Текст книги "Госпожа преподаватель и Белый Феникс (СИ)"
Автор книги: Марика Полански
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 22 страниц)
В ванне никого не было. Да и как бы здесь оказался посторонний? Разве что клоп, случайно пробравшийся от какого-нибудь неряшливого соседа. Но в Преподавательском Доме строго следили за чистотой и порядком. Если бы обнаружился хоть один незарегистрированный житель, то местная комендант уже подняла бы тревогу.
Что-то промелькнуло в запотевшем серебряном зеркале. Я успела заметить краем глаза. «Показалось», – отмахнулась было. Но вместо того, чтобы залезть в ванну, я подошла к зеркалу и быстрым движением стёрла конденсат со стекла. И едва не села на пятую точку от шока.
– И тонкий стан прекрасной девы… – полупрозрачный мужчина в офицерском камзоле окинул меня оценивающим взглядом с ног до головы, залихватски подкрутил тонкий, как у таракана, усик и пошловато подмигнул: – Оу! Стан-то тонкий… Но для девы, пожалуй, уже староват.
Помнится, когда я была ребёнком, мама часто пугала: «Не будешь слушаться, тебя заберёт Лысый Лью». На вопрос кто такой этот Лью и почему он, собственно говоря, лысый, ответ всегда был просто до безобразия: «Потому что все привидения лысые. И ты тоже будешь такой». Детский мозг тогда ещё не понимал, что все эти страшилки придумывали взрослые, чтобы хоть как-то угомонить непоседливое дитя.
Оторопело глядя на привидение в зеркале, я вдруг вспомнила это, и то, как по ночам бежала из уборной и пряталась под одеялом, от души радуясь, что никакой Лью не утащил меня с собой и не остриг.
Я же пришла в себя только тогда, когда призрак снисходительно цокнул и продолжил в развязной манере завсегдатая публичных домов:
– Н-да, молодая была немолода. И на редкость молчалива. Впрочем, немая женщин – это воистину дар богов.
Где-то внутри щёлкнул переключатель эмоций. Я подобрала отвисшую челюсть, вернула со лба округлившиеся глаза, гневно прошипела:
– Это что такое?
– Не что такое, а кто такой, – высокомерно фыркнул призрак и, приподняв подбородок, снова подкрутил тараканий усик. – Я Жан Сержан Пятый, герцог Кентрийский. Но вряд ли столь невежественной особе это что-то скажет.
– А-а-а, это многое объясняет, – забыв о том, что стою перед зеркалом в чём мать родила, я поджала губы и качнула головой, будто услышала весомый довод, разрешающий наглое поведение. Потом моргнула и присела в поклоне, которым обычно приветствуют высокопоставленных особ. – Простите, ваша светлость, не признала.
Полупрозрачное лицо герцога расплылось в довольной улыбке. Покачав головой, он задрал подбородок ещё выше и надменно отвернулся в сторону. При этом скосил глаза, наблюдая за моей реакцией. «Павлин, – подумала я. – Натурально павлин».
– Если бы я только знала, – я прижала руку к груди, надеясь, что выгляжу искренне раскаявшейся в своём невежестве. Смущённо потупила взгляд, – ну ни дать ни взять Святая Бриггита перед столичным судом. – Если бы знала…
Уловка сработала. Жан Сержан пожал плечами, словно раздумывал прощать меня за оплошность или нет. Но по его самодовольному лицу было видно: он не просто простил, но уже и придумал, чем компенсировать моральный ущерб, нанесённый его хрупкому эго.
– Это всё волнение, – лепетала я, погладив рукой по холодной стеклянной поверхности в аккурат там, где на груди герцога висели ордена королевского дома. – Я так волнуюсь… так волнуюсь… Артьеро дель амо!
Зеркало вздрогнуло, мелко зарябило, как поверхность моря в ветреную погоду, и тотчас снова стало неподвижным. Лицо герцога вытянулось в изумлении. Он несколько раз ударил по стеклу, пытаясь выбраться из него. Но куда там! Архонская зеркальная ловушка ещё никого не выпускало – ни живого, ни мёртвого.
– Эй! Что это за шутки, я вас спрашиваю?! – взвился Жан Сержан. Изумление на его лице сменилось возмущением – глаза округлились, а рот то и дело комично искривлялся. – А ну, выпусти меня! Ты хоть знаешь, кто я такой?
– Да-да, – кивнула я. – Вы Жан Сержан Пятый, герцог Кентрийский. Редкостный нахал и распутник. А я, к вашему несчастью, преподаватель архонского языка.
– Я буду жаловаться!
– Да сколько угодно, ваша светлость, – я развела руками и накрыла зеркало полотенцем. – Посидите, подумаете над своим поведением. Глядишь, выпущу за хорошее поведение. А нет, – я отогнула край полотенца и посмотрела на оторопелый призрак, – оставлю здесь навсегда.
– Да вы права не имеете! – вспыхнул герцог, но как-то тише. Он быстро оценил обстоятельства, но сдавать своих позиций явно не желал.
Я вопросительно приподняла бровь и вкрадчиво поинтересовалась
– О! Поговорим о правах и обязанностях?
Что-то в моей улыбке насторожило Жана, и он предпочёл промолчать. А вот это правильно. Мало ли что взбредёт малахольной девице, осмелившейся заключить высокородную особу в зеркальную ловушку? Ещё чего доброго, действительно оставит в зазеркалье навсегда.
Я же пожала плечами, поправила полотенце и залезла в ванну.
Тёплая вода с клубничным ароматом успокаивала. Тревожные мысли притихли в голове и, казалось, всё замерло в этой блаженной секунде. Я и сама не заметила, как начала мурлыкать «Песню весенних полей». Потом она сменилась арией Беори из оперы «Последняя из императорского рода». Поначалу было неуютно и даже немного стыдно – всё-таки в ванной комнате я была не одна.
Но вспомнив, все гадости, услышанные за несколько минут общения от герцога, решила, что не стоит такого жалеть, и запела в голос.
– Я по-о-омню те дни-и-и,
Когда из тума-а-анов шли корабли-и-и…
– Во имя всех богов! – раздалось из-под полотенца почти жалобный вой призрака. – Женщина, остановись! Я не совершил ничего такого, чтобы ты меня так ненавидела.
На миг я замолчала. Но только для того, чтобы погрузиться в воду, смывая пену с волос.
– Бравые вои-и-ины шли сквозь леса, – продолжила я, уже намеренно понизив голос, сделав его неприятным настолько, насколько это было возможно. – Этому миру нужна лишь война-а-а…
И вот тут герцог не выдержал и взвыл.
– Да вас надо судить за использование пыток над беззащитными!
Наскоро вытершись, я быстро оделась и стянула полотенце с зеркала.
– Хамим, значит? – подбоченившись, я уставилась на привидение. – Первое предупреждение прошло мимо ушей, да?
Жан Сержан скрестил руки на груди и недовольно воззрился на меня. От надменного вида не осталось ничего. Фыркнув разъярённым котом, он с выражением оскорблённой добродетели проговорил:
– Пытки были запрещены Конвенцией Объединённых Королевств ещё полвека назад. Но вы… Да вас за такое судить надо! Это просто бесчеловечно!
– О-о-о, – язвительно отозвалась я. – Какие громкие слова! Ну, во-первых, вы повторяетесь. Во-вторых, бесчеловечно как-то несильно подходит для привидения, не находите? А в-третьих, – где ваша напыщенность, ваша светлость? Куда подевался весь этот флёр власти и вседозволенности?
Его светлость лишь обиженно отвернулся.
– Ну вот и отлично! – сказала я и направилась к двери. – Раз мы пришли к согласию, то, вполне возможно, уживёмся…
– Ты куда? – всполошился призрак.
Я остановилась в дверях и недоумённо покосилась на него.
– Как куда? Спать, разумеется.
– А я?
– А вы здесь, – я непонимающе пожала плечами, как будто другого варианта не представляла себе. – Неужели вы думаете, что добропорядочная барышня позволит незнакомому мужчине быть с ней в одной комнате, да ещё ночью?
– Но ты обещала меня выпустить! – возмутился Жан Сержан. – Если не выпустишь сию секунду, я не дам тебе спать всю ночь!
Задумчиво проведя пальцами по подбородку, я посмотрела на полупрозрачную фигуру в зеркале и тряхнула головой.
– Я предпочитаю, чтобы мне другим способом не давали спать всю ночь. Но, боюсь, вы не в той форме, ваша светлость, – и, помахав на прощание рукой, хитро улыбнулась. – Ванная комната в вашем распоряжении. Располагайтесь. И доброй ночи, господин герцог.
Глава 5. Тайна черной папки
У женщины два лица: одно она показывает миру,
А второе видит в зеркале по утрам.
– Я искренне сожалею о том, что между нами вчера произошло.
Едва не споткнувшись о порожек ванной комнаты от изумления, я приоткрыла один глаз и воззрилась на зеркало. Обычное утро начиналось или с дикого нежелания отрывать голову от подушки, или с чашки чая. Но вот с извинений… Такое было в первый раз!
Призрак, которого я вчера заперла в зеркале, стоял ко мне спиной и театрально размахивал рукой, как будто придавая весомость и искренность извинениям. Выправка у покойного герцога была на загляденье. Какая полагалась наследнику благородной фамилии.
Тем не менее возникло подозрение, что призрак обращается не ко мне. На всякий случай я выглянула за дверь. На кухне одиноко шипел чайник, подогревая воду. Золотистые солнечные зайчики лежали светлыми пятнами на серых обоях. Сквозь приоткрытую дверь комнаты виднелась незаправленная постель, а на стуле висели коричневая юбка, белая блузка и корсет. Ворох одежды был увенчан белоснежными чулками. В полусонном мозгу эта композиция невольно навевала ассоциацию с горой Монблю.
Никого. Значит, извинения адресованы мне. Бесшумно я проскользнула в ванную и тихонько прокралась вплотную к зеркалу.
– Моё поведение было крайне оскорбительным. Я признаю́ вину и готов… – Жан Сержан глубоко вздохнул, манерно тряхнул головой и обернулся.
На долю секунды он застыл с раскрытым ртом.
– … И готов… – вкрадчиво повторила я и плавно провела рукой по воздуху, подталкивая его продолжить свою мысль.
– А-А-А!!! – привидение заорало по-бабьи тонким голоском, так, что у меня в ушах зазвенело. Он шарахнулся к стене и схватился за сердце. Полупрозрачная грудь высоко вздымалась, будто он узрел нечто столь ужасное, что теперь будет преследовать по ночам. Но, устыдившись своей реакции, он немедленно взял себя в руки, прищурился, вытянул шею и хрипловато спросил: – Мать честная! Что ты такое?!
– О как! Утро не успело начаться, а вы уже орёте, – фыркнула я и повернула вентиль. Вода с шипением полилась в раковину. Я подставила ладони под упругую струю и пару раз плеснула в лицо, сгоняя остатки сна. – Интересно, вы со всеми женщинами такой любезный?
– Вы… вы точно женщина? – с сомнением спросил Жан.
От неожиданности вопроса я выплюнула воду, которую набрала в рот, и красноречиво посмотрела на призрак.
– С момента своего рождения. Показать?
– Не надо!
Сержан демонстративно отвернулся к стене.
А мне стало обидно до глубины души: неужели я и вправду настолько страшная, что даже привидение в ужасе шарахается от меня. В голове билась мысль, что он сделал это специально. В отместку за то, что я оставила его на ночь в зеркальной ловушке.
Но легче от этого не стало.
– Такой большой, – съязвила я в ответ, набирая зубной щёткой порошок. – Медальками за отвагу бренчите. За что вам их дали, если при виде женщины кричите, как девица в первую брачную ночь? Или вас так избаловали высокородные барышни?
– Даже барбурские работницы блудильных домов не позволяли себе показываться клиентам в таком ужасном виде…
– О-о-о! А я смотрю, ваша светлость знает толк в извращениях!
Осознав, что ляпнул не то, Жан Сержан бросил на меня быстрый взгляд и вытянулся во фрунт, будто замечание о барбурских жрицах любви пришлось к слову и не имело к нему никакого отношения.
Но поздно.
Моё оскорблённое самолюбие требовало возмездия. И немедленно.
– Однако вы продолжаете меня удивлять.
– Это было давно! – небрежно повёл плечами Сержан и надменно хмыкнул, стараясь скрыть неловкость.
Говорят, призраки не умеют краснеть. Но я была готова побиться об заклад, что он покраснел до кончиков своих ушей.
– Такой человек, как вы! И в блудильнях Барбурии…
– Я был тогда на задании. Мне нужно было влиться к местным…
– Да-да, разумеется, ваша светлость, – поддакнула я с совершенно серьёзным видом. – О! Что сказала бы ваша благородная матушка, узнай о подобных подвигах сына! Это за взятие блудильни вас наградили таким количеством медалей? Поэтому вы покинули мир смертных в столь молодом возрасте? Не справились с количеством страстных женщин? Или вас догнала одна из тех болезней, которая непременно настигает каждого, кто неразборчив в выборе?
– Прекратите свои издёвки, несносная вы женщина!
Приблизившись к зеркалу так, что кожей почувствовала холод стекла, я зло прищурилась и угрожающе прошипела:
– О нет! Я только начала!
Гордо подняв подбородок, я вышла из ванной и плотно закрыла за собой дверь.
Обида ещё клокотала в груди, пока я порывисто одевалась и причёсывалась. Надо же, этот хам посмел усомниться женщина я или нет. А сравнение с девицами из борделя вообще ни в какие ворота не лезло!
– Ну, погоди у меня! – кипела я, заваривая чай в кружке. В ярости бросив кухонное полотенце на столешницу, передразнила Сержана: – Барбурские работницы блудильни себе такого не позволяют… Конечно, пытаться наладить свою жизнь – это не ноги рогаткой раскидывать!
Ворча на привидение, я села за стол. Завтракать настроение совершенно пропало. Даже чай, который я всегда пила по утрам, наслаждаясь блаженными минутами покоя, приобрёл противную горечь. Вдобавок ко всему обожгла нёбо.
– Эй! – донеслось из ванной комнаты. – Ты же меня не бросишь здесь одного?
Я сделала вид, что не услышала. В голове промелькнула мысль, что сто́ит набросить «Покров безмолвия», чтобы привидение не подняло на уши весь Дом Преподавателей.
Брошенный взгляд на часы заставил меня сорваться с места. До начала занятий оставалось не более двадцати минут. Даже если успею в свою аудиторию, то наверняка не успею приготовиться.
Видимо, шум и тихая ругань достигла ушей Жана Сержана. Он завопил, как не в себя.
– Подожди! Не уходи! Не бросай меня здесь!
– Ничего с тобой не случиться, – огрызнулась я в ответ, хватая с комода сумку с записными книжками.
– Ты же Эржабета де Вальдан, верно?
Я удивлённо застыла возле двери. Откуда привидению известно, как меня зовут? «Он призрак, и наверняка знает всё обо всех, – брюзгливо отозвался внутренний голосок. – Если сейчас не поторопишься, то влетит от ректора».
Но я уже развернулась и приоткрыла дверь ванной.
– Ну, допустим. И что?
Уловив момент, что может получить долгожданную свободу, Жан прильнул к зеркалу, расплющив своё, в общем-то, симпатичное лицо.
– Если не выпустишь, то я не скажу, что у господина министра есть особая папочка, – он многозначительно приподнял бровь и заговорщицки добавил: – Папочка, способная испортить твою жизнь.
Рассудок вовсю орал, что, если я опоздаю на занятия, мне придётся придумать вескую причину нарушения регламента. Такую, по сравнению с которой собственная смерть покажется столь же несерьёзной, как и лёгкая простуда. Мало ли что может наговорить нахальный призрак, чтобы его выпустили из ловушки? Студенты тоже рассказывают байки, когда дело касается проверки домашнего задания. Да такие, что великие классики нервно оплакивают свою бесталанность.
Любопытство твердило, что если не выслушать Жан Сержана, то оно меня сожрёт. Причём сделает это самым изощрённым способом. После недолгих раздумий я распахнула дверь в ванную комнату.
– У вас есть две минуты, чтобы рассказать, – выдохнула я, но сразу пригрозила: – Не уложитесь, до конца жизни будете блуждать по призрачным коридорам зазеркалья. Как вы понимаете, я могу устроить это.
Жан примирительно поднял руки и мило улыбнулся. Ну как мило, – скорее оскалился, как хищник, загнавший добычу в угол. Ощущение загнанности мне совершенно не понравилось.
– Вы задавались вопросом, почему сам министр магической безопасности решил ни с того ни с сего посетить Академию?
– Ваша светлость!
– Понял-понял! Дело в том, что у министра есть досье на каждого из преподавателей. В том числе и на вас. Каждый день, расписанный по минутам, если желаете. В этой папке есть очень интересные сведения о вас , – призрак сделал паузу, чуть прищурился, оценивая эффект сказанных слов. Но, заметив иронично приподнятую бровь, торопливо добавил: – И поверьте, отношения с кредиторами далеко не самые опасные для преподавательской карьеры. Думаю, вы не забыли имя ван Вильсона, не правда ли?
По спине мазнуло холодом, а живот неприятно скрутило. Я не слышала об Абрахаме ван Вильсоне несколько лет и предпочла бы не слышать о нём до конца своей жизни.
Когда-то у нас были отношения, которые едва не закончились трагично для меня. Красивый, обаятельный мужчина, внушавший окружающим неподдельное уважение и почти раболепное поклонение, оказался хитрым и изощрённым садистом. Он знал, какое впечатление производит на других, и пользовался этим без зазрения совести. Хотя сомневаюсь, что ему было известно такое «совесть».
В своё оправдание я могла сказать, что была молода, неопытна и безумно мечтала о любви и семье. Шестое чувство буквально кричало мне держаться подальше от ван Вильсона. Но кто прислушивается к своей интуиции, когда окрылён мечтами о красивой любви?
Ван Вильсон незаметно и методично выбивал из-под меня и моей жизни одну опору за другой, а мне казалось это проявлением заботы. Всё преподносилось, как забота. Постепенно я растеряла всех друзей. Общение с семьёй практически оборвалось
« Милая, зачем тебе друзья, которые тебя не поддерживают? Сложно назвать общение дружбой, когда за спиной распускают о тебе сплетни ».
« Разве ты не замечаешь, что твои родные обращаются к тебе только тогда, когда им от тебя что-то нужно? После встреч с ними ты приходишь разбитая и уставшая. Разве любящие люди так будут поступать? »
« Ты так много работаешь. Только глаза и остались. Давай я возьму заботы о финансах, а ты позволишь себе отдохнуть ».
И так капля за каплей из жизни ушло всё, что было ценным для меня.
Я искренне верила, что всё, что делает Абрахам, исключительно из любви и заботы. Он перевёз меня в свой дом, который, как оказалось, позже, вовсе не принадлежал ему. Но тогда моя жизнь была похожа на сказку, о которой мечтает каждая девочка – красивый, сильный и богатый мужчина клялся в любви, говорил о скорой свадьбе и о том, какими будут наши дети.
О том, что ван Вильсон женат, я узнала слишком поздно. В тот вечер я осторожно поинтересовалась, а правдивы ли слухи о жене. Вместо ответа Абрахам вышел из себя. Испугавшись его гнева, я попыталась сгладить ситуацию, перевести разговор на другую тему. Но его было не остановить. Не выдержав, я замолчала и попыталась уйти в другую комнату, но он вцепился в мои волосы и отшвырнул к стене, крича о том, что если женщина не может быть благодарна за то, что мужчина ей даёт, то её следует воспитывать.
– Прости, я не хотел, – виновато сказал он успокоившись. – Но ты сама виновата. Я же ведь всё делаю для тебя, а ты веришь чужим слухам. Что тебе не хватало? Может, ты перестала меня любить и теперь придумываешь причину, чтобы уйти?
Закрывая голову руками, я лежала в позе эмбриона и не верила, что осталась жива. На мне не осталось ни единого живого места.
– Тебе не поверят, – помолчав, сказал ван Вильсон, глядя на меня сверху вниз. – Никто не поверит женщине, которая так легко легла под чужого мужика до свадьбы. Тем более под женатого.
Я снова промолчала. Просто закрыла глаза, пытаясь собрать себя. Я не верила, – не хотела верить, – что мой ласковый и заботливый Абрахам оказался чудовищем. Но страшнее было осознание правоты его слов: никто бы не стал защищать девицу, которая вразрез с общественным нормами морали стала сожительствовать с женатым мужчиной до брака. Это было несмываемое пятно на репутации. На приличную работу не возьмут, если есть печать: «женщина невысоких моральных устоев».
Тогда я сбежала. Далеко, как только это было возможно. Чтобы ван Вильсон не смог меня найти. Никогда. Правда, это удалось не сразу, а лишь спустя несколько месяцев, превратившихся в беспросветный ад для меня.
И вот спустя несколько лет мне показалось, что врата Бездны распахнулись снова.
– Мне надо забрать эту папку, – наконец проговорила я после длительного молчания, и голос показался чужим. – Я потратила годы, налаживая жизнь, и не позволю, чтобы кто-то её разрушил.
– Э-э-э, я бы советовал тебе не горячиться, – отозвался Жан Сержан, явно довольный тем, что его слова угодили в цель. – К министру так просто не попадёшь. У него охраны, как в королевском дворце.
Трудно было не согласиться, но всё же оставалось одно «но». Я наклонила голову и внимательно посмотрела на осклабившееся привидение.
– Тогда зачем вы мне рассказали о папке? Ради того, чтобы я вас выпустила?
Жан самодовольно ухмыльнулся.
– Скажем так, если ты меня выпустишь, то я помогу тебе её достать.
***
– Как видите, я сегодня в дурном расположении духа, – я буквально влетела в аудитории, не удосужившись поздороваться со студентами. – А потому любой звук или телодвижение будет восприниматься как угроза. Надеюсь, я понятно объяснила?
Рафаэль скорчил рожу, отложил в сторону перо и брюзгливо поинтересовался:
– Первокурсники напортачили с заклинаниями, и вас обвинили в некомпетентности? Так, вы только скажите, мы им сразу объясним, кто они и почему не правы.
Раскрыв журнал, я хмуро глянула на него и угрюмо хмыкнула.
– О-о-о! Не, не первокурсники, – прищурился Андреас. Почесав подбородок, приподнял указательный палец и несколько раз дёрнул им вверх-вниз. – Неужели оттуда?
– Оттуда, – кивнула я и принялась искать нужную страницу.
Получилось как-то нервно. Меня трясло от напряжения и мрачных мыслей, лезущих в голову. Скрыть своё состояние от студентов было невозможно. Эти черти только по одному движению головы способны понять, в каком состоянии находиться преподаватель и как себя вести, чтобы не огрести неприятностей.
– Э-э-э, нэхорошо как! Очень-очень нэхорошо, – цокнув, покачал головой Фархух и насупил кустистые брови. – Нэкто не должэн портить настраэние госпожа прэподаватель, да? Давайтэ йа говорю с этим нэхорошим чэловэк, да? Он понимать, что нэ прав и извэница!
Я кашлянула. Черноглазый выходец из восточной страны Алемары отличался горячим нравом. Воспитанный в жёстких традициях для него, как для всех алемарцев, учитель являлся самым уважаемым и почитаемым человеком. В его представлении осмелившийся оскорбить учителя заслуживал если не смертной казни, то хорошей взбучки.
Решительное выражение лица Фархуха не оставляло сомнений: найдёт и поговорит. Его родители, простые торговцы пряностями и фруктами в лавочке на Персиковой улице, вложили все средства в обучение сына. Получить диплом было его мечтой. А всё, что стояло на пути к ней, воспринималось как помеха, которую необходимо было устранить.
– Фархух, – выдохнула я, глянув строго исподлобья, – вижу твой боевой настрой. Но давайте используем его в изучении архонского, хорошо? Сегодня мы поговорим об оборотах в языке, которые превращают обычное словосочетание в заклинание.
К середине пары я отвлеклась от тягостных дум. Досье в папке министра, казалось, не более, чем пустой угрозой, к которой прислушиваться не имеет смысла.
Жана Сержана я выпустила из зеркальной ловушки. Рассыпавшись в приторно-сладкой признательности, призрак горячо пообещал, что придумает способ, как пробраться к министру, и растворился в воздухе.
Я слабо верила его обещаниям. Даже если получится пробраться в апартаменты, то Вэлиан наверняка заметит пропажу документов. Может, оставить всё как есть? Я не столь важная птица, чтобы шантажировать подобным. К тому же как сказал Сержан, у министра магической безопасности есть сведения обо всех сотрудниках Академии. Не думаю, что мои грехи настолько ужасны, чтобы обратить на меня пристальное внимание.
С другой стороны, мне не давали покоя слова Рафаэля, обмолвившегося, что после взрыва в Бергедере Министерство решило взять Академию под свой контроль. Как это скажется на самих преподавателях, неизвестно. Но если начнётся большая чистка, то мне не избежать увольнения.
– И что теперь делать? – спросила я вслух, оставшись одна в аудитории.
Лежащая на столе Книга хрюкнула и издала звук, похожий на утробное урчание.
– Нет, – твёрдо сказала я и хмуро посмотрела на неё. – Министр мне тоже не нравится. Но плеваться в него слизью ты не будешь. Потом проблем не оберёмся. И ты, и я.
В ответ послышалось недовольное фырканье и шелест страниц.
– Не ворчи, – я устало сжала пальцами переносицу, чувствуя, как в висках пульсирует подступающая боль. – Может, всё не так уж и плохо. И это не более чем уловка болтливого призрака, чтобы выбраться из ловушки.
Книга спрыгнула со стола и, деловито прихлопывая обложкой, направилась к окну. Она взобралась на подоконник, надменно повернулась ко мне корешком и распушила страницы, подставляя их солнечным лучам.
Я с любопытством наблюдала за ней и не в силах оторвать взгляда. Надо же! Кто бы мог подумать, что такой предмет, как книга способна быть чем-то бо́льшим, чем просто стопкой бумаги, исписанной неким автором. У неё был свой характер. Она спорила, возмущалась, боролась, угрожала и выражала чувства своим, только ей понятным языком. В ней было больше искренности и честности, чем в некоторых людях. А я не удосужилась даже открыть её.
Тихонько подойдя к Книге, я осторожно погладила пальцем по ребристому корешку.
– Ну будет тебе дуться на меня.
Книга тряхнула страницами, но уже не так сердито. Как будто говорила: «Ну давай, поуговаривай меня. Может быть, перестану обижаться».
– Э-эй, – тихонько позвала я её. – Как насчёт того, чтобы прогуляться?
– Уру-руру, – отозвалась Книга и снова тряхнула страницами, как манерная барышня трясёт головой.
– Ну знаешь ли…
Я подхватила Книгу подмышку. Та охнула и заверещала так, словно её заставляли сделать что-то очень неприличное. Вырвавшись из моей хватки, она запрыгала по аудитории, разбрасывая снопики золотых и фиолетовых искр. Однако плеваться магией она не собиралась. Ей нравилось, что я за ней бегала по всей аудитории. А я была не против подурачиться. Кто, в конце концов, увидит меня за закрытыми дверями?
Но даже если и увидит, то что с того? Странно выглядит? Да и наплевать! Для всех прекрасной не будешь. Не рунт золотой, чтобы всем нравиться.
– Ага, попалась! – широко улыбаясь, я зажала Книгу между стеллажом и стеной и поманила к себе. – Пойдём гулять. Пойде-е-ом!
Та вальяжно проковыляла и запрыгнула в подставленные ладони. Я почесала корешок.
– Знаешь, лучший способ привести мысли в порядок, это хорошая прогулка, верно?
Быстро поправив выбившийся локон, я открыла дверь аудитории и почувствовала, как неприятный липкий холодок сбега́ет вниз по позвоночнику.
– Добрый день, госпожа де Вальдан, – Вэлиан слегка склонил голову и приветливо улыбнулся: – Вы позволите войти?
Я сжала крепче примолкшую Книгу и перегородила вход в аудиторию.
– Нет, – твёрдо сказала я. И сама поразилась своей смелости.
Таким людям, как министр магической безопасности не принято отказывать. Он выше по статусу, и раз пришёл, то стоило отшагнуть в сторону и пропустить в аудиторию.
Но страх, который сконцентрировался за грудиной, поднял волну дикого сопротивления. Красивый, с плавными манерами, О’Рэйнер казался неестественным и пугающим. Боги! Как же хотелось находиться от него подальше! Ни один человек не вызывал такого жгучего желания забиться в угол и не высовываться до тех пор, пока он не исчезнет из Академии.
Не знаю, что отразилось на моём лице в тот момент, но Вэлиан вдруг совершенно смущённо произнёс:
– Простите, не хотел помешать, – окинув меня быстрым взглядом, приподнял бровь и добавил: – Однако судя по вашему корсету, вы собрались уходить.
– О-о! Если бы вы заявились, как в прошлый раз, то застали бы не только отсутствие корсета, но и чулки на преподавательском столе, – язвительно отозвалась я и тотчас прикусила язык, едва сдержавшись, чтобы не закрыть рот руками.
Да что со мной происходит? Одно дело осаживать зарвавшееся привидение, которое не только влезло в зеркало, но ещё и нахамило с три короба. И совершенно другое – грубо разговаривать с министром.
Открытое неуважение – признак дурного воспитания, а я невоспитанной себя не считала. Однако меня так и подмывало наговорить кучу гадостей.
Я проскользнула между дверным косяком и Вэлианом.
– Простите, но мне рядом с вами совершенно неуютно и небезопасно, – порывисто захлопнула дверь и несколько раз провернула ключ в замочной скважине. Получилось излишне нервно. – К тому же я спешу.
Куда и зачем уточнять не стала. Мозг напрочь отказывался выдавать оправдание. Страх не просто расползся, – он заполнил собой каждую клеточку тела.
Внезапно подумалось, что Вэлиан прознал о том, что рассказал мне призрак, и о том, что я задумала спереть у него папку. Руки тряслись в приступе паники, и когда ключ застрял в замке, я едва не разрыдалась.
– Давайте помогу, – спокойно сказал О’Рэйнер, глядя на мои бесплодные попытки вытащить ключ.
Стараясь не выдать собственного волнения, я натянула самую милую улыбку из всех, на которую была сейчас способна, и отшагнула от двери.
Громко поздоровавшись, мимо прошли студенты. Я растерянно кивнула в ответ.
Коридор вдруг изогнулся и запульсировал, и одновременно стал каким-то плоским, как на картинке в журнале. Воздух встал комом в горле, – я не могла ни вдохнуть, ни выдохнуть. На миг стало темно и жарко, как будто угодила в жаровню.
Чья-то ладонь тяжело опустилась на плечо и тихонько сжала его. В ту же секунду внутри словно лопнула натянутая пружина. Стало спокойно и хорошо. Иллюзия пропала, воздух ворвался в лёгкие, и я лихорадочно задышала, словно вынырнула из глубины вод.
– Всё хорошо. Дышите.
Вэлиан наклонился почти к самому моему лицу. Я несколько раз моргнула и попыталась сконцентрироваться на нём. Его лицо расплывалось как в тумане.
– Со мной всё в порядке, – негромко ответила я и прижала пальцы к виску. – Просто… просто закружилась голова. Такое иногда бывает.
Не поверил, подумалось мне. Прищурив глаз, Вэлиан чуть заметно нахмурил лоб. В уголках губ залегли складки, какие бывают у людей, которые не доверяют сказанному. Но мне было всё равно.
– С вами всё хорошо, госпожа де Вальдан? – ко мне подбежал один из студентов. Его имени я не знала, он учился на другом факультете.
– Да, – рассеянно ответила я и огляделась.
Студенты застыли статуями, образовав полукруг вокруг нас с министром, и тихонько перешёптывались. Внутри всё сжалось от тревоги – не хватало ещё, чтобы по Академии поползли слухи, что преподаватель припадочный.
С другого конца коридора быстрым шагом, едва ли не бегом к нам приближался господин Шершен. Видимо, кто-то из студентов уже успел оповестить заместителя ректора.
– Ваша светлость, что произошло? – не удостоив меня даже взглядом, обратился Шершен к Вэлиану.
– Ничего страшного, – спокойно произнёс министр. – Обморок. У госпожи де Вальдан.
Заместитель ректора перевёл взгляд на меня с таким удивлением, будто я внезапно появилась из-под земли. Толстые губы поджались, а тёмные глаза посмотрели на меня с явным неодобрением, словно упрекая в том, что я посмела испортить настроение министру какой-то глупой выходкой.
