Текст книги "Орёл, несущий копьё (СИ)"

Автор книги: Lutea

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 31 страниц)

– Удивлена, что ты играешь так рано, – Адлер невольно напрягся, когда раздался голос. Погрузившись в мысли он не слышал, как мать вошла и опустилась в одно из кресел; похоже, она ждала конца партии, чтобы заговорить.

– Я разбудил вас? – отзвук замолк, и он негромко начал новую мелодию. – А ведь, кажется, накладывал на дверь заглушающее.

– Нет, не разбудил. В нашем доме гости, и я хочу быть уверена, что их пребывание пройдёт идеально. Но почему не спишь сам?

– Матушка, мне вчера сообщили, что я женюсь. Волноваться по этому поводу и не спать нормально.

– А разве ты волнуешься?

– Пожалуй.

Мать помолчала, а затем сухо заметила:

– Не знаю, что у тебя на уме на самом деле, но на Катрин ты произвёл хорошее впечатление. Она, конечно, во многом ещё неразумный ребёнок, но уже сейчас тянется исключительно к тем, кто перспективен и что-то из себя представляет. Как она пришлась тебе?

– Милая девушка, – ответил Адлер. – Впрочем, разве моё и её мнение имеет значение, когда обо всём уже договорено?

И вновь повисла тягучая пауза. Он надеялся, что мать, наконец, уйдёт, исчерпав свой лимит общения с ним, но та вдруг сказала весьма серьёзно:

– Ты можешь не любить жену, но ты обязан её уважать, как, разумеется, и она тебя. В противном случае семья рухнет.

– Так вот, значит, как наша ещё держится… – саркастично протянул Адлер и закрыл клавиатуру. – Не беспокойтесь, матушка, я сделаю всё, как подобает, и не посрамлю честь рода.

Под всё тем же благовидным предлогом лёгкого мандража перед помолвкой он удалился в библиотеку, где провёл половину дня, обложившись старинными фолиантами о чарах, на деле же перечитывая «Графа Монте-Кристо». Отвлечься от романа и прикрыть его пергаментами пришлось, когда в дверь робко постучали.

– Вы не спустились на обед, – пояснила Катрин; у неё в руках был поднос, на котором стояли тарелка с ещё дымящимся рагу и кувшин. – Я решила принести его вам сюда.

– Благодарю за заботу, но, право, не стоило утруждать себя.

– Мне вовсе не трудно! – возразила девушка и, поставив поднос на свободный край стола, опустилась на стул. – Что вас так захватило, что вы не пришли?

– Как и всегда, мысли и книги, – он обвёл широким жестом извлечённые с полок тома. – Только они и могут отбить у меня аппетит.

– Я запомню, – пообещала Катрин. – Я постараюсь запомнить все ваши увлечения и поддерживать их.

– Как и я ваши, – рагу медленно стыло, и Адлер наложил соответствующие чары, чтобы предотвратить это. – После свадьбы у нас будет для этого целая жизнь.

Катрин вдруг вздрогнула, отвела взгляд и спешно отошла к стеллажам с книгами. Такой шанс упускать было нельзя; наполнив стакан водой, Адлер влил туда немного зелья, последний ингредиент в которое добавил ещё утром, и подошёл к девушке.

– Что вас тревожит? – мягко спросил он, протягивая ей стакан.

Приняв его, Катрин механически выпила, по-прежнему глядя в сторону.

– Я… немного боюсь, – очень тихо призналась она. – Всё это так неожиданно и ново… Всего три месяца назад я не знала забот, бегала с подругами по лугу возле Шармбатона за бабочками – а через несколько недель буду замужней дамой, через год, если даст бог, – матерью… Мне страшно, действительно страшно от таких быстрых перемен…

– Вам нечего бояться, – Адлер взял её руку и легко поцеловал. – Я никогда не причиню вам вреда.

Он смотрел ей в глаза – и видел, как они медленно застилаются поволокой. Зелье начало работать.

Вечером он играл для дам, а затем, оставив их листать семейные альбомы с колдографиями – вот же бессмысленное занятие, – отправился искать отца. Тот в кабинете перебирал какие-то бумаги и явно удивился, увидев в дверях сына.

– Что ты хотел? – резко спросил отец.

– Завтра у меня подписание брачного договора, а в воскресенье – помолвка, – Адлер подошёл и поставил перед ним бутылку дорогого огневиски. – Это стоит отметить.

Колебался Освальд совершенно недолго; он отрывисто кивнул и отложил бумаги, а Адлер наколдовал два стакана и разлил по ним напиток.

– За успех этого союза, – провозгласил Адлер. – Пусть наш род как можно больше выиграет от него.

– За успех, – поддержал отец, охотно приложившись к стакану. Адлер едва пригубил и незаметно очистил свой стакан невербальным Эванеско. – Ты ведь ничего не собрался испортить, сын, а? Эта девчонка – лучшая партия, которую можно найти.

– Какого же вы дурного, однако, обо мне мнения, – вздохнул Адлер, вновь наполняя стаканы. – Неужели считаете, что я не умею видеть выгоду?

– Всегда думал, что у тебя о ней какое-то своё представление, – всё повторилось, как в прошлом круге. – Взять хоть что ты учудил с выпуском…

– Всё ведь в итоге обернулось хорошо.

– Да, подумать только… Но я уже говорил: мне всё равно, что и как ты делаешь, пока это не бросает тень на имя Гриндевальдов, – он опрокинул в себя третий стакан. – Мы ещё долго не отмоемся до конца от славы моего сумасшедшего деда, так что не должны, по крайней мере, оставлять на семейной репутации новых пятен.

– Да, вы правы.

– Глава семьи всегда прав! – возвысил голос отец.

Огневиски кончался чересчур быстро; Адлер взмахнул под столом палочкой – и уровень жидкости в бутылке повысился.

– Да, хозяин дома прав всегда, – Освальд ткнул пальцем в сторону сына. – Убедись, что жена и дети это понимают. Если нет – заставь их понять!

Отец взял новый полный стакан и, откинувшись на спинку кресла, принялся подкручивать ус, буравя юношу пристальным взглядом.

– С тобой всегда было много мороки, – беззастенчиво сообщил он. – Таких ершистых чертят ещё поискать… Хорошо хоть теперь набрался ума.

– Многое переосмысливаешь с годами, – Адлер прикрыл глаза, убеждая себя убрать палочку; за стуком крови в ушах он слышал глотки.

– И молодец, что осмысливаешь! Дети должны быть почтительными и делать, что им скажут… – он громко икнул. – Да ладно, скоро сам всё поймёшь. Вот будет у тебя ребёнок – почувствуешь на своей шкуре, каково это… Только спуску не давай с самого начала, а то вырастет чёрти что!

– Непременно, – уверил его Адлер, со всё большим трудом удерживая подобающее выражение лица.

– А может, надо было тебя муштровать, как делали с мальчишками раньше, – не был бы тогда таким своевольным, поди? – продолжал говорить отец, уже не обращая на него особого внимания. – Хотя, с дедом вот не помогло – даром что прадед, я слышал, ему спуску не давал, всё равно вон кем стал… А-а, к чёрту. Я своё дело сделал, да и тебе уже семнадцать есть, так что со своей жизнью разбирайся сам. Только семью позорить не смей!

– Не опозорю, – твёрдо произнёс Адлер. – Всем докажу, что я достоин своего имени.

Он поднялся и вышел, оставив отца наедине с огневиски, – тот был уже в требуемом для реализации плана состоянии, а задерживаться рядом с ним дольше, чем оно требовалось, Адлер не имел желания.

Макс своего отца считал полубогом – он не говорил этого, но Адлер видел его взгляд. Влад со своим мог яро спорить, мог разругаться в пух и прах – но продолжал искренне и непоколебимо его уважать. Адлер же своего попросту презирал.

Уже поворачивая за угол, он успел заметить, как в приоткрытую дверь кабинета проскользнула какая-то тень.

Скандал, разразившийся на следующий день, был беспрецедентен по своим масштабам – такого взрыва в поместье Гриндевальдов не случалось лет пятьдесят так точно.

Невеста Адлера была обнаружена в постели его отца.

Освальд мялся, морщился от похмельной боли в голове и пытался объяснить разгневанной супруге, что не понимает, как это всё произошло. Катрин плакала и клялась, что любит его с того самого момента, как впервые увидела, что не могла отдать себя никому, кроме него. Её пыталась унять Хильда, а Эльза громко кричала, что надо позвать целителя – пусть проверит, не находится ли девушка под каким-то внушением. Но даже если его и вызовут, целитель ничего не обнаружит – факт применения этого зелья было не выявить никакими методами, Влад за это ручался.

Ну а пока в доме творился хаос, который усиливался по мере приближения времени прибытия герра и фрау Штибер, Адлер заперся в малой гостиной и раз за разом играл «Воздух» Баха.

Пожалуй, завтра он уже сможет забыть обо всех этих глупостях и вернуться к делам.

========== Арка 2. Глава 4. Вена ==========

Вена… Бесспорно, это был один из любимейших городов Макса, если не самый. Ему нравился Люцерн – тихое место на берегу пронзительно синего озера в объятиях Альп, нравился Рим с его Пантеоном и гордыми остатками былого имперского величия, нравился Берлин – чинный и статный, центр и средоточие власти в Европе… и всё же они не шли ни в какое сравнение с Веной. Аристократичная и строгая, в то же время романтичная и волшебная, австрийская столица казалась чем-то слишком прекрасным, чтобы существовать в этом мире.

Но она действительно существовала – в этот самый момент Макс вдыхал её аромат, глядя из уличного кафе на величественный Штефансдом. Как и обычно, часть собора была в лесах – рабочие счищали налёт с известняка; передний фасад, с которым они уже поработали, теперь сиял в лучах солнца, но высокая южная башня и стена, к которой она прилегала, всё ещё были тёмными. «Удивительно, как светлое и тёмное может органично сочетаться, – думал Макс, чуть щурясь, глядя на окно-розу, от которого отражались яркие солнечные лучи. – И именно это сочетание, эта их вечная борьба за место делает произведение искусства совершенным… Был бы он чисто светлым или чисто тёмным, наверняка бы потерял часть своего очарования».

Через столик от него два чудаковатых на вид волшебника – щеголевато одетый юноша с карманными часами на золотой цепочке и старик-индус с белоснежной бородой и в традиционном тюрбане дастаре – возбуждённо обсуждали сакральный смысл орнаментов внутри собора. Ещё дальше завтракала разновозрастная компания чародеев в строгих мантиях с австрийским гербом – коронованным одноглавым орлом на левой стороне груди; то были министерские чиновники, встретившиеся до службы, чтобы обменяться последними новостями.

– Ваш кофе, – невысокий юноша едва ли намного старше самого Макса опустил на стол перед ним чашку с кофе и несколько аккуратно сложенных газет. – Желаете ещё что-нибудь?

Макс покачал головой и жестом отпустил официанта, после чего развернул лежавшую сверху газету.

Это заведение всегда нравилось ему расположением, обслуживанием и особенно – хорошим кофе. Скрытое от глаз маглов – удивительные слепцы, сотнями проходят мимо, даже не чувствуя рядом пространственную аномалию, – оно имело весьма определённую публику: большинство не могло позволить себе заказать здесь хотя бы даже стакан воды. Посещение подобных мест было одной из привилегий тех, кто был по роду и положению в обществе выше прочих; Петар, конечно, предпочитал заведения попроще, обосновывая это нежеланием сидеть в «снобских местах», и напарники неизменно завтракали отдельно, потому что Макс ни ради Петара, ни даже ради конспирации не собирался отказывать себе в таких вот небольших удовольствиях.

Впрочем, на конспирацию он не так уж и плевал: им стоило по возможности сохранить своё пребывание в городе в тайне, поэтому им с Петаром пришлось для жилья снять старую мансарду почти на самой окраине магического района, хотя и в этом городе у Винтерхальтеров был дом. Прежде он принадлежал бездетной тётке его отца, и Макс знал, что рано или поздно этот дом отойдёт ему.

«Светские хроники», всё ещё ахавшие вокруг скандально расстроенной свадьбы Адлера Гриндевальда и Катрин Штибер, он отложил сразу же – его не заботило, каким образом Адлер решал собственные проблемы, хотя находчивость товарища, выливавшаяся зачастую в дерзкие и острые ходы, ему импонировала. Статью на передовице «Политического вестника» он просмотрел по диагонали – уже от отца знал, что чистокровные Венгрии практически единогласно присоединились к «Маршу». «Новости Вены» обсуждали всё понемногу: «политические дрязги» в Германии, общественные проекты, поступившие на рассмотрение в Министерство, предстоящий последний летний бал, скорое открытие сезона в опере и прочие мелочи, бывшие неотъемлемой частью жизни этого города. В общем, пресса ничем интересным не порадовала, и Макс, допив кофе, оставил деньги и, пройдя через здание кафе, вышел в магическом районе.

Отовсюду нёсся аромат свежей выпечки, за которой уже выстроились длинные очереди. В одной из таких и стоял, возвышаясь над окружением, Петар, огромный, лохматый, уже с неделю небритый – эта картина невольно напомнила Максу одну из самых распространённых баек о России: про медведей на улицах. А если учесть анимагическую форму Маркова…

Подойдя ближе, Макс тронул его за плечо, привлекая внимание. Петар немедленно обернулся; несколько секунд он без узнавания глядел на напарника, а затем хмыкнул:

– Ах, это ты. Всё не привыкну, что ты на себя чары изменения внешности наводишь.

– Разве изменения вышли такие сильные?

– Не особенно. Да и всё равно выражение лица тебя выдаёт.

Макс не стал уточнять, что он имел в виду. Лёгкие чары изменения внешности перед каждым выходом из дома тоже были частью конспирации – в Вене он бывал достаточно часто для того, чтобы в ряде мест его лицо было узнаваемо.

Они молчали, пока не вышли из булочной и не двинулись к центру района. В некоторых местах пройти было затруднительно – на и без того узкие улицы из расположенных на них лавок были выставлены товары: котлы, клетки с шумящими совами, манекены у входов в ателье и многое прочее, возле чего ежеминутно кто-нибудь останавливался, чтобы поглазеть. Макса это нервировало, и он старался как можно быстрее выбраться из толпы – Петар едва поспевал за ним. Но вот, наконец, впереди наметился просвет, и юноши, протиснувшись мимо двух толстых колдуний, споривших у витрины аптеки, оказались на Виктория-плац.

Эта площадь, бывшая самым сердцем магического района, была заложена в год победы над Гриндевальдом на том самом месте, где в годы его диктатуры стояло мрачное здание без имени или опознавательных табличек – все и без них знали, что именно здесь осуждались и приговаривались к смерти несогласные с идеей «Общего блага». Посреди площади высилась статуя – крылатая богиня Победы в развевающихся лёгких одежах, босая, прекрасная. Высоко над головой она вскинула волшебную палочку, а в левой руке держала лавровый венок.

– Во сколько ты договорился встретиться с тем человеком? – спросил Петар, когда они стали неспешно обходить статую.

– В половину второго, – отозвался Макс. – В это время в банке обед.

– Чем он там занимается? Мне казалось, гоблины не принимают к себе на службу людей.

– Они не любят это афишировать, но людей всё же берут – большинство ликвидаторов чар, к примеру, маги. Также их много и на бумажной работе; мой человек тоже из таких: перекладывает документы, приглядывает за архивом и пишет письма с уведомлениями. Это удобно, – Макс усмехнулся. – Фактически, через него я могу достать практически любую информацию об этом отделении Гринготтса.

Петар наморщил лоб; сев на лавку у постамента статуи, он повертел в руках бумажный пакет с выпечкой.

– У нас точно нет другого варианта?

– Нет, – Макс устроился рядом с ним, обвёл окрестности взглядом, чтобы убедиться, что их не подслушают. – Как я уже говорил, «Воззвания ко Тьме» всего существовало семь экземпляров. Четыре уничтожено Светлыми, об одном нет сведений вовсе, ещё один хранится в Женевской библиотеке под усиленной охраной, а последний в середине прошлого века был вывезен в Англию; по сведениям моего источника им владеет род Мальсибер.

– Странно всё-таки, что британцы прячут её здесь, в Вене, – заметил Петар.

– Видимо, не хотят ею светить, – безразлично пожал плечами Макс. – Насколько знаю, книгу переправили сюда ещё в начале восьмидесятых, когда Тёмный Лорд пал, и на его сторонников началась охота – в условиях постоянных облав и обысков конечно же не очень разумно было бы хранить у себя дома или в сейфе Тёмную книгу. Здесь же – другое дело: мракоборческие отделы Австрии и Британии не взаимодействуют и не обмениваются информацией.

Повернувшись к нему, Петар хмуро посмотрел на собеседника.

– И ты всерьёз считаешь, что лучше забраться в Гринготтс, чем в библиотеку?

– Да, именно так я считаю, – твёрдо сказал Макс. – Гринготтс не так неприступен, как кажется. Гоблины постарались на славу, поработали над репутацией своего заведения, однако не проходит и нескольких лет, чтобы в какое-нибудь из его отделений по всему миру не забрались воры – степень их удачливости разная, но не нулевая, как кричат на каждом углу гоблины. А вот в Женевскую библиотеку не пробирались ни разу. Её за время существования укрепляли сильнейшие Тёмные и Светлые маги своих эпох. Это единственное место, где все входящие вне зависимости от стороны и статуса равны. Достоверный факт, что даже Гриндевальд при входе оставлял палочку, а это о многом говорит.

– И тебя это не смущает? – хмыкнул Петар, как показалось Максу, не без издёвки. – То, что в этом месте тебя могут уравнять с каким-нибудь грязнокровкой.

Макс скривился и процедил сквозь зубы:

– Только ради знаний и только там я могу на время смириться с этим.

Петар лишь вновь усмехнулся, и Макс раздражённо стал рассматривать фасады домов. Они были совершенно разными, чужими людьми, до Семёрки едва ли обмолвились парой слов на занятиях. «Впрочем, – быстро одёрнул себя Макс, – для того, чтобы вместе работать, и не обязательно быть приятелями или тем более закадычными друзьями. Это скорее помешает делу».

За оставшееся до встречи время они полностью обошли магический район, заглянули в некоторые лавки, посетили даже – Петар заинтересовался – Музей сопротивления, посвящённый подпольщикам, организовавшим в Вене борьбу с террором Гриндевальда. Сейчас, через пятьдесят лет после победы над диктатором, тема заметно утратила актуальность, и людей внутри было немного, куда меньше, чем, как отец рассказывал, было в его детстве, когда запах войны ещё висел в воздухе, а ходить приходилось не по мощёным мостовым – по руинам и пропитавшейся кровью земле.

Макс осмотрелся вокруг. Представить себе Вену в крови он не мог… не хотел. Потому что это было единственное на свете место, в котором он переставал мыслить так, как обычно мыслил, и единственным его желанием становилось, чтобы волшебный город продолжал существовать, несмотря на все политические и не только войны мира.

Однако прекраснодушие отступило, стоило юношам выйти с территории волшебников в мир маглов, где было ещё более шумно, людно, а в дополнение улицы загромождали машины разных типов, от коптящих воздух двухколёсных приспособлений для передвижения, названия которых Макс не знал и не хотел узнавать, до трамваев, двигавшихся по рельсам, будто поезда.

Эта Вена была уже не так хороша. Нет, здания и виды оставались по-прежнему прекрасны – их портили маглы и следы, оставленные их механизмами и техникой. Макс зашагал быстрее, стремясь как можно скорее покончить с делами в этой части города и вернуться туда, где ему было комфортно. Возле городского театра вышла заминка: когда маги стояли вместе со всеми на светофоре, дожидаясь зелёного сигнала, чтобы пересечь оживлённую улицу, какой-то человек, по наружности француз, попросил сфотографировать их с женой, настойчиво протягивая небольшое – куда компактней, чем колдокамеры, – устройство. Макс опалил его таким взглядом, что мужчина неуклюже попятился, бормоча извинения и что-то про то, что не хотел потревожить.

У ратуши толпилось великое множество путешественников, прибывших из разных концов мира. Пройдя мимо группы итальянцев, отчаянно жестикулировавших в попытках донести до бесстрастного экскурсовода-австрийца что-то, юноши вошли в небольшой парк, где людей было всё-таки меньше, чем на самой площади. Через пару минут Макс заметил на скамейке на боковой дорожке пожилого человека в дешёвой, но опрятной строгой одежде. Рядом с ним на сидении лежала аккуратно свёрнутая, чтобы не привлекать внимание, мантия.

– Герр Кюхлер, – чопорно приветствовал Макс, приблизившись и скинув маскировочные чары.

– Здравствуйте, герр Винтерхальтер, – старик поднялся и поклонился, разогнулся не без усилия и с растерянностью поглядел на Петара, явно не зная, как обращаться к нему.

– Вы обдумали моё предложение? – спросил Макс, отрывая его от попыток решить эту дилемму.

– Обдумал, обдумал… Присядем, господа? – Макс милостиво кивнул, и они сели. – Не хотите вафель? Моя внучка Эва пекла…

– Благодарю, не стоит, – холодно отказался Макс, а вот Петар не побрезговал:

– Я возьму одну. Спасибо.

– Давайте о деле, – где-то невдалеке раздавались возбуждённые голоса давешних итальянцев, ещё женщина по-русски орала ребёнку оставить в покое голубей. – Ваш ответ?

Отведя взгляд, Кюхлер вздохнул, поправил пенсне, нервно потёр руки.

– Герр Винтерхальтер, поймите, ваше предложение… выгодное, говоря языком места, в котором я служу. И всё-таки я очень хочу предостеречь вас от того, что бы вы ни задумали – а ведь это, судя по тому, что вы требуете…

– Я тщательно всё взвесил и принял решение, – оборвал его Макс. – Сейчас мне нужен ваш однозначный ответ: да или нет?

Снова повисла пауза. В погоне за голубем светловолосый ребёнок пронёсся мимо их лавки, но буквально через пару метров упал, зацепившись за бордюр, и громогласно разревелся. Макс скривился (мальчишке было лет семь, в таком возрасте реветь – позор для мужчины), Кюхлер заёрзал, а Петар молча встал и, подойдя к ребёнку, поднял его на ноги и помог отряхнуться.

– Не сильно ушибся? – спросил он по-русски. – Ну, не реви, не маленький ведь.

Мальчишка уставился на него почти с испугом, вытаращив глаза и даже уняв истерику. Потерев глаза кулачком, он вдруг выдал:

– Ты пират, дядя?

Петара это развеселило, и он громко захохотал, запрокинув голову. Тут, наконец, подбежала мамаша мальчишки, с подозрением посмотрела на Петара, схватила сына за руку и, буркнув «Спасибо», утянула ребёнка прочь.

Когда напарник вновь сел рядом, Макс перевёл взгляд обратно на Кюхлера – у того было достаточно времени, чтобы окончательно собраться с духом.

– Да, – с протяжным вздохом сказал старик и сгорбился, опустил голову. – Да, я сделаю, как вам угодно.

Макс скупо кивнул – другого ответа быть и не могло.

– Тогда о деталях. От вас требуются две вещи. Первая – точное местоположение вот этого сейфа, – он передал карточку, на которой значилась фамилия «Мальсибер». – Вторая – письмо, которое сообщит владельцу этого хранилища о неполадках и предложит ему как можно скорее прибыть в Вену. После того, как всё будет сделано, вы должны избавиться – имеется в виду уничтожить – от воспоминаний обо всём произошедшем, начиная с нашего первого разговора. Также вам надлежит принять это, – он буквально вложил фиал с зельем в подрагивающую руку. – Данное снадобье ускорит развитие болезни Альцгеймера, на которую и спишут «ошибочно» посланное письмо о неполадках в исправном сейфе. Вы начинали симулировать на службе ранние симптомы, как я говорил? – старик слабо кивнул. – Хорошо. Продолжайте ещё пару дней, зелье примите перед тем, как уничтожить воспоминания. Как сообщил мне изготовитель, у вас будет около месяца до того, как вы окончательно перестанете узнавать близких.

Он сделал паузу, давая Кюхлеру в полной мере прочувствовать то, на что он подписывался. Петар сложил на груди руки и откинулся на спинку скамьи – в его мрачном молчании явственно чувствовалось неодобрение. Максу было плевать.

– Вы уверены, что готовы?

– Да, я сделаю это, – негромко сказал Кюхлер, понуро глядя на фонарный столб напротив. – Ваша семья помогла мне, когда с Мартой, моей бедной девочкой, случилась беда… И маленькая Эва заслуживает большего, чем жизнь служанки или уборщицы. Знаете, она мечтает стать поваром, открыть кондитерскую на Брюкнер-штрассе – всё говорит, как будет продавать вафли и венские булочки, а по воскресеньям угощать сирот из детского дома… – он порывисто снял пенсне, потёр переносицу, крепко зажмурив глаза. – Я сделаю всё, чтобы мечта моей внучки сбылась.

– В таком случае, поговорим об оплате. Вашей дочери будет единовременно выплачена сумма в размере пяти сотен галлеонов, а когда вашей внучке придёт пора поступать в школу, будут переданы также средства на её обучение. Само собой, если вами будет допущена ошибка в исполнении инструкций, ваша семья ничего не получит.

– Если позволите, я попрошу вас о Непреложном обете, – всё так же не открывая глаз, сказал Кюхлер. – Не подумайте, я доверяю вам, герр Винтерхальтер, но на карту поставлено слишком многое.

Макс плотно сжал губы, раздражённо поглядел на старика, а затем, взяв себя в руки, сказал:

– Я согласен. Мой товарищ скрепит.

Они нашли тихое безлюдное место и, оградив его всеми возможными чарами от чужих глаз, принесли Обеты: Кюхлер поклялся в точности исполнить предписанное, а Макс – позаботиться о его семье. После волшебники расстались. Когда старик исчез в толпе, Макс и Петар неспешно двинулись обратно в магический район.

– Бедолага, – проговорил Петар. – Такой выбор, как был у него, никому не пожелаешь.

– Обречь близких на вечное довольствование мизером или пожертвовать ради них разумом, – Макс фыркнул. – Я бы не выбрал второе.

– Ты вообще хоть когда-нибудь чем-то жертвовал?

Макс невольно задумался над этим вопросом. Пожалуй, нет… Хотя, когда они были детьми, стоило Георгу посмотреть на брата своим проникновенным взглядом – и Макс с готовностью отдавал ему любимые игрушки. А больше, как будто, подобного не было…

Петар, видимо, воспринял его молчание, как ответ. Поворчав немного что-то по-болгарски себе под нос, он сменил тему:

– Откуда вообще ты знаешь старика?

– Это было одним из первых упражнений, которые мне задал отец, – спокойно поделился Макс, – найти человека в трудном положении, помощь которому может в дальнейшем обернуться для нас пользой. Дочку его изнасиловал богатый герр, на которого она работала, – её выгнали, конечно же, да ещё и наградили бастардом. В Гринготтсе жалование у людей, особенно на бумажной работе, – мизер, прокормить семью Кюхлер вряд ли бы смог. Тогда-то мы его и облагодетельствовали.

– Странные у вас упражнения, – покачал головой Петар и вдруг почти с сочувствием добавил: – Тяжело, наверное, в такой семье.

Макс посмотрел на него, как на дурака.

– Я считаю свою семью идеальной.

Всё было сделано на третий день после разговора – и сделано хорошо, судя по тому, что тем же вечером появился Мальсибер. Макс узнал его по колдографии: плотный мужчина с седой шевелюрой и строгим, властным лицом. За его размашистым шагом едва поспевал эльф-домовик; у входа в банк Мальсибер остановился, небрежно отдал слуге шляпу и трость и вошёл внутрь здания один – эльфам проход в Гринготтс был закрыт.

Усмехнувшись, Макс кивнул Петару на существо.

– Кажется, выйдет даже проще, чем предполагалось.

Они встали из-за столика в небольшом кафе, где проводили время в ожидании цели, и влились в толпу гуляющих в этот погожий августовский вечер горожан. Когда они проходили мимо банка, Макс незаметно взмахнул палочкой в направлении эльфа, шепнув «Империо!».

«Когда хозяин уснёт, принеси мне ключ от его сейфа в этом банке».

Несколько позже, в середине ночи, в мансарде, где жили юноши, с хлопком возник домовик и с готовностью протянул Максу маленький золотой ключ. Юноша принялся за работу – ему необходимо было как можно быстрее точно скопировать ключ и отдать оригинал домовику, чтобы тот вернул его хозяину. У него имелся набор инструментов для этой цели, по-особенному зачарованных для большей точности, и пару часов спустя он закончил. Когда он отодвинулся от стола, за которым работал, Петар взял оба ключа в руки и пристально рассмотрел.

– Талантливо, – сказал он, наконец, кладя подделку перед напарником.

Макс принял похвалу, как должное. Петар подошёл к домовику и вручил ему настоящий ключ.

– Возвращайся к хозяину.

– Подожди, – остановил Макс, обернувшись. – Забери у него воспоминания, связанные с нами.

Вскоре это было сделано, и эльф переместился прочь. Убрав инструменты в футляр и погасив яркий магический огонь в настольной лампе, он встал и встряхнул руками.

– Теперь нужно выждать, – произнёс он. – И продумать план.

У них было для этого много времени. Сверяясь с информацией, полученной от Кюхлера, они по несколько часов в день обсуждали план.

– Проникнуть в Гринготтс несложно, – говорил Макс, опёршись руками на стол, склонившись над от руки нарисованной картой подземелий банка, переданной Кюхлером когда-то давно. – Сложно из него выйти.

– Ты упоминал, что были прецеденты краж, – напомнил Петар, сидевший в кресле. – Как поступали воры в тех случаях?

– Информации об этом мало, если не сказать «почти нет». Успешные воры любят хвастать делами, а не методами, а неудачники, попавшиеся во время или после предприятия, никому ничего рассказать не смогли бы, даже если бы захотели – гоблины об этом позаботились. По сути, каждое ограбление Гринготтса – чистой воды импровизация. Но я знаю, что несколько раз в делах участвовали гоблины, у которых были свои причины ненавидеть сородичей, или непомерно жадные. Знаю ещё о подкопе…

– Подкопе? – вскинул Петар брови удивлённо. – Под Гринготтс?

– Да. Это было, кажется, в Греции в начале прошлого века. Тогда она ещё была под турками, но освободительное движение уже было сильно. Его участники решили ударить по самому ценному, что было у турецких чародеев, – по их кошелькам. Они отловили великое множество нюхлеров…

– Хах, умно, – одобрительно кивнул Петар. – Эти твари золото из-под земли достанут.

– Они и достали, – отозвался Макс, – прорыли тоннель во внутренние помещения афинского Гринготтса; конечно, это было долго, много раз зверей приходилось заменять, а когда дошли до горных пород, волшебникам сопротивления пришлось превращать камни в землю, чтобы нюхлеры могли копать дальше. И вот, после трёх или четырёх лет, повстанцы попали к хранилищам. Стоит ли говорить, что они вынесли всё, до чего смогли добраться? Кроме того, когда сработали сигнальные чары на одном из сейфов, которые забыли снять или попросту не заметили, и прибежали гоблины, завязалось сражение, и было оно кровавым, хотя в конечном итоге победили маги. С тех пор в Греции у волшебного сообщества с гоблинами особенно сильные проблемы.

Он сделал паузу, дав Петару время поухмыляться и подумать, а затем вернулся к первоначальной теме обсуждения.

Тем временем стало известно о судьбе Кюхлера. Когда неожиданно – для гоблинов – появившийся Мальсибер с неудовольствием потребовал объяснить, что случилось с сейфом такого, что пришлось вызывать его из Британии, служащие банка растерялись, не понимали, что происходит. Первым порывом они поспешили к сейфу вместе с хозяином, удостоверились, что всё в порядке, а затем принялись разбираться.