Текст книги "Батор (СИ)"

Автор книги: L.Luft

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 23 страниц)

«Плохо ли?»

Семья свернула с улицы, и Сергей подставил лицо царапающемуся дождю, повторяя вопрос снова и снова. С одной стороны – конечно, плохо. Всем детдомовцам всегда хотелось обрести семью, даже тем, кто внешне показывал о нежелании и выказывал её словами, ведь батор – детский дом – не способен дать воспитанникам того тепла, воспитания, заботы, наставничества, какое создавалось в нормальных семьях, прошедших отбор у опеки. В них обустраивалось место с личными границами, уважением к ним и выбором и имелись люди, способные дать воспитаннику детство, научить жизни и поддержать, взяв на себя «взрослой» ответственности.

Такие люди у Сергея были: Марго и Олег стали самыми близкими – такими, каким не страшно доверить спину или всякие тайны. «Почти все тайны, правда», – поправил себя Разумовский, припоминая сны, пропахшие мраком, дымом и копотью. Предупреждая падение в ожидающий смиренно этого ужас внутри, Сергей покачал головой: с появлением Вместе тьмы стало меньше, и это стало подобно исцелению. За три года знакомства они пережили всякое и каждое «всякое» скрепило их дружбой, о какой рассказывали Сергею мать с отцом, о какой он читал в книгах и о какой одно время мог только мечтать. В жизни всё было сложней, как и поверить в существоание подобной почти «братской» дружбы, но, как оказалось, бывает и такое…

Однако могли Вместе заменить семью?

Сергей опустил голову, вытащил из кармана руку и провёл по влажному лицу, на котором осевшие крупицы мокрого снега уже постаяли, затем прошёлся по распушившимся рыжим волосам, приглаживая, и оглядел улицу. С уходом той необычной семьи – матери и дочери – она полнилась привычной для города серостью и угрюмостью от лиц блуждавших прохожих. Никто не улыбался, не смеялся, не поднимал головы от асфальта.

Мрачно.

И сыро.

Сергей вдохнул, припомнил собственный вопрос и покачал головой: нет. Заменить Вместе семью не могли, ведь дети не могут исполнять функции родителей по отношению к другим детям. А вот как брат или сестра могли быть. «Но это иное. Не то. Семья это… другое», – лучшего определения Разумовский быстро не подыскал, да и оно показалось ему достаточно ёмким, чтобы охватить всё буйство противоречивых чувств, возникавших со словом «семья».

Позади скрипнула дверь, и он моментально задавил размышления, поворачиваясь. Олег выглянул наружу, качнул головой и скрылся внутри, тогда Сергей зашёл следом. Оба оказались в парадной старого дома – каких в Санкт-Петербурге было много. С высокими потолками и старыми лестницами парадная отбрасывала старостью и затхлостью к прошлому города, задокументированному теперь в учебниках истории и хронологии. В доме, куда наметил вылазку Олег, ещё и сохранились старые лифты: скрипучие с кабиной они двигались по поржавевшей шахте, которую по кругу огибала старая-старая лестница с треснутыми и отколотыми ступенями и такими же треснутыми деревянными перилами.

Сергей тряхнул головой, отчего собранные в хвост волосы перекинулись вперёд, и он подумал над тем, что надо бы их обрезать – пожалуй, до небольшого хвостика или до каре, где собирать только передние пряди. Взгляд заинтересованно побежал по высоким голубо-бирюзовым стенам, вернее по трещинкам на них – они тянулись везде и нарушали выложенные и выписанные рисунки.

– Пойдём, пока консьерж не вернулась, – свистнул ему Волков и уже потопал наверх по лестнице.

Сергей задержался. Он в последний раз осмотрел парадную, обнаружил чуть сбоку пристроенную и относительно новую каморку консьержи. В ней горел свет, на столе были разложены толстый и уже разлезшийся журнал с кроссвордами и дымилась кружка с чаем, а старый телевизор шипел и мигал, заглушая речь диктора новостной передачи. Шаги Волкова отдалялись, и Разумовский опомнился. Он кинулся по лестнице следом.

Вместе забрались на самый последний этаж. Олег направился тут же к лестнице, ведшей на крышу и, поднявшись, принялся осматривать небольшую покрашенную в тон стенам дверку.

– Думаешь, не закрыто? – с сомнением подал голос Сергей, посмотрел вниз и глянул обратно на Олега.

С его стороны донёсся щелчок. Волков хмыкнул.

– Теперь открыто.

Жёсткий замок был снят с крепежей, затем Олег принялся открывать дверь, да та отозвалась протяжным скрипом. Подхваченный стенами, он эхом устремился вниз, отчего Вместе замерли и переглянулись.

– Н-да, – коротко буркнул Волков, забираясь основательно на крышу. Сергей бросился за ним, не желая знать, слышал ли кто этот скрип или нет.

Так оба оказались… почти на крыше, а точнее в помещении, через которое можно было выйти на неё. Здесь явственнее слышался стук тяжёлого снега, да вроде где-то ворковали голуби. Вероятно. Олег достал знакомый фонарь, одолженный у Марго, и с вспыхнувшим огоньком где-то наверху захлопали крыльями. Сергей вскинул голову, Олег также, и в блёклом свете фонаря замерцали маленькие глазки пары пернатых. «И правда, голуби», – улыбнулся Разумовский.

Свет пропал с них, Волков устремился дальше – его тяжёлые шаги почти дополняли эхо от стука дождя.

– Что мы здесь делаем, Олег? – вновь поинтересовался Разумовский.

Вопрос этот поднимался с самого начала, как друг перехватил Сергея после смены в компьютерном клубе, но до сих пор последний так и не получил внятного ответа. Всё ограничивалось…

– Сейчас.

… А ещё «потом».

Олег прошёл почти до самого окна, чьи деревянные переборки создавали иллюзию цветка, там свернул в сторону и скрылся за нагромождением старых ящиков – Сергей бросился следом. Не сильно ему хотелось оставаться один на один с темнотой.

Паутина свисала практически везде и дополнялась изредка перьями, пухом и веточками – мусором, какой оставался от недостроенных или разворошённых другими засланцами-пернатыми гнёзд.

– Сюда редко заходят, – почти очевидное пробормотал Сергей, пытаясь скорее как-то нарушить тишину, пока Олег всё метался по пространству у стены.

– Конечно, это же крыша.

«Ну да, логично», – смущение за очевидность тронула промёрзшие щёки. Разумовский шмыгнул носом и замер почти напротив Волкова – друг проходил медленно с дощечки на дощечки и на каждой останавливался, ставил стопу носком в неё и начинал стучать. Сергей больше не стремился разрушить тишину, хотя признался: на грязной крыше в обступающем мраке он чувствовал себя неуютно, а ещё появилось ощущение, будто какая насекомая дрянь заползла за шиворот. Хотелось передёргивать плечами, потирать затылок или чесать невозможно зудящий нос.

Олег перешёл на следующую деревяшку, повторил процедуру, и вдруг звук ударов раздался глухим. Словно эхом. Волков и Разумовский переглянулись, улыбнулись друг другу – только Олег с явным облегчением, а Сергей больше с непонятливой, выказанной из поддержки.

– Дуй в сторону.

– М? – не понял Сергей.

– В сторону. Заденет, – Олег кивнул, и оказалось друг стоял как раз на той дощечке.

Серёжа отступил, подошёл ближе, тогда Олежа передал ему фонарь с коротким «посвети» и припал к полу. Разумовский притих, заинтересовавшись, только держал инструмент как можно ровней, пока Волков принялся выдёргивать деревяшку. Та поддалась не сразу – Олег дёргал несколько раз и лишь на десятый с громким «кряк» она отстала от пола.

– Н-да, – повторил Волков, осматриваясь.

Где-то громче заворковали потревоженные голуби. Сергей посмотрел в их сторону, прислушался к окружающему шуму, однако пока всё было спокойно: только голуби, дождь и пришибленные шумы улицы.

– Могут поймать, – тише проговорил он, скользя взглядом по темноте.

– Могут, – согласился Олег, и Сергей глянул на него – друг припал практически к полу, а рукой, опущенной полностью в образовавшуюся дыру, искал что-то там. – Но скоро уйдём. И… Ага.

Волков вытащил изнутри коробку, а Разумовский почти дрогнул – с неё на руку перебрался жирный паук, который живо побежал по спортивке. Олег сначала поставил на пол найденное, после щелчком отправил тварь куда-то в темноту, и, глянув на Сергея, хмыкнул.

– Успокойся, – сухие губы дрогнули в улыбке, – он испугался больше твоего.

– Знаю, – фыркнул в ответ Разумовский, чувствуя, как теплота стыда тронула уши, и, опасливо поглядывая то на темноту, то на дыру, присел ближе к Волкову.

Так оба расположились на корточках перед коробкой, только Олег сидел так, что пятки его не отрывались от пола. У Сергея так не выходило, он сразу как пытался, так начинал заваливаться то вперёд, то назад, потому и сидел он… обычно. Волков, всегда отпускавший по этому поводу комментарии, сейчас подозрительно не заметил позы Разумовского. Всё его внимание было приковано к коробке, и Сергей, осмотревший её, приметил, как пальцы друга слегка подрагивали, а глаза темнели.

Что бы там не находилось, оно определённо было важно для обычно немногословного друга, потому Сергей не мешал Олегу и терпеливо выжидал, пока его, наконец, посветят в тайные причины нахождения на чердаке, пронизанном пауками, пылью и стариной. Разумовский не выдержал и почесал нос – вот тебе и аллергия на пыль! И пока он пытался как-то справиться с зудом, Олег расправился с коробкой.

Внутри также всё полнилось пылью. Сергей подсветил раскрытую находку: лежало в ней немногое – какие-то сложенные по виду вроде ценные документы, смятые купюры, монеты, одна из которых была жетоном питерского метро, кулон в виде клыка или когтя, поверх которого морда зверя блестела под спущенным светом. Олег отставил это почти небрежно и снизу достал книгу. Треснутые, полные царапин и сухие пальцы уже почти не ребёнка провели по её обложке, смахивая пыль, затем – по потресканным узорам. Её страницы желтели, а название почти не прочитать, но то, как Олег смотрел на эту вещь, Сергей запомнит надолго. Обычно тёмные глаза сейчас просветлели, и будто наполнились влагой, на губах застыла удивительно тёплая улыбка. И Разумовский поёжился, не мешая, только чувствуя себя свидетелем тайны, а быть может сокровенного души.

Молча Олег открыл книгу, и из неё достал несколько фотографий с разных страниц: такие же старые и треснутые с ликами разных людей, где многие носили длинные в пол одежды и укрывали лица. Сергей начал заваливаться назад, но Олег успел перехватить его со смешком, так оба сели основательно на пол, и тогда Волков принялся пояснять:

– Семья моя, – коротко и ёмко.

Разумовский дрогнул.

Олег поставил книгу с верхней фотографией так, чтобы друг увидел. На ней была изображена семья – молодой мужчина с шапкой в виде трапеции и исшитой по кругу узорами и женщина рядом в костюме, закрывающим тело и в такой же шапке, от концов которой спускалась полупрозрачная ткань. Сергей улыбнулся, находя нечто схожее в увиденных лицах и лице рядом, что продолжало сохранять спесь щемящей радости.

– Я думал, у вас не приняты фотографии, – ничего умного, кроме этого, Сергей так и не придумал, отчего ощутил, как лицо совсем залила краска в дополнение к продолжавшему зудеть носу.

– Приняты, только не показываются. – Олег перевернул фотографию, и оказалось, что на её обороте тянулось древо.

Сергей отвлёкся от мыслей, заинтересовался и узнал в нём такое, какие делали школьники на общих уроках Истории: родословная семьи, как творческий проект наследия. Разумовский припомнил и обиду, ведь о своих родителях и более того других родных он уже не помнил, но ведь бывали ситуации хуже. Воспитанники как Снегирёва и о родителях не знали, потому баторцам на подобных уроках было, как минимум, неуютно.

– Мать их сохранила, когда с юга бежали. Записала. – Олег перелистнул на следующую фотографию, куда более старую и жёлтую, где сидели мужчины в национальных костюмах, перевернул и там оказалась следующая часть древа мозаики. – Вот и всё, что осталось от семьи.

На вдохе Волков осмотрел исписанные квадраты с датами жизни и короткими приписками, а Разумовскому стало худо от собственной беспомощности. Слова друга о семье трогали и его, и Сергею хотелось выразить поддержку, но все слова казались какими-то глупыми, жесты – нелепыми, а там Олег и вовсе спрятал фотографии обратно в книгу, в какой Сергей, наконец, признал священное писание Коран.

– Пойдём. – Олег спрятал книгу обратно в коробку, закрыл её, как и поставил на место доску, которая ответила омерзительным звуком, после поднялся, подхватывая найденное, и хлопнул Сергея по плечу.

Разумовский не спешил. Он осмотрел пространство, поднялся и поймал себя на смешанных чувствах: увиденное сегодня – высший акт доверия, оказанный ему Олегом. Пускай друг и не говорил многое, по взгляду, жесту и трепету Разумовский понимал, что на самом деле значили подобные вещи – это память и последнее, что связывало с давно ушедшим прошлым, какое не вернуть. И собственное откликалось пониманием. Для Разумовского последней, пусть и едва целой, нитью с прошлым являлась книга об искусстве, доставшаяся ему от матери – шкеты раздербанили её в первый месяц жизни в баторе, а Сергей упрямо восстановил по кусочкам, как самое дорогое и близкое. На страницах пособий между иллюстрациями Боттичелли стояли каракули приписок и заметок – разными почерками, какие делали и отец, и мать, а на одной из страниц содержались и подарочные слова. Сергею нравилось думать, что с них началось знакомство его родителей…

«И ведь он мог забрать их один», – мысль, мелькнувшая на задворках сознания, была вытащена с них и раскручена, и вместе с полным осознанием пришла большая теплота и одновременно укол совести.

Тайник, оставленный Олегом до прихода в батор, стал общим на них двоих, вот только мог ли Сергей оказать ответное доверие и рассказать о самом сокровенном, что мучило его со времён попадания батор и сначала было красивой сказкой-спасением, после – чудовищным ужасом, поджидающим в темноте?

Сергей подкинул фонарь, поймал его и навёл на темноту, где разогнал её и услышал новую партию потревоженных звуков копошения птиц – очевидно, здесь гнездилась не одна пара.

– Чего ты? – фыркнул чуть дальше Олег. – Бабайку увидел?

Разумовский от иронии хмыкнул и покачал головой – бабайка ютилась не там.

– Быть может, – уклонился от ответа Сергей и посмотрел на него. Олег вернул себе бывалое улыбчивое состояние и стойкость, при которых ничто не отбрасывало на то, какие эмоции вызвала у него находка.

Сергей осмотрел тёплые глаза друга, лицо, полные пыли и грязи волосы, и такую же грязную зимнюю одежду. Возникшая на мгновение решительность столь же быстро была задушена – не время. Разумовский был не готов разделять свою тайну, пока она оставалась лишь его полем сражения.

– Пойдём. – Олег качнул головой к выходу. – Нам ещё Марго на Владимирской перехватывать.

– Да, верно, – Сергей отрывисто кивнул и поспешил нагнать его. Оба продолжили идти к выходу с пыльного чердака, да только у Разумовского снова зачесался нос и возникло желание точно по приходу в каморку искупаться. Если воды достанется.

Уже на этаже Сергей отдал Олегу выключенный фонарь и поинтересовался:

– Ты скейты где оставил?

– На заднике. Там и выберемся – скорее консьерж уже пришла.

Внизу, действительно, хлопнула дверь и громче раздались слова из какой-то драмы. Сергей и Олег подошли к перилам, глянули вниз и улыбнулись – пожилая охранница парадной и знающая всего и всех сидела на «базе».

– Да уж. – Олег улыбнулся шире. – Но ничего. Пойдём.

Переглянувшись, оба тихо направились вниз, и Сергей всё думал о тайнах и о семье, а ещё об их Вместе – проблема доверия вставала перед последними как никак, но… Олег не торопил его, как и сегодня Сергей не просил его намеренно. «Потому всему своё время», – фраза чуть успокоила Разумовского, и он сосредоточился на том, чтобы как можно тише покинуть дом.

И, увы, тихо не получилось – Сергей всё-таки чихнул от аллергии.

========== Раздор ==========

4 февраля 2007 год

Ещё темнело. Скрипучая электричка – словно стрела света – пронзала тёмный пригород и неслась к хмурому городу на Неве, объятому оседающим туманом и утренним мраком. В отсвете ламп вагона едва виделись домики, в многих из которых также зажигался свет. И чем ближе вагон приближался к городу, тем выше и современнее они становились. Относительно современными.

В вагоне такого же старого, громыхающего вагона сидело трое воспитанников батора, минувшей ночью сбежавших из детского дома. И выглядели они спокойно. За последние полгода это стало всего лишь очередной вылазкой раз в месяц.

– Марго, я не понимаю, почему ты сомневаешься? – Сергей не унимался всю поездку – какая уже близилась к часу времени, а сидящая рядом подруга, насколько Олег понимал, вообще уже пожалела, что поделилась с ними тайной.

Марго, обхватив руками рюкзак крепче, упрямо смотрела в окно электрички, в темноту и упрямо отказывалась встречаться взглядом с сидящим рядом Сергеем, которого озвученное решение повергло в столь сильный шок. Олег сидел напротив, рядом лежал рюкзак, а в газете, удерживаемой в руке он отмечал приглянувшиеся ему объявления о работе и иногда реже – о продаже мотоцикла.

– Она забортовая, – сдавленное донеслось от Марго. Руки сильнее стиснули плечи.

– И?

– Что и? – огрызнулась Снегирёва и метнула голову на Разумовского. Едва ли это хоть как-то осадило последнего.

– Это твой шанс на нормальную семью, – этот аргумент повторялся уже не единожды.

– Да плевала я на семью, Серёж. – Марго фыркнула, отвернулась и сползла ниже на буром сиденье настолько, что стоило ей вытянуть ноги, как она положила бы их с другой стороны от Олега. – Вы моя семья.

Сергей вроде бы стих, Марго тоже, продолжив пялиться в окно. Волков молчал, поглядывал на двоих, зная, что вмешиваться – плохая затея. Уже взрослые и не маленькие, чтобы искать группу поддержки в лице Олега, сами разберутся. «Да и двое на одного – так себе расклад. Нечестно как-то», – утвердил он, потупил взгляд на газету и продолжил с объявления, на каком остановился.

Мгм.

Главбух – мимо.

Продажник – мимо.

Кассир – …

Ну, вроде бы можно было-о-о попробовать, но…

Олег поводил закрытой «шляпкой» маркера по слегка небритому подбородку, размышляя, и с звонким цоканьем продолжил скользить по объявлениям. Кассирами в пятнадцать не берут – на должности материалка присутствует.

Дальше пошли объявления в помощи в разгрузке. Можно там попробоваться. «Или на кра-а-йний к Игроку заявится. У его бати всегда работёнка найдётся», – размышлял Олег, перекидывая страницу газеты на следующий блок объявлений. Приценившись к объёму оставшегося, Волков решил, что до конца поездки точно подыщет столько, чтобы сегодня и по собеседованиям пройтись, меж тем Сергей, наконец, очнулся от брошенного Марго аргумента.

– Мы не сможем заменить тебе семью, Марго, – говорил он сдержаннее и тише.

Марго не отреагировала на слова Сергея. Олег лишь приметил, как руки на плечах стиснули ткань поношенной куртки сильнее.

– Там у тебя будет забота и семья, – аргументы пошли по второму? Третьему? Кругу. – Да и Марья Марфовна всегда присматривала за тобой. Сейчас она получила возможность на удочерение…

– Не получила, – буркнула Марго, прерывая Сергея. – Разводный процесс только планируют закрыть, а не закрыли, потому не факт.

– Но шанс есть, – настаивал Разумовский и повернул к ней головы. Снегирёва по-прежнему пялилась в окно.

– Не хочу этот шанс. Да и подозрительно это всё.

– Что «всё»?

Марго прикрыла глаза, Сергей прямо глядел на неё, ожидая пояснений за это «всё». Снегирёва помолчала ещё несколько секунд, затем неохотно повторила:

– Да всё, – выдохнула она, открывая глаза и вновь втыкая в окно. – Она перебралась в Питер, – Марго пожала плечами, – нашла меня, помогла с коррекционкой, и что ещё от меня хочет?

– Помочь?

Снегирёва ядовито фыркнула, и даже Волков остался с ней солидарен улыбкой, только вот Разумовский очевидно не понимал, почему другие не видели очевидного в его парадигме аргументов и доказательств. Переглянувшись с Олегом, Сергей будто бы и обиду затаил, что оба Вместе сыграли во взаимную реакцию.

– Помощь, – растянула Марго. – Просто так не помогают.

– Помогают, – настоял Сергей.

– И это ты мне говоришь? – Она покосилась на него, и под её взглядом Разумовский стушевался. – Сам же всегда говорил о том, как сложно доверять, а сейчас настаиваешь на этом!

– Наше Вместе, – попытался оперировать Сергей.

– Это другое, – тут же осадила его Снегирёва, отворачиваясь обратно. – Мы три года вместе, прошли через многое, стали друг для друга большим, а тут непонятная забортовая, которая как клещ прицепилась! – буркнула она. – Сдалась я ей? Больная, взрослая детина, пускай отстанет и не липнет! Не хочу я к ней и не пойду.

– Марго…

Марго вздохнула, резко село прямо и обернулась к Сергею так, что тот аж опешил. Олег продолжал молча наблюдать за ними, как и поглядывать на людей вокруг. В утреннее время вагон был относительно забитым, некоторые спали, другие хмуро пялились в газеты и книги или «тупили» над кнопочными телефонами в игрушках или над тетрисами, но риск быть услышанными и наткнуться на какого-либо моралиста, какой станет допытываться до детей всегда присутствовал. Потому Вместе всегда старались проявлять бдительность, однако не часто получалось, особенно во время подобных ссор.

– Что Марго? – выдохнула Снегирёва. – Думаешь, это так просто? – Она качнула головой, шире распахнув глаза. – Что, я должна как пёс бежать за мелькнувшей рукой ласки, а? Просто вот так здравствуйте, я вас усыновляю…

– Удочеряю, – больше на автомате поправил Разумовский, чем ещё больше подлил масла в огонь.

Рука, какую Марго положила на спинку кресла, стиснула кожзаменитель сильнее.

– Я вас усыновляю, – упрямо настояла она и, намеренно не давая Сергею встрять, продолжила грубее:

– И всё. Так просто? Вильнуть хвостом, вскинуть морду и побежать, да?

Сергей вдохнул, говорил он всё также спокойно, однако едва ли Марго желала его слышать и послушать.

– Это же твой шанс обрести семью, какой у тебя никогда не было. Я, Олег, – Сергей указал на друга, на что сам Олег, поглощённый объявлениями, угрюмо покосился на него. «Вот только не надо меня ещё впутывать», – буркнул он про себя. Разумовскому взгляда хватило, и он отвернулся обратно к Снегирёвой.

– Мы не сможем заменить себе семью.

– Да уже заменили. – Голос Марго дрогнул. – Мне не нужны родители, как-то всю жизнь без них обходилась и буду обходиться! Нам всего два года до выпуска осталось!

– Это ложь, – парировал Сергей.

Марго опешила, сгорбилась, затем вспылила:

– Ты называешь мои чувства ложными? Серьёзно, Серый?!

– Тебе удобнее об этом думать, потому что тебе страшно, – попытался выкрутиться он и шлёпнул ребром ладони по раскрытой ладони другой руки, – потому что твоё доверие предавали, но неужели нужно из-за этого страха отказываться от шанса?

«Психолог, грёбанный», – подумал Олег и намеренно громко развернул газету. Сергей намёка не понял, меж тем Марго достигла своего края:

– А если я скажу, что этот страх мне жизнь спасал, тоже назовёшь его ложным, а? Я выживала в баторах, потому что страх и недоверие помогали не вляпаться в куда большую гадость! – Марго постепенно повышала голос. Олег тревожно оглядел толпу, приметил, как некоторые забортовые начали оборачиваться на них, отчего он посмотрел обратно на друзей – те не замечали происходящего, совсем забыв о бдительности. – Да, она помогала мне, но помогать и брать на попечительство – разные вещи! Это… другое.

Волков услышал рядом шёпоты, потому намеренно громко сложил газету, в какой закончились объявления. Вместе не отреагировали, тогда третий шикнул на них:

– Тихо вы.

Марго и Сергей глянули на него, выныривая одновременно из сформированного вокруг пузыря ссоры. Оба стушевались и притихли, как и постепенно меньше становился интерес у забортовых. А там электричка, замедляя ход, подкатывала к остановке: люди поднимались, уходили ближе к выходу, некоторые менялись местами, чтобы сесть рядом с коллегами или друзьями.

– Вместе ты доверилась, так доверься и человеку, который сделал для тебя многое, – раздалось от Сергея, и Олег резко повернул на него голову, почти обречённо думая над тем, что никогда – никогда – Серый не позволял в споре оставить последнее слово другому. – У тебя появится семья, любящий человек, способный дать защиту полноценно. Ты сможешь начать другую жизнь.

Электричка со скрипом остановилась. Люди морем сходили, заходили на их место другие – такое же море, что подсказало, что вагон причалил уже на окраине города. Марго терпеливо молчала, а Олег понял – худо дело. Глаза сделались на мокром месте, без того бледные руки побледнели сильней из-за силы, какой Снегирёва цеплялась за спинку кресла. Ноздри раздулись от частого дыхания.

– Да завались ты со своей семьёй, достал. – Она резко подхватила рюкзак и нагнулась, чтобы подхватить покоцанный скейт.

– Марго…

– И со своей второй жизнью завались!– Марго обернулась, чтобы ткнуть в Сергея пальцем, – Всё! Не трогай! – нырнула в толпу и устремилась в противоположный конец вагона.

Олег вздохнул – что и требовалось ожидать. Сергей встал, сделал шаг в «коридор», но был перехвачен другом: Олег ухватил его за локоть и кинул обратно на кресла. Разумовский притих и во все глаза уставился на молчавшего всю ссору Волкова.

– Сядь и не рыпайся, – отрезал он, снова разворачивая газету – на этот раз на выпуске новостей.

– Я… – стушевался Сергей.

– Хуже сделаешь, – оборвал его лепет Олег, переглянулся с ним и опустил взгляд на строки. – Когда остынет, тогда поговорите. Сейчас только бензин в огонь подольёшь.

Сергей выдохнул, пересел на место Марго, как и Олег подвинулся ближе окну, да спустил в ноги рюкзак. Оба также подвинули и свои скейты, вскоре рядом опустились забортовые.

Электричка со скрипом отъехала дальше, начала набирать ход, а в воздухе оседал морозный воздух, перемешанный с душком масла и стали – так пахло всегда на вокзалах и станциях. Сергей не находил себе места: ёрзал, то поглядывал в окно, то осматривал вагон поезда и начинал барабанить стопами по полу. Олег не реагировал, читая новости о том, что планировался к открытию отремонтированный новый зал ресторана «Макдоналдс» расположенном на углу Невского проспекта и улицы Рубинштейна – владельцы обещали новое оформление, детскую комнату и вообще всё самое совершенное. «Надо будет сходить, – подумал Олег и серьёзно представил в детской комнате угрюмых Марго и Сергея. – Ещё в колпаках этих дурацких. – Он почесал подбородок, продолжая раскручивать фантазию, следом вернулся к новостям и удовлетворённо хмыкнул. – Да, в колпаках. Хоть умора будет»

– Я же помочь хочу, Олег, – подал голос Сергей. Он нагнулся вперёд, установил локти на колени и сцепил пальцы. Олег не отреагировал, тогда друг продолжил:

– Как лучше хочу.

Волков вздохнул, Разумовский помолчал.

– С таким лучше в могилу сведёшь.

– Но она же упёртая, как иначе прикажешь?

Олег повторно вздохнул – почитать точно не дадут. Сложив газету так, чтобы наверху оказались страницы с отмеченными объявлениями, Волков сунул её в рюкзак и качнулся также вперёд, едва не сталкиваясь лбом с лбом Разумовского.

– И чего ты от меня хочешь? – По правде, он хотел сказать другое, но напомнил себе о том, что лезть клином в разборки между Сергеем и Марго – не его задача.

– Я… – Сергей выдохнул, поджимая губы. Олег вскинул брови.

Молчание продлилось недолго, вскоре Разумовский тихо пробормотал:

– Совета хочу, как быть.

Олег хмыкнул, потёр нос и растянул:

– Как бы-ы-ыть. – Он глянул на стихшего друга. – Для начала нельзя буром переть, Серый. Такое добро никому не нужно, понимаешь? – назидательно проговорил Олег.

– Полагаешь, спрашивать нужно? – нахмурился Сергей, не понимая. – Она же хуже себе сделает.

– А так хуже ты делаешь ей.

Сергей опешил. Оба сели ровней. Разумовский косился на Волкова, хмурясь сильней и сильней, когда как последний откинулся на сиденье и сложил руки на груди, ожидая, когда такой же упёртый друг сложит в голове всю мозаику. На это уходили минуты ожидания, за которые электричка снова стала сбавлять ходя перед следующей станцией, тогда Олег всё-таки пояснил:

– Это её жизнь, Серый. И жить с опекуншей ей придётся, а не нам, понимаешь?

– Я просто хочу… как лучше, – обречённо повторил Сергей. – Она словно не видит этих возможностей.

– Тут другое, – Волков выдохнул и словил на себе уязвлённый взгляд. – Она не знает таких возможностей. Ты забываешь, Серый, что это у нас с тобой, – он указал на него и на себя, – были семьи, а у неё никого никогда не было. Потому эти твои возможности, как… – Олег оттянул уголки губ, пытаясь подобрать сравнение, какое бы понял пендитный и дотошный Сергей, и не нашёл ничего лучше, чем следующее:

– Как для физрука пояснения об искусстве.

Сергей улыбнулся – понял. Вот и хорошо.

– Нельзя оценивать то, что никогда не видел, – всё же проговорил Разумовский, и Волков кивнул – точно понял.

Олег снова обхватил руками плечи и покосился на забортовых, сидевших рядом. Те не проявляли интереса к разговору, погружённые в свою болтовню или в газету. Один чуть дальше вообще спал, обхватывая руками дипломат и изредка прихрапывая. Тогда Волков осмотрел вагон и нашёл взглядом Марго: подруга сидела в самом конце в углу у окна и пялилась в него, пытаясь не замечать присевшую рядом шпану. Когда она мазнула рукой по щеке, Олег отвернулся, глянул на удивительно-тихого Сергея и припомнил другой разговор, случившийся парой дней назад.

– Непросто ей сейчас, потому не дави на неё.

– А что?..

– Захочет – расскажет, я вам не почтовый голубь, – проговорил Олег, ставя точку в этом микро-диалоге.

– Для почтового голубя ты больно великоват, – парировал со знакомой улыбкой Сергей и улыбнулся шире и язвительнее, когда услышал протянутое:

– Ох, Серый… Договоришься когда-нибудь.

И Волков не сомневался – когда-то с такой болтологией и упёртостью Разумовский точно договорится. Оба помолчали, как оказалось недолго. У Сергея ещё оставался последний вопрос, который он озвучил совсем тихо, словно он сам смутил его:

– Так что делать?

– Наберись терпения и дай ей самой решить. Жизнь-то её, а не наша, – выдохнул он и скривился от своей же фразы: выходило что-то слишком назидательно.

Сергей продолжать разговор не стал, откинулся на спинку кресла и также уставился в окно, когда как Олег погрузился в размышления о выборе работы: сложно найти её, когда едва пятнадцать лет, график слишком плавающий, да и знаний особо нет. «Хотя… Это скорее подработка», – выдохнул он, припоминая все вылазки Вместе в город.

Меж тем электричка постепенно подъезжала к Балтийскому вокзалу.

Вместе сошли на путь почти в конце толпы. Сергей тут же попытался отыскать Марго, которая упрямо вышла через другие двери, сбегая или избегая их. Олег со спокойным и вялым интересом шёл следом, придерживая рукой скейт, другой – ощупывая куртку на предмет наличия паспорта, скрытых денег и спрятанного мессера. После он осмотрел путь, приметил местный патруль, отчего пошёл в слегка другую сторону и глянул дальше на вокзал.