Текст книги "Never (СИ)"

Автор книги: Мальвина_Л

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 21 страниц)

Не потому, что не хочет пролить невинную кровь. С определением “невинный” применительно к Харрису он бы поспорил. Просто Дерек велел не привлекать лишнего внимания, потому что охотники активизировались, и договор с ними висит на волоске.

“Просто выдохни, Лейхи”, – неторопливый и какой-то вальяжный голос звучит, кажется, прямо в голове. Айзек оглядывается, но в классе кроме него и Харриса – только Джексон Уиттмор, складывающий тетради в рюкзак. И это не может быть он, не так ли, учитывая...

– Думаю, вам нужен репетитор или дополнительные занятия. Но, зная вашу ситуацию. Вряд ли вам сие по карману...

Харрис просто лучится самодовольством, и Айзек всерьез раздумывает над тем, чтоб выбить тому хотя бы парочку передних зубов, как мистер совершенство-Уиттмор вдруг откидывается на своем стуле и объявляет громогласно:

– Я позанимаюсь с Айзеком, сэр. Подтяну его к контрольной, и проблема будет решена.

Нет, серьезно? И это после той потасовки на тренировке, когда они возили друг друга по полю, пытаясь макнуть лицом в жидкую грязь, оставшуюся после дождя, и рычали так, что распугали половину команды.

“Потому что ты, самовлюбленный кусок дерьма, Уиттмор”

“Ты – жалкий неудачник, Лейхи, смирись”

– Я думал, у вас, мистер Уиттмор, своих дел предостаточно. И вы вроде как не друзья, – Харрис выпучивает влажные покрасневшие глазки и, кажется, даже вздыхает от досады.

– Я один из сильнейших учеников в вашем классе по химии. Кто натаскает Лейхи лучше, чем я?

Вряд ли Харрис доволен ответом, но спорить с Джексоном явно не входит в его планы. А потому он бурчит что-то вроде: “дело ваше” и ретируется из класса, вцепившись руками в свой потертый портфель.

– Ну, и что это было? – Айзек скрещивает на груди руки, все еще мечтая выпустить когти и располосовать ими чьи-нибудь рожу, но зарождающийся приступ паники отступил, и дышать уже получается через раз.

У Джексона равнодушие в глазах растекается вязким серым туманом, и губы он сжимает в узкую полоску, будто старается спрятать улыбку.

– Мы в одной стае вообще-то и должны помогать друг другу. Разве не так говорит наш вожак? – и подмигивает быстро, выходя в коридор. Уже из-за дверей до обалдевшего Лейхи доносится веселое: – в шесть у меня. Не опаздывай.

Айзек рассеянно запускает руку в кудри, он делает так всегда, когда озадачен или взволнован. С каких это пор Джексон прислушивается к словам Дерека? И еще – кто подменил Уиттмора и для каких таких целей?

– Нет, здесь не так, смотри, все проще, – Джексон подходит сзади и наклоняется прямо на сгорбившегося за его столом Айзека, тянется через плечо, скользнув щекой по щеке.

Он чертит что-то в тетради, разрисовывает формулы красивыми четкими стрелками и объясняет так легко и доступно, что до Лейхи наконец-то доходит. Он улыбается широко и старается не дрожать, когда дыхание Уиттмора касается шеи, а руки все обнимают за плечи. Айзек чувствует спиной прижимающееся сзади горячее тело, и... Господи, он просто труп, если Джекс хоть на секунду заподозрит, в какую сторону обратились его фантазии...

“Это просто от неожиданности. И он так близко, и пахнет миндалем, апельсинами, мятой. Он так близко, и от этого путается в голове, потому что я не привык...”

Мысли скачут в голове взбесившимися грызунами. Лейхи чувствует, как горит лицо, и уверен, что кожа покрылась яркими пунцовыми пятнами.

– С-спасибо тебе, – голос скрипит, но он умудряется выдохнуть эту фразу и сразу же прикусывает губу от того, как жалко она прозвучала.

“Жалкий. Жалкий неудачник”

– Ты умный и сообразительный. А Харрис – полный дебил. Он и объяснять-то не умеет доступно, – фыркает Джексон, а Айзек зависает, любуясь изгибом этих чувственных губ.

“Оу, дружище, отвисни, прием. Земля вызывает. Опозоришься ведь по полной программе”

– Зато у тебя получается просто прекрасно, и я не знаю, почему...

Он замолкает, когда Джексон вдруг накрывает его руку своими пальцами, скользит по ладони к запястью и выше, будто узоры выводит. И... кажется, сердце Уиттмора только что пропустило удар. Послышалось, может?

– У тебя красивые руки, – вдруг выдает как-то сипло главный школьный красавчик и разворачивает парня к себе. Ведет указательным пальцем вдоль скул, легонько касается длинных пушистых ресниц. – Ты очень красивый, Айзек. Солнечный.

“Может, я сплю? И это либо кошмар, либо одно из тех мокрых сновидений, что непременно закончится испорченными простынями”

– А еще ты так пахнешь... – бормочет Джекс, опуская ресницы. Его как будто ведет – об этом говорят и подрагивающие губы, и кончики пальцев, что все еще исследуют лицо, спускаясь к шее, ключицам. – Ты так пахнешь, что у меня крышу сносит.

“Это правда Джексон? Или копия, которой заменили его пришельцы?”

И мысли Лейхи вполне имеют право на существование, ведь инопланетяне, существуй они на самом деле, похитили бы именно Уиттмора – такого идеально красивого, что пальцы немеют от восхищения.

– Ты же меня всегда ненави... – начинает Айзек, но глотает окончание слова, когда чужие губы в прямом смысле затыкают его, выкачивая из легких весь воздух, заменяя какой-то горячей субстанцией.

Джексон запускает пальцы в его волосы, притягивая ближе, вылизывает его рот, посасывает язык, как леденец, прикусывает по очереди губы. А Лейхи не может пошевелиться, его будто в статую превратили. Статую, что горит изнутри синим пламенем и вот-вот взорвется фейерверком огненных искр.

– Айзек, волчонок... – бормочет ему в губы, а ладони уже блуждают под свитером, оглаживая плавящееся от этих касаний тело.

– Химия... – зачем-то пытается напомнить Айзек, хотя все формулы и элементы периодической системы давно вылетели из головы, улетучились куда-то в космическое пространство.

– К черту химию, – стонет Джексон, и в глазах его в этот миг нет ничего, кроме нежности и желания.

К черту химию, к черту Харриса. И, может быть, кто-то из них уже завтра пожалеет об этом, но...

“Господи, Джексон”

Через две с половиной недели Харрис прогуливается перед классом с кипой исписанных листов, поглядывая на притихших школьников из-под очков.

– Что же, дамы и господа. Результаты, конечно, не на высшем уровне, но некоторым из вас удалось меня удивить. Мистер Стилински, можете не улыбаться, к вам это не относится – всего лишь “F+”, у мистера Макколла чуть лучше, но не намного. Мистер Уиттмор, мисс Мартин, как всегда, превосходно, “А+”. Гринберг, вашу работу я так и не увидел, вы ее съели, быть может? Что же... мистер Айзек Лейхи...

Кудряшка отрывается от телефона, вздрагивая всем телом, и смотрит на учителя исподлобья, с опаской. Джексон незаметно подмигивает, показывая большой палец.

– “А-“, мистер Лейхи. Сказать, что я поражен, это значит не сказать ничего. Не знаю, как Джексону удалось это чудо...

Айзек краснеет, как перезревший томат, и сильнее кутается в шарф, маскирующий гирлянду багровых засосов, оставленных губами капитана школьной команды по лакроссу. Лидия хихикает в ладошку, а Стайлз ржет в голос, почти скатываясь под парту. Джексон грозит ему кулаком, усугубляя веселье. И даже Скотт улыбается во весь рот, переглядываясь с Эллисон.

– Что? В чем дело вообще? Немедленно успокойтесь. Мистер Лейхи, почему на вас шарф? Лето на дворе! Немедленно снимите.

Под новый взрыв хохота Айзек бормочет что-то о простуде и ларингите, краснея еще больше и заикаясь. Теплая ладонь вдруг находит его пальцы под партой, сжимает легонько, и он успокаивается, улыбаясь Джексону широко и счастливо.

“После тренировки”, – шепчет тот одними губами, и Айзек уже представляет, как они останутся в душевой одни, когда все игроки разойдутся...

====== 67. Дэниэл Шарман/Макс Карвер ======

Комментарий к 67. Дэниэл Шарман/Макс Карвер АУ с актерами Дэниэл Шарман/Макс Карвер

https://pp.vk.me/c631623/v631623741/23667/y_zCWqzpGWk.jpg

– Это что, обезьяна? Орехом в нас целится?

Макс щурится от яркого тропического солнца и буйства красок, выжигающих глаза после блеклой серости тусклых мегаполисов Штатов.

– Ага, блин. Мартышка вышла на тропу войну, почуяв в тебе конкурента.

Шарман хохочет, откидывая голову назад, и солнечные лучи бликуют на очках, которые он зачем-то нацепил. А еще этот плотный шарф, обмотанный вокруг шеи. В такую-то жару. Да на него даже смотреть невыносимо душно.

– Смешно ему, как же, а прилетит орехом в лоб и вырастет шишка размером с кокос. А то и два, – ворчит Макс под тихое хихиканье Дэна, стараясь побыстрее уйти из-под раскидистых пальм. И вдруг спрашивает невпопад: – Тебе Джефф не звонил?

Шарман останавливается резко, словно в стену с разбега влетел. Смотрит молча на друга, поправляя очки. Нарочитую дурашливость как рукой сняло, и он поджимает губы, будто вопрос его чем-то очень и очень тревожит. И даже макаки, планирующие атаку где-то над головой, благополучно забыты.

– Откуда ты... стой. Он и тебе звонил, да? Это то, о чем я подумал?

– Решил собрать старый каст. Немудрено, с такими-то рейтингами. Не знаю, как у него это выйдет, учитывая, что большинство из нас сейчас впахивают, как проклятые, на нескольких проектах сразу.

Макс пожимает плечами и отводит глаза, роется по карманам в поисках телефона.

– Ты согласился ведь, так? – Дэн пытается говорить ровно, но Карвер знает его не первый день, не первый год даже, а потому разбирает в голосе и оттенки грусти, почему-то разбавленной обидой, и огорчение, что моментально расстраивает и Макса, чувствующего мельчайшие оттенки настроения давнего друга.

– И Чарли. Не только мы с ним – Йен и Джей Ар снимаются вовсю, Тайлер сказал, что подумает, но, уверен, и он согласиться, Дилан ведь с него живьем не слезет. Кристал приезжает на площадку через пару недель, кажется. Ты же не из-за нее переживаешь, ведь так? Хоть вы и расстались, но не врагами...

У Дэна лицо такое несчастное, что хочется то ли заплакать, то ли просто обнять и пообещать, что все наладится. Хотя, какого дьявола, правда? Все ведь И ТАК хорошо.

– Про Колтона вот не знаю, но можно написать Йену, они недавно в теннис, вроде, играли, – Карвер бросает первый камень на пробу. Видимо, не очень удачно, потому что Дэн сжимает челюсти так, что скулы белеют, и раздраженно дергает плечом.

– Вы сговорились что ли? При чем тут Колтон вообще? Плавает где-то себе на единороге с радужным хвостом, жизни радуется, – замолкает и вздыхает, будто жалея о своей вспышке. – Я не хочу возвращаться в “Волчонка”, и та наша пьяная интрижка с Хэйнсом тут не при чем. Ты должен мне верить, Макс.

“Кто, если не ты?!”, – кричат-просят его глаза. Голубые-голубые, как небо над Акапулько.

– Куда же я денусь? – беззвучно шепчет Карвер и накрывает руку Дэна своею, сплетает их пальцы, просто физически ощущая, как расслабляется британец, и тянется, обнимая рукою за пояс.

Это потребность и нежность, что пьянит сильнее самого выдержанного вина. Это истома, что рассеивает тревогу, просачиваясь в вены. Это просто солнечный свет, без которого гибнет все живое.

– Спасибо, Макс, – губами в приоткрытые губы, слизывая вкус киви и повисших в воздухе, так и не озвученных сомнений. – Спасибо, что не ревнуешь.

– Я просто надеюсь, что однажды это пройдет, – говорит он, проглатывая недосказанное: “Я лишь надеюсь, что вас не бросит друг к другу, когда вы обсудите это. Как тогда, в трейлере, после съемок”.

Тропическое солнце припекает, и кожа краснеет, еще немного, и вспухнет волдырями. Они находят уютный бар, где коктейли подают прямо в кокосах, и девчонки-официантки щеголяют в набедренных повязках из пальмовых листьев, а волосы их украшены кричащими цветами – огромными, будто подсолнухи.

– Чарли считает, нам пора выйти из шкафа, – чуть позже заявляет Макс, потягивая коктейль через трубочку. Дэниэл давится чем-то, напоминающим смесь джина, рома и тоника, непонимающе хлопает ресницами.

– Что насчет Холл? Она изображает твою девушку так долго.

– Она писала, что появился кто-то на примете. Имен не называет, сглазить боится. Ты ж ее знаешь, суеверная до жути, – переводит дыхание, будто собираясь сигануть в море с обрыва. – Так, что насчет... Ты подумаешь, Дэн?

– Ну, разумеется, мы обдумаем и решим, – легкомысленно бросает тот, слыша в голове другой голос, тот, что давно стал (должен был стать) чужим:

“Мы могли бы быть вместе, малыш. Только ты и я. Навсегда”.

====== 68. Стайлз/Йен Галлагер/Микки Милкович ======

Комментарий к 68. Стайлз/Йен Галлагер/Микки Милкович Кроссовер с “Бесстыжими”. Йен/Стайлз, Йен/Микки; Лидия

https://pp.vk.me/c631624/v631624760/26f03/ftlnc5O-pOw.jpg

https://pp.vk.me/c631624/v631624636/2ac30/xAA8vLLsk_k.jpg

– У тебя засос в половину шеи, сладенький. Не пытайся спрятать его под футболкой, это не водолазка даже.

Йен краснеет, как стыдливая школьница и бормочет что-то, отводя глаза. А Лидия тянется, сжимает тоненькими пальчиками широченную ладонь парня.

– Что ты там мычишь? Я не слышу.

– Я... упал?

Пиздец, какая оригинальная отмазка, конечно же. Пять за сообразительность, Йен.

– На губы этого уголовника, конечно же, – фыркает Мартин и притягивает парня к себе. – Ты поговоришь с ним? Стайлз все еще остается твоим братом.

Йен отшатывается и растерянно чешет рыжий затылок пятерней. У него тоска в глазах мешается с горькой виной, а щеки будто зацелованы солнцем. Но даже эти конопушки не могут скрыть волну смущения и тревоги, заливающую бледную кожу.

– В том-то и дело, – непонятно бормочет он и пытается отцепить от себя ее руки, сбежать, исчезнуть, раствориться. Боже, просто оставить все позади.

– Да что с тобой, Йен? Это же Микки! Микки Милкович, что перетрахал половину Чикаго до переезда сюда. Ты знаешь, что он в тюрьме сидел? Трижды!

– У него глаза теплеют, когда он на меня смотрит. И... кажется, я люблю его, Лидс.

И Йен никогда не выглядел еще таким растерянным и виноватым одновременно. Даже в ту ночь, когда поцеловал Стайлза Стилински, а тот оттолкнул его с недоумением и каким-то суеверным ужасом.

“Я не должен был, Лидс. Блять, я испортил все, понимаешь?”, – он не плакал тогда, но отчаяние разливалось изнутри, отравляя вены ядом разочарования и тоски.

“– Как я буду жить без него?”

“– Тебе не придется, малыш. Он же твой брат, хоть и не по крови. Он поймет, дай ему время”

– Любишь? Но, Йен...

– Лидс, я пойду, хорошо? Меня Микки ждет, – и убегает, торопливо и стыдливо чмокнув подругу в краешек рта.

Убегает и, несмотря на чувство вины, столь отчетливо проступающего на лице, кажется, что он светится изнутри. Будто кто-то зажег ему персональное солнце. Для него, только для Йена.

– Постой, это что, Йен?

Стайлз почти спотыкается о Лидию, замирая на месте. За школой Милкович вминает Йена в стену, а тот жмурится и подставляет губы и шею жадным губам. И это выглядело бы горячо, определенно, если бы от это не было так тошно.

Лидия моргает два раза и натягивает на губы самую беззаботную и обворожительную из своих фирменных улыбок.

– Детка, нам ехать надо. Встреча со Скоттом и Кирой, ты помнишь?

Тянет за руку подальше от парковки, подальше оттуда, где его брат вот-вот и трахнет другого – парня с наколками на пальцах и тонной нахальства в пасмурном взгляде.

“Я ведь люблю его, Лидс”

Они обжимаются по углам Бейкон Хиллс не меньше недели, и городок гудит от этой новости, как растревоженный улей. Только шериф да Стайлз, кажется, не знают еще ничего.

– Он ведь сказал бы мне, да? Лидия, черт, не молчи!

Сказал бы? Мартин смеется ненатурально и смотрится в зеркальце, поправляя помаду. Сказал бы после того, как поцеловал названного брата, а тот оттолкнул и просто сбежал из дома посреди ночи?

Это вряд ли, милый.

*

– Ты меня избегаешь?

На улице давно ночь, Стайлз сидит на ступеньках и курит в кулак, нимало не заботясь о том, увидит ли шериф из окна. Он бледный и взъерошенный, и миллиард родинок на шее и щеках, как зашифрованная карта звездного неба.

“Я ж не просил ничего, Стайлз. Только тебя”

– Нет, а должен был?

Йен сильно навеселе и чуть растягивает слова вместе с нарочитой, неловкой какой-то улыбкой. Протянуть бы руку и дотронуться до щеки.

Блять, чувак, я так по тебе скучаю.

– Раньше мы все делали вместе, помнишь? С детства. И в школу потом – только вдвоем. А теперь ты пропадаешь где-то ночами, а я даже не знаю, с кем и зачем.

“Раньше” – до злополучного поцелуя, быть может?

Йен Галлагер появился в доме Стилински почти сразу после похорон Клаудии. Маленький, тощий и рыжий, зашуганный и дрожащий, как лист на ветру. Прятался за спиной Джона, и зыркал исподлобья, почти что шипел. Но очень быстро стал полноправным членом семьи и лучшим братом для Стайлза из всех, что могли бы быть.

– Я думал ты знаешь. Я с Микки встречаюсь, – небрежно бросает Йен и прикуривает, опускаясь рядом с братом на ступени.

На самом деле, это даже не новость. Особенно после утреннего “представления”. Но почему так остро ноет в груди и кто-то словно выламывает ребра?

Блять.

– Я не должен был, – начинают они одновременно и замолкают, хохотнув невесело.

“Я не должен был тебя целовать”

“Я не должен был отталкивать”

– Это серьезно?

Стайлз не хочет знать, даже думать об этом не хочет. Но у Йена счастье в глазах, и... Блять, ты просто потерпишь.

– Наверное. Мне по-настоящему с ним хорошо. Хотя я не знаю никого, кто бы так матерился. Мы думаем о том, чтобы попробовать снять квартиру.

Как-то так, наверное, небо падает на землю, кроша черепушку обломками. Как-то так взрывается граната в замкнутом пространстве, превращая внутренности в фарш. Как-то так... как-то так понимаешь, что мир кончился, что впереди – лишь пустота.

Но Стайлз находит откуда-то силы, чтобы опустит руку на плечо брата, чуть сжать и улыбнуться. Почти что естественно. Почти.

– Я рад за тебя, братишка. Если у тебя все хорошо.

– Лучше и быть не может, – пальцы Йена поверх его руки обжигают до волдырей, и в горле так горячо, будто он свинца расплавленного налакался. Пиздец. – А ты? Когда уже пригласишь Лидс на свидание? Ты же влюблен в нее с третьего класса.

Это не ревность и не затаенная обида даже. Участие, волнение за брата. А Стайлзу смешно так, что чешутся губы. И хочется заржать, откинув голову, и спросить лишь одно: “Серьезно? Серьезно, блять, Йен? У тебя так быстро прошло?”.

Но он не спросит. И постарается справиться с тошнотой, когда в следующий раз увидит, как Милкович целует Йена на глазах у всей школы.

“Это должен был быть я”

“Ты опоздал”

====== 69. Шарман/Колтон ======

Комментарий к 69. Шарман/Колтон https://pp.vk.me/c630821/v630821352/27eba/jA1ytbs89js.jpg

– Мы должны это отметить, как считаешь? Пропустим по рюмочке?

– Конечно, бро, дадим папарацци свеженького материала, и пусть ленты в твиттере и инстаграме пестрят нашими пьяными фотками, а бульварные газетенки орут на все первые полосы, что Колтон Хэйнс и Чарли Карвер “вышли из шкафа”, чтобы иметь возможность публично быть вместе. Почему нет?

Чарли смешно морщится и зачем-то натягивает кепку на глаза. Смотрит на друга с жалостью – Колтон кажется таким измотанным, будто не каминг-аут совершил, а впахивал на стройке три смены подряд, не прерываясь на отдых.

– Все знают, зачем ты это сделал, – начинает Карвер, но тут же осекается, быстро опуская глаза на фырканье приятеля. – Ладно, ты прав, не знает никто, кроме тех, кто снимался в “Волчонке”, но слухи-то ходят давно.

– Чарли, я люблю тебя, как брата, но, может быть, ты соизволишь заткнуться? Мы, кажется, не собирались говорить про каминг-аут – ни мой, ни твой. Ты как-то тоже не стремишься представить миру свою “даму сердца”.

– Ой, да пошел ты, – Чарли лезет за телефоном, печатает что-то быстро. – Не парься, всего лишь сообщаю Максу и Холл, что мы не пойдем с ними в клуб сегодня, как собирались. Похоже, тебе правда нужна передышка.

Колтон благодарно моргает и лишь раздраженно вздыхает на неизбежный, но такой болезненный вопрос:

– Уже несколько дней, как вышло твое интервью. От него так и не слышно ничего?

Не слышно. Не писал в твиттере или инстаграме, не писал на мыло, не звонил и не прислал даже смс. Какая разница? Колтон сделал это лишь для себя, потому что так устал притворяться. Не то, чтобы он собирался теперь кричать о своих чувствах на каждом углу, но...

– Он и не должен как-то реагировать, бро. Знаешь, сходи ты все же на вечеринку, вечность с братом не виделся. А я просто поеду домой и отосплюсь.

– Ты точно будешь в порядке? – Чарли смотрит нерешительно и очень пытается не казаться довольным, но и идиоту понятно, что он уже предвкушает встречу с Максом.

– А что со мной станется-то? Не при смерти, вроде, всего лишь объявил всему миру, что гей. Ты сам сделал то же несколько месяцев назад и умирающим тоже не кажешься.

Чарли треплет друга по плечу перед тем, как посадить его в такси, а потом пишет брату и его девушке, что передумал. Дэниэлу Шарману на всякий случай тоже отправляет совсем короткое: “Сегодня в семь в нашем клубе. Не отрывайся от коллектива, чувак”.

Удивительно (или нет?), но Дэн приходит. Карверы пьют текилу, губы нестерпимо щиплет от лимона и соли, в ушах гудит от громкой музыки, а разноцветные вспышки перед глазами создают ощущение не то праздника, не то карнавала, как в Новом Орлеане, куда они тоже собирались, но так и не доехали с Хэйнсом.

– Хэй, Дэниэл, вот это встреча! Не думала, что ты почтишь нас своим присутствием, – весело щебечет Холлэнд, повисая на шее у Шармана, смазано трогает его щеку губами. – Выпьешь с нами?

– Конечно! – Дэн усаживается на стул, развернув его спинкой вперед и смотрит прямо на Чарли, будто ждет объяснений. – Ну, и где виновник торжества?

– Друг, ты о чем? Мы ничего не празднуем, просто тусим...

Макс кажется удивленным, а Дэн лишь приподнимает одну бровь и смотрит на Чарли этим “ты-ничего-не-хочешь-объяснить?” взглядом.

– О’кей, я понял, у вас двоих какие-то там тайны Мадридского двора, намек понят. Холл, детка, потанцуем? – Макс утаскивает сопротивляющуюся подругу на танцпол, а Чарли с невинным видом наливает еще по стопке.

– Хочешь сказать, что позвал меня просто на пьянку? Я слишком хорошо тебя знаю, чувак. Выкладывай.

Шарман вытряхивает сигарету из пачки, прикуривает и смотрит в упор, выпуская облачко сизого дыма. Чарли не должен, так? Он не должен, но... черт... Ведь это его друзья, и, если не вмешаться, они так и будут тыкаться, как слепые котята, во все преграды вокруг, в упор не обнаруживая друг друга.

– Ты слышал про Колтона?

Неестественная кривая улыбка, и длинные пальцы Дэниэла, что вдруг сминают несчастную сигарету в кулаке. И кажется, будто у него скулы свело какой-то внезапной судорогой.

– Кто же не слышал? – нарочито, слишком уж нарочито и спокойно.

– И ты даже не написал ему ничего? Чувак, это не дело. Когда это сделал я, ты поддержал меня одним из первых, ему нелегко...

У Шармана глаза яркие и твердые, как кристаллы. И белоснежная улыбка кажется слишком уж искусственной. Черт, даже эти бронзовые кудряшки хочется разворошить пальцами, чтобы хоть на секунду заставить его рассмеяться.

– Ну, и где он?

Нет, Шарман не хочет казаться раздраженным или взбешенным. Он рад за Колтона, они друзья, и, черт, это круто, что твой товарищ может теперь быть просто собой, не скрываясь, и... И он точно не понимает, почему при мысли об этом так странно пощипывает губы и кончики пальцев самопроизвольно поджимаются.

– Он очень устал, знаешь ли. Поверь, это нелегко. Просто поехал домой. Слушай, Дэниэл, мы никогда не говорили об этом, но ты не мог не замечать...

– Чарли, не надо! – Дэн выкрикивает эту фразу иррационально громко, так, что на них начинают оборачиваться. Он продолжает, чуть сбавив громкость: – я знаю, что вы друзья, но это только между ним и мной. Ладно?

– О чем речь, друг. Просто не тяни с этим, ладно? Я не о том, что может быть поздно, но кто знает. Сейчас, когда он открыт и свободен...

– Чарли, блять! – кулак врезается в столик с такой силой, что стопки подпрыгивают в воздух, дружно звякнув друг о друга, словно чокаются. – Не начинай. Мы не будем об этом говорить. Не сейчас. Вообще, я должен идти.

– Не сейчас? – хитрая усмешка и дружеский хлопок по плечу. – Ты же помнишь, где он живет?

– Нахер иди!!!!

“Мистер Хэйнс, к вам мистер Дэниэл Шарман”, – как-то взволнованно шелестит в трубку портье, и Колтон собирает все силы, чтобы выдохнуть в ответ: “Пропустите”. А у самого сердце колотится где-то в горле, а внутренний голос шепчет лишь одно: “Это ничего не значит, совсем ничего”.

Тихое журчание поднимающегося лифта сводит с ума. Это ничего не значит, ведь так? Он всего лишь проходил неподалеку, они слишком давно не виделись. И все же когда-то были друзьями. Почти друзьями. Чисто условно.

Блять.

Он распахивает дверь за мгновение до того, как Дэниэл успевает постучать. Распахивает ее и замирает на месте, потому что у Шармана форменный пиздец на голове – не тот, что обычно, а усиленный троекратно, и глаза – шальные, безумные, пьяные, невменяемые просто.

– Дэниэл...

– Ты не позвонил мне! – орет тот с порога и заталкивает Колтона назад в номер, захлопывает дверь. – Ты не позвонил и не сказал. И что я должен был думать, что у тебя появился, наконец, кто-то, с кем ты захотел открыто быть вместе? Блять, Колтон! Нахуй ты мне мозги так ебешь?!

– Дэн...

Он лишь успевает выдохнуть всего один только раз, большего Шарман не позволяет, сгребает в кулак рубашку на груди так, что половина пуговиц сыплется на пол, притягивает к себе. Глаза к глазам, губы к губам. И тело пронзает разрядом электричества, когда пальцы обхватывают ладонь, а другая рука опускается на затылок.

“Ты мой, понимаешь? Ты только мой”, – они накурились тогда, как сволочи просто, и на утро не помнили половины из того, что говорили, но на губах вместе со сладковатым привкусом травки остался и другой вкус – терпкий с кислинкой. Вкус, о котором ни один из них так и не заговорил.

– Скажи, просто скажи, что нет никого, – шепчет Дэниэл, не прекращая вылизывать его рот, он задыхается, тает, плавится от того, как близко его тело, как громко стучит его сердце, как сладко он выдыхает в ответ на поцелуи. – Просто, блять, скажи, что у тебя никто не появился. Пожалуйста, Колтон.

Стаскивает пиджак и рубашку через голову, обрывая последние пуговицы, прижимается губами к груди, а потом опускается на колени, скользя языком по таким красивым линиям тела, ныряя самым кончиком во впадинку пупка.

– Ты идиот, честное слово, – выдыхает Хэйнс сквозь сжатые зубы и откидывает голову назад, вцепившись руками в эти невозможные кудри.

“Кто же, кроме тебя, придурок? Кто же еще?”

Когда вымотанный до предела Колтон засыпает, уткнувшись губами куда-то в шею Дэна, за окном растекается рассвет бледно-лимонным заревом. Шарман смотрит на него, трогая длинными пальцами скулы, чуть касается подрагивающих ресниц. А потом берет с прикроватного столика телефон, быстро делает селфи со спящим у него на плече парнем и просто постит его в инстаграм. Постит и сразу же отключает телефон.

Наверное, когда они проснутся, весь интернет будет пестреть заголовками типа: “Еще один каминг-аут в “Волчонке!”, “Джефф Дэвис, ты вообще брал в этот сериал хоть одного натурала?!”.

Он закрывает глаза и слышит, как тихо и ровно дышит Колтон во сне. Интересно, что он скажет, когда проснется?

====== 70. Айзек/Кори ======

Комментарий к 70. Айзек/Кори https://pp.vk.me/c628731/v628731561/52923/N5lBj4sSsqw.jpg

https://pp.vk.me/c628731/v628731644/58dcb/tqQ_mhWFXcU.jpg

Айзек не понимает его, правда. Кори таскается за ним, как собачка ручная и смотрит своими темными влажными глазами куда-то в самую душу. Он везде – таращится грустно в спину на уроках (почти половина из которых как раз общие), попадается под ноги в коридорах, вздыхает за соседним столиком в кафетерии, черт, умудряется даже выбить себе соседний шкафчик в раздевалке и следующий по порядку номер в команде по лакроссу.

Какой-то, блять, цирк, не иначе.

“Ничего не будет”, – говорит он ему каждый день. Кори не прекращает.

“Мейсон вернется, и ты успокоишься”, – добавляет он чуть менее уверенно, чувствуя, как отчего-то знобит от внимательного взгляда глаз цвета горького шоколада.

“Я не люблю тебя”, – усталый шепот, который робкий мальчишка не хочет и слышать.

Избегать его невозможно, разговаривать с ним – хуже пытки, потому что Кори (он никак не запомнит фамилию) заглядывает буквально в рот и ловит каждое слово. Может быть, забрать его домой и научить приносить тапочки? Айзека тошнит на самом деле от подобных мыслей. Он же не какой-то там сноб типа Уиттмора, он просто... просто не может.

– Давай я понесу твою сумку, Айзек?

Лейхи глядит на это чудо сверху-вниз. Он мелкий, и до плеча не достает, лупоглазый с чуть оттопыренными ушами. Теребит свой рюкзак за лямку и улыбается так нежно и предано, что становится тошно.

– Кори, я не девчонка, за мной не надо ухаживать. И я в состоянии сам нести свой рюкзак. Послушай, я не думаю, что нам по пути, и не думаю, что это когда-нибудь изменится. Осознай, хорошо?

Мальчишка моргает и, кажется, еще немного, и расплачется прямо здесь, перед всеми. У Айзека болит голова и чешутся пальцы. Плюнуть бы на все, обратиться и побегать по лесу, выпустив волка на волю.

– Айзек, постой, – Кори тянет за рукав свитера, и пальцы его странно переливаются, будто фосфорецируют. И очень сильно пахнет озоном. На самом деле, так легко забыть, что и он – не человек. Химера, хамелеон, перевертыш. Айзек постоянно забывает. Но Айзек всегда был малость рассеянным. – Ты не понимаешь? Он не вернется, я слышал разговор Стайлза и Лидии. Он не вернется уже никогда. Дай мне шанс.

– Не понимаю, о чем ты, да и мне все равно, – Лейхи стряхивает с себя руку и уходит, думая о том, чтобы сказать Лиаму осадить пацаненка. Все же он достался им “в наследство” именно от его беглого дружка.

– Джексон уже не приедет, – эхом разносится по школьным коридорам, а до Лейхи никак не дойдет, при чем здесь он, и почему так липко в груди.

После тренировки (с которой Кори в кои-то веки сбежал раньше других) Айзек долго переодевается, думая о чем-то так напряженно, что в голове остается лишь звенящая тишина, а осколки мыслей будто смывает приливной волной, унесшей все подчистую. Это не так и важно, все, что происходит, сейчас он просто примет душ и отправится домой. Домой, где стены совсем не давят. Домой, где он ни по кому не скучает.

Не было же ничего. А потому и сожалеть не о ком, как не о ком и скучать.

Вода льется сверху, и он закрывает глаза, подставляя лицо прохладным струям, ведет рукой по плечам, по груди, а потом вытряхивает немного геля для душа на ладонь. И сильный запах озона вновь щекочет ноздри. На самом деле, Лейхи не успевает даже подумать о чем-то, он лишь открывает глаза и видит, как на фоне мокрой стены проявляется человеческий силуэт. Как будто мираж в пустыне обретает вдруг плоть.