Текст книги "Счастливчик (СИ)"
Автор книги: Mary Lekonz
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 21 страниц)
Удачно примостившись рядом с довольным парной и березовым массажем комиссаром Разиным, Павел ненавязчиво добился разрешения показать именитому доктору цесаревича свою «сестрицу» для консультации.
А после бани, сидя в кругу отмытых красноармейцев под чахлыми деревцами недалеко от особняка, великий князь заметил у раскрытого окна Веру. Старшая царевна остановила взгляд равнодушных светлых глаз на шумной компании мужчин и зябко передернула плечами. Рядом с сестрой появились Надежда и Любовь: контрастно-оживленные, хихикающие, хитро поглядывающие на сборище у баньки.
– Вот разморило мужланов, – не сдерживая голоса, заметила Надежда по-английски.
– Они редко моются, будто табун жеребцов нас стережет, – фыркнув, засмеялась младшая царевна.
Павел еле сдержался, чтобы самому не расхохотаться над глумливыми шутками аристократок. Вера молча прикрыла окно, никак не отреагировала на подтрунивание сестер. Посмотрела сквозь мутное стекло, прежде чем скрыться в комнате. Павлу показалось, что девушка вглядывалась во что-то сквозь существующую реальность, настолько отстраненным было ее похудевшее и побледневшее лицо.
Наутро Павел попросил домовую хозяйку Матрёну Степановну помочь Варе одеться по-городскому и повел «сестрицу» на встречу с доктором. Конвой лишь слегка заинтересовался блеклой девицей. Бдительный товарищ Егорьевский заметил Павла под руку с барышней, но лишь прищурился и издалека кивнул.
Пожилой доктор Ясенев, несколько десятков лет наблюдавший ближайшую родню государя, продрался цепким взглядом и через простоватое выражение лица, и через загар, и сквозь мужицкую бороду фальшивого красноармейца.
– Какими судьбами, Павел Дмитриевич? – потирая кисти одна об другую, будто умывая, шепотом поинтересовался доктор.
– Да вот позволили мне, как охраннику на хорошем счету воспользоваться присутствием ученого человека из медиков и привести к Вам на осмотр эту особу, – заковыристо изъяснился Павел, с трудом заставляя себя не улыбаться во весь рот от встречи со старым знакомым.
Доктор посмотрел на увлекшуюся часами в стиле рококо, с завитушками и пастушками, Вареньку поверх круглых очков.
– А что, позвольте осведомиться, тревожит барышню?
Господин Ясенев всегда мог поддержать любую беседу и тон.
– Барышня считается у товарищей красноармейцев моей сестрицей, – на всякий случай, обозначил Павел. – Определите степень ее разумности и поделитесь своими мыслями с государем. По-моему, у нее очевидные задержки в мозговом развитии.
Всё-таки Павлу удалось удивить знаменитого доктора. Ясенев уставился на девушку, словно на заморскую диковинку, а великий князь,под предлогом выйти покурить, покинул прохладное помещение.
Внутри особняка было не по-летнему холодно. У каждой двери стоял часовой.
– Брр, неуютно тут, как в ледяном тереме, – поделился Павел ощущением с первым же попавшимся солдатом.
Заметил коменданта, выходящего из гостиной. Вслед Егорьевскому неслась гневная английская речь. На простом лице мужчины появилась довольная ухмылка.
– Такие нервные, эти бывшие вельможные дамы, – сообщил он то ли часовому, то ли Павлу.
Великий князь пошел за комендантом.
– Что доктор сказал по поводу сестрицы? – поинтересовался Егорьевский.
– Оставил поговорить. Для впечатления гражданину специалисту требуется время.
– Размяться не желаешь перед завтраком? – вроде бы равнодушно спросил комендант.
– Быстро дрова кончаются, – усмехнулся Павел, но насторожился. Слишком часто его сталкивали с государем.
– Доктор занят в последнее время, в доме болеют все. Даже учитель, тот вроде здоровый был, а сейчас постоянно за спину хватается или за брюхо. Наши бойцы обленились, две пилы сломали уже, – охотно поделился соображениями Егорьевский. – Да и с арестантом спорят, приходится отводить и внушение делать, чтобы драки не получилось. А ты, Павел Дмитриевич, редкой невозмутимости товарищ. Двойную порцию каши обещаю. Еще и сестру твою накормим.
Павел пожал плечами и, подтверждая слова коменданта о своей сдержанности, ничего не возразил.
Федор Николаевич выглядел уставшим, словно не спал накануне.
– Я видел вчера великую княжну Веру, – сразу сказал Павел, как только они взялись за пилу, а Егорьевский отошел на достаточное расстояние. – Что с ней случилось, ваше величество?
Государь вздохнул.
– Она… изменилась. Еще по пути в Тобольск веселая была, шутила, унывать никому не давала, дерзила даже. Всю зиму и весну, пока сюда не переехали, держалась. И вдруг словно у нее силы закончились. Аппетита нет, желаний нет никаких. Ночами не спит, а если заснет – то вскоре вскочит с дикими глазами – пожары ей снятся. Бред ее я не разобрал, но Надя с Любой шепнули недавно, что она во сне постоянно повторяет твое имя. Крепко ты ей в душу запал, Павлуша.
Федор Николаевич посмотрел в ясное небо.
– Я смирился с мученическим венцом для нас всех, а ты явился, соблазняешь будущим для дочери. Как отец, я желаю Вере долгой и радостной жизни. Наверное, ты – единственный, кому я мог бы ее доверить.
– Когда-то родители не одобряли вашего настойчивого желания жениться на тёте, – задумчиво выговорил Павел. – Государь Николай Николаевич благословил вас с Софьей Александровной на брак лишь перед смертью. Похоже, трудный путь к счастью – наследственный у Никитиных.
Из дома выбежал учитель-швейцарец, размахивая руками. Павел замолчал, удивленно смотря на подскочившего к ним непривычно растрепанного, в застегнутой набекрень жилетке педагога.
– Ваше величество! – возбужденно обратился он по-французски к государю, не обращая внимания на постороннего. – Там… у доктора… она… как царевна!!!
Очки смешно перекосились на краснеющем лице.
– Постойте, мсье Гильберт, – улыбнулся Федор Николаевич. – Давайте сначала. У вас такой вид, будто вы увидели привидение.
– Да, – обрадовался сравнению учитель и, отдышавшись, объяснил. – К мсье Ясеневу привели девицу, словно родственница она чья-то… из этих, – швейцарец кивнул в сторону красноармейцев у подъезда. – А на лицо – вылитая великая княжна Вера!
– Вам показалось, – печально улыбнулся Государь. – Может, и этот тип на кого-нибудь из великих князей похож?
Федор Николаевич указал на Павла, который искусно изображал незаинтересованность. Педагог мельком взглянул на загорелого молодого человека в простой военной форме, оценил бороду, а потом вдруг всмотрелся в лицо, испуганно потряс головой и побежал обратно в дом.
Павел присвистнул ему вслед, громко крикнул с насмешкой:
– Эка припустил-то! Меньше надо водки употреблять, гражданин учитель французский!
Солдаты у дома засмеялись.
– Швейцарский, – тихо поправил Федор Николаевич.
– Пролетариям должно быть все равно, – уверенно отозвался Павел.
Мужчины помолчали, занявшись выбором бревна посуше и потолще, установили на козлы. Комендант Егорьевский подошел ближе, закурил, отстраненно наблюдая за работой.
Видимо из-за нервного напряжения последних дней Павла замучила бессонница. Несколько ночей подряд он сидел у открытого окна, дышал июльскими ночами, курил, слушал звуки спящего города. Лишь на третьи сутки, едва коснувшись смятой подушки, Павел заснул и проснулся, как ему показалось, через пару минут – залетевший комар тонко и противно пищал над ухом.
Комнату заливал свет от висевшей в посиневшем небе луны. На фоне окна явственно вырисовывался темный силуэт.
«Воры…» – пронеслось в сознании Павла. Не надо было оставлять окна на первом этаже распахнутыми настежь. Однако, тут же разум отметил нечто странное. Фигура была слишком мощной для человека и будто бы… мохнатой?
«Медведь…» – с неожиданным равнодушием определился Павел, не двигаясь с места. По законам сна он не испугался, но и не мог пошевелиться. Странное оцепенение охватило все тело.
Неуклюжая фигура отвернулась от окна, расправила плечи, сбрасывая на пол тяжелую шубу. Павел узнал мужицкое лицо, всколоченную бороду и сальные волосы. Маленькие светящиеся глаза. И даже шелковую синюю рубашку с наивными вышитыми васильками.
– Жарко, – то ли объяснил свое движение, то ли пожаловался Еремей Заплатин тихим голосом. Павел с ужасом зажмурился, мечтая проснуться. Но когда снова распахнул глаза, мертвый мужик не исчез. Напротив, будто приблизился.
– Что ж ты, великий князь, опять обдумываешь всё, готовишься, а время-то упустишь… – с укоризной вымолвил Заплатин.
Отчего-то Павел моментально понял, что имел в виду призрак.
– Наверное, ожидаю, что армия сопротивления начнет битву за город и можно будет вывезти всю семью, – искренне отозвался он. Мужик покачал головой.
– Ты ведь военный человек, голубчик. Неужели не догадываешься, какое на такой случай у супостатов распоряжение есть?
– Уничтожить, но не сдать врагу, – машинально отрапортовал Павел и закусил нижнюю губу с досады. – Значит, нет никакого шанса спасти государя?
Он был так шокирован внезапным пониманием бесполезности своих попыток вытащить родственников из плена, что, не задумываясь, задал вопрос собственноручно убитому злодею. Еремей развел руками.
– Только тот, что ты придумал. Государь-то сам готов уже, да и семья тянется к душевному очищению. Одна Верушка в противоречии, и не будет ей покоя ни на этом свете, ни на том. За тебя держится, не хочет отпускать. Вытащи ее живой, а то душа ее загубленная начнет за тобой неприкаянная метаться… И поспеши, великий князь.
Павел внезапно представил себе то, о чем поведал мужик, вздрогнул от пронесшегося по пальцам холодного озноба. Зубы застучали в ужасе перед неизвестностью.
– Прости меня, Еремей Григорьевич… – вдруг прошептал он, приподнимаясь на кровати. В горле запершило, не давая выхода словам.
Мужик улыбнулся. Его слабо мерцающие глаза на миг вспыхнули.
– Бог простит, соколик, – услышал Павел затихающий голос. Силуэт медленно растворился в ночном воздухе.
Молодой человек потер лицо замерзшими ладонями, согреваясь, приходя в себя. Мистика произошедшего заставила сердце тревожно стучать, а глаза – пытливо всматриваться в освещенные луной предметы. Мирно тикали ходики. За окном шумела листва. Павел потихоньку успокаивался. Определенно, нужно выдерживать режим, иначе персональный кошмар великого князя грозил стать его постоянным гостем. Павел несколько раз глубоко выдохнул. Решение поторопиться было принято, хоть и таким странным образом. Наверное, все привиделось Павлу в страшном сне. Не мог же он наяву общаться с мертвым «старцем», так же, как и предвидеть будущее…
Павел оказался перед знакомым особняком. Миновал парадный подъезд, пробежал по коридору, вдоль закрытых комнат. Вниз по лестнице, в полуподвал, на все отчетливее слышимые крики и звуки выстрелов. В полутемном помещении метались тени и люди, в воздухе висел горький дым от стрельбы. Павел не смог пройти в комнату, словно его задержали сотни невидимых пальцев. В дверях стояли комендант Егорьевский и комиссар Разин – одинаково серьезные, словно при совершении правосудия. Ряд красноармейцев с револьверами и винтовками. Государь поднял руку для крестного знамения, но упал, прошитый многочисленными пулями. Женский крик. Государыня прикрыла рот платком. На ее глазах по стенам сползли две застреленные фрейлины, тряпичными куклами рухнули доктор и учитель-швейцарец. Громко матерящийся, смертельно раненый дядька-матрос выронил из рук бледного до синевы цесаревича. Особенно рьяный убийца подскочил к мальчику, занес над ним острый штык. Иоанн остановил остекленевший взгляд на суровом лице красноармейца. Павел понял, что цесаревич умер за несколько секунд до того, как тонкий клинок распорол грудь – больное сердце не выдержало потрясений. Государыня захлебнулась собственной кровью – помощник коменданта, веселый матрос Муромцев, по-бандитски перерезал женщине горло кортиком. Царевны метнулись к родителям, бросились на колени, пачкая свои белые платья красным. По ним уже прицельно стреляли из винтовок. Отчего-то пули отскакивали от девушек, заставляя убийц звереть и грязно ругаться. Комиссар Разин хладнокровно схватил младшую царевну за руку, другой зафиксировал голову, сгреб в кисть пышные короткие волосы. Егорьевский приставил к ее виску револьвер. Кровавый ручеек заструился по белоснежной скуле, Люба откинулась на оседающую на грязный пол, с ножом по рукоятку в яремной ямке, Надежду. Вера остановилась напротив комиссара, скорбно взглянула прямо в глаза Павлу.
Великий князь подскочил в постели. На светлеющем небе гасли звезды. Павел стонал и плакал, зарываясь лицом в мокрую подушку, до белых костяшек сжимал кулаки. Кошмар казался слишком реальным. Молодой человек был уверен, что видел тот самый сон-предвидение, которых не бывает. Слезы лились, не переставая, щекотали впалые щеки, пропадали в черной бороде. Из-под матраса, где лежал пакет с документами, Павел вытащил небольшую икону Спасителя, греческого письма, принадлежавшую когда-то матери. Маленькая деревянная доска с темным ликом пахла можжевельником и сандаловым маслом. Павел сполз на пол, на колени, вспоминая сразу все слова о прощении, о спасении, о смирении.
Наутро, с кругами под безумными глазами, Павел примчался в знакомый особняк и первый, кого он увидел, был доктор Ясенев, о чем-то яростно спорящий с комендантом. Великий князь вздохнул и весело поздоровался с охранниками, мимо которых только что промчался с перекошенным лицом.
– А, товарищ Дмитриев! – увидел Павла Егорьевский. – Чего-то не в свою смену?
– Домохозяйка вот уже полчаса ссорится с молочницей. Сбежал подальше от бабской свары, – бодро доложил находчивый Павел.
Комендант засмеялся, распушая усы.
– Это ты прав, ПалДмитрич, – заметил высунувшийся из окна бравый матрос Муромцев. – Не постоишь ли на посту, пока я отбегу по малой нужде?
Павел ловко перехватил винтовку, заходя в дом, мимо спешащего наружу матроса, ответил на его быстрое рукопожатие, хотя желал бы выбить его кисти из суставов – на всякий случай.
– Музыкальный час, – презрительно пояснил комендант исполняемую на фортепиано пьесу Чайковского, доносящуюся из приоткрытой двери гостиной. – Ты как насчет звуков инструмента? Голова не болит? А то немногие выдерживают.
Павел пожал плечами.
– А меня в сон клонит, – позевывая, высказался Егорьевский. – Оставлю тебя ненадолго одного, товарищ Разин просил зайти в кабинет.
За время нахождения в особняке, начальники охранного отряда обзавелись собственными помещениями, расположенными в полуподвале. При воспоминании о том самом месте, Павел слегка изменился в лице. Комендант ободряюще хлопнул его по плечу.
– Да не переживай, я быстро обернусь!
Егорьевский исчез за поворотом, ведущим к подвалу, а дверь в гостиную приоткрылась шире. Звуки фортепиано усилились. Теперь было слышно, как тихо по-английски переговаривались государыня и царевны, как доктор что-то возбужденно шептал по поводу недавнего разговора с комендантом. Павел с любопытством заглянул в гостиную и увидел прислонившегося к косяку плечом государя, который словно внимательно слушал пьесу.
– Видел, как ты в дом с винтовкой направлялся. Что-то плохо выглядишь, – так, чтобы слышал один Павел, сказал Федор Николаевич.
– Плохой сон приснился, – не стал лгать Павел.
Государь быстро взглянул в тревожные глаза молодого человека.
– Тебя никогда не посещали мысли о совершении страшной ошибки, которая теперь тащит за собой в пропасть и тебя, и остальных? И что, только жертвуя своей жизнью, возможно хоть как-то привести в равновесия те качели, что раскачал?
Павел закусил губу, а государь незаметно покачал головой.
– Молчи, Павлуша. Я знаю тебя так же хорошо, как и ты меня. И потому я благословлю и отпущу Веру. Но ты понимаешь, что это надо сделать втайне от государыни?
Павел кивнул, не сразу отвечая от переполнивших чувств. Наконец, прошептал, услышав громкие шаги из коридора.
– Я выберу день, в самое ближайшее время. Пора действовать. А сейчас неплохо бы устроить небольшую ссору. Допустим, я возмутился ужасным и бесцельным бряцанием по клавишам.
– Вы ничего не понимаете, молодой человек, – тут же громко отреагировал государь. – Людям, лишенным элементарного музыкального образования, не говоря уже о слухе, не понять величие Чайковского.
– Объяснять это мужикам – пустая трата времени, дорогой, – моментально по-английски отозвалась из комнаты государыня.
– О чем спор? – весело поинтересовался подошедший Егорьевский.
– Правы вы были, товарищ комендант, – поморщился Павел. – Нет никаких сил слушать эту музыку господскую. Сплошное издевательство над людьми. Да и гражданка арестованная возмущается. Только разобрать не могу, не по-нашему матерится-то.
– И тут ссору нашел. Не твой день сегодня, товарищ Дмитриев! – захохотал комендант и, завидев Муромцева, отпустил Павла домой.
Вернувшись на квартиру, великий князь начал с того, что отвел оживленную Вареньку к местному умельцу-фризюреру. В результате девица обзавелась модной в сезоне стрижкой «бубикопф», похожей на вынужденную прическу великой княжны Веры. Потом Павел отправился гулять по городу, к железнодорожному вокзалу и самому большому рынку. Потолкавшись среди торгового люда, он узнал, кроме свежих сплетен, где можно было обзавестись парой лошадей. Вечером же, строго запретив квартирной хозяйке Матрёне Степановне критиковать новый образ «сестрицы», молодой человек уединился в своей комнате и тщательно перебрал содержимое приготовленных для похода заплечных сумок.
Удачное стечение обстоятельство обнаружилось в пятницу, когда Павел получил жалование и понял, что в особняке осталось на редкость мало народа.
– Каждый раз такая напасть, – доверительно поделился проблемой комендант. – Как выплата денег, так на следующий день людей не досчитываемся. Хоть и дисциплина, но не выдерживают, напиваются вусмерть. Хорошо, что арестанты у нас тихие, а в остальные дни мы любой, даже вооруженный штурм отразим.
– Можно разделить отряд на две группы и выплачивать жалование в разные дни, – осторожно предложил Павел.
Егорьевский удивленно уставился в лицо великого князя.
– Об этом я как-то не подумал. А ты смекалистый, товарищ Дмитриев.
– Это не я, – усмехнулся Павел. – В полку на фронте так делали.
Кажется, предложение сильно заинтересовало коменданта и окончательно расположило к Павлу. Егорьевский спокойно согласился на просьбу своего «красноармейца» повторно привести к доктору сестру.
– Нас с товарищем Разиным еще сутки не будет, встречаем новый отряд, – заметил комендант. – Но я отдам распоряжения конвою, и тебя с сестрицей пропустят беспрепятственно.
Больше раздумывать было не о чем.
Ранним утром Павел разбудил Вареньку, приказал собраться.
– В гости пойдем, к благодетелям, – объяснил дрожащими от волнения губами.
Чтобы успокоиться, Павел еще раз проверил содержимое вещмешков. На случай, если не застанет Матрёну Степановну дома (она собиралась с детьми гулять в городском парке), набросал для нее вежливую записку, в которой уведомлял о внезапном отъезде, благодарил за радушное отношение, переплаченные же деньги просил принять в счет причиненных неудобств.
У калитки с Павлом спокойно поздоровались знакомые часовые, едва взглянули на прижавшуюся к сильному плечу Варю, отомкнули тяжелый засов. Во дворе было тихо. Несколько красноармейцев – всё, что осталось от грозного отряда после вчерашних возлияний, в расстёгнутых гимнастерках, расположились на теплых бревнах и пили чай с сухарями. На траве валялись грязные миски из-под каши. День обещал быть жарким.
Павел прокричал охранникам слова приветствия. Мужчины лениво помахали руками в ответ и вернулись к своему завтраку. В прохладном вестибюле, у самой входной двери, сидели два охранника и играли в карты. На Павла и его спутницу посмотрели сначала с подозрением, но быстро узнали и пропустили в дом.
Великий князь прошел коридором, свернул в кабинет доктора. Господин Ясенев строчил в толстом журнале неразборчивым медицинским почерком.
– Доброе утро, – словно не удивившись, улыбнулся невозмутимый доктор.
– Где находится государь? – пожимая его руку, поинтересовался Павел.
– В гостиной, полагаю. Кофе подали несколько минут назад. Я опаздываю, да надо дописать кое-что, – доктор взглянул на роскошные часы, вновь заинтересовавшие Варю.
– Прошу вас пригласить сюда государя, не привлекая внимания остальных, – Павел был так серьезен, что Ясенев без слов поднялся и вышел из комнаты.
Федор Николаевич остановился на пороге, моментально заметил и Павла, и одетую по-городскому девушку.
– Сегодня, – понял он до того, как великий князь успел что-либо сказать, приблизился, пристально вгляделся в бледное миловидное личико. Варя спокойно посмотрела в голубые глаза государя, а потом мягко и не без изящества наклонилась, целуя огрубевшую жилистую руку.
– Ну что ты, деточка, – ласково отнял ладонь государь и погладил девушку по голове. Легкий светлый платок развязался, сполз с волос на плечи, показывая аккуратную короткую прическу.
– Похожа, – грустно улыбнулся Федор Николаевич. – Как тебя зовут?
– Верой Павел Дмитрич называет, государь мой, – пролепетала Варя, счастливыми глазами глядя на самодержца.
– Руководите, Павел Дмитрич, – передразнил Федор Николаевич.
– Барышень надо переодеть, – тут же воспользовался предложением Павел. – Потом мы нагло уйдем у всех на глазах.
– Хороший план, – иронично одобрил государь. – Простой.
– Здесь должна быть ширма, – быстро сориентировался доктор, без объяснений понявший задуманное, вытащил из-за гардероба дорогую китайскую ширму, установил около дивана.
Государь вздохнул и вышел из комнаты. Вернулся через несколько минут, ведя под руки двух старших дочерей. Вера равнодушно поздоровалась с присутствующими и засмотрелась на искусно прорисованных журавлей и сливовые деревья на натянутом шелке. Доктор Ясенев усмехнулся – с другой стороны ту же ширму с любопытством изучала Варенька. Надежда по привычке присела перед незнакомым мужчиной, но потом взглянула в загорелое лицо голубыми отцовскими глазами.
– Ах, кузен! – воскликнула она и испуганно зажала ладошкой рот. – Вы живы?
– Отчего бы нет? – удивился Павел.
Надежда всхлипнула.
– Но как же… В газетах пропечатано было, что всех великих князей, которые на фронте воевали, арестовали и к смерти приговорили…
– Подожди, – остановил государь. На его лице отразилось искреннее изумление. – Когда же это было?
– По весне, как только сюда переехали, – прошептала Надежда, уже не сдерживая слез. – Кавказский фронт был окончательно ликвидирован, да еще известие это тут же. Вера подумала… – она отвела взгляд на старшую сестру.
– Значит, неправду в газетах пишут, – заметил наблюдающий сцену доктор.
– Правду, – угрюмо отозвался Павел. Теперь он отчасти понимал глубокую оцепенелость Веры. – Все участвовавшие в войне Никитины, действительно, арестованы, даже Федор Федорович. Я удачно проехал с медпоездом, в Петроград не попал, сразу отправился в Крым.
– В Кореиз, – еле слышно уточнил Федор Николаевич.
– Сейчас я увезу Веру, – с ощущением вины перед Надей, сказал Павел. – Армия сопротивления у города, ее задача – освобождение самодержавной семьи.
Великая княжна Надежда серьезно кивнула.
– Давно пора бы Вам появиться, Павел.
– Nadine? – удивленно выговорил государь. Надежда смело посмотрела отцу в лицо.
– Вы же сами видите, что с Верой происходит, рара. Совсем она окаменела от отчаяния.
– Помогите барышням переодеться, кузина, – попросил Павел, чувствуя, как утекает время. – Надо спешить.
Надежда как раз заметила стоящую в сторонке Вареньку. Наверное, в голове царевны сразу появилось много вопросов, но девушка не подала виду, подхватила сестру и неизвестную за руки и поволокла за ширму.
Павел сунулся следом и тихо попросил кузину:
– Постарайтесь так зашнуровать корсет Веры, чтобы она смогла без подозрений носить мужскую форму.
Надя встряхнула короткими кудрями.
Павел быстро изложил государю приблизительный маршрут возвращения. Старался быть убедительным и еще раз заверил дядю, в присутствие доктора Ясенева, что ни словом, ни поступком не обидит царевну. Государь молчал. Доктор шумно сопел и поправлял очки на переносице. Из-за ширмы слышался сердитый голос Надежды, ругающий нерасторопность девиц.
Потом Павел вышел за дверь, приблизился к играющим в «дурачка» красноармейцам, отозвался на удивленные взгляды обоих:
– Доктор пока с сестрой беседуют, меня отправил прогуляться.
Охранники не заподозрили ничего странного, тем более, что их игра подходила к финалу. Великий князь скучающе выглянул во двор, заметил всё еще отдыхающих на бревнах солдат.
В вестибюле нагло закурили охранники, один из них тасовал замусоленную колоду.
Павел вразвалочку вернулся в кабинет, плотно прикрыл двери и встал у выхода – запираться было строго запрещено.
Из-за ширмы появились переодетые девушки. Государь и доктор молча переглянулись.
Сейчас Павел мог убедиться, как удивительно похожи великая княжна и Варя, хоть глаза и подмечали малейшие нюансы: Вера была старше, чуть выше, грациознее, походка легче, жесты точнее. Гордый поворот головы и прямые плечи. Волосы – крупными волнами, пепельного оттенка, много привлекательнее просто-русых прямых прядей Вари. Длинная шея и маленькая родинка на ключице – сейчас Павел не видел ее, скрытую глухим воротником ситцевого пестрого платья, но помнил по прежним балам. Серые глаза с присущим только царевне задумчивым выражением. Тонкие брови изящными росчерками, в отличие от чуть ассиметричных, ровных бровей Вари. Но, если не присматриваться, сходство казалось удивительным. Надежда постаралась, затянула Варю в тесное платье сестры так, что новоиспеченная «царевна» поневоле побледнела, а в лице появилась похожая отрешенность.
– Пожалуй, твоя идея не так уж плоха, – обратился к Павлу государь.
Он поманил за ширму старшую дочь и великого князя. Доктор Ясенев усадил перед собой Надежду и Варю и начал задавать какие-то отвлекающие вопросы про самочувствие, делая пометки в журнале.
А Федор Николаевич развернул чистое полотенце, бережно высвободил небольшую икону.
– Не знаю, зачем из дворца взял, – пробормотал он, словно себе под нос. – Не должна бы пригодиться. Но, смотри-ка, оказалась уместной.
Государь посмотрел на Веру и Павла.
– На колени, – приказал тихо.
Перекрестил Казанским Пречистым Ликом Богоматери сначала дочь, потом молодого человека.
– Благословляю на долгую и согласную жизнь вместе. Береги Веру, – государь посмотрел заблестевшими глазами на Павла.
Великий князь кивнул, не имея слов от волнения, и почтительно приложился губами к руке государя.
– А ты, родная моя, отныне слушайся его и почитай, как супруга, – строго обратился Федор Николаевич к дочери.
Вера спокойно поцеловала руку отца, но Павел видел, что девушка думала о чем-то своем, и кажется, неприятном. Она часто хмурилась и сжимала губы, словно переживая приступы боли.
Государь вручил Павлу благословенную икону, трижды расцеловал в щеки.
– Ступайте с Богом.
Сквозь пелену непрошенных слез великий князь взглянул в голубые глаза Федора Николаевича. Откуда-то появилось горькое осознание, что виделись они в последний раз.
Азартно играющие в карты охранники не обратили на выходящих на улицу никакого внимания.
Часовой у калитки окликнул:
– Не будет ли покурить, товарищ Дмитриев?
Крепко удерживая в руке холодную ладошку царевны, Павел похлопал себя по карманам, нашел портсигар, угостил двух красноармейцев американскими папиросами. Обменялся парой фраз про жаркую погоду и безответственность некоторых товарищей, похмельно отсыпающихся в сарае на заднем дворе. На бледную, неброско одетую девушку мужчины не смотрели – о глупенькой сестре солдата Дмитриева знали в отряде.
С бешено колотящимся сердцем, каждую секунду ожидая окрика и выстрелов в спину, Павел вышел с равнодушной Верой за калитку. Неторопливым прогулочным шагом парочка отправилась вниз по немноголюдному проспекту.
Вера спокойно рассматривала аккуратно расправленные гимнастерку и брюки-галифе, удобные сапоги из телячьей кожи, не признавая свою собственную форму. Больше всего великому князю хотелось схватить нареченную невесту за плечи, сильно встряхнуть, закричать, заставить посмотреть в глаза, увидеть медленное или стремительное узнавание, растерянную улыбку, слезы – хоть какие-то эмоции. Но Павел не рисковал – с бесстрастной Верой было проще выбраться из города, а уж там, по дороге к недалекой станции, он заставит царевну вспомнить.
– Сможете чувствовать себя свободно в мужском военном костюме? – осторожно поинтересовался Павел, указывая на форму. Вера кивнула. Она так и не взглянула в лицо молодому человеку, лишь на плотно сомкнутых губах появилась тень улыбки.
– Да, господин офицер.
Переодетая в обмундирование младшего офицерского состава Вера моментально приобрела мальчишеское очарование. Павел осторожно растрепал пышную прическу великой княжны, чуть косо надел купленный накануне картуз. Вера пригладила на себе гимнастерку.
– Прогуляемся, ваше высочество? – с вызовом спросил Павел, втайне надеясь, что царевна обратит внимание на тон.
– Почему бы нет? Погода отличная, – послушно отозвалась Вера.
В помещении бывшего овощехранилища, где местные барышники торговали лошадьми, Павел быстро выбрал двух молодых меринов, профессиональным взглядом гвардейца конного полка определив отличное здоровье, покладистый характер и выносливость животных. Увязав вещмешки на приобретенных скакунов, Павел отдал один повод спутнице. Царевна погладила своего серого в яблоках по теплому носу, легкая улыбка обозначила ямочки на впалых щеках. Вера всегда любила лошадей. От рынка до выхода из города было рукой подать, но с недавних пор занятый красной армией Екатеринбург охранялся пропускными пунктами с вооруженными бойцами.
На посту находился разморенный жарким днем красноармеец. Его товарищи спали неподалеку, в телеге с угрожающе нацеленным на город пулеметом. Солдат лениво просмотрел документы Павла, в том числе расписку с места временной работы с размашистой подписью коменданта Егорьевского, мазнул по лицу сонным взглядом и обратил внимание на отрешенно смотрящую в голубое небо Веру.
– А это кто таков?
– Брат мой, – отозвался Павел. – В соседнее село едем, договариваться о провианте для дома, – он многозначительно качнул головой в сторону, где приблизительно остался особняк инженера Игнатьева.
– А почему в форме дорогой? – указал наганом на тонкую фигурку постовой.
– Так из царских тюков, – развел руками Павел. – Они носили, теперь наша очередь.
– И то верно, – согласился красноармеец, почесал пятерней под жаркой папахой и откинул шлагбаум. В телеге даже не пошевелились.
За городом сразу началось поле и редкий лесок, спускающийся к небольшой мелкой речушке. Павел пустил коней рысью, поминутно оглядываясь на великую княжну. Вера, казалось, еще не поняла, что с ней произошло, лишь глубоко задышала полной грудью, наслаждаясь запахами травы, цветущей белой кашки и клевера, висящего теплого пара над рекой. Пьянящим запахом свободы.
