Текст книги "Госпожа преподаватель и Белый Феникс (СИ)"

Автор книги: Марика Полански

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 22 страниц)

Из воспоминаний о ночном разговоре меня выдернул гул академической часовой башни. Вслед за ним заскрипели петли на двери, а потом послышались крадущиеся шаги: Андреас всё же предупредил о том, что может случиться, если кто-то издаст лишний звук. Затем послышались тихие, почти неуверенные шорохи бумаги. Упало пишущее перо. Грегори в очередной раз не удосужился приобрести пенал для своих письменных принадлежностей, и теперь тихонько бормотал под нос ругательства вперемежку с заклинанием, пытаясь собрать пролитые чернила.

– Грегори, – устало вздохнула я, не открывая глаз. – Если вы будете материться и одновременно произносить заклинание, то вас или разорвёт на части от конфликта сил, или вы призовёте демона Бездны. Ни тот, ни другой вариант меня совершенно не радует. Я не готова видеть фарш из студента, который пренебрегает простейшими правилами безопасности.

Шорохи прекратились, а потом раздался удивлённый голос студента.

– А как вы… – громко начал было он, но по аудитории тотчас раздалось злое шипение, и Грегори резко перешёл на шёпот: – А как вы догадались? Я же вроде очень-очень тихо говорил.

– Вот когда будете за моим столом, молодой человек, тогда очень быстро поймёте, что остальные у вас как на ладони. Если преподаватель не одёрнул вас за очередное крепкое словцо или попытку передать шпаргалку соседу, то отнюдь не потому, что он не заметил. Скорее всего, ему или наплевать, или он даёт вам шанс выкрутиться из безвыходного положения, в которое вы сами себя загнали. Кстати, а где моя рыжая радость, Рафаэль?

– Так, он это... болеет. Ангина, кажется, – отозвался Сандро, сидящий за самой дальней партой.

И тут перед закрытыми веками пронеслась картинка: студент сидел за самой дальней партой рядом с окном. На плечо ему падала ветвь длиннопалого вьюна, и Сандро пытался одновременно скинуть с себя надоевшую ветвь и достать тетрадь по предмету. Однако тетради он перепутал, когда в спешке собирался на занятия. А потому теперь усиленно искал что-то, что могло бы её заменить.

Я открыла глаза и посмотрела на студентов. Сандро действительно пытался скинуть с себя ветвь и достать тетрадь. Но, заметив мой взгляд, замер с сумкой в руках.

Уж не знаю, что отразилось на моём лице, вот только студент неловко улыбнулся и извиняющимся тоном произнёс:

– Я, кажется, тетради перепутал. Я не специально, честное слово, госпожа де Вальдан!

– Вещи лучше собирать с вечера, Сандро. Тогда риск прийти неподготовленным будет стремиться к нулю, – я тяжело вздохнула, чувствуя нечто среднее между раздражением и усталостью. Боль выматывала, но сбежать от неё мне было некуда. Переведя взгляд, чтобы окончательно не смущать Сандро, я обратилась к Грегори: – Так, значит, вы говорите, что Рафаэль – с ангиной?

– Да видел я эту ангину! – выкрикнул Андреас с места, обрисовывая руками в воздухе женскую фигуру. – С такой ангиной надо в постели лежать, а не по парку шляться.

Эдмунд, сидящий за первой партой, хрюкнул, сдерживая хохот. А вот братья-близнецы Том и Тим заржали в голос. Да так громко, что я вздрогнула и сжала пальцами переносицу, стараясь не засмеяться сама.

Но тут же об этом пожалела. Боль с удвоенной силой запульсировала в висках, как будто голову засунули в колокол и принялись по нему стучать.

Открыв рот, я шумно выдохнула и медленно втянула воздух через нос.

– А теперь поймали тишину, – откашлялась я, потирая виски и сдерживая стон. – И на полтона тише. Как видите, ваш преподаватель сегодня в относительно разобранном состоянии, а потому любое резкое движение или громкий звук будет расценён, как угроза. И применены карательные меры.

– Вы же не станете напускать на нас свою чудо-книгу? – с надеждой в голосе произнёс Эдмунд. – Нам прошлого раза хватило, когда мы стены отмывали.

– По действиям и заслуга, молодой человек, – я прищурилась. – Но нет, Книга сегодня осталась дома. Зато здесь я. И поверьте, это значительно хуже.

– Ага, – еле слышно пробурчал Андреас, крутя в пальцах пишущее перо, – в этом случае отмывать от стен придётся нас. Понятно.

Сидя за ним, Грегори подавился смешком. Но тотчас замахал руками: «Понял. Исправлюсь».

– Значит, так, господа студенты, – начала я, с трудом поднявшись из-за стола. – Сегодня…

Дверь с грохотом распахнулась, и в аудиторию ввалился запыхавшийся Рафаэль. По раскрасневшемуся лицу пробегали струйки пота, а по щекам расплылись багровые пятна. Согнувшись пополам, он упёрся руками на колени.

– Я успел? – тяжело дыша, он выбросил руку вверх и потряс указательным пальцем в воздухе. – Я успел! Надеюсь, вы не начали без меня?

– А вот и первая жертва, – Тим повернулся к тому и растянул губы в гримасной улыбке человека, которого поразил яд вельтонской омелы.

Почуяв неладное, Рафаэль разогнулся. Двадцать пар глаз взирало на него с укоризной и сочувствием.

– Я что-то пропустил? – он непонимающе сдвинул брови, обеспокоенно окидывая взглядом одногруппников.

– Ага, – отозвался недобро ухмыляющийся Андреас. Он откинулся на спинку стула и покачивал ногой в тёмно-коричневой туфле под партой. – Инструктаж по безопасности сегодняшнего занятия.

– У госпожи де Вальдан жутко болит голова, – прошипел обернувшийся к нему Карл. – Обещала превратить в таракана того, кто будет громче всех шуметь, и отдать на растерзание той самой Книге.

Рафаэль побледнел, выпучил тёмные глаза и вытянулся во фрунт. Потом поднёс руку к губам, показывая жест, будто зашивает себе рот, и, согнувшись в три погибели, направился к своему месту.

Я подошла к столу и раскрыла учебный журнал

– Мне сообщили, что вы болеете, – спокойно произнесла я. Хорошо, хоть не успела отменить отсутствующих. Иначе бы пришлось вымарывать, а мне в учебной части за это «спасибо» точно не сказали бы.

– Так точно, – шёпотом отозвался Рафаэль. Стараясь не шуметь, он вытащил тетрадь и пенал из тёмно-коричневой кожи. – Ангина.

Аудитория взорвалась хохотом. Бедный парень покраснел, как помидор в пору сбора урожая, и непонимающе закрутил головой.

– Надеюсь, вы хотя бы узнали, кто отец вашей ангины? Ну или хотя бы вспомнили про технику безопасности при использовании своего, так сказать, чудо-артефакта? – я многозначительно приподняла бровь, глядя, Рафаэль краснеет ещё больше. – А то, знаете ли, постыдные болезни к душе не прилипнут. Да и дети от стихов не появляются.

– Ну ты скотина! – Рафаэль повернулся к Андреасу и погрозил кулаком. – А ещё друг называется. Подожди, сейчас закончатся пары…

– Так, – я повысила голос, прерывая назревающий конфликт. – Выяснять отношения будете в укромном углу Тенистого сада. Там обычно нет охраны. Да и окна из моих апартаментов туда не выходят. Вот там и разберётесь, кто кому друг, а кто – домашнее животное. А сейчас прошу минуточку внимания. Сегодня мы с вами разберём, что такое прошедшее время в архонском языке.

***

Когда занятия подошли к концу, я была близка к тому, чтобы включить магопроектор, а само́й разлечься на стульях задних парт. И да, я была более, чем уверена, что студенты не сдали бы меня. К их чести, они вели себя тихо. Слышался скрип кончиков пишущих перьев по пергаментной бумаге, иногда едва различимое перешёптывание. Лишь пару раз я замечала обеспокоенные взгляды в мою сторону: первый раз, когда капала раствор зеленики в чай, и второй – когда случайно обронила ручку под стол.

– Так, на домашнее задание вам расшифровка послания Араона Кипского и два упражнения по словосложению, – громко произнесла я, когда послышался заунывный гул академических часов. – Посмотрим, удастся ли вам успокоить разбушевавшегося призрака.

– Вы принесёте призрака? – спросил ошарашенный Рафаэль. Грохот отодвигаемых стульев едва не заглушил его слова.

– Зачем приносить? Сам придёт, – я пожала плечами, доставая из ящика стола склянку с зеленикой – ещё десяток капель не повредит. Заметив краем глаза потянувшихся к выходу студентов, неожиданно для само́й себя повысила голос: – Так, молодые люди, а ну-ка вернулись к своим местам! Давайте быстренько! Не заставляйте своего преподавателя нервничать. А то мало ли на что она способна...

Опустив плечи, студенты с понурыми лицами вернулись к своим партам.

– А теперь окинули взглядом свои рабочие места! Я сказала: окинули взглядом свои рабочие места. И навели порядок. И выражение лиц попроще! Вас не навоз заставляют убирать. Давайте, парни. У нищих слуг нет.

Разумеется, парни заворчали из-за того, что их вернули. Однако немигающий взгляд покрасневших глаз из-под насупленных бровей пресёк это ворчание.

– Госпожа де Вальдан, – обратился ко мне Рафаэль, когда из кабинета потянулась вереница студентов.

Я перевела взгляд с кончика склянки, с которой капал раствор, на него. У Рафаэля покраснели уши и щёки, а тёмные глаза смотрели то на стол, то на стеллаж за моей спиной, то на флакончик в моих руках.

– Что такое, Рафаэль? – я свела брови. Хоть боль по-прежнему пульсировала и заставляла щуриться, но смущение парня не ускользнуло от меня.

– Да я это… – он неловко, несколько нервно запустил пятерню в рыжие волосы и поскрёб затылок. – В общем, это правда про призрака?

– Правда, – кивнула я и вернулась к счёту капель. Семь… Десять… Чёрт! На каком числе я остановилась? – Поэтому будьте во всеоружии. Вам придётся учиться загонять его в зеркальную ловушку.

– А разве этим не господин Веренар занимается? Ну в смысле, загонять призраков – это больше по части инструктора по ловле потусторонних сущностей.

– Полагаю, что некоторые бытовые защитные заклинания вам не повредят. А загнать призрака в зеркальную ловушку сможет даже бабушка лет восьмидесяти от роду. К тому же вам необходимо увидеть ваши результаты изучения языка. Так что…

– Ага. Понял. А какие цветы вы любите?

От неожиданности вопроса я посмотрела на него так, что парень едва не провалился от стыда под пол. Потом тяжело вздохнула. Ох уж мне эта юношеская влюблённость в своих наставников!

Теперь я понимаю молоденьких преподавателей из своего Университета, которые старались обходить группки девчонок, томно вздыхающим им вслед. А ведь нам в студенческие годы казалось, что чем громче будем вздыхать и чем сильнее краснеть, то тем выше шанс, что привлечём к себе внимание. И искренне недоумевали, почему за год работы в нашей группе сменилось три преподавателя этикета.

И ведь резко не ответишь. Первая влюблённость – это очень нежное и трепетное чувство, которое навсегда оставляет отпечаток на душе. Не тот тон, не то слово, – и человек может избегать общения с противоположным полом всю оставшуюся жизнь. Но с другой стороны, если проигнорировать или ответить чересчур мягко, то он решит, что это приглашение к действиям. И вот тогда точно спасу не будет.

– В горшках, Рафаэль, – я вежливо улыбнулась и чуть наклонила голову. Вряд ли этот юноша станет бегать по ботаническим магазинам в поисках какого-нибудь цветка в горшке. А если даже и будет, то не осмелиться подарить его, побоявшись стать жертвой насмешек со стороны одногруппников. – Я люблю цветы в горшках. Идите и готовьтесь к следующему занятию.

Студент облегчённо выдохнул. Затем, шумно втянув носом воздух, он поправил сумку на плече, оставив меня одну в кабинете.

Я же убрала флакончик зеленики в ящик стола. Сделала маленький глоток чая и поморщилась. Язык обожгла горечь полыни. Всё же переборщила с количеством раствора. Впрочем, пульсация превратилась в настоящую пытку, и, зажмурившись, я в три глотка выпила смесь. Потом собрала вещи, покинула аудиторию.

В коридоре пару раз чуть не сбили студенты – каждый торопился как можно быстрее покинуть стены надоевшего за время учёбы здания. Я же медленно шла вдоль каменных стен, украшенных в арочных проёмах. Застывшие во движении и красках знаменитые учёные и политические деятели, в своё время продвигавшие науку, отчего-то действовали угнетающе. Возможно потому, что некая часть меня остро реагировала на то, какими людьми они были при жизни.

Многие разделяли достижения, талант и человеческую натуру. Эти вещи были неразделимы. Исключения составляли лишь те великие люди, которые признавали свои пороки и либо искренне раскаивались в них, либо использовали во благо людей. Но таких, увы, было мало. Большинство же составляли лицемеры и моралисты, которые давали советы, как правильно жить, но при этом растлевали собственных горничных и выгоняли их за распутное поведение.

Погруженная в свои мысли, я дошла до лестницы, как услышала голос Фицпатрика:

– Госпожа де Вальдан!

Я застыла, как вкопанная. В голове вереницей пронеслись мысли, что такого страшного могла совершить за время работы. Потом вспомнила, что уже натворила такое количество непростительных для преподавателя промахов, что нужно быть готовой быть уволенной в любой момент, и немного успокоилась.

Фицпатрик быстро нагнал меня, но остановился в двух шагах и вежливо улыбнулся. Выглаженный сюртук, причёска – волосок к волоску – и гладковыбритое скуластое лицо. «Надо же, какой весь серьёзный и напомаженный! – презрительно фыркнул внутренний голосок. – Такой весь из себя важный, аж плюнуть хочется!»

– Что-то произошло, господин ректор? – официальным тоном поинтересовалась я.

– Ничего особенного, – улыбка Фицпатрика на миг стала теплее, вызвав у меня недоумение. – Но… мы бы могли поговорить у меня в кабинете?

Я колебалась. С одной стороны, боль в висках чуть притихла, но всё равно хотелось побыстрее добраться домой и спрятаться под одеялом. А с другой – неприлично простому преподавателю отказывать ректору в разговоре. А то неизвестно, чем это закончится.

– Разумеется, – я выдавила из себя нечто похожее на улыбку и направилась за Фицпатриком.

Кабинет ректора заметно преобразился с того момента, как я впервые побывала в нём. Помнится, в первый раз меня поразила рачительная холодная тихая роскошь массивной мебели, строгость линий и сдержанность, которая словно кричала о том, что хозяин кабинета терпеть не может отхождении от правил.

Сейчас же всё изменилось.

Стрельчатые окна с цветными витражами, полукруглый синий диван, мягко огибающий стеклянный столик по полукругу, винтовая лестница, ведущая на второй ярус, где расположились встроенные в стену стеллажи с книгами. Появились пару столиков с фигуристыми световыми артефактами. Но больше всего меня впечатлило дерево с раскидистой кроной мелких синих цветочков. Это было настолько необычно, настолько непривычно, что невольно возникло подозрение: а не спёр ли спьяну Фицпатрик кадку южной синей сакуры у какого-нибудь бедолаги-коллекционера?

Единственное, что не изменилось в кабинете, – это полированный стол из красного дерева и здоровенный глобус, медленно крутящийся на подставке.

– Ого! – не сдержалась я, застыв в дверях с раскрытым от изумления ртом.

– Впечатляет? – поинтересовался Фицпатрик. Я была готова поставить голову против кадки с сакурой, что именно такой реакции он ждал от меня, и теперь был невероятно доволен собой, как кот, обожравшийся сметаны.

– Не то слово!

Я медленно прошла в кабинет, вертя головой по сторонам, как турист, оказавшийся в центре удивительного архитектурного ансамбля. Однако изменилась не только мебель, но и сама цветовая гамма. Раньше всё было в сдержанных коричнево-зелёных тонах, а сейчас кабинет пестрел всеми оттенками синего и золотого.

– У тебя тут снежные эльфы трудились, что ли? – спросила я, напрочь забыв о субординации.

Странно, что я не видела рабочих, которые создавали эту красоту. Хотя, возможно, просто не заметила. Наши кабинеты располагались в противоположных крыльях здания на разных этажах, поэтому немудрено, что можно было их и не заметить.

– Нравится? – Фицпатрик наклонился к моему уху так близко, что тёплое дыхание защекотало кожу.

От неожиданности я вздрогнула и резко обернулась. Так близко… Он никогда не подходил ко мне так близко. Сердце к груди застучало, как ненормальное, во рту пересохло. Ох, где мои двадцать лет, когда я так мечтала об этом?!

Сейчас же такой жест с его стороны внушал мне скорее опасение, нежели восторженный трепет.

– Ты это… посдержаннее, ладно? – я судорожно сглотнула и вцепилась пальцами в собственные предплечья. – А то невольно покалечу и не посмотрю, что ты теперь большая шишка.

Уголки губ Фицпатрика растянула ухмылка.

– Хамишь? – он отошёл к секретеру и непринуждённым жестом обвёл кабинет. – Располагайся, где тебе удобнее.

Я села в мягкое кресло посетителя, которое стояло около ректорского стола, и вцепилась пальцами в ридикюльчик. В голове мысли спутались, превратились в кашу, из которой навязчиво пробивалось только два вопроса: что за разговор и почему Фицпатрик ведёт себя так странно?

Зазвенело стекло бокалов.

– Выпьешь что-нибудь? – он посмотрел на меня поверх плеча.

Я отрицательно помотала головой.

– Нет. Терпеть не могу алкоголь. Тем более, что у меня голова раскалывается.

Фицпатрик хмыкнул и убрал в бутылку вина и стаканы обратно в нутро секретера.

– Чай? Кофе?

Я покачала головой.

– Больше всего на свете я хочу сейчас домой под одеяло, – призналась я, поёрзав в кресле. Мне никак не удавалось сесть удобно. Хотелось взобраться в кресло с ногами и уютно развалиться. Однако тревога била по кончикам нервов так, что я сидела, как привязанная к доске. – Боюсь, сегодняшний день выдался слишком утомительным.

– Я заметил по твоему лицу.

Сев в кресло, Фицпатрик вальяжно развалился в нём. На долю секунды подумалось, что он ещё и ноги на стол закинет. Однако этого не случилось. Какое-то время он задумчиво водил указательным пальцем по нижней губе, а потом неожиданно спросил:

– Что вчера произошло?

Я удивлённо вскинула брови. О вчерашнем Разломе гудел весь город. Не обсуждал его разве что слепоглухонемой. А тут – что произошло?

– Не верю, что столичные газетчики за ночь превратились в несмышлёнышей и не черкнули пару строк о Разломе, – я пожала плечами, но получилось несколько нервно.

– Я не о Разломе сейчас, – Фицпатрик заулыбался, но его улыбка мне совершенно не понравилась. – Я про ночной визит министра к тебе.

Началось! Так и знала, что кто-нибудь проболтается, несмотря на весьма толстые и определённо непрозрачные намёки министра. Кто-нибудь, кому я очень не нравлюсь. Но комендант вряд ли бы рассказала, а вот господин Шершен – вполне возможно. Его-то толстая физиономия торчала в тонком просвете двери, даже после того, как к ней подошли из охраны Вэлиана и вежливо попросили скрыться. Впрочем, Фицпатрик вряд ли бы выдал своего Шершена. В конце концов, тот его зам, а не простой преподаватель, от которого можно избавиться и забыть.

– Пришёл узнать, как моё состояние, – я мило улыбнулась, от души надеясь, что улыбка не похожа на мученическую гримасу. – Неужели доброхот, который рассказал о визите министра, не сообщил о том, что в момент Разлома мы возвращались с его светлостью из оперы? Как-то непредусмотрительно с его стороны…

– Прекрати паясничать, Эржабета! – резко оборвал Фицпатрик и порывисто поднялся с кресла. Какое-то время он молчаливо расхаживал туда-сюда за креслом, а потом остановился и уставился на меня. Гнев кипел в его глазах, он прошипел: – Ты хоть представляешь, какой может разразиться скандал? Министр магии тащит через весь Дом Преподавателей преподавательницу в одних панталонах!

– Ну, вообще-то, я была не только в панталонах, но и в неглиже…

– Это неважно! – он рявкнул так, что я подпрыгнула. – Это неважно… Когда Марта сказала, что нашла на замену тебя, я согласился взять с условием, что ты станешь образцом для своих студентов. А вместо этого получил наглядное пособие распутной девки, плюющей на все законы общества и морали!

– Я не виновата! – возмутилась я и дёрнула головой вбок – боль кольнула правый висок, заставив поморщиться. – Я не собиралась никого подставлять. Но… Министр питает слишком нездоровый интерес ко мне.

– Я заметил, – язвительно фыркнул Фицпатрик.

– Можешь острить, сколько твоей душе угодно. Нравится тебе это или нет, но такова правда. Честно говоря, я пыталась сбежать от него. Кто ж знал, что он подкараулит и вернёт меня обратно таким способом?! И вообще… Тебе не сто́ит опасаться того, что родители студентов узна́ют об этом неприглядном случае. Я бы больше переживала за того бедолагу, который отважился тебе об этом рассказать. Или ты считаешь, что человек, который разболтал об этом тебе, не расскажет ещё кому-нибудь? Я бы на твоём месте непрозрачно намекнула бы ему, что молчание – золото. Иногда оно спасает не только репутацию, но и жизнь. А если такой человек, как О’Рэйнер, вежливо просит молчать, то лучше сделать, как он просит. Иначе хлопот не оберёшься.

Фицпатрик остановился и вцепился длинными пальцами в спинку кресла. Согнувшись, он опустил голову, несколько раз выдохнул и поднял взгляд на меня.

– Всем рты не заткнёшь, Эжена. Даже если министр узнает об этом, то всё равно поползут грязные слухи, и тогда мне придётся уволить тебя, чтобы сберечь репутацию Академии. Потому что, выбирая между зарвавшимся преподавателем и Академией, я выберу последнее.

Я прищурилась и подалась вперёд.

– Если узнают, – произнесла с нажимом на первое слово, подняла указательный палец и, улыбнувшись, помахала им: – А «если» – это моё любимое слово.