Текст книги "Батор (СИ)"

Автор книги: L.Luft

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 23 страниц)

Пару минут оба воспитанника рассматривали друг друга. Волков приметил, как Марго всё норовила спрятать голову в плечи, да совсем перестала прокручивать фонарь – тема вышла сложной и острой: подрывы совершались в последние годы слишком часто. И, увы, теперь Олег понимал, почему у Васюткина был такой взгляд и почему его переполняла такая злость.

«Но оправдывает ли боль его?» – задался он вопросом и припомнил тот, что задала воспитанница.

– Не виноват, – ответил он резче, чем хотелось бы, – я в Москве никогда и не был.

– Прости, – тут же ляпнула Марго, на что Олег только махнул рукой.

– А ты откуда знаешь? – подал голос Сергей.

– Я подслушала, – Марго скованно улыбнулась. – Шнури часто болтают, только слушать надо. Да и когда знаешь о том, кто тебя притесняет, становится легче понимать, чего ждать.

Олег хмыкнул – неожиданно. Сергей ограничился лишь удивлением. Марго застенчиво опустила взгляд на фонарь, подкинула его невысоко, поймала и, затянув звонкий звук, вдруг перевела тему:

– Выходит, мы теперь команда? – Она хмыкнула, склабясь. – Будем, как герои, ратовать за справедливость?

Олег фыркнул, почти засмеявшись. Сергей посмотрел на неё также с сомнением и с более сдержанной реакцией.

– Справедливость? – уточнил Олег, разглядывая её.

– Ну-у-у да. Если мы поступили так, то что остаётся? Вряд ли кому-то теперь захочется терпеть, – она осмотрела каждого.

Олег также переглянулся с Сергеем, и мысленно почти все согласились: никто терпеть не желал, особенно когда удалась ситуация со спасением. Сергей спустил вторую ногу с кровати и предположил:

– Бегать тоже не вариант, выходит.

– Факт. – Марго кивнула. – Вот и получается: будем с кулаками, только не будем диктовать, как другим жить.

– Против иерархии? – с сомнением и едва ли не ядовито парировал Сергей.

Снегирёва и Разумовский глянули друг на друга и опустили головы, когда как Волков призадумался, вспоминая нарисованную когда-то на заднике схему иерархии и в особенности – одинокий крестик. Сознание также подбросило воспоминания с улицы – те, кто занимал такую позицию, автоматически считались нежильцами. Система сжирала их и подгибала под себя, тогда как быть?

Противостоять ей – означало заступать на протоптанную территорию братвы, какая издевалась над воспитанниками.

Принимать её лично они не станут – только не после того, как сначала Олег спас Сергея, а потом все трое сорвали личную месть да и нанесли унижение. Более того, если они втроём начнут открыто протестовать и защищать, то подадут другим пример и тогда… Их пожелают также устранить.

Сложно.

Выхода будто не было: подчиниться не могли, противостоять открыто опасно, но что тогда? Олег мрачнел сильнее с каждым постулатом и вопросом, но внезапно посреди хаоса мыслей родилось призрачное предположение, каким он поспешил поделиться:

– Мы не пойдём против иерархии.

Подгоняемый ухваченной мыслью, Волков поднялся и чуть не упал обратно – ноги всё ещё были каменными, потому он перебрался к изножью и опёрся о него поясницей, следом ухватился руками за плечи. Сергей и Марго смотрели на него в непонимании, причём только сейчас в тусклом свете фонаря Олег, действительно, приметил сходство их птичьих носов – почти одинаковые, только Марго белела растрёпышем, а Сергей наоборот отливал короткими рыжими прядями.

– Как тогда? – осторожно спросил он, приметив на себе изучающий взгляд Волкова.

– Будем просто существовать отдельно. Втроём, – коротко пояснил Олег и глянул на Марго. – Справедливость – не наша задача. Пускай шнури разбираются, как властная структура.

Марго нахмурилась и сжала руками фонарь сильнее, будто несогласная, но промолчала, слушая Олега дальше.

– Наша задача – безопасность. Наша безопасность.

– Предлагаешь отвечать только на то, что направлено лишь на нас? – резюмировал Сергей, и в его голосе он также уловил сомнение, более того, глядел на него Разумовский так же, как и Марго: несогласно и даже осуждающе.

Олег приметливо изучил каждого воспитанника, дожидаясь, что кто-то из них возьмёт слово и вступит в спор. Когда этого не случилось, Волков возродил воспоминания об иерархии улицы и почти шаблонных ситуаций с ней, и заговорил с позиции своего опыта:

– Геройствовать ради других – не вариант. Особенно когда сам не силён и меньшинство, да и власти нет. Потому геройствовать пока будем для себя, – он взял паузу, ожидая, что кто-то решиться на спор, но оба притихли, будто пришибленные, тогда Олег продолжил:

– Пока нам противостоят только шкеты нашего потока. И не думаю, что вам хочется навлечь на себя других шкетов.

Марго и Сергей переглянулись – не хочется.

– А если начнём геройствовать для других, – подводил Олег их к своей почти исходной мысли, – так тут, выходит, вызов пахану мы бросаем, а оно нужно? – Он пожал плечами. – Так пускай думает, что мы метим на место его шестёрок. Пускай и на деле не так будет.

– Издеваться над другими не будем? – осторожно поинтересовалась Марго.

– Нет. Главное, чтобы пахан и его пыжи думали, что мы не метим забрать их власть, а помогая сейчас другим – мы навязываем другие стандарты.

– Выходит, мы ничего не можем сделать для других? – кисло протянул Сергей.

– Сначала позаботимся о себе, потом о других думать будем, – Олег поймал на себе уязвлённый и загнанный взгляд Разумовского, оттого всё-таки смягчил тон и дополнил:

– А там посмотрим, что можно сделать. Но если тебя забьют, мало ты кому покалеченный поможешь.

С этим уже согласились оба. Волков закончил, подивившись, что его хватило на подобную почти длинную и связную речь. Марго пригорюнилась, а Сергей, поджав губы, сгорбился, опустил на колени руки и также притих. Олег не мешал им – пускай обдумают, ведь оба долгое время существовали в баторе и не видели, к чему приводило геройство против иерархии на одних только кулаках. Только разве что Марго… Она с самого начала говорила о последствиях, но почему-то словно забыла о них сейчас. Олег пригляделся к воспитаннице и вскоре постановил для себя: вероятно, в баторе находились одиночки, а группа – оказалась чем-то новым. Но система не гнушалась на уничтожение ни одиночек, ни групп.

В комнате слышался завывающий с улицы сквозняк, который слабыми поползновениями проникал внутрь. Тикали настенные часы, и шипела свеча, почти догорая. Вскоре Марго вдохнула и поднялась.

– Ладно. Идёт.

Олег улыбнулся ей и посмотрел на Сергея, который оглядывал обоих ещё несколько мгновений, а затем мрачно кивнул. Решение, перед которым Волков поставил обоих, когда-то он принял для себя сам, но в ещё более малом возрасте, вот только тогда его не спрашивали. А полученный на улицах урок он запомнил надолго: смотреть, как над другими издеваются – погано, особенно когда можешь повлиять и изменить. Но улица научила простому – своя шкура ближе чужой.

– И как будем зваться? Воинами в ма… обносках? – вдруг выпалила Марго, переводя взгляд с одного на другого.

Пацаны хмыкнули, а Марго вдобавок руки раскинула, словно демонстрируя собственный свитер, бывший ей точно на размер больше. Напряжение в комнате чуть спало.

– Зачем нам название? – фыркнул Олег, припомнив, как нелепо это выглядело ещё на улицах, когда вроде бы взрослые подростки и бандиты придумывали кликухи и себе, и другим. Волкову это почти казалось глупым. Звучало также в большинстве случаев тупо.

Но Марго не успокоилась.

– Командное образование, – важно просипела она. – Ощущение принадлежности, – пожав плечами, девчонка дополнила:

– Да и в книгах всегда как-то обзываются. Это же клёво!

– Ага, обзовёмся сейчас какими-нибудь «серыми тараканами» и будем крутыми тараканами? – ядовито просипел Волков.

А что. Такое название имела младшая бандитская группа беспризорников, правда обзывали они себя «тараканами с Владимирской», но всё равно… Тараканы, да с Владимирской. Хуже только «крысы с Адмиралтейской». И те, и другие названиями гордились.

Марго нахмурилась, следом скривилась, словно лимон съела за один присест.

– То-то же. Зачем нам название? – настаивал Волков.

– Пускай будет Вместе. – Сергей поднялся и подошёл ближе.

Олег так и упёрся в него взглядом – и этот туда же!

– О, Вместе! А хорошее название. Всё лучше тараканов. – Марго сделала шаг к нему, всем видом демонстрируя, чью позицию она заняла. Сергей не возражал. Теперь оба требовательно смотрели на Олега, который угрюмо поглядывал на эти лица напротив.

«Вместе… Что ещё за вместе?» – язвило подсознание, пробуя слово через повторение. Олег намеренно выдерживал паузу, надеясь, что молчание подействует и сговорившиеся переменят решение, но и Сергей, и Марго продолжали стоять напротив и проявлять схожую молчаливую солидарность. Следом Волкову понятной стала такая сговорённость – выходит, так они решили отомстить за решение, перед которым он их поставил. Олег, затянув звучную мелодию от задумчивости, раскинул: в принципе… что он теряет? «Вместе» лучше, чем крысы и тараканы со всяких станций метро.

– Наречие и наречие, ладно, – на вдохе он глянул на обоих и приметил просветлевшие лица.

А довольству-то сколько сразу стало. Марго крутанула рукой фонарь и, сдвинув кнопку, вскинула руку.

– Тогда надо дать клятвы, – грозным голосом предложила она.

– Херк… – Олег надавил на руку Марго, отчего она вынужденно опустила её, и направился обратно к кровати.

– Ну, Олег! – обиделась девчонка.

Сергей хмыкнул на двоих. Олег остался непреклонен, более того, плюхнулся на кровать, растянулся на ней и, закинув до прочего руки за голову, всем видом демонстрировал, что его здесь нет или что он недоступен для продолжения разговора. Тогда Марго выключила фонарь и, уперев руки в бока, ещё пару минут поглядывала на него. Волков до прочего глаза прикрыл – пускай пялится, никаких клятв он давать не будет. Что ещё за лирика?..

– Ладно, – Марго отступила. Приоткрыв один глаз, Олег приметил, как она сверилась с часами. – Ночнушка спит уже, можем в грымзенную сходить. Постоишь на стрёме? – предложила она Сергею.

– Конечно, – отозвался он.

Всё ещё сохраняя обиду, Марго вытащила из-под дверей плед и, открыв её, осмотрела коридор, следом вышла. Сергей за ней. Так Олег остался один в комнате. На вдохе открыв глаза, он посмотрел в потолок, на котором играли отсветы от догорающей свечи в фонаре, и постепенно стал погружаться в воспоминания.

Олег припомнил последний месяц, когда оказался в баторе, после – годы на улице и куда более тёплые родные сокровенные воспоминания, от которых стало уютно и покойно. У батора были свои минусы, да и на родное он не походил, но были в нём и плюсы – еда, место, одежда и образование, бесплатное, а теперь ещё и что-то под названием «Вместе». Назвать их друзьями Олег пока не спешил, терялся и размышлял, да и слишком долго он не называл кого-то другом. Ему и вовсе казалось, что он забыл, что это такое – называть кого-то другом, иметь друга и быть для кого-то другом…

Даже другие с улицы были такими же соперниками, какие, чуть что, могли нож в спину вогнать. И в переносном, и в прямом значении.

«Но они могли оставить», – съязвило подсознание, и Олег согласился: Марго и Сергей были совершенно не обязаны спасать его. Однако. Оба не только преодолели себя и заключили странноватый союз, но и отправились затемно в заброшку, где устроили метание вещей. И не сбежали, когда Васюткин приказал кинуться на них, наоборот – как могли отбивались, а Сергей так вообще красками и мусором закидал. И потому вывод приводил к следующему: они спасли его от расправы, которая могла закончиться не только красками и синяками.

Олег сел, спустил ноги с кровати и, потерев руками, уставился на потресканные ладони и пальцы, где под ногтями оказалась грязь. Взгляд пробежался по месту Разумовского, по сваленным вещам и устремился к своей тумбе. Огонёк полыхал, продолжая разгонять тьму, и Олег поймал себя на почти лирических и наивных мыслях.

Довериться кому-то – страшно. Особенно спину. Да и странно это, когда не только он проявил защиту, но и ему даровали её в ответ.

Прерывисто вздохнув, Олег свесил голову и пробормотал:

– Время всё расставит.

Но как бы то ни было, кое в чём Олег точно был уверен: к унылому крестику за пределами иерархии стоило прибавить двух птичек, выбравшихся со дна…

Конец Префазы

========== Префаза: пояснения ==========

Комментарий к Префаза: пояснения

Глава является статьёй-пояснением к основным веткам подтекста, упомянутым в Префазе.

Закончилась вступительная фаза Батора, которую я обозвала Префазой, и время чего? Верно, пояснений! Потому что я очень люблю говорить о своих историях и пояснять за подтекст, какой шёл через мини-истории моих огромных АУ-Вселенных и поговорить нам есть о чём.

Присаживайтесь поудобнее, не читайте за приёмом пищи, и я начинаю рассказывать, что скрывается за текстовой частью, какая именуется «подтекст». А также посмотрим, какие отсылки вы уже заметили в ходе чтения.

Готовы?

Словами первого человека, побывавшего в космосе и вернувшегося на Землю, – Поехали!

1. Мрачность Батора или его реализм?

И начну я сразу с грустного, а именно с пояснения, почему работа выходит порой очень мрачной, хотя речь в тексте идёт о детях. Дело в том, что период, на который приходится повествование – это 2004 год, а время рождения детей – это 1991 год. Учитывая, что во Вселенной источника существовало СССР, то вполне логично предположить, что многие чудовищные события времени перестройки сохранились также. Это страшное время тех «перемен», которые произошли все и сразу, когда был забыт космонавт на орбите, когда наступил дефолт, когда несколько республик объявили о выходе и самопровозгласили себя независимыми после «кровавых» переворотов, это время, когда из страны вывозили капитал (в том числе научный и человеческий), это время бандитизма, расцвета криминала и это время войн, терактов и убийств. Обобщая: это ужасное время распада, которое пришлось на период как раз-таки появления и первичного взросления детей, когда они как раз начинают познавать мир.

Ещё в предисловии я упоминала, что из-за локации – Санкт-Петербург – в Баторе будут упомянуты события и их следствия, связанные с историей. А именно в Префазе призрачной нитью через Олега Волкова упоминалась Первая чеченская война, а словами диктора в главе «Олег Волков» упоминаются реальные убийства, произошедшие в северной столице на предмет национального нетерпения, а именно:

• 2002 год, сентябрь – убийство азербайджанца, торговца арбузами, после чего представители диаспоры создали собственные отряды самообороны;

• 2003 год, сентябрь – нападение скинхедов на цыганский табор средь белого дня;

• 2004 год, 9 февраля – совершено убийство девятилетней таджикской девочки Хуршеды Султоновой. Преступление вызвало глубокий общественный резонанс. Вся история получила в СМИ название «Убийство таджикской девочки».

Также не будем забывать, что Санкт-Петербург является криминальным городом (привет от Южного криминального!), так что клановость, иерархии, группировки – всё это имело место быть, о чём упоминает неоднократно Олег Волков, вспоминая своё существование на улице.

Это всё, как и осознание обстановки, влияет на становление детей. Почему? Базово на детей всегда влияет окружение в детстве, ибо это их референс и источник знаний, и через это окружение и родителей (если они есть) они получают представление о морали и базовых принципах системы, которая развивается и в которой ребёнку в будущем придётся жить. Это что касается психологии и очень кратко. (Говорить могу много, но об этом позже и постепенно)

Если рассмотреть укрупнённо, крах экономики и перераспределение средств на спасение жалких остатков, сохранение хотя бы крупных источников капитала, а также направление средств на борьбу с экстремистами и на подавление конфликта в Чечне (Первая и Вторая войны) приводит к ситуации, когда финансирование таких структур, как детские дома, больницы и прочее урезается в серьёзном значении. А урезание финансирования – это лишение зачастую даже базовых благ, которые нужны для нормального функционирования структуры.

Более того: помимо общих последствий перестройки и перераспределения статей бюджета, следует упомянуть, что в то время коррупция увеличилась в несколько раз. Потому мало того, что средства были урезаны, так и этот остаток вполне мог доходить до конечной структуры в ещё более урезанном значении, где уже жалкое дербанили представители администрации детского дома.

Это… Ненормальная ситуация, но понять людей можно: во время нестабильной ситуации в стране все будут думать только о своём благе (как сохранить себя и где достать пропитание), а не о высших ценностях сохранения государственности и тем более о благе сирот. Это касается рядовых граждан. И тем более воспитателей, которые скорее всего были посажены на половинчатую ставку или на заработную плату, превышающую МРОТ (федеральный МРОТ на 2003-2004 год согласно Федеральному закону от 01.10.2003 N 127-ФЗ (ред. от 20.04.2007) «О внесении изменения и дополнений в Федеральный закон «О минимальном размере оплаты труда» составил с 1 января 2003 года 600 рублей в месяц) или превышающую прожиточный минимум («…В соответствии с расчетами комитета по труду и социальной защите населения, прожиточный минимум во втором квартале 2004 года в расчете на душу населения составил 2777 рублей 40 копеек, для трудоспособного населения – 3176 рублей 80 копеек, для пенсионеров – 1990 рублей 60 копеек, для детей – 2489 рублей 60 копеек» [Источник: https://www.fontanka.ru/2004/07/13/83468/])

Так вот, к чему это я: настолько ли сильно воспитателей заботило бы воспитание детей за такую нищенскую зарплату, когда на одного могло приходиться от десяти нестабильных голов? Смог ли бы тот же Сергей вырасти гением своего дела при урезанном финансировании и в нестабильной нездоровой обстановке детдома, где он буквально после ситуации на пляже и допросе его милиционерами мог стать изгоем для абсолютно всех?

Остановлюсь.

Может прилететь вопрос, почему в баторе появляется иерархия? Потому что воспитатели как властная надзорная структура не озабочены полным состоянием детей и исполняют лишь номинальные функции. Потому что дети растут в неблагоприятном криминальном городе, а значит скорее они будут подражать криминальным авторитетам, а не деятелям искусства. Потому что большинство из детей теряет родителей и свою агрессию, чудовищную боль и ужасы никто не учит их, как проживать и принимать. Никто не озабочен состоянием детей, а озабочены тем, что бы они следовали жёсткому графику – поели, поспали, не умерли. Ну и хватит с них.

Кхм. Прошу прощения.

Потому дети, без контроля сверху и отсутствия именно фигуры патрона (наставника, родителя), каких не могут заменить ни физически, ни психологически, ни эмоционально воспитатели (вспомним зарплату, цифры МРОТ и ПМ и количество голов на одного), начинают создавать свою структуру и сражаются за власть.

Так появляется иерархия. Даже я бы сказала вполне естественно.

И потому, резюмируя, я поясню: в баторе обстановка, которая выстраивается вокруг детей, складывается подобно матрёшке, какую представлял Олег Волков в главе «Маргарита Снегирёва».

То есть дети < иерархия воспитанников < властная система детского дома | школьного учреждения < ситуация в стране.

В свете этого влияния я не могла опустить то, что прямо или косвенно влияет на детей и их становление, ибо именно от этого создаётся психотип и манера поведения, какой будет придерживаться уже взрослым он. Более того – за референс я использовала реальные истории воспитанников детских домов (а с некоторых пор они именуются теперь детскими центрами), и скажу, что многое «мрачное» я не перетаскивала в само повествование.

Детский дом – это страшное место, где детей абсолютно не готовят к реальной жизни, где отсутствует понимание личного пространства, и где дети выращиваются подобно как в инкубаторе (а именно поэтому на жаргоне некоторые именуют его батор от «инкубатор»), а в моей истории детский дом существует во времена нестабильных потрясений в стране. Потому и история вышла именно такой: полной ужасов и потрясений, но думаю, пока хватит. Упомяну только то, что моя история является альтернативным вариантом, где я намеренно использовала реальные референсы, чтобы понять, как стоит выстраивать окружение Сергея, Олега и Марго и их реакции на это окружение с позиции приобретённого опыта (у каждого она разная). И моё видение может отличаться от того, какие планы у создателей Вселенной были на это время. Потому данная статья не носит цели как-то кого-то оскорбить, а лишь поясняет отсылки и обстановку, сложившуюся в альтернативе.

Благодарю.

2. Олег Волков и Евгений Васюткин – две параллели разных путей.

История Олега Волкова будет раскрываться по мере всей истории «Батор», а пока напомню и может чуть-чуть расширю уже данные в тексте отсылки.

Олег Волков родился на Юге на границе с Дагестанской ССР (Республикой Дагестан) и Чечено-Ингушской АССР и во время, когда в последней назрела революция, в ходе которой 8 июня 1991 года Дудаев провозгласил Чеченскую Республику (Нохчи-чо) таким образом, в республике сложилось двоевластие. Спустя три месяца был произведён захват здания Верховного Совета ЧИАССР и убит председатель городского совета. [Читайте больше в хрониках Первой чеченской войны].

Его отец – татарин, а мать – русская, принявшая ислам. Отец погиб во время боевых действий в Грозном в ходе Первой чеченской войны, а матери пришлось бежать с Кавказа к родственникам в Санкт-Петербург, где и жили они до того, как наступило ещё одно переломное событие.

Олег живёт долгое время на улице и упоминает коммуналку, а также нового отчима. История с ним будет рассказываться далее по сюжету, потому пока я это опущу, и заострю внимание на том, что благодаря существованию на улице Олег Волков является уже более зрелым и самостоятельным, чем Марго и Сергей – он долгое время обеспечивал себя сам и выживал, оттого знает, как, что и где стоит поступать. Отсылки в Префазе всегда даются, когда Олег пытается наложить опыт существования в иерархии улицы на иерархию батора. И из первой он сбежал во вторую в поисках безопасности, когда на улицах в феврале происходит убийство таджикской девочки. Заострю внимание: в батор он попадает почти добровольно, ибо здесь ему предстоит выживать с такими же детьми, но не сталкиваться со скинхедами, группы которых включали совершеннолетних отморозков.

Оставим на время Олега и переключим внимание на Евгения Васюткина.

Евгений Васюткин родился в Санкт-Петербурге, попадает в батор в 2000 году примерно в возрасте 9 лет. В главе «Вместе» упоминается, что родителей он потерял после взрыва в подземном переходе под Пушкинской площадью в Москве. Тогда в результате теракта погибли 13 человек, ранения разной степени тяжести получили 118 человек. Теракт до сих пор в реальной истории так и не раскрыли.

Но вернёмся к образу Евгения Васюткина. Его бабушка не переживает известия о смерти дочери и зятя, случается инфаркт, из которого она не выбирается. В итоге ребёнок теряет и родителей, и единственного последнего близкого человека – бабушку. Попадает в детский дом, где никто не учит его справляться травмой, с потерей и болью, которая буквально душит маленького ребёнка. Я напоминаю, что психологических кабинетов тогда никто не вводил, да и на воспитателей особой надежды нет (см.1 пункт), потому, что происходит с Васюткиным? Наблюдая за иерархией в баторе, он начинает транслировать свою боль в агрессию и срываться на беззащитных детях.

Оправдывает ли это его? Нет. Но ребёнок знает только такой путь решения своих проблем и трансляции травмы, другого выбора он не знает, ему никто не пояснял, с ним никто не работал. Потому даже если бы он понимал, что так неправильно, он не знает, как пережить эту душащую его боль иначе.

Другая ситуация происходит с Олегом Волковым, рядом с которым была патрон-мать. Она помогла ему пережить утрату, была рядом весь путь до Санкт-Петербурга, отчего сознание ребёнка-Олега пускай и сыграло в защитную реакцию, но сохранило только тёплые воспоминания о детстве, лишённом войны. Во многих главах неслучайно Олег с теплом и трепетом вспоминает Юг, где было спокойно, тепло и уютно, где были отец, мать, родные с улицы, детвора, с которыми они ужей на танцы закидывали. Благодаря матери Олег пошёл по другому пути отработки боли и сохранил только воспоминания и истории, которые придают ему сил.

Потому-то попадая в батор и обозначая для себя иерархию, Олег не может выбрать, какую роль ему занимать – избиение беззащитных ему неинтересно (ведь на улицах кражи нужны были, чтобы добыть пропитание, а в баторе, где оно выдаётся, нет в этом нужды, да и издевательства не доставляют ему удовольствия), но и сам он не хочет терпеть издёвки. А они следуют.

Уже в главе «Радуга» Олег сталкивается с Евгением. Воспитательница неосознанно упоминает про то, что отец Олега – татарин, это слышит Васюткин.

Но, к слову, вот ещё момент: Олег, видя национальные розни в центре Питера, специально называет себя русским и напрягается, когда воспитательница говорит о татарских корнях, ибо это небезопасно. Собственно, так оно и выходит.

В дальнейшем Олег познаёт иерархию («Маргарита Снегирёва») и в итоге вступается за Сергея после урока математики («Сергей Разумовский»), и уже после «шкеты» решают действовать – так как Олег не только принадлежит к ненавистной Васюткиным национальности, которую он винит в смерти родителей, но и посмел нарушить личную вендетту против ученика, не давшего списать.

И уже в главе «Олег Волков» мы получаем столкновение двух путей преодоления боли от потери. Васюткин с болью и яростью обращается к Олегу будто обращается ко всей расе, обобщённо, на что Олег останавливает его одним вопросом – «Чем конкретно я ответственен перед тобой?» – и пытается пояснить, что первыми от действий на Юге пострадали сами южане, включая тех, кто принадлежал к единому народу. Но боль Евгения настолько сильна, что он не слышит, а может и не желает слышать.

Итогом становится спасение Олега Марго и Сергеем, но эти ветки показывают в Префазе то, как из-за влияния обстановки в итоге дети, потерявшие родных из-за конфликта, по-разному стали вести себя дальше. И никто из них ни хороший, ни плохой. Они действуют так, как их научили и как они научились самостоятельно.

Васюткин – через агрессию. Волков – через сохранение теплоты воспоминаний и принятия.

Также в заключение акцентирую внимание вот на чём: и Олег, и Евгений влияли на окружение. Евгений сколотил вокруг себя шестёрок, которые начали подражать ему и плодить агрессию, но даже среди его подопечных нашлись несогласные в лице Палочкина. А вот пример Олега показывает, как его действия и поступки, а также мораль, привитая погибшими родными, вносит смуту в привыкших следовать системе Марго и Сергея. Последние задумываются, размышляют, и о них мы говорим дальше.

3. Маргарита Снегирёва и Сергей Разумовский – путь со дна за пределы иерархии.

Я уже упоминала, что детский дом – это страшная вещь, и чем раньше ребёнок попадает в него, тем более он не подготовлен к реальному миру и законам функционирования системы, какие диктует и общество, и государство. Так же, как и с Олегом, я вскользь упомяну детство Марго и Сергея.

Марго – отказной ребёнок по причине своего альбинизма. И с пелёнок она сначала жила в коррекционном центре, затем её перевели в обычный детский дом. Потому Марго как раз это пример детдомовской, которая знает только систему, сложившуюся в детском доме и какая не отвечает требованиям внешнего мира. Она занимает позицию дна, порой успешно бегает от проблем в лице притеснений по причине внешности, и редко даёт сдачи. Сама её система взглядов описывается как в главе с одноимённым названием – «Маргарита Снегирёва», так и в главе – «Сергей Разумовский», когда она искренне не поняла, зачем Олег вступился за чудика, ведь не его вещи портили.

Это как раз является показателем влияния той системы, под давлением которой формировалась личность её – заботиться только о себе и закрывать глаза на справедливость. Отдельный кусочек главы даже посвящён её рассуждениями, где она упоминает, что все высокие слова о чести и долге – лишь в книжках бывают. А жизнь не имеет такого.

Может ли она узнать другую систему ценностей и поступков? До появления Олега – нет. Ибо буквально с детства она приучается к той системе батора, в какой росла, и у неё банально не было иного, с чем можно было сравнить и выбрать. Потому действия Волкова вносят серьёзную смуту в её устоявшиеся принципы и заставляют сомневаться в них, думать и размышлять над тем, правильная ли та система, какой она придерживается? А что, если эта система дала ложное понятие – что такое зло, а что такое добро? Немало здесь помогают и книги, которые она читает и с героями которых ребёнок себя ассоциирует. Но страх выбраться из одной системы и прыгнуть в другую – незнакомую, чужую и основанную только на поведении Олега – силён.

И такой же страх присутствует у Сергея, только углубляется он тем, что Сергей долгое время был бойкотирован воспитанниками после случая на пляже, отчего он замыкается и уходит в себя окончательно, а после перехода в среднюю школу, где посвящает себя науке и учению, он становится предметом травли, когда не желает помогать одноклассникам с заданиями и не даёт списывать сделанное.

В итоге если Марго приняла позицию бегства, Сергей насмешки терпит и только огрызается тогда, когда его «перещёлкивает». Как раз такое происходит в момент, когда Олег вступается за него. Для Сергея это становится шоком.

Серьёзно.

Ребёнок, привыкший терпеть издевательства и понимать, что он – никто, вдруг получает защиту. Это ломает его систему, вносит смуту посильней, чем разговоры между Олегом и Марго, и совершенно ставит его в тупик, отчего он не понимает и не знает, как реагировать на спасение, что сказать, а может Олег отбил его у Васюткина, чтобы сейчас посильней ему дать по ушам?

И оттого как закрытый ребёнок тогда в коридоре он ожидает одного – чтобы Олег вышел за территорию его границ, чтобы Сергей мог расслабиться и почувствовать себя в безопасности. Именно поэтому в комнате – обратите внимание Сергей долгое время живёт совершенно один, для ребёнка, которому нужна социализация, это чудовищно – Сергей с появлением Олега ревностно охраняет границы. Он строит «мягкие баррикады» и с трудом засыпает, потому что присутствие рядом незнакомого и чужого воспитанника – для него просто воспринимается базово как угроза. И пускай Олег не нарушает границ, внутренняя тревожность Сергея повышена, потому как всякая коммуникация с другими воспитанниками заканчивалась болезненным опытом.