Текст книги "Never (СИ)"

Автор книги: Мальвина_Л

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 21 страниц)

– Сделал домашку? – И даже этот элементарный вопрос выбивает воздух из легких и разливает жар в животе и паху.

Он пахнет сегодня оливками и облепихой, и Айзеку не терпится слизать сладковатый с кислинкой вкус с припухших от вчерашних поцелуев губ.

– Даже не начинал. Глядишь, пронесет, – и снова эта улыбка как из рекламы жвачки и темно-карий внимательный взгляд.

Уиттмор косится подозрительно, но уходит, умудрившись даже не дернуть бровью и не съязвить напоследок. Если бы Айзек не знал, что Джексон не по мальчикам, решил бы, что тот ревнует.

Мистер Юкимура бесконечно долго бубнит что-то про гражданскую войну и падение Юга, распинается о крушении рабовладельческого строя и глотке свободы для американского народа. Айзек слушает вполуха. У него стоит, и все, о чем получается думать – это длинные пальцы Денни, что беспрестанно крутят шариковую ручку, пока тот внимательно слушает учителя. А потом копается целую вечность, собирая учебники. Вприпрыжку спускается по ступенькам, насвистывая что-то под нос.

Айзек тянет его под лестницу, прижимает к перилам и, не слушая возражений, раздвигается языком мягкие податливые губы. У него привкус шоколадных хлопьев и кукурузы, и это так сладко, так возбуждает, что Лейхи стягивает с парня футболку, облепившую этот идеальный торс, будто вторая кожа… Денни усмехается, помогая блондину снять куртку…

– Это последний раз, Айзек.

И это, сука, даже не вопрос.

– Что, блядь, прости? – Он как раз натягивает брюки, и заявление Махилани, как ебаный удар битой по затылку. Моргает раз, второй… Денни улыбается, застегивая ремень.

– Завтра Итан и Эйдан возвращаются. Ему не понравится, если узнает… понимаешь? Без обид, чувак. С тобой было классно.

И просто уходит, закинув на плечи свой стильный рюкзак. Просто, мать его, уходит…

– Денни! – Выкрик в спину без намека на гордость.

– Как-нибудь повторим…

И вязкая, гулкая тишина разливается по опустевшей школе.

====== 9. Айзек/Итан ======

Комментарий к 9. Айзек/Итан Айзек/Итан, Лидия/Эйдан

https://pp.vk.me/c629224/v629224352/dbfb/qCELVB51V24.jpg

– Лидия, мы занимались…

Близнец старательно отводит глаза в сторону, разглядывает носки собственных кроссовок, зачем-то колупает ногтем крошечную выбоину на парте. Потом скрещивает руки на груди и поджимает губы. Напроказивший карапуз, ей богу.

– Именно поэтому ты, Айзек, растрепан и без майки, а у нашего молчуна расстегнута ширинка? Площадь круга высчитать пытались без циркуля или как?

Эйдан упорно молчит, закусив губу, Лейхи же пытается что-то объяснять, и портит все еще больше, потому что ярко-пунцовый засос над ключицей сверкает ярче любых сигнальных фонарей, и спутать его со ссадиной ну совсем нереально. Технически, конечно, засос – тот же синяк, вот только тут постарался чей-то рот, не кулак…

– Какого круга? – Лупает своими лазурными глазищами, и даже рот округляется удивленно, машинально скользит языком, увлажняя обкусанные губы.

– Я про этот ужасный засос на твоей шее, Айзек Лейхи! Который оставили губы моего парня, заметь!

Она похожа на маленькую взбешенную фурию – разметавшееся пламя волос и глаза, как два ярких-ярких изумруда, что того и гляди взорвутся изнутри. Притопнула ножкой в туфельке на высоченном каблуке, и оба парня, боязливо переглянувшись, отступили к стене, как перед натиском разъяренного медведя.

– О чем ты говоришь, Лидия? – Почти шепотом, охрипший от волнения или испуга. Будто и не Эйдан совсем, а его более смирная, покладистая копия.

Копия? Стоп… Но нет, это свитер Эйдана и парфюм Эйдана. Черт, она же не может спутать запах собственного бойфренда ни с кем другим. Да и с чего бы Лейхи отпирался…

– Голос подать соизволил, Казанова хренов! Мало тебе Лидии Мартин, решил и волчонка потискать под шумок?

Лидия теряется в чувствах и их оттенках, то ли это обида, то ли омерзение, то ли недоумение, что окутывает ватным коконом, и слабеют колени, а в голове пульсирует звенящая тишина, что волнами накатывает, разбиваясь где-то под основанием черепа.

– Лидия, ты все не так поняла…

– Молчи лучше, несчастный!

Обрушивается на него ураганом, колотит кулачками по груди и плечам, он жмурится, уворачивается, пытается перехватить тонкие руки у запястий… Ни один из них не слышит, как отворяется дверь…

– Хэй, детка, чего шумишь? Где пожар? – второй близнец вваливается в аудиторию с мотоциклетным шлемом подмышкой.

Мартин замирает, переводя ошарашенный взгляд с одного брата на второго. Делает один маленький шажок назад.

– Эйдан?

– Конечно, Эйдан, а ты думала кто? … – Моргает несколько раз, как зависшая программа, обрабатывающая информацию. – Ты Итана к Лейхи приревновала что ли?

Прыскает в кулак, явно пытается сдерживаться, чтоб не заржать во весь голос…

– Малыш, ты же не путала нас никогда…

– Но твой свитер…

– Кажется, кто-то скрывается от бойфренда, да, братишка? – Подмигивает близнецу, который медленно краснеет, напоминая перезревший томат…

====== 10. Дерек/Стайлз ======

Комментарий к 10. Дерек/Стайлз https://pp.vk.me/c629224/v629224352/dcdf/f5J6jOe9re0.jpg

В офисе прохладно, и даже тихое гудение кондиционера не действует на нервы. На самом деле, он будто попадает в другой мир, как только захлопывается дверь, отрезая его от суетливой секретарши и какого-то зашуганного практиканта, вечно прячущегося за монитором или втягивающего голову в плечи, когда босс, не выспавшийся и хмурый, проходит мимо.

На самом деле, пара чашек кофе, и он вновь перестанет ненавидеть весь мир, если только Эрика снова не додумается раскрыть жалюзи, «впуская в комнату немножечко света и жизни», как она выражается. Убил бы… Полумрак, прохлада и кофе – все, что нужно, чтобы вернуть жажду жизни. Так думает Дерек Хейл, поднимаясь утром в сверкающем зеркалами лифте (даже в глазах рябит от этого блеска) на 29-й этаж.

Откидывается на спинку кресла, прихлебывая крепкий, как гудрон, напиток с щепоткой корицы и долькой лимона. Жмурится, чувствуя, как кровь, загустевшая в венах, разжижается, убыстряясь…

Что-то легкое, невесомое, как пушинка, касается щеки, и Дерек вскакивает, выплескивая на брюки почти кипящую субстанцию…

– Эрика, мать твою! – Стекла в окнах дрожат, и снежно-белая пепельница летит на ковер, подпрыгивая, как резиновый мячик.

Секретарша врывается в помещение с битой наперевес и, вращая глазами, озирается по сторонам.

– Где он, Дерек? Клянусь, я не видела, как кто-то забрался, я просто красила ногти… – и машет в доказательство свежим маникюром у него под носом.

– Почему в кабинете насекомые, Эрика? – Сурово сводит брови, одновременно пытаясь оттереть салфетками пятно с брюк.

В распахнутую дверь просовывается лохматая голова с вытаращенными глазами-блюдцами. Они оттенка кофе со сливками, которые Хейл терпеть не может, и на секунду он зависает, разглядывая клетчатый воротник.

– Это кто?

– Стайлз, наш новенький, на стажировке. Забыл что ли? Бита, кстати, его. О каких насекомых речь? Муха что ли залетела? – Эрика деловито оглядывает помещение, постукивая дубиной по ладони.

– Какой-то вредитель с красными крыльями. Вон на окне. Убери отсюда. Все… И биту чтоб я в офисе не видел.

Вылетает за дверь, едва не сбивая парнишку с ног. Чертыхается сквозь зубы и бормочет что-то невразумительное: «Развели, блин, вредителей…».

Следующим утром все по-прежнему: Эрика увлеченно возит кисточкой по ногтям, Стилински прячется за монитором, из-за которого торчит лишь краешек любопытного уха, Дерек небрит и непроницаемо-хмур. Дверь захлопывается без привычного грохота, шаги стихают в глубине кабинета. Эрика несколько секунд сканирует взглядом дверь из черного дуба, хлопает длиннющими ресницами и только берется за пилочку, как приглушенное ругательство Хейла вперемежку со звуком бьющегося стекла выдергивают девчонку из-за стола. Дверь распахивается, как от пинка, Эрика с визгом отпрыгивает к ксероксу, Стайлз по инерции хватает биту из-под стола.

У Хейла кровь сочится из пореза на щеке, и рубашка порвана на груди.

– Господи, Дерек, – причитает блондинка, пытаясь то ли броситься боссу на шею, то ли обработать рану.

– Там бабочка, Эрика. Вызови дезинфекторов, – брови сдвинуты так плотно, что кажутся сросшимися.

Он бросает на биту Стайлза убийственный взгляд и почти сразу же скрывается в лифте. Стилински лупает глазами и несколько секунд то открывает, то закрывает рот, явно пытаясь что-то сказать.

– Это что, его бабочка так отделала? – Выдыхает он наконец. Эрика качает головой, заглядывая в разгромленный кабинет.

Через час вваливаются чуваки в желтых костюмах и масках, как в фильмах про эпидемию, деловито спрашивают, где «объект» (это они про бабочку, наверное), скрываются в полумраке, где все еще надрывается кондиционер изо всех своих механических сил. Потом на весь офис будет долго вонять химикатами и чем-то отдаленно напоминающим прокисший соус.

В понедельник Дерек не появится ни в восемь, ни в десять, и только к полудню просунет помятую физиономию в створки лифта.

– Все хорошо?

– Э-э-э… ну, да… А что, собственно такое? – Наверное, приключение с бабочками уже благополучно улетучилось из этой милой белокурой головки за уикенд.

Босс обреченно вздыхает, мужественно перешагивая порог кабинета. Стилински на всякий случай нащупывает отполированную рукоять неизменной биты. Хейл, насупив брови и чуть прищурившись, осматривает территорию. Выдыхает и закрывает дверь – прямо перед двумя любопытными носами. И целых два часа – ни звука, кроме приглушенного бормотания да писка компьютера.

Еще полчаса, и Эрика не выдерживает. Ставит на серебристый поднос чашку со свежесваренным кофе, блюдце с круасанами и пузатую сахарницу. Зачем-то щиплет себя за щеки, покусывает губы… Стайлз закатывает глаза, и утыкается в клавиатуру, печатает что-то быстро.

– Господи-боже! – Гортанный выкрик-всхлип и звон разлетающейся посуды. Спотыкаясь и теряя собственные кеды, скользя на гладком полу, Стилински врывается в кабинет и словно врезается с разбега в невидимую стену.

Потому что Эрика, растянувшись на полу, не сводит с Дерека глаз, кофе стремительно впитывается в белый ковер, а Хейл в это время сидит, развалившись, в своем кресле, выставив указательный палец и мило, почти ласково что-то шепчет … бабочке, устроившейся прямо возле ногтя.

– Ну, и что мне с тобой делать, глупая? – Кажется, впервые за две недели, что Стайлз тут работает, он видит улыбку начальника. Машинально растягивает губы в ответ и видит, как в зрачках Дерека искрится смех. – Народ, что рты разинули? Расскажите лучше, чем питаются бабочки?

– Может быть, м-м-м… разрезать ей апельсин? – Блондинка ерзает по полу, собирая острые осколки, размокшие кубики сахара и круассаны.

– Бабочки питаются нектаром, который они собирают с цветов своими хоботками… Дерек, привет. Что тут у вас происходит? – Огненно-рыжая девушка осторожно перешагивает через мокрые пятна на ковре и обломки фарфора. Улыбается не менее яркими губами, а в глазах светится насмешка.

– Какие хоботки, Лидия? – фыркает Дерек, пытаясь то погладить бабочку, то ли пощекотать ей брюшко. – Это не слон тебе с крыльями.

И высокомерно вскидывает брови, всем своим видом пытаясь сказать: «Ну, что за неучи меня окружают». Лидия хихикает, переглядываясь с практикантом. И будто бы подмигивает мальчишке. Забирает какие-то бумаги, и уходит, покачивая бедрами.

– Я так и не узнал, чем кормить бабочку, – выкрикивает Дерек ей вслед. Лидия пожимает плечами, и даже затылок ее, кажется, улыбается.

– И что мне делать? – Философский вопрос в пустоту…

– Может быть, э-э-э… «брызги радуги»? – Выстреливает Стайлз, все еще трущийся где-то на пороге.

– Самое оно! Но… технология сбора продукта не ясна… – Вообще-то, Стилински имел ввиду одноименный фруктовый коктейль, но коли уж так…

А морда у босса такая непроницаемая, что понять, шутит Хейл или абсолютно серьезен, не удается никак. Вздохнув, Стайлз бросает на начальника пристально-тоскующий взгляд и быстро уходит.

Вечером Стилински задерживается дольше обычного. Эрика давно упорхнула, запрыгнув в желтую, как канарейка, спортивную тачку. За окном начинает темнеть, но Стайлз все еще пишет какой-то отчет. Утыкается в экран, когда шеф проходит мимо, листая список контактов в айфоне.

– А где бабочка?

– Я ее выпустил, сдохнет ведь от голода… Не оливками ж ее кормить…

Стайлз грустно смотрит прямо перед собой, когда лифт плавно уходит вниз, увозя в своих недрах Дерека Хейла.

На следующее утро, почти ночь, ведь только-только рассвело, а петухи на фермах, наверное, едва начали прочищать горло, Дерек Хейл замирает у лифта, с интересом разглядывая ершистый затылок и обтянутую джинсами привлекательную мужскую задницу, торчащие из приоткрытой двери в его, Дерека, кабинет.

– Ну, же, глупая, лети, не бойся. Он не обидит. И постарайся не расстраивать его, ладно? Знаешь, он очень хороший… Хмурый только, как волк. Одинокий, наверное…

– И что это ты делаешь, Стайлз?

Пацан оборачивается резко, испуганно таращится на начальника, и пунцовая волна заливает кожу, перетекая с шеи на лицо… У него родинки на лице, как какое-то причудливое созвездие. А губы розовые, влажные… и пахнут кокосами.

– Б-бабочку выпускаю…

Дерек усмехается, мысленно щелкая себя по лбу. Ну, и представление.

– Тут кофейня поблизости…

Господи, Хейл, что ты несешь? Стайлз вытаращивает глаза, хотя, казалось бы, куда больше-то… Жует нижнюю губу, словно пытается не разреветься.

– Им даже разносчик не нужен, я узнавал… на всякий случай…

О чем это он?

– Кофе у них неплох, говорят…

Кто говорит? Когда? Для чего?

– Ты меня приглашаешь?

– Ага…

Дерек отхлебывает кофе, искоса наблюдая, как Стилински вертит в руках оранжевый кленовый лист. Того же оттенка, что и злосчастная бабочка.

– Почему бабочки, Стайлз?

– Ну… – тот впивается белыми зубами в гамбургер, жует, жмурясь от удовольствия. – Ты был такой хмурый всегда и сердитый. В твоей жизни не хватало веселья, Дерек. И красок…

Бубнит с набитым ртом, откусывая просто огромные куски, и чудом умудряется не давиться. Хейл смотрит на пацана почти с нежностью и ловит себя на импульсивном порыве – то ли погладить по голове, то ли просто коснуться пальцами гладкой щеки.

– На лужайке возле моего дома их много. Хочешь, еще наловлю? – Отхлебывает колу, а Дерек вздыхает, представляя, как Стилински в одних трусах и с сачком босиком гонится по траве за бабочкой, угрожая и вопя во всю глотку. … Или он их битой гоняет?

Кажется, теперь в жизни веселья будет с избытком.

====== 11. Джексон/Айзек, Эллисон ======

Комментарий к 11. Джексон/Айзек, Эллисон Джексон/Айзек, Эллисон/Айзек, Эллисон/Джексон

https://pp.vk.me/c629224/v629224352/df39/5otbK_DkSuE.jpg

У него будто кубики льда перекатываются под кожей, такая она холодная, влажная. Или это просто от душа, который еще шумит за спиной, словно барабанную дробь выбивает из каменного пола. Ее одежда мокрая навылет, потому что с Джексона все еще льется вода, струится по обнаженному телу, и Эллисон глаза боится опустить, потому что он так близко, и он совсем голый…

Дышит тяжело, с присвистом, как-то рвано, с надрывом. И глаза мутные-мутные, будто затянутые рваной пленкой. И капельки влаги переливаются на чувственных, чуть приоткрытых губах. Кривые желтые когти скользят по покрывшейся испариной коже, замирая прямо над тонкой голубоватой венкой, что судорожно колотится. Громко, как церковный набат. Одно незаметное глазу движение, и он пропорет ее насквозь, выпуская ярко-алый фонтан крови.

– У тебя такая белая кожа, Эллисон Арджент, – как шипение ядовитой змеи под кроватью.

Уиттмор пахнет злостью и ментоловым шампунем. И подушечки пальцев придавливают под горлом, перекрывая на мгновение доступ воздуха. Будто он предупреждает.

– Такая сладкая, такая нежная… – кончик языка заменяет когти, что втягиваются под кожу, словно оборотень и не терял контроль на мгновение. А она вжимается лопатками в стену и жмурится от ужаса, не может даже закричать, захрипеть даже не может: «На помощь, кто-нибудь! Помогите!».

Он шершавый, его язык, и умелый. Мурашки бегут по позвоночнику, и кожа покрывается пупырышками.

– Джексон, прошу…

Запускает руку ей в волосы, щелкая заколкой. Наматывает рассыпавшиеся пряди на пальцы, и тянет так сильно, что слезы, как капельки прозрачной росы, уже дрожат на длинных изогнутых ресницах.

– Я тоже просил тебя, милая Эллисон, – почти ласково, почти нежно, словно гладит по голове и успокаивает одновременно. Но это ложь, обман, иллюзия, фикция, потому что в глазах – расплавленная сталь. Это взгляд убийцы – беспощадного, хладнокровного. – Я просил тебя, так? Тысячу раз. Молил тебя взглядом, мечтая разорвать свою грудь когтями, чтобы не было так больно… Я просил тебя оставить его. Ты не послушала.

Раздельно, почти нараспев, ошпаривая пасмурным, смеющимся взглядом. Так палач насмехается над жертвой, уже занося топор. Так волк ухмыляется добыче, уже смыкая клыки на беззащитной глотке. Так всматривается в прицел снайпер перед тем, как нажать на курок.

– Я… сделаю все, что ты скажешь…

И она сделает, да, потому что каждый, кто заглядывал смерти в глаза, никогда не захочет ощутить прикосновение ее ледяных пальцев к затылку.

– Ты оставишь Айзека Лейхи и никогда не встретишься с ним снова. Ты забудешь его имя и вкус его губ. И если задумаешь обмануть меня, милая Эллисон, я подарю тебе его красивые голубые глаза на серебристом блюдце на День влюбленных…

«Он не будет твоим, Эллисон Арджент. Если он не будет моим, не будет ничьим… Мой, только мой»...

– Что тут у вас? Эллисон?

Веселый голос от дверей обдает ледяным ужасом, сердце ныряет куда-то в пятки, подпрыгивает к горлу и колотится в груди так яростно, словно вот-вот проломит ребра. Айзек, не надо… Она не думает ни секунды, потому что в лице Уиттмора – предупреждение и угроза одновременно. Эллисон наклоняется, прижимаясь ртом к его твердым, надменным губам, обхватывает ладошками за ягодицы, притягивая ближе…

– Эллисон? Боже…

Она не слышит, чего в этом выдохе больше – изумления или обиды. Не слышит, потому что слезы клокочут в горле, и голос доносится, как из-под воды… Где-то вдалеке хлопает дверь, и шаги затихают в глубине коридора. И Джексон припечатывает к стене своим телом, размыкает языком ее губы…

====== 12. Питер/Айзек/Джексон ======

Комментарий к 12. Питер/Айзек/Джексон Айзек/Питер, Айзек/Джексон

https://pp.vk.me/c629224/v629224352/e373/Sfs0OQ2xXRE.jpg

– Слушай, волчонок, у меня не ночлежка здесь так-то.

Хейл хочет казаться равнодушным и грубым, угрожающим даже. Но получается как-то херово, потому что в небесно-голубых глазах – ни тени страха. Лейхи лишь облизывает свои невозможно-розовые губы и сбрасывает с плеч вещь-мешок.

– Я на пару дней, Питер.

И теребит пальцами ворот шерстяного свитера, распахнутого на груди. Там кожа гладкая – без единой складочки, и Хейл с усилием отворачивается, хотя буйная фантазия разыгралась вовсю, и он уже чувствует на языке капельки виски, которые мог бы слизывать из этой ямки под шеей, вцепившись пальцами в кудряшки на его голове. Интересно, жесткие у Лейхи волосы, или мягкие, как у девчонки? Питер ставил бы на последнее.

К черту, он проверит это еще до исхода ночи…

– Можешь бросить спальник в углу. Не люблю, когда от моего дивана воняет псиной.

А глаза голубые-голубые, доверчивые, как у ребенка. И что это? Благодарность? Улыбка до ушей и язык, что беспрестанно смачивает и без того влажные губы. Розовый, мягкий… И зубы белые, как из рекламы жвачки или зубной пасты.

– Ну, я же не дворняга бездомная, Питер. Прояви гостеприимство.

– Спасибо скажи, что не выставил пинком за дверь и копов не вызвал.

Хотя, что ему копы – клыкастому и борзому. Беты у племянника как на подбор – бесстрашные, сильные, наглые… свеженькие.

– Спасибо, – блондин улыбается, а у Питера кончики пальцев немеют от желания. – Так, можно мне лечь на диване? Вид из окна у тебя потрясающий.

Хейл оборачивается, словно впервые видит и окно во всю стену и панораму города, сияющего мириадами огней и рекламный вывесок.

– Что в Чикаго-то забыл? Альфу блудного ищешь? Зря стараешься, он со своим… кхм… подопечным сейчас где-то у моря.

– Ты читаешь инстаграм Стилински? – Айзек не удивляется, прыскает в кулак и по уши зарывается в свой бездонный мешок. Пижамку на ночь выискивает, быть может?

– Может быть, выпьем? Давно не виделись все же…

Выуживает бутылку вполне сносного бренди, и Питер даже не кривится, доставая бокалы. Почему бы и нет?

Алкоголь согревает кровь, волчонок весело тарахтит про жизнь в Бейкон Хиллс, про нового бету Скотта и проблемы с самоконтролем у Киры, про чудо-способности помощника шерифа (Пэрриш какой-то) и Лидию, перерывшую весь бестиарий в поисках ответа – что за псевдо-феникс объявился в городе.

Они добавляют понемножку аконита в каждую порцию, и голова начинает кружиться, а самоконтроль улетучивается к херам.

Питер и сам не понимает, как тянется к пацану и сгребает золотистые кудряшки в горсть, опрокидывает на себя. Губы к губам. Ваниль и кокосовая стружка. Как пошло, думает Хейл, слизывая сладость с языка парнишки. А Айзек, как мягкий пластилин в его руках – послушный, податливый. Обхватывает губу Питера своими губами, посасывает, заставляя оборотня гортанно рычать.

Питер и сам не понимает, как Айзек стягивает с него кофту и тянется губами к шее, ключицам, оставляя лиловые метки, что почти сразу начинают тускнеть.

Питер и сам не понимает, как оказывается в спальне, вминая пацана в подушки лицом, выпускает когти, проводит самыми кончиками вдоль позвоночника… Не удержавшись, целует шею и плечи… Сладкий, слишком уж сладкий… И вкус кокоса остается на языке.

Перед тем, как сознание отключается, мелькает сумасшедшая мысль – почему Лейхи говорит про Бейкон Хиллс, если уже два года, как он уехал во Францию с Арджентом… Додумать Питер не успевает, тьма шарахает битой по затылку, отправляя в нокаут.

*

– У меня максимум двадцать минут, пока он вырубился. – Шум падающей на пол воды заглушает слова, но Лейхи на всякий случай прикрывает рот и телефон ладонью. Он худой, как скелет, и до сих пор голый. Скорчился за душевой, то и дело поглядывает на дверь.

– Где этот чертов тайник, Джексон? Я не могу торчать тут, когда Питер проснется. Не хотелось бы еще один раунд…

И осекается, словно сболтнул лишнего. И начинает быстро-быстро тараторить, словно оправдывается.

– Слушай, это была твоя идея, ведь так? У Питера есть ответы, и мы их найдем. Ужасные доктора – его рук дело, и разгадка в тайнике. Ты же сам рассказывал, бро… Прекрати фыркать, как ревнивая девчонка…

Опускает ресницы, отводя трубку от уха, пока Уиттмор с той стороны кричит что-то так, что вот-вот разбудит не только своих соседей, но и половину Чикаго.

– Детка, это ничего не значит, ладно? Просто инструмент для работы. Ты хочешь вернуться из Европы домой? Вместе со мной… Рассказывай, где искать…

Наверное, Джексон успокаивается. Потому что крики на другом конце телефона стихают, и Айзек внимательно слушает, склонив набок лохматую голову.

====== 13. Джексон/Айзек ======

Комментарий к 13. Джексон/Айзек https://pp.vk.me/c629225/v629225352/d5b2/pWIb9wp8PWU.jpg

https://pp.vk.me/c629225/v629225352/d5b9/pEBtYPYf8hI.jpg

– Ну и духота, окно хоть открой…

Уиттмор шлепает босыми ногами по паркету, распахивает холодильник и несколько секунд колеблется, выбирая между пакетом с соком и банкой пива. Ударная доза витаминов – то, что доктор прописал, решает он, разрывая зубами пакет. На нем одни лишь черные боксеры и, даже не поворачиваясь, он знает, что Айзек сейчас глаз не сводит с его задницы. Глотает холодную жидкость и закрывает холодильник, слизывая с губ оранжевые капли.

– Во сколько явился?

Лейхи пожимает плечами, затягивается глубоко, откидывая голову на стену.

– Не запоминал. Светало уже.

Солнечные лучики высвечивают спутанные кудряшки, словно бы покрытые сусальным золотом. И на какое-то мгновение глубокие тени под глазами совсем не видны. На нем пиджак такой мятый, будто его корова жевала. Сизый дым сигареты плывет по комнате, и Джексон видит, что пепельница щетинится окурками, словно испуганный еж. А еще Айзек воняет – приторными духами Эрики, ванильной помадой Эллисон, марихуаной и сексом.

Джексон морщится и распахивает окно – впустить немножечко воздуха, чтоб не скрутило пополам, не вывернуло прямо здесь наизнанку. Глотает утренний воздух, вцепившись в подоконник пальцами так сильно, что они немеют.

– Родители звонили, просят приехать на выходных. Ты как?

И снова этот бессмысленный обдолбанный взгляд и бессмысленное хмыканье в никуда.

– Можно, почему бы и нет…

– Тебе в душ надо, Айзек.

– Угу… – И снова затягивается.

– Блядь, ты издеваешься?!!! – Хватает за воротник, стаскивая с окна. Встряхивает так, что голова вот-вот оторвется и покатится по полу. Еще бы по щекам нахлестать, чтобы очнулся, наконец. – Хватит строить из себя изнеженную школьницу! Айзек, сука, смотри на меня, когда я с тобой говорю…

– Что-то не хочется, – и он сползает в его руках, как тающее на солнце желе.

Чертыхнувшись, тащит в ванную, взвалив эту жердь на плечи. Холодную воду – на полную. Даже не сняв пиджак и брюки.

– Они н-не имели права п-поступать так с нами, Д-джексон, – у Лейхи зуб на зуб не попадает от холода. Дрожит, как в ознобе, и Уиттмор забирается к нему, стягивает с друга мокрые тряпки.

– Никто не знал, что так будет. Это не меняет ничего, слышишь? То, что мой отец трахнул твою мать в незапамятные времена и заделал тебя… Это не горе, не катастрофа, слышишь? И я приемный ребенок, помнишь? Это не инцест даже.

Он уговаривает его, говорит медленно, обстоятельно. Обхватывает ладонями мокрое лицо смотрит пристально в мутно-голубые глаза, пытается поймать расфокусированный взгляд. И сейчас почти наплевать на то, что Лейхи наверняка тискал Эллисон у всех на виду, лапая руками под юбкой, а потом Эрика отсасывала ему в клубном туалете. Которую из них он трахнул первой? Какая разница? Почти не задевает, почти не больно.

– Это не меняет ничего, ты слышишь?

Айзек кивает, когда губы Уиттмора скользят по его скулам, когда он слизывает капельки влаги с шеи и ключиц. Обхватывает плечи руками и утыкается лбом в плечо. Мокрые кудряшки щекочут лицо. Джексон вздыхает, пропуская их сквозь пальцы.

– Я люблю тебя, идиот. Всегда буду любить.

– Прости меня, Джексон…

Несколько месяцев спустя…

Айзек потягивается и открывает глаза. Солнце заливает комнату ровным золотистым светом, а из кухни слышится позвякивание посуды, что-то тихонько напевает Джексон, бормочет телевизор. Сочный запах топленого шоколада и корицы щекочет ноздри, и он улыбается, представляя Уиттмора в переднике и с половником.

– Доброе утро, соня. Как насчет шоколадных кексов с какао?

Оборачивается, целуя парня в припухшие ото сна губы. Лейхи расплывается в улыбке, тянется к Джексону, обхватывая ладонями лицо, возвращает поцелуй.

– Было бы чудесно. … Что смотришь? – Кивает на телевизор, уже откусывая от большого, тающего во рту кекса.

Сладкоежка, думает Джексон, смешивая что-то в кастрюльке на медленном огне.

– Да просто местные новости.

– … Полиция еще не установила личности... Опознание затрудняет тот факт, что погибшие обгорели до неузнаваемости. Возможно, потребуется анализ ДНК. … Родственники пропавших девушек надеются, что найденные тела принадлежат кому-то другому. «Я до последнего буду искать мою девочку», – сказал Крис Арджент, сдерживая слезы… К другим событиям…

– Эрику и Эллисон так и не нашли?

– Не думаю, что с ними случилось что-то плохое. Тусят где-то на побережье, вот увидишь, найдутся…

Джексон задумчиво смотрит на экран, машинально продолжая крошить в пальцах шоколад. Айзек отхлебывает какао, тянется за сканвордом.

Я никому не отдам тебя, Айзек Лейхи, никому.

====== 14. Стайлз/Джексон ======

Комментарий к 14. Стайлз/Джексон Стайлз/Джексон, упоминаются Джексон/Айзек, Стайлз/Дерек

https://pp.vk.me/c621819/v621819352/34fcd/snXOfDbg2YA.jpg

Дорогие, внезапно из этой зарисовки стало вырисовываться мини, поэтому продолжение здесь: https://ficbook.net/readfic/3538970

– Ты как там, чувак? – Обеспокоенная физиономия просовывается в дверь фургона, замирает настороженно, тараща глаза-блюдца в ожидании ответа.

Как же вы все заебали.

– Стилински, свали! – Он рычит, обнажая клыки, а когти, прорезавшие подушечки пальцев, скребут металлическое сиденье. Неудобное, жесткое.

У него и спина-то давно затекла, а еще заледенела нещадно и, может быть, уже прилипла намертво к холодной стене фургона. Он же сидит тут сколько? Час или два? Или пару дней? Недель? Время размягчилось, а потом скрутилось в тугой комок. На самом деле есть только эта лампа под потолком, мигающая каждые полторы минуты, и стена напротив, отполированная до блеска спинами десятков, если не сотен, заключенных.

– Может, ты просто скажешь, что успокоился, я открою наручники и мы пойдем съедим по бургеру? Ты больше суток не ел...

Сутки? Прошли только сутки? Да быть того не может. Твердые браслеты натирают запястья, кое где кожа слазит длинными лоскутами, но почти сразу затягивается. Регенерация – полезная штука, и только подсохшая кровь царапает кожу, она противно зудит и щекочет.

– Где моя рубашка, Стайлз?

Ни хрена не логично, но хоть что-то. Первый нормальный вопрос после осточертевших: “Стилински, свали”... Снова и снова, как заклинание или мантра.

– Ты разорвал ее о кусты и всю уляпал кровью и грязью. Пришлось выкинуть. Не переживай, я проберусь потом в твой дом и принесу другую, чтобы родители не удивились...

Стайлз тараторит, как заведенный, все еще повиснув на это несчастной двери, облизывает губы все время и теребит воротник. То и дело трет ладонью лицо, будто пытается стереть эти уродливые родинки, усыпающие щеки, как кляксы. Может быть, это признак какой-нибудь мерзкой болезни?

– Тебя не заебало быть таким заботливым все время? Нахер тебе это вообще?

Стилински вдруг шумно глотает и опускает глаза, рассматривает собственные пальцы, будто надеяться разглядеть там... что? Бородавку? Лишний сустав обнаружить?

– Ты успокоился? Чудить не будешь, если отпущу?

Ныряет в фургон, пригибая голову, и сразу наполняет воздух запахом чернил, колы и плавленого сыра.

– Я и не дергался, – пожимает плечами, а перед глазами мелькают картины – полная луна, словно раздутый, кровью накачанный шар, черные деревья, хлещущие ветками по лицу и воздух, обжигающий легкие.

Стайлз изгибает одну бровь и прикусывает губу. Он пахнет огорчением, чувствует волк, поскуливающий где-то глубоко внутри, под ребрами. Он чем-то очень и очень расстроен, и Джексон Уиттмор тут не при чем. Есть еще другой запах – ... сочувствие? горечь, кусочек волнения почему-то...