Текст книги "Батор (СИ)"

Автор книги: L.Luft

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 23 страниц)

По правде, Марго могла отдать должное вечно унылой воспитательнице их потока. За прошедшие несколько дней она проявила внезапную для всех прыть и трижды пыталась их перехватить, вот только также трижды Сергей и Марго сбегали, едва заметив образ Ольги Петровны в коридоре. Бегать за ними воспитательница не стала, да и не солидно это, потому подобной мелочью от взрослых Вместе успешно пользовались, чтобы не попадаться под неудобные расспросы. Однако сегодня, видимо, оба слишком расслабились и потеряли бдительность – сначала встревожила обоих новость о Беслане, потом состояние Олега, следом необходимость прятаться от директрисы, которая, оказывается, умела смеяться, и в завершении горечь от потерянной возможности добыть лекарства третьему Вместе.

«Да, расслабились», – угрюмо подумала Марго, украдкой оглядывая холл.

А теперь и не сбежать из него, где целых три взрослых.

– Да, Ольга Петровна? – подал голос Сергей.

Марго упрямо смолчала – парламентёром среди них троих Сергей был горазд, а потому она продолжала таращиться на воспитательницу и прикидывать варианты, как всё же сбежать. Её взгляд цепко изучил вечно облезлую серую мохнатую накидку с «висючками», худенькие ручки, болезненно-бледное лицо, на чьих щеках едва проглядывался румянец, и усталые глаза.

Ольга Петровна сдержанно им улыбнулась. Марго нахмурилась: «Ну точно чего задумала». Подозрения стало к ней больше, а затем так тихо, будто озвученное должно было остаться между ними троими, воспитательница произнесла:

– Я знаю, что вы Олега укрываете…

Вместе вдохнули почти синхронно, на что Ольга Петровна помедлила.

– Помочь вам хочу.

«А это неожиданно», – Марго, не веря, моргнула и повернула голову к Сергею. Оба воспитанника переглянулись, отвернулись обратно к воспитательнице и не спешили давать ответа. Марго принялась размышлять, с чего бы Ольге Петровне помогать?

И в поисках ответа она снова присмотрелась к ней. Читать взрослых, которые умели контролировать эмоции, всегда было сложно, а по их воспитательнице с вечно отстранённым лицом вообще нереально сказать, лгала она, пыталась навлечь на них беду или, действительно, хотела помочь. Марго помрачнела, словив на себе взгляд блёклых глаз воспитательницы.

«Помощь», – раздалось гулким в сознании.

В Баторе воспитатели редко помогали, чаще ругали и поносили на чём свет стоит, чаще сами могли потакать устраивавшимся розням, чаще сами грозили пускай и не рукоприкладством, но душевой «терапией» или психушкой за чрезмерные эмоции, оттого поверить в по-мощь оказалось сложно. И всё-таки… Марго призадумалась. Ольга Петровна, пускай и была от шнурей, отличалась от них: тихая, спокойная, никогда не повышала голоса. Ну да, сама в себе, но что теперь? Все они чуточку чудики, и воспитатели схожи им в тон. Да и… что, если она и вправду могла помочь с Олегом?

«А это бы не помешало», – отозвалось рациональное в голове.

– Почему мы должны вам верить? – внезапно спросил Сергей, обхватывая руками плечи. Марго, спрятав свои в курточке, кивнула и себя пристыдила – когда как она уже хотела дать согласие, Разумовский пошёл по-разумному.

«Разумовский по-разумному», – зацепился за тавтологию мозг. Марго сдавленно кашлянула, заставляя себя думать о насущном.

– Потому что он – ваш друг, и он болен. И место, где вы его прячете, вряд ли способствует выздоровлению, – говорила Ольга Петровна складно, будто понимая и зная. Марго испугалась – что, если она о китризке прознала? Тогда всё точно прахом пройдёт: и укромное место, и тайники, и старый пёс Бим, и…

«Стоп».

Марго резко осадила себя: ничего она не знала, так бы назвала место точно – хотя бы как дом погибшего смотрителя доков Китризовича Ивана Ильича. Подтверждало догадку то, что Ольга Петровна на вид казалась достаточно старой, чтобы застать такого же старого смотрителя. Потому нет: Ольга Петровна о китризке не знала. А значит, пыталась их засыпать фактами. Но – стоило признать – достаточно разумными.

Китризка, задуваемая ветрами, без отопления и без нормальной еды, едва походила на место, где кто-то в принципе мог выздороветь.

«И всё же», – упрямствовала Снегирёва.

– Вы хотите попросить вернуть его сюда? – осторожно, с недоверием поинтересовалась Марго.

– Здесь, – Ольга Петровна оглянулась на охранника и вахтёршу, – ему пока не безопасно.

Марго поймала себя на том, что брошенная воспитательницей фраза повысила к ней доверие. Она посмотрела на Сергея, сжимая руки в кулаки.

– Тогда куда? – спросил Разумовский.

– К себе домой, – почти с лёгкостью ответила Ольга Петровна.

Процент доверия откатился почти до нулевого порога, и сказанное последним внесло больше смуты, чем само предложение о помощи. Марго тяжело вдохнула, покачала головой и забормотала:

– Нет-нет-нет, зачем вам это, Ольга Петровна? – Ей с трудом далось в принципе обратиться к ней так «официально». – Вы не за… взрослая, вы воспитательница. Зачем вам помогать?

– Потому, как ты правильно сказала, Маргарита.

У Марго всё внутри прямо аж ощетинилось на пресловутое «Маргарита», похолодело в затылке, да по рукам побежали мураши. Стало холодно и мерзко.

–… я ваш воспитатель, и я несу за него ответственность, как и за каждого из вас.

Марго фыркнула – ответственность! Где ж бывала эта ответственность, когда шкеты устраивали показное в коробке? Когда обливали красками? Когда устраивали тёмную? Да много когда! На памяти молодой Снегирёвой оказалось достаточно эпизодов, когда эта упоминаемая шнурями столь часто «ответственность» не работала. «Не получишь ты Олега», – обиженно просипела она и уже хотела озвучить вслух, как услышала рядом:

– Хорошо.

Гнев как рукой сняло. Марго удивлённо уставилась на Сергея с единственным вопросом: «Как это?» – и дальнейшими нечленораздельными звуками искреннего непонимания.

– Я вам адрес написала, разберёте? – Ольга Петровна вложила в раскрытую руку Сергея клочок бумаги, который Вместе развернул.

– Угу. Вроде знаю, – пробормотал он, кивая.

«Да как это?!» – всё сокрушалась Марго.

– Хорошо бы сегодня привели, но можно завтра. На выходных я обычно дома, – ужасно по-доброму закончила Ольга Петровна, а Сергей снова кивнул. – Я надеюсь на ваше благоразумие.

И, улыбнувшись, шнурь направилась прочь. Марго, всё ещё не отойдя от шока, смотрела на Ольгу Петровну, на Сергея, снова на Ольгу Петровну, снова на Сергея, после на записку. Она резко потянулась за ней, Разумовский дёрнул в сторону, так что Марго только воздух и словила.

– Да ты… Мы… – Марго указала на лестницу, на записку, какую Сергей спрятал в куртку – подальше от неё. – Ты чего творишь, Серый?! – вспылила она так, что на неё покосились и охранник, и вахтёрша.

Вместе обернулись на них и решили продолжить разборки за батором. Выскочив на улицу, оба прошли прямо до забора – причём Марго буравила Сергея одним из самых суровых взглядов из своего арсенала (как она считала), да чуть один раз не споткнулась об камень. Наконец, Сергей соизволил пояснить свои мотивы согласия:

– А какие у нас варианты? – Он пожал плечами. – Олег месяц в медблоке лежал, и его не вытащили, а здесь китризка…

– А что, если это замануха? – парировала Марго, отворачивая от него голову и смотря на дорогу.

– Вряд ли, – усомнился Сергей.

– Почему это? – Она не дала ему ответить, переключившись на следующее:

– Ответственность! – фыркнула Марго. – Почему только сейчас о ней она вспомнила? – Девчонка скривилась.

– Потому что такая трагедия произошла, – заговорил другим – словно взрослым – голосом Сергей, и Марго прислушалась. – Потому что все сейчас детей стараются оградить, а Ольга Петровна знает, кто Волков такой и потому и правда может хотеть помочь. К тому же, – он вздохнул, пряча руки в карманах куртки, – она взрослая, а значит, у неё больше возможностей ему помочь.

Марго насупилась. Они прошли до края забора, свернули на улицу, ведшую на главную в их пригороде, и только после Снегирёва, хорошенько взвесив слова Разумовского, согласилась:

– Ладно. Только если замануха, без боя не отдадим, – выдохнула она, на мгновение прикрыв глаза. – Умный ты, зараза, Разумовский.

– Конечно, – легко и уже знакомым ехидным тоном согласился он. – Кому-то же надо мозгами думать.

Снегирёва подумала. Потом ещё. И ещё немного и выдала следующее:

– Мозги не задница, накачать можно. И прокачать.

Сергей подавился и закашлялся, Марго преспокойненько подвела к истине:

– А вот вредность – черта характера. Не выводится и хозяйственным мылом! – важно закончила она. – С Олегом ты говорить будешь, раз умный такой.

Сергей очухался, на что Марго улыбнулась – как бы то ни было, сегодня вечером им предстоял серьёзный разговор с Олегом, которому точно не понравится то, что они почти согласились с предложением Ольги Петровны.

Или… не согласились?

Комментарий к Ольга Петровна

У Префазы и Первой Фазы появилась иллюстрация: https://vk.com/doc171150018_600018985

А я напоминаю, что иллюстрации заказываются автором фика. И я буду очень благодарна каждому за помощь финансово или как поддержку моего творчества. Денежку, даже небольшую, можно перевести по счёту: 4276 1609 1813 1781

========== Дети маргиналов ==========

Квартира Ольги Петровны располагалась на окраине района пригорода, и путь с берега до неё, как и прикинул минувшим вечером Сергей, занимал где-то час. Однако той же ночью состояние Олега стало хуже, оттого по утру весь путь они часто останавливались, брали передышки и дошли, когда солнце уже было в зените, то есть, спустя два или три часа.

Самого Олега долго уговаривать не пришлось. Более того, заготовленная речь совместно с Марго и вовсе оказалась бесполезной. Волков их выслушал, грея руки о фонарь со свечкой внутри, затем помолчал несколько минут, за которые Сергей придумал ещё порядка десяти неоспоримых фактов, и кивнул, не поясняя своих намерений. Удивлённые Марго и Сергей допытываться не стали – только обложили Олега стащенными с батора пледами, чтобы теплее было, и дежурили всю ночь, тихо делясь соображениями. По итогу Вместе пришли к единому: здоровье стало важнее предрассудков и прочего.

«К тому же, Олег больше смыслит в таких… житейских вопросах», – Сергей посмотрел на мутные стёкла дверей, за которыми скрылась в гостиной Ольга Петровна. Там едва проглядывался её тёмный силуэт и слышались тихие разговоры между ней и Олегом. Голос друга был слабым, да и говорил Волков односложно, что являлось следствием треклятой простуды, какая не хотела отпускать столь длительное время.

Стараясь не думать о болезни, Сергей осмотрел прихожую, где их просила подождать Ольга Петровна: старые выцветшие или кое-где потемневшие стены, треснутый потолок и побитый пол, где лежал длинный-длинный ковёр с чёрно-красными узорами. Слева виднелся уголочек кухни, а справа шёл проход в остальные комнаты. Пространство напоминало почти обыкновенную однокомнатную квартиру. Сергей вздохнул и, приметив рядом движение, отвлёкся на Марго: в руках она вертела настольные небольшие часики, какие стащила с тумбочки-подставки для обуви. Сергей метнул взгляд на тумбочку, на часы и шепнул:

– Марго.

Снегирёва дрогнула, крепче схватилась за часики и уставилась на него. С коротким повторяющимся «ладно» она на выдохе, будто делая одолжение, отставила часы обратно, сложила руки в карманы, чем изрядно успокоила внутреннюю тревожность Сергея, и начала осматривать также прихожую. Разумовский приметливо следил за её взглядом и подмечал, как он особенно касался всяких вещей, предметов интерьера и снова и снова обращался к часам, оставленным на тумбочке – маленьким, из дешёвого пластика, где жёлтой стрелочкой обозначалось время будильника.

Сергей перебрал руками в карманах курточки, слегка сгорбился и нахмурился, вспоминая деятельность Вместе: Марго, помимо того, что была шумной и порой резкой, практически никогда не считалась с личными границами воспитанников. Взять для неё какую вещь в баторе, не получив разрешения, было не проблемой, как и постоянно подходить слишком близко, вторгаясь в личное пространство. Не были особыми препятствиями в баторе и кабинеты властных структур, и пространства досуговых, и чьи-то чужие комнаты – для Снегирёвой будто не существовало границ.

Ситуация поменялась летом, когда в китризке они поделили вещи и тайники под них. Марго после делёжки застыла потерянно и первое время лишь наблюдала за действиями других Вместе. Спустя больше получаса с подачи Волкова она сдалась и призналась, что не понимала, для чего всё это нужно. Сергея это удивило, что не сказать об Олеге – сосед тут же усадил её на стул и принялся пояснять, как казалось Разумовскому, простые прописные истины: личное пространство, личные вещи и границы и для чего нужно не только их иметь, но и соблюдать такие же других. Марго поведение поменяла: она стала сначала спрашивать, а не делать – хотя бы по отношению ко Вместе. Сергея же подобное ввергло в непонимание – он всегда считал, что подобные простые штуки знает каждый. Ситуация снова поменялась, когда Марго стала воровать в магазинах. Тогда Разумовский начал приглядывать за ней, опасаясь, что воровство войдёт в привычку и начнёт шириться в масштабах.

Двери скрипнули. Оба воспитанника уставились на Ольгу Петровну, причём Сергей подметил, как Марго вновь предельно внимательно принялась сверлить воспитательницу взглядом из недоверчивости или… из чего-то ещё?

– Спасибо, что доверились, дети. Вы поступили правильно. – Ольга Петровна больше смотрела на Сергея, потому и отвечать пришлось ему:

– Надеюсь, станет лучше.

– Обязательно. – Она помедлила, повернулась к Марго и улыбнулась ей, на что девчонка также выдавила из себя нечто наподобие улыбки. – Я могу собрать вам с собой бутербродов – скорее, вы не завтракали.

Сергей нахмурился, осмотрел прихожую и покосился на Марго. В желудке неприятно заныло – Вместе и вправду не только не явились в батор на завтрак, но и не перекусили чем-то из запасов. Однако Разумовского тревожил факт остаться здесь ещё на какое-то время, потому…

– Нет!

– Да!

Ляпнули и Марго, и Сергей почти одновременно и посмотрели друг на друга удивлённо. Сергей нахмурился, отвернулся и перехватил инициативу:

– Не стоит, Ольга Петровна, – он услышал рядом тихий разочарованный вздох, – мы зайдём на обратном пути в батор – там перекусим.

– Как хотите, тогда… Да, Маргарита?

Имя резануло слух, и Сергей знал – куда больше неприятности полное доставило самой носительнице его. Разумовский посмотрел на Марго. Она вытянула руку, подобно как в школе и, опустив её после вопроса, со всей напускной вежливостью поинтересовалась:

– Я могу воспользоваться уборной?

Грудь сжала тревога посильней. Сергей изучил взглядом прихожую, небольшой коридор, где в конце была дверь в другую комнатку, и глянул на воспитательницу, прикидывая, как же убедить её этого не делать.

Поздно.

– Конечно, – добродушно отозвалась Ольга Петровна. – По коридору и влево, там справа будет дверь.

– Спасибо! – Марго заулыбалась, словно совсем уже не обижалась на обозначение её полным именем, спешно скинула побитые ботинки и устремилась, куда подсказала ей Ольга Петровна: по коридору и влево. Сергею оставалось только проследить за ней, в тайне понадеявшись, что подруга не наделает глупостей.

Оставшись наедине с воспитательницей, Сергей почувствовал себя неуютно. И не то так же чувствовала себя Ольга Петровна, не то ощущение скованности от Сергея перекинулось на неё, но спустя пару минут Ольга Петровна произнесла:

– Я пойду поставлю чайник для лекарства.

Сергей кивнул, проследил за тем, как воспитательница скрылась за дверью слева и, услышав шорохи на кухне, отвернул голову вправо. Он даже привстал на носки и поднял голову в попытке разглядеть, где Марго запропастилась, хотя в подобном действии едва ли вышел толк – за угол это никак не помогло заглянуть. Разумовский вздохнул и, шлёпнувшись на пятки, попытался унять разбушевавшееся воображение.

Оно начало строить теории и рисовать картинки, согласно которым Марго отправилась не в уборную, а в комнату и уже шерстила, где придётся, а может, дела обстояли многим-многим хуже. Сергей бросил взгляд влево, когда раздался характерный стук метала о плитную решётку, и дрогнул, когда, наконец, справа донеслись шорохи.

Марго вернулась в прихожую, потирая мокрые ладони. Она, обуваясь, улыбнулась Сергею, в ответ Сергей цепко её осмотрел – особенно курточку, пытаясь понять, поменяла ли она форму или нет. Взгляды их столкнулись. Снегирёва помрачнела и отвела свой, а Разумовский отвлёкся на подошедшую Ольгу Петровну.

– Мы тогда пойдём, – проговорил он, делая шаг к двери.

– Я буду держать вас в курсе, – пообещала она.

– Только… – Марго говорила тише, что было совсем на неё не похоже, – лучше мы тогда к вам придём в кабинет или сюда вечером. Проведать. Чтобы никто не видел, если что.

Ольга Петровна и Сергей обратили внимание на воспитанницу, которая стушевалась и, как обычно, втянула голову в плечики. «Говорит о братве, точно!» – осознал Разумовский столь очевидное, отругал себя, что не проявил должную бдительность, и заинтересовался эмоцией воспитательницы – пару секунд на её лице залегала хмурость. Вскоре морщины разгладились, и Ольга Петровна со знанием проговорила:

– Я понимаю.

Марго кивнула, поджимая губы.

Ольга Петровна открыла для них двери, на каких повреждённая кожаная обивка кое-где перекрывалась изолентой. Распрощавшись, Вместе покинули квартиру и оказались в измалёванном старом подъезде пятиэтажного такого же старого дома. Марго без лишних слов направилась вниз, и Сергей нутром почувствовал – что-то не так.

Оба спустились до второго этажа, где Марго, наконец, не выдержала. Она задержалась в пролёте, повернулась к Сергею и несколько секунд разглядывала его. Лучи солнца, проходя через зарешёченные окна, играли на её бледном неспокойном лице мутными отсветами. Сергей заметил, как обычно светлые глаза подруги потемнели.

– Думаешь, – тихо начала она, скользнув взглядом по обшарпанному подъезду, – я не знаю этот взгляд, да? Думаешь, если шумная слишком, ничего не понимаю, угу? – В голосе явно просквозила обида.

Сергею стало дурно.

– Марго…

– Знаю я и такие взгляды, и такое недоверие, – Марго на вдохе кивнула, не дав ему продолжить.

Она потупила взгляд на стопы, вернее, на отбитые носки ботинок, какие пару раз столкнула вместе и тут же сделала наоборот: соединила пятки и в стороны отставила носки. Сергей, наблюдая за её скованными и неуверенными движениями, ощущал, как в груди потяжелело, а привитые раньше почти патерналистские принципы будто треснули и не казались такими, ради которых стоило довести подругу до подобных слов.

– Знаешь? – единственное, что он смог выдавить.

Марго подняла голову и посмотрела в окно, следом медленно оттянула уголок губ и пробормотала:

– Угу. Многие забортовые так смотрят. Особенно когда детдомовца в дом приводят. И когда не готовы ко всему, что будет после: в основном учить, как жить.

Марго повернула к нему голову. Сергей замер, увидев в глазах напротив большую темноту. Вместо тяжести на груди пришёл холод, который только усилился, когда предположительная логическая цепочка сцепилась в сознании.

– Пойдём, перетереть нужно, – пробормотала она и, отвернувшись, зашагала вниз.

Бросив взгляд в окно, Сергей вдохнул, потупил взгляд в ноги и поёжился от холода, что теперь забрался будто под кожу и стискивал горло. Выдохнув, он поспешил нагнать Марго.

Оба покинули пятиэтажку и побрели медленно по обратной дороге к батору. Марго молчала, пускай и сама выдвинула предложение о разговоре, а Сергей не торопил её, опасаясь сделать ещё хуже, чем то уже было. За своё поведение в квартире Ольги Петровны теперь ему было жутко стыдно.

В попытке спастись от постепенно захлёстывающего его вполне заслуженного чувства Сергей осматривал двор, вокруг которого вырастали похожие друг на друга пятиэтажки. Ветер тревожил листву, на площадке бегала детвора, да оттуда же раздавался скрип старых качелей. Сергей задержал долгий взгляд на детишках, за которыми присматривали… мамы. Последние сидели на треснутой лавочке, а на другой противоположной обосновались пожилые. Бабушки, укутанные в тёплые одежды, казалось, больше подходящие для зимней погоды, живо обсуждали последние новости (и Сергей даже догадывался какие), напротив них у старой прямоугольной машины на капоте старики разложили партию – в перевёрнутой доске Разумовский признал непонятные ему нарды. Как-то он даже просил Игоря Ларионовича пояснить их тайный смысл, но, увы, нарды так и остались для него тёмным-тёмным лесом.

Когда Вместе дошли к выходу с окольцованного пятиэтажками двора, Марго шумно вдохнула и заговорила:

– От меня трижды отказывались. – Она подняла голову, покривив губами. Сергею окончательно поплохело, когда смысл сказанного дошёл до него. – Один раз в детстве, спустя десять дней от рождения. Я не помню этого, конечно. В карточке видела, – продолжала говорить Снегирёва без дрожи, что поразило Сергея – спокойно, безэмоционально и только продолжали темнеть обычно светлые глаза. – Второй раз в четыре года.

Марго помолчала, и Сергей осторожно поинтересовался:

– Почему?

– Думали пособия получать. Я же больная. Относительно. – Она пожала плечами. – Но какие там пособия? – Марго хмыкнула. – Копейки. А третьи… Отказались, потому что собачку хотели, а не ребёнка.

Она посмотрела на него, растянула губы в улыбке. Сергей стушевался, не совсем понимая оборота, если он вообще присутствовал в речи, меж тем Марго, обратившись вниманием к дороге, пояснила:

– Оказались не готовы к тому, что ребёнок из коррекционки, детдома или интерната – одна шушара-батор – не знает, что такое вещи, свои и чужие, не знает, что есть ответственность, и что… – Марго улыбнулась, натянуто хмыкнув, – молоко надо на ночь ставить. Мне тогда так досталось! – Проведя языком по зубам, она хохотнула и разом притихла.

Сергей выдохнул, теперь понимая абсолютно всё, к чему вела Марго – и стыдно стало настолько, что зарделись кончики ушей, а в груди словно появилась бездна.

– В баторе не учат, – озвучил он теперь ставшее очевидное для него.

– Неа, – подтвердила Марго. – Потому никто из нас и не будет подготовлен к жизни. И чем раньше в батор попадаешь, тем хуже потом. Я поняла это, когда в первую семью забрали, а потом во вторую, и там… Ну, собственно, да.

Вдохнув, Снегирёва помолчала. Разумовскому оказалось нечего добавить, зато в голове – сейчас абсолютно чистой, несмотря на внутренние переживания из эмоций – прояснилось всё, что он видел в баторе с момента попадания в него после гибели родителей.

Первый год он часто наблюдал и много думал, задавая подобные вопросы: почему одни воспитанники ведут себя совершенно не так, как он; почему берут его вещи без спроса; почему не соблюдают просьбы и на элементарные реагируют удивлённо; почему-почему-почему… Все эти «почему» трогали самые простые житейские вещи или личностные параметры взаимодействия, и вот теперь на все эти почему давался один ответ – детей этому не учат.

– А как же Марья Марфовна? – вспомнив за редкие упоминания забортовой, спросил Сергей.

– Она как глоток воздуха была. – Марго улыбнулась, и глаза её перестали темнеть, слегка прояснились. – Но с ней сложно. Опеку не дают.

– Чего так?

– Разводный процесс, – коротко выдохнула Снегирёва. – Да и какие сейчас зарплаты?.. У шнурей наших вообще мизер.

– Ты-то откуда знаешь? – усомнился Сергей и поймал на себе обычно-важное выражение от Марго, которая постепенно и медленно освобождалась от гнёта прошлого.

– А я может цифры видела, ага? – таким же важным голосом парировала она. – В этой вот страшной бухгалтерии, сечёшь? Любопытно стало, день выдачи как раз был, а там сравнить с ценами в магазине – простая арифметика. Вот и выходит: развод не дают, денег нет, какой ребёнок?

Логика в словах имелась. Сергей решил предположить:

– Если вдруг дадут, пойдёшь?

Марго задумалась и притихла. Сергей снова не торопил её и обратился вниманием к окружающему – на улице в выходной день людей было побольше, встречались и группы подростков из других школ, с которыми Разумовский невольно сравнивал их и его одежду. Первые всегда были опрятнее.

После он вернулся к тому, что упоминала Марго – заработной оплате воспитателей, и уже с элементарными цифрами отпадал другой вопрос: почему воспитатели не исполняют полностью свои властные функции.

«Гадство», – Разумовский вдохнул, ощущая, как постепенно на место стыду приходила тупая боль и злость – такая, какая появлялась в минуты беспомощности. Когда словно Бим бегаешь за своим хвостом в попытке поймать его, но никак не можешь ухватиться, а тут… словно заложник системы, где понять можно абсолютно каждого, если рассмотреть цельно: и воспитателей, и баторцев.

Но вот оправдать?

Возможно ли?

– Не знаю, – ответила Марго.

Сергей удивлённо уставился на неё и, не сразу покинув чертоги размышлений, сообразил, ответ на какой вопрос дала Марго. Подсознание с ехидцей напомнило: читать мысли подруга не могла, а значит, и ответила на вопрос о Марье Марфовне и об опеке.

Марго, облизнув губы, пояснила:

– С одной стороны, страшно. Страшно верить. В баторах всегда так – абсолютное взаимное отсутствие доверия: ты не веришь, тебе не верят, в тебя не верят, у тебя надежд нет, и всё прекрасно. Ну, – она замялась, – относительно, конечно.

Сергей улыбнулся – если уж шутить начала, так точно отходила от мрачняка.

– А Марья Марфовна… Не знаю. Она забортовая, сложно таким верить. Я вот уже трижды обожглась. Но она же помогла из коррекционки сбежать.

О бегстве из коррекционки Марго всегда упоминала вскользь, да и не сильно распространялась о своём прошлом. Любопытство оказалось сильнее, потому Сергей пошёл на его поводу.

– Так почему сбежала? – вполне обоснованно поинтересовался Разумовский, за что схлопотал крайне удивлённый взгляд. Оба остановились и начали буравить друг друга взглядами. Не выдержав, он коротко спросил:

– Что?

– Издеваешься? – Марго нахмурилась.

Но Сергей действительно не знал и не издевался потому. Видимо, растерянность на его лице подсказала об этом, потому Снегирёва, покачав головой, продолжила:

– Если в баторе тебя обвиняют, что ты дочь или сын наркомана, шлюхи и там… Я не знаю, как их одним словом?

Сергей не сдержался, посчитал, что вопрос не риторический, и ответил словами учительницы по обществознанию, когда они как раз изучали тему таких … «личностей»:

– Маргиналы.

– Угу, эти самые, – кивнула Марго и вернулась к пылкому монологу:

– Если в баторе ты выродок этих, то в коррекционке – ты инвалид и больной, только по причине этих. Да и… У нас школы не было, понимаешь? Каково это, не учиться?

– Как это, не учиться? – не понял Сергей.

– А вот так. – Марго ткнула в его плечо пальцем. – У нас сразу на больных крест ставили – мол, ничего не выйдет. Потому вот вам работать физически, потому мы шить умели, убирать умели, полоть ещё, а вот таблицу умножения или историю… Нет, нас не учили. Потому это физический… концлагерь, и я рада, что удалось прийти в батор, а не остаться там. Здесь лучше. Школа есть.

Сергей не сдержался и улыбнулся уголками, Марго также. Оба опустили взгляды в асфальт, и Разумовский подумал, что Марго, наверное, первый на его памяти человек, который рад, что имелась школа. С другой стороны, обозначенное ею о коррекционке выросло в сознании ужасными картинками воображения, от которого Сергей тут же постарался избавиться.

Вместе пошли дальше по улице. Напряжение, возникшее между ними тогда в квартире, постепенно рассасывалось. Марго перестала сильно горбиться, даже голову вскинула, рассматривая окружение, а Сергей чувствовал, как постепенно менялось его восприятие ситуации и как прослеживалась одна-простая истина: не стоит мерить других, как по себе.

«Что-то о таком когда-то говорил Игорь Ларионович», – вдруг припомнился ему учитель по шахматам, и Сергей рассудил: он и вправду мог так говорить – ведь в шахматах сталкиваются люди с разными взглядами и стратегиями, и оценивать оппонента по себе означает заведомо проиграть.

– Знаешь, – внезапно начала Марго почти беззаботно, заставляя Сергея позабыть о шахматах, – есть в этом что-то, угу?

– Что именно?

– Ну… Когда на тебя никто надежд не имеет, и ты не имеешь. Вот эти вот их ярлыки, что ты должен быть благодарен, что в принципе на тебя государство тратится, угу?

Сергей хмыкнул.

– Директриса.

– Ага, она самая. Любит говорить о благодарности, – ядовито поддержала Марго.

Вместе вспомнили такие эпизоды: когда в досуговые могла в плохом настроении явиться директриса, особенно она любила это делать после крупной пакости кого из потока, и начать говорить про то, как из детей ничего не вырастет, что на них тратятся, что все они бестолочи и другое-другое-другое. Сергей покачал головой и глянул на Марго, та будто вспомнила, что не закончила монолог.

– А, да. Вот. Представь. – Она вышла вперёд, повернулась лицом к Сергею и продолжила идти вперёд спиной. – Все говорят, что ты не сможешь и ты ничтожество, ребёнок маргинала, – пускай это может быть и не так – а ты вдруг бац! И сможешь! – Она улыбнулась. – Вот этого хочу. Выйти из батора и добиться такого, чтобы потом нос им всем утереть – всем-всем, кто говорит, что не сможешь.

На её слова что-то тёплое откликнулось и в груди Сергея – мысли и желания Марго словно отражали его собственные, оттого оба воспитанника почувствовали некоторую родственность. Сергей вдруг покосился в сторону и, вырвавшись вперёд, дёрнул подругу за локоть к себе.

– Хорошо бы дожить.

– А, ой. – Марго уставилась на столб, от столкновения с которым её Сергей спас.

Дальше Вместе продолжили топать нормально, почти плечом к плечу, только Разумовский, поймав себя на остатках пагубных эмоций, произнёс:

– Прости за недоверие.

Марго фыркнула.

– О чём речь, а? – Она ткнула его локтем в бок. – Перетёрли? Перетёрли. – Марго кивнула. – Уяснили?

– Уяснили.

– Легче стало?

– Стало.

– Вот и здорово! – по-простому закончила она, совсем возвращая себе весёлую спесь. – А то ходили бы как надутые пыжи, к тому же… – Марго помедлила. – Квиты мы. Я ведь тоже тебя чудиком считала, – Сергей хмыкнул. – А нормальным оказался. Потому, мир?

Она вытащила руку из кармана и протянула ему. Сергей также вытащил свою. Друзья скрепили перемирие крепким рукопожатием, следом направились дальше по улице, и Сергей вправду почувствовал, как легко стало: словно свалилась очередная стена, существовавшая долгое время, и был проложен новый путь к взаимопониманию. Пускай и Марго была шумная, не знающая многого, она имела свои понимания границ. Потому Сергей признал ошибку – ему не стоило проявлять недоверие или видеть за воровством что-то большее и то, чего нет на самом деле.