Текст книги "Батор (СИ)"

Автор книги: L.Luft

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 23 страниц)

Была не была.

– В ином случае вы бы пристрелили человека, который за вас работу выполнил.

Он посмотрел на Константина Игоревича. Офицер замер, лицо разгладилось, глаза чуть посветлели, а руки медленнее обвели очевидно контуры полученной тогда раны – старший лейтенант заглотнул брошенную фразу, и не дожидаясь предложения к диалогу Волков разговорился:

– На матче всё не так было, как тут вы пишите. – Он ткнул пальцем в данные, убрал руку и повернулся чуть корпусом к офицеру, следом опустил руки локтями на доступный участок стола. – Это не ультрас подрались друг с другом. Их пытались спровоцировать.

– Ты видел другое? – Голос звучал ниже, выдавая задумчивость.

– Видел, потому не дал вам пристрелить одного из сине-белых. – Олег вдохнул. – Иначе тогда получилось, что вы бы напали на невиновного, который, наоборот, виновных пытался задержать.

Гром задумался, отведя взгляд на документы. Волков не торопил и сам постепенно вспоминал всё больше событий после весеннего матча, который за малым не превратился в большую кровавую бойню.

– Это же Емельянов вроде, нет? – спросил Прокопенко.

– Он. – Гром кивнул. – Один из активных участников ультрас, ни один домашний матч не пропускает.

– Что-то тут не то… – покачал головой товарищ. Документы, которые он заполнял, были благополучно забыты, и теперь сотрудники пытались раскрутить ситуацию, и не сказать, что оба сразу приняли позицию. – Ростовские всё начали из-за жёлтых карточек необоснованных, а там и чехарда началась, в какой и Емельянов был замечен.

Олег осмотрел обоих сотрудников, дал им возможность переглянуться известными только им знаками и воспользовался наступившей тишиной, чтобы пояснить:

– Ни Ростов, ни Зенит это не начинали. Это сделали скины, одетые как ультрас что одной, что другой команды. – Офицеры глянули на беспризорника, который не стушевался, наоборот продолжил спокойно:

– Я видел, как они выходили из машины уже после матча вместе, поджидали на выходе с гостевой, чтобы начать стычку.

Гром подался вперёд, перевернул папку и зашуршал документами, отцепив мешающие фотографии с предписаниями и приписками. И пока офицер искал что-то средь огромной кипы бумаг по делу, Волков продолжал:

– Хотели сыграть на карточках, да. Мне показалось странным, что сель… ростовский, – поправился он, не уверенный, что менты знали футбольного жаргона, – и зенитовский приехали вместе прямо под конец матча и шли спокойненько, разговаривая. С битами. Подошёл к ним, чтобы дать листовку и услышал, что планировали потасовку между командами развязать: ростовских спровоцировать, через погоню подсадного зенитовца вывести их от гостевой на дом. Там мы с вами и… – Олег глянул на Грома, который мельком пересёкся с ним взглядом, – встретились. Емельянов своих остановил от провокации.

– Получается ты его нашёл? – предположил Прокопенко.

– Не сразу, – признался Олег, поворачивая голову к офицеру. – Дал дёру наперерез конечно и нашёл его дочь – Тиш… Татьяну. Она всегда выделялась и запомнил её сразу ещё после первого дня работы. Рассказал ей, а она отцу, а там уже зенитовцы пошли на диалог и вместе с ростовскими начали теснить подставных.

Прокопенко хмыкнул, покачал головой и опустил взгляд на бумаги. Волков смолк. Он сказал всё, что знал, оставалась лишь история о том, как во время стычки патруль приближающийся заметил и не дал Грому выстрелить в Емельянова. Ничего лучше подвернувшейся пивной бутылки он не нашёл, а там всё и завертелось, где и что с порванными флагами, криками и разгоном от «космонавтов» с ментами.

– Глупости какие, чтобы одни с другими и против третьих, – выдохнул Прокопенко. В голосе не сквозило смешка или ноток превосходства, наоборот скорее крылась задумчивость. Олег глянул на мента и поджал слегка нижнюю губу – всё что он мог рассказать, он рассказал.

– Не такие и глупости выходит, – очнулся Гром от поиска информации.

С шорохом поверх кипы бумаг были положены несколько листков, в котором Олег признал свидетельские показания очевидцев. Прокопенко, до этого задумчиво потиравшего кончик правого уса, замер и приметливо посмотрел на товарища, как и собственно Волков.

– Если так, то понятно, почему показания разнятся, и никто так и не дал точности насчёт личностей нападавших.

– Не было среди своих ультрас – не знают значит.

– Что-то такое, да. – Гром перевернул лист и скользнул по показаниям косо.

Олег не мешал им, лишь поглядывал на обоих в ожидании вопросов к себе или ещё чего. Офицеры продолжали разворачивать логическую цепочку.

– К тому же провокации начались ещё в чаше, причём. – Взят был третий лист. Гром помедлил, чтобы свериться с данными, следом, кивнув, дополнил:

– Билеты у провокаторов были, только не на трибуны ультрас. А обычные места. Самые дешёвые. Этих успели поймать.

– А ультрас всегда выкупают свою или гостевую трибуну, не мешаются, – подхватил Прокопенко.

– Верно. Установили позже принадлежность провокаторов к скинам, там опознали по другим нападениям. Сейчас сидят. Не думал, что и за чашей они причастны.

Волков, наконец, понял и согласился: с позиции обывателя, не знавшего ультрас, стычка после матча и правда носила характер типичных разборок между фанатами, потому немудрено что и дело таковым казалось.

– Но для чего им на матч? Смысл? – задался вопросами Прокопенко, и Олег прикусил кончик языка, не став встревать.

Причины он как раз знал: провокация фанатов бы пошатнула влияние пахана в Петроградском районе перед другими и сорвало бы сделку с приехавшим вместе с ростовскими ультрас паханом Юга. Да, криминальные авторитеты поощряли бойни, но не грязные разборки и подстрекательства с гостями города, особенно фанатами, особенно когда среди них представители криминального Юга, с которыми тогда на матче Емельянов деловой договор-то заключил. А действия после матча скрепили соглашение намертво.

Собственно, и кровавые бойни – не совсем то, чем занимались ультрас и уж точно не относилось к основной цели поддержки. К тому же скины и прочее нацистское быдло никогда не упускало возможности сыграть на эмоциях фанатов и удовлетворить свои «животные» потребности в насилии и агрессии.

– Разберёмся. – Гром поступил мудрее, не стал разворачивать раскрытие дела при беспризорнике. Он достал чистый лист, отложил материалы дела по матчу в сторону и посмотрел на Олега. – Рассказывай подробно, кто, где, когда и что помнишь.

Волков тяжело вдохнул: ну тут, конечно, что-то старший лейтенант слишком большие надежды возложил – вспомнить события, случившиеся больше полугода назад да в подробностях… Но память Олег всё же напряг и заговорил.

За время снятия показаний Прокопенко закончил свои дела и вышел, оставив папку с розыском детей и их документами на столе Грома. Олег продиктовал всё, что знал и вспомнил, упустил только момент союза между паханочками ультрас, ведь в целом и гости, и дом сошлись на том, что состояли из подчинённых общим правилам «криминального кодекса и правил», а если б его не было – кто знает, может дошло бы и до бойни.

В конце концов, Олег затих. Дописавший Гром поставил точку и поднял на него взгляд, уточнив:

– Всё?

Волков кивнул – слишком много за сегодня говорил, отчего и язык уже заплетался. Старший лейтенант просмотрел сведения на предмет новых вопросов, после попросил поставить подпись. Олег черканул каракулю, не глядя, а там Гром сложил всё в папку. С замиранием сердца Волков наблюдал за ним и всё-таки не выдержал:

– Что с нами будет? – говорил он правда спокойно.

– Отвезём сейчас в детдом.

Олег нахмурился и покосился на карту – далековато же придётся ехать почти из центра Питера в «Тмутаракань». Гром по взгляду всё понял, потому усмехнулся и уточнил:

– Не в изоляторе же вас оставлять. Потому вернём. Час езды.

Волков глянул на время. Если без пробок и на машине – он надеялся, что на машине – то будет уже почти одиннадцать. «Отлично», – информация приободрила его, однако осталось ещё кое-что неразрешённое. Посмотрев на офицера, Олег как можно спокойнее уточнил:

– Со мной?

Гром вскинул брови.

– Ну… – Олег выдохнул: справедливо, что сейчас мент в ответ над ним издевался. Он кивнул на руку офицера. – Ваша рука.

Напускное удивление с лица пропало, сменилось какой-то усталостью и теплотой, и Олег почти понимал Грома: весь день на работе, омрачившейся вызовом на взрыв у Владимирской, а тут под конец и беспризорники нарисовались. Гром сложил собранные дела в сейф, закрыл его, только потом ответил, поднявшись:

– Проведём расследование. Отпустим. Но если установим, что соврал или ещё раз попадёшься, не отделаешься. – Голос стал почти поучительным, напомнил Олегу отцовский тон, который за столько-то лет начал забываться.

– Спасибо, – выдавил он из себя из вежливости и приличия, ощущая, как теперь его самого пришибла усталость.

Дверь скрипнула. В кабинет вернулся Прокопенко, приковывая к себе уставшие взгляды.

– Очнулся ваш дружок. Говорит, ест, много ест, – уточнил он, на что Олег улыбнулся. – Всё в порядке.

Волков переглянулся со старшим лейтенантом и кивнул ему мол «понял», а там Гром подошёл к вешалке и снял свою форменную куртку.

– Поедешь со мной отвозить? – Вопрос как-то мало походил на вопрос, больше сквозило от него утверждением. Олег поднялся и забрал со спинки куртку, какую начал надевать, продолжая смотреть за офицерами.

Прокопенко – поначалу удивлённый – повернулся к товарищу, замер, будто готовый возразить, потом хмыкнул с улыбкой и расслабился.

– Я уже и заявку оставил на машину. Нашлась одна свободная, знал, что ты иначе не можешь и…

– Поведу я, – тише произнёс Гром. Олег прислушался, застёгивая курточку, и украдкой заметил, как тот склонился к другому и пригрозил ему пальцем.

Прокопенко так и сдулся совсем, переступил с ноги на ноги и спустя ещё несколько секунд гляделок выдохнул, махнув на товарища рукой:

– Чёрт с тобой.

Гром остался более чем доволен, и Олегу подумалось, что за этим точно крылась какая-то история и, судя по всему, с порчей автомобильного имущества. Допытываться не стал – пускай останется это хрониками УМВД номер семьдесят восемь. Забрав вещи, офицеры и детдомовский покинули кабинет, там Олег поспешил к Марго и Сергею: жуть как хотелось убедиться собственно, что всё хорошо.

<…>

Дети уснули ещё на выезде из Санкт-Петербурга. Уставная машина мчалась по трасе ведомая старшим лейтенантом милиции Константином Громом, рядом на пассажирском кресле сидел такой же старший лейтенант Фёдор Прокопенко, да будто бы затаивший обиду за передел ключей. Гром оттянул уголок губ, припоминая то, с чего и начался этот передел, а именно с разбитой Прокопенко буханки, когда он ловил бандитов… неуставными методами. Бумаги тогда было столько, а ещё криков от главного, что до сих пор бухгалтерия за ремонт припоминала, как и сотрудница их медпункта.

Но поймал же? Поймал. Слабо правда это оправдывало сопутствующие разрушения.

Взгляд скользнул на зеркало заднего. Гром убрал руку с коробки передач и настроил зеркало так, чтобы мельком осмотреть уснувшую детвору – пускай и уже получившие паспорта, возрастом за пятнадцать, однако всё равно дети.

Девчонка – кажется, Марго – обхватывала себя за плечи и, установив голову на стекле, спала. Сергей, сидевший посередине, опустил голову на плечо спящего Олега и также спал. Разумовского Гром не сразу вспомнил, да и этот детдом долгое время казался просто «знакомым». Пока не начал собирать информацию, так вообще думал, что совпадения, но нет… Злосчастная «Радуга» со своими трагедиями запомнилась по временной службе там на районе, когда Грома в помощь к местному участковому определили: сначала поджоги доков со смертью воспитанников, потом торговля наркотой среди школьников и вот сейчас побеги.

«Не должны они этого видеть. И жить должны иначе», – припомнив сегодняшний день, Константин задержал чуть долгий взгляд на Олега, вернул обратно зеркало и, изучив обстановку позади машины, взялся двумя руками за руль. Вид едва освещаемой трасы вернул его воспоминаниями к сыну – Игорю. Выходит, они все одногодки, вот только разница между ними была колоссальная, а может и нет? В последние несколько лет с угрозой скинхедов и расследованием их деятельности у Константина почти не оставалось времени на разговоры с сыном.

Оправдания, конечно, но не сказать, что Гром не думал о том, как это исправить. И ситуация с детьми вернула его снова к родительскому вопросу. Как оказалось, почти в схожих думах пребывал и товарищ.

– Гадство, конечно, – выдохнул он. Поймав кроткий взгляд от Кости, Фёдор пояснил:

– Дети. Не от хорошей же жизни они это делают.

Гром вдохнул и выдохнул медленнее, сжав руками «баранку» чуть сильнее. Не от хорошей, это факт, вот только разговаривать об этом в присутствии детей не больно хотелось. Может, те не спали и лишь делали вид, а слышать о жалости – никому не нравится. Потому Костя тему перевёл:

– Ты Ленке звонил?

Федя так и завозился на кресле под ремнём безопасности и отвёл взгляд в окно. Костя вздохнул, опустил руку на коробку передач и готовился перестроиться, заметив впереди нагоняемую машину.

– Звони, давай, – выдохнул он.

– Да ну…

– Звони. – Гром выполнил опережение, только потом, сменив передачу, продолжил настаивать, не заметив, как друг послушался:

– Переживает там, места себя не находит…

– Да всё нормально.

– Федь. Просто. Позвони, – Костя отвлёкся от дороги, переглянулся с товарищем и, возвращая внимание на трассу, дополнил:

– Нехорошо это.

– Может она не переж…

– Переживает, конечно. Сегодня нашу территорию, где дежурили, подорвали. Думаешь, она просто так пошла борщи варить или спать?

Федя рядом вздохнул – Костя улыбнулся, понял, что задавил последним аргументом. Против такого не попереть. Прокопенко закопался в фуфайке и для вида всё-таки попытался осадить:

– Ты своим-то звонил?

– Сразу отзвонился ещё когда к Владимирской двинули. – Грудь тронула теплота, а сознание напомнило встревоженный голос жены, которая облегчённо выдохнула в трубку, узнав, что его не задело. – Потом ещё раз перед выездом. – Теперь вспомнилось и тревожное, но любимое «береги себя». – Просто позвони.

– Да звоню я звоню, вот только…

Гром губы поджал, знал ведь, сколь часто такое повторялось. Отвлёкшись, он нашарил свой аппарат и протянул Прокопенко – теперь точно не отвертится.

– А номер?..

– Найдёшь в книге.

Не прошло и пары минут, как и номер был найден, и звонок жене сделан, и Фёдор стал будто бы довольный, услышав знакомый голос. «А споров-то сколько было», – протянул Гром, думая над собственной семьёй и родительским долгом. Вскоре оба товарища тихо разговорились, обсуждая дела, а там через полчаса машина съехала с трассы и ещё минут десять достигла детского дома.

Выглядел он… как типичный детский дом, да и почти не изменился с того момента, как Гром последний раз был здесь с участковым. Фёдор на вид ржавого и чёрного забора только цокнул, не став комментировать, за что Костя был ему благодарен. Дети неохотно, но пробудились, сонно слезли с машины, а там потопали за полицейскими. Уже в холле их встретила сама Ольга Петровна, как оказалось, оставшаяся вместе с другой воспитательницей и охранником дежурить на ночь.

– Ваши, – Гром качнул головой в сторону детдомовских и замер с документами.

Картина дальше разворачивалась следующая: под взгляды взрослых приведённые дети спокойно сбежали из детдома снова. Костя скривил губы и посмотрел на застывшего охранника, Федя же отреагировал более бурно:

– Что?.. – Он поначалу кинулся за ними, да понял, что бежать за шустрыми детьми – такая себе затея, особенно когда они уже за воротами были, тогда вся экспрессия досталась охраннику. – И ловить не будете?

– Вернутся через семь дней, мы уже к этому привыкли, – кротко и тихо проговорила Ольга Петровна, и Гром хмыкнул.

– Тогда что ли… распишитесь, что вы их хотя бы… видели, – улыбка так и просилась Грому на лицо – не то нервная, не то от иронии. Проделать такой путь, чтобы детдомовские просто развернулись и убежали. Первый раз такое.

Ольга Петровна послушно расписалась в протоколах, а там Костя подумал, что надо был у них паспорта забрать, но поздно уж опомнился.

– Вас будто это не удивляет, – прошептал он, переглянувшись с подошедшим к ним Фёдором.

– Нет. Они как раз на последнюю электричку успеют. – Ольга Петровна отдала ручку, и Константин сложил документы в папку. – Придётся только в заявлении дату сменить, а так ориентировки уже заготовлены. Завтра к участковому понесу. Благодарю, что… – воспитательница тщетно попыталась подобрать слова и проговорила, – попытались.

Милиционеры переглянулись и хмыкнули – да уж! А потом вдруг Фёдор хохотнул и хлопнул себя по лбу. Не понимающий Костя уставился на напарника, пока тот показывал на него пальцем.

– Семь дней, Кость! Семь дней!

От усталости Гром нахмурился, осмотрел вестибюль, припомнил Олега, у которого всё было рассчитано, и понял. Фёдор затянул «а-а-а», продолжая трясти пальцем, когда лицо напарника вытянулось от осознания.

Не меньше семи дней, потому как если больше – дело о розыске передают на федеральный уровень. А там начинаются проблемы и у участкового, и у детского дома.

Вот и вся схема.

========== Мир ==========

Комментарий к Мир

Благодарю за ещё один донат! ❤️❤️❤️ Вы потрясающие!

Электричка со скрипом отъехала от платформы и, постепенно набирая скорость, устремилась в Санкт-Петербург. Начал отсчёт последний для воскресного дня рейс. Вместе забежали в вагон, когда до отправления оставались считанные секунды и проводники готовились захлопнуть тяжёлые двери.

Проверяющему в их вагоне они показали купленные только-только «горячие» билеты и, получив «пробивку», устремились дальше к сиденьям. Оставленный позади полусонный мужчина махнул на них рукой – на памяти за время службы по ночам встречались куда опаснее люди или… бесформенные хтони, чем уставшие подростки. Да и не его это дело, от кого и куда они бежали.

Вместе к выбору открылся целый полупустой вагон, и с наводки Олега они заняли сиденья почти на середине. Волков упал к окну, положил рядом рюкзак, а заметив присевшего к нему Разумовского, спустил его в ноги, где скейт ударился об пол с коротким глухим стуком. Снегирёва села напротив, кинула вещи рядом и устало опустила голову на стекло.

Все трое молчали, тяжело дыша: марафон с побегом от батора до станции даже на скейтах – та ещё непростая задачка в их пригороде, где абсолютно везде побиты и дороги, и дорожки для пешеходов и где отсутствовало освещение. Так что уже ближе к вокзалу Вместе отказались от досок как раз по причине ям и на своих двоих сначала бросились до касс, после – на платформу, где уже ждала «пыхтящая» электричка.

И всё равно верилось с трудом, но вот она правда: они ехали обратно в город, как будто сбежали не рано утром сегодняшнего дня, а только-только. Олег откинул голову на спинку сиденья, обхватил руками живот и, мельком осмотрев ржавый и полный пятен потолок, прикрыл глаза. Когда дыхание чуть выровнялось, он улыбнулся – широко и счастливо.

«Всё получилось», – выдохнул Волков, припоминая произошедшее за сегодня: ранний подъём, бесшумный уход, чтобы не заметили ни соседи, ни шнури, ни сотрудники батора, после признание Марго о возможной перспективе удочерения, ссора между ней и Серым, поиски работы, поиски Разумовского и, наконец, допрос с ментами.

Олег хмыкнул. «Да уж», – растянул он, резко садясь и потягиваясь. Приключений за день столько, что хватит, казалось, на следующие полгода.

Долгое, поистине долгое четвёртое февраля.

Хотя… Кого он обманывал? Приключения всегда будут насыщать их жизнь. Такова уж судьба баторцев, а особенно – Вместе.

Олег посмотрел на ночной пригород в окне и отвлёкся, услышав рядом куда более тяжёлый выдох. Скользнув взглядом по Марго, он поймал её уставший взгляд, улыбнулся, и подруга ответила такой же улыбкой, прикрывая свои глаза и сражаясь с отдышкой. Тогда Волков глянул дальше – сидевший рядом Разумовский подозрительно притих и затрясся, потому и начал смотреть на него Олег также… приметливо.

Наконец, Сергей ощутил неладное, поднял голову, и их взгляды столкнулись. Олег хорошо знал такой: полный сомнения и неудобства, а ещё извинений. С таким Разумовскому не хватало только начать извиняться вслух – уж больно выглядел он потерянно и подавлено, словно оказался не среди друзей, а на допросе, и даже если среди друзей, то втайне подумывал, как бы улизнуть от них. «Ну дела», – хмыкнул Олег, когда товарищ опустил взгляд на руки.

– Всё хорошо, эй. – Он толкнул его плечом в плечо, на что Сергей только губами покривил, мол «издеваешься?»

Волков не издевался, говорил вполне серьёзно, а потому доставать не перестал.

– Скажешь, плохо, м? – Олег вскинул брови и изучил друга. Долго сидеть надутым Сергей не смог, а потому вскоре, перестав выжигать в противоположном сиденье дыру, всё-таки посмотрел на Волкова побитой собакой или птицей.

– Вы из-за меня переживали, и я… Я просто. – Вот снова отвернул лицо.

– Сергей.

– Ну что, Олег? – выдохнул он, поднимая голову, и его прорвало:

– Всё это из-за меня произошло! А я даже толком не помню, как вообще это вышло!

Сергей повернулся к Олегу больше. Последний спокойно ловил его взгляд, не мешал и позволял сделать то, что не случилось у психолога на участке, если верить словам Марго, – выговориться. Тогда Ирина Михайловна – участковая психолог – откачала его, вернула в чувства и отпоила чаем с кондитерскими изделиями, каких дала с собой. Отдать ей должное: она интересовалась, не напирала и пыталась вывести внутреннюю бурю из Сергея наружу, вот только воспитанник на контакт не пошёл, и вот сейчас, действительно, прорвало.

– Только помню, как голос твой услышал, увидел твои, – Разумовский указал растопыренными пальцами на свои глаза, – испуганные глаза и, – взгляд упал на Волкова и дёрнулся вправо на затихшую Снегирёву. – Марго видел. – Правая рука указала на подругу. Олег также посмотрел на Марго, перехватил её внимание и украдкой дёрнул ладонью, предупреждая от встревания в «монолог души». Снегирёва и не встревала, лишь наблюдала устало. – Я… Я мог её сильно стиснуть, помнил, как было больно. А потом всё внутри словно сжималось. Сжималось и сжималось. Ещё и душило. Было плохо. И больно. И страшно. Больно-страшно. И-и-и. И…

Сергею начинало не хватать воздуха. Он сгорбился на сиденье, обхватил себя за плечи и клонился ниже и ниже, отчего на мгновение Олегу показалось, что вот-вот и полностью упадёт на колени лбом, да затихнет. К удивлению Волкова, Разумовский ещё не плакал, только трясся и пытался делать вдох.

– Я заставил вас переживать, подставил вас с ментами и… и… И просто. Я… Я… просто нич…

Серый совсем свернулся на сиденье и на колени не упал, нет, только свернулся в три погибели, зажмурился и затих, начав бормотать под нос дальше. Олег тяжело вздохнул – знал он это всё, накрывало так Сергея и раньше, только никогда это не доходило до такого длинного монолога, может, ограничивалось проклятьями в свой адрес, за что Волков не переставал Разумовского бранить.

Уж ненавидеть и отсылать проклятья можно на всех, кого не попадя, а вот себя любить надо. Так говорил отец, так напоминала мать, и этого не хотел понимать близкий друг.

Олег посмотрел на Марго. Подруга продолжала устало и удивлённо ставиться на друга, теряясь, не зная и не понимая, что делать. Её полный растерянности взгляд Волков поймал и кивнул в поддержке, затем отвернулся к Разумовскому, которого как-то надо было спасать, пока совсем не ушёл в самобичевание.

Сергей вроде бы прекратил себя бранить, стих, но не разогнулся.

– Эй. – Волков положил руку ему на спину, ощутил, как друг вздрогнул и будто попытался отстраниться, но не смог. Он осторожно принялся поглаживать по куртке, присел ближе, затем склонился, чтобы попытаться установить контакт. Закрывшийся в себе Сергей на контакт усердно не шёл.

Для Волкова и это было знакомо.

– Серый, посмотри на меня, пожалуйста, – попросил Олег, не убирая руки.

Что-то неопределённое раздалось от «согнутого рыжего коробка», и не престало ходить к гадалке, чтобы понять, что было это «что-то» отрицанием. Олег помедлил, сделал вдох и на выдохе проговорил:

– Думаешь, что доставил нам неудобств? Но почему ты за нас решаешь, м? – продолжая водить по спине друга в успокаивающем жесте, Волков перехватил «микрофон» монолога, хотя пытался вывести друга на диалог, чтобы ему, прежде всего, проще стало:

– Мы же друзья, Серый. И у друзей принято помогать друг другу.

Ноль реакции.

Олег не отступал:

– Для нас главное то, что ты цел и невредим, Серый. Пожалуйста, не замыкайся в себе, посмотри на меня. Это наше общее, и мы решаем это Вместе.

Руку он остановил на уровне лопаток и глянул на Марго. Снегирёва по-прежнему молчала, да глядела на них странным потемневшим взглядом. Девчонка сама сгорбилась, сжав крепче руки, и Волков не стал её винить – подруга часто терялась при таких эмоциях, хотя бы потому, что сама не умела такие проявлять, а уж о поддержке не шло и речи. Олег посмотрел на спину Сергея и решил пойти по пути воспоминаний – так, как раньше успокаивал, когда друга накрывало:

– Вместе, помнишь? Как условились когда-то зимой, пускай я и не одобрил названия. А потом спасали друг друга от шестёрок, ты нам китризку показал. Стала для нас общей базой. Вспомни и то, как вместе придумывали план по побегу и уроки делали, хотя ты из нас, конечно, самый умный и смышлённый.

Олег сглотнул, набрал воздуха, ощущая, как самого начали захватывать эмоции наравне с дичайшей усталостью – сон в ментовской машине не совсем помог расслабиться, однако Волков продолжал вспоминать больше за почти четыре года совместных приключений.

– А знаешь, с чего началось? – Он мельком глянул на Марго. Подруга отмерла, тепло улыбнувшись, и Волков понял – подруга тут же вспомнила. – С того, что вы меня спасли. Как и сегодня мы тебя. Как и потом Марго спасали, когда её на солнце пытались кинуть. Мы вместе, Серый, и друг с другом. И никто из нас не является для других обузой.

«Ох, лирик грёбаный», – побранил себя Олег, подивившись и вправду такой сентиментальности. Лимит разговорчивости на сегодня он исчерпал полностью, да и говорить больше чего удумать не смог – всё остальное казалось каким-то дурацким. Тогда Волков глянул на Снегирёву, думая, что ей есть чего добавить, но подруга взгляд в пол опустила, сжала крепче руки и сама задумалась, будто слова Олега тронули что-то и в ней.

Прошло ещё несколько минут прежде, чем Разумовский начал постепенно «оживать». Очень медленно он поднялся, всё ещё пялясь в свои раскрытые руки, какие он только перестал сжимать. Волков провёл от плеча по спине до другого, подтолкнул друга к себе, и тот упал ему на плечо, где совсем прижался в поисках защиты и поддержки.

– Всё-ё-ё хорошо, – распевал Олег, обнимая также в ответ и слегка покачивая в объятиях, а также ловя себя на иронии – сначала одна со своими тайнами души, теперь Серый вдруг вздумал подумать, что кому-то там помешал.

Хотя кому? Вместе? Которые на то и Вместе, чтобы быть вместе.

Ироничность названия оправдывала себя и спустя четыре года.

Волков похлопывал друга по плечу и вскоре ушёл на распев какой популярной мелодии, услышанной у Игрока в баре – не колыбельная и успокоительная, конечно, но чем плох Кипелов со своей «Я свободен»? Вот и Олег подумал, что ничего плохого в песне нет. Он словил на себе улыбку от Марго. Подруга от неловкости перевела взгляд на вагон, заняла пост наблюдателя и ответственного по бдительности: пускай и электричка была полупустой, это не означало, что заходящие и блуждающие по вагонам забортовые не несли в себе потенциальной угрозы.

Сергей в объятиях вскоре перестал трястись, а когда Олег ушёл на распев предпоследнего куплета, так и вовсе хмыкнул. Волков тут же затих.

– Я не думаю, что Кипелов – то, чем успокаивают, – прогундосил Разумовский с характерной обретённой язвинкой.

– Ты ж успокоился, хотя если не нравится, могу спеть Раммов, – в тон ему парировал Олег, пожав плечами. – Только тогда не жалуйся на мой поганый немецкий и его произношение. Даже Алла Ивановна до сих пор кривится, что жутко становится.

Сергей хохотнул – хороший знак! Затем завозился и расположился так, чтобы вскинуть голову и оказаться с другом почти нос к носу. Красное от переживаний лицо украсила язвительная улыбка, заплаканные глаза просветлели, и Олег не нашёл чем вовремя парировать на смех, только переместил руку на его висок, где убрал выбившиеся из хвоста грязные и полные чердачной пыли волосы. Что-то в груди потеплело, язвить словно перехотелось, и Волков был не уверен, что появившиеся новые красные пятна были связаны с недавней истерикой. Ведь и его щёки слегка потеплели.

Сбоку кашлянула Марго, и оба отсели чуть в сторону. Олег хмыкнул, склонился, чтобы взять рюкзак, и мельком осмотрел Сергея – друг сидел рядом, преисполненный будто бы неловкостью, и избегал смотреть на него.

– Кушать хочется, – донеслось рядом.

Олег хохотнул – сладкое сладким от психолога, но все трое точно не ели ничего либо с утра, либо с обеда.

– Немудрено. Сейчас устроим, – потянув к себе на колени рюкзак, Волков закопался в него, приметив, как Разумовский распустил хвост и начал заплетать волосы по-новой.

Достав изнутри свёрток, Олег протянул его Сергею, на который друг удивлённо уставился с зажатой в зубах резинкой. Разумовский отмер, но сначала завязал прилизанный и почти идеальный в таких условиях хвост и после взял протянутую еду.

– Вам купил. Холодная правда, – обозначил Олег, достал себе и посмотрел на Марго.

Подруга клонилась, упирая локти в колени, и что-то ковыряла в полу носком ботинка. Выглядела она растрёпано и устало, да и слишком уж тихо вела себя, отчего Олег подумал на что-то неладное.

– Марго? – позвал он.

Подруга замерла, сжала руки и глянула на него исподлобья. Волков покачал свёртком, на что Снегирёва кивнула и полезла за своим в рюкзак. Также молча. «Странно», – выдохнул он, подмечая абсолютное усталое спокойствие, с каким подруга принялась сражаться со свёртком с едой. Покосившись на улыбчивого Сергея – друг уже разобрался с бумажной обёрткой и поедал холодную шаверму с отчаянным удовольствием —, Олег занялся своей, приметливо продолжая наблюдать за подругой.

Она сидела молча, также ковыряла носком сапога застывшую на полу жвачку, и даже когда Олег с Сергеем вяло разговорились – не проявила внимание и интереса к разговору. Сидела себе пришибленно тихо, медленно поглощая шаверму, причём также «не по-своему»: обычно подруга быстро разбиралась с едой, как делали все воспитанники батора, а сейчас будто бы тянула.