Текст книги "Счастливчик (СИ)"
Автор книги: Mary Lekonz
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 21 страниц)
Иммануил поднял голову и посмотрел в серьезное лицо Павла.
– У меня уже не осталось сил. Я понимаю, что скоро сдамся. И тогда я погибну, я не могу отдаться мужику, Павлик. Это… совершенно не в моей системе ценностей, я не смирюсь. Ты был прав, не надо было затевать знакомство. Но сейчас уже поздно.
– Поздно… – глухо повторил Павел и прижал начавшего дрожать Иммануила к себе. – Ты думаешь, что единственный, кто поддался его мистической силе? Он хочет овладеть твоим телом и уже почти добился этого. А государю и государыне он проник в души и тянет за собой.
Иммануил закусил губу. На глазах появились слезы отчаяния. Павел упрямо тряхнул головой.
– Но выход есть всегда. Я просто пристрелю мужика, как дикого обезумевшего зверя. Раньше можно было рассуждать об альтернативе. Сейчас ее нет. Ты и сам убедился, как страшен его черный дар.
Иммануил уселся на кровати. Он никогда ранее не думал об убийстве и собирался возражать Павлу, может быть, убеждать его, но вспомнил магнетический, похотливый взгляд мужика, его приторный голос, манящий, увлекающий в бездну. Иммануила передернуло от отвращения.
– Я согласен, – отозвался вслух. – Надо покончить с этим опасным человеком.
Павел уткнулся носом во влажную шею, где пойманной птичкой бился пульс.
– У меня с мужиком личные счеты. Не из-за возможной гибели державы, не из-за безумия государя и государыни. Из-за тебя, Мануэль. Он желает тебя, а ты принадлежишь только мне.
Успокоившись от волнения, вызванного окончательным решением, друзья начали думать над возможностью его исполнения. Павлу поначалу показалось все просто.
– Я приду с тобой и застрелю мерзавца, – пожал он плечами.
– И мы оба отправимся на виселицу, – усмехнулся Иммануил. – Уж будь уверен, Государыня моментально забудет и о вашем родстве и о моей старинной фамилии.
– Тогда придушу его тайно, – предложил Павел. – Главное забраться к нему в квартиру.
Князь призадумался.
– Дома его круглосуточно охраняют. Надо незаметно выманить зверя из норы и убить на чужой территории. Я бы, конечно, не хотел обагрять наш дворец подлой кровью, но сейчас здесь никого нет. А Заплатин, я думаю, принял бы приглашение от меня и приехал бы сюда сам, не сопротивляясь.
Поразмыслив, друзья пришли к выводу, что это оптимальное решение.
– Нам нужны соратники, – решительно заявил Павел. – Вдвоем все исполнить сложно. К тому же, на всякий случай, если дело приобретет резонанс в обществе, нужно, чтобы все выглядело, как расправа по политическим соображениям.
Павел вскочил с постели.
– Я знаю одного офицера, воевал с ним. Он ненавидит Заплатина и очень кстати сейчас в Петербурге. Есть еще парочка думских балаболов, постоянно кричащих о трибунале над мужиком. Посмотрим, насколько у них слова расходятся с делом.
Великий князь ласково провел ладонью по изящной спине любовника.
– Ты не передумаешь?
На него гневно сверкнули светло-серые раскосые глаза.
Следующую встречу у Заплатина Иммануил проигнорировал, сообщив по телефону Нюрочке, что сильно занят в Пажеском Корпусе. На самом деле, в его дворце прошло первое заседание заговорщиков. Павел привел своего знакомого офицера, молодого человека с решительным лицом, и депутата Государственной Думы, эсера Будришевича, который, как оказалось, не только открыто возмущался вседозволенностью «старца», но и был готов пожертвовать свободой и жизнью, лишь бы избавить державу от ненавистного мужика.
После долгого разговора все пришли к мысли, что нужно постараться оставить как можно меньше следов. Будришевич предложил вариант с отравлением – его знакомый аптекарь мог снабдить ядом. «Старца» следовало лишь завлечь, накормить и напоить. На всякий случай у военных было оружие. План был прост и хорош, и вскоре Иммануил приступил к его исполнению – преобразил полуподвальное помещение, рядом с потайными комнатами. «Восточная комната», безусловно, привлекла бы внимание мужика, ослабила его настороженность своей красотой, но Иммануилу не хотелось, чтобы в комнате, которую он с такой любовью обставлял, совершилось убийство. С помощью преданных слуг князь устроил милую гостиную по мещанскому вкусу – с дубовыми буфетами, мягкой мебелью, обтянутой малиновым плюшем, ковром на полу и множеством занятных безделушек по столикам и изящным этажеркам.
Осталось только дождаться удобного момента, но тут Еремей Заплатин сам сунулся в капкан, зазвав князя в гости.
– Что ж ты, милый, долго не приходил? – попенял мужик, едва Иммануил показался в дверях.
Еремей суетливо обнял князя, пытливо посмотрел в глаза.
– Занятия напряженные, Еремей Григорьевич, – Иммануил изобразил томную печаль. – Да и устал что-то. Лечение ваше помогает, но все же, я постоянно ощущаю присутствие чужих людей.
– Это оттого, что особенный ты, голубь мой. К тебе подход особенный нужен.
– Отвлекают вас здесь, – сказал между прочим Иммануил. Мужика, и правда, постоянно звали к телефону. – Вот если бы вы согласились ко мне приехать… Да не получится, конечно. За вами ведь следят постоянно. А если узнают, что у меня побывали, то и мне нагоняй будет раньше времени.
– Мда… – мужик почесал бороду и вдруг подмигнул. – А не думай, что я приставленных ко мне перехитрить не смогу! Чай, не впервой! А мы вот что сделаем – ты ко мне завтра вечерком прибудь, а я притворюся, что спать лег. С черного хода уйдем. Я тебе двери-то отомкну.
– Только очень рано не получится, Еремей Григорьевич, – поспешил закрепить успех Иммануил. – Товарищи у меня будут, лишь к полуночи их разгоню.
Еремей махнул рукой, а несмело сунувшаяся в двери Нюрочка позвала «старца» к телефону. Вернулся мужик через пять минут, недовольный.
– Вот, уехать надо. Никак без меня не управятся.
Иммануил вдруг испугался за срыв мероприятия и замер с гулко стучащим сердцем. Но Еремей хищно улыбнулся.
– Да к вечеру буду. Увидимся значит.
Ощущая на своем лице отвратительный поцелуй мужика, Иммануил прошел через указанный черный ход и вышел во двор. Очередного сеанса «лечения» он счастливо избежал.
Как только наступили ранние зимние сумерки, в особняк князей Бахетовых тайком пробрались заговорщики. Накрыли в убранной гостиной стол, имитируя недавнее дружеское чаепитие. Приведенный Будришевичем аптекарь, подслеповатый пожилой еврей, аккуратно начинил свежайшие птифуры кристалликами цианистого калия. Дозы, по заверения лекаря, было достаточно, чтобы отравить табун лошадей. Для подстраховки аптекарь осторожно обработал ядом внутреннюю часть одного из бокалов, стоящих на буфете. Потом вежливо откланялся, не забыв заверить в своей полной и абсолютной надежности.
Ближе к полуночи Иммануил сел в автомобиль. По привычке остановившись за углом, князь проделал знакомый путь, надеясь, что совершает его в последний раз. На черной лестнице было темно.
Как и условились, Иммануил стукнул в закрытые двери и остался ожидать в неосвещенном коридоре. Это было очень странное чувство – князь ждал мужика, чтобы увезти его в свой особняк и там убить. Несколько секунд Иммануил размышлял над нелепостью ситуации, но потом дверь распахнулась. В проеме показалась фигура мужика, нелепости которой придавала теплая медвежья шуба. Еремей цепко схватил Иммануила за запястье, и князю за мгновение показалось, что вот сейчас мужик придавит его в этом коридоре. Но Еремей лишь подтолкнул молодого человека к выходу. Его лицо было помято, словно со сна, борода по обыкновению нечесана, но волосы старательно смазаны на прямой пробор.
До дворца доехали молча. В гостиной, куда Иммануил провел гостя, Еремей скинул свою тяжелую шубу и оказался в шелковой синей рубахе, бархатных штанах и новых, со скрипом, высоких сапогах. Тут же уставился на заставленный приборами стол.
– Что это, будто гости у тебя были? – насторожился мужик.
Иммануил присел на краешек стула.
– Да. Я же говорил, что раньше приехать за вами не получится. Только что товарищей проводил.
– Это хорошо, – Еремей уселся и положил на стол тяжелые руки.
– Давайте я угощу вас, Еремей Григорьевич, – старательно изображая веселье, выговорил Иммануил, придвинул вазочку и птифурами и конфетами.
– Ишь всё какое красивое, – усмехнулся Еремей. – Да не хочу, сладко не ем. Ты мне лучше винца налей.
Не говоря ни слова, Иммануил потянулся к буфету с бутылками. От того, что мужик наотрез отказался от пирожных, князь не сразу понял, что налил вино в чистый бокал, но менять было бы подозрительно, поэтому Иммануил вернулся к столу с фужером мускатного. Мужик тем временем все же соблазнился пирожными и поглощал их одно за другим. Князь медленно поставил бокал, во все глаза наблюдая за состоянием «святого старца». Еремей быстро выпил предложенное вино, облизнулся.
– А вкусное какое! Налей-ка еще.
Иммануил воспользовался просьбой, чтобы придвинуть отравленный бокал.
– Да что ж ты новый-то взял? В этот лей.
– Я вам другое вино открыл, – отозвался Иммануил. – А смешивать сорта не положено.
– Эка у тебя все чопорно. Только посуду испачкал, – усмехнулся Еремей, но послушно выпил розовый мускат трехлетней давности.
Вино пришлось мужику по вкусу, он потянулся за бутылкой, подлил себе еще и встал из-за стола, оглядывая интерьер гостиной.
Пристальное внимание мужика привлек объемный ящичек работы северных резчиков по дереву – в раскрытом виде он представлял собой классический иконостас, с искусно составленными из ценных пород дерева строгими ликами, с узорными украшениями и богатой тонкой резьбой.
– Затейная вещица, – пооткрывав ларец несколько раз, прокомментировал Еремей. – Много души мастер вложил. Налей еще, князь. Хорошая мадерца у тебя.
Иммануил подавленно налил чудному мужику еще, сбитый с толку крепостью сибирского организма. Может и правда заколдован? По словам аптекаря, яд должен был подействовать в течение пяти минут, но живой и невредимый Еремей опрокинул в рот очередной фужер изысканного вина, плотоядно улыбнулся, и вдруг с удивительным проворством метнулся к князю.
– А я знаю, зачем ты позвал меня, голубчик, – жарко прошептал, вызывая у Иммануила ужасающую волну леденящего страха.
Иммануил уставился в пьяное лицо мужика испуганными глазами, а Еремей похотливо оскалился.
– Манишь ты меня, князь, все вокруг да около. А вот как хорошо все сложилось – и мы одни здесь. Давно пора, истомился я уже.
С непонятно откуда взявшейся силой Еремей за руки поднял Иммануила и прижал бы к себе, если бы князь не уперся кулаками в грудь мужика, обтянутую нарядной рубахой в вышитых васильках.
– Ну-ну, – усмехнулся Еремей, глаза его зажглись знакомым голубым светом. – Сопротивляться, значит, вздумал. Спесь свою княжескую показать хочешь. Ну, так я все равно верх возьму.
Еремей легко потащил с трудом верящего в реальность происходящего Иммануила к диванчику и упал вместе с князем, придавив тяжелым, пахнущим дешевым мылом, телом. Прикосновение грубых заскорузлых пальцев к своей шее отрезвило Иммануила, заставило очнуться и задергаться из-под мужика.
– А не трепыхайся, голубь мой, – пропел Еремей и глубоко задышал. – Ишь, какой ты нежный-то. Кожа белая да мягкая, косточки тоненькие. Все равно, что барышня.
Тошнота подступила к горлу, когда широкая ладонь задержалась на щеке, Иммануил зажмурился, с трудом высвободил руку, нашарил на стоящем рядом изящном секретере тяжелую статуэтку и с размаху опустил на раскосматившуюся голову мужика. Глаза Еремея тут же утратили фосфорный блеск, в них мелькнула будто бы обида и непонимание, а Иммануил еще пару раз сильно приложил холодной фигуркой по спятившему от похоти мужику. Брезгливо скинул с себя тяжелое тело. Бездыханный Еремей с грохотом свалился на пол. Иммануил вскочил на ноги, нагнулся над незадачливым насильником, пнул в бок ногой. Еремей казался совсем неживым. От головы на светлом ковре растекалось красное пятно. Иммануил перевел взгляд на орудие защиты – небольшая обсидиановая фигурка крылатой греческой богини Немезиды явно намекала на неслучайность событий. Иммануил передернул плечами и, ощущая слабость в ногах и легкую дурноту, отправился наверх, сообщать соратникам о частичном выполнении плана.
Павел ждал на лестнице и был похож на гончую в стойке. Не мог просто бездействовать, караулил неподалеку, готовый прийти на помощь. Иммануил слабо улыбнулся трясущимися губами.
– Яд не подействовал. Но я его, кажется, пришиб.
Павел с удивлением посмотрел на друга, который, казалось, был близок к обмороку. Иммануил обессиленно сполз по стене на пол.
– Чтобы не смел… руки свои поганые распускать…
Не слушая дальнейшего бормотания, великий князь рванулся в комнату. С лестницы сбежали два других участника заговора, устремились вслед за Павлом.
Через несколько минут Иммануил все же нашел в себе силы зайти в ставшую ненавистной комнату. Трое мужчин стояли вокруг бездыханного мужика и обсуждали, как бы половчее и незаметнее избавиться от тела. Будришевич предлагал надеть мужицкую шубу и вернуться под видом «старца» домой, на случай, если все-таки была слежка. Павел подскочил к Иммануилу.
– Ты бледен ужасно, – заметил и подхватил под локоть, удерживая и прижимая к себе. – Чем это ты его?
Будришевич поднял с пола тяжелую статуэтку. Иммануил кивнул. Офицер подошел к столу, пристально разглядывая сладости, которыми не успел угоститься мужик. Вдруг страшный хрип привлек их внимание к «мертвому старцу». Еремей Заплатин пошевелился, шустро поднялся на четвереньки, как-то ловко схватил за щиколотку подбежавшего Будришевича и, резко дернув, опрокинул на пол, а потом с необычной для получившего удары по голове скоростью бросился к выходу. Заговорщики были настолько ошеломлены живучестью мужика, что позволили ему скрыться. Иммануил больше не мог бороться с дурнотой, в глазах потемнело, дыхание участилось. Павел выхватил револьвер и, сопровождаемый офицером, кинулся вслед.
Грубая ругань Будришевича привела Иммануила в сознание. Накидывая на бегу свою шубу, Иммануил выбежал на улицу. Замыкал погоню прихрамывающий Будришевич. На улице мело. Едва выскочив в снежную бурю, Иммануил услышал звук нескольких выстрелов и побежал на шум. У кованой ограды они заметили фигуры военных и мужика, валяющегося бесформенной кучей на белом снегу. Павел спокойно убрал свой револьвер.
– У самых ворот застигли. Он уже почти перелез.
Иммануил пнул мужика. На шелковой груди расплывались два темных пятна, снег вокруг был забрызган кровью. Страшное перекошенное лицо и остекленевшие глаза с жутким выражением не оставляли сомнений, что «старец» на этот раз был окончательно мертв.
Преданные лакеи завернули труп в заплатинскую медвежью шубу. Будришевич и офицер на автомобиле уехали в метель по направлению к мостам, чтобы сбросить тело в реку.
Павел и Иммануил не успели облегченно выдохнуть, когда к ограде подошел встревоженный городовой с полицейским.
– Ваши сиятельства, – взял мужчина под козырек. – Мы тут выстрелы услышали. Подошли узнать.
– Ничего особенного, – кутаясь в рукава шубы, отозвался Иммануил. – Вечер у меня с друзьями. Один напился и вышел палить из револьвера. Но тут такая метель, что он быстро пришел в себя.
Городовой кивнул, откланялся и ушел на свой пост.
Иммануил вдохнул ртом морозный воздух, вместе с мгновенно тающими на языке снежинками. Дышалось легко, словно он вдруг избавился от страшного недуга, расправил плечи, прозрел. В душе бушевали контрастные чувства – страх и гадливость от увиденной смерти и пьянящая радость освобождения.
Друзья вернулись в особняк. Иммануил дрожал от пережитого ужаса, Павел – от холода. На пороге страшной комнаты они крепко обнялись и стояли так, слушая стук сердец. Наконец, немного успокоившись, принялись за осмотр помещения. Кровавые пятна от ударов по голове следовало быстро замыть, ковер, на котором лежал мужик – выкинуть, вместе с отравленными остатками чаепития. Вопрос о том, почему яд не подействовал, остался открытым, но обсуждать было некогда.
Будришевич и офицер вернулись, когда слуги уже вытаскивали мебель из гостиной, создавая изначально нежилое помещение. Иммануил пригласил соратников в «восточную» комнату, предложил кальян. Вскоре они уже смогли спокойно обсудить дальнейшие действия. Впрочем, первый просчет был уже налицо, ведь на обратном пути, почти у дворца, Будришевичу и офицеру попался знакомый городовой, который остановил чрезвычайно возбужденных прохожих. Будришевич, не в силах сдерживать себя, что-то воодушевленно рассказал городовому. Офицер его еле увел. Эсер не помнил ни своей речи, ни даже того, упоминал ли он Заплатина. В любом случае, заговорщики решили стоять насмерть, отрицая все намеки на убийство. При тотальном же провале Будришевич брал на себя всю ответственность, ведь он олицетворял ту оппозицию в Думе, которая добивалась расправы над «старцем». Павла, как члена семьи Никитиных, в дело вмешивать было нельзя ни в коем случае. Иммануил мог оказаться фигурантом только если городового встревожили услышанные выстрелы. Еще раз внимательно осмотрев место праведного преступления, соратники распрощались. Павел задержал в своей руке ладонь друга. Иммануил легко улыбнулся – безотчетный страх начал отпускать.
Наутро Иммануила разбудил камердинер, который отбивался от телефонных звонков мадам Д. и Нюрочки. Князь сонно поздоровался в трубку.
– Что вы сделали с Еремеем Григорьичем? – закричала Нюрочка.
Иммануил вполне натурально удивился несвойственной для апатичной девицы пылкости.
– Успокойтесь, пожалуйста, мадмуазель. В чем дело, изъяснитесь. Почему я должен что-то делать с Еремеем Григорьевичем? Мы с ним со вчерашнего дня не виделись.
– Он сказал, что ночью к вам поедет, – со слезами в голосе заявила девица.
– Не может быть! – кляня нехорошими словами покойного мужика, отреагировал Иммануил. – Он не мог поехать ко мне, у меня вчера друзья в гостях были. Да и не мог я его к себе пригласить.
– Где же он тогда?! – отчаянно воскликнула Нюрочка.
Как мог, Иммануил постарался успокоить девицу. Отвернувшись от телефона, князю пришлось впустить примчавшихся старших братьев Инны. Скинув шубы, перебивая друг друга, они поделились новостями. Заплатина хватились ранним утром, когда зашедшая на его квартиру Нюрочка не застала мужика. Охрана ничего конкретного сказать не могла. Однако девица припомнила, что старец говорил о намерении поехать к князю Бахетову, полечить его.
– Полечить! – фыркнул Иммануил, закатил глаза. – Да чтобы я доверился его корявым рукам!
– Так что с мужиком? – без лишних вопросов поинтересовался Владимир.
– Он мертв, – коротко отозвался Иммануил.
Братья переглянулись.
– Если для составления алиби нужны будут люди, можешь рассчитывать на нас, мы всю ночь провели дома одни, – выговорил Андрей, а Владимир порывисто обнял шурина.
С самого утра события приобрели удивительный резонанс в обществе. Откуда-то стало известно о таинственном исчезновении «старца». Слухи моментально связали с пропажей стрельбу у особняка князя Бахетова и невменяемого эсера Будришевича. Столица превратилась в бурлящий котел. Иммануил не мог выйти на улицу – под окнами расположились какие-то подозрительные люди. Несколько дам рвались с визитами. Слуги стояли у дверей, как часовые, проверяя личности каждого желающего видеть князя.
Еще не было и одиннадцати часов утра, когда к Иммануилу заявился полицеймейстер с важным разговором. Предполагая предмет беседы, князь призвал на помощь все свое хладнокровие и спокойно прошел в кабинет. Полицейский генерал со всей вежливостью поинтересовался ночным времяпровождением князя, извинившись, что действует со слов городового, который слышал выстрелы и рассказ эсера.
– Господин Будришевич, действительно, находился вчера в числе моих гостей, – согласился Иммануил. – Когда он оказался на улице, то был уже весьма нетрезв. На него набросился бродячий пес и Будришевич пристрелил его. Кажется, при этом он еще кричал, что лучше бы на месте собаки был Заплатин. Впрочем, за достоверность слов не поручусь. А вскоре подошел городовой. Кажется, мы ему все объяснили на месте.
– Это так, – генерал почесал подбородок. – Но приблизительно в то же время оказалось, что Еремея Заплатина нет дома. К тому же, господин Будришевич не пьет алкоголь, он трезвенник.
– Ах вот оно что… Понятно, почему его так развезло с пары бокалов токайского, – сымпровизировал Иммануил.
Полицеймейстер казался полностью удовлетворенным, напоследок поинтересовавшись, кто кроме Будришевича, присутствовал в поздних гостях. Иммануил состроил серьезную гримасу.
– Я не хотел бы, чтоб моих гостей допрашивали по столь неважному делу.
Ближе к полудню Иммануила вызвали в департамент полиции для дачи официальных показаний относительно ночных выстрелов. С уже выученной легендой князь Бахетов отправился по незнакомому прежде адресу. В департаменте творилась неразбериха. Пропажа государева любимца вызвала переполох. Впрочем, рассказ Иммануила выслушали внимательно и вроде бы никаких причин для задержания у генерала не было. Князь вежливо заметил, что собирался уехать к семье в Крым, подальше от странного внимания к своей персоне. Иммануил действительно получил от Инны (как и просил неделей ранее) телеграмму с просьбой приехать и теперь его спешное прощание с Петербургом не выглядело, как бегство. Директор департамента выезд разрешил и никаких препятствий чинить не собирался, но сообщил, что государыня не поверила в легенду о выстрелах около бахетовского особняка и распорядилась устроить во дворце обыск. Иммануил старательно изобразил недоумение.
– В этом доме проживает племянница государя, а жилище особ государевой фамилии неприкосновенно. Насколько мне известно, приказы об обыске может отдавать лишь лично его величество Федор Николаевич.
Генерал тут же согласился и быстро отозвал приказ на обыск.
Иммануил вернулся домой несколько успокоенным, еще раз проверил комнаты на предмет обнаружения улик и отправился обедать к Павлу, намереваясь еще раз согласовать показания перед тем, как участники заговора разъедутся. Великий князь собирался вернуться в Ставку, офицер, фамилию которого князь Бахетов так и не узнал – на фронт, Иммануил – в Крым.
Сняв верхнюю одежду, Иммануил тут же попал в объятия Павла.
– Собирался в театр, – смеясь глазами, сказал Великий Князь. – Но отменил, доложили верные люди, что публика готовит мне овацию.
Приложив холодные ладони к щекам, Иммануил опустился в кресло.
– Уйти незамеченными не получится, не так ли? – тихо спросил он. Павел вздохнул.
От хлопнувшей входной двери вздрогнули оба. Великий князь Кирилл, сын бывшего главнокомандующего, привез новости из Зимнего.
– Государыня в бешенстве. Хотела сначала расстрелять всю вашу веселую компанию без суда и следствия, но мы уговорили дождаться государя, да и непонятно, где вообще этот «старец». Может, в запое или у цыган? В городе, кстати, есть и такие версии, кроме выстрелов у твоего особняка, князь. Хотя нам всем по нраву вариант ликвидации.
Великий князь настороженно посмотрел на друзей. Иммануил и Павел непроизвольно переглянулись. Кирилл улыбнулся и поднялся, прощаясь.
К обеду подъехали еще два участника ночных событий. Заговорщики дружно решили придерживаться так удачно сложившейся истории с бешеной собакой. За разговорами время промчалось незаметно, и Иммануил вспомнил, что ему необходимо собрать вещи для утреннего отъезда в Крым лишь когда за окнами давно стемнело.
Почти всю ночь Иммануил упаковывался, поспал всего три часа и чуть не опоздал на поезд, благо его разбудили приехавшие на автомобиле Андрей и Олег. Братья Инны решили присоединиться к Иммануилу, чтобы отвлекать на себя внимание и, отчасти, охранять шурина.
Однако на вокзале их ждал эскорт из полицейских. Иммануил сразу подумал, что уехать на полуостров ему не дадут. Полковник жандармов подошел поближе и объявил, что по приказу государыни князю Бахетову запрещено покидать Петербург до особых распоряжений и отныне он должен находиться в своем дворце, не выходя на улицу. Фактически это означало арест. Иммануил пожал плечами.
– Очень жаль, – обратился он к опечаленным князьям Андрею и Олегу. – Расскажите эту историю моим родителям и Инес. Только не пугайте, – он ободряюще улыбнулся.
В свой особняк Иммануил не вернулся. Свернул ко дворцу великого князя Павла.
Друг появлению князя удивился. Прямо в холле, среди чемоданов, Иммануил скороговоркой выпалил, как неудачно его сняли с поезда. Павел, в свою очередь, пересказал короткий телефонный разговор с государыней. Он желал бы поговорить с ней лично, но Софья Александровна общаться категорически отказалась и бранилась, по обозначению Павла, как «не каждая немецкая принцесса бы смогла».
Так или иначе, друзья решили не расставаться до прояснения их будущего. Павел собирался в Ставку, но Иммануил был уверен, что великого князя никуда не отпустят. Он оказался прав, утром Павлу позвонил адъютант его величества и сообщил, что государыня требует от великого князя не покидать своего дворца.
– Похоже, я тоже арестован, – усмехнулся Павел, совершенно не удивленный. – Хотя отдать такой приказ мог только государь. Впрочем, я не буду упорствовать, а то вдруг расстреляют по законам военного времени, как дезертира.
Павел и Иммануил провели вместе четыре дня. За это время у них побывали все члены семьи Никитиных, с выражением восторга их доблести и одобрения поступка, хотя оба упорствовали и в убийстве мужика не признавались. Государыня была уверена, что именно князь Бахетов и Павел погубили ее любимца и категорически требовала расправы. Телеграфировали государю, его возвращения ждали со дня на день. Около дворца великого князя регулярно собирались стихийные митинги, то в поддержку убийц Заплатина, то ярых поклонников «старца», требующих предать подозреваемых анафеме. Людские скопления аккуратно, но не особенно рьяно разгоняли жандармы.
Покой и тишина наступали лишь с темнотой, когда друзья гасили свет во всех комнатах и валились вдвоем на одну постель. Их любовные игры были наполнены огнем неистовой страсти. Они оба чувствовали, что скоро расстанутся и старались насытиться, запомнить друг друга.
На пятый день заточения во дворец Павла приехала Натали, герцогиня Сёдерманландская – этот титул бывшая великая княжна носила после того, как вышла замуж за шведского кронпринца Вильгельма.
Брат и сестра обнялись. Иммануил с умилением засмотрелся на семейную сцену.
– И как это тебя отпустил твой лопоухий! – смеялся Павел, с любовью дергая Натали за выбившиеся из строгой прически кудряшки.
К супругу сестры, тихому кронпринцу, красивому романтику с озёрно-светлыми глазами и роскошными пушистыми ресницами, Павел имел лишь одну претензию – он был до омерзения порядочен, потому живая и дерзкая Натали при шведском дворе смертельно скучала.
– Я же не военнопленная, а законная супруга будущего короля, – показательно зевая, отозвалась Натали. – У вас-то не в пример веселее!
Точно подтверждая слова герцогини, в дверь вежливо постучали – прибыли очередные чиновники для допроса. Павел шутливо извинился и исчез за дверями кабинета.
– Значит, справились с мужиком? – поинтересовалась Натали, смотря в окно на заснеженную улицу.
– Пристрелили, как бешеного пса, – в тон ей подтвердил Иммануил, не вдаваясь в подробности. Перед сестрой друга он не имел никакого желания скрываться.
– Вы правильно поступили, – одобрила Натали. – Узнаю своего брата, он никогда не верил в предсказания.
– Какие предсказания? – удивился Иммануил.
– Мужик как-то высказался, что если его убьет кто-нибудь из рода Никитиных, то вся правящая семья погибнет в течение нескольких лет. Государыню Софью Александровну сейчас убеждают, что «старца» укокошил Будришевич, но она что-то не верит… Твердит почти в бреду, что пришел конец династии… – Натали отвернулась от окна и, наконец, посмотрела в глаза Иммануилу. – Как будто мужик не сделал все, чтобы приблизить ее конец.
– Ты тоже веришь в его слова, Таша? – тихо спросил Иммануил, ощущая, как предательская дрожь мгновенно заледенила пальцы.
Герцогиня пожала плечами.
– Мне страшно от того, что происходит сейчас в стране. Я не узнаю свою родину, но не думаю, что все это связано с Заплатиным. Скорее – закономерный ход истории.
Утром первого января из Ставки приехал государь. И в тот же день, в проруби под Петровским мостом, вплыл страшный труп Еремея Заплатина.
Следы от выстрелов на груди сразу подвергли сомнениям прежние показания подозреваемых. Однако и Павел, и Иммануил, и Будришевич держались своих слов, не меняя ничего. Никаких доказательств их вины не было. К тому же, в армии произошло волнение. До дворца дошли известия, что полки готовы выступить на Петербург в защиту великого князя Павла. По всем церквям служились благодарственные молебны в честь участников убийства. Громкое дело о смерти крестьянина Еремея Григорьевича Заплатина было решено закрыть.
– И то важное событие – князья мужика пристрелили! – фыркал Павел, проглядывая за утренним кофеем передовицу газет. – Как будто других дел нет!
– Ты ведь так не думаешь, Павлик? – понял Иммануил. – Я считаю, что мы правы, уничтожив мужика. Но кажется, своим поступком мы завели какой-то страшный механизм.
Павел усмехнулся и отстраненно посмотрел за окно, на кружащийся в медленном вальсе снег.
Иммануил продолжал, чутко следя за мимикой друга.
– Государыня ведь не просто так мечется и обещает погибель. Ты знал о пророчестве Заплатина?
Великий Князь неопределенно пожал плечами.
– Ты же знаешь, как он говорил – и не разберешь, из Писания это или из его личных темных глубин.
– Смерть всему роду Никитиных, если его убьет кто-то из правящей фамилии… – тихо выговорил Иммануил.
– Не верь всякой ерунде, Мануэль. Он же специально так пророчествовал, чтобы обеспечить собственную безопасность, – беспечным тоном отозвался Павел с теми же интонациями, с которыми когда-то брат Борис отреагировал на старое проклятие рода Бахетовых. Иммануил вздрогнул. Павел взглянул в его светлые глаза.
– Ты боишься, Мануэль?
Иммануил впервые боялся не за себя. Ужасное предчувствие сжало сердце. Он только сейчас осознал, как давно и трепетно любил Павла. Великий князь пересел на диван, притянул растерянного друга к себе.
– Даже если бы я точно знал, что погибну, то не изменил бы ничего. Иногда люди не в силах сопротивляться своему предназначению.
Их близость была слишком нежной для мужчин. Они лежали, обнявшись, смотря друг другу в глаза, наблюдая за эмоциями, навсегда укладывая в памяти. Иммануил не мог наглядеться на своего любовника. Запах летнего гречишного поля. Сильное послушное тело. Четкие черные брови, темно-карие жгучие глаза. Полные губы, прикушенные от привычки сдерживать стоны. В эти губы Иммануил шептал слова, которые раньше не мог себе позволить. Он медленно двигался в податливом теле, ощущая на своей пояснице перекрещенные ноги. Так медленно – на грани касания. Так ласково – будто оберегал самую хрупкую из драгоценностей. Про Павла так и сказал кто-то из ироничных родственников – «Изящен, как статуэтка Лаберже». В уголках глаз защипало, Иммануил зажмурился, пряча от наполненного любовью взгляда великого князя непрошенные слезы. Разлука казалась неминуема, и горечь пронизывала накатывающее волнами наслаждение.
