Текст книги "Never (СИ)"

Автор книги: Мальвина_Л

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 21 страниц)

– Кончу сейчас.

Джексон лишь легонько кивает и начинает сосать быстрее. Айзек вскрикивает, кончая. Хочет отстраниться, но Уиттмор держит крепко и глотает все до капли, а потом причмокивает, облизывается довольно, все еще глядя на парня снизу вверх.

– Полночь через час, а у нас елка не наряжена до конца. Джекс, не отвлекай, лучше помоги.

У него румянец на скулах и искры смущения в лазурных глазах. Наклоняется, целуя долго и глубоко, чувствуя на губах Уиттмора собственный вкус, а еще привкус мандаринов и красного терпкого вина.

– Я люблю тебя.

– С Новым годом, малыш. Давай уже нарядим это твое мохнатое чудовище. Куда эти колокольчики?

За окном грохочут фейерверки, визжит ребятня. Айзек заканчивает с гирляндой и сразу же зажигает. Красные, синие и зеленые огоньки весело разбегаются в разные стороны. У них пара бутылок шампанского в ведерке со льдом, фрукты, клубника и сыр. А еще мясо, что ждет своего часа в духовке.

Джексон задумчиво вешает на одну из ветвей большой красный шар. Айзек задумчиво ведет кончиком пальца от запястья к локтю, пуская по коже стадо мурашек. Дыхание сбивается мгновенно, и Джексон обхватывает его поперек груди, прижимается сзади, потираясь бедрами.

– С ума сводишь. Все время.

И завалит прям тут, на ковре. Под уже наряженной елкой, под непрекращающиеся выстрелы салютов на улице.

С Новым годом, малыш.

====== 88. Тео/Лиам ======

Комментарий к 88. Тео/Лиам https://pp.vk.me/c636719/v636719352/4139a/LZqdj3ON1c8.jpg

– Мы не справимся без него, – упрямый повтор, как на реверсе.

И страх сжимающей его предплечье Хейден перетекает в тело оборотня, заставляя ладони потеть, а зрачки – расширяться. Кажется, химера вспарывает куртку прорезавшимися от волнения когтями. Куртку, а еще плоть – до кости.

Лиам даже не морщится. Фигня вопрос. Заживет, и моргнуть не успеешь. Рукав уже тяжелый от крови, а в голове молоточками колотится страх. Липкий, противный, въедливый. А еще этот голос, что шепчет, поддевая ехидно: “Вы не справитесь? Вы, Лиам? Или только ты? Ты можешь быть честным?”

Нет.

Нет. Не так и не здесь.

Лиам жмурится на мгновение, а потом распахивает глаза, и радужку будто топит жидкий янтарь. С размаха втыкает катану Киры в гладкий пол. Вибрация такая сильная, что ноют зубы. Отдается в каждой мышце, в каждой косточке. Или это просто руки так трясутся от страха и зуб на зуб не попадает.

Ужас – самое верное слово.

Животный, первозданный. Темнее безлунной ночи, темнее лиц всадников Дикой охоты, заглянув в которые, ты никогда не вынырнешь из бездны.

Тонкая змеящаяся трещина молнией раскалывает камень под ногами. Точно такой же, с которой приходят Всадники, забирая все новые жертвы. Разлом ширится, еще немного, и оборотень с химерой рухнут в разверзшуюся пропасть. Стены дрожат, пара мгновений, и сложатся карточным домиком, погребая под собой живых.

Секундная пауза, рвущая звенящей тишиной перепонки, и рука, хватающаяся за острый край разлома. Рука с кривыми когтями, царапающими камень. Рука, что через мгновение сжимает шею волчонка, заставляя кашлять и хватать ртом воздух.

Вот только воздуха больше не надо, и боли нет. Лиам даже не чувствует удушья, лишь какую-то запредельную радость, что затапливает изнутри как цунами, и в голове колотится только одно: “Получилось, во имя всех богов, получилось. ... Получилось. Он здесь. Он...”.

Воздух искрит и сгущается. И будто издалека сквозь сверкающие в отдалении разряды молний Лиам видит кривую ухмылку химеры и глаза, вспыхивающие янтарем. Всегда янтарем – сколько бы крови не было на руках беспринципного ублюдка.

Тео Рейкен.

Мне просто нужно было попытаться...

Иррационально, болезненно, запредельно.

Смотреть, как он дышит. Видеть, как кривит презрительно рот, как опускает ресницы, моргая. Слышать громкое дыхание. Вдыхать его запах: кровь, жженый сахар, пряные травы.

Альфа шагает через порог, подавляя инстинкты, но Тео успевает понимающе хмыкнуть, скользнув по волчонку заинтересованным взглядом. Химеры тоже читают эмоции, и бьющееся как птица в силках сердце мальчишки сейчас не услышал бы только глухой. И Тео слышит. Слышит и понимает.

– Обнимашек, я так думаю, не будет, – хмыкает Рейкен в ответ на низкое рычание МакКолла.

– Мы вернем его к перевертышам.

Скотт с трудом отдирает взбесившуюся Малию от Тео, смотрит на своего бету чуть укоризненно. Молча покачивает головой, призывая, прося, уговаривая: “Не надо, Лиам, опомнись”.

– Ты не можешь! – выкрик, которого не ожидал от себя даже сам. – Он... он помнит Стайлза. Ужасные Доктора знали все о Дикой охоте, он сможет помочь.

– Он может убить нас, – возражает Скотт, уже понимая, что спор бесполезен. Потому что альфа чувствует бету, как никто. Потому что он, кажется, даже может читать его мысли.

“Он нужен мне, Скотт, пожалуйста, так нужен мне”

“Зачем?”

“Я... не знаю”

– Он – МОЯ ответственность!

И замолкает, захлопнув рот. Скотт глядит, не мигая. Хейден чуть хмурится, склонив набок голову. Она тоже слышит, но не понимает... не так. Тео из своего угла просто сверлит (будто поглаживает кончиками пальцев) взглядом. Разглядывает, как диковинную зверушку.

“Нужен. Хочу. Дай...дай...дай...”

– Ты помнишь, кто он, Лиам? – уводит мальчишку подальше от объекта их спора, от девчонок, которые уже просто на взводе. – Он забрался тебе в голову, и ты пытался убить меня. Когда это не сработало, он убил меня сам. И Трейси, и Джоша, и свою сестру.

– Но это может быть единственным способом вернуть Стайлза, – упрямо твердит Лиам, будто это он, а не МакКолл не может жить без Стилински. Будто все дело в Стайлзе, только в Стайлзе, не в Тео. – Мы должны использовать все, чтобы найти его, понимаешь?

> ... ... <

– Я верну тебя в землю, если ты накосячишь, – голос не дрожит, и смотреть получается твердо.

Кого ты обманываешь? Бесстыжие глаза Тео смеются, когда он серьезно кивает, а потом, когда никто больше не смотрит, быстро подмигивает. Будто бы... что? Обещает?

...

Наверное, это была плохая идея – посадить на цепь, как бешеную собаку. Они идут по лесу, и эти самые цепи гремят за спиной. Рейкен недовольно ворчит, но не кажется злым, а Хейден время от времени касается ладошкой плеча, успокаивая.

– Я верю в тебя, – говорит ему девушка, склоняясь к лицу. Ее губы мягкие с привкусом мятных леденцов, а Лиам гадает, какого вкуса был бы Рейкен, если бы...

“Тише, не думай. Не надо”

Тонкие пальчики гладят шею, лицо, влажный язычок обводит губы по контуру, а потом пробирается между ними, чтоб скользнуть в рот волчонка... Если закрыть глаза, можно представить... слушать его яростное сбитое дыхание за спиной, нырять в его аромат, что почти сбивает с ног, опьяняя.

Оба чуть не падают, когда цепь сзади натягивается до предела, и психованный койот мечется попавшим в западню зверем. Диким... опасным... ревнивым?

– Хотите, чтобы я оставил вас наедине? Ах, да, я не могу! Я ж на цепи, – шипит, сужая глаза, но почему-то смотрит чуть в сторону – мимо Лиама.

Такой красивый, когда бесится. Опасный. Такой желанный. Пульс и дыхание учащаются, когда Лиам шагает вплотную и дергает за плечо.

– Уймись. Или назад захотел?

Во рту пересыхает, потому что Тео смотрит. Смотрит и видит насквозь. И куда испаряется нежданная ревность, когда он снова кривит губы в злобно-самоуверенной усмешке, как бы отвечая: “ну-ну”.

– Мы это обсудим, волчонок. Когда закончим с Дикой охотой. Нам ведь есть, что сказать друг другу, ведь правда?

Смачивает языком пересохшие губы и громко смеется, потому что Лиам отшатывается, отпрыгивает почти что и глухо рычит, ощетинившись.

– Нам не о чем говорить.

– И я так думаю, детка, – еще одна порция смеха под злым, неуверенным взглядом.

И молча, без слов:

“Ты вернул, ты меня ждал, ты скучал”

“Сука, Тео, я тебя ненавижу. Я не... я не хочу”

“Тебе не придется, я не уйду. Как я могу? Такой сладкий мальчик. Такой... влюбленный”

“Только не умирай. Больше не умирай”

====== 89. Джексон/Айзек ======

Комментарий к 89. Джексон/Айзек Джексон/Айзек – просто диалог. Милые, если вас раздражают просто диалоги, дайте мне знать, я их сюда выкладывать тогда перестану.

https://pp.vk.me/c837327/v837327352/1f873/SrmQV_ewq4Q.jpg

https://pp.vk.me/c837327/v837327352/1f87b/ikP22TQ9ejA.jpg

– Итан? Серьезно? Уверен, Дэнни будет впечатлен.

– Решил ревновать к каждому столбу? Джекс, уже не смешно. Мы в одной стае вообще-то. Я виноват, что он тоже оказался в Париже?

– И что? Стоит мне выложить фотку Лидии, с которой мы, заметь, тоже в одной стае, ты закатываешь истерику.

– Ты с ней встречался вообще-то.

– А Итан – гей и тот еще кобелина.

– Логика, пиздец. Такого ты мнения о парне лучшего друга?

– Именно.

– Офигеть, еще и надулся. Сок передай.

– Позови стюардессу. Хотя ты, наверное, предпочитаешь стюарда, правда? У него упругая попка...

– Ты его уже за задницу полапал? Какая же ты сука, Джексон Уиттмор.

– Айзек.

– Нахуй иди.

– Малыш...

– Этого вон “малышом” называй. Смотри как слюни пускает. Может, в туалете уединитесь? Мы взлетели как раз.

– Это пиздец. Айзек, уймись. Малыш...

– Уйди. Я с тобой не разговариваю.

– Значит так? Ладно.

– Угу. ... Джекс! Блять, ты что творишь?! Идиот. Увидят же... О-о-ох... Дже-ексон...

> ... ... <

Через 10 минут ”

– Все еще злишься?

– Ты правда чокнутый.

– Тебе же понравилось.

– Только ты мог додуматься до минета в полном людей самолете. А если бы увидел кто?

– И что... не высадили бы нас в конце концов.

– И что я в тебе нашел?

– У меня офигенная задница?

– И рот рабочий. ... Ай, не пихайся.

– ...

– Джекс?

– Чего?

– Люблю тебя.

====== 90. Джексон/Айзек ======

Комментарий к 90. Джексон/Айзек https://pp.vk.me/c636829/v636829352/51cb5/-dD3xcqEts8.jpg

Часики тикают. Секунда спешит за секундой, сливается в минуты, перетекая в часы. Сраная вечность.

Накрахмаленный воротничок зверски натирает шею, дебильная бабочка кажется удавкой, и даже эта идиотская прическа с пробором (Лидия настояла. Разумеется) бесит. Бесит так, что скрипит зубами, едва сдерживаясь, чтобы не разбить костяшки о гладкий кафель или не не расхерачить зеркало.

Холодно. Так холодно, что дыхание вырывается сизым облачком, и пальцы теряют чувствительность.

Ты не можешь. Ты не станешь, ведь правда?

Похер. Похер, мне все равно. Хоть пропади ты вообще...

Дверь тихонько и коротко скрипит, сразу же закрываясь. Джексон не поворачивается. Упирается лбом в холодное зеркало, глаз не открывает. Дышит через раз, но слышит, как он останавливается точно позади. Осторожно, будто боясь, кладет руку на плечо. Руку с этими длинными пальцами, в которых он, Джексон, переломал бы каждую косточку, чтобы и не думал, не смел, чтобы не рыпался даже, сучонок.

– Лапы убрал, – отрывистой хлесткой пощечиной наотмашь.

– Выслушай, Джекс.

– Поебать. Меня и не было бы здесь, но ты знаешь нашу милую банши. Проще дохлую мышь сожрать, чем убедить ее, что не голоден. Лейхи, съеби по-хорошему.

Рука с плеча не исчезает, поглаживает, чуть сжимает, пытается успокоить. И только бешенство разжигает. Вырвать бы руку эту к херам...или ухватить крепче, впечатать в стену, как прежде, сдирать одежду, вгрызаться в эту белую шею, слизывая привкус земляных орехов и свежего хлеба.

– Я не хочу этой свадьбы, ты знаешь. Но мой отец... и дом... и залог. Эта женитьба решит все проблемы. Джекс, блять, ну послушай меня. Я не люблю ее. Никогда не любил!

“Я тебя люблю, ты же знаешь”

Уиттмор разлепляет глаза, наконец, оборачивается медленно, театрально. По комнате будто разноцветные круги плывут, нанизываясь один на другой, а пальцы ледяные, даже не гнутся. Но губы кривятся в прежней брезгливой усмешке, заламывает бровь, бросая надменно:

– Серьезно решил, что меня волнует такая хуйня? Мне насрать, Лейхи, фиолетово. Ровно.

Айзек губы кусает, и нежно-голубой взор затягивает мутной пленочкой. В груди у Уиттмора что-то сжимается, трескаясь снова и снова (и что бы это могло быть? там пусто, там пусто давно), но он лишь ведет безразлично плечом и будто не помнит, как чертов небосвод грохнулся на голову, прижимая гранитной махиной к земле, когда Айзек признался. Признался всего за неделю до... когда больше не смог врать и скрывать.

“– Что ты делаешь, блять, идиот? Я же люблю тебя. Все дело в деньгах? Я дам твоему папаше, сколько захочет. Только не надо, Айзек, малыш...

– Он нас обоих пристрелит скорее. Джексон, ведь ты же знаешь отца...”

– Мы ведь и раньше скрывали. Ты Лидии не сказал, даже когда вы расстались. Ничего не изменится...

– Ты правда дебил?

Дебил, придурок и эгоист.

– Я не могу потерять тебя, сдохну...

Да ладно? Ничего, что я УЖЕ мертв? Твоими стараниями, мальчик.

Короткий выдох. Переждать пару секунд, года пол под ногами перестанет качаться. Тронуть кончиками пальцев гладкую скулу.

Мой мальчик... Иди, уходи, пока я держусь. Пока могу, пока не сорвался.

– Айзек, иди, гости ждут. И невеста. Элли не заслужила, чтобы ее заставляли ждать у алтаря. Иди, я прошу, – обманчиво-мягко, просяще.

Только не моргай, не моргай, не моргай. Только не смей. Не надо, чтобы он понял, увидел...

– Поцелуй...

И тянется как к солнцу цветок, хлопая пушистыми ресницами. Красивый, как ангел. Гореть тебе в аду, не иначе. Прижать палец к обкусанным губам, отодвинуться сквозь шум в голове.

– Поговорим еще, ладно? Просто иди.

– Джекс? Ты же любишь меня? Ты все еще?..

Усталый кивок и стиснутые зубы, и ногти, до крови впивающиеся в ладони.

– Иди...

Через 10 минут лучший друг подружки невесты покинет место торжества через заднюю дверь, спустив перед этим телефон в унитаз и сорвав с шеи осточертевшую бабочку. Через 13 минут серебристый Porshe, взвизгнув шинами, сорвется с места и почти моментально растворится в облаке пыли. Через 27 минут вырулит на автостраду, ведущую к аэропорту.

Все это время жених у алтаря будет силиться прошептать “да”, тщетно выискивая кого-то глазами среди гостей и виновато улыбаясь смущенной невесте.

– Элли, прости... я не мог даже дышать, – уже позже просипит он, понимающе сжимающей его руку девушке в тот момент, когда самолет до Лондона вырулит на взлетную полосу.

А Лидия Мартин будет снова и снова набирать один и тот же номер, слыша в ответ равнодушный механический голос, предлагающий попробовать дозвониться чуть позже.

====== 91. Тео/Лиам ======

Комментарий к 91. Тео/Лиам https://pp.vk.me/c636830/v636830352/5231c/MbRqRsDFjMU.jpg

– Что ты, блять, делаешь?! Тео! Да пропади ты пропадом...

– Уже пропадал. Мне не понравилось, знаешь.

Всадники Дикой охоты все ближе, пули с зеленым мутным туманом рассекают воздух у висков. А этот дебил все хихикает, вталкивая волчонка в лифт. Какого дьявола ты задумал, придурок?

– Что ты делаешь?

Вопрос вырывается из груди вместе с воздухом, когда Лиам валится на пол, отбивая, кажется, каждую конечность, а заодно еще почки, печень, легкие, что там еще у него внутрь понапихано?

– Становлюсь приманкой вообще-то.

Двери лифта закрываются плавно, бесповоротно. Механизм там, где-то вверху, утробно урчит, и Лиама тащит куда-то. Он даже не может определить направление, бросаясь на створки, выпуская когти, вгоняя их в едва различимую щель.

Бесполезно.

– Нет! Тео, придурок, не смей!

Даже не надо усиливать слух, чтобы расслышать и хлопки выстрелов, и свист десятка призрачных кнутов, и громкий рокочущий рык придурка-койота. Мальчишки, что остался один на один со всей Дикой охотой.

Тео.

“Хэй, не дрейфь, я и не из такого выбирался. Еще увидимся, обещаю”, – звучит в голове то ли стершимся воспоминанием, то ли надеждой, которой здесь даже не место.

Живучий, эгоистичный подонок. Я не должен о тебе волноваться.

Воет, скулит, подтягивая колени к груди и пряча в ладонях лицо.

– Врун! Ты чертов врун, Тео Рейкен! Какого черта ты все наврал, что держишься рядом, чтобы был шанс у самого, что сдашь меня, не раздумывая?! Ненавижу!!!

Ладонью – о холодный металл. Снова и снова. Так, чтобы кисть онемела, чтобы отдалось в локоть, в плечо, чтобы отбить, переклинить, не думать.

– Ты же все врал. Врал мне всегда.

Странная тишина укутывает ватным одеялом. Так тихо, что не слышно даже звона в ушах, а шум драки и перестрелки остается лишь расплывчатым эхом на донышке сознания.

Так тихо, словно Всадники забрали всех и каждого, и теперь он, Лиам, совсем один в этом призрачном городе смерти. Лифт плавно и странно беззвучно, услужливо как-то распахивает дверцы, но впереди – лишь устремляющийся в неизвестность тоннель, вдоль которого время от времени вспыхивают снопы белых искр.

Один единственный звук пробивается сквозь плотное безмолвие. Звук приближающегося по рельсам поезда, гулкий гудок, а еще тихий рокот человеческих голосов.

Вперед, туда, даже не думая.

Тео.

– Засранец, если ты окажешься там, всю душу вытрясу, но ты мне ответишь. Ты мне объяснишь доступно, что это было.

Вперед, будто призраки дышат в спину. Так быстро, как будто тяжелое дыхание уже обжигает затылок. Что-то делать, бежать, спасать, узнавать.

Только не думать, не помнить его ладонь, со странной нежностью скользнувшую по щеке, и взгляд такой – будто смотрел и не мог насмотреться. Будто думал, что в последний раз, чтобы хватило. Будто... Да нет же! Нет! Невозможно!

Дернет головой, словно вытряхивая все эти глупости. Просто...

Тео Рейкен снова что-то задумал.

Я найду тебя. Найду тебя, чтобы остановить. Чего бы мне ни стоило это.

====== 92. Джексон/Айзек ======

Комментарий к 92. Джексон/Айзек https://pp.vk.me/c636831/v636831352/473d3/CdBilkw1PwA.jpg

Не страшно. Не страшно. Не страшно. Не...

Гулкий хлопок закрывшейся двери, и веревки, врезающиеся в запястья, сдирающие кожу до крови. Липкая пленочка пота на изгибающемся дугой теле. Неразборчивый хрип с искусанных губ.

Шелест шагов по холодному камню. Лицо, выплывающее из мрака. Не лицо – застывшая маска. Неподвижная, бледная, гладкая. И лишь глаза – яркие, живые. Как серебристая блестящая ртуть. Тяжелая, темная... ядовитая.

Кончиком ледяного пальца – от уголка глаза вниз по скуле. Будто стирая невидимый след от слезы или дорожку подсохшей крови. Уже не вздрагивает, не пытается сжаться в комочек, подтянуть колени к груди.

Глаза в глаза, не мигая.

Сизый клубящийся туман и чистое-чистое высокое небо.

– Не дергаешься больше? Похвально, – не радость, не одобрение, не равнодушие даже. Что-то механическое, пустое. Бездушное.

– Зачем я здесь?

Губы давно растрескались, и в глотке так пересохло, что несколько слов едва-едва удается вытолкнуть наружу. И тут же заходится булькающим, надсадным кашлем. Будто густая кровь клокочет в горле.

– Потому что я так хочу.

Холодные губы скользят по скуле, а длинные ресницы вздрагивают, опускаясь, когда пленник втягивает воздух сквозь зубы, а потом задерживает дыхание. Зрачки расширяются, затапливая радужку. И глаза сейчас как черные ямы, бездонные провалы.

– Ты боишься, Айзек. Не надо, не бойся. Я просто не могу отпустить тебя. Тебе больно, но это пройдет. Ты нужен мне, Айзек.

– З-зачем?

– Потому что я люблю тебя, глупый.

Ладонь на ощупь больше напоминает гранит. Гладит, исследует, знакомится. Мурашки из-под пальцев – врассыпную по плечам и груди, на длинные, замерзшие руки. Губы влажные и холодные, как кубики льда. Поцелуи-касания, бледно-голубые следы, остающиеся на коже.

Разве любовь бывает – такой?

А потом – темнота. Гулкая и пустая, как пересохший колодец в пустыне.

>... ...<

Голова тяжелая и пустая. Нет сил, чтобы приподнять от подушки, невозможно даже посмотреть по сторонам. Лишь чувствует, что путы больше не стягивают руки и ноги. Но тело будто парализовано. Или слишком измождено, чтобы шевелиться.

– Ты должен попить.

Все тот же голос, но с какими-то другими, неправильными нотками. Как будто звук сломавшегося механизма. Что-то изменилось. Что-то не так.

– Ну же, давай. Айзек.

Комната плывет перед глазами, и Лейхи смотрит на все будто со стороны. Как Джексон присаживается рядом, приподнимает голову, устраивая на своих коленях, пропускает спутанные волосы сквозь пальцы. Гладит нежно (нежно?!) и смотрит, смотрит, смотрит...

Прохладная жидкость – на губах и во рту, течет в горло, и будто пробуждает к жизни.

– Д-джексон? Что?..

– Т-с-с-с-с, все хорошо. Полежи, у тебя мало сил. Ты слишком устал, мальчик мой.

Выдох. Теплые ладони на висках, и странная легкость, растекающаяся по венам.

– Тебе еще больно? Потерпи, скоро пройдет.

Больно? Айзек закрывает глаза, прислушиваясь к телу.

Не больно. Уже не больно. Не страшно. Только холодно так, что ноги почти сводит судорогой.

Джексон будто мысли читает, накрывает бережно невесть откуда взявшимся одеялом. И сам прижимается близко-близко к худому, избитому телу. Греет как печка.

– Все будет хорошо. Ты мне веришь? Веришь, малыш?

Верю ли?

Хочет засмеяться, но ладонь поглаживает затылок и словно отключает сознание, перенося его в какие-то дальние дали. Куда-то, где свежий ветер шелестит в зеленой листве, где солнце гладит теплыми лучами золотистую от загара кожу, где много-много света, где нет боли и сырости, крови. Куда-то, где так хорошо.

Куда-то, куда еще пробивается тихий опечаленный голос:

– Я люблю тебя, понимаешь? Я не смогу...

>... ...<

– Ты никогда не простишь меня, правда?

Айзек открывает глаза, но видит перед собой лишь ссутуленные плечи и опущенную голову. Переводит взгляд на себя – застегнутая на все пуговицы рубашка, джинсы, кроссовки. И раны, ссадины больше не ноют, не кровоточат, не болят даже.

– Ты ненормальный. Псих. Сумасшедший. Знаешь это?

– Я просто люблю тебя, – все еще не поднимая глаз, все еще сжимая ладонью собственное горло, все еще вздрагивая от каждого своего слова. – Я не мог... когда ты далеко. Ты мне нужен. Но я не могу и вот так. Я чудовище, Айзек?

И это не вопрос даже.

Молчание в ответ звонкое и тревожное. Грохочет громче обвинений и криков, хлещет больнее ударов. Айзек поднимается с кровати, покачиваясь от слабости. Хватается руками за стены, с отвращением отталкивая протянутую для опоры руку.

– Я люблю тебя, Лейхи. Веришь? Люблю...

– Ты мог попробовать позвать меня на свидание. Ведь мог? Ах, да, ведь Айзек Лейхи – нищеброд, неудачник, как мог опуститься до него такой золотой мальчик, как Джексон Уиттмор? Избалованный сынок своих родителей, привыкший получать все, что хочет, по щелчку.

“Я тебя ненавижу. Ненавижу!”, – пульсирует в висках, но слова эти застревают где-то внутри, будто к нёбу прилипли, их не получается даже выплюнуть...

Ну и ладно.

Там, впереди, – приоткрытая дверь и желтый свет льется в комнату с лестницы.

Еще пара шагов – и он почувствует солнце на коже и ветер в волосах, и... И сильный рывок со спины, руки обхватывают поперек груди. И мокрая щека, прижимается между лопаток.

– Пожалуйста, Айзек. Пожалуйста, останься со мной.

И слово, готовое разрезать воздух, как ножик, вдруг растворяется на губах. И Айзек Лейхи даже не вздрагивает, разворачиваясь в кольце его рук. Медленно-медленно поднимает глаза. Глаза, в которых Джексон читает ответ на вопрос.

– Что мне сделать? Скажи? Я сделаю, веришь?

– Верить? Тебе?

– Что мне сделать, блять, Айзек. Просто скажи! Что угодно.

– Сдохни. Просто больше не мучай меня.

Руки разжимаются, опускаясь. Айзек чувствует – его больше не держат. Не смотрит на сжатые губы, не видит остекленевший взгляд.

“Я люблю тебя”

“Мне все равно”

А впереди – влажный ветер с запахом дождя, и первые цветы на лужайке. И солнце весеннее, теплое. Такое яркое, что слезятся глаза.

====== 93. Дерек/Стайлз ======

Комментарий к 93. Дерек/Стайлз Дерек/Стайлз – просто диалог

https://cs540100.vk.me/c812227/u80965068/docs/db31ffc2f6c9/sterek.gif?extra=kfa822jeLtUIhHRN3m0zISTQbikpYa9pVHF40LhDmM8v2k0xpx7XsKqGENhYaceJUVFe3ruRMmvS-DsGqY-S2sej6zwdR_CeljJthnDcZvsguQxZ0w

– Ты сделал... что?

– Ой, да не делай ты такое лицо. Ну, подумаешь, немного... преувеличил.

– ...

– Дерек? Ты можешь быть самую чуточку проще? Я всего лишь...

– Сказал своему отцу, который, заметь (!), шериф! Сказал ему, что крутишь со мной роман? Блять, Стайлз, прямо сейчас мне даже не хочется тебя убить.

– Это же... кхм... хорошо?

– Ты правда на всю голову больной? Ты понимаешь, ЧТО сделает Джон? Как минимум, начинит меня свинцом под завязку прежде, чем начать разговор.

– Ну, это ведь не серебро, не рябина... Волче, ну, выхода просто не было.

– Да что ты такое говоришь...

– Блять, а как я должен был объяснять ему, что пропадаю в твоем лофте днем и ночью, прогуливаю здесь занятия? Стоило рассказать, что ты альфа, а я помогаю тренировать твоих съезжающих с катушек в полнолуние волчат?

– Мог бы придумать что-то получше...

– Вообще-то я и придумал. Между прочим, любой, кто тебя видел хоть раз, даже и секунды сомневаться не станет. Потому что, чувак, ну посмотри на себя в зеркало. Эти мышцы, эта щетина, эти скулы. А ты задницу свою видел хоть раз?

– ...Айзек, исчезни! Вместо того, чтобы скалиться тут, развесив уши, убрал бы от моего дома эту ящерку, что поджидает тебя за дверью уже с четверть часа.

– Дружище, за меня не волнуйся. Ну, что он мне сделает в конце концов? Перегрызет горло своими большими и острыми зубами?

– Ты нарываешься, Стайлз.

– А ты создаешь проблемы там, где их нет. Все, он ушел, можешь больше не зыркать на меня так убийственно... Дер?

– Скажи, что ты пошутил? Развел меня, подъебал... Чем ты там еще любишь заниматься, будучи уверенным, что это смешно?

– Большой страшный волк, я просто не понимаю проблемы. Ну, сказал я отцу...

– Так мне действительно лучше бежать из страны прямо сейчас? Хотя, граница, наверное, уже перекрыта. Стайлз, ты придурок. И то, что Джона здесь все еще нет, говорит лишь об одном...

– Он не против?

– Его план по моему уничтожению будет продуман до мелочей...

– Брось, никто ничего не знает о нас. Ты всегда можешь сказать, что я наврал. Отец меня знает, он поверит тебе... Что? Что я снова сказал не так?

– Никто не знает? Вообще-то Джексон и Айзек все еще подслушивают с той стороны двери. И ты серьезно считал, что ни один из волков не учует на тебе мой запах?

– Эм... да? Но Скотти...

– Оу, ну, Скотт у нас, определенно, образец сообразительности.

– Что будем делать?

– Уже ничего.

– М?

– Машина шерифа только что припарковалась внизу.

====== 94. Колтон Хэйнс/Дэн Шарман ======

“Ошеломлен. Ошеломлен любовью и поддержкой”. Он даже не думал, и думать не мог.

Милый, милый Колтон, ты понимаешь, что заслужил это больше, чем кто-то еще?

Смотрю на ваши влюбленные фото и, кажется, чувствую влажный ветер, слышу тихий шелест прибоя. Чувствую твою улыбку, вижу, как смеются, искрятся счастьем твои глаза.

Я так хотел бы разделить это счастье. Сейчас отдал бы все за то, чтобы повернуть время вспять и тогда, четыре года назад сделать все по-другому.

Но сейчас ты светишься изнутри, и какое я имею право, правда? Потому что это – лишь ваше. А я... я не смею даже напомнить о себе простым смс, чтоб не испортить, не омрачить, чтоб ни на секунду тень не заслонила тот свет, что я вижу в тебе.

– Ты меня не простишь?

Знаешь, ведь я даже не смею, не имею права, не могу даже этого – просить, чтоб ты простил. Потому что не было ничего кроме нескольких даже мне не ясных полувзглядов, касаний вскользь, пары двусмысленных фраз.

Я никогда не любил тебя достаточно для того, чтоб решиться, а ты... ты всегда был достоин лучшего. Всего того, что он делает для тебя сейчас. И будет делать и дальше.

Он так любит тебя.

Я не завидую, и не больно.

Какое право имею я сейчас говорить о себе, если за все эти годы не сделал даже крошечного шага вперед, навстречу к тебе?

Я всегда больше боялся скандала, огласки, шумихи, непонимания, чем любил тебя. Правда?

Но я ведь любил. Любил. Люблю...

Сегодня Холлэнд звонила, ревела в трубку, Чарли сообщение скидывал так, знаешь... осторожно. Спрашивал, видел ли... Наверное, он всегда о чем-то догадывался, но молчал. А как иначе, если не о чем говорить?

Ведь все, чего не было – это только фантазии, правда?

– Теперь ты светишься в темноте, а я по-прежнему боюсь своей тени. Прости.

“Кто бы мог подумать, что мальчик встретит такую любовь и отправится в свое самое главное путешествие в жизни, больше похожее на кино?”.

Кто мог бы думать, правда? А я не сомневался, что ты встретишь, дождешься. И будешь... просто будешь собой – улыбчивым, солнечным, светлым.

Я всегда знал, что ты будешь самым счастливым.

Знаешь, Колтон, если бы я мог, я подарил бы тебе все звезды с этого неба. Но это буду делать не я. А ты будешь самым счастливым. Теперь навсегда. Обещай мне это, ладно?

В память о том, чего не было.

“Независимо от того, кого ты любишь. Просто не бойся любить”.

Сейчас я бы уже не боялся.

====== 95. Джексон/Айзек ======

Комментарий к 95. Джексон/Айзек https://pp.userapi.com/c837227/v837227352/1cd0f/UqZhGk4VGOE.jpg

– Пошел ты, – яркая улыбка-насмешка во взбешенное лицо. Бледное, будто из воска отлитое. Улыбка-оплеуха, улыбка-пощечина.

Сильно, наотмашь.

Отталкивает двумя руками и вновь возвращается на танцпол, извивается, почти растворяясь в разноцветных вспышках светомузыки. Пурпурные, нефритовые, золотые. Выжигают сетчатку, впиваясь острыми иглами прямо в мозг.

Хватает за покатые бедра девчонку, прижимается сзади, трется похабно. Убирает за ушко золотистую прядку, накручивая на палец. Трогает губами гладкую шейку. Девчонка хихикает, опуская длиннющие, как у куклы, ресницы, откидывает голову на плечо пацана, позволяя его ладоням оглаживать плоский живот, высокую упругую грудь.

“Каждый палец переломаю, кобелина. Отбойным молотком расхреначу, чтобы в пыль. Чтобы не смел”

Злость долбит по затылку не бейсбольной битой даже – кувалдой. Злость заставляет кровь в венах кипеть, заставляет клыки пробиваться сквозь десна, окрашивает радужку неестественной синевой, трансформирует ногти в кривые острые когти, которыми так и хочется вцепиться в глотку волчонку.

Кудрявому, нахальному, оборзевшему.

Швырнуть на кровать и трахать до звездочек перед глазами. Пока не забудет всех эрик и эллисон разом, пока не признает, не скажет то, что уже давно стало аксиомой, непреложной истиной, не требующей доказательств. Чем-то незыблемым, постоянным и нерушимым.

“Только мой”

А он все танцует под это подобие музыки, не отпуская блондинку и на пол шага. Его руки, наверняка, уже пробрались в кружевные трусики, и он определенно продумал пути отступления – к тем же туалетам, где сможет загнуть ее в ближайшей кабинке и трахнуть по-быстрому.

Провокатор мелкий. Мелкий и наглый.

“Зубы повыбиваю. А потом поставлю на колени прямо на этот заплеванный пол, и...”

– Джекс, успокойся, – его перехватывают уже почти на танцполе. Руки обхватывают со спины, и шепчут, шепчут, шепчут.

В горле першит от кисловатого запаха тревоги, разливающегося в и без того спертом воздухе. А еще он пахнет арахисом, луковыми колечками, фантой. Невозможно, как Дерек выносит...