Текст книги "Счастливчик (СИ)"
Автор книги: Mary Lekonz
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 21 страниц)
По-видимому, бурная деятельность заставила задуматься юного аристократа, потому что в один из вечеров Иммануил пришел к родителям с неожиданным решением. Выслушав сына, Борис Иммануилович и Варвара Георгиевна растерянно переглянулись. Мысль отпустить наследника учиться в Оксфорд показалась им дикой и неумной. Но Иммануил не сдавался. По его мнению, доморощенный стиль ведения хозяйства в современном мире мог приносить одни убытки, и следует учиться управлению заграницей. Отец был не согласен с таким мнением, матушка расстроилась. Но Иммануил знал, что добьется своего любыми путями.
Так много Иммануил еще никогда не выезжал – на все премьеры, во все кафешантаны, к цыганам и модным актрисам. Слухи о веселом князе-наследнике быстро проникли в высший свет. Иммануил поражал тонким вкусом и суждениями о мире искусства, очаровывал своей красотой, манерами и изяществом обращения. Был душой любой компании. С удовольствием пел чарующим контр-тенором модные романсы. Одним словом, князь Бахетов-младший был обворожителен. Ни о ком так много не говорили, как о нем.
Родителям слава сына не нравилась. Однако на все упреки по поводу нескромности своей нынешней жизни Иммануил разводил руками, напоминая о благом намерении учиться в престижном университете. Он видел, что матушка уже начала бороться с собой, выбирая между разлукой с сыном на несколько лет и сплетнями о его разгульном поведении в России.
А пока родители созревали для согласия на отъезд, Иммануил отправлялся развлекаться. Обычно во всех приключениях его тайно сопровождал великий князь Павел, с которым они стали почти неразлучны.
Апофеозом порочной жизни стали бани, к посещению которых юноши вскоре пристрастились. Специфика места позволяла оставить стыд, как одежду, за плотно закрытыми дверями, а близость горячей душистой воды, ароматных масел и банных процедур дарили свободу для воплощения любых изысков.
Со своим молодым и пылким другом Иммануил чувствовал себя невероятно счастливым. Павел быстро учился, постигая любовную науку, уже не робел и не краснел, исступленно лаская обнаженное податливое тело. Изучал внимательно, доставляя яркое удовольствие, пристально следил за реакцией Иммануила, когда ловкие пальцы забирались в самые тайники, когда прелестный любовник начинал несдержанно стонать, бесстыдно раскидывая тонкие белые ноги и подаваться, и всхлипывать, и сжимать изящными пальцами свой перевозбужденный орган с белесыми тянучими каплями. Было так блаженно закинуть эти безвольные ноги на плечи и одним точным движением войти в гладкое узкое нутро, до самого основания, до запрокинутой головы и сладострастного крика, и двигаться, двигаться, наращивая темп, смотреть на прикрытые в истоме глаза и пересохшие губы, на всю эту тонкость и хрупкость, изысканную статуэткость, фарфоровость кожи, с красными пятнами на бедрах – от несдержанных рук. И вся эта кажущаяся невинной красота так невозможно пленительно контрастировала с порывами неистовой запретной страсти, диком трепете бедер и яростном скольжении ладони по набухшему члену. Павел терял голову, стонал и рычал, не в силах сдерживать переполняющие чувства. А Иммануил в эти моменты просто наслаждался, полностью отдавая свое тело удивительному восторгу, которое дарил только он, юный великий князь.
И все-таки истории про посещения бань каким-то образом просочились в свет. Родители, больше не раздумывая, решительно высказались за обучение сына в Оксфорде, лишь бы он не позорился на родине.
А вскоре Иммануила вызвала к себе государыня для серьезного разговора.
– Как же ты так не бережешь матушку?! – увидев перед собой наследника старинного рода, всплеснула руками государыня Софья Александровна.
Иммануил поклонился со всем изяществом, на которое был способен и, повинуясь жесту державной женщины, присел на краешек кресла. По-другому у него бы после вчерашнего вечера в бане все равно не получилось.
– Матушка чувствует себя хорошо. Так, по крайней мере, говорит наш доктор, – осторожно отозвался Иммануил, пока не понимая, куда клонила государыня.
Софья Александровна прищурила светлые серые глаза, и лицо приобрело хищное выражение.
– Сестра моя, великая княгиня Елена Александровна, тебя хвалит. Говорит, большое сердце у этого юноши, хотя порой ветер в голове. Но на твоих плечах сейчас большая ответственность за семью и нет времени на развлечения. И репутация должна быть безупречна.
Иммануил потупился и ничего не ответил. Впрочем, ответа от него и не ожидали.
– Княгиня сказала, что ты желаешь покинуть Россию и учиться в Оксфорде? – помолчав минуту, перешла государыня к другой теме.
– Да, ваше величество.
– Твоей судьбой должна стать Россия, а не Великобритания.
Иммануил поднял на государыню взгляд.
– Разумеется. У меня и в мыслях нет оставить родину. Я выучусь и вернусь, чтобы приносить пользу здесь.
– Дворянин должен быть или военным или придворным, – твердо выговорила государыня. – А мне кажется, тебе не по нраву ни то, ни другое.
Последующий страстный монолог Иммануила должен был убедить Софью Александровну в его искренней преданности стране и государю, а из-за полного отрицания идей войны и независимого нрава – в полной непригодной к обоим карьерам. Основной же причиной для курса в Оксфорде было желание выучиться правильному управлению своими обширными имениями, что в результате, послужило бы на благо Отечеству.
– Желаешь служить Отечеству, но не желаешь – государю, – внезапно поняла государыня.
– Но служба Отечеству – это и есть служба государю, – попытался запутать Иммануил.
В это время в залу вошел государь Федор Николаевич. Иммануил учтиво поклонился.
– Князь Бахетов-младший настоящий карбонарий! – воскликнула государыня.
Федор Николаевич удивленно посмотрел на Иммануила усталыми добрыми глазами.
Тем не менее, разрешение на отъезд был получен, и Иммануил начал собираться в Великобританию.
По случаю своей победы над старыми принципами, Иммануил устроил ужин с друзьями.
Весь вечер великий князь Павел был странен. Равнодушно слушал веселые тосты приятелей и напутственные речи уже бывавших в Оксфорде. Хмурился и трогал пальцами губы, что означало сильное раздражение. Иммануил же много узнал о традициях прославленного учебного заведения и светской жизни Лондона, а под конец ужина ему уже казалось, что он там побывал и отучился. И только в автомобиле он заметил всю мрачность любезного друга.
Павел молчал недолго. Оказалось, он изначально был против желания князя покинуть страну и три года провести в Европе. Оказалось, что Павел целиком и полностью поддерживал своих родственников и родителей Иммануила, и ничего хорошего от Лондона, а также Парижа, Вены и Берлина, где непременно захочет бывать Иммануил, не ожидал. Либеральные традиции, свободные нравы. Бог знает, какие приключения его ждут!
– Не разделяю твоих сомнений, великий князь, – жестко прервал Иммануил рассуждения Павла. – Я тебе не невеста и не любовница, я твой друг. Сейчас мне нужно получить образование. Я не собираюсь отказываться от Оксфорда только из-за того, что тебе не хочется лишиться близкого общения со мной. Соскучишься – приезжай. Буду рад видеть тебя в Лондоне. Я не давал тебе повода для сцены ревности. И не пытайся давить на меня.
На этот раз Павел промолчал, а Иммануил с досадой прищурился за окно. Давно надо было поставить на место этого мальчишку, при первом же намеке на недовольство!
Следующие несколько месяцев Иммануил метался между Петербургом, Москвой и Лондоном, устраивая свое будущее в Оксфорде, общаясь с ректором, распоряжаясь относительно жилья и обустройства. Из одной из своих поездок в Англию Иммануил привез целый скотный двор домашних породных животных – кроликов, кур и коров, для которых арендовал целый состав. Поездка вышла веселой, и проводники железной дороги, наверное, долго еще вспоминали оригинальность молодого аристократа.
Накануне окончательного отъезда в Лондон к Иммануилу с прощальным визитом заявился великий князь Павел. Был он печален и сконфужен. Преодолев свою гордость, извинился за свои резкие высказывания во время последней встречи. Иммануил больше любовался подзабытой благородной красотой друга и лишь по тону понял, о чем, собственно, была пылкая речь. Страстный поцелуй убедил великого князя, что он прощен. Иммануил еще раз высказал пожелание видеть Павла в Оксфорде.
В начале зимы Иммануил совсем освоился в знаменитом University College.
По университетским правилам, студенты первого года обязаны были жить в колледже. Несколько дней Иммануил потратил на обживание и вскоре превратил свое помещение в самые уютные комнаты корпуса, где постоянно собирались многочисленные друзья и приятели. Общество в университете собралось самое интересное, из разных стран и в основном из хороших фамилий. Лучшим университетским другом Иммануила стал Хендрик Дамильтон, весельчак и белокурая бестия, несмотря на семейное ветвистое древо.
Иммануил быстро привык к жизни в Оксфорде. Обучение было интересным и ненавязчивым, английский язык – понятным, студенческая форма – изящной, а с проблемами в виде обязательного холодного душа по утрам и скверной еды князь виртуозно справлялся. Слегка раздражала отвратительная промозглая погода, но на нее Иммануил быстро перестал обращать внимание. На шалости и веселые проделки князь Бахетов оказался горазд и с удовольствием и чисто русской смекалкой принимал участие по всех подозрительных развлечениях.
Через каждые два месяца в Оксфорде подразумевались двухнедельные каникулы, поэтому Иммануил не успевал соскучиться по дому. Да и дорогому другу Павлу не пришлось ездить в Лондон, ведь они виделись чаще, чем можно было предположить.
Первый год в университет пролетел, как один час.
Долгое блаженное лето Иммануил провел с великим князем Павлом в Архангельском, в любовном тумане, тщательно скрываемом под маской подчеркнуто вежливой дружбы.
А осенью князь, томный и отдохнувший, вернулся в Лондон для продолжения обучения.
Второй год отличался от предыдущего – студентам разрешалось жить вне территории колледжа, да и на учебу, по заведенному обычаю, уделялось меньше времени. Иммануил снял в городе небольшой домик, преобразив интерьер по собственному, весьма оригинальному вкусу. Впрочем, вскоре в высших лондонских кругах вошли в небывалую моду персидские мотивы мебельных тканей, оранжевые шелковые занавески и черные напольные ковры. Юный князь Бахетов стал актуальной знаменитостью, в его доме собирались великосветские приятели, университетские друзья и артисты. Особенно выделял Иммануил солистов русского балета, с ошеломительным успехом гастролирующих в Европе. Профессиональные танцы завораживали Иммануила, он присутствовал на всех премьерах и настойчиво добивался знакомства с артистами. Наяву все эти дивные феи и райские птицы оказались очень милыми интеллигентными людьми и с удовольствием посещали «русский особняк». Гениальная Анна Иванова дарила князя Бахетова теплой дружбой, часто оставаясь с близкими друзьями ночевать в его доме. Да и сам антрепренёр труппы, крупный меценат, месье Дудников, попыхивая толстой сигарой, с подозрительным вниманием поглядывал на юного красавца. Иммануил его побаивался и свел общение к минимуму, хотя и с большим сожалением. Сергей Павлович был остроумнейшим собеседником и интересным человеком.
А вскоре после Рождества, ужиная в модном ресторане с шумной компанией студентов, Иммануил познакомился с Николь.
Тоненькая барышня привлекла внимание князя своим неуловимым сходством с давней приятельницей Поленькой – прежде всего, парижским выговором (Николь была родом из самого города Парижа), всей своей подвижной фигуркой, ослепительной белизны кожей, рыжеватыми кудряшками, которые непокорно выбивались у висков, и которые она сдувала характерным быстрым движением капризных губ. С первых слов Иммануил почувствовал родную душу, и знакомство тут же завязалось. Николь оказалась живой, веселой и без лишних запросов. Они быстро сошлись во вкусах и потребностях. Барышня согласилась на покровительство красивого и известного русского князя, вопросы «нетяжелого поведения» совершенно не тревожили юную француженку, а в своих высказываниях по поводу «свободной» любви она, пожалуй, была даже либеральнее Иммануила. Все это оказалось молодому князю на руку. В интимных отношениях с Николь не надо было проводить ухаживающих церемоний, девушка оказалась опытной, ловко и умело обучила Иммануила обхождению с женским нежным телом и сама проводила над ним манипуляции из тайного арсенала кокотки, заставляющие Иммануила думать, что любовь с женщиной не так плоха – главное, выбрать подходящую женщину.
Иммануил становился все более заметной фигурой, попадающей даже в заголовки газет. Однажды, получивши приглашение на костюмированный бал в Альберт-Холл, Иммануил заказал в Петербурге невероятный русский костюм по собственному эскизу, настоящий шедевр портновского и ювелирного искусства: кафтан и шапка были сшиты из азиатской парчи, расшитые бриллиантами и отороченные соболями. Появление юного князя в национальном костюме произвело на общество головокружительное впечатление. Наутро все газеты вышли с фотографиями новой знаменитости, а люди из высших кругов начали искать встреч с русским красавцем. Иммануил только сейчас понял, как вовремя обзавелся любовницей, иначе его бы крепко взяли в оборот любительницы красивой жизни.
И все же, несмотря на виртуозность и прелесть Николь, Иммануил жаждал мужского внимания. Непроизвольно кокетничал, возбуждая вокруг себя вихри волнующего интереса. Но переступил за созданные своим кодексом чести рамки лишь дважды.
Сербский наследный принц Александр казался таким же страстным, как великий князь Павел, был так же темноволос, с горящими черными глазами. Превосходный наездник, он как-то заскочил в комнаты через окно верхом на коне. Это произвело впечатление. Однако, в интимной обстановке принц оказался не особенно хорош – красовался и суетился, и Иммануил быстро прекратил свидание, не допустив высокородного поклонника до самого главного.
Алжирский шейх Фархад был самым спокойным человеком, с которым Иммануил свел знакомство в Лондоне. Смуглый красавец с синими пронзительными глазами, он походил на орла своим гордым монументальным видом. Мудро рассуждал на любые темы, не отмалчивался, когда спрашивали о мусульманских обычаях и рассказывал так интересно, что Иммануил заслушивался, невольно вспоминая сказочную Шахерезаду. Вскоре князь заметил признаки повышенного внимания шейха к своей персоне: быстрые взгляды, улыбки и жаркий румянец на четко выраженных скулах. В свою очередь, колоритный восточный мужчина странно волновал Иммануила – его оригинальный костюм обрисовывал сильное тело, позы всегда были лениво-грациозны, да и весь облик казался таким… интригующим. Вскоре, подкрепляя слова цветистыми строками из персидских поэтов, шейх признался молодому князю в своей влюбленности. Восхищенный изящными ухаживаниями, одурманенный восточной экзотикой, Иммануил согласился на близость. Шейх Фархад, между восторженными комплиментами красоте молодого человека заверил, что культура Востока имела длительную историю нежных отношений между мужчинами.
То, что у них совершенно разные ассоциации со словом «нежный», Иммануил понял слишком поздно, когда коварный шейх, сорвав с юноши одежды, согнул его на кровати и прижал локти к коленям так, что Иммануил не мог и дернуться. Обнаженное кофейно-гладкое, устрашающе-мускулистое тело оказалось намного больше и сильнее, чем предполагал князь, а внушительный темный орган – толстый, перевитый синими пульсирующий венами, который Иммануил увидел, с трудом повернув голову из захвата цепких пальцев, вызвал дикий страх. И не напрасно. Впервые в жизни Иммануил кричал, хотя шейх предварительно подготовил своего любовника к соитию. Боль казалась адской, а минуты – бесконечными. Иммануил не чувствовал ничего, кроме боли и страха, что она может не прекратиться. Он даже не заметил, когда все закончилось, а экзотический гость ушел.
Юноша смог подняться на дрожащие ноги лишь на следующий вечер. Сгорая от стыда, вызвал знаменитого лондонского доктора. Эскулап надежды оправдал, быстро излечил князя от последствий неудачного свидания и не выдал его инкогнито, чего Иммануил опасался больше всего. Шейха Иммануил больше никогда не видел, а крупную серую жемчужину, обнаруженную утром на трюмо, в золотом конверте с арабской вязью, подарил Николь.
Впрочем, скоро воспоминания о шейхе заслонились другими событиями. По весне в Лондон приехал великий князь Павел.
Разумеется, по рассказам бывавших в Европе многочисленных родственников Никитиных, Павел уже знал и о присутствующей в жизни Иммануила француженке, и о фуроре в свете, и о дружбе с балетной труппой и интересе лично месье Дудникова, и о сплетнях, не имеющих к действительности ни малейшего отношения. Но помня урок, данный ему Иммануилом, великий князь никаких претензий его поведению не предъявлял, а напротив, был предупредителен, внимателен и ласкался к другу так трогательно, что князь почувствовал, насколько соскучился по своему темноволосому любовнику. Павел вел себя настолько безупречно, что Иммануил не скрыл от великого князя своей связи с Николь и даже познакомил их одним удачным вечером в ресторане.
Их любовное свидание было полно томной неги. Иммануил медленно разделся перед другом донага, и Павел тут же тяжело задышал – только этот дивный юноша мог так дерзко обнажаться, вызывая моментальный отклик во всем теле. Павел с удовольствием следовал его ласкам, подчинялся рукам и губам. Даже упивался властью Иммануила над ним, великим князем. Желал подчинения еще большего. Кроме того, Павла просто затапливало любопытство. И когда сдерживать возбуждение было уже невозможно, когда их члены начали непроизвольно тереться друг о друга, и Иммануил достал из потайного шкафика флакончик с чистым розовым маслом, Павел извернулся в его руках, показав красивую спину и округлые ягодицы. От удивления Иммануил чуть не выронил ценную бутылочку.
– Ты уверен в своем решении? – спросил, прерывисто дыша, и глаза у него при этом сверкали, как бриллианты.
Павел кивнул. Ласки стали откровеннее, необыкновенно волнующи. Тонкие пальцы словно посылали волшебные волны по всему телу. И там, где по мыслям великого князя, не должно бы быть приятно – разгоралось яркое пламя желания. Павел вспоминал блаженное выражение лица Иммануила во время их любовного соединения и был готов получать удовольствие.
Иммануил впервые видел друга таким искренним и податливым, оглаживал руками широкие плечи и рельефную спину. Беззащитно выставленные белые ягодицы манили, будто приглашали проникнуть между нежными половинками. Иммануил так и сделал, едва помня себя от вожделения, обильно налив на пальцы розовое масло. Павел сжимался, когда друг гладил его по сомкнутому маленькому отверстию. Опытный юноша быстро нашел сказочную область, дающую мужчинам удовольствие. Великий князь выгнулся в пояснице, неловко подставляясь. От возбуждения Иммануил уже плохо соображал, его член был настолько тверд и приобрел такую чувствительность, что всякое прикосновение к нему вызывало вспышки боли и наслаждения одновременно. Медлить более Иммануил не мог и повернул Павла на бок, спиной к себе, для удобства проникновения подтянув его ногу к груди.
Князь тихо застонал от видения того, как твердый орган с трудом погружался в узкую глубину, как его тесно обхватывали гладкие стенки. Иммануил медленно двигался, с каждым толчком все глубже проникая в горячее шелковое нутро. Павлу было больно – так больно, что невозможно скрыть. Его слезы, судорожно прикушенные губы, и пальцы, хватающие простыню, и мелко дрожащие ноги до такой степени возбудили Иммануила, что он, не жалея любовника, быстрее задвигал бедрами, вбиваясь в страдающее тело, и взорвался обильным потоком семени, услышав жалобный всхлип и стон великого князя.
Иммануил не дал другу прийти в себя. Быстро отдышавшись от ослепительной вспышки дикого удовольствия, юноша подхватил рукой поникший орган Павла и медленно провел по нему языком. Великий князь охнул, неловко свел ноги, потянулся руками, будто прикрываясь, но Иммануил перехватил запястья, а ртом втянул орган полностью, посасывая и порочно поглядывая снизу вверх на опешившего Павла. Великий князь приоткрыл губы, словно хотел что-то сказать, но в это время Иммануил с неприличным чмокающим звуком выпустил изо рта изрядно потвердевший орган. Князь сам догадывался, что выглядел крайне развратно и потому не удивился потери дара речи у друга. Увлеченно, как щенок большую конфетку, Иммануил облизывал напряженный член со всех сторон, повторяя языком проявившиеся венки, забирал в рот покрасневшую головку. И только начал ритмично посасывать, погружая орган глубже в глотку, как Павел выгнулся с приглушенным стоном, вцепился руками в волосы Иммануила, отстраняя его лицо от белых брызг.
– Это называется «minette», – с улыбкой просветил Иммануил ошарашенного великого князя. – Ты, кажется, хотел стыдить меня за Николь и ее французские премудрости? Так вот – это целиком ее обучение. Виртуозно, не правда ли?
Получивший сверхмощую порцию удовольствия и впечатлений Павел лишь молча кивнул, сверкая глазами, полными непролитых слез.
Обессиленные от любовных подвигов юноши лежали в постели. Иммануил гладил друга по плечам, молча благодаря за неожиданную смену ролей и извиняясь за причиненную боль. Но после «французского урока» у Павла не осталось к князю никаких претензий.
Ближе к вечеру Иммануил предложил выйти в театр – давали интересную новинку, и князю хотелось знать мнение друга по ее поводу.
– Ты ведь уже в курсе самой злободневной сплетни? – с подозрительно отстраненным лицом спросил Павел, наливая себе воды из графинчика.
Иммануил приподнялся на кровати, подтянул ноги.
– О ком на этот раз?
Павел усмехнулся.
– Неужели опять обо мне?
Павел повел плечом.
– Они повторяются, – Иммануил фыркнул и шаловливо склонил голову. – Придумали бы что-то новенькое.
Павел со стуком отставил стакан.
– Очень интересная новость. Оказывается, твои родители готовят помолвку.
– Вот как? Не родилась еще на свет невеста, от которой я не мог бы отказаться, – усмехнулся Иммануил, но глаза его стали вдруг серьезными.
Великий князь пересел к другу на постель.
– Ты не сможешь отказаться, Мануэль. Твоя будущая невеста – самая завидная партия России и самая красивая девушка высшего света.
*gris de lin – фр. блеклый голубовато-серый
========== Часть 3. Инна ==========
В семье ее звали – Инес. Два старших брата – защитника, два младших – любимчика. Все четверо смотрели на нее обожающими глазами. С самого детства она ощущала ту невероятную, поднимающую на недоступную высоту нежность, которую могли дать только родные братья.
Увлеченно играла со старшими в мальчишеские игры: военные построения на теплых паркетных квадратах, морские бои, лошадки и барабаны. С возрастом ее чины повышались согласно приобретенному опыту: сначала была маленьким трубачом в полку старшего Володи, но вскоре пост принял младший Олег, а Инес повысили до корнета. В пиратской команде среднего Андрея сестра из юнги переквалифицировалась в матроса, а дальше – в рулевого. Братья не делали поблажки полу, да Инес и не желала никаких уступок.
Игры с куклами не заладились. Неподвижные, идеальные фарфоровые личики пугали своей отстраненностью, а сами ритуалы кормления-гуляния-воспитания казались бессмысленными, и вскоре дорогие нарядные куклы стали заложницами пиратов и воюющих государств.
Лишь по достижении шестилетнего возраста княжна из рода Никитиных начала осознавать сложность науки под названием «быть великосветской барышней».
Инна не любила холодную бальную залу, где маленькие аристократы постигали искусство придворных и модных танцев, а также этикет больших приемов. Она всегда мерзла в своей прохладной пелеринке, от обязательного тесного корсета нестерпимо чесалась нежная кожа. Природная грация и отличная двигательная память помогала Инне делать успехи, но похвала учителей оставляла ее равнодушной. Впрочем, скоро в учениках внезапно появились старшие братья, ловкие и умелые танцоры, которые, явно гордясь изящной сестренкой, попеременно становились с ней в пару, ревностно пресекая дружбу с иными кавалерами. Инна была рада танцевать с Владимиром и Андреем, с ними не надо было находить слова, улыбаться, когда не хотелось, и изображать радость, когда ноги подкашивались от усталости.
Невесомость тонкого фарфора, легкий звон ложечек. Салфеточки с искусными вышивками и монограммами. Чайничек, сливочник, сахарница. Да, доченька, мы знаем, что это сейчас pas à la mode*. Но этикет надо знать. И бабушка так любит, когда ты ей завариваешь чай… А солдатики подождут. Или что там у вас?
– Карты! – сочно смеялся отец.
– Ах, Михель… – укоризненно качала головой мамочка, но в ее прозрачных, весеннеручейковых глазах прыгали смешинки, будто солнечные зайчики по водной ряби.
Инне казалось, что родители увлеченно играли в большую семью: изображали строгость в общении с мальчиками, баловали дочь, прививали строгие правила приличия. Но Инна все время подозревала, что едва за детьми закрывались двери, как мамочка и папочка безудержно хохотали над принятыми методами воспитания, а потом с серьезными лицами выносили решения по насущным проблемам. И всегда давали поблажки. Они и сами-то не особенно жаловали этикет.
– Можно мне на каток с Володей и Андрюшей? – ласковым котенком подбиралась к родителям Инес с главным вопросом вечера. Мамочка старательно задумывалась.
– Морозно, душа моя. Не застудилась бы.
Инна яростно мотала русыми косами, а в столовую шумно врывались старшие братья. Наперебой уверяли, что проследят, закутают, сберегут. Родители, со строгими лицами, соглашались.
– Как бы не загоняли ее мальчишки на катке-то. Уж очень она хрупкая, – сокрушалась мамочка, великая княгиня Катерина Николаевна, младшая сестра государя, стоило довольным детям покинуть столовую.
– Ничего, только здоровее будет, – улыбался Михаил Александрович, втайне радуясь, что в дочке нет ни капельки того, что называют «кисейная барышня».
К десяти годам Инна освоилась в обязательном кружке маленьких аристократок. Под строгим надзором англичанки, а иногда и самой государыни, девочки учились общаться на светские темы, готовить чай, вышивать шелками и шерстью. Первую свою думку для мамочки Инес вышила вмест пастельных роз кобальтовыми и пепельными лилиями, а капельки белой жемчужной росы на лепестках заменила на черные бусинки – так ей показалось интереснее. Странные цветы выглядели будто засиженные мушками. Государыня наблюдала готовое произведение, укоризненно поджимая тонкие бледные губы. Папочка хохотал, утирая слезы, а великая княгиня Катерина Николаевна с доброй улыбкой гладила Инну по щечке и удивлялась фантазии единственной дочери. Больше Инес не оригинальничала и выбирала те узоры, что одобряли взрослые.
Почти сразу Инна поняла, что ее поведение должно подразделяться на жизнь дома, где все просто и понятно, и выход в свет. В кружке барышень она казалась тихой и задумчивой, лишь изредка не сдерживалась и резко отвечала на явные глупости трещащих, как сороки, благородных девиц, вызывая недоумение окружающих.
Очень быстро Инес подружилась с веселой Натали и решительной Верой. Обе были великими княжнами и родственницами – Вера, старшая дочь государя Федора Николаевича, приходилась Инне двоюродной сестрой, Наталья – сестрой троюродной. Вместе они составляли гармоничное трио – Натали смеялась и дерзила, несмотря на строгие взгляды государыни Софьи Александровны, Вера смело, по праву первой царевны, отстаивала свою точку зрения, а Инна молча поддерживала обеих кузин, предпочитала высказываться откровенно, лишь когда оставалась с подругами наедине. Такую тактику общения в свете Инна выбрала после того, как однажды за свой порыв выслушала от Государыни осуждающую лекцию на тему, как должна вести себя княжна из рода Никитиных. С тех пор никто не видел ее сорванцом, кроме дорогих сердцу братьев, да двух подруг.
К сожалению Инес, родители не отправили ее учиться в институт благородных девиц, а она так мечтала, наслушавшись интересных рассказов братьев! Как все юные барышни никитинской крови, Инна получала домашнее образование. Подруга Вера оказалась наперсницей и в учебе. Инес подозревала, что их мелкие шалости далеки от тех, что устраивали гимназисты, но хоть так компенсировала скучную жизнь аристократки. Как-то кузина Натали рассказала, что в некоторых семьях вообще принято индивидуальное образование, после чего маленький великокняжеский класс из семи девочек показался Инне самым настоящим, приближенным к реальной жизни. Братья Володя и Андрей снисходительно выслушивали истории сестры о безобидных девчоночьих выходках, но вслух не смеялись и осторожно делились тем, что происходило в их гимназии.
С взрослением между старшими братьями и Инной не случилось разрыва. Владимир и Андрей очень любили хрупкую, но сильную духом сестру и были честны с ней. Инес рано поняла, что большинство девочек ее круга не имело никакого понятия о том, кто такие мальчишки. Не знали об их играх, о тайнах и мыслях. О не очень приличных шалостях. О книгах. О кодексе чести между друзьями. Романтичные барышни придумывали себе кого-то «идеального», оглядываясь на героев книг, делали выводы из короткого, дозволенного этикетом, общения на праздниках и балах, домысливая, фантазируя, выстраивая из незнакомых кавалеров мифических принцев, а потом вываливали ворох цветных и невозможных размышлений на подружек. Натали, у которой имелся собственный, родной и близкий брат Павел, звонко хохотала над наивными рассуждениями приятельниц. Инна отчужденно молчала. Противоборствовать всеобщей глупости у нее не было ни малейшего желания. Вера низко склонялась над шитьем, чутко прислушиваясь к обсуждению очередных сплетен о молодых джентльменах, поневоле подавалась «романтичному» настрою, поскольку братик у нее был маленький, а целый хор громких девичьих восторгов манил грезами о прекрасном.
“Прекрасными” в кружке тринадцатилетних аристократок считались юноши утонченного вида, с интересной бледностью на непроницаемом челе, обязательно с грустью во взгляде. Изъяснялись эти модные герои иносказательно-туманно, с намеком на дерзости, и все – из-за непонятости их талантливой души. Инне от подобных разговоров становилось одновременно смешно и грустно, ведь она отлично знала, с какой здоровой иронией относились к моде на «сплин» старшие братья. Неугомонный на выдумки Андрей, ради эксперимента и шутки, даже некоторое время изображал «таинственного героя» – завел себе массивный серебряный перстень со сфинксом, цитировал Байрона, загадочно прищуривая хитрые глаза, и рассуждал о скорбности бытия. Удачный образ снискал ему популярности, но вскоре шутнику надоело учить английские стихи, старательно строчить туманные фразы в «заветные альбомы» гимназисток и изображать скуку посреди веселья. Словно старый мундир, Андрей сбросил непонятную тоску и вернулся в привычный для себя образ балагура без всяческих загадок. Любить его от этого меньше не стали, барышням импонировали красивая наружность и веселый нрав юного князя.