Текст книги "Нун (СИ)"

Автор книги: maryana_yadova

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 26 страниц)

В доме были открыты окна, на них колыхались белые занавески, откуда-то из глубины комнат доносились звуки музыки – и Том мог бы поклясться, что слышит Брамса. Кажется, он даже различил, что это за произведение: Третья симфония, определенно…

Он моргнул, а когда снова посмотрел на крыльцо, то увидел, что на нем сидит белокурый паренек в твидовом сером пальто, слегка великоватом ему по размеру в плечах. Такие пальто Том видел на фотографиях сороковых и пятидесятых годов из архивов своей бабушки. На ногах у паренька красовались изящные легкие туфли на шнуровке, светлые с темными вставками, тоже родом из пятидесятых или шестидесятых, сейчас они снова вошли в моду у хипстеров.

Том подошел ближе и всмотрелся.

Паренек выглядел совсем юным, только под глазами лежали темные тени, а сами глаза были дымчатыми, словно в них реял пепел, дымчатыми и прозрачными одновременно, со зрачками в точку. Со своей прозрачной кожей и темными бровями вразлет он мог бы показаться девушкой, если одеть его в платье. Но когда он улыбнулся, показав белые зубы, Том обнаружил, что его собственные глазные яблоки не повинуются командам мозга. Он не мог отвести взгляда, ему хотелось смотреть и смотреть.

В длинных бледных пальцах парень держал странную сигарету, похожую на косяк с марихуаной. И еще он немного сутулился, и пальцы слегка дрожали, словно бы он замерз.

– Здравствуй, Том, – сказал парень, и Том вздрогнул, таким знакомым показался ему этот тягучий, немного странный голос, словно моментально готовый сорваться на плач или смех. – Вот и встретились.

– Луг, – выдавил Том. – Луг…

Ему вдруг захотелось разрыдаться или упасть на колени, а если говорить уж совсем честно – все одновременно.

– Что же ты так долго не приходил? – спросил Луг. – Помнишь меня?

– Да, – сказал Том, пытаясь унять дрожь во всем теле.

Луг усмехнулся и, тут же вздохнув, откинулся навзничь, прямо на крашеные доски крыльца. Лежал в этом дурацком пальто, скрестив ноги в щиколотках, и смотрел в небо.

– Иди, посиди со мной, Том. Или ты вспомнил свое настоящее имя?

– Нет, – ответил Том, с опаской приближаясь к юноше. – Я мало что помню.

Луг снова вздохнул и затянулся сигаретой.

– Как странно видеть бессильным того, кто раньше превосходил тебя по силе. Тебя звали Гвидион, и когда-то ты учил меня. Впрочем, нет, не ты, конечно же. Тот, чьей крови течет в тебе всего толика. Ты никогда не станешь прежним Гвидионом, я не так глуп, как многие здесь, и не жду этого. Вовсе нет. Но все же надеюсь, что часть крови сохранила и часть той чудовищной силы, которой он обладал. Хотя бы часть – и это уже стало бы благом для моей страны. Проклятье! Как я мог попасться в такую ловушку? – крикнул парень в сердцах, и Тому показалось, что небо над ними мигнуло.

– Может быть, не стоило так увлекаться игрой? – предположил Том.

– О, ты ничего не знаешь, нет. Ты всего лишь человек, чьи мечты о Волшебной стране сбылись. Но вот, увидел ты мою страну – такая ли она, как ты ждал? Сладкой ли она тебе показалось, прекрасной ли? Видишь ли ты ее истинную природу?

– Я вижу твою истинную природу, – тихо сказал Том. – И это все объясняет.

Луг с удивлением посмотрел на него, словно не верил, что смертный вообще мог вымолвить такую глупость, а потом рассмеялся.

– Ты же ничего не помнишь. Твоя память, должно быть, как сполохи зарниц посреди черной ночи.

– Но я знаю тебя, Луг Самилданах.

– Ты не помнишь, что произошло, потомок Гвидиона. Как бы ни была мудра кровь древнего мага, слишком много времени прошло, слишком удачлив был Мерлин, когда заключил соглашение, и мы слишком ослабли и потеряли счет времени. Почти три тысячи лет я был заперт здесь, между несколькими вратами, в одной реальности, в одной-единственной реальности, и мне тесно в ней, Том, мне душно! Раньше вся Вселенная была для нас Светлым лесом, где мы знали любые тропы, сейчас же мы заточены в бутылке и гнием здесь! О, как я раньше презирал вас, но со временем… со временем я начал жаждать попасть в ваш мир так же сильно, как вы всегда жаждали попасть в мой! И не мог! Не мог! Я мог видеть отражения вашей земли, мне приносили оттуда вещи, дары, крупицы материи, отзвуки жизни, но я не мог сам прикоснуться к ним, понимаешь, там, в живом круговороте бытия! Мне осталось только то, что приносили через маленькие щели самые крохотные, самые вертлявые фэйри – и мои двойники, которых я мог посылать туда лишь в ту пору, что вы называете Белтейном и Самхейном, да и то ненадолго, потому что сила моя иссякает... Понимаешь ли ты, как я страдал?.. И потому мне было так мучительно ждать тебя, Гвидион. Почему так долго, скажи мне? Почему так долго просыпалась твоя кровь? Может быть, ты сам так пожелал когда-то, чтобы наказать меня? За игру? За нун, который всегда был с нами? Я не вижу в этом справедливости, Гвидион. И лишь малая часть тебя вернулась ко мне, и я не знаю, хватит ли ее, чтобы открыть врата полностью, ибо человек, человек, который носит тебя в себе, – он слаб. Он сомневается. Он боится.

– И он любит тебя, – сказал Том.

– Это наша магия, – грустно улыбнулся Луг. – Наш дар. Это то, что все вы чувствуете, попав сюда, к истинным берегам, где можете получить возрождение и исцеление, если будете приняты. Мой мир огромен, и здесь ты можешь встретить тысячи существ. Одних невозможно описать словами, другие – навязчиво знакомы, словно бы призраки, которые преследовали тебя всю жизнь. Даже там, на земле, если твое сердце открыто мне, завеса между мирами способна истончиться достаточно для того, чтобы различить и почувствовать все это. Иногда там, у себя, среди будней, ты словно бы видишь свет, или слышишь мелодию, или улавливаешь среди обычных лиц какое-то иное, совсем другой красоты… Это мы, Том. Это я. Это Эмайн Эблах.

– Мир, полный ловушек и чудес, – тихо проговорил Том.

– О да, – улыбнулся Луг. – Это как встретить незнакомца, странного и притягательного одновременно, в котором есть что-то ужасное, но, возможно, именно поэтому тебя к нему влечет. Он предлагает тебе сладости, и ты знаешь, что должен бежать без оглядки, но ноги твои словно приросли к земле, и голова кружится, и в груди что-то дрожит. Вот что такое Страна чудес, Том. Ты знаешь.

– Ты расскажешь мне, что произошло? Что ты проиграл? И кому?

– О, конечно, – мягко улыбнулся Луг и бросил окурок в невесть откуда появившуюся на крыльце пепельницу из прозрачного фиолетового камня. Пепельница тут же исчезла. – Хотя кому – ты, верно, уже догадался. До меня дошли слухи, что ты послал темную весточку Корвусу.

– Я просто убил воронов в Тауэре, потому что мне так захотелось, – объяснил Том.

Луг прямо-таки осветился улыбкой.

– Шалость удалась, – сказал он.

И, глядя на эту улыбку, Том ощутил маленький укол яда прямо в сердце.

***

Нун принесли в Эмайн Эблах древние темные демоны, о которых сами сиды мало что знали. Вероятно, демоны жили еще в те времена, когда Земля после падения на нее тяжелых небесных тел долго пылала в огне, а потом из ее недр хлынула вода и затопила половину мира. Звезды стали уплывать с неба и исчезать в зияющей пустоте, как гласили древние предания. Рагнарек – так было названо это время в скандинавских легендах, Том помнил и теперь понимал, что значило: «Один волк проглотил солнце, а другой – луну, звезды падали с неба, происходили землетрясения, задрожал мировой ясень Игграсиль, кровью залилось все небо, наступила стужа, и море хлынуло на сушу».

У сидов были свои легенды об этих событиях, но они, по сути, лишь повторяли людские. Параллельный мир сидов существовал на той же планете, что и человеческий, тьма и холод завладели обоими мирами, и оба мира были разделены на темную и светлую половины. Мрак царил на юге, и ни люди, ни маги не могли выжить в той стороне, зато выживали совершенно иные, хтонические существа, непостижимые не только для рода человеческого, но и для тех, кого люди почитали за богов.

В ту пору в земном мире солнце неподвижно стояло над севером, а луны тогда и вовсе не было. И только очередные огненный дождь и великий потоп сдвинули земную ось, заставили вращаться планету быстрее, так что появились ветра и дожди, облака и грозы и времена года стали сменять друг друга. Люди стали жить все меньше и меньше, поскольку лучи солнца стали беспрепятственно достигать земли сквозь истончившиеся небеса. Магические расы какое-то время жили рядом с ними, но все больше начали разбредаться по параллелям – у них все меньше находилось общего со слабеющим, теряющим долголетие человеком.

Демоны развили свою силу за тысячи лет обитания на Темной стороне и выработали строжайшие правила существования. Если земной мир горбатился извергающимися вулканами, сдвигающимися континентами и дрожал от землетрясений, то в магическом мире, помимо всего этого, стали нестабильны порталы в другие реальности. Особенный ужас внушал хаос на Перекрестках – в тех точках времени и материи, где скрещивались и переплетались выходы сразу в несколько реальностей, запутанные временные и пространственные кротовины. Перекрестки стали пульсирующими черными дырами, которые могли аннигилировать любую материю, любую магию обращать против самой себя и затягивать в свои провалы огромные территории. Том представил, как аномальные земные зоны вроде Бермудского треугольника начали бы шириться и вести себя агрессивно, и содрогнулся. В особо страшных случаях Перекрестки превращались в Лабиринты, многократно швыряющие заблудшего путника по разным измерениям.

Демоны, которые принесли в Сид нун, а сидское имя им было нгахары, умели стабилизировать энергию Перекрестков и запечатывать особо разбушевавшиеся порталы, поэтому их стали звать Стражами Перекрестков. Мало кто даже из древних сидов помнил нгахаров, но предания представляли их существами без пола и лица, с текучей формой, с бесконечной оборотнической сущностью.

Легенды сидов не сохранили, когда и почему кто-то из магов Эмайн Эблах сыграл с нгахаром впервые. Но после той игры время от времени высшие маги вызывали Стражей, чтобы познать силу, которая им самим была неведома. Стражи не делились энергией просто так – они предлагали игру, и маг либо приобретал часть чужой силы, либо терял собственную. За смелость садившийся играть сразу получал дар – одно его желание исполнялось независимо от выигрыша, с тем условием, чтобы оно не было связано с предметом основной сделки. У Стражей было своеобразное чувство юмора.

Те, кто помнил нгахаров, говорили, что приходили они в Эмайн Эблах в плащах с капюшонами, которые и у сидов были распространены, но как выглядели на самом деле, никто не способен был увидеть. С человечеством нгахары имели еще меньше общего, чем сиды или фоморы, и, вероятно, когда-то пришли из совсем далеких параллелей, а после миллиона лет проживания на Земле и в реальностях, близким к ней, ушли, растворившись в космосе, искать более спокойные магические поля. Для сидов они были такими же богами из Потустороннего мира, как сами сиды – для людей.

Игра в нун внушала страх и вдохновение, но характерно, что, в отличие от самих сидов, нгахары не пользовались никакими сладкими, убаюкивающими и путающими чарами. Их игра была честной, насколько можно было назвать честным поединок с самыми древними существами, каких только могли вообразить себе сиды, сами знавшие жизненный срок, близкий к бессмертию. Завершив игру с проигрышем или с выигрышем, Стражи часто давали советы, перед тем как исчезнуть.

После ухода Стражей некоторые из Перекрестков и несколько Лабиринтов были ими запечатаны навсегда, а некоторые остались зиять рваными дырами в ткани реальности, и одно такое место в народе сидов было известно и внушало черный ужас еще долгие тысячелетия. Конечно, со времен нгахаров Перекрестки сильно потеряли в мощи, но любой Перекресток до сих пор оставался живым клубком различных энергий, которые тянули в разные стороны, и шаг влево или вправо означал падение в иную параллель. Лабиринт же мог переместить сразу в нескольких измерениях – не только в энергетическом и временном, но и в физическом пространстве, унося на другие планеты, где, в свою очередь, также существовали множественные параллельные реальности. Лабиринты были настоящими мясорубками любых энергий.

Стражи исчезли, а нун остался, и сама эта игра несла в себе магию даже без своих владельцев. А может быть, абсолютно все вещи в мире нгахаров жили своей жизнью.

Как бы то ни было, в нун зачарованно продолжали играть и сиды, и фоморы, и еще несколько магических рас, которые успели застать существование Стражей Перекрестков. Обычно после первой же игры магия игрока и магия игры настраивались друг на друга, как антенна и волна, и вот тогда возникал самый разный и удивительный симбиоз. Кого-то игра откровенно не любила, кого-то – обожала, а некоторые, осененные непостижимым вдохновением, получали совершенно новую силу и меняли реальность до неузнаваемости, она начинала подчиняться им, как ручной зверек. В земном мире подобных магов называли геомантами, но сиды их звали просто трикки – и это слово значило то же, что у людей: коварные, соблазняющие, запутывающие. Так сильно они сливались со своей игрой, которая и сама, соединившись с сидской натурой, становилась коварной. Нун, когда в него стали играть сиды, начал сильно отличаться от той мрачной, но прямолинейной игры, в которую играли нгахары. Нун мог сам включиться в игру – к примеру, исполняя в качестве дара не загаданные, а подсознательные желания игрока.

А потом сиды научили играть в нун людских магов, друидов. И в их руках игра снова поменяла свою природу. Однажды один друид получил через игру в нун такую огромную силу, что земную реальность еще долго сотрясали выплески стихийной магии. Он обрел могущество нгахара – власть над порталами и Перекрестками. Почему это случилось не с сидским магом, а с человеческим – никто не знал. Может быть, сиды были слишком хитры и тщеславны, и нун не подпускал их к своей сути. Человек же этот был прям, как меч, и таким же острым был его ум, а сила его и до игры в нун казалась живой, неотвратимой, как стихия. Он сам виделся скорее явлением природы, чем человеком.

Люди и сиды тогда существовали в тесном симбиозе, их параллели были ближайшими, и одни маги учились у других. Бывало, друиду удавалось то, что не удавалось сиду, хотя чаще случалось наоборот. У людей не было такой долгой жизни, они не знали секретов бессмертия, не владели оборотнической магией, разве что путем зелий или мутаций со зверем, что считалось порождением дикой и страшной, примитивной колдовской силы. Зато для самых сильных из них не существовало барьеров в виде рун и заклинающих знаков, многие заклятья на них не действовали, так что ловушки, в которые часто попадались сиды, оставались им неведомы. И учились они очень, очень быстро.

Тому не надо было спрашивать у Луга, как звали того друида, который получил нгахарскую силу. Когда Мерлин Миррдин сумел запечатать последний Перекресток поблизости от Эмайн Эблах, ему воздавали невиданные почести долгие столетия. Не нашлось бы существа в Эмайн Эблах, которому не было бы знакомо это имя.

И еще долго, очень долго друиды и высшие маги сидов – туаты – жили в любви и согласии, обмениваясь знаниями, обучая друг друга, путешествуя вместе по разным мирам. Друидам было разрешено посещать главные города Эмайн Эблах – Финиас, Гориас, Муриас и Фалиас, где хранились известные людям магические артефакты, как, например, меч мага Нуады, излучавший энергию, сравнимую с ядерной, как понял Том по описаниям, или Файлский менгир – один из крупнейших источников генерации магического поля. Знаменитое копье Луга, о котором Коллинз столько читал в кельтском фольклоре, тоже излучало чудовищную энергию, но природа этих полей и радиаций оставалась Коллинзу неясна, все же он был только журналистом, а не физиком.

Дружба друидов и сидов ни у кого не вызывала удивления. Сами магические расы тогда часто смешивались. Сиды, как многоликий народ волшебных существ, жили в Эмайн Эблах задолго до того, как туда пришли туатские маги. Потом долгая жизнь на одной земле много раз скрестила сидов и туатов, а люди всех жителей Эмайн Эблах стали звать сидами, и сама страна Эмайн Эблах стала известна в человеческом мире как Сид.

Однако друидам были известны все тонкости взаимоотношений магических рас. Известна им была и история давней борьбы туатов с фоморами, в которую скоро был вовлечен весь Сид. Прежняя война закончилась победой туатов, Луг изгнал фоморов и занял верховный престол, поскольку Нуаду, правивший Эмайн Эблах многие сотни лет, в решающей битве с фоморами был убит.

Фоморы когда-то принадлежали к бесконечно разнообразному народу изначальных сидов и отделились от него, когда не захотели признать власть туатов и полное слияние с ними. Они переместились в соседнюю с Эмайн Эблах параллель и периодически совершали оттуда набеги на новый Сид. Спустя сотню лет после коронации Луга у фоморов также появился молодой правитель. Имя ему было – Корвус.

Фоморов считали темными существами, своей склонностью к оборотничеству, которая в их независимой жизни стала быстро развиваться, они напоминали нгахаров. Уже очень скоро они совсем мало напоминали мягкотелых изнеженных сидов, которые беспрекословно стали поданными туатов, хотя и дали им свое общее имя, как в свое время отдали им свою землю. Главным фоморским воплощением стал ворон, но это не мешало высшим магам фоморов легко перетекать из одной формы в другую. И в Эмайн Эблах подозревали, что фоморы нашли другой способ подпитки магии, кроме как через менгиры. Это была тайна, за которой долгое время охотились шпионы туатских магов, но безуспешно.

Тогда, несколько тысяч лет назад, границы между параллелями, будь то Эмайн Эблах или Ллис, страна фоморов, собрание островов и крепостей, разбросанных на огромном расстоянии друг от друга среди большой воды, – были очень тонки. Никаких чудовищ, охраняющих единственные врата, никаких адских рек с перевозчиками – границей могла оказаться любая речушка или чаща в лесу. Даже обычным людям было легко попасть в Страну чар, однако легко войти не значило легко выйти – время в Эмайн Эблах текло иначе, да и сиды неохотно расставались с гостями, которых чаще считали добычей. У сидов до прихода туатов царили весьма страшные правители, об одном из них Том даже читал – в легендах он был известен под именем Кромм Круаха, кровожаднейшего бога, которому люди приносили человеческие жертвы. Однако при власти туатов над Сидом друидическим магам ничего не грозило, с ними считались.

Знали о друидах и фоморы, хотя до Корвуса и Мерлина эти две стороны никогда не встречались. Однажды Корвус, поймав сидского лазутчика около одного из своих тайных фортов, пошел на Сид очередной войной. Молодой правитель славился острым умом и хитростью, он был хорошим стратегом и сильнейшим магом, поэтому в этот раз Сид терпел поражение. Армии истребляли друг друга с чудовищной силой и без всякой жалости, земли были залиты кровью и горели в пожарах, воздух трещал от выплесков бушевавшей повсюду магии, начались страшные бури, некоторые менгиры были разрушены, реки кипели, в воздухе носился пепел, так что лучи солнца едва пробивалось сквозь его черную пелену… И тогда, посмотрев на эту печальную картину, Корвус предложил Лугу решить дело игрой. Он вовсе не был кровожаден, этот молодой черноглазый король. Нун позволял ему выиграть честно и соблюсти традицию – на территорию играли и раньше.

Но Корвус не хотел сидской земли. Он хотел ее магию. Он сказал Лугу, что знает, как перенести менгиры в свой мир, сохранив их возможности. Том усмехнулся, представив себе менгиры в виде огромных нефтяных качалок, которые способны были извлекать магию из окружающего мира при создании нужного поля. А высшие туатские маги не могли долго сохранять нужный уровень силы без подпитки. Том живо вообразил, как жирная, черная, блистающая нефть покидает земные недра. Хотя, скорее уж, менгиры представляли собой гигантские проводники и преобразователи силовых полей, вселенскую энергию превращающие в конкретную магию.

Условия, которые предлагал Корвус, выглядели чудовищными, но битвы, продолжавшиеся десятками лет, так истощили Сид, что ему грозила глобальная катастрофа. Корвус мог зайти еще дальше и разрушить менгиры до основания – все без исключения. Он мог просто сравнять Сид с землей, но вместо этого он захотел сыграть в нун. По неведомым Лугу причинам.

И Луг сыграл с ним.

И проиграл.

Переполненный горечью, он обратился к своим главным союзникам – друидам, но друиды ужаснулись. Они посчитали, что он мог бы попросить о помощи раньше, что он потерял свой шанс, что сотворил невозможное, совершил непростительную ошибку. Они боялись, что фоморы пойдут через ослабевший Эмайн Эблах войной на Землю и приняли решение запечатать все врата в страну сидов, а чтобы граница не была тонкой и зыбкой, поставить между мирами стену из магии, Стену, через которую никто не проникнет. И, как бы ни были поражены этим решением сиды, как бы ни были расстроены им сами друиды, оно было исполнено.

И все же Луг сумел уговорить друидов дать шанс расе туатов. Никто не знал, выживут ли они теперь, после того, как Корвус лишил их мир магии, никто не знал, не последует ли вскоре очередная серия войн, и туатские маги убедили друидов в том, что часть их крови должна остаться на Земле и возродиться, когда придет время, когда магия, спящая в этой крови, вновь забурлит и проснется. Никто не знал, когда наступит заветный час, это могло случиться через десять лет, через сто, через тысячу – магию сумело бы активировать множество явлений, на человеческий взгляд незаметных.

Мерлин и несколько других жрецов скрепили контракт своей кровью, и десятки магов в одну короткую летнюю ночь побывали в объятьях земных женщин, оставив в их лонах свое огненное семя, которому суждено было прорасти значительно позже, никто не мог подумать даже, что настолько позже – через три тысячи лет.

Возрождение крови было не единственным пунктом соглашения. Собственно, главным условием контракта стал все тот же нун. Как только магия в людской крови возрождалась, потомкам самых высших магов потомки друидов должны были принести нун. И маг начинал играть, так как было условлено, что каждый выигрыш открывает один из запечатанных порталов, постепенно ломая Стену. Друиды, так сильно в свое время любившие и почитавшие сидов, не могли представить полного и окончательного разрыва с ними и закрывали врата лишь на время. Многие из них плакали, когда порталы были запечатаны Мерлином. Некоторые из них надеялись, что доживут до тех времен, когда граница между мирами снова станет свободной. Они жаждали вновь увидеть волшебные города Эмайн Эблах.

Но Мерлин – Мерлин не верил ничему и никому. Возможно, он узрел страх, который внушал туатским магам, или же их черную зависть, и ожидал удара в спину. А потом решил не ждать и нанес его сам. За спиной туатов и друидов он заключил точно такой же контракт с фоморами. Корвус еще раз доказал, что умен – он сумел тайно встретиться с Мерлином и рассказать ему, что туаты давно лелеют захватнические планы относительно земного мира. Что союз друидов и туатов рано или поздно обернется против людей. Что не стоит верить красоте и чарам. Что всякая дружба с Эмайн Эблах призрачна, как сама эта страна. И что Мерлин заключенным контрактом дал туатам прекрасную возможность осуществить свои замыслы – ведь, вероятнее всего, говорил Корвус, магия крови проснется тогда, когда Сид там, за Стеной, полностью восстановит свою силу. А поэтому, сказал Корвус, раз уж соглашение нельзя повернуть вспять, нужно создать равновесного противника возрожденной Стране чудес. Так Корвус выпросил для себя точно такой же договор – посеять семя фоморов на Земле, в таком же количестве, с условием, что возродится их кровь точно в тот же час, что и кровь сидов, привязанная заклятьем.

Мерлин заключил этот контакт тайно от остального друидического круга, но сила его была так велика, так сильна была его собственная кровь, скрепившая соглашение, что других жрецов и не потребовалось. Тем более что через три тысячи лет все те друиды, которых знали туаты, сиды и фоморы, давно умерли, а вот Мерлин – остался.

Был ли он бессмертным по своей сути, или его наказали за предательство высшие силы, оставив скитаться и ждать, когда исполнится то, что он сотворил, или же такую долгую жизнь дал ему специальный ритуал, ибо Мерлин считал себя ответственным за будущее и хотел участвовать в нем лично, – Луг не знал. Это уже не имело значения. Но, в конце концов, именно Мерлин принес нун и первому проснувшемуся на Земле туату, и первому проснувшемуся фомору.

В каком-то смысле король фэйри считал это даже справедливым. В чем-то возвращение Мерлина наряду с возвращением Корвуса и Луга было прекрасно, как сложный узор реальности.

Хотел ли Луг убить Корвуса? Хотел ли Луг убить Мерлина? Хотел ли он, чтобы рухнули врата, а потом и вправду распространить свою власть и на земной мир тоже? Хотел ли он снова сразиться с Корвусом, неважно, на поле боя или на игровом поле нун, и взять реванш? Рассказал ли Луг правду? Происходили ли все эти события на самом деле или были очередным обманом Эмайн Эблах?

«О, мой дорогой Гвидион… – все так же ласково улыбнулся Луг, и Том увидел ямочки на его нежных веснушчатых щеках, и глаза его засияли, как две лазурные звезды, в них словно бы опрокинулось и заблистало вечернее небо. – Тебе не надо знать ответы на эти вопросы. Тебе надо знать ответ только на один вопрос: со мной ли ты? Любишь ли ты меня так же, как я люблю тебя?»

***

Снились ему деревья в тумане, и было ему хорошо, будто под пуховым одеялом в холодную ночь, но постепенно сквозь сон начали проникать какие-то металлические постукивания, шипение, мягкий шум и точно бы чья-то болтовня на заднем плане.

Том поморщился, вспомнив тех надоедливых и ужасно пискливых синих существ, которых смертные называли пикси, попытался перевернуться на другой бок… и поезд с шипением рассерженной кошки влетел на очередную станцию.

А на следующей станции Том, с безобразной грубостью выкинутый в реальность, едва успел соскочить на перрон, как алый состав умчался, оставив растерянного пассажира стоять столбом посреди все того же мрачного шахматного кафеля.

Ни Роуз, ни Хейла по-прежнему не наблюдалось, но Коллинза это мало волновало. Расставшись с Лугом, он словно бы оставил в груди открытую рану – и теперь чувствовал себя беззащитным и обнаженным, слабым, отвратительно влюбленным в каком-то совершенно неведомом, нечеловеческом, бесплотном смысле.

Возможно, поэтому, с каким-то непонятным злорадством думал он, пока эскалатор неторопливо вез его наверх, никто и никогда в жизни не мог дотронуться до его сердца. Оно хранило место для Страны чудес.

Он не беспокоился теперь, как в следующий раз попадет туда. Он теперь знал запах этой земли – терпкий, манящий, единственный – и знал то жаркое золотое сияние, которое окружало ее и оставляло блестящий теплый, хотя и быстро гаснущий след везде, где она просвечивала сквозь реальность.

И хотя теперь ему было хорошо известно, что Страна сидов вовсе не такая, как поется в милых детских песенках, и что там нет невинных млечных дорог и жемчужных полей, он также знал, что принадлежит ей до последней капли крови. И что готов пролить ради нее не только свою кровь, но и чужую, без всякого сожаления.

Когда он стоял на переходе, пережидая поток машин, откуда-то из открытых окон крохотного бистро донеслась незатейливая музыка, и постепенно Том различил слова:

– Ready to rock it, like rock n roll

You are the flower in glittering gold

Sleeping in the palm, the palm of my hand

They show you who to follow, it looks like a man…

Том улыбнулся, поднял воротник пальто и быстро пошел вверх по улице. Ему казалось, что сквозь вечерний туман проглядывают холмы и отовсюду доносятся какие-то встревоженные звуки, словно невидимый народец беспокоится за него.

Но беспокоиться было уже не о чем. Том намеревался биться во имя Луга Сияющего до тех пор, пока магия не покинет его кровь. Впрочем, разве дело было в магии? Вовсе нет. Он готов был биться во имя Луга, пока сама жизнь не покинет его.

Глава 16

Тайлер пробудился от крайне странного и болезненного ощущения. Ощущения пустоты. В голове у него будто выстрел прозвучал, только вот бесшумный. В первые мгновения ему даже показалось почему-то, что он умер. Но нет: он для пущей уверенности приподнялся и оглядел себя, а потом и ощупал – был не только живым, но и невредимым. Или, может быть, кто-то опоил его волчьей травой? Тайлер лишь раз испытал на себе действие этого ужасного яда – галлюцинации с безобидной на вид травки с мелкими голубыми цветочками насиловали мозг хуже каленого железа.

Однако кто и когда? Воспоминания о вчерашнем дне разом вернулись, и Тайлер озабоченно осмотрелся: где же Том? Но увидел он только Роуз, зябко свернувшуюся клубочком на земле под куцым прикрытием короткой кожаной куртки – она крепко спала, рыжие волосы разметались по побледневшему от холода лицу.

И тут до Тайлера дошло.

Не было не только Тома – не было ни моря, ни скал, ни песка. Перед ним простиралась желтоватая, точно выжженная пустошь, которая к горизонту заканчивалась чередой невысоких холмов и блеском воды небольшого озера, которое отсюда выглядело маленьким круглым зеркалом, брошенным на колючем рыже-зеленом одеяле.

Солнце стояло еще не высоко над землей, и в целом пейзаж выглядел вполне мирно – пахло травами, вереском, где-то в небе стрекотала неведомая птица. И все же Тайлер не мог отделаться от какого-то тонкого, необъяснимого ужаса – ему казалось, что в этом месте выкачали весь воздух, остался только душащий вакуум. Хотя о чем это он, дышит же полной грудью, вдыхает глубоко и выдыхает, да и воздух здесь свежий и даже сладкий, так откуда взялась эта раздирающая грудь тревога?

Одно хорошо – возможно, они уже вне владений Луга, возможно даже, близко к Пограничному миру, откуда легче вернуться в Лондон. Как бы ни увеличивал нун число порталов, все же сыграно было еще вовсе не достаточно, и в земной мир пройти отсюда оказывалось по-прежнему непросто. Проснулась ли магия в крови только у Коллинза или вместе с ним проснулись десятки других магов и тоже начали играть, Тайлер не знал. Когда он покинул Лондон, ему ничего не было известно о других игроках. Или же просто шпионы Мерлина слышали и видели не слишком хорошо, да и осталось их мало, очень мало для большого и такого сейчас беспокойного земного мира.