Текст книги "Госпожа преподаватель и Белый Феникс (СИ)"
Автор книги: Марика Полански
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 22 страниц)
Глава 14. Тени на клинке
У любви нет логики. Иногда она просто
падает на голову. И лишает остатка мозгов.
Если они, конечно, были.
На следующее утро я едва смогла оторвать голову от подушки. Я спала безмятежно, как новорожденный дракон в своём гнезде, – ни смущения от вчерашнего, ни тревоги завтрашнего дня не пробились сквозь крепкую завесу сна. Лишь противный звон будильника, словно набат, вернул в реальность.
Пошатываясь и зевая во весь рот, я вышла на кухню, чувствуя себя так, будто прошла пешком до другого конца столицы и обратно.
Жан Сержан восседал за столом, словно король на троне. Он читал последний выпуск «Вестника Велантры», изящно закинув ногу на ногу. Его лица не было видно за страницами газеты, но я была готова побиться на старую ведьмину метлу, что призрак просто делал вид, будто погружён в чтение.
– У меня к вам вопросики, ваша светлость, – зевнула я и плеснула воды из графина в стакан.
– Вот как! – Страницы затрепетали, как будто Жан намерился их перевернуть, но передумал. – Ни доброго утра, ни здравствуйте… Сразу допрос с пристрастием…
– Почему вы утаили, что знакомы с О'Рэйнером?
Призрак посмотрел на меня поверх газеты. Его взгляд был абсолютно спокойным, но в нём мелькнул некий огонёк, который я сразу не распознала. Лёгкая улыбка тронула его призрачные губы.
– М-м-м, надо проверить, не сожрала ли меня Книга? – протяжно, словно издеваясь, произнёс он. Меня обдало жаром: он наверняка всё видел. – Весьма оригинально. Я уж грешным делом подумал, что вы действительно забеспокоились обо мне, мой неюный персик. А, оказывается, просто сбежали от влюбленного в вас Феникса.
Я опешила. Сержан смеётся надо мной? Я пыталась натянуть на себя маску безразличия, но ладони вспотели.
– Да, я сбежала и не вижу в этом ничего ужасного, – выдавила я сквозь стиснутые зубы. Мне сделалось стыдно за своё поведение. Взрослая женщина, а повела себя, как впечатлительная институтка, которая впервые поцеловалась. – Вернёмся к делу. О’Рэйнер. Почему вы не рассказали, при каких обстоятельствах познакомились с Вэлианом?
Сержан иронично приподнял бровь и… внезапно ссутулился. В его полупрозрачной фигуре чувствовалась какая-то вековая усталость, меланхолия, прошедшая через года.
– Моё знакомство с Вэлианом… О, оно было весьма… запоминающимся, – он произнёс это с паузой, словно взвешивая каждое слово. Голос, обычно ироничный и хлёсткий, сейчас звучал чуть тише, с едва уловимой хрипотцой, словно каждое слово давалось с трудом, проходя сквозь болезненные воспоминания. Он не смотрел прямо в глаза, а, скорее, сквозь меня, в какую-то далёкую точку в пространстве, где, видимо, находились обрывки его прошлой жизни. – Во все времена есть те, кто поддерживает власть, и те, кто ею недоволен. И те, на чьей стороне больше знаний и сил, как правило, побеждают… Кирогуро. Отвратительный городишко на отшибе Барбурии, где воздух плавился под безжалостным солнцем, а влажная духота въедалась в кости. Настоящая западня, из которой не было выхода. Мятеж там зрел долго, как гнойник, пока не прорвался. Изнывающие от жары, ослабленные лихорадкой и тошнотой, полуголодные солдаты превратились в тень тех людей, которыми когда-то были. Отчаяние копилось месяцами, пока не переполнилось и не вылилось в кровопролитное восстание.
Изначально наша цель была благородной, или, по крайней мере, казалась таковой: выбить у нерадивого правительства хоть крохи продовольствия и спасительные порошки от болезней. Но, как это часто бывает, благие намерения загнили на корню, едва столкнувшись с реальностью. Голод ослепил, жажда наживы разъела остатки дисциплины. Бунт мгновенно скатился в хаос, где каждый был сам за себя. Улицы Кирогуро превратились в арену безумия: крики, лязг металла, горящие лавки, разграбленные склады. Благородные цели рассыпались в прах, уступив место животному инстинкту выживания. Оружейные залпы королевской гвардии тонули в общем гуле мародёрства и кровопролитных стычек. Это был не бунт за идеи. Это был бунт отчаяния, пожирающий сам себя.
Когда хаос поглотил Кирогуро, я оказался в самом эпицентре. Группа солдат хотела ворваться в госпиталь, где мирные жители прятались от бесчинств вояк. Я пытался призвать к порядку, достучаться до разума солдат, но голод и безумие уже взяли верх.
Там меня и схватили. Это произошло так быстро, что я ничего не успел осознать. Внезапный удар по голове, – и всё исчезло во мраке. Позже я очнулся в маленькой тесной камере, куда меня притащили королевские гвардейцы. Трое суток я просидел, практически без еды и воды, прежде чем ко мне явился молодой дознаватель по особо важным делам.
– Вэлиан О’Рэйнер, – тихом проговорила я и вздрогнула.
В памяти тотчас проплыла полутёмная камера с серыми стенами, тусклым светом и посеревшим лицом крайне худого и измождённого человека. В горле запершило от невесть откуда взявшейся спертой сырости. Так вот чей образ я увидела тогда в галерее! Это был Сержан!
Вот только почему я увидела именно его, а не кого-то другого? Ведь, наверняка, он был не единственный, кого Вэлиан допрашивал в дни тех страшных событий.
– Не знаю, Эжена, – пожал плечами Сержан и тяжело вздохнул. – Можно только строить предположения. Например, что Вэлиана до сих пор гложет чувство вины. Хотя это не самое лучшее качество для такого человека, как он.
– Почему? – удивилась я.
– Потому что сожрут и не подавятся. – Призрак горько усмехнулся. – В бешеной гонке к власти побеждает тот, у кого меньше совести и сожалений. Впрочем, О’Рэйнер крепко сидит в своём кресле. А, значит, умеет держать свои чувства под контролем, – помолчав, он добавил: – Самое обидное, что меня схватили даже не королевские гвардейцы. Свои же! Они приняли меня за предателя. Последнее, что я видел – грязные сапоги и мелькающие тени надо мной, осыпающие проклятиями. Когда стало ясно, что им не выстоять против гвардии, меня передали, как одного из зачинщиков бунта, приписав мыслимые и немыслимые преступления.
Сержан замолчал.
– А Вэлиан? Почему он не помог вам, если вы были невиновны?
– А что он мог сделать? – призрак покачал головой. – Всё было против меня. Да, я был среди тех, кто начал этот мятеж. Глупо было бы отрицать это. Но в тот момент я даже представить себе не мог, во что он выльется. Впрочем, надо отдать О’Рэйнеру должное. Если бы не яд морлина, меня бы ждала куда более позорная участь. А так… Внезапная остановка сердца и быстрая смерть. Теперь я его должник. И пока не отплачу ему, мне не знать покоя. Уж такова посмертная клятва. Но ей-ей, я нисколько не жалею. К тому же, я не раз убеждался, что Вэлиан – человек чести. Если бы её у него не было, меня расстреляли бы вместе с остальными.
Я нахмурилась и перевела взгляд с призрака на окно. Ситуация казалось абсурдной, но кто знает, как правильно поступить? И есть ли вообще хоть какое-то правильное решение? Возможно, выполнять мелкие поручения после смерти – не такая уж и большая плата за лёгкую смерть.
За окном мелкий, моросящий дождь тонкими нитями вышивал узоры на стекле. Потемневшие от влаги кроны деревьев печально покачивались под порывами ветра.
Казалось бы, самое время предаться меланхолии. Особенно в такую погоду. Однако с улицы доносился гул голосов спешащих на занятия студентов: отрывистый смех, нервозные выкрики и заливистая ругань тех, кто опаздывал на лекции. Этот шум, такой далекий от моих мыслей о мятежах и призраках, был чуждым, но в то же время успокаивающим. Он словно возвращал меня в другую, более привычную реальность.
«Ох уж эти студенты! – промелькнуло в голове, – Живут рядом с Академией и всё равно ухитряются опоздать!»
И тут меня прошиб холодный пот.
А ведь преподаватель тоже опаздывает. И этот преподаватель – я! Вся меланхолия моментально улетучилась, уступив место паническому осознанию собственной безответственности.
Я перевела взгляд на кухонные часы, а потом бросилась в комнату одеваться. До начала лекции оставалось семь минут. Мне полагалось быть за кафедрой, а не здесь, разглядывая монохромный мир за окном и слушая болтовню Сержана. Ругаясь себе под нос, я влезла в платье и, схватив ридикюль, выскочила из апартаментов. Ох и влетит же мне от Фицпатрика, если он поймет, что меня нет на рабочем месте.
Что ж, позор – это тоже опыт, но сегодня он будет особенно острым.
Пожалуй, никогда прежде я так не неслась на работу, как в то утро. В туфлях хлюпала вода из лужи, в которую я ухитрилась угодить перед входом в Академию. По лицу стекали струйки ледяного дождя, неприятно липли волосы ко лбу, а в голове крутилось: «Семь минут! Семь чёртовых минут!»
Главная лестница Академии уже была пуста. От стен гулко отскакивало эхо быстрых шагов. Я перепрыгивала через ступеньку, стараясь не думать о том, как жалко и смешно сейчас выгляжу. Мало того, что опаздывала на собственную лекцию, так ещё и вид был, как у драной кошки, угодившей под ливень. В голове мелькнула мысль, что неплохо было бы для начала привести себя в порядок, а потом уже идти к студентам. Однако воображение тотчас нарисовало картину, как беспризорные курсанты разносят учебное здание, и я прибавила шагу.
Поднявшись на третий этаж, я проскочила под аркой и за поворотом нос к носу столкнулась с Фицпатриком. Сердце лихорадочно стукнулось о рёбра и провалилось куда-то вниз. Скрестив руки на груди, ректор стоял с абсолютно невозмутимым лицом.
– Опаздываете, госпожа де Вальдан. – Он говорил ровно, чуть растягивая слова. В голосе слышалось ехидство, которое он, кажется, даже не собирался скрывать. – Ваши курсанты, должно быть, уже начали обсуждать самые невероятные причины вашего отсутствия. Может, вас похитили призраки? Или… – Фицпатрик сделал многозначительную паузу. Он окинул меня взглядом, и тонковатые губы исказил оскал холодной неприязни. – Или вы были заняты более интригующими делами? С господином министром, например?
Едкий стыд неприятно кольнул в груди, к щекам прилила кровь, будто меня уличили в чём-то постыдном. Однако отчитываться перед Фицпатриком я не собиралась. Вместо этого натянула вежливую улыбку и ответила ему в тон.
– О-о-о, вижу сплетники уже донесли о моём вчерашнем свидании, да, господин ректор? – Мой голос прозвучал резче, чем я рассчитывала. – Но личная жизнь, она потому и личная, что других не должна волновать. А сейчас будьте так любезны пропустить меня. Преподаватель должен быть на лекции.
Я попыталась обойти его, но Фицпатрик преградил мне вход в аудиторию. Между нами повисло почти осязаемое напряжение. Его глаза сузились, и этот взгляд не предвещал ничего хорошего. Он развернулся и сделал шаг так, что я оказалась зажатой между ним и стеной коридора.
– Нет-нет, Эжена, – Фицпатрик прошипел, как потревоженный змей. – Личная жизнь никого не касается. Но лишь до тех пор, пока не выходит за рамки приличия. Ты разочаровываешь меня. Я дал тебе возможность работать. Прикрыл после того инцидента с О’Рэйнером, хотя должен был дать пинка под зад. Я был уверен, что ты оценишь это, но твоим выходкам конца и края нет!
Он наклонился так близко, что я видела каждую морщинку вокруг его глаз. На скулах нервно подрагивали желваки. От него веяло горьковатой туалетной водой «Ле Гранж», которую могут себе позволить люди, чей достаток куда выше среднего.
Я сцепила руки, стараясь не выдавать волнения, охватившего меня с головой. Лишь молча смотрела в потемневшие от гнева глаза Фицпатрика.
– Кажется, ты слишком быстро забыла, кто взял тебя на эту работу, – продолжил он, помахав указательным пальцем возле моего носа. – И кто постоянно прикрывает тебя! Я промолчал, когда ты была на скандальной выставке, где тебя, как приличного преподавателя, не должно было быть. Закрывал глаза на многочисленные письма от кредиторов. Но есть вещи, которые я не намереваюсь терпеть. Например, твое любопытное прошлое с господином ван Вилсоном. В нашей уважаемой Академии не терпят таких… скандалов. Если я захочу, Эжена, эта лекция станет твоей последней. И не только здесь, но и, возможно, во всей твоей академической карьере.
Я буквально окаменела от его слов. Стиснула зубы так, что скулы заныли от боли, а пальцы полыхнули огненным зудом, будто магия была готова вот-вот сорваться с них. Мысли об опоздании испарились в вихре ледяного страха, сквозь который пробивалась ярость.
Ван Вилсон. Интересно, кто мог напеть ректору о наших прошлых отношениях, если не сам Абрахам? Но зачем? Ради садистического удовольствия или за этим крылось нечто большее?
Я не понимала. Зато четко осознала две вещи: Фицпатрик был куда более осведомлен о моей жизни, чем я представляла, и что в своей ревности он был готов далеко зайти.
– Знаете, господин ректор, – протянула я со слащавостью, от которой сводило зубы. – В некоторой мере мне даже льстит то, что вы так осведомлены о моей жизни. Вы прямо-таки сияете, демонстрируя свои таланты в подковёрных интригах.
Я шагнула к нему вплотную, игнорируя угрожающую близость, задержала взгляд на его губах, а потом холодно посмотрела ему в глаза.
– Знаешь, что самое забавное? Что я практически поверила, что ты изменился. Но увы. Каким ты был гнусным в студенческие годы, таким и остался. Угрожать увольнением за неакадемические знакомства? Это уже новый уровень, Фицпатрик.
Я едва заметно склонила голову и продолжила:
– Моё прошлое с ван Вилсоном – это моё прошлое. И поверь, в нём мало хорошего. А вот попытка шантажа – это настоящее. И, знаешь ли, выглядит она весьма… примитивно. Если это твой единственный способ обратить на себя моё внимание, то мне искренне жаль тебя. А теперь, если позволишь, я пойду работать. Меня студенты… заждались.
Я шагнула прямо на него, вынуждая отступить. Больше всего мне хотелось оказаться в аудитории подальше от Фицпатрика.
Дёрнула дверь на себя, и в коридор выпали Андреас и Рафаэль. Остальные бросились врассыпную, старательно делая вид, что не причастны к позорному действу однокашников.
– Мы… это… двери проверяли, – промямлил Рафаэль, глядя на меня снизу вверх. Потом перевёл взгляд на Фицпатрика и придурковато улыбнулся во весь рот. – Господин ректор! Доброе утро!
Андреас тихо выругался и, задрав голову, так же подобострастно осклабился. Потом пихнул локтем Рафаэля, и парочка на карачках поползла обратно в аудиторию.
– Доброго дня, господин ректор! – я едва заметно кивнула Фицпатрику и холодно улыбнулся.
Тот ничего не ответил. Только круто развернулся на каблуках и направился прочь от моего кабинета.
Звенящая тишина наступила мгновенно, словно по волшебству. Около двадцати пар глаз уставились на меня.
– Госпожа де Вальдан! – взвизгнул Тим с первого ряда. – Мы уж думали, вы бросили нас на произвол судьбы!
– Или вас похитили призраки! – подхватил Том. Я мельком отметила, что Фицпатрик предугадал их мысли.
– Говорят, вас унесли на крыльях любви! – донеслось откуда-то с задних парт, и по аудитории прокатился сдавленный смешок.
– Госпожа де Вальдан, мы уже ставки делали, что случилось! Госпожа Гроухман сказала, что вы, наверное, заблудились в библиотеке! А Грегори утверждал, что вы ушли на поиски затерянного города Архона!
Я сдержалась, чтобы не рассмеяться. Надо же какая богатая фантазия у студентов! И ведь ни у одного не возникло мысли, что я просто проспала.
– Извиняться за задержку я, конечно же, не буду, – сказала я, стараясь придать голосу деловитую интонацию. – Уверяю вас, ни один призрак не пострадал, и затерянный город никуда не делся.
Я достала из ящика стола увесистую папку с лекциями и многозначительно посмотрела на Андреаса и Рафаэля. Те сложили руки перед собой на манер отличников и смотрели на меня с таким вниманием, которому позавидовал бы любой профессор Академии. Так и хотелось отчитать их за попытки подслушать разговор, но в голову пришла другая идея.
Тихо зашуршали занавеси на окнах, и вскоре в аудитории воцарился приятный полумрак. Щёлкнув, зажужжал магопроектор, и на белом экране появилась окаменевшая голова с раскрытом в агонии ртом.
– Итак, мои золотые, сегодня отойдём немного от языка и поговорим о законотворчестве древнего Архона, которое оказало существенное влияние на развитие современных заклинаний. В частности, поговорим о преступлении, которое древние архонцы считали самым страшным.
– Это какое же? – подал голос Рафаэль.
– Шпионаж.
По аудитории прокатилось несколько смешков. Я сделала глубокий вдох, стараясь выбросить из головы встречу с Фицпатриком, и поднялась из-за стола.
***
Когда я вернулась домой, то почувствовала, как с меня буквально стекает накопившаяся усталость от всего, что произошло: разговора с Фицпатриком, лекции, бесконечного дня.
В комнате царил привычный полумрак, рассеиваемый лишь приглушенными отблесками осветительных артефактов, которые зажглись едва я переступила порог своих апартаментом. За плотно задернутыми шторами ливень превратился в мелкий противный дождь. Гостиная с её резным креслом с высокой спинкой и темным, слегка потёртым книжным шкафом, забитым фолиантами в кожаных переплетах, казалась сейчас спасительной гаванью.
Наконец-то я дома. Упав в кресло, я с трудом скинула с распухших ног туфли и принялась стягивать чулки, которые снова ухитрилась намочить на обратном пути. В голове всё ещё крутились обрывки разговора.
– Кто постоянно прикрывает тебя… – передразнивая манеру Фицпатрика, пробормотала я. – Твое любопытное прошлое с господином ван Вилсоном…
Потёртый старый ковёр приятно защекотал голые стопы. Я подошла к зеркалу, висевшему напротив кресла.
– Скотина! – сказала я своему унылому отражению и состроила рожицу. – Ну натурально – скотина! Мерзкий, гнусный шантажист.
За такое можно ещё раз наслать кровавый понос. Одно меня удерживало от опрометчивого шага: то, что прощалось в студенческие годы, сейчас могло окончиться статьей за злонамеренное колдовство.
Внутри что-то щёлкнуло. Что-то было не так. Обычно в коридоре меня встречала радостная Книга. Но сейчас не было ни радостного клацанья обложкой, ни шелеста страниц.
Жан Сержан висел у окна, притворившись тенью от шторы. Его молчание всколыхнули во мне самые недобрые предчувствия. Пальцы мгновенно полыхнули алым пламенем, готовым сорваться с пальцев в любой момент.
Кем бы ни был тот, кто прокрался в мои апартаменты, у него были явно не добрые намерения.
Стараясь не шуметь, я на цыпочках прокралась к двери и, выскочив, резко выбросила руку вперёд, в сторону силуэта, сидевшего за моим столом. Огненно-красный шар соскользнул с пальцев, но с шипением растворился в воздухе, не долетев до человека. Прежде чем я успела сообразить, что происходит, поток воздуха ударил в грудь, и меня отбросило на кровать.
Послышался глухой стук – я крепко приложилась головой о спинку кровати. Перед глазами тотчас заплясали желтоватые звёздочки, в ушах зашумело. Кто-то навалился на меня, прижав к кровати.
– Ты во всех швыряешь оглушающие заклинания или я особенный?
Я перестала сопротивляться и ошарашенно распахнула глаза.
– Да какого демона, Вэлиан! – выругалась я, глядя в серебристые глаза О’Рэйнера. – Тебя не учили, что следует предупреждать о своем визите? Я чуть к праотцам не отправилась!
– Собирался, – ответил Вэлиан, чуть улыбнувшись. – Но решил, что лучше зайти сразу. Нам нужно поговорить. О вчерашнем.
Сердце предательски ёкнуло и забилось, как птица, пойманная в силки. Вспомнились вчерашние свидание и поцелуй. Лицо залила краска, словно зашла в комнату с мороза, а не из тёплого коридора.
– Поговорить? – проговорила я, изо всех сил пытаясь выглядеть невозмутимой. – О чём именно? О том, что вы забылись? Или о том, что я, кажется, тоже? Потому что, клянусь, сегодняшний день был богат на события. А моя память, увы, не такая идеальная, как ваша. И ещё… Вы бы не могли слезть с меня? Иначе, клянусь богами, разговор может пойти не в то русло.
Приподняв бровь Вэлиан окинул взглядом мою обнаженную ногу, прижатую к его талии. Юбки задрались до середины бедра, являя любопытному взгляду оборку панталон.
– Лишать себя удовольствия видеть твои ноги? – помолчав, медленно сказал он. – Ну уж нет!
Его глаза обычно холодные и расчётливые, сейчас горели непривычным, почти огненным блеском.
– Ну ты и наглец! – процедила я.
– О, меня ещё и не такими словами называли!
Выгнувшись, я уперла ладони в его грудь и попыталась скинуть Вэлиана с себя. Однако легче было гору перетаскать чайной ложкой, чем сдвинуть его.
– Припёрся ко мне домой без приглашения, – возмущалась я. – Так ещё и нагло таращишься на мои ноги! Слезай, говорю.
– А то что?
Я на мгновение прекратила попытки высвободиться. Действительно, что? Нашлю на него кровавый понос, как Фицпатрика? Идея, конечно, так себе. Но зато работает безотказно.
– Кровавый понос – это банально и скучно. К тому же у меня иммунитет на подобные заклятия, – словно прочитав мои мысли, произнёс Вэлиан и приподнял бровь. – Стреляешь ты, как мы уже выяснили, плохо. Так что же ты сделаешь, если я откажусь?
Я обиженно засопела и уставилась на него. Сопротивляться было бесполезно, даже глупо. При желании Вэлиан мог так придавить, что с кровати бы я не встала. Никогда.
– Что тебя напугало? – внезапно спросил О’Рэйнер.
Я растерялась. Уж чего-чего, а этого вопроса я не ожидала.
– Нервы ни к чёрту, – вспоминать о разговоре с Фицпатриком мне не хотелось. – Слишком… слишком много событий за сегодняшний день.
– Эжена, ты что-то не договариваешь.
– Повышенное внимание к моей персоне невольно начинает меня нервировать.
– Ты про Фицпатрика? Было очевидно, что ты ему нравишься.
Я приподняла брови, взирая на Вэлиана, словно на особенно замысловатый артефакт.
– Очевидно? Да неужели!
Вэлиан криво усмехнулся. Упершись коленом о матрас, он резко поднялся. Я наконец-то вздохнула полной грудью и села на краю кровати. Вэлиан отошел к столу и поднял с него белый конверт.
– Полагаю, что это любовное послание, в котором или признания, или извинения. – Он помахал им в воздухе. – Нужно быть слепцом, чтобы не заметить, что ректор с тебя взгляд не сводит.
Я презрительно фыркнула. Фицпатрик и любовное послание – это что-то за гранью реальности.
– Это вряд ли. Сегодня ректор угрожал мне увольнением за… неакадемические отношения. – Про шантаж я решила умолчать. – Скорее, там объявление о моем увольнении, нежели любовное послание.
– Не откроешь – не узнаешь.
Вэлиан передал мне письмо. Я повертела конверт в руках. Даже если Фицпатрик и испытывал ко мне какие-то чувства, то был очень похож на мальчишку, дёргающего за косички девочку, которая ему понравилась. А подобное обращение мне совершенно не нравилось. Ни в детстве, ни тем более сейчас.
Ни говоря ни слова, я порвала письмо.
Вэлиан удивлённо поднял брови.
– Даже так?
– Если Фицпатрику так хочется что-то сказать, то у него не отвалится язык, если он сделает это, глядя в лицо.
Я пожала плечами и убрала за ухо локон волос, упавший на лицо. Он подошёл совсем близко и присел на корточки. Я почувствовала знакомый аромат дорогой туалетной воды и чего-то терпкого, немного горьковатого. Его запах, который не только стал приятным, но даже каким-то близким, родным. Вэлиан протянул руку и аккуратно коснулся моей щеки, погладив большим пальцем кожу скулы.
Захотелось поймать его руку и прижаться губами к его ладони. Однако я подавила в себе это желание. Мимолетный порыв мог обернуться последствиями, о которых пришлось бы пожалеть. Причём нам обоим.
– А ещё очевидно, что ты небезразлична мне, Эжена, – прошептал Вэлиан. – Давно. И ничто не заставит меня забыть, что я чувствую. И… кажется, ты тоже это чувствуешь. Ответь честно.
Моё сердце забилось быстрее, отдаваясь эхом в ушах. Это был не вопрос. Утверждение. Вызов. Я видела в его глазах не просто желание, нечто иное, граничащее с отчаянием, которое он пытался скрыть под маской холодной уверенности.
Я прикрыла глаза, собираясь с мыслями.
– Это… сложно, Вэлиан, – ответила я так же тихо, и мой голос дрожал. – Всё сложно.
– Чувства редко бывают простыми. Но они либо есть, либо их нет. Если ты сейчас скажешь, что это было ошибкой, или что ничего не чувствуешь, я не стану тебя преследовать.
Я медленно открыла глаза и посмотрела на Вэлиана. В серебристых глазах застыло напряжение. Он не торопил меня с ответом. Просто ждал.
– Чувства… они есть, – едва слышно призналась я. В моей груди словно что-то надломилось. Я впервые открылась кому-то настолько, произнеся то, что таилось где-то глубоко внутри. – Но ты понятия не имеешь, во что это может вылиться.
Вэлиан облегченно выдохнул и улыбнулся. Его улыбка показалась мне нежной, а взгляд потеплел.
– Это неважно. Совершенно неважно.
Над его плечом появилась полупрозрачная фигура Сержана. Он наклонился ближе и ехидно прошептал:
– Ну наконец-то! Свершилось!
Вэлиан резко повернул голову и мрачно посмотрел на Сержана. Призрак тут же отстранился, скользнув в сторону шкафа.
– Книга, с тебя три рунта! – И прежде, чем исчезнуть между книгами, он повернулся к нам. – Грех было не на такое поспорить.
Его губы скривились в усмешке, полупрозрачные плечи затряслись от беззвучного смеха.
– Надеюсь, в твоей спальне призраки не шастают, – задумчиво сказала я. Поймав на себе смеющийся взгляд Вэлиана, пожала плечами и спросила: – Что?
– Сержан похабник, но не извращенец, – стараясь придать голосу серьёзность, отозвался Вэлиан. – Он не станет подглядывать. Не сейчас.
– В таком случае, у меня есть парочка идей. – Я недвусмысленно приподняла бровь и улыбнулась.
***
Всю ночь дождь лил с такой яростью, как будто кто-то наверху забыл закрыть водопроводный кран.
Однако ближе к обеду мир за окном аудитории превратился в раскалённый, тускло-золотистый слепок самого себя. Небо было без единого облачка. Выбеленное ослепляющим светом солнца, оно казалось невыносимым. Лучи превращали влажные улицы в марево, выжигая цвета, высушивая утренние лужи.
Воздух в аудитории из терпимо-душного стал тяжёлым, липким, пропитанным испарениями от мокрых камней. Я стояла у доски, пытаясь сосредоточиться на своей лекции о группе прошлых времен в архонском языке, но каждое слово давалось с усилием. Влажный зной обволакивал, проникая под одежду. Блуза под корсетом, взмокла от пота, а по спине сползали неприятные капли.
Едва заметные испарения поднимались от оконных рам. Свет, проникающий сквозь пыльные стёкла, казался не живым, а каким-то неестественным, выцветшим. Блики от полированных парт и блестящих пуговиц на студенческих мундирах резали глаза. Мне приходилось щуриться, чтобы сфокусировать взгляд. Даже дышать было трудно – каждый вдох казался слишком тяжёлым, слишком горячим. Желание было одно: поскорее закончить занятие и спрятаться в каком-нибудь тёмном холодном углу.
Мои мысли путались, а голос, казалось, терялся в этом вязком воздухе. Несмотря на выдержку, студенты тоже едва находили силы оставаться на местах, желая, похоже, только одного – поскорее покинуть этот раскалённый плен.
– А можно сегодня без домашнего задания, госпожа де Вальдан? – попросил Тим, подняв руку. – Голова отказывается работать, честное слово.
– А как может отказываться работать то, чем обычно не пользуются? – Я села за стол и открыла дверцу ящика. Кто-то хихикнул, но тут же смолк под осуждающим взглядом сокурсников. Вынула из нутра стола флакончик зеленики и, к своему сожалению, обнаружила, что он практически пуст. – Ладно, пусть будет по-вашему. Считайте, это мой подарок. Но, учтите, что через месяц у вас семестровая контрольная. А там уже никаких поблажек не будет. Вне зависимости от погоды.
В ответ послышались благодарственные заверения, что контрольная будет написана на «отлично», и что они ни за что не подведут такого «милосердного преподавателя». Но какие-то не слишком уж радостные – жара действовала на всех.
После звонка кабинет опустел в мгновение ока. Духота духотой, а пироги в студенческой столовой никто не отменял.
Едва закрылась дверь, как тотчас зашуршали тяжёлые занавеси, и в кабинете воцарился приятный полумрак. Однако воздух по-прежнему оставался знойным.
Я вынула карманные часы и вздохнула. На сегодня занятия закончились, но меня ждала стопка отчетов, которую мне утром сунула Велейна. Меньше всего мне хотелось сейчас выверять цифры и пошагово расписывать свою работу. Но вспомнив высокомерную рожу Фицпатрика, взяла верхнюю папку, подписанную как «Текущая успеваемость студентов». Открыла её и едва не зарыдала от обреченности, столь знакомой любому преподавателя. Плотные листы чуть пожелтевшей бумаги были расчерчены таблицами: списки студентов, их текущие отметки, темы занятий и, как вишенка на торте, отдельная графа: «Мероприятие по устранению неуспеваемости учащихся».
– Гореть в аду тому, кто придумал это белиберду, – проворчала я. – Как будто мало журнала и поурочных планов.
Где-то через час с четвертью, я поняла, что последние полчаса старательно пытаюсь выдавить из себя мероприятия по устранению неуспеваемости. Так и подмывало написать: «Показательная казнь двоечника», потому как порой только показательная казнь могла изменить ситуацию.
Тяжело вздохнув, я откинулась на спинку стула и прикрыла глаза, стараясь не думать о том, что сейчас больше похожа на лягушку, по дурости угодившей в духовку.
Мысли вернулись к прошедшей ночи, невольно вызвав улыбку и смущение.
Вэлиан…
Только вчера он признался мне в любви, и я ответила ему взаимностью. Но сейчас в тишине аудитории, без прикосновения его рук на моей коже, без пронзительного взгляда серебристых глаз, я задалась вопросом: не слишком ли стремительно всё это развивалось? Не под влиянием ли усталости, одиночества, да и просто страха перед неизвестностью? Но почему тогда засыпать в его объятиях было так спокойно, словно я наконец-то обрела не просто защиту, а нечто большее и ценное?
О’Рэйнер был невыносим, порой пугал. Но я была втянута в его мир так глубоко, что, кажется, уже не представляла себя без него. Чувства были такими яркими, такими сильными… Но не обманывала ли я себя, принимая этот омут за любовь?
Воздух едва ощутимо колыхнулся. По коже пробежали прохладные струйки, от которых приподнялись волоски на руках.
– Когда вы уже научитесь предупреждать о своем появлении, ваша светлость? – Я резко открыла глаза и посмотрела прямо перед собой.
Голова Сержана вылезла из столешницы. Длинные тараканьи усики иронично дёрнулись.
– В следующий раз отправлю записку с голубем, – фыркнула голова. – Призрачную записку с призрачным голубем. Между прочим, я тут по делу, мой неюный персик.
Я вопросительно приподнял бровь, ожидая, что он скажет дальше. Но призрак тянул с ответом, словно подбирая слова.
– Ну? – не выдержала я. – Что за дело, ваша светлость? Хватит ходить вокруг да около.
