Текст книги "Батор (СИ)"

Автор книги: L.Luft

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 23 страниц)

– Ждать тебя будут. С парадной. – Она мельком глянула на него. – Знают, что как новенький вторую дорогу не знаешь, вот и пойдём по ней. Если, конечно, не хочешь снова встречаться с ними.

– Да не особо горю желанием, – тут же отозвался Олег, на что Марго поджала губы.

Волков осматривал новую для него местность, где постепенно высотные здания сменялись на низенькие, которые вскоре перешли почти в частный сектор. Асфальт на дороге вскоре кончился, и она потекла разбитой, едва присыпанной снегом. Где-то слышался лай собак, а один раз Олег даже услышал крик петуха, что немало его удивило. Марго вела его дальше, только иногда всё же украдкой поглядывала назад. Вскоре она вдохнула, свернула вправо, где дорога привычно уводила вниз, и произнесла:

– Бойкот, – выдох, – мало о нём знаю, но слышала. После стычки, Серёгу то ли чахоточным, то ли чудиком обозвали. Сторонились, не разговаривали. Называли прокажённым. Задирать его в принципе только как год или полтора начали, как с четвёртого перешли. Умный он больно, отличник. А там всё по стандартной схеме.

Олег кивнул, понимая, что конкретно имела в виду Марго за «стандартной схемой». Иллюстрация её как раз развернулась на его глазах после контрольной. Меж тем в голове у Волкова постепенно становилась цельной мозаика, и какая-то его часть начинала понимать «чудаковатость» поведения соседа, но другая настаивала – чудаковатость была уж слишком даже для определения такого слова.

– Эт всё, что я знаю, – закончила Марго.

– Что ж там за стычка такая, что его все игнорили? – выдохнул Олег, хмурясь.

– Самой хотелось бы прояснить, да молчат все. А от шнурей не дождёшься.

– Шнурей? – Олег воззрился на неё.

Марго вздохнула.

– Воспитателей. Шнурками обычно родителей зовут, а раз у нас их нет, то шнури – это воспитатели, – пояснила она очередной термин.

– Мгм.

Несмотря на то, что за неделю знакомства с Марго, Олег уже поднатаскался в терминах, всё равно среди речи воспитанников он иногда подмечал незнакомые ему словечки. Улица, по которой они спускались, погрузилась в тишину – только слышался далёкий рёв машин, хруст снега под ногами и тихое дыхание. Олег скользнул взглядом по низеньким домам и с удивлением уставился на высотное здание в самом конце улицы.

Достигнув его, Волков остановился, Марго задержалась рядом. Высотка на пять этажей оказалась недостроенной: на сером бетоне красовались художества местной шпаны в виде всяких красочных каракуль, вставленные когда-то на этапе строительства окна были выбиты, да и сам дом стоял особняком от других и напоминал больше неуместный монолит.

– Заброшка, да, – поймав на себе растерянный взгляд, тут же принялась привычно пояснять Марго. – Она и есть олицетворение второй дороги. Здесь всякое ночует, – она нагнулась и, зачерпнув двумя руками снега, стала формировать ладошками шар, – да наши мордобой устраивают.

– Прямо мордобой? – Волков посмотрел на неё, следом чуть дальше и действительно разглядел край здания детского дома, только оказались они с боковой левой стороны.

– Не-е-е, – Марго покачала головой, – избиение скорее. Сюда старшаки или шкеты водят тех, кто провинился, и чтобы шнури не засекли. В детдоме не сильно накажешь. А до берега далеко.

– Угу-м.

Олег присмотрелся к унылой картине недостроенного дома, заметил кучу мусора на первом этаже и повернулся больше к Марго, которая продолжала корпеть над снежком, словно пыталась сделать его идеальным.

– Тебя сюда затаскивали? – тише спросил он.

– Конечно, как и всех, – удивительно-спокойно подтвердила она и посмотрела на него. – Волосы обрезали да гуашью облили. Красной. Ведь снегирь же, а белых снегирей не бывает.

– А ты чего?

– Стерпела, – тихо призналась она. – Это в первый месяц было. Ну и я допоздна по берегу ходила, не хотела возвращаться. А там и идея пришла, как насолить.

Волков вскинул брови, Марго улыбнулась, подкинула снежок и, поймав его снова, перекинула в другую руку. Когда их взгляды пересеклись, она продолжила:

– Двух ужей поймала с жёлтыми ушами, и к ним в комнату. Визгу было! Ты бы слышал!

Они рассмеялись. Успокоившись, Марго закончила:

– Васюткин с Палочкиным выбежали, другие – за ними. И пока они бегали, я собрала в их комнате ужей и выпустила обратно потом. Ведь змеи не виноваты. Мне вообще тогда показалось, будто они испытали больший стресс.

– В итоге им не поверили, – предположил Олег.

– Именно! – Марго кивнула. Осмотрев друг дружку, она с меньшей задоринкой проговорила:

– Только не говори, что ты так не делал.

Олег помолчал и вдруг уловил, что хруст снега не прекратился, только раздавался ближе, но списал это на проделки птиц или других бродяжек. Припомнив своё детство, он, совершенно смущаясь, потрепал себя по затылку, зажмурил один глаз и затянул:

– Ну-у-у у нас на Юге мы ужей узлами завязывали, – Марго притихла, вскинув брови, – иногда выдували, и взрослым на танцы, да тикали сразу, чтобы не поймали.

Марго прыснула со смеху, затем будто из приличия заставила себя стать серьёзной.

– Живодёры, а, – она хлопнула его по плечу и качнулась в сторону, вроде бы отворачиваясь обратно на путь к батору. Олег возмутился:

– Ты знаешь, сколько этих ужей по весне и…

Договорить он не успел. Марго метнула взгляд в сторону, замахнулась и кинула снежок. Олег отвернулся и заметил, как её снаряд угодил мимо, зато замеченный и пойманный дал дёру по улице к батору. Бордовая куртка, полосатая с «хвостиками» шапка и потрёпанный рюкзак подсказали, что следовал за ними Сергей.

Марго уже сделала шаг в его сторону, как Олег придержал её за локоть. Заметив её взгляд, он покачал головой:

– Не нужно.

Марго тогда успокоилась, хотя Олег знал – даже по сугробам девчонка могла нагнать его, но какой смысл?

– Со школы за нами идёт, – хмыкнула она, делая вдох. – Я несколько раз меняла направление, а он так и увязался. Имперский шпион, кто так делает? Если вместе хотел, подошёл бы. Зачем следить?

– Может, он не умеет иначе? – здраво рассудил Олег и, приметив потемневший взгляд, пояснил:

– Ты ж сама говорила, бойкот, а тут я с защитой.

– Вдвойне непонятно, зачем скрываться. Ты же вступился за него! – Марго помрачнела.

– А сама бы первой подошла?

– Нет, но тебя-то я знаю, – возразила она.

– Сейчас знаешь, – поправил её Олег. Взгляды столкнулись, и он пожал плечами, не особо желая продолжать разговор. – Фиг его знает, короче. Пойдём, а то обед пропустим, – толкнув её локтем в плечо, Олег направился дальше по дороге, на самом деле убегая от неудобного разговора.

Сделав мысленную засечку подумать об этом позже, Волков поймал себя на том, что слишком много стало этих мысленных засечек, а ответов на многие он так и не нашёл. Марго расспрашивать не стала, только поравнялась с ним. Разговорились они уже у ворот батора, где воспитанница повела вдоль забора к запасному входу с прилегающей части.

– Если его пригласить к нам, м?

– Сергея, что ли?

– Ну да.

Олег покривил губами – ему в общем-то сложно дался этот вопрос, о котором он думал все прошлые десять минут. Отчего-то подобное показалось ему правильным, тем более они с Сергеем вроде бы как даже соседи: и, если один не нарушает баррикады молчания, это должен сделать другой. Особенно после произошедшего.

Марго нахмурилась.

– А чего меня спрашиваешь?

– Ну мы, типа, вместе собираемся, тем более в библиотечной ты место указала.

– А-а-а. – Белёсые брови вновь вскинулись. – Не против. Валяй. И библиотека – общее место, а не моё персональное.

У Олега с груди словно камень спал. Марго продолжала:

– Кстати, как контроша?

– Не спрашивай. Ты уже делала по ней отработки?

– Не совсем. Но Алексеевна дала на подготовку, я переписала. Можем сегодня покумекать, что да как, а там и отработки легче. Идёт?

– Забили.

Так за разговорами оба добрались до перекрытой железкой дырки в заборе, через который пролезли, уместили обратно железку и направились уже к черновому входу, где распрощались до вечера. Поднимаясь по лестнице до своей комнаты, Олег через окна увидел, как шохи Васюткина караулили парадник, оттого лишний раз поблагодарил Марго. После обеда и до вечера Волков прождал Разумовского, но тот в комнате так и не появился, а когда время перевалило к пяти, он плюнул, оставил записку и направился на ужин, затем в библиотеку.

К ним в тот день Сергей так и не присоединился, да и засыпать Олегу пришлось в пустой комнате.

========== Олег Волков ==========

«Губернатор города, Валентина Матвиенко, взявшая на особый контроль расследование убийства, отчитала следственный отдел ГУВД Петербурга и Ленинградской области за затяжной характер следствия. В свою очередь начальник криминальной милиции Владислав Пиотровский заявил, что следователи отыскали связь между убийством, совершённым в феврале этого года, и нападением, произошедшим двадцать первого сентября прошлого года на цыганский табор. Напомним, что оно было совершено десятью скинхедами, вооружёнными цепями и палками. В результате нападения погибла шестилетняя девочка, и ещё одна – семилетняя – попала в реанимацию…»

Диктор намеренно помедлила, приковывая к себе окончательно внимание не только Олега Волкова, но и других воспитанников, собравшихся в центральном зале детского дома, где стоял единственный на всё здание телевизор. Но Олег всё же ненадолго отвлёкся, скользнул взглядом по макушкам детей их потока, затем чуть дольше задержал взгляд на побледневшей Ольге Петровне – удерживая одной рукой вязанную мохнатую шаль, она касалась ею подбородка, а другую сжимала в кулак. Бледный испуганный взгляд цепко следил за демонстрируемыми на экране пузатого телевизора сводками, вниманием к которым Волков также вернулся, когда диктор продолжила:

«…Что любопытно, тогда старший помощник прокурора Петербурга Елена Ордынская утверждала, что «идеологической подоплёки и национальной вражды в действиях подростков нет – это просто хулиганы», а известие о нападении стало доступным лишь спустя две недели, и то, после независимого журналистского расследования, проведённого нашей сотрудницей Евгенией Добролюбовой. В таком случае, если бы не наше вмешательство, то милиция продолжила бы умалчивать о случившемся? И неужели даже сейчас, несмотря на все открытые факты, нас продолжат убеждать, что идеологической подоплёки и национальной вражды в убийстве не присутствует, и угроза в лице набирающего преступные обороты действия скинхедов контролируется властями?»

Диктор снова взяла паузу. Олег пробежался взглядом по комнате, ощутив на себе чужое внимание, и отыскал его источник. Взгляд его столкнулся с Васюткиным, на чьём носу уже как пару дней красовался широкий лейкопластырь. Шкет стоял по другую сторону комнаты, но, приметив на себе внимание, не отвернулся. Олег сцепил зубы, сделал шаг назад, когда Васюткин ткнул Палочкина вбок и указал головой на Волкова, а следом как можно аккуратнее направился к лестнице. В спину ему донёсся остаток репортажа, эхом прокатившегося по удивительно тихому детскому дому:

«Мы будем следить за развитием ситуации и напомним, что убийство таджикской девочки Хуршеды Султановой произошло девятого февраля этого года. Ребёнок получил одиннадцать ножевых ранений, несовместимых с жизнью. Убийцы скандировали националистские призывы. Данное убийство стало десятым преступлением, совершённым за последний год на национальной вражде. А теперь к другим новостям…»

Волков достиг холла и, минуя охрану, выскочил наружу. Он договорился вчера, что встретит Марго после дополнительной секции волейбола у школы, но теперь с вмешательством «шкетов» планы пришлось менять кардинально. Уводить к школе – нельзя, батор слишком малый, чтобы скрыться, более того, если они позвали кого из других потоков – точно не скрыться. «Если есть погоня», – вдруг мелькнула в сознании мысль, заставившая его смутиться – что если он неверно интерпретировал сигналы и знаки, полученные тогда в комнате второго этажа?

Олег замер, оглянулся назад и приметил, как вслед за ним шохи таки кинулись, только было их всего двое: Васюткин и Палочкин. Они остановились пока на пороге, набрасывая куртки и осматриваясь, а Волков выжидал. Его взгляд цепко изучил окрестность.

У парадного обнаружились смотритель-уборщик, орудующий лопатой над снегом, и директриса с незнакомыми, скорее также с сотрудницами опеки или с родителями. Чуть дальше виднелся кусочек тропы, уводящей на задний двор и, насколько Олег помнил, там сейчас совершали вечернюю прогулку дети младшего потока. И первое, и второе не спасёт – шкеты как шакалы начнут ходить вокруг территории, и, если на втором ещё можно спрятаться (если это не «Горыновна», которая отвадит к Ольге Петровне обратно в здание), то первая точно отошлёт Олега куда подальше. А там и эти схватят.

«Нельзя, нельзя, нельзя», – взгляд бешено и загнанно метался по окрестностям, пока не устремился на противоположную едва чистую дорогу. Её слегка присыпало снегом, но уводила она на боковую территорию, откуда был выход к берегу и к «дырке» на улицу. Если смотрителя не будет на задних воротах, то к берегу – рассудил Олег, а если ближе, то через дырку на улицу.

«Если следовать будут». Взгляд метнулся обратно на выскочивших преследователей. Мелькнувшая мысль уже склонилась в сторону продолжения – мол обознался, когда взгляды Васюткина и Волкова столкнулись, и «шохи» кинулись к нему с криком «лови!»

«Не обознался». Уличное чутьё оказалось вновь правым.

Олег дал дёру влево.

Расчищенная часть тропинки там вскоре закончилась, а с ней иссякло преимущество – пришлось перепрыгивать снег, под которым в некоторых местах обнаружились ледяные скользкие полосы. Пару раз на них Олег чуть не поскользнулся и не улетел в сам забор. План по выходу к берегу Волков отмёл, а потому надеялся только на зазор в заборе.

Перекрывающая его железка уже проглядывалась посреди белого снега, но тут наперерез к нему как раз к «спасительной дырке» подоспели двое других шкетов – тех, которых Волков не досчитался. И тогда его загнали.

Он замер у забора окружённый, да так и ощетинился, сжимая руки в кулаки, тяжело дыша и осматривая стягивающихся «шестёрок». Старшаков и малолеток не позвали – порешать с ним, видимо, хотели самостоятельно, но едва это успокаивало: четверо против одного, и никакой подмоги.

«Надо вырваться, надо-надо-надо». Олег дёрнулся влево – там ему перекрыл доступ Палочкин, раскрыв руки и пригибаясь. Метнулся вправо – обрезал другой. Вперёд и пробовать не стоит, притеснят с боков. Все трое склабились, щетинились и смеялись, а Олег отступал обратно к забору, продолжая быстро осматривать каждого и думать. Тут его взгляд упал на снег.

«Точно!» Олег припал вниз, ухватил руками горсти снега, и просчитался. На него накинулось сразу трое гурьбой. Бросив лицом в снег, его скрутили, но сначала отпинали, следом кинули к забору, где голову пронзила ужасная мигрень. Олег не сразу осознал, что ударился о металл, и только после того, как в ушах, постепенно затихая, продолжал раздаваться гон, понял: удар был.

Руки заломили, кто-то также ухватил за волосы, после перед лицом выросло пока двойное мутное лицо Васюткина. К горлу подкатила тошнота.

– Добегался, шаврик. – Лицо, наконец, соединилось в одно. Олег скривился от боли и выдохнул, меж тем Васюткин рукавом щедро провёл под носом, шмыгнул им и посмотрел на шкетов. – В коробку его, исправлять будем, русским делать, – свистнув, скомандовал он.

Олег, собрав остатки сил, кинулся на него, да руки тут же заломили сильней, и он зашипел. По мышцам прокатилась судорога, которая отдалась резью «белого шума» в глазах, перед которыми всё снова поплыло.

Позади раздался лязг железки, и в сознании эхом – слова Марго: «Заброшка, да. Она и есть олицетворение второй дороги. Здесь всякое ночует, да наши мордобой устраивают»

Его дёрнули назад.

«Прямо мордобой?»

«Не-е-е, избиение скорее. Сюда старшаки или шкеты водят тех, кто провинился, и чтобы шнури не засекли. В детдоме не сильно накажешь. А до берега далеко»

Мозаика дальнейшего сложилась сиюминутно.

Здание заброшки с улицы высилось неуместным монолитом на фоне малых частных домиков, где некоторые жители ещё умудрялись держать скотину. Последние расходились криками с наступлением сумерек. Поднялся ветер, и на этажах недостроенного здания он гулял сквозняком, задувая все щели. Вонь внутри стояла такая, что слезились глаза. К ней Олег вскоре привык, да и особого выбора не было – когда сдёрнули куртку, перевязали сзади руки, и лицо облили бурой, чёрной и белой краской.

Разводами она стекала по лицу, залила правый глаз так, что тот не открывался, потому Олег смотрел на стоявшего чуть дальше Васюткина только левым. И вся эта жижа, дополненная собранными по всему этажу мусором – какой нашли шохи – липла, застыла и замёрзла, как и перевязанные руки кололо морозом. Олег почти не чувствовал их и практически беспомощно наблюдал, как с сумерками изо рта при дыхании поднималось всё больше облачков пара. Порой он пытался сконцентрироваться только на этих завихрениях, чтобы не ощущать боли – в конце концов, шохи когда-то «наиграются». Только страшно было, и подпитывали его слова диктора из репортажа про убийство детей – таких же, каким был и Олег Волков.

«Погибла шестилетняя, семилетняя в реанимации…»

«Если не сдержатся?..» – паниковало сознание.

– Ты вроде говорил, что русский, м? – Снова этот голос. Хватка на плечах чуть ослабла, зато появилась на волосах. Кто-то из шкетов схватил за них и поднял, тогда взгляды вновь столкнулись.

Присевший перед поставленным на колени Волковым Васюткин продолжал щёлкать зажигалкой. Её дешёвый пластик ловил блики зажжённого не так далеко фонаря, отражал его в пространство, а порой Васюткин и вовсе чиркал по колесу. Тогда перед лицом Олега на пару секунд мелькал небольшой огонёк.

– Вот только русские русских не убивают, – выдохнул он злее почти ему в лицо.

Волков, поджав губы, загнанно продолжал следить за шестёркой, чьё лицо кривилось и мрачнело. А глаза горели болью – только раз Олег видел такой взгляд, когда матери похоронка на отца пришла, но у Васюткина он был другой. В нём разгорались ненависть и ярость, которые, мешаясь с болью, создавали что-то ужасное и тёмное. Злое.

Олег сглотнул.

«Скинхеды убили торговца из Азербайджана…» – эта новость всплыла не из дневного репортажа, а из того, какой Волков слышал когда-то мельком в коммуналке, придя с улицы.

– Такие, как вы, развязали войну, из-за таких, как вы, умирают пачками люди. – Васюткин резко поднялся и отступил. – Убиваете, подрываете, из-за вас из семей забирают родителей, которые потом дохнут на никому не нужной войне! – Голос сорвался на крик.

Олег, тяжело дыша, продолжал наблюдать за принявшимся ходить туда-сюда Васюткиным, а перед глазами расцветали позабытые воспоминания: как мать на Юге искала в закрытом городе родных по подвалам, и как она же кутала его в обмотки на границах, установленных людьми из народа, но пошедших против него по причинам, которых Волков не знал, не понимал и не хотел понимать до сих пор.

«Скинхеды взяли ответственность за нападение на цыганский табор: забиты женщины и подростки. Люди не вступились»

Васюткин метнулся к нему, тогда Волков не сдержался – начал говорить, только чтобы шум в голове противоборствующих воспоминаний стал меньше:

– Ты думаешь, ты единственный пострадал? – Шкет осклабился, будто то, что Олег подал голос, было желанной наградой за ожидание. – Сначала они погубили свой народ, не все сражались за них.

– Но именно вы расплодили заразу! Вы ответственны за этот страх и ужас, какой творится на улицах.

Звонкая тишина последовала за громкими словами, какие подхватил ветер и транслировал по этажу. Олег зябко поёжился и повёл руками – подушечки совершенно окоченели. Говорить становилось трудней: дрожь забралась глубоко внутрь и теперь его трясло. Зуб не попадал на зуб.

«Скинхеды закололи таджикскую девочку…»

– Чем конкретно я ответственен перед тобой? – совладав с дрожью, выплюнул Олег и хмыкнул.

Он попытался опустить голову, но ему не дали, тогда он просто прикрыл глаза, слушая, как слова Васюткина эхом встречали его в сознании. Они резонировали с внутренними переживаниями, мешались с воспоминаниями и последними годами на улице – тысячи виденных лиц, тысячи судеб и одна трагедия, начавшаяся тогда, когда сам Олег и не помнил.

Спереди послышался шорох. Волков открыл глаз и увидел перед собой злобное лицо, какое видел ни раз на улице: такими обладали взрослые, но не дети. И помнил другие, вроде бы, родные лица близких по матери, какие перекосила схожая злость и ненависть, когда в однокомнатной квартире была найдена чёрная книжка, какую бабка назвала неверной литературой…

«Скинхеды-скинхеды-скинхеды»

– Мне достаточно того, что ты принадлежишь к одним из них. Тата-а-арин по отцу, – почти той же фразой, какую мельком услышал в первый день приёма Олега Волкова в коридоре протянул Васюткин, осматривая жертву травли. – Но никакой ты не русский. Ты чужой для нас.

Щёлкнула зажигалка в руках. Небольшой огонёк появился перед лицом Олега, но желанное тепло не приносило мыслей о спасении.

– А чужое принято выжигать.

– Жень, может, не надо? – Неуверенно подал голос Палочкин. Олег взглянул на него, увидел ужас, с каким шкет смотрел на Васюткина, и с удивлением отметил: это первый раз, когда тот подал голос.

Васюткин посмотрел на него, и под обращённым на него взглядом Палочкин стушевался, но всё же продолжил:

– Шнури заметят. Разбирательства пойдут, надо оно, а? Мы только на краску решались.

– Ничего он не скажет, – отмахнулся от него Васюткин, поворачиваясь лицом к Олегу и оценивая его. – А если попробует, так хуже будет: Гуйковскому скажем, а там он быстро приструнит.

Волков ощутил, как давление ладоней стало будто бы сильней, да и Палочкин совершенно скис. Упомянутая фамилия внесла на них праведный ужас, но раздумать над этим Олег не успел. Васюткин снова чиркнул зажигалкой, тогда он кашлянул, попытался дёрнуться и откровенно запаниковал. Огонь более не угасал, более того Васюткин бросил взгляд на шкетов.

– Держите его. – Он приблизился. – Устроим прижигание, чтобы знал своё место!

Волков задёргал руками, замотал головой, попытался хоть как-то дотянуться до обидчиков, чтобы укусить или задеть – сделать что-то, что помогло бы спастись.

Тщетно.

Руки держали крепко. Смех их обволакивал сознание. Васюткин приблизился снова, и когда в руках снова зажегся огонь от зажигалки, где-то раздался шлепок и следующий за ним шорох от скольжения по бетону.

Все притихли.

Васюткин подался назад, а Олег, опустив взгляд, увидел, как вертевшаяся волчком книга остановилась прямо у ног банды. Блики от фонаря упали на треснутую золотую обложку, где Волков прочёл следующее: «Федор Михайлович Достоевский. Преступление и наказание», а с поднявшимся ветром откуда-то сзади донеслась сказанная тихо фраза:

– Не только чудик, но и хиляк до прочего. Кинуть не может, – но в тишине она прозвучала громко.

Олег прикрыл глаза, гадая, что хуже: попасться одному или то, что происходило сейчас. Тем не менее, шестёрки отвлеклись назад, и тогда откуда-то сбоку снова прилетела книга, но на этот раз прямо по голове Палочкина! Обложку её Волков узнал более чем – «Звёздные Войны. Последний приказ».

– Кто здесь, эй?! – под конец свистнув, крикнул Васюткин. Он сощурился и посмотрел назад, а Олег в темноте увидел, как далеко позади мелькнула чья-то фигура, и прикинул – как раз оттуда, откуда прилетели книги.

И всё-таки позади с места сказанной неосторожно фразой послышался шлепок.

– Дед пихто и баба коромыслом, – уже не скрываясь, выкрикнул голос. – А вот тебе ответ от русской – русскому. – Марго – «Ну кто ж ещё…» – почти обречённо подумал Олег в мыслях, прицениваясь к ногам Васюткина, – помедлила. – Лунная призма, передай отморозку ума через фонарь! – крик огорошил этаж.

Васюткин скривился и тут более чем метко с глухим ударом прямо по носу ему прилетело что-то, что докромсало этот нос. Олег увидел, как на пол грохнулся со шлепком старый советский работающий фонарь. Васюткин попятился, его шкеты отпустили Олега…

– Ну, теперь выжгем до тла, – съязвил он, упал на спину и ногами ударил Васюткина по его же.

После на этаже заброшки началась самая настоящая чехарда.

========== Альянс ==========

Секция закончилась раньше, и на то отыскались вполне объективные причины: не только Марго потратила меньше времени на переодевание, но и учитель по физкультуре сократил заминку. А всё из-за Анны Евсеенко, чьё лицо залили сопли, слёзы и кровь из носа, которым либеро соперника предпочла схватить мяч.

«Рёва-корова», – фыркнула Марго, припоминая вдохи удивления и шёпоты, а следом как на весь зал прокатилось эхо детского плача. «Да и не такой сильный удар был», – продолжала размышлять Снегирёва. Она прикрыла глаза, закинула голову чуть назад и помедлила, пару минут точно наслаждаясь тем, как мороз лизал разгорячённые щёки. Когда память подкинула плаксивый взгляд и лицо в непонятной жиже, Марго скривилась и открыла глаза, следом улыбнулась. Срывающиеся с неба снежинки подхватывал ветер, отчего они кружились между скрюченными деревьями с ветками-скелетами и ещё долго не касались земли.

Красиво.

Потрепав себя по затылку, Марго всё же смутилась и, одолеваемая сомнениями, подумала: может, и вправду не стоило с такой силой подавать мяч…

«Нет, – поправив лямки рюкзака, Снегирёва спустилась со ступеней порога школы и направилась на путь к батору. – Мы эйс заработали, а там и выиграть могли» Теперь внутри проснулось не сострадание к покалеченному лицу Евсеенко, а поражение её тупости – спорт и командная игра хорошо научили Марго прописной истине: если не можешь взять на себя задачу, отдай её другим из команды. Или сбеги, а если не удастся – подчинись. Этому уже научил батор.

Но всегда бывали исключения, и таковым для Марго стал Олег Волков, с которым они договорились встретиться. По правде, сам Волков предложил её встретить, мол, безопасней будет. Марго, привыкшая ходить одна, не сразу сообразила: отказывать или нет, а сейчас ловила себя на том, что ждала встречи, и хотела поскорее добраться до батора или перехватить его уже по дороге, следом рассказать о том, с каким звонким ударом мяч отлетел от лица рёвы!

Марго широко улыбнулась и, вернувшись мыслями к образу Олега, помрачнела. «Странно», – подумала она, пиная горсть снега ногой и продолжая идти. Такие рвение и теплоту Марго испытывала лишь тогда, когда в коррекционке её Марья Марфовна навещала или забирала на выходные дни. Тогда и сейчас ощущение было…

М-м-м.

Ощущение, словно кому-то важен и нужен, и что кому-то интересно не только шаблонное, сыт ли, выспался и чисты ли одёжка и лицо, но и «всякое другое». Для Олега вот стали интересными книги, какие Марго читала, и пускай он не до конца понимал ни Гарри Поттера, ни Звёздные войны, зато мужественно терпел восторженность, с какой Марго порой рассказывала, как Гарри с василиском сразился или как принцесса отыскала имперский источник дельта во дворце на Корусанте – тот самый, что сдавал все-все данные синемордому хмырю в белом мундире.

Стало тепло. Внутри, где-то в груди, отчего Марго поёжилась.

Но вместе с тем подобное было всё-таки странным.

И непонятным.

Потому как относиться к такому Снегирёва не знала: воспоминания о таких моментах … заботы (пожалуй, Марго могла расщедриться на такое слово) вносили тепло, и одновременно являлись какими-то чужими и заставляли насторожиться, ведь сознание каждый раз напоминало – своё место в иерархии Волков ещё не выбрал. Что, если он как Палочкин пойдёт под крыло Васюткина и станет тем, кто будет издеваться над ними?

«Разве?»

Память услужливо напомнила то, как Олег умудрился «подгадить» этой иерархии, и Марго вынужденно согласилась – так, как с Палочкиным уже не будет.

Олег взял её вещи с раздевалки и передал ей, хотя мог этого и не делать, и скорее Марго бы заболела, продолжив шлёпать до Батора в босоножках.

Олег вступился за чудика из пятой комнаты этажа – Сергея Разумовского, которому воспитанники объявляли бойкот, издевались и использовали только на контрольных и самостоятельных.

Олег разделял с Марго место в библиотеке, где оба решали задачки, делали домашнее задание и готовили всякое внеурочное. Пускай и пока за труды они не получали отметки выше «три» и «четыре», хотя по переписанной контрольной Алексеевна – старая грымза – им по четвёрке влепила. Достижение? Достижение! А на жирный минус можно и внимания не обращать.

Делать домашку с Олегом было проще – не скучно, не одиноко, и две головы лучше, чем одна. Однако было в нём то, что Марго смущало сильней, чем его интерес и отказ от выбора места в иерархии: его слова о чести и долге. Снегирёва знала, что такие слова в своём значении действовали только в книгах, мультфильмах или фильмах, показанных по пузатому телевизору, а в жизни такое уже давно мертво. «Живые» люди не способны ни на честь, ни на долг. Ведь если бы были способны, то не травили друг друга в школах, не убивали на улицах, не развязывали войны и… не сдавали бы детей в детдомы и не отказывались бы от них после первых дней от рождения.

Марго вдруг остановилась и вдохнула глубже. Затем, осмотрев свои потрескавшиеся бледные руки, которые едва покраснели от мороза, сунула их в карманы куртки. Изучив улицу, она продолжила шагать и оставила невесёлые мысли, только подытожила, что Олег Волков пускай и был странным, но дружить с ним было классно, даже кайфово.

«Хотя, может, и рано друг друга друзьями называть?» – вредничало подсознание, внося смуту. Марго не успела ответить. Впереди уже возвышались чёрные ворота батора, а за ними Марго первым делом заметила Олега – всё же успела перехватить до того, как он направился за ней, и они не разминулись!

Но, увидев, как Волков бросился в сторону, Марго в растерянности замерла и проводила его взглядом, уже подумав, что тот испугался её вида или ещё чего… Площадку огорошили крики, и Снегирёва увидела шестёрок – тогда её резко бросило в ледяной холод и ужас. Она уже зашла за ворота батора, повернулась в ту сторону, где скрылись жертва и преследователи, как, уцепившись краем глаза за смотрителя, директрису и двух незнакомцев, помедлила.

«И чем ты поможешь?» – выкинуло вопрос подсознание, и Марго встала как вкопанная. Она тяжело дышала, мрачнела сильней и сжимала руки в кулаки, пока внутри шла борьба – одна часть убеждала броситься следом и придумать план на ходу, когда как вторая закидывала первую воспоминаниями и вычитанным из книг.

И внезапно вторая часть начала дробиться: что-то более основательное подсказывало оставить Волкова наедине с обидчиками, ведь он сам накликал на себя беду, а значит, и сам должен разбираться, более того, когда издевались над Марго, никто не пришёл на помощь; но другое… настаивало, что в команде так не играют – и если даже такие, как Евсеенко решили проявить слабоумие, другие должны подхватить и закончить партию во имя общей цели команды.