Текст книги "Счастливчик (СИ)"
Автор книги: Mary Lekonz
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 21 страниц)
Павел сдвинул бревно, откинул засов и осторожно заглянул внутрь помещения. Внутри было тихо и пусто. Мельничный механизм давно остановили. В помещении пахло застоялым воздухом и пылью. В жилом отделении, на деревянных кроватях с полусгнившей соломой лежали отсыревшие покрывала. Какие-то разбросанные в беспорядке вещи. Грязный зипун на крюке. Бутылка с остатками чего-то на спиртовой основе. На небольшом столе – разномастная посуда, сложенная неказистой стопкой.
В ящике под пеклевальным рукавом Вера обнаружила полмешка готовой муки – видимо, мельницу покидали в спешке. У Павла еще остался небольшой запас соли и сушеных овощей с приправами – можно было напечь пресных лепешек. Недалеко от постройки оказался чистый родничок, обложенный светлыми камушками. Определенно, стоило переночевать в этом сказочном месте, тем более, что солнце скрылось за верхушками самых высоких деревьев, и в лесу начало быстро темнеть.
Неширокий ручей обрушивался водопадом в чудесное лесное озеро. Павел набрал в пригоршню прозрачной воды. Мысль о купании пришла в голову не только ему. Вера ловко стягивала с ног грязные сапоги.
– Надеюсь, здесь не водятся русалки, – улыбнулась она.
Оставшись в длинной белой сорочке, Вера осторожно зашла в воду. Павел отвел взгляд, взял в руки косу. Неумело выкосил небольшую полянку перед домом, сгреб в копну. В наступающих сумерках запахло свежесрезанной травой и черной смородиной – несколько кустиков вольготно росли около деревянной стены. Тихо вращалось тяжелой колесо мельницы. Шумел водопад. Павел глубоко вдохнул вкусный летний воздух. С наступлением темноты жара отступила лишь чуть. Вера плескалась где-то недалеко от водопада. Великий Князь осторожно огляделся – им же хватит этого озера на двоих? Слегка смущаясь, молодой человек разделся до белья. Подумав, стащил с себя исподнюю тонкую рубаху. Смело прыгнул со старых мостков и зажмурился от окружившего блаженства. Вода оказалась теплой, такой чистой, что было видно, как вокруг тела шныряли мелкие рыбешки. Павел подался вперед, плавно развел руками. На глубине стало прохладнее, едва заметное течение подхватывало, освежало разгоряченную жарой кожу. Павел почти доплыл до заросшего розовыми лотосами уголка, когда услышал вскрик Веры. Моментально развернулся, с рекордной скоростью добрался до водопада.
Вера балансировала на скользких крупных камнях, то становясь под струящиеся сверху потоки воды, то словно отгораживаясь от мира хрустально тонкой стеной. Иногда с коротким возгласом спрыгивала с валунов и оказывалась в воде чуть выше колен – под водопадом оказалось на удивление мелко.
– Это волшебно… – услышал Павел прерывистый голос.
Он подплыл ближе. Встал на песчаное дно. Царевна повернулась. Мокрая батистовая сорочка обтянула девичье тело, показывая соблазнительные изгибы. Павел с удивлением уставился на округлые груди – идеальной античной формы, с выпуклыми розовыми сосками. Проклятый корсет, носимый высокородной барышней ранее, никогда не давал Павлу повода задумываться о такой красоте. Вера оказалась нежно-женственной, с тонкой талией и сильными даже на взгляд бедрами, с гибкими руками и амфорной линией живота. Павел тут же вспомнил, как давно у него не было женщины – больше года, с тегеранского госпиталя, когда к выздоравливающему аристократу, принимающему солнечные ванны на плоской крыше, забралась молодая смуглая чертовка. По тому, как она с несвойственным для местных женщин энтузиазмом принялась за дело, великий князь понял, что это был одним из этапов странного лечения. Потом Павел вернулся в Крым к Иммануилу и надолго забыл о женщинах. Сейчас алеющая щеками Вера пристально рассматривала жениха. Павел внезапно догадался, что и сам, в облепляющих тело тонких кальсонах, представлял интересное зрелище. Он ощущал свое горячее возбуждение в паху и натянутую на вставшем органе мокрую ткань. Вера протянула руки, схватила Павла на плечи, сильно потянула к себе, будто опасаясь, что он вырвется. Прижалась жарким телом.
– Ты не представляешь, как я боюсь не успеть стать твоей женой, – с придыханием, останавливаясь после каждого слова, тихо выговорила Вера.
Мысль о том, что подобное обращение слишком вольно для великой княжны и высокородной невесты, быстро покинула голову Павла, едва к его паху прикоснулись шелковистые бедра. Желание горячими искрами рассыпалось по телу, затуманило разум сладким дымом. Павел не заметил, когда успел вынести Веру из-под водопада. Девушка сжимала его плечи, прикасалась горячими губами к лицу. Павел чувствовал ее частое дыхание. Раньше ему казалось, что невинные девушки не должны бы испытывать такого страстного влечения, но состояние Веры говорило об обратном. Ее светлые глаза потемнели, скулы заострились. Своей голой грудью Павел ощущал напряженные вершинки ее сосков. Павел выпустил из рук драгоценную ношу у свежескошенного стожка. Вера тут же подняла руки, решительно скинула с себя мокрую сорочку, смело обнажившись перед любимым мужчиной. Павел опустил царевну на импровизированное зеленое ложе. В душе бушевало пламя из желаний – накрыть собой, ощутить телом нежное и девичье, овладеть, стать первым. Вера своими движениями только разогревала в великом князе древнейшие инстинкты. Она сильно сжимала и гладила его тело, будто стараясь запомнить руками – сначала плечи и грудь, и по рельефам пресса вниз, до бедер. А потом осторожно коснулась натянутой на налившемся члене ткани. Проворные пальчики распустили завязки и стянули ненужное белье на бедра. Павла неожиданно повело от смелых действий царевны. Поцелуй вышел не трепетно-нежным, а глубоким, граничащим с болью. Вера послушно приоткрыла губы, позволяя Павлу целовать ее так, как он хотел – сильно. Ее руки аккуратно изучали обнаженный орган по всей длине, гладя выступающие вены и останавливаясь на открытой головке. От ощущения горячих любопытных пальцев Павел едва не стонал, так это было неожиданно – именно от Веры. Он провел губами по ее нервной шее и коснулся набухших розовых сосков. Вера вдруг выгнулась и зажмурилась. Отчего-то Павел понял, что девушка не желала долгих и ласковых церемоний, она просто хотела принадлежать своему мужчине. Внезапное осознание заставило великого князя быстро провести руками от выпуклых сосков до линии талии, к восхитительному девичьему животу с круглой ямочкой пупка. Вниз к аккуратному треугольнику мягких волос. Вера не протестовала и не сжималась, когда Павел развел ее ноги.
Она была такая горячая и влажная, узкая и тугая, как… мальчик. От этой мысли Павла бросило в жар, и он медленно и сладострастно вошел в ее лоно, испытывая неудобства от тесноты и от того, как Вера под ним дернулась и болезненно поморщилась. Сильно сжала его бедра ногами, но почти сразу распахнула глаза и улыбнулась. Павел остановился, давая царевне время привыкнуть. Поцеловал ее изогнутые в улыбке губы. Вера словно с нетерпением повела бедрами, и Павел тут же откликнулся плавным движением. Разум ожидаемо отключился в предчувствие скорого экстаза. Павел сначала осторожно, а потом все быстрее и смелее толкался в податливое и горячее, и ощущения показались ему весьма особенными – от нежности гладкой кожи, дрожащих тонких ладоней на своих бедрах, от запаха женского возбуждения и пряной свежей травы, от улыбки и откровенной радости в глазах Веры. Почувствовав, что почти приблизился к желанной кульминации, Павел вытащил напряженный член, сжал пальцами под головкой, брызнул в сторону белесой жидкостью – хоть и находясь на пике удовольствия, он не мог оставить семя в лоне невесты. Вера лихорадочно облизывалась. Ее розовые соски потемнели и увеличились. Еще в экстазе от полученного наслаждения, Павел прикоснулся губами к набухшей вершинке, легко потянул. Едва слышный стон и дрожь по тонкому телу были ему наградой. Вере определенно нравилось, как Павел забавлялся с сосками, как легко гладил подушечками пальцев чувствительную бархатистую кожу вокруг пупка, иногда погружаясь в маленькую ямочку. Павел совершал свои действия неосознанно, в простом желании любовного прикосновения, но Вера тяжело дышала, закусывая припухшие губы, выгибала поясницу, подставляя груди под странную ласку. И когда, увлекшись, Павел неосторожно сжал сосок чуть крепче, царевна вдруг жалобно всхлипнула, сомкнула ноги и на мгновение словно окаменела всем телом. А когда раскрыла глаза, Павел увидел в них отражение своего пережитого наслаждения.
Великий князь улыбнулся. Почему-то он чувствовал себя удовлетворенным и не испытывал при всей пикантности ситуации ни малейших угрызений совести.
– Я теперь полюблю запах смородины и свежей травы, – с легким смешком сообщила Вера, утыкаясь носом в жаркое смуглое плечо.
Павел молча кивнул – его самого до сих пор пьянил аромат и вкус спелой земляники – воспоминания его первого безумного поцелуя.
Утром великого князя разбудил запах дыма и печеного теста. Приоткрыв один глаз, Павел наблюдал, как у небольшой переносной печурки суетилась молодая крестьянка в широкой длинной клетчатой юбке, вышитой белой кофточке и красном платке, повязанном по-революционному, узелком назад. Вера отскакивала от брызжущей маслом сковороды, будто в ответ сердито шипела себе под нос. Павел засмеялся от сельской идиллии.
– Неужели опять мимо крестьяне с товаром проходили? – негромко спросил он, но Вера услышала. Подбежала. Радостно взглянула в глаза. Павел притянул царевну поближе, вынуждая сесть рядом на изрядно примятую копну повядшей травы. Вера без ложного стеснения подставила губы для утреннего поцелуя. И ответила, едва мужчина отпустил ее из объятий.
– Одежда в моем мешке заплечном была. Печка оказалась рядом со стеной, мы ее вчера не заметили. И масло тоже местное.
Павел кивнул, погладил тонкую спину, через тонкий материал кофточки ощущая гладкость теплой кожи.
Они позавтракали солеными лепешками с ароматным смородиновым чаем. Павел решил тоже приодеться гражданским, в его мешке нашлись косоворотка и щегольский «городской» жилет. Но, увидев своего любимого в образе то ли крестьянина, то ли рабочего, Вера начала безудержно хохотать. Павел попытался оценить себя в озерном отражении, но не увидел ничего информативного. Впрочем, великий князь догадывался, что на его высокой худой фигуре мешковатый простой наряд выглядел нелепо, поэтому быстро извлек из вещмешка запасную военную форму. Прежняя, до черноты испачканная углем, утратила приличный вид навсегда.
Отдохнув у мельницы, Павел и Вера продолжили свой путь. Нашли спрятанную в густых кустах лодку. Провезли ее по полянке и, аккуратно столкнув в воду ниже водопада, вывели в вытекающий из озера ручей.
Лес вскоре поредел, посветлел, река снова разлилась. Вдали послышался перезвон колоколов. Павел улыбнулся своим мыслям, вспоминая об одном важном обещании.
– А скажите, люди добрые, где это мы находимся? – серьезно поинтересовался Павел у стариков, сидящих на завалинке у крайней избы какого-то тихого поселения.
Старики посоветовались между собой, а потом ответили, что село называется Алексеевка, и фамилия бывшего барина была тоже Алексеев, да спалили большевики усадьбу, семья господ успела сбежать заграницу, а крестьяне подались кто в недалекий город, а кто сражаться за равенство и новую власть. Судя по ворчанию стариков, перемены были им не по нраву.
Павел вежливо приподнял фуражку, прощаясь со старожилами.
Золотой купол церкви виднелся с самой окраины. Храм был освящен в честь Рождества Пресвятой Богородицы, о чем Павлу и Вере сообщил одинокий служка, вышедший на гулкие шаги в пустом помещении. Вера заворожено оглядывалась, рассматривала фрески, по-детски блаженно улыбалась знакомым ликам. Из ризницы появился благообразный немолодой священник с добрыми мудрыми глазами. По поведению молодых людей, сразу подошедших под благословение, служитель храма понял, что они зашли не из любопытства.
– Последнее богослужение неделю назад совершили. Председатель местный заявил, что отряд своих бойцов вышлет для разорения, если услышит, что людям благодать несем, – спокойно ответил священник на незаданный вопрос Павла.
– Как жаль, – вздохнул великий князь. – Мы хотели таинство совершить.
– Причаститься? – заинтересовался служка, полюбопытствовав вперед священника.
– Венчаться желаете? – тихо спросил священник.
Вера улыбнулась, а Павел развел руками.
– Мы не можем взять на себя ответственность за возможное разорение храма.
– Все в руке Господа, – философски заметил священник и обратился к помощнику. – Зажигай свечи.
Знакомый запах церковного воска и первые слова молитвы неожиданно растрогали Павла до глубины души. Незнакомый священник из опустевшего села совершал над ними таинство, соединяющее навечно. Рука Веры, держащая тонкую свечку, дрогнула. Павел увидел слезы на ее длинных ресницах. Ее губы чуть шевелились, словно повторяя за священником каждое слово. Венчание проходило по всем правилам, при закрытых дверях, и лишь служители храма и сам Бог были свидетелями произнесенных клятв. Служка, старательно сохраняя серьезное выражение лица, поднес молодым тонкие серебряные кольца.
Из церкви Павел и Вера вышли под руку, с одинаковыми торжественными улыбками. Древний обряд, хоть и без подобающей их роду пышности, наполнил сердца согласием и ощущением правильности. «Столько препятствий было, а все же стала моей», – не без удовольствия подумал великий князь о новобрачной. Вера заметила его сияющий взгляд и хитро прищурилась. Павлу показалось, что она хотела сказать что-то подобное.
На окраине села, с развязными песнями и плясками, грузилась в телегу веселая и, кажется, не совсем трезвая молодежь. Контраст с только что случившимся таинством был настолько резким, что Павел чуть не засмеялся.
Оказалось, оставшиеся на селе молодые люди собирались на заработки в город. Павел быстро договорился о присоединении к компании. Молодежь оказалась шумная и беспринципная. На первом же привале кто-то нагло залез в оставленный на минуту без присмотра мешок Веры. К счастью, сверху в промасленном пакете лежали оставшиеся с «мельницы» лепешки, и воришка довольствовался этой добычей, а опомнившаяся Вера решительно отобрала остальное имущество. Из оживленных разговоров молодые супруги поняли, что парни и девки решили и в городе жить своей группой, громко называемой «коммуной», презирая мысли о собственности и индивидуальности. Павел усмехнулся, удивляясь, до какого абсурда темные люди могут довести весьма интересные идеи. Он живо представил себе «коммуну» из этих деревенщин и покачал головой. Великий князь вовсе не был поборником нравственности, однако имел для обозначения будущей «коммуны» совсем другое слово.
К вечеру один из парней предпринял гнусные поползновения в сторону Веры. Даже грозные предупреждения Павла о статусе симпатичной спутницы не усмирило его пыла. Пришлось выяснять отношения по-мужски. Деревенский парень никак не ожидал от хрупкого на вид Павла такой силы удара и, зажимая капающий кровью нос, признал право победителя. Однако, инцидент заставил царевну хмурить выгоревшие на солнце брови, и когда телега с веселой молодежью оказалась вблизи Самары, Вера попросила Павла распрощаться с попутчиками. У великой княжны появилась идея по обеспечению своей безопасности.
Поначалу Павел не понял, для чего Вера спряталась в реденьком лесочке, совершая какие-то махинации под юбками. Но когда она появилась на обочине, рассмеялся. Вера подошла к решению вопроса кардинально. Кто же будет иметь притязания к беременной женщине?
– Что это ты приспособила? – не удержался от вопроса Павел, когда округлившаяся Вера оперлась на его руку.
– Одеяло, – невинно захлопала ресницами царевна.
В город их подвез неказистый мужичонка на развалюхе, гордо названной им «тарантасом». Мужичок спешил к пристани за родственниками, прибывшими сверху, из Симбирска. По пути Павел и Вера узнали, что пароход стоял лишь два часа, продолжая свой путь вниз по Волге.
На пристани Павлу удалось быстро дать взятку пропускающему людей матросу и беспрепятственно пройти на борт парохода с гордым названием «Волгарь». Они заняли удобное место под широким тентом. Изображая утомленность, Вера прислонилась спиной к прохладной стене. Павел положил рядом вещмешки и отправился изучать обстановку. Вернулся через полчаса, поговорив со старпомом и понабравшись сплетен. Поездка началась очень удачно. Впрочем, на следующий день пассажиры уже не были в этом уверены – к вечеру многим стало плохо. Вера и Павел продержались недолго. Легкая качка усиливала тошноту и головную боль. Испуганный капитан отдал команду причалить в первом же крупном городе. К удивлению Павла, на пароходе оказался доктор, который осмотрел больных и исключил тиф и холеру. Великий князь не особенно доверял нынешним докторам, но новых заражений больше не было, а страдающие, после первой волны боли и тошноты, почувствовали себя чуть лучше.
Пароход остановился в Сызрани, тут же на борту появились санитары. К тому времени многие из команды начали подозревать нерадивого кока, отравившего людей похлебкой из несвежей рыбы. Кок, кстати, внезапно исчез под покровом ночи. Вызванный доктор из военного госпиталя согласился с диагнозом бортового лекаря, прописал выздоравливающим обильное питье и бульоны, самых тяжелых забрал с собой в город. Вере, как даме «в ожидании» также предложили покинуть пароход, но царевна мастерски сыграла полное выздоровление, хотя Павел видел, что она еще слаба.
До Саратова люди приходили в себя, ругали кока и посылали на его голову всяческие несчастья, а за работниками камбуза установили народное дежурство – на всякий случай. Болеть в пути больше никто не хотел. Быстро восстановившийся Павел не принимал активного участия в жизни парохода, но по своему обыкновению прислушивался к беседам вокруг и наблюдал за людьми, старательно избегая неприятных личностей и опасных разговоров.
В Саратове пароход остановился на сутки. Павел и Вера сошли на берег, погуляли по городу, держась центральной улицы, осторожно отведали в настоятельно рекомендуемой старпомом корчме запеченных осетров. Как стало понятно из разговоров праздно шатающегося люда, принявший власть Советов город совсем недавно захватили отряды чехословацкого корпуса. Теперь во главе спешно собранного правительства стояли демократически настроенные военные. Павел не стал забивать себе голову политическими вопросами, его главной задачей сейчас было вывести себя и молодую жену (на этом месте Павел не сдержал торжествующую улыбку) за границу.
На пристани их встретили суровые военные в иностранной форме, потребовавшие документы. Паспорта у Павла были на супругов Задувайкиных, что рассмешило проверяющих, и молодая пара спокойно прошла на борт.
– Ну надо же, Задувайкины, – усмехнулась Вера, неуклюже устроилась в тени. Подвязанное под юбкой одеяло ей явно мешало.
– Чем смешнее прозвище, тем проще к тебе относятся окружающие, – заметил Павел, обнимая жену.
До Царицына добрались тихо и без происшествий.
Предъявляя паспорта тех же Задувайкиных, в Царицыне Павел вполне легально приобрел два билета на поезд до хутора Калач-на-Дону, откуда планировал снова путешествовать по реке, на этот раз – по Дону. Поезд был забит мрачными солдатами, которые тут же предупредили Павла о его неосмотрительном решении ехать в центр классовых противоречий с «брюхатой бабой». Великий князь отозвался со всем своим армейским цинизмом, и от пары сразу отстали.
К концу поездки в душном вагоне Вера побледнела и вполне правдоподобно изображала женщину в тяжелом положении. Павел же, курящий с солдатами, наслушался рассказов о сопротивлении донских казаков власти большевиков. По словам мужиков, в мае казачьи атаманы выгнали из Ростова-на-Дону остатки Красной Армии, да и все ближайшие хутора не желали нового строя. Новости не могли не радовать великого князя. Однако он понимал, что в перестрелке вполне можно получить пулю и со своей стороны.
Свежий воздух с Дона быстро вернул Вере хорошее самочувствие.
Попутчики на небольшом пароходике оказались веселыми, задушевно поющими над волнами казацкие вольные песни. Благоразумно освобожденная от тяжкого груза в виде одеяла Вера на удивление быстро освоилась среди казачек, переняла их манеру общения, а ближе к концу поездки выучила наизусть весь музыкальный репертуар. О политической позиции молодых супругов никто не спрашивал, казаки были больше заняты ухаживаниями за пригожими дивчинами да мыслями об урожае, частично посохшем из-за редких дождей.
Ростов-на-Дону оказался красивым южным городом, почти не пострадавшим от варварства революционно настроенных масс. Павлу даже ненадолго показалось, что он вернулся в мирное время, на несколько лет назад. На улицах было чисто, магазины работали, люди производили впечатление приветливых из-за ласкового малороссийского говора, и только количество военных без опознавательных знаков и постоянные патрули напоминали о положении в стране.
Павел с Верой пообедали в лучшем ресторане города, удивляясь прекрасному обслуживанию и качеству блюд. Без малейших проблем уселись в поезд, отходящий до станицы Крымская, и спокойно проехались, любуясь из относительно чистого купе за живописными южными пейзажами. Им осталось только добраться станицами до Тамани, а там до Крыма – рукой подать.
Недалеко от маленького вокзала казацкая семья шумно отправлялась в соседнюю станицу. Великий князь с супругой напросились в попутчики. По дороге три красивые черноглазые молодухи, жены хозяйских сыновей-погодок, ловко лузгали семечки и трещали, как сороки, развлекая задумчивых мужчин и степенных женщин.
Достигнув станицы, казаки радушно пригласили новых знакомых погостить перед дальнейшей дорогой. Павел не стал отказываться. Догадливые хозяева натопили гостям баньку и не торопили с ужином.
Отдохнувшие, радостные от скорого окончания долгого путешествия, Павел и Вера поутру распрощались с гостеприимной семьей и отправились дальше. В соседней станице, как сообщил отец семейства, можно было выторговать лошадей. Лошадей они, действительно получили, после часового спора Павла с упрямым торговцем, в котором великий князь безошибочно распознал цыганскую кровь. Однако Павел умел настоять на своем, и в конце концов, лошадей купил выносливых и спокойных, хоть и за неприлично взвинченную плату.
Почти сутки Павел и Вера провели в седле, как в первый день побега. Великий князь поглядывал на молодую супругу и удивлялся, насколько переменилась за короткое время царевна – загорела под летним солнцем, окрепла, снова стала порывистой, дерзкой и уверенной, как в ранней юности. Радостно смеялась. Вступала в разговоры, общалась запросто и невзирая на сословия. Искренне наслаждалась, словно чувствовала свободу каждой клеточкой молодого тела.
Они так расслабились от вольного галопа по степи, что не сразу заметили недалекий огонек. Павел хотел осторожно обойти незнакомую компанию, но люди начали кричать и палить в воздух. Великий князь послушно приблизился. Вокруг большого костра расположилась весьма разношерстная группа, разодетая, как артисты погорелого театра. Рядом стояла телега, заваленная тряпьем и мелкой мебелью. Люди были вооружены, из чего Павел сделал вывод, что это обыкновенные бандиты, ограбившие богатую усадьбу. Один из компании – высокий, относительно молодой и даже в классическом фраке, совершенно не гармонирующим с заношенными галифе, сделал широкий жест.
– Милости просим к нашему костерку. Мы тут трапезничаем.
– После богатого улова, – добавил кто-то хриплым голосом.
– Сумочки ваши пожалте, – одновременно с приглашением, тип во фраке вытянул из рук Павла вещмешок.
Жадный взгляд не обнаружил ничего мало-мальски ценного – все необходимое было вшито в носимую одежду. Вера же таким доверчивым жестом протянула свою заплечную суму, что бандит галантно замахал руками, разрешая даме оставить при себе скудные пожитки.
У большого котла кашеварил некто в грязном фартуке. При виде этой комичной фигуры Вера слегка улыбнулась, а Павел чуть не сострил относительно нанятой стряпухи. «Стряпуха» тем временем густым басом объявила о готовности гороховой похлебки. И действительно, от котла распространялся крепкий запах гороха и лука. Павлу не хотелось есть в обществе бандитов и проверять на собственном желудке способности повара. Судя по задумчивой гримаске Веры, царевну одолевали те же мысли. Павел как можно дружелюбнее посетовал, что они только что, буквально четверть часа назад, отужинали. Вера согласно закивала. Предводитель во фраке не стал настаивать.
Разговоры за поздней трапезой велись о разоренном господском доме неких «графьев немецкого роду», фамилию которых бандиты перевирали так немилосердно, что Павел затруднился определить оригинал. Все самое ценное – картины, предметы искусства и украшения, забрали революционеры еще в прошлом году. Сейчас бандиты устроили набег на пустующую усадьбу и набрали целую телегу мебели, одежды и вина. Похваляясь трофеями, мужчины извлекли на свет костра несколько бутылок и, встряхивая, предъявили Павлу. Вера прикусила губу, сдерживая смех. Великий князь сразу понял, что изысканное французское шампанское окончательно испорчено неправильным хранением.
– Чудесное дополнение к гороховому супу, – пряча сарказм, заметил он.
– А в самом деле, – вдруг встрепенулся бандит во фраке. – Нам, простым людям, теперь тоже доступны господские радости!
Повар в чумазом переднике от души потряс бутылку. Тугая пробка ожидаемо вылетела, из горлышка полезла густая пена. Компания восторженно ухнула, а повар молодецки залил в себя целую бутыль игристого. Вытер грязной пятерней довольную физиономию.
– Уфф! Как господа это пили? Пузырится, да и кислятина! И воняет будто… подвалами!
Остальные потянулись к бутылкам, желая убедиться в правоте товарища.
Вера уткнулась Павлу в плечо, подрагивая от разбирающего хохота. Павел и сам веселился, представляя, как в желудках неосторожных грабителей прокисшее шампанское наляжет на гороховую похлебку.
Ожидаемый крах наступил примерно через четверть часа, когда предводитель бандитов, или как он себя обозначил – МихалЛьвович, начал очаровывать комплиментами прижавшуюся к Павлу Веру. Великий князь быстро оценил свои шансы – они были невелики. Поодиночке он бы справился со всеми мужчинами. Возможно, он бы справился с ними и скопом, но у бандитов имелось оружие. На счастье Павла, МихалЛьвович вдруг заметно перекосился, схватился за живот и, скрючившись, пополз за телегу.
Буквально через несколько минут незавидная участь постигла и остальных участников трапезы, исключая лишь крепкого повара. Вера отрешенно смотрела в звездное небо. Павел огляделся. Их кони спокойно паслись, прядая ушами, у одинокой березы. Момент был удачным.
Вера без слов поняла мужа, тихо последовала за ним от костра к лошадям. Супруги бесшумно отвязали поводья и отступили в ночь.
Павел почти порадовался удачному побегу, когда сзади послышался характерный звук погони – конский топот, возмущенные крики и выстрелы.
– Вы нас отравили, контра! – обиженно орал из темноты МихалЛьвович.
Ночь стояла ясная, и силуэты беглецов отчетливо выделялись на фоне степи. Бандиты догоняли. Павел прислушался – их преследовало всего несколько человек, во главе с оскорбленным до глубины души главарем. МихалЛьвович ругался, не переставая, а потом начал стрелять. Пуля отчетливо просвистела мимо уха Павла. Великий князь понял, что игры кончились, пригнулся в седле, управляя шенкелем, заставляя умную лошадь менять траекторию бега. Отстреливаться в темноте из винтовки мужчина посчитал нецелесообразным. Кто-то из преследователей отвратительно выругался и, судя по возникшим проблемам, надолго отстал. По звукам выстрела Павел определил расстояние между ними и погоней – стоило прибавить скорости, чтобы окончательно оторваться. Стрельба велась беспорядочная, но частая. Павел несколько раз счастливо отклонялся в самое последнее мгновение. Опыт, полученный на войне, заставлял подсознательно управлять своим телом и лошадью. Вера же в таких ситуациях никогда не бывала. Она отставала, не умела правильно сориентироваться, пока Павел не рискнул, дернув ее лошадь за чумбук и заставив подтянуться. Он видел испуганные глаза царевны, ее судорожно сведенные пальцы и неподвижную посадку, но слов и команд Вера сейчас не слышала. Им оставалось лишь попытаться скрыться от погони как можно быстрее. Павлу это почти удалось. Его конь послушно перешел на быстрый свободный галоп, утягивая вровень с собой лошадь Веры. Бандиты поняли, что упустили шанс, громко закричали вслед проклятия, стреляя в темноту. Великий князь был почти уверен, что они справились, когда Вера вдруг резко дернулась, вскрикнула с болью в голосе.
– Держись, – прошипел Павел.
Сведенные пальцы царевны не отпускали луку седла, но опытный военный видел, как всадница внезапно словно превратилась в тряпичную куклу. К счастью, за несколько минут бешеного галопа они решительно ушли от погони.
Убедившись, что остались совершенно одни в темной и тихой степи, Павел замедлил бег коня. Лошадь Веры машинально перешла сначала на рысь, а после на шаг. Великий князь успел подхватить на руки упавшую Веру. Кони смирно встали около людей. Павел бережно уложил бледную царевну на мягкую траву, провел ладонью по спине. Пальцы наткнулись на две дырки в льняной кофточке. Мужчина простонал сквозь зубы, горло сжалось от острого отчаяния – ну как можно было так попасть на ходу и в темноте? Прямо в сердце. Да еще двумя пулями. Вера дернулась и болезненно поморщилась. Открыла глаза.
– Будто кулаками в спину ударили, – пожаловалась она.
Павел мотнул головой. При таких ранениях царевна никак не могла прийти в сознание, но Вера, опираясь на руку супруга, медленно села и аккуратно распустила завязки горловины.
– Наверняка мою любимую блузку испортили, бандюганы, – недовольно заявила она.
Павел осел рядом, всхлипывая и смеясь безумным смехом, еще не понимая, что спасло великую княжну от неминуемой смерти.
Вера знакомым жестом стянула через голову тонкую кофточку, оставшись в глухом корсете. Павел, сквозь истерические всхлипы, которые не мог унять, провел руками по предмету одежды. Он никогда раньше не видел такого корсета, больше похожего на рыцарский доспех, словно между двумя слоями плотной ткани было пересыпано чем-то твердым, мелким, неправильной формы.
– Вот так броня, – наконец, обрел Павел дар речи. – Бог тебя спас.
– Это mama, – серьезно ответила Вера. – Она еще в Царском велела мастерицам пошить нам эту сбрую, а с нас взяла обещание, что будем носить, не снимая.
