Текст книги "Never (СИ)"

Автор книги: Мальвина_Л

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 21 страниц)

– Все кончено, Джекс.

Быстро, как падающая вниз гильотина.

– Не надо.

Шепотом, царапающим зудящую кожу, оседающим жжением в веках.

– Не уходи.

Должно быть, это сон, потому что обычно во сне так мерзнут руки, а еще не можешь ни выдохнуть, ни пошевелиться – сделать хоть что-то. Просто тупо смотришь, забывая моргать, а тело, как ватой набито. И в голове звенит пустота.

– Я... не смогу. Я...

Глотает так громко, почти оглушает. И зрачок скачком расширяется, превращая глаза в черные дыры.

“Не сможешь? Ты, ты, ты. Все время ты, Джексон. Как же я? Ведь ты почти уничтожил меня”.

Молчит, и одинокая соленая капля, сорвавшись с ресниц, повисает где-то на кончике носа. И страшно, так страшно, что протянет руки, коснется.

“И тогда я не смогу сказать “нет””.

– Я сделаю все. Я мудак... Блять, ну, пожалуйста, Стайлз. Что? Что мне сделать, чтобы ты передумал?

– Ты не сможешь, – голос осип, как будто Стайлза долго-долго душили, сжимали гортань, дробя сильными пальцами позвонки и хрящи. – Ты не сможешь полюбить меня. А я устал любить за двоих.

〜 ты вообще не умеешь любить 〜

Губы вовсе не кажутся камнем, когда осторожно собирают капли с лица, когда пересчитывают привычно родинки-метки, трогают ямку под ухом, вызывая протяжный, почти жалобный стон.

Не надо, не мучай.

– Прости. Стайлз. Блять, я и извиняться-то не умею.

Правильно, лучше всего ты умеешь отсасывать или трахать. А еще красиво кончать, так одухотворенно и пошло одновременно... Мне иногда кажется, я тебя ненавижу. Ненавижу за то, что не любишь, не отпускаешь...

– Знаешь, Джекс, ты какой-то моральный урод.

Знаю. Согласно кивает, осторожно привлекая чуть ближе.

– Никогда не умел сказать, признаться. Никогда не умел раскрыть то, что чувствую.

– Ты умеешь чувствовать?

Какой-то театр абсурда. Потому что Джексон и чувства – это более нелепо, чем Скотт МакКолл, например, в балетной пачке. Или Лидия Мартин на байке с сигарой в зубах.

– Помоги мне. Научи, покажи, я не знаю...

Чувак, ты жалким таким и не выглядел-то ни разу. Кажется, даже в моих дебильных мечтах.

– Да что тебе надо еще от меня, боже?

– Научи? Научи, как любить тебя, как сделать счастливым.

Определенно, небо упало на землю. Вороны улетели из Тауэра и Елизавета II дала-таки первое интервью под занавес жизни... Стайлз хочет засмеяться, заржать во все горло, оттолкнуть и идти уже собирать свои вещи, чтобы успеть в аэропорт или на паром – вообще неважно куда, только подальше отсюда, из западни, из ловушки. От этого самовлюбленного мудака с такими нежными пальцами...

Стайлз хочет, но опускает ресницы и тихонько кивает, а потом тянется к мокрым от его же собственных слез губам, чтобы ответить на поцелуй.

Может быть...

Может быть, не все еще так безнадежно?

====== 100. Дерек/Стайлз ======

Комментарий к 100. Дерек/Стайлз Зомбиапокалипсис

https://pp.userapi.com/c840222/v840222352/c95e/KOSxdTzsNoQ.jpg

– Итак, ты вернулся.

Он выглядит взрослым. Неправильно и так рано, так в ы н у ж д е н н о повзрослевшим. Бинтует растянутое запястье, помогая себе зубами и шипит на каждую попытку Дерека хоть чем-то помочь. Он повзрослел, но остался до смешного, до боли колючим. Все тем же Стайлзом, который когда-то, еще в той, в прошлой жизни тайком от шерифа-отца выбирался в окно и заявлялся в лофт с такой невозмутимой физиономией, что Дерек...

Впрочем, Дерек не прогнал бы его никогда. Потому что Стайлз Стилински был его единственной, непозволительной слабостью. С той самой первой встречи в лесу, когда неуемные пацанята искали приключений на свои пятые точки, возомнив себя великими сыщиками...

– Стайлз, я не мог не приехать, когда начался весь этот пиздец...

Хмыкает, затягивая повязку потуже. А потом медленно поднимает глаза.

Он поднимает глаза, а Дерек отшатывается, почти падая на задницу с бревна, на котором сидит, потому что... Потому что бьет, лупит наотмашь, хуярит пощечинами – этот взгляд с кусочками ореховых льдинок. Взгляд, что вместо привычного тепла обволакивает черной, бездонной тьмой. Обвиняет.

– Это началось с Бейкон Хиллс, Дерек. Ты в курсе вообще? С Бейкон Хиллс и этих ебучих Ужасных Докторов с их экспериментами, явившихся к нам, заметь, по ваши хейловские задницы. А потому, знаешь, ты очухался поздно. Слишком поздно для стаи. Никого не осталось.

“Кроме меня”

Наверное, Дерек кажется растерянным, может быть, охуевшим, потому что как-то спешно Стайлз добавляет, явно противореча и себе, и этому в з г л я д у:

– ... чувак, я не имел ввиду, что ты виноват и прочее. Блять, они проводили эксперименты, понятно? Выводили это свое сверхсущество. Ставили опыты. Забрали Скотта, Лиама и других. Мне кажется, знаешь, что именно Скотт стал пациентом номер один. Тем самым, от которого началась эпидемия. Реагировал, как я потом узнал... нестандартно. Кори сказал перед тем, как и он... Это его астма или черт знает еще что... Но заражаться стали и люди, не только оборотни... Я видел... блять, ты понимаешь, я видел как мой лучший друг превратился вот в э т о .

Его нехило так колотит, и зубы почти дробь выбивают, но пацан упрямо вздергивает подбородок и раз за разом скидывает руку волка с плеча, шипит, огрызается.

– Я даже не знаю, жива ли Лидия. Она в Нью-Йорке была, и мы поддерживали связь, но очень скоро...

Очень скоро все коммуникации пошли по пизде, когда страна, когда вся планета рухнула в пучину апокалипсиса, запуталась в веревках, что удушили цивилизацию в два приема.

Ничего не осталось. Никого.

И Дерек ловит себя на мысли, что ему страшно. Страшно спросить, что стало с шерифом, с другими.

– Это же Лидия, Стайлз. Уверен, она справится.

– Что насчет Лейхи и Джексона? Эрики, Бойда? Где Питер, мать его, Хейл?Что с Корой, Дерек? Блять, чувак, да где в с я твоя стая?

Не знаю. Не знаю. Не знаю ничего, потому что, когда закрутилось, мог думать лишь об одном. О тебе, раздражающий человечий детеныш. Лишь о тебе.

Примчаться, спасти, уберечь.

– Связь с Европой отрубилась в первые дни. Но думаю... это же Джексон. Думаешь, он позволит кому-то обидеть Айзека?.. Остальные... Черт, Стайлз, я слишком торопился сюда, у меня не было времени. Мы найдем их, ладно? Мы вместе.

Улыбка Стайлза кривая и больше похожа на трещину на стекле. Подкидывает в ладони свой нож, будто прицеливается.

– Знаешь, научился попадать в них с двадцати шагов. Мой личный рекорд.

Приподнимается, когда из-за развороченного фургона на обочине вываливается очередной мертвец с выпученными глазами, разорванной щекой и лохмотьями вместо того, что когда-то называли рукой. Точное попадание с разворота. Дерек даже среагировать не успевает, а Стайлз уже вытирает клинок о лохмотья, отпихивает брезгливо ногой.

– Я даже эту непотребную вонь выносить научился. Знаешь, и не к такому, наверное, привыкают.

Это странно. Это больно. Это не Стайлз, не тот беззаботный мальчишка, которого он оставил в этом городке за спиной, когда уезжал и надеялся... Хер знает, что ты там надумал тогда себе, Дерек Хейл. Но здесь и сейчас, в нем будто выжгли все краски, всю радость, весть тот похуизм, что бесил и сводил с ума одновременно. Осталась лишь оболочка. Робот, машина. Заточенная под убийство ходячих.

“Не верю. Ты... ты все еще где-то там”.

– Стайлз? Стайлз, посмотри на меня.

– Мечислав.

– Не понял?

– Мое настоящее имя. Мечислав. Я тут подумал, что скоро мы все благополучно тут сдохнем, а ты до сих пор не узнал. А мы даже планировали, помнишь... Блять, и как я не подумал? Ты читал бы брачную клятву какому-то Стайлзу... на небесах, наверное, не зачтется... Не зачлось бы. Да, хули толку теперь...

Сбивается, замолкает, начинает вдруг задыхаться. Что-то... что-то неправильно, нет. Это не Стайлз падает на колени, зажимая ладонями рот, опуская лицо, не он колотит кулаками по капоту, по земле... Везде, куда дотягиваясь, сбивая кожу. И этот крик – нечеловеческий вой, что рвет перепонки, рвет сосуды, артерии, сознание в ошметки...

И Дерек не понимает, не помнит себя, не знает, как оказывается рядом, сгребает в охапку и прижимает так крепко, что широкая грудь глушит рыдания, рваные выдохи. Ладонями – вдоль спины, сомкнуть на острых лопатках. Привычно вдохнуть запах свежей травы, соли, терпкого пота.

– Тш-ш-ш-ш, тише. Я здесь. Ты теперь не один, слышишь? Стайлз, детка, больше я не уйду, ты мне веришь? Буду рядом всегда.

До конца. До их ебучего счастливого финала, до см... сказки.

– Я не хотел, я не думал... ты понимаешь? Они умирали, они умирали и поднимались, снова и снова. И не осталось вообще никого... Глаза пустые, страшные, белые. Ты хоть раз смотрел им в глаза?

Дерек знает, что Стайлзу будет стыдно, неловко за эту вспышку, за срыв, за слабость. Но это будет потом. Его мальчик был так долго один среди этой крови и смерти. Так непозволительно долго. Пальцами – в волосы, и держать, держать только рядом.

Не отпускать, пока не отпустит.

– Я здесь.

– Где тебя, сука, носило? Так нужен был...

– Все. Теперь все хорошо будет, слышишь?

– Никогда тебе не прощу.

Всхлипнет, уже затихая. Успокаиваясь и позволяя собрать губами с лица соленые капли.

“Никогда тебе не прощу”

Дерек знает, что это неправда. Дерек знает, что не простит себя сам за то, что не было рядом, когда грянуло. Когда мир превратился в ад. Когда преисподняя показалась раем в сравнении с этим.

– Я люблю тебя.

Все. Все будет хорошо. Они пойдут в Нью-Йорк, отыщут Лидию Мартин, выяснят, что сталось с Бойдом и Эрикой, куда провалились Питер и Кора, найдут способ связаться с Европой, чтобы разыскать Айзека с Джексом. Они снова соберут свою стаю на руинах того, что прежде звалось их миром.

Дерек знает одно: больше он никогда не уйдет.

====== 101. Скотт/Айзек/Джексон ======

Комментарий к 101. Скотт/Айзек/Джексон https://goo.gl/VgKzt6

– Не лучшая из твоих идей, чувак.

Скотт хлопает глазами. Скотт даже воздухом давится на какое-то мгновение, улавливая от волчонка целый букет ароматов. Горьковато-кислое смущение, терпкая тревога и отчего-то ягодная нотка желания. Едва уловимая, на грани осязания. Чуть-чуть. Как далекий отзвук гремящей за горизонтом грозы, от которой докатятся лишь редкие всполохи, больше напоминая северное сияние, столь невозможное в этих краях.

– Просто... просто тренировка, не больше.

Вдвоем. Ты и я.

Так... жалко. Скотт изо всех сил кусает себя за щеку, уже не чувствуя ни боли, ни привкуса крови. Его улыбка как застывшая клейкая масса.

Могла ли эта ситуация стать более неловкой?

Пиздец.

– Тренировка, в которой мы уже не нуждаемся. Пиво, которое на нас не действует. Что еще, Скотт? Прогулки под полной луной, завывающие серенады, может, в два голоса?

На самом деле, это как подножка или тычок в спину, как плевок прямо в лицо. И спокойная, но какая-то едкая при этом усмешка... кажется... Серьезно кажется издевкой. Оплеухой.

Ты изменился так быстро, Айзек Лейхи. Из забитого, зашуганного мальчишки – в мистера мудака за каких-то пару недель. Зачем? Отчего?

– Серьезно, Скотт, ничего личного. Просто научись называть вещи своими именами.

Так просто? Быть может...

– Тогда?..

Надежда разгорается пожаром в груди, вспыхнувшим от слабого сквознячка на месте тлеющих углей. Надежда, что гаснет быстрее, чем Скотт МакКолл успевает вздохнуть, потому что Лейхи качает головой, разглядывая свои длинные пальцы.

– Не в этой жизни. Прости.

А потом у Лейхи гудит телефон, оповещая о новом входящем, и про Скотта благополучно забывают. Забивают, игнорируют и вычеркивают. И, серьезно, он бы принял любое решение, но не Джексона Уиттмора, развязно улыбающегося с экрана мобильника Айзека. Не Джексона, что зовет того приторно “деткой” и мурлычет в трубку такую похабщину, что Скотт идет пятнами, а Айзек...

А Айзек откровенно плывет и только угукает тихо в ответ, явно не в силах вымолвить членораздельно ни слова. Так быстро. Пара едких словечек, от которых тот готов кончить прямо тут, на трибунах, в толпе. Не скрываясь, плюя на него, Скотта, и остальных...

Это не больно, не странно... он просто... просто хотел бы понять. Что упустил? Где прогадал? Что сделал не так? Конечно, Скотт не мастер признаний, но все же...

– Этому нет объяснений, поверь, – хлопок по плечу и даже кажущийся сочувственным взор. Глаза яркие и чистые. Как небо, как полет, как мечта... – Просто однажды ты встречаешь человека и падаешь в него кувырком, летишь, понимая, что расшибешься о скалы, но он... он тебя держит, понимаешь? Держит, направляет. Все время. И не нужно больше ничего, только бы он держал твою руку.

Хмыкает, глядя в ошарашенное лицо капитана команды...

– Звучит сопливо, пиздец. Но все – правда. Ты поймешь, когда встретишь. Узнаешь его. Давай, не скучай.

Поднимется плавным и гибким движением. Как дикая кошка, пантера. Через все поле – к дальним трибунам. Туда, где ждет, оперевшись роскошной задницей на роскошную тачку первый школьный красавчик и главный засранец Бейкон Хиллс. Надменный, напыщенный сноб.

Сноб, что умеет касаться поразительно нежно, что прямо сейчас ведет ладонями по лицу, которое он, Скотт, так часто представляет... вспоминает... Сноб, что целует при всех и шепчет это свое слащаво-нежное: “детка”. Сноб, что сплетает их пальцы при всех и бормочет, как сильно скучал...

Скотт МакКолл не хочет подслушивать и не может не слышать. Скотт МакКолл ловит через все поле сочувствующий взгляд лучшего друга. Скотт МакКолл, что так и остается на месте, когда серебристый Porshe срывается с места, взвизгнув шинами...

“Ты поймешь, когда встретишь...”

Что, если я уже встретил? Что тогда, Айзек?

====== 102. Джексон/Айзек ======

Комментарий к 102. Джексон/Айзек https://goo.gl/K4dfMu

Однажды он понял: не хватает чего-то.

В день, когда очередная небесно-голубая рубашка полетела в мусорную корзину, когда шлем примял идеальную обычно укладку, когда прошел мимо отдраенного до блеска серебристого Porshe и оседлал черный байк, огласивший квартал утробным ревом вышедшего на охоту хищника.

Однажды он понял: что-то неправильно.

В день, когда поймал себя, озирающимся в наполненном школьниками коридоре средней школы Бейкон Хиллс. Взгляд скользил с одного на другого, не задерживаясь ни на ком ни мгновения.

Лидия укоризненно прицокнула язычком, отвлекаясь от круглого зеркальца. Стилински замолк на благословенных пару секунд, таращась так ошарашенно, что Джексон бы рассмеялся, не будь ему так... не по себе. И только МакКолл, оглянувшись на притихших друзей, недоуменно хмыкнул, потирая затылок.

Однажды он понял: это пиздец.

В день, когда завис напротив пустого шкафчика в раздевалке, медленно-медленно провел кончиками пальцев по дверце, концентрируясь из последних сил, удерживая рвущиеся на свободу когти.

А под веками проступил этот номер. Четырнадцать.

Пустой шкафчик и пусто в груди.

Когда, блять, это случилось? И почему?.. Как?.. Когда? Как он умудрился проебать даже это?

– Его здесь нет больше, – Стилински даже не повернулся, стягивая пропотевшую форму, а Джексон... все же не уследил, и острые бритвы когтей полоснули по тонкому металлу, оставляя глубокие рваные борозды.

Почему?

Черт, тебе все равно. Тебе. Все. Равно.

– Да мне...

– Знаю, насрать. – Пацан помолчал, отыскивая что-то на дне рюкзака. – Он перестал обращаться и лишился почти всех своих сил. Скотт думает, он обосновался в той пещере, где жила Малия, когда...

Хлопнуть дверью так громко, что стекла в высоких окнах жалобно звякнут, а Стайлз испуганно захлопнется, клацнув челюстью. Не слушать, что дребезжит он там, за стеной. Не слушать, что звенит у самого в голове. Рыкнуть на встрепенувшегося в грудине волка, что порывается броситься за город прямо сейчас, сверкает глазами и изо всех сил хлещет лохматым хвостом по бокам, поднимается на задние лапы и норовит лизнуть, ткнуться носом в ладонь...

Боже, куда ты... просто уймись, хорошо?

Ты не должен, слышишь? Ты не должен, и я, блять, не буду!

В лесу тихо, и остро пахнет влажной после дождя землей, мятым мхом и древесной корой. Он чувствует запах дыма за мили, идет на него, как ищейка, не оборачиваясь, не ускоряясь. Словно просто гуляет. В пижонских туфлях за тысячу баксов, со шлемом от мотоцикла, брошенного у дороги с десяток миль позади.

Какое-то варево булькает в котелке над костром, а долговязая фигура, примостившаяся неподалеку, даже не вздрагивает, когда он выходит из чащи.

Не пещера. Кривобокий домишко, наверное, заброшенная хижина лесника. Айзек греет ладони о дымящуюся чем-то чашку, смотрит настороженно исподлобья. Почти что рычит.

Волчонок.

Хочется смеяться от облегчения и растрепать курчавые волосы, так красиво золотящиеся в лучах клонящегося к горизонту солнца. Хочется сгрести в ладонь эти длинные пальцы и согревать, пока не оттает, не улыбнется.

Ну же, кудряшка... Не рад?

И тут же битой по спине и затылку одновременно осознанием тупости, нелепости происходящего.

Вы не друзья. Ни разу слова доброго друг другу не сказали. Вы не друзья. Какого хуя ты, Джексон, творишь?

– В отшельника решил поиграть, Лейхи?

Губы привычно кривятся едкой усмешкой, пока в груди сжимается что-то, давит, терзает, рвет изнутри, оставляя рваные раны, и привкус крови на языке туманит голову... Кружится... все кружится перед глазами. От чистого ли воздуха, или от голода, или...

– Заблудился что ли? Заплутал между салоном красоты и бутиком новомодным?

Нескладное недоразумение с курчавыми волосами цвета мокрого песка и глазами голубыми, как небо в Небраске. Высокое-высокое, раскинувшееся над кукурузными полями, как купол.

Подобрался вдруг как перед прыжком. Сглотнул тяжело и... просто отвел взгляд, убирая со лба прилипшие прядки. Пальцы дрогнули. Джексон замер, мысленно фыркая на рвущегося на свободу волка, что уже не просто скулил – метался, скалился, низко рычал, угрожая.

Пусти... пусти, прошу по-хорошему... Не держи.

Низкий, утробный рык, и Лейхи отшатывается, роняя кружку в костер. Сноп искр взвивается вверх, и несколько тлеющих сучков летят прямо в лицо, оставляя на бледной коже безобразные пунцовые следы. Доля секунды, меньше мгновения, и даже реакции волка оказывается недостаточно, чтоб оттолкнуть.

Айзек вскрикивает от боли, закрывая руками лицо. Джексон не думает, это инстинкты. Коснуться, держать, забрать всю его боль.

Не мне, это надо не мне...

– Тише ты, не упирайся. Лейхи, дай, посмотрю.

Отводит руки осторожно, помня о словах Стилински про потерю способностей. Регенерация, наверное, тоже уже не...

Лейхи смотрит из-под пальцев испуганно и растерянно. Приоткрывает свои чуть припухшие губы, и Джекс зависает, думая, что... Не может думать, не получается, не соображает совсем. Лицо чистое-чистое, ни намека на рану. А кожа такая гладкая, что хочется трогать, скользить кончиками пальцев, губами, собирать, глотать, впитывать одуряющий пряный вкус...

Что со мной происходит?

– Ст-тилински говорил, что ты лишился всех сил. А способность исцеляться осталась?

Ответа не нужно, потому что всплеск изумления в глазах волчонка такой силы, что с ног просто сметает. Ощупывает лицо недоверчиво, несколько раз открывает и закрывает рот, чтобы что-то сказать, но выдает только коротко всхлипом:

– Ч-что ты сделал, Уиттмор? Во имя всех волчьих богов...

– Что я мог сделать? Ты видел. Только и успел, что коснуться...

И осекается, когда последний кусочек пазла встает на место с громким щелчком, и картина проясняется...

Только коснулся...

И внутренний волк, что вытянул все жилы. И та пустота, что исчезла, как только он вышел из леса на эту опушку. И ноющая боль утихла в груди...

Только коснулся?..

А если...

– Что ты?..

Не успевает закончить, когда пальцами – по лицу, когда ладони – на плечи и губы в губы. Так близко. Когда дыхание стелется по губам привкусом лесных ягод, пьянит. Он и забыл, каково это, когда так легко и ведет одновременно, когда тянет, манит...

– Кажется, я знаю, как вернуть твои силы.

Без слов.

Выдохом-всхлипом, вырвавшимся стоном и дрожью.

Зачем тебе это?

Потому что иначе я не смогу.

Узелки позвонков под пальцами и такая бархатистая кожа. И ватная тишина, рвущая перепонки, и запах, его запах повсюду. В венах, внутри.

Мой. Понимаешь это? Ты мой. Навсегда.

– Я не...

– Ты не... – соглашается на автомате и снова затыкает рот своими губами.

Сладко и глубоко. Так сочно и остро. И искры из глаз, и музыка... откуда здесь музыка? Или... да, наплевать. Не уйдешь, не пущу.

Сдается, отвечает и гнется в руках, раскрывая рот, позволяя себя гладить, касаться, опускает ресницы. Золотистые, словно покрытые капельками солнца.

...

Джексон думает, что они не вернутся. Джексон уверен, что ноги его не будет в этой вот развалюхе. Джексон помнит, что у отца был неплохой такой трейлер...

Джексон... Джексон чувствует, что он дома.

====== 103. Итан/Джексон ======

Комментарий к 103. Итан/Джексон https://goo.gl/KJcdHR

Джексон улыбается так редко, что кажется, мышцы, отвечающие за улыбку, давным-давно атрофировались за ненадобностью.

Джексон часто долго-долго сидит у окна, наблюдая, как колышутся тяжелые воды Ла-Манша. Он так задумчив, серьезен, и будто ждет что-то. Словно там, на другом берегу пролива он оставил нечто важное. Кусочек сердца? Мечту? Свои крылья?

Джексон никогда не шутит и не злится, он никогда не язвит, не пытается подколоть, уязвить. Он будто застыл, замер в пространстве и времени. Не живет, не дышит, не существует.

– Иногда ты пугаешь до чертиков, – шепнет ему Итан и замолчит, уткнувшись в затылок.

Сердце под ладонью бьется ровно, но теплые пальцы накроют сверху, сожмут.

– Это просто дождь и туман, ты же знаешь.

Знает. Знает это и все то, о чем Джексон не говорит никогда. Молчит, запирая боль и тоску глубоко внутри. На замок, обсыпанный пеплом рябины, пропитанный аконитом.

– Люблю тебя.

Итан не говорил этих слов никогда и никому. Никому, кроме брата, что остался так же далеко, как и прошлое Джекса. В маленьком, солнечном и унылом городке Калифорнии. В другой жизни. В прошлом.

– Дэнни ты тоже любил?

И столько скуки в голосе, словно ему все равно. Все равно, что парень, с которым он делит жизнь и постель, все еще может думать о ком-то, кого Джексон там, далеко и давно, считал лучшим другом.

Столько скуки в голосе, но мышцы напрягаются на руках, и Итан ведет легонько ладонями от запястий и выше – забирает тревогу.

– Ты же знаешь ответ.

Ты же знаешь, что кроме тебя никого больше нет. Во всем мире.

Ты же знаешь, что здесь мы снова живем. Мы вместе. Мы оба. Вдвоем.

Все так. Но то, что выгрызло часть души Джексона там, в Бейкон Хиллс, никуда не ушло. Оно гнетет до сих пор. И, если б не Итан... Если б не Итан, он бы, наверное...

Но об этом лучше не думать.

– Ты же знаешь, что он сдох, правда? Тот ящер. Это он был убийцей, не ты. Это был он, и его больше нет. Ты свободен.

Пальцами – в волосы, рваным выдохом – в шею. Чувствуя, как расслабляется тело, как отпускает тревога.

“Как умудрились мы найти друг друга здесь, на другом конце мира?”

Судьба?

Смешно до икоты...

– Я тоже, Итан...

Не надо вопросов. Не надо заканчивать фразу. Иногда взгляды, касания говорят больше слов. Иногда они кричат так громко, что услышишь, даже затыкая отчаянно уши.

Наверное, иногда нужно умереть, чтобы начать жить.

Наверное, иногда нужно потерять, чтобы найти.

Наверное, иногда нужно выскрести все из груди, чтобы позже наполнить... чтобы просто наполнить...

====== 104. Итан/Джексон ======

Комментарий к 104. Итан/Джексон https://goo.gl/dkR8Jd

“Они... это правда они?”

“Я не сплю?”

“Они что, держаться за руки?”

“Это же Итан... помните, учился тут с близнецом?”

“Джексон?.. Серьезно? Джексон Уиттмор?.. Но Лидия Мартин...”

“...встречалась с ними по очереди?..”

“Нет, это был другой брат. Кажется, Эйдан”

Едва различимые шепотки и удивленные выкрики. Зажатые ладонями рты, округлившиеся глаза. И воздух, пропитанный любопытством – горьковатым, но кислым, как забродившее пиво.

“За руки! Видишь?”

“Я был уверен, что он натурал, но второй...”

“Они разве были знакомы?”

“Нет, Итан приехал, когда Джексон жил уже в Лондоне”

“Как такое возможно?”

“А Дэнни Махилани?”

“Что с ним?”

“С ним же Итан встречался, а с Джексоном они дружили не разлей вода... вроде”

“Да уж, засада”

Один лишь вскидывает брови и фыркает высокомерно, тогда как другой изо всех сил пытается не смеяться, сильнее сплетая их пальцы.

Фееричное возвращение, ничего тут не скажешь.

– Тебе так нужно было это шоу?

На самом деле Итан не злится, он даже не раздражен. Бросает на друга любопытный взгляд, а тот просто лучится самодовольством. Сколько лет прошло? Три или пять? И снова его имя не сходит с губ каждого обитателя Бейкон Хиллс, и снова все взгляды устремлены на него, и в них, как прежде – и зависть, и любопытство, и восхищение.

Король этого городишки. Лучший. Всегда был.

– Это весело, разве нет?

Джексон пожимает плечами и... да, определенно светится изнутри. Купается в лучах этой славы, павлин невозможнейший. Даже как-то искрится.

У Лидии помада выскальзывает из дрогнувших пальчиков и катится под ноги парням, подпрыгивая на каждой неровности. Яркие губы беззвучно округляются в немом вопросе, а остекленевший взгляд мечется от бывшего к копии другого бывшего.

И черт, это кажется какой-то насмешкой, нелепой шуткой. Бредом.

Стилински отчего-то беспрерывно клацает зубами и тычет кулаком в плечо словно бы оцепеневшему МакКоллу. Дэнни... Дэнни бросает всего лишь один короткий взгляд на соединенные и руки и уходит прочь, сбросив с плеча ладонь кого-то из одноклассников.

– Дэнни...

– Не переживай, он поймет. Мы расстались с ним слишком давно. Он обязательно поймет.

– Мне в общем-то наплевать...

Но голос кажется стеклянным и отстраненным. Он вздернет подбородок, упрямо поджимая губы. Никогда не умел признавать свои слабости. Эйдан... Эйдан такой же... был.

– Рады нам, неудачники?

Останавливается прямо напротив удивленной компании и снова хмыкает, все еще не отпуская руку партнера.

– Вы? Вместе? Как, черт возьми?.. Когда? – Стайлз не то чтобы не рад, ведь при подобном раскладе Уиттмор и не подумает покушаться на Лидию, не захочет вернуть. Но любопытство чешется в горле, в кончиках пальцев, и в глазах разгорается настоящий азарт.

– Если подумать, Лондон такой маленький город, Стилински. А волки, знаешь ли... тянутся друг другу.

– Вы вернулись?..

– Оу, ты даже заметил... На самом деле услышали, что вам нужна помощь со всем тем дерьмом, что вы здесь опять заварили.

– Чувак, не пойми неправильно, но ты вроде как натуралом был...

Скотт стремительно краснеет и шипит на лучшего друга. А Джексон ловит взглядом взгляд своего спутника и притягивает ближе, нежно ведет пальцем тому по запястью, и это... это на самом деле красиво. Эти двое. Вдвоем.

Не то, чтобы кто-то ждет от них ответа или подробного рассказа о том, как вышло, что...

Кажется, что они подходят друг другу.

– Поверить не могу, – вздыхает Лидия, забирая из пальцев Итана поднятый тюбик помады.

– Не можешь поверить тому, что видишь?

– Не могу поверить, что вы двое смотритесь рядом так идеально.

====== 105. Джексон/Айзек ======

Комментарий к 105. Джексон/Айзек https://pp.userapi.com/c638223/v638223420/4afae/otLXFNCJOZU.jpg

зомбиапокалипсис

в некотором роде кросс с “Бойтесь ходячих мертвецов”

– Не делай резких движений.

Голос до икоты знакомый – откуда-то из дальнего угла. Джексон не пытается сесть. Черт, ему хотя бы голову поднять и осмотреться. В затылок впиваются миллиарды крошечных дротиков сразу, и он тихо стонет, не сдержавшись.

Разве он должен чувствовать всю эту боль? Что с регенерацией? Что вообще происходит?

– У Джейка в пулях с порохом смешан пепел рябины. Это граница, знаешь ли, мы не могли рисковать.

Шуршание страниц, скрип карандаша по бумаге. У Джексона во рту сухо и язык так распух, что вряд ли удастся промолвить хоть слово. Веки тяжелые, как ртутью их накачали, и что-то печет в венах отравой.

Что-то... что-то совсем не в порядке.

– Г-где я?

Вопросов больше в разы, но это все, что удается выдавить ободранным горлом. А еще кажется, что в голове – дыра размером с озеро Тахо, не меньше.

“Где я? Кто ты? Почему мне знаком твой голос?”

И запах... твой запах... не может...

– Не очень себя чувствуешь? Неудивительно. Ребята тебя свинцом нашпиговали, как индейку на День благодарения – каштанами. Хорошо, я успел. Но и пуля Джейка дело сделала. Знаешь, ты мне должен теперь, Уиттмор. Сдох бы прямо там, среди живых трупов... Ты же в курсе, что оборотни не обращаются в этих тварей?

Еще одна попытка ответить, но лишь заходится кашлем, что сгибает надвое. Сплевывает прямо на пол сгусток крови. Это ничего... это пройдет. Но... блять, как же хочется пить.

– У тебя в горле, наверное, пересохло, ты же почти двое суток в отключке. Сейчас... я сейчас. Знаешь, даже такой мудак как ты заслужил немножко заботы. Сейчас, когда нас почти не осталось...

И откуда-то Джексон знает, что речь сейчас – только лишь про волков.

Руки холодные поддерживают за голые плечи, помогают удобнее сесть. Глаза все еще режет даже от такого слабого света, что умудряется пробиться сквозь зашторенные окна. Кружка – к губам, и живительная влага бежит в рот, стекает по подбородку. Джексон жадно глотает, чувствуя, как жизнь возвращается капля за каплей.

– Тише ты, не спеши. Вывернет наизнанку, если много и быстро.

Отходит снова, брякая армейскими ботинками об пол, мазнув невзначай пальцами по груди, почему-то выбивая какое-то фантомное воспоминание из подсознания. И мурашки бросаются врассыпную, и шибает что-то внутри. А потом удается разлепить словно склеившиеся веки...

Долговязая фигура раскинулась в кресле. Защитный камуфляж и копна непокорных кудряшек. Все тех же – бронзовых и непослушных, как древесные стружки. Глаза как небо лазурное над заливом – уставились в какой-то блокнот, где длинные пальцы выводят что-то торопливо – не то заметки, не то рисунок... кто его знает... Не Джексон уж точно.

“Пальцы... я помню твои пальцы так хорошо”.

– Айз... Лейхи? Какого... ты здесь?

И нет, он не хочет вспоминать ту ночь в клубе, тот невменяемый угар и яд канимы, отбирающий разум. Не хочет вспоминать кудри под пальцами, и бедра к бедрам, и свои ладони на влажной от пота коже. И зубы, пронзающие голое плечо, и синхронный выкрик-стон... А еще этот вкус, который пил, глотал, задыхался, захлебывался жаждой... захлебывался тобой.

И нет, он не помнит... Не надо...

– У нас тут миссия с Крисом... была. Он, знаешь ли, всего лишь человек, хоть и охотник... был. Когда все началось, обратился одним из первых.

И ни намека на сожаление или грусть. Это странно. Это неправильно, это не Лейхи, не может быть он. Но запах не врет – особенный запах волка, обращенного тем же альфой, что и ты сам...