Текст книги "Орёл, несущий копьё (СИ)"

Автор книги: Lutea

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 31 страниц)

– Ах ты… – прорычал Освальд, медленно тянясь к подушке. – Сукин ты сын…

Экспеллиармус был мгновенный и невербальный – палочка отца прыгнула Адлеру в руку.

– Силенцио. По-моему, вы уже достаточно оскорбили мою мать, – заметил Адлер серьёзно. – К ней, в отличие от вас, я испытываю определённое уважение, поэтому дальше бесчестить её не позволю, – он направил свою палочку на замерших на кровати. – Соберите вещи и уходите, фройляйн.

Девушка по-прежнему не шевелилась, сжавшись за спиной любовника и пытаясь прикрыться. Не намереваясь ждать, Адлер движением палочки сдёрнул простыню на пол, и девица, слишком уж крепко за неё державшаяся, дёрнулась следом и оказалась распластанной на кровати, сверкая обнажённым телом. Теперь уже поняв, что шуток не будет, она поспешно вскочила и, прикрываясь руками, залитая жгучим румянцем, подхватила из кресла свои тряпки и вылетела из комнаты быстрее снитча на поле.

Проводив её взглядом, Адлер повернулся к отцу, которого по-прежнему держал под прицелом. Тот шумно дышал, раздувая ноздри, и дико пучил глаза, явно желая сказать сыну многое, но заклятие ему не позволяло.

– А что до вас, презренное животное… Империо! – пышущий злобой взгляд остекленел. – Убирайтесь прочь. Найдите канаву и сдохните там или же ввяжитесь в дуэль в подпольном клубе – мне всё равно. Но чтобы ноги больше вашей не было в моём доме.

Освальд отупело кивнул и стал собираться.

Когда Адлер вошёл в гостиную, Влад сидел в кресле, сцепив в замок руки, и отрешённо глядел перед собой. Чемодан с зельями и ингредиентами словно преданный пёс стоял у его ног.

– Мой отец уехал, – сообщил Адлер, садясь напротив и беря со столика чашку и наливая себе кофе. – Теперь мы одни в доме.

Влад неуютно поёрзал в кресле.

– Как ты можешь?.. – начал было он, но заметил взгляд собеседника. – Нет, прости, ничего.

Пожав плечами, Адлер позволил пройти незамеченным обвинению, едва не сорвавшемуся с губ Штайнера. К собственному благу, Влад вовремя остановился – он действительно научился и принял положение вещей.

– Полагаю, тебе следует заняться письмом, – напомнил Адлер.

– Я уже написал его, – быстро ответил Влад. – Твой эльф сказал, что доставит.

Подобная расторопность была похвальна, и Адлер благосклонно кивнул. «Именно такой мне и нужен адъютант, – с удовольствием подумал он. – Почтительный, преданный и исполнительный». Что же касается настоящих союзников…

– В каких отношениях твой отец с Константином Мелеховым?

– Они давно знакомы и, можно сказать, дружат.

– «Можно сказать»? – Адлер удивлённо вскинул бровь.

– Они оба не из тех людей, кто заводит друзей, – пояснил Влад, явно подбирая слова. – Однако их отношения не только рабочие и давно переросли просто приятельские. Это долгая и унылая семейная история, и не думаю, что тебе будет интересно…

– Расскажи, – попросил Адлер, откидываясь на спинку кресла и грея руки о кружку. После всех происшествий этого дня, после сражения и указания отцу его истинного места юноше просто хотелось послушать чей-нибудь рассказ.

Влад замялся на миг, но проговорил:

– Как угодно, – и начал: – Как тебе известно, моя мать была маглорождённой. Мария Ровинская – она родом из мест, что некогда назывались Западными губерниями Российской империи. В войну её родители были партизанами и помогали переправлять людей на восток; я никогда их не знал, но матушка всегда отзывалась о них с теплом и гордостью.

И всё же они были маглы – поэтому так поразились, когда у их дочери, родившейся в середине войны, очень рано стали проявляться неординарные способности, какие обычно бывают у маленьких магов. На удачу, министерский Отдел по работе с немагическим сообществом вовремя нашёл их и всё объяснил, после чего предложил участие в благотворительной программе, которая проводилась в те годы: детей с магическими способностями, рождённых маглами, брали к себе на воспитание волшебники – они немного легче перенесли невзгоды войны и готовы были помогать маглам, – Влад украдкой усмехнулся. – Возможно, это отчасти была заслуга твоего прадеда – русские волшебники пошли от обратного.

После войны у семьи не осталось ничего, как говорится, ни кола ни двора, – произнёс он по-русски. – Они только начали к этому времени вставать на ноги и воспитывать ребёнка в нищете не хотели, поэтому мои бабушка и дедушка согласились и отдали свою трёхгодовалую дочь волшебникам.

– Полагаю, это было очень тяжёлое решение, – негромко заметил Адлер.

– Полагаю, да, – кивнул Влад. Говоря о семье, он изменился: больше не сутулился, а расправил плечи, вечное выражение фатализма исчезло из его глаз, уступив место спокойствию и гордости. Теперь он действительно был сыном своего отца. – Так сложилось, что моя мать попала на воспитание в семью богатых аристократов Мелеховых, которые на войне ухитрились остаться нейтральными, а теперь с охотой поддерживали настроения, говорящие о необходимости сотрудничества между волшебниками и нет.

– Значит, вот откуда давнее знакомство твоего отца с Мелеховым, – протянул Адлер. – Твоя мать была его воспитанницей.

– Именно так. Дочь Мелехова была её ровесницей, и всем было выгодно, чтобы девочки между собой поладили: богатая чистокровная и бедная маглорождённая – чем не идеальное олицетворение нового курса? И они в самом деле подружились и оставались близки до последнего дня; когда же пришло время, они обе поступили в Колдовстворец, где и получили образование. У моей матери обнаружился чрезвычайный талант к зельеварению, который она развивала и даже выиграла несколько раз подряд чемпионат Европы по зельеварению, – Влад легко улыбнулся. – Во время последнего на её выпускном курсе они с отцом и познакомились.

– Разве он тоже зельевар?

– Нет, он прикасался к котлу разве что на занятиях во время обучения в Дурмстранге. Просто в тот год так совпало, что чемпионаты и по зельеварению, и по магическим дуэлям проходили на Буяне – там они и встретились. Уже тогда, в школе, отец конфликтовал с отцом Георга и Макса, и это, кажется, отчасти поспособствовало знакомству моих родителей – не знаю точно, они никогда подробно мне эту историю не рассказывали. Так или иначе, после окончания школ они встретились вновь, и отец попросил руки моей мамы у Мелехова.

– Почему у него? – спросил Адлер. – Всё-таки он не родной ей отец.

– Мои дед и бабка умерли к этому времени – война слишком сильно подорвала их здоровье, – Влад грустно вздохнул. – Отчасти поэтому мама захотела стать целителем. С её способностями это не было проблемой, и после свадьбы и переезда в Берлин она стала работать в госпитале… и умерла на посту.

Он опустил голову, вновь сгорбился – от этой позы веяло такой печалью, что даже Адлеру сделалось неуютно. Сочувствовать он никогда не умел – не научили, – поэтому спросил, переводя тему:

– Значит, ваша и Мелехова семьи близки?

– Пожалуй, – откликнулся Влад, приподнимая голову. – В детстве Константин Аркадьевич был для меня, как дедушка, ведь оба моих кровных деда умерли задолго до моего появления на свет: один – от болезни, другой – от Авады в бою, когда пытался прийти на помощь своему поверженному Альбусом Дамблдором предводителю… – он помолчал, а затем вдруг сказал, по-прежнему глядя в пол: – Смерти сплачивают, Адлер, зачастую причём больше, чем жизнь. Могила моей матери окончательно связала отца и Константина Аркадьевича. Могила Якова связала кровавой лентой Семёрку.

– Ты прав, – тихо произнёс Адлер, прикрыв глаза. – Ты абсолютно прав.

После он долго играл, собираясь с мыслями. Герр Штайнер спустя буквально час прислал ответ, что будет ждать юношей завтра в своём доме – выбрал своё поле, неудивительно. Влад был этому, кажется, рад; после прочтения письма он повеселел и умиротворённо слушал музыку, разглядывая немногочисленные висевшие на стенах гостиной картины.

– Удивительные краски, – произнёс он в перерыве между композициями, глядя на одно из полотен. – Интересно, что это за место, с которого картина была написана?

– Годрикова Впадина, – отозвался Адлер, листая ноты, ища то, что хотел бы сыграть. – Деревня в Британии, где живёт немало волшебников; там обитает и некоторая моя родня.

– Да, действительно… Ведь Батильда Бэгшот, известный историк магии, приходится двоюродной бабкой твоему прадеду, если мне не изменяет память.

– Да, это так.

– Интересно, жива ли она ещё? – протянул Влад задумчиво, почти мечтательно. – Ей ведь давно за сто пятьдесят; она видела целый век и половину прошлого, знала стольких известных людей…

– И точно, – Адлер крутанулся на стуле, разворачиваясь от инструмента к нему. – Давай отправимся?

Влад удивлённо поглядел на него.

– Ты серьёзно?

– Предельно, – заявил Адлер, поднимаясь и закрывая крышку фортепиано. – Встреча с твоим отцом только завтра, а сегодня на вечер у нас занятия нет. Почему бы не проведать мою прапрапрабабушку и не посмотреть заодно Годрикову Впадину – знаковое ведь место в истории.

– Если ты хочешь… – проговорил Влад неуверенно, но встал тоже.

Они трансгрессировали на старое кладбище – Адлер не выбирал специально, просто так вышло. Сейчас, ближе к вечеру, оно было безлюдным, только в небольшой каменной церквушке горел свет. Пройдя мимо могил к калитке, юноши вышли сразу на главную площадь, посреди которой высился обелиск.

Остановившись, Адлер с интересом покрутил головой по сторонам. Вокруг царил особый деревенский уют: маленькие домики, семейные лавки, основательное на вид здание паба, откуда доносились весёлая музыка и смех.

– Так вот, значит, какие они.

– О чём ты?

Влад молча указал в сторону обелиска. Присмотревшись, сделав несколько шагов ближе, Адлер понял, что он имел в виду. При приближении обелиск преобразился в скульптуру, изображавшую мужчину в очках, длинноволосую женщину и младенца. «Лили и Джеймс Поттеры и их сын Гарри, – Адлер вгляделся в лица увековеченных в камне людей. – Те, кто остановил Тёмного Лорда в прошлый раз… Спасибо вам, что отсрочили приход его власти, дав мне время вырасти и возмужать; теперь его окончательно упокоит моё Общее благо».

– Интересно, где фрау Бэгшот живёт? – негромко проговорил Влад, разглядывая выходившие на площадь дома. Однако чутьё подсказывало Адлеру, что искать женщину стоит в глубине деревни. «Сами мы долго провозимся», – прикинул он и, взяв Влада за локоть, потянул в сторону паба «Львиное сердце».

Там гудел народ и играла задорная музыка, под которую деревенские парни лихо отплясывали с местными красавицами и не только. Атмосфера была что надо для субботнего вечера, и Адлер улыбнулся – давно ему не приходилось бывать в месте, где столько искреннего веселья, где нет фальши и вымученных светских улыбок. Как же везёт этим людям – они могут быть просто собой!

Когда юноши подошли к стойке, бармен без вопросов наполнил и поставил перед ними по кружке пива. Пригубив, Адлер заметил:

– Много у вас народу.

– Не жалуемся, – бодро откликнулся бармен. – У нас вся деревня собирается.

– О, так, стало быть, вы всех хорошо знаете, – Адлер чуть нагнулся над стойкой к мужчине, чтобы не приходилось кричать. – Не скажете, где живёт Батильда Бэгшот?

– Старуха Батти? – бармен явно удивился. – Зачем она вам?

– Пишем статью по истории, – Адлер указал на себя и Влада, внимательно слушавшего разговор, но не порывавшегося принять в нём участие. – А она – большой специалист.

– Статья по истории, значит, – проговорил бармен тоном, словно ему всё сразу стало понятно. – Вы немец, судя по выговору… – он придвинулся ближе и заговорщицки понизил голос. – Дурмстранг?

– Последний курс, – кивнул Адлер; похоже, его расчёт оказался верным.

– А нам рассказывают, будто у вас одним только Тёмным искусствам учат, – усмехнулся бармен и посоветовал: – Значит, как от нас выйдете, сверните налево и пройдите по главной улице; на втором перекрёстке направо, пятый дом по левой стороне.

– Спасибо, – поблагодарил Адлер и отдал деньги за пиво (расплатился он сиклями, бармен буднично смахнул в кассу волшебное серебро).

Быстро сделав ещё пару глотков, юноши вышли на улицу (местные девушки попытались их задержать и увлечь в круг, Адлер со смехом отговорился) и направились в указанную сторону. Деревушка была небольшая, и достигли места назначения они скоро. Здесь, на боковой улице, было куда тише, чем на центральной площади, и безлюдно; в доме, перед которым путники остановились, свет горел в одном единственном окошке.

– Кажется, не спит, – больше для себя заметил Адлер и отворил скрипящую калитку. Они прошли через сад, неухоженный и заросший сорной травой, и постучали в дверь.

Отворили не сразу. Вначале стояла тишина, вслед за которой в доме раздались тяжёлые, шаркающие шаги; наконец, щёлкнул замок, и дверь слегка приоткрылась.

– Добрый вечер, мадам Бэгшот, – вежливо начал Адлер. – Мы…

Дверь распахнулась шире, и из дома выступила старуха, такая древняя и усталая, каких ему ещё не доводилось видеть. Низкая и сгорбленная, она почти запрокинула голову, чтобы заглянуть ему в лицо своими поблекшими глазами.

– Мой мальчик… – проговорила она – чувствовалось, что слова давались ей нелегко. – Ты вернулся…

– Мадам Бэгшот, я не Геллерт, – попробовал объяснить юноша, понимая её ошибку. – Меня зовут Адлер, и я являюсь…

Он запнулся, когда Батильда, шагнув ещё ближе, обняла его, прижалась лицом к его груди. Не зная, что делать, сбитый с толку и раздражённый этим, Адлер покосился на спутника; Влад понял этот взгляд и быстро сказал:

– Мадам Бэгшот, быть может, зайдём в дом? Похолодало, а вам не стоит быть на ветру.

– Да, да, – пробормотала Батильда, отстраняясь от Адлера. От неё пахло пылью и старостью – неприятная смесь, предвестник заката.

– Позвольте помочь вам, – он взял старуху под локоть и осторожно завёл в дом; вошедший следом Влад плотно прикрыл дверь.

– Идём в комнату, к камину, – сказала Батильда, волоча ноги, тяжело опираясь на руку юноши. – Ужасная погода, близко зима…

Адлер помог ей усесться в линялое кресло и отступил на шаг.

– Ну что ты, садись, – она мотнула головой в сторону софы с провисшей серединой. – А твой друг пусть сделает чай. Я сама вряд ли теперь смогу – так трясутся руки.

– Ничего, сударыня, я всё сделаю, – мягко заверил её Влад и вышел в поисках кухни и чайника.

Батильда хмыкнула.

– «Сударыня», ты подумай. Давно меня так никто не называл… – она повернулась к Адлеру, ждавшему. – Прости старуху, мальчик. Когда от жизни остаются одни только воспоминания, начинаешь видеть их на каждом шагу.

– Понимаю, – отозвался Адлер и, не удержавшись, спросил: – Я и вправду похож на него?

Она пригляделась, подслеповато сощурив глаза.

– Не слишком-то сильно, – вынесла, наконец, свой вердикт. – Но схожесть есть, особенно взгляд – смотришь так же, хотя у моего Геллерта глаза были голубые… как у матери, – Батильда помолчала чуть-чуть. – Так кем ты, говоришь, мне приходишься?

– Геллерт был моим прадедом. Вы, соответственно…

– Много раз «пра» бабка, – перебила его старуха. – Ну хорошо, пусть так… Хотя, странно, что ваша семья вдруг обо мне вспомнила.

– Вспомнила не семья, а я, – вернулся Влад с подносом и остановился у шаткого столика, принявшись выставляясь с него чашки на блюдцах, уже полные чая. – Из всей семьи меня одного можно назвать в полной мере наследником Геллерта Гриндевальда.

– Что ж… – Батильда вдруг хрипло закашлялась, и Адлер поспешил сотворить стакан и наполнить его водой. – Спасибо, – выдавила она, сделав пару глотков. – Ты, стало быть, разделяешь и идеи Геллерта?

– Да, – подтвердил Адлер, решительно встречая её взгляд.

Долгую минуту Батильда с жадностью вглядывалась в его глаза, словно старалась за такое краткое время узнать о нём всё. Затем, проморгавшись, повернула голову к Владу.

– А ты?..

– Владислав Штайнер, – он улыбнулся и подал ей чашку. – Рад знакомству с вами, мадам Бэгшот.

Батильда отрывисто кивнула и подрагивающими руками поднесла ко рту кружку. Подав чашку и Адлеру, Влад, миг поколебавшись, сел рядом с ним на софу; они оба молчали, ожидая, что скажет старая женщина, внимательно за ними следящая.

– Друзья?

– Товарищи, – ответил Адлер. – Мы бьёмся бок о бок, – Влад кивнул, подтверждая его слова.

Повисла пауза, на этот раз долгая. Все трое пили чай, и пока было затишье, Адлер стал разглядывать убранство комнаты; всё было скромно, но опрятно, большую часть поверхностей занимали книги, и лишь на комоде у дальней стены стояли колдографии в потускневших от времени серебряных рамках. Заинтересовавшись, Адлер отставил чашку и подошёл ближе.

В выставленной перед прочими рамке был снимок, с которого на Адлера с ленивой улыбкой глядел красивый юноша с золотистыми волосами и сверкающими, полными огня глазами. Дед в своё время уничтожил все колдографии Геллерта, которые были в поместье, всё, что было связано с ним, так что Адлер впервые видел, как выглядел в юности его прадед. «И правда, лишь немного похожи», – про себя заметил Адлер, с трудом подавляя желание взять рамку в руки.

Неожиданно хлопнула входная дверь.

– Батти, ты здесь? – донёсся из прихожей вкрадчивый голос. – Это Рита, я пришла, чтобы мы продолжили… – женщина вошла в гостиную и застыла, выпучив глаза на юношей.

Что-то с первого взгляда не понравилось Адлеру в её лице, крокодильей сумочке, из которой торчал кончик ядовито-зелёного пера, очках с дешёвыми стразами. Он направил на гостью палочку.

– Кто вы?

Женщина не ответила. Её взгляд, вгрызавшийся в лицо Адлера с поистине нечеловеческой интенсивностью, скользнул к колдографиям в рамках, к снимку молодого Геллерта.

– Не может быть! – ахнула она, глаза загорелись жадностью. – Но точно, вы, молодой человек, – потомок Гриндевальда!..

– С кем имею честь? – процедил Адлер, заводясь. Влад с беспокойством покосился в его сторону.

– Рита Скитер, репортёр «Ежедневного пророка», – ведьма улыбнулась, как она, видно, считала, обаятельно. На деле же вышло мерзко. – Батильда рассказывает мне об Альбусе Дамблдоре и, так уж вышло, о вашем предке, юноша…

Она не успела договорить – так с открытым ртом и упала, сражённая невербальным оглушающим.

– Неприятная женщина, – проговорила Батильда, глядя на Скитер из-под полуопущенных век. – Но тебе не стоило обходиться с ней так резко.

– Ничего, – отмахнулся он. – Научим её больше вам не докучать.

– Я изменю ей память и отправлю восвояси, – сказал Влад, быстро вставая. – Позволишь?

Адлер посмотрел на него, слегка сузив глаза, – да, он прекрасно понял, чего опасался товарищ, что хотел предотвратить. Но всё же кивнул, и Влад поспешно поднял обмякшее тело репортёрши в воздух левитацией и вынес в прихожую.

– Всё ходила тут, – пробормотала со своего места Батильда. – Поговорила со всей деревней… Выспрашивала меня о вашей с Альбусом дружбе.

– Дружбы Геллерта с Альбусом, – поправил её Адлер.

– Я и говорю: вашей дружбы, – старуха нахмурилась, отчего ещё больше морщин собралось на её лбу. – Ты опять пошутить решил, Геллерт?

Устало прикрыв глаза, Адлер вздохнул.

– Нет, бабушка, – спокойно произнёс он.

– То-то же, – проворчала Батильда, глядя куда-то мимо него. – Я ведь уже старая, такая старая… – она продолжила шамкать ртом, не издавая звуков; из уголка губ по подбородку потекла дорожка слюны.

«Старость ужасна, – подумал Адлер с отвращением. – Самых сильных она обращает в беспомощных и лучшие умы гасит». Пора было уходить из этого печального дома.

– Бабушка? – окликнул он.

– А?

– Могу я взять пару колдографий?

– Какие хочешь, мой мальчик, – проговорила в ответ старуха.

Вернувшись к комоду, он выбрал несколько снимков Геллерта. Чуть поколебавшись, взял и тот, где прадед был рядом со своим тогда ещё другом – Альбусом Дамблдором.

– Мне пора, бабушка, – произнёс он, слегка повысив голос. – Прощайте.

Батильда не ответила, казалось, даже не слышала его.

Влад ждал на улице, в тени большого дуба, с которого облетели уже практически все листья. Риты Скитер подле него не было.

– Своё любопытство я удовлетворил, теперь можем вернуться и выспаться перед завтрашней встречей.

– Да, да, конечно, – в голосе Влада вновь сквозила нервозность. Это настораживало.

– В чём дело? – прямо спросил Адлер, когда они вышли за калитку.

Отведя взгляд, Влад достал из кармана небольшой флакон с прозрачной жидкостью.

– Три капли в чай, – проговорил он. – Это снадобье подарит ей вечный сон.

Адлер остановился, поражённо глядя на спутника.

– Влад, ты ли это?..

– Я, – очень тихо и грустно ответил Штайнер. – Я ведь тоже убийца, как ты и каждый в Семёрке. Эта смерть, по крайней мере, не будет сниться мне по ночам – она станет для фрау Бэгшот милосердным избавлением от такого печального существования.

«Сделал то, о чём я успел лишь мельком подумать… Влад вправду научился меня понимать». Адлер опустил руку ему на плечо и благодарно сжал.

Дом Штайнеров в Берлине следующим утром показался Адлеру местом очень строгим и правильным – под стать хозяину.

– Приношу извинения, герр Гриндевальд, – официальным тоном произнёс Александр Штайнер, принимавший сына и его товарища в своём кабинете, обложившись бумагами. – У нас в разгаре сложные переговоры с британцами, так что я могу уделить вам лишь полчаса.

– Тогда буду предельно краток, – кивнул Адлер и просто, без обиняков, изложил собеседнику свой замысел.

Влад выглядел откровенно удивлённым такой откровенностью. Его отец куда лучше контролировал себя.

– Значит, искра идеи теплится, – медленно произнёс он, не разрывая зрительного контакта.

– Идея – вещь живучая, – отозвался Адлер. – И кому как не мне нести эту?

– И кому как не моему сыну быть подле вас в этот час, – Александр посмотрел на Влада. С гордостью. – Вы верно всё рассчитали, герр Гриндевальд, или же вам попросту благоволит Фортуна. Я готов помочь вам объединить волшебное сообщество.

Адлер едва удержался от того, чтобы довольно улыбнуться.

– Ваша поддержка крайне важна, – произнёс он и протянул Штайнеру руку. Тот её спокойно пожал. – Тогда мы сейчас оставим вас, но будем на связи, чтобы более предметно поговорить в лучшее время.

– Разумеется, – кивнул Александр и простился с ними.

– Что теперь? – спросил Влад, стоило двери кабинета закрыться за ними; он был полон жизни и сил, жажды действий.

– Вена, – ответил Адлер, на ходу доставляя блокнот. – Мы вновь собираем группу.

Время быть собой кончилось – пора было возвращаться к притворству.

========== Арка 3. Глава 9. Министерство ==========

Фамильный замок Винтерхальтеров был тих и умиротворён.

Удобно устроившись в кресле в гостиной, Георг лениво листал страницы зачитанного томика. «Разбойников» Шиллера он знал почти наизусть и сейчас искал любимые свои места, чтобы вновь пробежать глазами монологи. «Мы ведь тоже разбойники, если подумать, – заметил он себе, взглянув в окно. – Для официальной власти мы – злодеи, которых следует предать «справедливому суду». Но в то же время для других сил мы – герои, что борются за правое дело… Как странен этот мир, как всё в нём зыбко и неоднозначно». Дождь за окном, как и книга, настраивал на философский лад.

Негромкий стук каблуков по паркету заставил его повернуть голову.

– Доброе утро, матушка, – Георг поднялся, отложив книгу, прошёл навстречу матери и поцеловал её в щёку. – Хорошо ли вы спали?

– Вполне, – ответила Арабелла и вернулась вместе с сыном к креслам. – Как твой вчерашний разговор с отцом?

– В конечном итоге мы пришли к соглашению. Отец недоволен тем, что британцы обнаружили дом на побережье, но он уверен, что с нашей семьёй его никто не свяжет – особняк не значится ни в одном реестре; это и было, на самом-то деле, одной из причин, почему Максимилиан и Адлер решили устроить базу Семёрки именно там. Кроме того, как отец, я полагаю, вам говорил, накануне начались переговоры между официальными Берлином и Лондоном: британское Управление мракоборцев пытается выяснить, кто является хозяевами дома, на который они напали, а министру Диттнеру не пришлось по нраву, что эти господа без согласования проводят некие операции на территории Германии. Можно не сомневаться, что переговоры затянутся надолго и не принесут удовлетворения ни одной из сторон, особенно с учётом того, что британцы явно себя виноватыми не считают и практически требуют содействия, а герр Штайнер, ведущий дело от имени германского Министерства, не терпит, как известно, давления на свою страну.

Мать кивнула – конечно, они с отцом должны были обсуждать это прошлой ночью или с утра.

– Когда твой брат прибудет? – уточнила она.

– Сегодня после обеда. Он хотел держать ответ перед отцом лично и намеревался приехать накануне вместе со мной, – Георг прикрыл глаза и пожал плечами. – Но я убедил его задержаться в Вене. Для Максимилиана с учётом всего будет благом день в обществе супруги, а обсудить с отцом ситуацию могу и я сам.

– Мой мудрый сын, – матушка едва приметно улыбнулась. – Однажды ты будешь читать людей, словно раскрытые книги… Что ты читаешь сейчас? – она перевела взгляд на том.

– Перечитываю «Разбойников». Знаете, я каждый раз открываю для себя что-то новое; рождаются новые мысли, прежде не приходившие мне в голову.

– Тогда прочитай мне что-нибудь вслух, – попросила мать и изящно откинулась на мягкую спинку кресла.

Георг задумался ненадолго, а затем открыл первый акт.

– «У меня все права быть недовольным природой, и, клянусь честью, я воспользуюсь ими. Зачем не я первый вышел из материнского чрева? Зачем не единственный? Зачем природа взвалила на меня это бремя уродства? Именно на меня? Словно она обанкротилась перед моим рождением. Почему именно мне достался этот лапландский нос? Этот рот как у негра? Эти готтентотские глаза? В самом деле, мне кажется, что она у всех людских пород взяла самое мерзкое, смешала в кучу и испекла меня из такого теста. Ад и смерть! Кто дал ей право одарить его всем, всё отняв у меня? Разве может кто-нибудь задобрить её, ещё не родившись, или разобидеть, ещё не увидев света? Почему она так предвзято взялась за дело? Нет, нет! Я несправедлив к ней. Высадив нас, нагих и жалких, на берегу этого безграничного океана – жизни, она дала нам изобретательный ум. Плыви, кто может плыть, а неловкий – тони! Меня она ничем не снабдила в дорогу. Всё, чем бы я ни стал, будет делом моих рук. У всех одинаковые права на большое и малое. Притязание разбивается о притязание, стремление о стремление, мощь о мощь. Право на стороне победителя, а закон для нас – лишь пределы наших сил».

– Почему именно это? – негромко спросила мать; она внимательно наблюдала за ним из-под ресниц.

– Меня всегда отталкивал Франц – он словно бы воплощение наимерзейшего младшего сына, не уважающего отца и готового свести его в могилу, завидующего старшему брату, более одарённому природой и родительской любовью, чем он, желающего возлюбленную брата. И всё же последние несколько предложений этой части его монолога, если забыть о сути героя, что их произносит, всегда нравились мне. «Плыви, кто может плыть, а неловкий – тони!» – так ведь и работает жизнь, а уж политика – тем более. «Притязание разбивается о притязание, стремление о стремление, мощь о мощь» – мы, игроки, только тем и заняты, что крушим надежды и чаяния других. «Право на стороне победителя, а закон для нас – лишь пределы наших сил» – даже если взять борьбу, что развернулась в Европе сейчас: кто победит, тот и будет прав в конечном итоге, и не так важно, каким способом он этого добьётся, ведь цель оправдывает средства. Всё это так ясно и просто, но умно и особенно хорошо тем, что аккумулировано в одном монологе.

Но дальше лучше, – он перевернул страницу и продолжил читать: – «Мне столько врали про так называемую кровную любовь, что у иного честного дурака голова пошла бы кругом. «Это брат твой!» Переведём на язык рассудка: он вынут из той же печи, откуда вынули и тебя, а посему он для тебя… священен. Вдумайтесь в этот мудрейший силлогизм, в этот смехотворный вывод: от соседства тел к гармонии душ, от общего места рождения к общности чувств, от одинаковой пищи к одинаковым склонностям». Удивительная попытка очернить ценность кровных уз, выставить их чем-то навязанным и вовсе не нужным. Этот цинизм червя бесподобен!

Георг произносил слова с жаром, таким для него нетипичным. Увлёкшись возможностью высказаться не о политике, не о курсе дальнейших действий, но на отвлечённую тему, он не сразу заметил взгляд матери.

– Я знаю, что вы хотите спросить, – сказал он серьёзно. – Нет, ни разу в жизни я сам не думал в таком ключе. Как бы смешно и наивно это ни звучало после прочитанного, брат для меня в самом деле священен, как священен отец, как священны и вы. Если мы перестанем ценить друг друга и то, что нас связывает, мы потеряем всё.

– Я не сомневалась в этом, мой сын, – произнесла Арабелла со спокойной уверенностью. – И ты прав: отринув прочие ценности, за которые держатся обычные люди, мы не должны потерять связь внутри семьи, иначе всё, что мы возвели, обернётся прахом, – она сделала паузу, после чего продолжила: – Это я считаю нашим самым большим с Фридрихом достижением – то, что наши сыновья, хотя по сценарию, который так часто разыгрывается в жизни, должны бы соперничать, не имеют желания бороться между собой и оспаривать первенство в чём-либо, являются друг для друга опорой. Ведь придёт день, когда нас с вашим отцом не станет – и тогда никого ближе друг друга у вас с Максимилианом не будет. Да, у Максимилиана теперь своя семья, в недалёком, как я надеюсь, будущем появится ребёнок; однако вашу связь ничто не должно разрушить. Потому что разница поколений – не пустой звук; как бы ни были хороши наши отношения, понять до конца вас с братом мы с Фридрихом не сможем. Это не мешает любить и поддерживать, это порой мешает понимать. Так будет и у вас с вашими детьми, а я не сомневаюсь в том, что вы сможете их верно воспитать в любви и уважении к семье – и в узком, и в более широком смысле. Однако вам двоим всегда, а в будущем особенно, нужно будет знать, что есть плечо, на которое в случае нужды можно опереться, что есть палочка, готовая сокрушить любого врага, есть ум, который поможет в решении проблем.

Георг не стал говорить, что на сегодняшний день с большой долей вероятности исключает из собственных планов женитьбу; вместо этого он сказал:

– Брата я не предам никогда. Однако, – он чуть склонил голову набок и добавил с тенью язвительности: – вы так ничего и не сказали о супруге Максимилиана. Где в нашей системе координат она?

– На почётном месте спутницы твоего брата, Георг, – строго произнесла мать. – Не считаться с ней ты не должен. Впрочем, вы оба с Максимилианом должны помнить, что супруг не является кровным родственником. Так или иначе, кровь превыше всего.