Текст книги "Нун (СИ)"

Автор книги: maryana_yadova

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 26 страниц)

– Какой мяч? – переспросил он.

Мерлин прикрыл глаза.

– В левом кармане, достань его.

Пашка, все еще в недоумении, сунул руку в карман куртки и с изумлением обнаружил там теннисный мячик – он даже и не заметил, как машинально прихватил его с собой с урока физкультуры.

Мерлин легко покатал его в пальцах, пару раз подкинул в воздух, потом провел над ним ладонью, что-то шепнул, глаза его снова сверкнули золотом, и мяч поменял цвет – из лимонно-зеленого стал темно-серым и каким-то тусклым, тоже как дым, как сгусток дыма. И когда Пашка снова взял его, ему показалось, что пальцы прошли сквозь мяч, хотя тот выглядел вполне целым.

– Это ключ, – пояснил Мерлин. – Если окажешься в другом мире – и тебе нужно будет выбраться, он взломает параллель и создаст портал сюда, в земную реальность. Даже если ты окажешься за Стеной, он взрежет ее в достаточной мере, чтобы ты мог вернуться. Скажешь только: «Миррдин эльдариллион» и сожмешь в руке.

– А если я потеряю его? – с сомнением глядя на мяч, спросил Пашка, уже в красках представляя, как очередное чудище тащит его в другое измерение.

– Не потеряешь, – усмехнулся Мерлин. – Его нельзя потерять. И его никто не увидит, кроме тебя, так что никто и не отнимет.

– Оу! Окей, такой вариант мне подходит, – кивнул Пашка, сжимая дымный шар и кладя его обратно в карман. – Так, значит, теперь я под твоей защитой?

– Очевидно, – качнул головой Мерлин. – Хотя для меня это не радостное событие: я, хоть и косвенно, нарушаю договор. И если сны, как прежде, будут одолевать тебя, помни о ключе – тогда будешь владеть им и во сне.

– Мне снится парень с длинными хищными клыками, зелеными глазами и такой… темной щетиной, – сам от себя не ожидая, вдруг ляпнул Пашка. – Я думаю, он оборотень. И он… охраняет меня. Но я не знаю, существует ли он на самом деле.

Мерлин на секунду замер, а потом внимательно посмотрел на Пашку, будто проверяя, не послышалось ли ему.

– Все существует на самом деле, все, что ты видишь в своих снах. Но странно, что ты видишь именно его. Его зовут Тайлер Хилл, и он вервольф.

– Я встречу его, если будет большая война, – хмуро пояснил Пашка.

Тут Мерлин вздохнул и невесомо коснулся рукой его плеча. И исчез.

Ветер утих тут же, но – Пашка не удержался, чтобы совершенно по-детски протереть глаза: все газоны вокруг, все тропинки, земля под деревьями, клумбы перед кафе зацвели ослепительно золотыми цветами, такими ярко-желтыми, что смотреть было больно.

И Пашка откуда-то вспомнил, что это дрок. Кажется, когда-то, давным-давно, он считался средством против злых ведьм и прочих… существ.

Жизнь снова показалась ему прекрасной. Он снова дышал, он был свободен, ему дал защиту один из самых могущественных магов былого и грядущего. Может быть, подумал Пашка, снова направляясь к метро и чуть покачиваясь, будто пьяный, – может быть, даже стоило побывать полузадушенным, чтобы тебя спас сам Мерлин.

Главное, чтобы отец оставался в безопасности, а Пашка уж как-нибудь справится с вот такими… казусами.

***

Когда Пашка пришел домой, в квартире было совсем тихо – такая гулкая, солнечная тишина, где очень громко тикали бы часы, если бы они не были электронными. Впрочем, на кухне даже играло радио.

Отец был дома, судя по плащу на вешалке, по портфелю, оставленному на стуле в кухне, по свежим окуркам в пепельнице на окне – Пашка всегда замечал такие вещи. Однако странным образом одновременно остро ощущалось и его отсутствие. В квартире как бы был живой человек – и как бы не было.

Пашка прокрался в спальню отца, едва скрипнув дверью, – тот спал, раскинувшись на заправленной кровати морской звездой, в домашних штанах и майке, слегка приоткрыв рот.

Но Пашка зацепился взглядом еще за одну деталь.

Рядом со спящим на постели валялись пустой шприц и пузырек с розоватым осадком на прозрачных стенках.

Пашку сначала приморозила к полу самая кошмарная мысль: что там, на этих стенках, розовые следы самой смерти. Но тут же он устыдился этой мысли – его отец никогда не походил на Эмму Бовари.

Скорее всего, он решал их главную проблему каким-то одному ему известным способом – и пузырек являлся лишь средством. Возможно, там содержался наркотик, с помощью которого он хотел попасть, например, в приграничный мир, где уже побывал Пашка. А, может быть, просто-напросто эта треклятая ситуация довела его до бессонницы, и он вколол себе сильное снотворное.

Пашка на цыпочках подошел к кровати и осторожно взял в руки пузырек: никаких этикеток, ни намека даже на след чего-то подобного. Потом посмотрел в лицо отца – тот вполне ровно дышал, выглядел здоровым и спокойным, ему не снились кошмары, он не задыхался и не метался. Пашка взял его за запястье – пульс тоже ровный и отчетливый. Отец вроде был в порядке.

Пашка оставил его в спальне, выложил вещи из рюкзака, позвонил Стасу и потрепался с ним о всякой ерунде, принял душ, сделал два бутерброда с сыром и колбасой и даже успел умять их под какой-то сериальчик, а отец все спал.

Впрочем, улицы уже окутали сумерки, и тут Пашка сообразил, наконец, что если отец действительно воспользовался мощным снотворным, да еще внутривенно, то проспит как минимум до утра.

И все же тревога грызла его: а вдруг Имс не рассчитал дозу, вдруг слишком много вколол, вдруг не проснется совсем? Пашка корил себя за эти детские страхи, убеждал в том, что отец крайне редко в чем-то просчитывался, если уж начинал расчет. Но все равно – ему было страшно оставить отца во власти незнакомого лекарства, в плену какого-то уж слишком крепкого сна.

И, обзывая себя тревожной барышней, Пашка вернулся в спальню и сел в кресло напротив кровати, чтобы наблюдать за спящим. Сначала он пытался читать ридер, потом полез в социальные сети на смартфоне, потом накрыл отца одеялом, поправил подушку, еще раз обошел спальню, заглядывая во все углы в поисках чего-нибудь подозрительного, типа вот этого розового пузырька, – но ничего больше не нашел, снова проверил Имсов пульс, сел обратно в кресло, повздыхал…

Время текло очень, очень медленно, даже луна за шторами, казалось, висела на одном месте, не перемещаясь, как приклеенная. Пашке очень хотелось снова позвать Мерлина, но кто он такой, чтобы друидский маг был у него на побегушках? Это стало бы верхом глупости, Пашка понимал.

Да и, как бы он ни беспокоился за отца, долгий день и недавняя стычка с огненным уродцем сделали свое дело: сам не заметив, Пашка уснул в кресле, и смартфон рыбкой выскользнул из его рук на шерстяной плед.

Мозаичный пол светился в темноте. Везде было темно, очень темно, но пол показывал, что впереди целая анфилада комнат – пустых и безмолвных.

Пашка пошел по ним, поскольку путь вперед был только один – и неожиданно не вошел куда-то внутрь, а вышел. Перед ним простирался какой-то черный сад, вернее, присмотрелся Пашка, внутренний двор – открытую круглую площадку в кольцо заключали высокие здания с множеством башенок. Посреди сада, на том месте, где обычно располагаются фонтаны в таких двориках, стояло огромное вогнутое зеркало, сделанное будто бы из золота, но потом Пашка увидел, что это совсем незнакомый металл. В зеркале мелькали вовсе не отражения, а какие-то внешние картинки, совершенно разные, непохожие друг на друга.

Пашка подошел ближе, чтобы подробнее их рассмотреть, и тут осознал, что сейчас-то как раз смотрит на собственное отражение.

На собственное – и на отражение кого-то еще, кто стоял за его спиной: длинного, худого и черного.

– Ну здравствуй, – сказал Корвус.

Глава 2

Имсу как-то все слишком легко давалось в его последних снах, в его тайных вылазках в Лллис. Никто ни разу его не заметил над бескрайними водами царства фоморов, ни разу не настигли его воины Вороньего короля, а ведь не могло так случиться, что не было у него воинов вовсе.

Словно Имс был невидимкой. Словно был искуснее всех. Словно его магия побеждала любую другую магию, отводя от него все глаза и уши.

И ведь это не было так уж невозможно: Имс все острее чувствовал, как сила его растет. Препаратом он пользовался скорее из желания подстраховаться, ради своевременности выброса – он всегда ощущал, будучи там, внутри нескольких снов, когда его действие заканчивалось.

И еще – он сумел заставить омелу служить себе. Связав ее в своем воображении с выбросом в реальность лишь один раз, он сумел подсознание побуждать свое тело подавать ему тревожные сигналы в нужное время. Мерлин мог бы гордиться – омела и здесь стала защитой.

Когда Имс начинал забывать, кто он и где он, когда миры менялись местами, он всегда смотрел на то место, где должен был нарисован друидский знак. И если его там не было, или он не пульсировал и не переливался, или вместо омелы было изображено что-то другое, в мозг сразу же закрадывались сомнения, которые разрушали сон. Иногда это происходило не моментально, но всегда – происходило.

Имс летал по разным концам Ллиса, заглядывал на разные острова, выпытывая, какая там текла жизнь. В столицу под черным кубом он спуститься не мог – это было слишком рискованно, слишком.

Большинство островов на окраинах Ллиса сверху казались пустынными, но когда Имс забирался вглубь лесов, на берега озер, шел по едва видимым тропкам или просто летел низко, над самыми деревьями, то всегда находил жизнь – иногда странную, но жизнь. Здесь в основном жили полулюди-полузвери, существа, которые так часто и так быстро меняли свой облик с человеческого на лисий, или волчий, или птичий, что Имс даже не всегда мог отследить причину превращения. Некоторые виды друг друга не любили – как-то Имс стал свидетелем кровавой стычки лиса и волчицы, в результате которой обоим оборотням пришлось зализывать крайне неприятные раны.

Жили они все в постройках, полностью скрытых в холмах, так что сверху их почти невозможно было увидеть, даже птичьим глазом. Что было внутри жилищ, Имсу разглядеть не довелось. Пару раз он видел, как над холмами кружили блестящие серебряные шары, отдаленно напоминавшие ему те, что в его мире в 80-е годы любили вешать под потолками дискотек.

Вблизи менгиров, которые теперь Имс видел постоянно и безо всяких усилий, острова становились вымершими, однажды Имс видел вблизи границы черную страшную фигуру еще одного олля, но знакомиться с ним ему резко расхотелось, и он поспешил улететь оттуда.

На тех островах, что выглядели как обычные земные, то есть возвышались на воде, а не реяли в небе, жили русалки и прочие водяные фэйри, среди которых чудовищ находилось гораздо больше, чем прекрасных созданий.

Имс откуда-то знал про их зловредный нрав, близко к болотцам внутри этих островов не подлетал, наблюдал за жизнью с высоких деревьев или скал. Жили эти существа и под водой, и Имс бы не удивился, обнаружив где-нибудь на большой глубине дворец из кораллов с окнами из чистейшего янтаря, да только ворон – птица не водоплавающая, как известно, а в человеческом виде нырять в подводное царство Имс не решился бы за все золото земного мира. Деревья на русалочьих островах были синие и огненно-красные, а сами русалки выглядели довольно жутко. Полурыбы, а скорее даже – на треть рыбы, и очень хищные, с полным острых зубов ртом, с синей кожей, с выпученными глазами, они ничего общего не имели с теми красавицами, о которых говорили людские сказки.

Однако более всего Имса интересовал город с черными башнями, в котором он впервые встретился с Корвусом. Этот город, который, в отличие от Ллиса под черным кубом, где жила местная аристократия и который охранялся с помощью сотен хитрых приспособлений, был, очевидно, общим городом фоморов.

И в этот раз Имс решился – нырнул с высоты прямо в хитросплетенье улиц и вот уже быстро шагал по какой-то площади.

Он уже успел понять, что вся архитектура фоморов – это кристаллы: что в элитной столице, что здесь. Кристальные формы позволяли застраивать улицы сколь угодно плотно, при необходимости разбираясь на модули, а на плоских крышах размещались сады, огороды, солнечные батареи и ветряки, это он успел разглядеть еще издалека, когда наблюдал со стороны.

Наземного транспорта не наблюдалось вовсе, в воздухе лишь изредка мелькали шаттлы, пассажиром одного из которых Имсу уже довелось побывать. Черных скоростных экспрессов, которые он видел в городе под кубом, тоже не было заметно.

Цивилизация фоморов была очень высокоразвитой, насколько понимал Имс.

Но что-то точило эту цивилизацию.

Что-то не только на границах этого мира, но и внутри его городов, таких, как этот. Может быть, элита жила глубоко под магическим кубом, чтобы избежать бедствий.

«Покажись же мне, изъян», – шептал Имс про себя, шагая по улице, где газоны были засажены не цветами, а кустиками с обилием разноцветных ягод. Вернее, газонами это назвать было нельзя, Имс просто шел по вымощенному каким-то гладким камнем тротуару, по обе стороны которого росли ягоды.

Пока все выглядело слишком прекрасно и беспечно. Правда, он опять заметил, как вдалеке по воздуху проплыли два серебристых шара и вплыли в окна одного из домов, и тогда Имсу почему-то стало тревожно. Но никакого взрыва после этого не последовало, никаких криков не послышалось.

И тут до Имса дошло, что находится он в самом центре огромного цивилизованного города, а до сих пор ему не попалось ни одного человека, ни одного существа. Город явно был жилым, но на улицы никто не выходил.

Как будто после войны, которая странным образом пощадила деревья и здания, а вот жителей города уничтожило без следа.

Птиц тоже не было.

То есть фоморы не появлялись в своем городе ни в каком обличье. Вообще.

«Старый город, – вдруг шепнул кто-то в его голове. – Иди в Старый город, там осталась жизнь».

«Элга, друг, – ответил ему Имс. – Если бы я еще знал, где тут Старый город».

«Я знаю», – усмехнулись в ответ, и Имс через мгновение уже рассекал воздух своими черными крыльями, направляясь к указанной точке.

Кому еще было доверять, как не голосам в своей голове?

Хотя они явно играли на стороне Корвуса.

***

Он летел и летел, пока не вылетел за границу города, за которым простиралась пыльная и каменистая пустыня. Имс и заметить не успел, как вокруг сгустился зной и закачалось белесое марево.

Он летел дальше, к скалистым столбам, которые смыкались причудливыми арками, и вскоре оказался перед каменной щелью, куда даже птица едва могла протиснуться. На той стороне скал был такой же пустырь, и пыли здесь клубилось едва ли не больше, Имс стоял и озирался недоуменно, и вдруг – словно что-то щелкнуло в голове – увидел и услышал. Место показалось ему, и он застыл в изумлении, все его шесть или уже семь чувств орали вразнобой, не в силах синхронизироваться, и сразу же беспокойно обожгла грудь омела.

Имсу как-то давно, в другой жизни, доводилось бывать на колдовском рынке Акодессева в африканском городе Ломе, столице Того. Он Имса не сильно впечатлил. Был грязным, как дерьмо, прямо на земле местные маги с видом последних доходяг выкладывали всякую дрянь – вот отрубленная и засушенная голова газели, вот обезьянья лапка, зуб крокодила, хрустящее крылышко летучей мыши… Туристы выискивали здесь курительные смеси, травы для приворотных зелий, амулеты на удачу – дураков среди европейцев хватало. Груды голов, хвостов и сдернутой кожи – Имс с трудом продирался сквозь все это богатство, а один особо вредный колдун больно долбанул его по ноге своей самодельной тростью и нашептал вслед заклятье вуду – разозлился на пустом месте. Был бы Имс суеверным, давно бы умер от насланной злой кары, но Имс был не таков. Никогда не верил, что высушенная жаба или зародыш ламы, которых надо закопать на углу дома, раз и навсегда избавят от злых напастей. Больше половины оккультистов в Того были просто заядлыми наркоманами, фанатами свежих листьев коки, и над многими из них уже стояла тень кого-то очень похожего на фоморского олля – с провалившимися глазницами и в плаще с капюшоном. Имс этот силуэт отчетливо научился видеть уже тогда.

Ни лапасские, ни тогийские базары Имса не впечатлили, но вот тут он прямо открыл рот. Если и существовал где-то магический рынок на пересечении миров, то, несомненно, здесь. Все огромное плато под скалами кипело, шумело, кричало, переливалось и кишело магическими существами, которые так быстро меняли форму от людской к звериной и птичьей и обратно к людской, что у Имса в глазах зарябило; кричали друг на друга, торговались и выбирали товар точно так же яростно и грязно, как на каком-нибудь земном восточном базаре. Над всей этой кутерьмой в воздухе носились подобия открытых механических повозок, мигающие огнями, лавировали и совершали над головами покупателей немыслимые кульбиты, и возницы орали с них благим матом, видимо, призывая поберечь головы. Управляли этими высокотехнологичными лайбами совсем молодые люди, юноши или даже подростки, а что было в самих лайбах – Имс не успел разглядеть.

В общем-то, присмотрелся Имс, нырнув в толпу, – принципы местного рынка мало чем отличались от земных. Точно так же в шатрах были выложены товары, точно так же до хрипа спорили продавцы и покупатели, большинство из них с виду оставались людьми, так что Имс вовсе не чувствовал себя где-то в другой вселенной. Продавали все: ткани, украшения, травы, плоды, напитки, камни и металлические штуковины, которым Имс не знал применения, лекарства и яды, масло и мед, молоко и ягоды, туши свежих оленей и тушки зайцев, рыбу, диковинные светильники, всякую всячину…

Имс и сам не знал, что несло его вдоль рядов, даром что в человеческом обличье, – какая-то страсть, огромная волна, из тех, что поднимают свой пенный гребень до самого неба и надвигаются с невиданной быстротой, обещая поглотить на своем пути все живое. И Имс думал, что, как бы ни пытался он остаться человеком, уже попал в эту волну – как несчастный серфер, которого забирал себе океан.

Отыгрывать назад было поздно.

Он уже был утопленником, хотя еще дышал через раз.

– Чего желает сир, Темный маг? – раздался откуда-то сбоку дребезжащий голосок, и Имс не сразу понял, что обращаются к нему.

Какой-то очередной сгорбленный старичок, из тех, каким Имс сильно не доверял: взять хотя бы того хитрюгу в Тибете, который всучил ему древний гобан, или вон олля, притворявшегося пряничным добрячком, а оказавшимся близнецом Смерти…

– Того нет у тебя, что я ищу, – приветливо оскалился Имс.

– Может быть, зря ты оскорбляешь заранее мой товар, сир, – скривился старик и что-то потащил из груды рассыпанных на лоскуте ткани ожерелий и браслетов. – Все сильнейшие маги Ллиса сейчас одного ищут – амулеты, способные удержать магию, как варево – в котле, но мало у кого получается, а когда варево выплескивается, обжигаются все… Но мне поставляют товар сами Бегущие, они знают места, где остались сидские сокровищницы… и амулеты с рунами самого Мерлина… и даже… – тут лицо старикашка сложилось, кажется, вдоль и поперек, как листок коричневой бумаги, – … поговаривают, что находят они на разных рынках вещицы Стражей… видели мы несколько таких… И сегодня жду я их, так что прекрасный день для посещения нашего калаха выбрал ты, не подвело тебя твое чутье, Темный маг…

– Откуда ты знаешь, что я Темный маг, старик? – поинтересовался Имс, который и сам-то еще толком не знал, кто он.

– Это определит даже ребенок, – старик рассмеялся, точно стеклянные бусины рассыпались. – Кровь сильного мага бурлит, как пенное вино, ее ток слышен издалека… Быстро бежит, раздувает вены… И радость слышна в твоей крови, точно вернулся ты домой, как рыба вернулась с песка в океан … Подожди Бегущих, скоро они появятся, и ты заплатишь мне дороже за мою подсказку.

Имс подумал, что ему даже нечем платить, но потом вспомнил – он во сне и сможет вообразить любую монету, если понадобится.

– Бегущие, говоришь?

Это явно было что-то новенькое. Да и старик сболтнул нечто важное – видимо, с магической энергией в этом мире вообще были большие проблемы, если каждый маг искал артефакт, чтобы ее стабилизировать. Видать, менгиры создали в этом мире полный хаос, и магия вышла из-под контроля совсем. Как там сказал старичок? «Варево выплескивается из котла и обжигает все вокруг». Возможно, поэтому жители Ллиса не могли даже удержать в одной форме свое собственное обличье. Если так, Ллис уже ожидал смертного приговора. Кто знает, что могла дальше сделать нестабильная магия с самой реальностью? Очевидно, Норы, о которых говорил олль, появлялись теперь не только на границах, не только рядом с потухшими менгирами… Они появлялись уже везде, и непредсказуемо.

«Не только норы, – шепнул ему голос в голове. – Перекрестки. И Лабиринты».

И тут Имс вспомнил, чем они были во времена Элги. Перекрестки и Лабиринты – наследие нгахаров.

Элга помнил, что нгахары были Стражами перекрестков. Элга помнил и то, что Мерлин получил когда-то через игру в нун силу, равную силе Стражей. И что сиды умели подчинять энергию менгиров, поэтому неудивительно, что эти Бегущие – кем бы они ни были, а скорее всего магическими контрабандистами – где-то там искали сидские сокровищницы.

Сидские амулеты в эту пору, когда Сид был заперт сам в себе благодаря Мерлину, уж наверное стоили баснословных сумм.

Сильно польстил Имсу этот старый торговец, если разглядел в нем настолько платежеспособного клиента. С другой стороны, кому и покупать такой товар, как не магам?

Имс подумал и прошел в шатер старика. Здесь повсюду валялись старые ковры, под потолком со скрежетом крутились древние вентиляторы, воняло сладким дымом – впрочем, Имс успел заметить, что воздух в Ллисе в принципе сладок, и уже начал привыкать, находя в этом свою прелесть. Но тут явно раскуривали травы. По углам тускло маячили масляные светильники – никакими высокими технологиями, которые Имс успел у фоморов заметить во множестве, здесь и не пахло.

– И давно ты знаешь Бегущих? – спросил он, устроившись между пыльных тюков.

– Они приходят на наш калах уже несколько десятков зим, – благоговейно поведал старик. – Никому не удавалось продержаться так долго между ножами реальностей… Это очень, очень могущественные маги, Белые вороны. Они могут знать будущее, поэтому предвидят, когда схлопнется одна реальность и откроется другая, где и через сколько времени разверзнется портал – и даже знают зачастую, куда… Они с легкостью летают через Норы и приносят нам вещи оттуда, из других миров. Несколько раз они летали и через Перекрестки, а однажды, – тут старик совсем уж закатил глаза, – вернулись даже из Лабиринта, хотя еще никто оттуда не возвращался, ни живым, ни мертвым… Они – совершенные, Темный маг, поэтому даже Лабиринт не сожрал их. Белые вороны – их осталось так мало.

– Белые вороны? – недоверчиво переспросил Имс.

Старик кивнул.

– Ты сам увидишь.

– А имена есть у Бегущих?

– Есть, но просто так по именам их не кличут, – шепотом сказал старик. – Гаррель и Ульель. Кто-то зовет их Бегущими, кто-то – Белыми, а по именам у нас зовет только равный равного. Кто же равен совершенным?

Имс поморщился – никогда не верил в ничье совершенство. Стоило отказываться от религии, чтобы кого-то из рода человеческого – или из рода магических существ, неважно – возводить на его место. У Имса был только один кумир всегда – он сам, единственный у себя и неповторимый. Что не мешало ему уважать чужую личность.

– А тебя-то как зовут, старик?

– Лир, мой сир, – смиренно сказал торговец, но посмотрел хитро, словно бы даже за эту информацию надеялся получить наценку.

Лир, значит. Имс усмехнулся. Ну что ж, легко будет запомнить.

– А у тебя что, особый договор с этими Бегущими?

– Любят они меня, – с гордостью сообщил старый Лир. – Я их помню с тех времен, как они мальчишками по калаху бегали… Баловал тогда их то сладостями, то украшениями.

– А сколько лет-то тебе, Лир? – лениво поинтересовался Имс.

– Лет? – удивленно поморгал старик. – Не помню. Кажется, тысячи три...

Имс только головой покачал.

Впрочем, он не знал, сколько лет Элге – магу, которым отчасти являлся и он сам, не знал еще, какие воспоминания спали в глубине его памяти и каким только предстояло подняться на поверхность.

Так он полулежал на коврах, постепенно забывая о течении времени, и даже омела не тревожила его – так вдруг спокойно ему стало, словно всю жизнь он провел в шатре Лира, а, может быть, просто этот рынок так сильно напоминал ему рынки Ливии и Момбасы, что он чувствовал себя как дома.

Может быть, и в самом деле его дом здесь, и не стоит беспокоиться о судьбах другой вселенной? Кем он там был? Знал ли он вообще, что он такое? Какая судьба ему там была уготована? Умереть в кресле перед телевизором? Неужели для этого он родился и жил?

Имсу сделалось так хорошо, что поднявшийся вдруг шум – сначала как бы совсем неслышный, но нарастающий, как тонкий писк комара, – будто выдернул его из бесконечно длящегося оргазма и поднял в нем волну бешенства. Но тут же он почувствовал нечто другое – нечто, доселе неведомое.

Он откинул полу шатра и выглянул наружу, а потом и разглядел среди пестрой толпы виновников напряжения – они не особо выделялись и в то же время выделялись абсолютно.

Они словно принесли с собой воздух других миров, звездную пыль.

Имс смотрел, как они приближаются, и чувствовал, как пульсируют звезды, как текут сквозь время галактики, как дышит и поет, неслышными голосами, космос. Он словно бы вдохнул воздуха, которого был лишен так давно, и задохнулся от счастья, и ощутил, как века проходят через него…

Вентиляторы все так же кружились со скрежетом, все так же откуда-то веяло сладкими запахами трав, а мир снова будто бы сдвинулся.

Они были молодыми, совсем молодыми.

У одного был античный профиль, смуглая кожа с множеством родинок и копна черных кудрей, и суженные зеленые глаза его смотрели высокомерно; у второго – острые черты, словно вырезанные из бумаги, нежная бледность, удивленно взлетевшие брови и взгляд прозрачный и стальной, как самая чистая и холодная вода. Оба выглядели встрепанными и утомленными, синие тени залегли под глазами, а одеты были обычно – Имс бы не обратил внимания, встреть он их на московских улицах: короткие плащи болотного цвета с капюшонами, высокие узкие мягкие сапоги, кожаные перчатки…

И от них веяло опасностью.

Такой опасностью, что все инстинкты Имса тут же взвыли, как пожарная сирена.

Имс судорожно схватился за грудь, пытаясь поймать пульсацию омелы, но она молчала, а мозг не мог дать ответа на какой-то очень важный вопрос. Только вот Имс внезапно забыл – на какой. Что-то мучило его, но что – он не мог вспомнить, а сирена выла все громче.

Уже не понимая, зачем, он рванул на себе рубашку и куртку – и увидел мерцающие контуры на груди.

Что-то переливалось и шевелилось на его коже, какой-то рисунок, но что это был за рисунок и какое он имел значение, стерлось из памяти. Имс куда-то должен был бежать, бежать от кого-то, и как можно скорее, но вот куда и от кого?

Куда и от кого?!

И вдруг кожу возле сердца продрало ожогом, и Имс четко увидел черное, уже не светящееся растение.

И медленно, так невыносимо медленно, пришло узнавание.

И, может быть, он еще бы успел… он хотя бы попытался успеть… но тут услышал непередаваемый звук.

Непередаваемый – и в то же время смертельно узнаваемый.

Нежный и мощный шорох.

Шорох крыльев.

Имс, не веря слуху, медленно поднял глаза и чуть не зажмурился.

Это было то, что он всегда называл: «в мире есть что-то еще».

Что-то важное, чего он не мог до конца понять, но к чему сейчас почти приблизился, изнемогая от этого «почти», от того расстояния до истины, которое было ничтожным, таким ничтожным, что все волоски шевелились на теле, – но никак не хотело сокращаться.

Огромные белоснежные крылья четырьмя серпами взлетели над головами юношей в плащах, и лица их засветились невыносимой красотой, словно лампой озарились изнутри. Никакого огненного меча им не требовалось, никакого трубного гласа, чтобы поставить кого-то на колени, да и правда – голос у одного из них, того, с чуть детским выражением черт, оказался совсем мягким, бархатным, и пальцы – тонкими и нежными, когда обхватили Имса за запястье.

Но держали эти пальцы крепче любого металлического браслета – держали в этой реальности, и Имс не смог бы теперь проснуться, даже если бы там, на земле, его подбросило взрывом.

Он сразу это понял.

– Ну вот мы и нашли тебя, Элга, – почти соблазняющим шепотом обволок его один из ангелов. – Спасибо старому Лиру, который любит нас. Я – Ульель, а это – Гаррель.

– Да я уже заочно знаю вас, ребята, – криво усмехнулся Имс.

Он умел признавать себя побежденным. И умел признавать, что недооценил противника. И уж точно нисколько не был удивлен, когда из-за спины Гарреля вышел Корвус.

***

– Корвус, ты всегда так грязно играл – или это следствие больших, как я понял, проблем с магией в твоем мире?

– Кто грязно играл, так это ты, Имс, – возразил Корвус. – Впрочем, кажется, ты всегда был шпионом, это у тебя в крови.

– А у тебя, я вижу, есть свои шпионы, – сказал Имс, кивнув на Бегущих, вполне мирно попивающих за столиком в саду какой-то черный густой напиток.

Никаких камер пыток, никаких кровавых расправ не было. Корвус с необычайным изяществом переместил их всех в дивный розовый сад, где воздух Имсу показался уж совсем сладчайшим густым сиропом, а потом щелкнул пальцами, и из-за деревьев величаво выплыл один из таинственных серебряных шаров, которые Имс еще издали приметил.

Шар приблизился к Корвусу, тот коснулся на нем какой-то точки, и перед Имсем развернулся голографический экран, в котором он увидел своего сына в другом саду, полностью зеркальном этому. Казалось, тот скучал в одиночестве, сидя на скамейке, вот только на вершинах деревьев вокруг везде сидели гроздьями черные вороны. И это только то, что Имс сумел рассмотреть.

А потом Имс увидел другую картину – собственную спальню, где он сам и Пашка, в кресле напротив его кровати, спали мертвым сном.

И, насколько понимал Имс, только от Вороньего короля зависело, как скоро метафора «мертвый сон» перестанет быть метафорой и станет просто констатацией факта.

Имсу сделалось больно, но переживать явно было поздно.

– Ну и чего ты хочешь?

– Все того же, Имс, все того же. Кажется, за последнее время, увлекшись тайными наблюдениями за моим миром, ты забыл о своем предназначении.

– Кто сказал, что это мое предназначение?

– Ты сам все знаешь, Имс.

– Корвус, ты путаешь меня и древнего мага, которого когда-то знал, – как мог небрежно ответил Имс. – Даже если во мне проснулась часть крови и часть памяти, это не значит, что мы – один и тот же человек.

– О, я знаю, Имс, я все знаю, но даже эта малая часть крови для нас неизмеримо драгоценна, – усмехнулся Корвус. – Иначе почему же ты и твой дорогой мальчик еще живы?