме того, что есть в Варкрафте?

Пашка задумался и потер шею ладонью – совсем так же, как делал иногда сам Имс.

– У них были офигенные храмы, сейчас даже непонятно, кто им таскал такие огроменные камни. По ходу дела, ручные великаны. Еще очень круто, что они не записывали свои знания, а запоминали и передавали на словах. И все легенды говорят о том, что они были настоящими магами.

– Да ну, – поморщился Имс.

– Я думаю, не просто магами, а геомантами. Это магия, основанная на силах природы. За счет этого имели разные первоклассные ништяки – разговаривали с животными, вызывали дожди и засухи и убивали врагов песнями-заклинаниями. Правда, они еще приносили человеческие жертвы и даже жрали невинных людей, но, видимо, это в тех случаях, когда реально припирало. Ну, если миру грозила опасность, и все в таком духе…

Имс внезапно почувствовал себя очень уставшим. Как-то резко начало клонить в сон.

– Ладно, вали. Хватит изображать интерес. Иди дальше пиши про своих друидов или что ты сейчас делаешь вечерами, заделавшись ботаником.

– У друидов, кстати, была похожая игра, – сообщил Пашка, поднимаясь с ковра, на котором они растянулись над игрой почти час назад. – Называлась она нун. Только они не совсем играли. Они таким образом творили магию.

– Главное, чтобы вашему учителю не пришло в голову самому приносить жертвы. Ты мне сигнализируй, как появятся такие намеки.

– Спасибо, пап. Я знал, что могу на тебя положиться.

Имс даже не заметил, как отключился прямо в студии, на диване, до спальни не дошел. Пашка сидел в своей комнате тихо, как мышь, и, похоже, действительно занимался докладом. Имс ясно представил, какая у него при этом сосредоточенная рожица, с высунутым кончиком языка, с нахмуренными бровями. Взрослеет, подумал Имс сквозь дрему и улыбнулся, а потом его плотным одеялом накрыла темнота.

***

Оказался он в какой-то темной комнате, размеры которой только угадывались, такая непроглядная тьма висела с потолка до пола. То, что Имс видел в небольшом бледном пятне света, куда сам был помещен, не давало никакого представления о том, где он находится: стены из черного мрамора с искристыми золотыми прожилками, маленький столик из непонятного черного металла и четыре кресла каплевидной формы. На стене висела золотая маска, мерзко кривившаяся и пугающая, но в то же время величественная. Пространство не просто тонуло в тишине, оно источало ее, было ею пропитано, как мох влагой.

Имс был один в этой комнате – или, скорее, зале – без размеров и опознавательных знаков и совершенно точно не связан, но двигаться почему-то не испытывал ни малейшего желания.

Надо подождать, подумалось ему. Что-то случится обязательно, ведь зачем-то он здесь оказался.

Ждал он недолго. Вокруг оставалось пусто, зато в голове у него буквально взвизгнуло, причем так резко, что ему показалось, это заверещали пиреллиевские покрышки на «Феррари» при крутом повороте на горном серпантине. Имс вскрикнул и зажал уши. Тут же шум исчез, вернее, остался мягким фоном, будто где-то вдалеке шумел морской прибой. А потом Имс различил голоса – шепот, похожий на пение, вопрошающий шепот. И постепенно стало ясно, что эти голоса говорят.

– Что случилось прошлой осенью? Что случилось прошлой осенью с тобой? Что случилось в прошлом ноябре? В дни безвременья?.. Когда соединились две половины года? Что случилось с тобой в день битвы при Маг Туиред? В дни, когда заключались браки между твоими предками? Что случилось с тобой тогда, когда умер Кухулин?.. Вспомни ноябрь, Имс, вспомни, вспомни ноябрь…

– Да не помню я, – честно сказал Имс и поворочал шеей. Этот допрос быстро начал его утомлять. – Кажется, у меня один важный контракт закончился, и я просто отдыхал. А что, тогда незаметно наступил апокалипсис, а я и не заметил?

И тут вдруг в голове у него усмехнулись, и чей-то совсем чистый, без всякого шипения и шепота, молодой еще, звучный мужской голос произнес:

– Может быть, и так, дорогой Имс. Когда научишься играть в нашу игру, когда полюбишь ее, то во всем разберешься.

Имс скривился и потыкал в правое ухо – там опять начало шипеть, как испорченное радио.

– Эй, ты там главный, что ли? Выйди на свет и нормально объясни, чего тебе надо. Убери этих шипунов. Они мне совсем не нравятся.

– Скоро все узнаешь, – снова усмехнулись у него в голове.

Тут Имс встряхнулся, попробовал отрешиться от недоделанных гипнотизеров и стал активно припоминать, как он здесь оказался. Оглушили его, что ли? Но даже если оглушили и привезли, то – откуда? Что он такого опасного делал несколько часов – или дней? – назад? В какую переделку опять ввязался? Видимо, хорошо огрели, если он ничего не помнит, абсолютно ничего. В голове будто белый туман клубился.

И тут что-то начало нестерпимо жечь кожу на груди. Имс поморщился, потер зудящее место сквозь рубашку и вдруг ясно понял, где находится. Это оказалось так гениально просто, что он готов был влепить себе хорошего тумака. Как можно было не догадаться с самого начала! Тупеешь, Имс, тупеешь на гражданской службе, слишком много дел имеешь с менеджерами, лишенными всякого чутья, этими детьми офиса, выросшими у кулера!

Хватит, в общем, решил он. Что-то важное ему успели передать, он потом разберется, а сейчас надо просыпаться.

И сделать это было очень легко.

***

– Британский музей уже много лет не собирал никаких экспедиций, – в своем обычном сахарно-манерном тоне проговорил Питер Кларк, редактор ежеквартального журнала British Museum Quarterly, издаваемого при пресловутом Британском музее с 1926 года, и размешал сахар в большой чашке черного кофе, легонько звякнув о белые фарфоровые края ложечкой. – Тем более что наших доблестных ученых почему-то никогда не интересовала родная древняя культура. Ну, было несколько экспедиций, ну откопали три десятка торков. И заглохло. Музейщики с азартом, достойным лучшего применения, увлеклись Египтом и Месопотамией, впрочем, что я тебе рассказываю – сам в курсе. Вечно, как речь заходила о гробницах фараонов, они разум теряли, неслись, копали, грабили, волокли все, что ни попадя, наплевав на тотальный мор, который всегда в этом деле присутствовал. Как тараканы – их травят, а они все равно ползут! Зато у нас крупнейшее собрание мумий и саркофагов за пределами Каира! Крупнейшее собрание древностей Междуречья за пределами Ирака! Клинописный архив Ашшурбанапала, включая глиняную табличку с описанием потопа! Кусок бороды Великого Сфинкса! «Бараны в чаще»! Разве могли со всем этим тягаться какие-то кельты? Нет, всем глаза застилали Нубия и Древний восток! Но в последние годы вдруг возник интерес. Как будто очнулись, ей-богу, спящие младенцы. Повели вокруг глазами, бросили египетские мумии, наигрались. У нас, оказывается, не меньше увлекательного, кто бы мог подумать! Все как всегда, ты же понимаешь. Откопали тут недавно ребята из Манчестера новый большой храм рядом с Хоутом. Копали-то средневековое аббатство, а откопали… кое-что другое. Ну вот и снаряжает старик Форестер наших в общую экспедицию вместе с Манчестером.

– Хоут? Я бывал там, – прищурился Том, яркое не по-осеннему солнце било в глаза, рассыпалось дробью золотых бликов по белой скатерти. Сидели они с Питером на открытой веранде ресторанчика как раз рядом с величественной громадой Музея, и впервые за несколько дней Том чувствовал себя уютно, в отличие от своего собственного дома, где витала память о нелепом убийстве, ладно, просто несчастном случае. – Это же недалеко от Дублина.

Хоут был тихим городком, затерянным в пленительных силках полусказочных пейзажей: словно написанная маслом старая гавань, суровые взметнувшиеся в синеву неба скалистые пики, величавая Дублинская бухта, которая тянулась от южного Кингстонского порта до северного Хоутского – и море, море кругом.

До Хоута можно было быстро добраться на пригородном поезде, но, сойдя с него, вы попадали в место с тихой затягивающей аурой, которое не обращало внимания на часы цивилизации.

Да, Тому нравился этот городок. Он выбирался к морю и сидел возле него часами – слушал, как точь-в-точь в ритм его гулко бурлящей крови зло бьются волны о мол, жадно вдыхал, как пахнет солью и немного гнилостью, смотрел на перепутавшиеся в небе снасти кораблей. Ветер, так мрачно завывавший для других над бухтой в неспокойные сумерки, для него звучал мирно. В Хоуте, как в волшебной шкатулке, были собраны неприступные скалы, пологие холмы мягких очертаний, вересковые пустоши, торфяные болота, средневековые руины и страшное местное кладбище, а дополняли все эти мрачноватые прелести роскошный рыбный рынок и лучшие пляжи Дублинской бухты.

– А лишнего местечка в этой экспедиции не найдется? Я бы съездил.

– Ты серьезно? – Питер не донес чашку до рта и поставил ее обратно. – Такие дела заранее делаются, а не в последние дни перед стартом. Там все уже утверждено на триста раз, причем с таким боем! Все вдруг захотели. Даже те, кто сидел и не вылезал из своих нор уже десятилетие. Там все засекречено, охрану по периметру поставят – не прорвешься. А ты кто? Извини, Том, но то, что ты изредка пописываешь о нашем змеином царстве колоночки – еще не аргумент.

– А ты едешь? – прямо спросил Коллинз.

Кларк отвел взгляд.

– Питер! Мне очень нужно. Очень.

– Да что за муха тебя укусила? Ты даже не знал ничего об этой поездке до завтрака со мной!

Том нервно вертел чашку, поворачивая ее на блюдце вокруг своей оси с неприятным скрежетом. Сказать или не сказать? Ну кому-то надо рассказать, иначе он свихнется. Но Питер – подходящий ли вариант Питер? С одной стороны, Коллинз никогда ему не доверял – Питер был той еще ехидной. Всегда себе на уме, и все его обаятельные улыбочки Тома обмануть не могли. С другой стороны, он с юности трепетно поклонялся кельтской мифологии и мог многое объяснить. И Том решился.

Питер слушал внимательно, не перебивал, и его голубые глаза временами темнели от волнения, прихлебывал кофе, а когда Том закончил, они заказали еще по одному и выпили его в молчании, правда, молчании разного рода. Тома физически подергивало, а Кларк погрузился в задумчивость, граничившую с трансом.

– Покажи, – наконец сказал Питер.

Том глубоко вздохнул, оглянулся и расстегнул рубашку. Сейчас татуировка не пульсировала и не меняла цвет, казалась обычной, хотя и очень умело сделанной, так тонко была прорисована каждая веточка на омеле, каждый листок.

– Угу, – промычал Кларк. – Интересно.

Том вспыхнул.

– «Интересно»? И это все?

– Ну а чего ты от меня хотел? То, что омела связана с друидами, ты не хуже меня осведомлен. О магической практике друидов можно вещать часами, да нет – сутками. Большую часть ты знаешь – заклинания, власти над стихиями: землей, водой, воздухом, огнем. Якобы друиды могли общаться с душами деревьев и сотрудничать с волшебными существами, могли остановить землетрясение и вызвать бурю. Золотой нож – тоже их оружие, обычно они такими ножами условно совершали жертвоприношения. Этими же ножами они срезали и омелу, пыльцой которой посыпали жертву. С другой стороны, омела считалась противоядием, а, по некоторым теориям, охраняла от злых заклинаний.

– Так меня условно принесли в жертву?!

– Не известно, – повел плечом Питер. – Старик может быть представителем современных друидов. В Британии есть несколько таких организаций. У них адептов достаточно, чтобы начать сеять беспокойство. Но зачем это им, и почему именно ты? Ничего не писал о друидах оскорбительного в последнее время? И все эти твои рассказы об изменении внешности, голосах… Похоже, в тебя влили сильный галлюциноген. Какой-то «Код да Винчи» прямо. Я бы на твоем месте уехал, Коллинз, а не то очнешься где-нибудь на камне в лесу, а вокруг поющие люди в капюшонах. И зарежут тебя, как овцу. Может быть, они так метят своих жертв. Хотя делать такие тонкие и подробные тату, чтобы обозначить козленка на заклание, слишком уж хлопотно. Может быть, они тебя, наоборот, заклеймили как нечто ценное. А ты, вместо того, чтобы махнуть куда-нибудь за океан, прешься туда, где к этой теме ближе некуда. Головой подумай.

– Тянет меня, – сказал Том. – Тянет со страшной силой.

– А ты не думаешь, что эта невесть откуда взявшаяся омела тоже будет притягивать разные чудные вещи? Я не фанат сверхъестественных теорий, но даже если отбросить магическую чушь: если тебе поставили знак – его поставили с какой-то целью. И об этом, возможно, знает не только тот, кто тебе его поставил.

– Попал, как кур в ощип, – нервозно констатировал Коллинз.

В словах Питера был смысл, и Тому в очередной раз стало страшно. Но в этот раз, ощущая почти что приступ паники, он не испытывал желания бежать. Сквозь страх мерцало другое чувство, и это чувство очень походило на предвкушение. Правда, оно быстро исчезло, и осталась одна паника.

– Друиды очень серьезно относились к понятию долга, – после паузы снова заговорил Кларк. – А твой старикан что-то говорил насчет «стражи мира». У Шюре есть примерно такая цитата: «Я посланник божественной мудрости, что прячется за сотнями покровов и живет среди суетных народов. Из века в век мы возрождаемся и облекаем древнюю истину в новые слова. Нас редко обожествляют, еще реже прославляют, но мы продолжаем исполнять свой долг». Так что могут быть два варианта. Либо, по мнению этого старика и тех, кого он представляет, ты опасен для мира и тебя надо уничтожить. А может, омела призвана заблокировать твои опасные свойства. Либо же, наоборот, ты для них что-то вроде Святого Грааля, и они тебя оберегают таким образом, в ожидании продолжения истории. То есть в ожидании того, что ты осознаешь свое призвание или что-то в этом роде. В любом случае ты попал в круг зрения какой-то маниакальной секты, и я бы на твоем месте немедля обратился в полицию. С такими вещами не шутят. Когда задействованы религиозные фанатики, надо спасаться.

Детектив Хилл, вспомнил Коллинз. Детектив Хилл.

– И еще, – как-то очень мягко добавил Питер. – Омела когда-то стала единственным оружием, которое убило скандинавского бога Бальдра. Так что… сходи к врачам и проверь, нет ли медленно действующего яда в тату-краске.

– С тобой всегда приятно побеседовать, – криво усмехнулся Том. – Твой оптимизм и доброта в любого вселят надежду.

– Не за что, – широко улыбнулся Питер, показав безупречные зубы, и заказал пробегавшей мимо официантке лимонного пирога. – А, кстати, вспомнил! Друиды же славились тем, что вывели почти научные законы в магии. Посмотри на досуге в Сети, там много чего интересного.

Последние слова донеслись уже в спину Коллинзу – тот вскочил, не в силах больше усидеть на месте, и пестрая толпа через секунду поглотила его.

Глава 4

Утро следующего дня выдалось насыщенным. Имсу предстояло прочитать лекцию по способам защиты от внутрикорпоративного шпионажа для топ-менеджеров одного крупного мебельного холдинга. В последнее время холдинг начал плотно сотрудничать с Китаем, скоро собирался открывать в Шанхае большой филиал и решил полностью пересмотреть свою систему безопасности. Имс работал с холдингом уже месяц, но находился еще только в начале пути. Лекции, семинары, контрольные для разных уровней сотрудников были расписаны на несколько месяцев вперед – руководство холдинга денег не жалело, что Имс всячески одобрял.

Он всегда являлся в претенциозный офис на Кутузовском (бьющий под дых дизайн в стиле ар-деко и дорогущая мебель собственного производства) при полном параде: изысканная рубашка, дорогой костюм, шелковый галстук, золотые запонки, зеркально начищенные туфли. Имс любил дорогую одежду и умел ее носить, Пашка над ним даже посмеивался – вот что сыну не удалось передать, так это симпатию к костюмам на заказ и экстравагантным галстукам.

Вырастет еще, думал Имс. Поймет, войдет во вкус. А пока детство играет в голове и в заднице. Сам Имс в четырнадцать лет уже активно девочками интересовался. А сейчас какое-то инфантильное поколение пошло. Вроде бы и умные не по годам, а с другой стороны – все как дети. Пашке уже шестнадцать стукнуло, он оканчивал школу грядущим летом, а Имсу все казалось, что не больше тринадцати. Все какие-то компьютерные игры, какие-то фан-клубы в социальных сетях. Правда, в технологиях сын и его сверстники разбирались чуть ли не лучше самого Имса, он это признавал. Если в дом покупалась новая электроника, то настройками занимался Пашка, Имс даже не вдавался в подробности. Подозревал также Имс, что о сексе Пашке тоже все известно, просто не срослось еще. Или срослось, только вот наивный папаша оставался в неведении и фантазировал о тотальной невинности чада.

Все-таки он был чертовски счастлив, что когда-то незапланированно стал отцом. Даже слегка брюзгливо рассуждать о молодом поколении оказалось приятно. Вообще, Имс скорее немножко сам перед собой притворялся – никакого разочарования в молодежи он не испытывал.

Пашка сладко спал, когда Имс бесшумно выскользнул из квартиры. Сентябрьское утро казалось завернутым в серую шуршащую пленку – дождь все собирался, но никак не мог вылиться из тяжелых влажных ватных туч. Блестел и дышал свежестью помытый ночью асфальт, на дорогах было еще относительно свободно. Настроение у Имса наблюдалось самое приподнятое – ровно до тех пор, пока он не припомнил свой сон.

Почти не глядя на светофоры, Имс несся в своем черном «ягуаре» по проспекту и пытался проанализировать те крупицы информации, которые пока не выветрились из памяти.

Сны всегда были отражением дневных мыслей и дел, Имс с юности серьезно интересовался психологией снов и знал, что на пустом месте образы не возникают. Но при чем тут прошлый ноябрь? И что такого неординарного случилось в прошлом ноябре, от чего можно было протянуть ниточку почти через целый год?.. И если это шифр какой-то важной информации, сны ведь часто грешат сложной шифровкой подлинных образов, то почему у Имса не возникает ни малейших ассоциаций с реальностью?

Золотая маска, гримасы. Она могла бы говорить о том, что Имс неверно трактует какие-то сигналы в действительности. Или скрывает что-то от самого себя. Или смотрит на картинку, но не видит ее смысла. Или ввязался во что-то, истинной природы чего пока не понял. Она могла обозначать, что в реальности ему кто-то лжет. Одно было ясно: ни о чем добром сигнализировать эта рожа не могла.

Черные стены из мрамора, золотые прожилки. Образ непроницаемости, закупоренности, тайны, которая охраняется со всем тщанием. Может быть, это связано с его теперешней работой? Уж там тайн навалом, ешь – не хочу. Кто-то строит ему козни? Он чего-то не разглядел в контракте?

А тошнотворное ощущение слежки в аэропорту? Да, вот оно, решил Имс. Скорее всего, мозг так отреагировал именно на эту таинственную, но призрачную, неподтвержденную опасность. Показал и черноту, и тайну, и опасную игру. Ничего сверхъестественного, все просто. А намек на прошлый ноябрь – сигнал об информации, которая могла быть связана с этой слежкой, но которую он упустил. Все же человеческий мозг удивительный инструмент.

Осталось вспомнить, что он мог забыть такого важного. Только вот понятия «осень» и «ноябрь» казались слишком уж общими. Слава богу, он был не один и даже в таких непонятных ситуациях мог кое на кого положиться. Еще один плюс отцовства.

Имс усмехнулся и быстро набрал на айфоне смс: «Что такое дни безвременья, соединяют половины года? Предположительно ноябрь».

Ответ пискнул, едва он успел проехать два длинных дома.

«Серьезно, пап? Самайн, Хэллоуин, конечно. 31.10. – 1.11.».

«Расскажешь вечером подробнее?»

«А то».

Имс так задумался, что чуть было не пропустил зеленый сигнал светофора и даже словил несколько длинных недовольных гудков сзади, что случалось с ним крайне редко. Что же случилось с ним в прошлом году 31 октября? Не забирали ли его пришельцы, не избегал ли он нелепой смерти, не наблюдал ли круги на полях?

***

31 октября прошлого года он всего-то поехал на дачу к своему старому приятелю – отмечать его день рождения. Планировались шашлыки, банька, водка, настоянная на смородиновых почках, соленые грибочки, домашние пироги, для любителей чай с вареньем, ну и конечно, треп за жизнь и всяческие мужские байки. Впрочем, собирались не только мужским кругом, некоторые приехали с супругами, да и у друга жена имелась, она и наготовила еды на две недели вперед, хотя приехала компания только на выходные.

Веселые, оживленные, румяные, похожие на хрестоматийных советских геологов в свитерах крупной вязки, походных куртках и с рюкзаками, точно действительно не на дачу, а в поход собрались, они приехали на нескольких джипах и окунулись с головой в позднее бабье лето. Осень в том году стояла ледяная, горькая, кисло пахла давлеными яблоками, а эти дни выдались редкостно теплые.

Шашлыки получились дивные, запивали их и той самой смородиновой водкой, и отличным портвейном, засиделись сначала на лужайке перед домом, потом на просторной веранде, слушали, как ветер трясет ветви яблонь, окружавших дом, елозит сухими листьями по шиферной крыше. Теперь пахло не только яблоками и вином, а еще и кострами – по всему поселку жгли листья, некоторые соседи тоже жарили шашлыки, невзирая на сгущавшуюся темноту.

Потом Имс с пьяных глаз поперся зачем-то гулять, но в лес ему хватило ума не забираться, он просто бродил по поселку, постепенно зашел туда, где кончалась застройка, за последний дом – там тоже светились окна, а во дворе за щелястым забором мелькали мелкие рубины сигарет и слышался дружный смех.

Он отошел еще немного, ближе к полям, которые начинались за домами, и вдруг попал в зону сплошной тишины. Такой оглушающей тишины, как будто никакого жилья не было и в помине за несколько десятков километров. Потом, чуть позже, начал различать другие звуки – шелест ветра, но какой-то совсем иной, шум поезда вдали среди леса, почему-то сильно взволновавший сердце, вот где-то затрещала заполошно птица, вот пожухлая трава зашуршала, вот кто-то опрометью пронесся сквозь эту траву – мышь или другой зверек, вот осыпались подмерзшие ягоды с кустарника… Имс словно получил слух оборотня, так вдруг остро, громко, живо обрушился на него мир.

Он пошел дальше, забрался глубоко в сырое холодное поле, оказался среди ночного неба, с которого свисали гроздьями неправдоподобные спелые, яркие, стеклянные звезды – не звезды, а елочные игрушки. Тут целостность момента нарушилась, ибо Имсу приспичило отлить. В процессе он обнаружил, что стоит рядом с ручьем и уже давно бессмысленно пялится в свое отражение в черной воде, которое колеблется, тянется, расплывается и приобретает совсем уж страшное очертание, точно сам черт глядит на Имса, а не его собственная довольно симпатичная рожа. И так чудно это выглядело, что Имс, машинально застегнувшись, все стоял столбом, покачиваясь от хмеля и тяжело дыша, но не мог оторваться от водного зеркала, как привороженный.

Тут вдруг что-то ударило его по макушке, а потом еще раз, он айкнул, пригляделся, присвистнул и рысью припустил обратно. Резко начался град, природное явление, уже почти забытое в современном прогнозе погоды, а ведь в детстве Имс его очень часто наблюдал. Среди мелкой снежной крупы попадались огромные градины, с голубиное яйцо, они хлестали под углом, могли и синяков понаоставлять. Имс бежал тяжело и пьяно и почему-то безотчетно смеялся, уворачиваясь от ледяных пуль, среди свиста и стука; ему казалось, что с неба сыплется очень крупная соль, посыпая овощные грядки, клумбы, враз озябшие яблони и скаты крыш. Что-то было в этом такое древнее, прекрасное, давно забытое, и Имс почувствовал, как сладко екает в районе сердца и сосет под ложечкой, как в детстве перед прыжком на спор с обрыва.

Спал он тогда так крепко, что наутро забыл все свои ночные впечатления, но вот смотри-ка: картинка нарисовалась – не стереть. Утром гости опохмелились стопкой здоровой ароматной водочки, умяли оставшиеся пироги, Имс еще и с собой прихватил, всячески нахваливая довольную Наталью, жену хозяина, меж тем как сам хозяин, Вовка, с которым все детство жили дверь в дверь на лестничной площадке, спал богатырским сном и встать проводить приятелей так и не смог.

Ни Вовки, ни Натальи, вообще никого из компании, которая тогда собралась на даче, Имс после не видел. Да и попал он на празднество случайно, как иногда бывает, удивился, что Вовка его помнит, хотя крепко дружили еще их отцы. И самого этого спонтанного дня рождения не вспомнил бы, если бы не потребовалось.

***

Имс хмыкнул, виртуозно паркуясь среди машин, как попало брошенных около высокого похожего на стеклянный фужер офисного здания. Судя по парковке, здесь работали одни эгоисты.

У входа курил охранник пенсионного возраста, и сигарета у него жутко воняла. Старик был милый, когда-то где-то служил, но вот случись что – и какие действия он сможет предпринять? Имс уже встречался с подобными ситуациями: месяц назад на сотрудницу одного государственного ведомства напал разъяренный отказом в лицензии на алкоголь владелец захудалой торговой сети, а ведомственная охрана в составе четырех человек зачарованно стояла в дверях и хлопала глазами. Надо будет поднять вопрос смены кадров в охране главного офиса. В конце концов, за тем его и пригласили.

Конечно, продолжал размышлять Имс, поднимаясь на верхний этаж в сверкающем лифте, никто из них тогда и не вспомнил, что 31 октября отмечают Хэллоуин. Все же не то поколение. Будь Имс в городе, непременно наткнулся бы на тыквы с искривленными ртами в баре или на карнавально разодетых клубных мальчиков и девочек, но за городом ничего такого ему не встретилось. О Самайне он вообще слышал мельком, кажется, это был какой-то языческий праздник – день сбора урожая или что-то в этом роде.

Сейчас же Имс пил кофе, любезно сваренный для него секретаршей Людочкой, блондинкой средних лет, рисовал маркером на доске показательные диаграммы. Лекция перед узким кругом топ-менеджеров – впрочем, не таким уж и узким: генеральный, исполнительный, коммерческий, финансовый директора, у каждого по заместителю, директор по маркетингу, начальник службы безопасности – как две капли воды походила на занятия в любом институте. А Имс иногда скучал по другой жизни. Адреналин, и страх, и возбуждение, и незнакомые жаркие улочки, уход от погони по раскаленным крышам, шипение моря, кофе цвета дегтя под грязным полотняным навесом, и чтобы «беретта» разогревалась в руке, и визжали шины бронированного «хаммера»…

Как там говорилось, в этом новом модном сериале BBC про современного Шерлока? «Вас не преследует война, это вы преследуете ее».

***

Генеральный директор холдинга для своей должности был очень молод. Его стрижка, картонная от геля, была родом из тех, при виде которых брови Пашки ползли вверх сами собой. Он бы, пожалуй, выдал что-то типа: «Пристрели меня, если я когда-нибудь буду выглядеть, как этот клоун!» Финансовый директор походил на пережившего депрессию персонажа «Ревущих нулевых» Рэндалла Лейна, этакого снова вышедшего на ринг олдскульного игрока. Директор по маркетингу выглядел слегка увядающим хипстером. Мебельный холдинг «Юнона» демонстрировал, как разные виды социальных существ, дабы не вымереть совсем, обмениваются повадками и рождают новый вид. В новую эпоху недостаточно было быть просто клевым парнем или хватким управленцем, в социальных джунглях возникали все более сложные гибриды.

Сейчас, как наблюдал Имс из-за стеклянной стены, генеральный бороздил просторы собственной приемной, воркуя с Людочкой, – пришел первым, тоже заказал кофе, вальяжно жевал шоколадные трюфели и поглаживал виндзорский узел вручную вытканного галстука. Возможно, у них с Имсом именно любовь к шмоткам вызвала обоюдное доверие с первого взгляда. В общем-то, Имс подозревал, что Майк, как и он сам, прекрасно видел истинное значение этих шмоток: волчьи зубы и лисьи хвосты. Но даже при таком взгляде на вещи Имса всегда радовали рубашки из египетского хлопка цвета столетнего красного вина или летнего флорентийского вечера.

Когда подтянулись остальные, не такие яркие, птицы, Имс театрально, на грани с оперным пафосом, начал вещать о предотвращении краж баз данных в отделе продаж путем разделения этапов операций по отделам. Метод был хлопотный, конечно. Но руководство холдинга само проявило к нему интерес, что ж, у Имса не отвалится язык рассказать. Хотя редко кто на самом деле делил отдел продаж на секции, чтобы три человека занимались одной и той же операцией.

Затем перешли к самому неприятному – контролю над корпоративной мобильной связью. Имс предлагал наконец-то установить систему, которая бы позволяла слушать разговоры сотрудников в режиме реального времени, читала сообщения, почту и чаты. Такая же программа была давно уже доступна пользователям, а не только спецслужбам, в отношении интернет-переписки. Кое-какие компании в Москве уже давно делали тайные снимки мониторов ПК работников каждый час.

– Как-то это дурно пахнет, не находите? – тревожно спросил маркетолог.

Имс тонко улыбнулся. Началось.

– Я приглашен не для того, чтобы проповедовать мораль, – объяснил он. – Мое дело – предложить эффективные способы защиты от утечки коммерческой информации.

– Даже Обама на этом погорел, – вставил свои пять копеек мрачный финансовый.

– А Сноуден сейчас ловит рыбу в Подмосковье, и что? – поинтересовался Имс. – Вы можете включить данный пункт в трудовой контракт, ваши сотрудники читают бумаги, прежде чем подписать?

– Тогда имеет ли это смысл? – спросил генеральный.

– Это произведет хороший профилактический эффект. Но вам выбирать, как поступать, – повел плечами Имс. – Скажу только: притом, что законность прослушки и просмотра данных ПК вызывает сомнение давно, случаи привлечения кого-либо за такие действия практически не известны. Почему? Факт этот сложно доказать – раз, если слежка негласная. Два – работники не желают портить отношения с работодателями, пусть даже и бывшими. А чтобы доказать, что имеет место незаконное прослушивание или перлюстрация электронных сообщений, необходимо провести комплекс довольно дорогих оперативно-розыскных мероприятий.