Текст книги "Sweetly Broken (ЛП)"

Автор книги: LadyKenz347

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 19 страниц)

Я глубоко вдыхаю:

– Какая сумма заставит тебя заткнуться и уйти?

– Ты не сможешь себе это позволить, – бросает он, дьявольски улыбаясь.

– Сомневаюсь в этом.

– Джордж, – вмешивается Гермиона, – Хочешь лазанью? Через час будет готова.

– Какая вежливая хозяйка у этого дома, – щебечет он. Я уже готов выплеснуть несколько действительно отвратительных оскорблений, как он хлопает в ладоши. – С удовольствием буду лазанью. И бонусные поцелуи, которые ты тут раздаёшь.

Она хватает свою палочку и направляет прямо на него:

– Одним движением руки я заставлю всё твоё лицо покрыться волдырями. Не искушай меня.

Джордж поднимает руки в знак капитуляции и идёт к стойке, сдерживая смех.

Я бросаю взгляд на Грейнджер – её щёки всё ещё пылают, то ли от поцелуя, то ли оттого, что нас застукали. Она смотрит на меня снизу вверх, и её зубы впиваются в слегка припухшую нижнюю губу.

***

– Как проходит ваша неделя?

Я понял, что больше всего мне не нравится в Бреннере то, что он всегда смотрит на свои грёбаные пометки, пока разговаривает со мной. Это чертовски грубо.

– Хорошо.

– Соблюдаете трезвость?

– Сто двадцать три дня.

– Это замечательно. Я попрошу вас оставить свой образец на выходе; мы давно не проводили тест.

Потрясающе. Изюминкой этих визитов является сбор моей мочи в стакан, который забирает Хелен на стойке регистрации.

– Сегодня я бы хотел попробовать новую технику, – он кладёт свой кожаный планшет на боковой столик рядом со стаканом воды и кактусом.

– Я не знал, что вы использовали какие-то техники, чтобы совать нос в мои дела. Что ж, пожалуйста, порадуйте меня.

Он одаривает меня успокаивающей улыбкой:

– Вы забавный. Сегодня особенно.

– Ну, что я могу сказать, док. Вы тоже начинаете мне нравиться, – откидываюсь в кресле и закатываю глаза.

– Отлично, ложитесь на диван и расслабьтесь.

– Эй, я не из этих парней, – фыркаю. – Сбавьте обороты.

– Вы закончили? Ваш сарказм начинает утомлять.

Ложась на диван, я скрещиваю ноги и закидываю руки за голову.

– Сегодня мы попробуем несколько визуализаций. Я собираюсь провести вас через различные сценарии, и я хочу, чтобы вы рассказали, что видите. Сможете справиться с этим без обычной дозы враждебности?

– Могу попробовать, – пожимаю плечами.

– Вы на поляне. Слева от вас лес, впереди – ручей. Какое сейчас время суток?

Пока он говорит, передо мной оживает сцена: небо тёмное, полное дождевых облаков.

– Я не знаю.

– Какая погода на поляне?

Я сдвигаю брови, глаза всё ещё закрыты.

– Здесь темно. Надвигается буря.

– Пока не видно откуда?

– Нет.

– На поляне гиппогриф. Что он делает?

Я вижу гигантского зверя. Такого же, как тот, который напал на меня на третьем курсе. Его шея прикована к дереву так близко, что он не может пошевелиться.

– Он на привязи, – я слышу мычание Бреннера и царапающее пергамент перо.

– Теперь я хочу, чтобы вы представили себе сейф. Опишите его.

Сейф появляется передо мной, маленький и стальной, и я описываю его Бреннеру. Каждый шов обрамлён заклёпками. Сам сейф тяжёлый – слишком тяжёлый, чтобы поднять его без магии.

– Хорошо, давайте продолжим и перейдём к новой сцене. Вспомните, когда вы последний раз были дома. Что вы видите?

Мой разум беспрекословно следует его указаниям, сперва ведя в Нору к Молли и камину, а затем тащит меня в поместье. Дрожь пробегает по спине.

Холодно. Всё пронизано тёмной магией. Я чувствую её повсюду. Она проникает в мои кости.

– Опишите комнату, в которой находитесь, – говорит Бреннер. Я слышу, как он ёрзает на стуле, но едва замечаю остальные звуки. Я в другом месте.

– Это большая гостиная. Там собрание, но всё, что я слышу, это крики. И я знаю, что это маглорождённая девушка, которую насилуют. Они заставляют её чистокровного парня смотреть на это.

– Откуда вы знаете, что именно с ней делают?

На лбу выступают капельки пота.

– Я знаю разницу. Крики всегда различаются – легко понять, подвергаются ли люди пыткам или сексуальному насилию, или зовут на помощь. Сначала они предложили её мне.

Я прекрасно помню свои приступы тошноты, когда они бросили связанную бедняжку к моим ногам, и чёрные слёзы текли по её грязным щекам.

– Почему же вы этого не сделали этого?

Я вздрагиваю. Мой голос дрожит:

– Я… я просто не могу. Они пытаются втянуть меня в это, называют педиком. И Долохов что-то говорит…

– Что он говорит?

Мои глаза сжимаются сильнее, когда я вижу его уродливое, покрытое шрамами лицо в нескольких дюймах от своего. Он наклоняется и, схватив её за волосы, поднимает на ноги, испуганную, тяжело дышащую. Я слышу, как она хрипит сквозь сломанные рёбра, слёзы застилают её глаза и оставляют ужасные полосы на щеках. Несмотря на грязный кляп и связанные запястья, она умоляет меня о помощи, зная, что я не смогу ей помочь. Долохов держит её за плечи своей грязной рукой, пока она бьётся, и я вижу, как в её глазах гаснет свет. Я вижу момент, когда она сдаётся. Мой желудок сжимается, когда он проводит своим коротким языком по её шее…

– Он говорит, что будет трахать её, пока она не умрёт.

Бреннер тихо выругивается:

– Что происходит дальше?

Мои ногти впиваются в ткань дивана, дыхание становится всё слабее с каждой секундой.

– Я наказан, – выдавливаю сквозь сжатые челюсти.

– Как?

– Круцио.

Горячие слёзы текут по моим щекам, и тело сопротивляется воспоминаниям, боль из которых словно становится реальной.

Картинка меняется: на полу теперь я, изо рта течёт кровь, некоторые кости сломаны, и дрожь сотрясает моё бесполезное тело. Глаза сосредоточены на матери в её мрачном облачении. Её лицо прикрыто тонкой сеткой вуали, закреплённой в пышных волосах.

Я откашливаю кровь и зову её, мои пальцы тянутся по мраморному полу к ней, к единственному человеку, которому я могу доверять.

Она смотрит на меня, боль и сострадание искажают её тонкие черты. Но она не подходит ко мне. Лишь опускает глаза в пол, не в силах смотреть.

Моё тело реагирует на обжигающее воспоминание само по себе, и сквозь туман я слышу голос Бреннера, который вытаскивает меня назад, приказывая идти в безопасное место.

– Мистер Малфой, мне нужно, чтобы вы нашли в себе силы уйти оттуда. Приведите себя в чувство и найдите безопасное место, – его голос твёрд и пробивается сквозь рушащиеся стены моего сознания.

Меня выдёргивает из воспоминания, и я попадаю на чердак, где сижу в нише окна. Грейнджер свернулась калачиком на полу, откинув голову назад и улыбаясь мне.

Она не знает, что для меня каждая маглорождённая, привезённая в поместье, это она. Она не знает, что все их крики всегда будут её криками.

Я вскакиваю с дивана, хватая ртом воздух. Мой взгляд перекидывается на Бреннера. Я подрываюсь и останавливаюсь у его носа, сжимая его дешёвую рубашку между пальцами и поднимая его на ноги.

Толкаю его назад, он ударяется головой о стену с его дипломами и сертификатами. Одна рамка падает на пол и разбивается.

– Малфой, я прошу прощения, – он поднимает руки в защитном жесте. – Я бы не отвёл туда, если бы знал. Хорошо? Прошу прощения. Вы можете мне доверять.

Моё рычание замирает в горле, и я сглатываю – ярость сотрясает мои конечности.

– Я никому не могу доверять, – усмехаюсь и отпускаю его. – Мы закончили. Назначьте мне кого-нибудь другого или отправьте меня в Азкабан – мы, блять, закончили.

Я захлопываю дверь, не потрудившись оставить стакан с мочой у Хелен.

По дороге домой делаю только две остановки.

Час спустя я уже сижу на диване, приглаживая волосы, и смотрю на кофейный столик. Мой разум всё ещё представляет собой изменчивый коктейль ярости и неизлечимой травмы.

Я тянусь рукой мимо огневиски и беру со стола пузырёк с ледяной Небулой.

Комментарий к 8. Последствия

Сильная глава. Моё субъективное оценочное суждение, конечно.

========== 9. Мелководье ==========

Tell me something, boy

Aren’t you tired tryin’ to fill that void?

Or do you need more?

Ain’t it hard keeping it so hardcore?

I’m falling

In all the good times I find myself

Longing for a change

And in the bad times I fear myself

Lady Gaga, Bradley Cooper – Shallow

***

В разуме витает рой мыслей, за которыми я не могу угнаться. Я заново переживаю моменты, которые давно хочется похоронить. Моя отворачивающаяся мать – самое ужасное воспоминание. Мозг проигрывает его опять и опять. Я впиваюсь ногтями в свой скальп и шею, оставляя на них красные следы.

Перекатываю пузырёк между пальцами, наблюдая, как пары снова и снова кружатся и светятся, и ставлю флакон на столик рядом с огневиски.

Моя проблема.

Мой ответ.

Мой выход.

Мышцы трясутся от желания, которое я не думаю, что смогу утолить иначе. Я чувствую внутреннее жжение и отвратительную тягу – необходимость забыться. Я. Не. Хочу. Ничего. Чувствовать. Чёрт побери.

Я знаю, что мне станет лучше. Рёбра сдавливают лёгкие, пока я выпускаю сквозь зубы прерывистые выдохи, всхлипывая после каждого.

Я бью себя по лицу. Сильно.

Снова.

Снова.

Боль приземляет меня, сковывает, привязывает.

Я чист сто тридцать один день. Я не должен.

Но мне это нужно.

Дикое рычание вырывается из груди, и я слышу, как где-то разбивается стекло в приступе случайной магии.

– БЛЯТЬ!

С лёгкого движения руки кресло падает набок. Горячие, постыдные слёзы текут по моим щекам.

Воспоминания о муках выхода из наркотической ломки запрещают мне даже думать об этом. Моча, рвота и пот… Я не смогу пережить это снова.

Усталые мышцы, утомлённые борьбой с невидимым врагом, болят; разум разваливается на части; потребность в освобождении тянет за свободные нити, ждёт, пока я не распутаю их. Тело мучительно ощущает каждый проклятый звук в этой квартире, и я бросаюсь к часам на стене, срывая их – швыряю, и они звонко разбиваются о другую стену. Ещё один дикий вопль вырывается из моих лёгких.

– Драко?

Это она.

Я поворачиваюсь. Как только Грейнджер видит моё лицо, она всё понимает. Её взгляд падает на столик, потом на мои руки, и возвращается к полупустой бутылке огневиски и пузырьку Небулы. Её плечи опускаются, и она медленно втягивает воздух через нос.

Разочарована. Опять.

Я не виню её. В конце концов, я тоже чертовски разочарован.

– Драко… – в её голосе слышится грустное сочувствие, от которого мне хочется кого-нибудь придушить. – Что случилось?

– Ничего.

Она усмехается и закрывает дверь:

– Очевидно, не ничего, если ты сидишь здесь в компании бутылки виски и наркотиков.

– Что ты здесь делаешь? – рявкаю, отводя глаза. Я чувствую на себе взгляд и непрошеную заботу, отражающуюся в её глазах.

Она указывает на кофейный столик:

– Ты не устал? Не надоело пытаться заполнить внутреннюю пустоту наркотиками, алкоголем и бесконечной тоской? Ты знаешь, что есть люди, которые, на самом деле, справляются с проблемами нормальными способами?

– О, да неужели? – ухмыляюсь ей через плечо. – Пожалуйста, избавь меня от своих пустых нотаций. Лучше расскажи мне, как ты справляешься с готовкой и рыданиями. Потому что неважно, сколько грёбаных лазаний ты сделаешь – твои родители всё равно не вспомнят о твоём существовании.

Это слишком низко, я знаю. Чёрт, я не должен был этого говорить, но сейчас я уже не контролирую ситуацию. Проснулась та часть меня, которая называла её грязнокровкой. Та, которая приняла тёмную метку.

Она потрясённо втягивает воздух и прикрывает рот тыльной стороной руки, всё ещё уставившись на меня.

Ноги бесцельно несут меня на кухню.

– Тебе нужно уйти, – указываю на дверь.

– Я никуда не уйду.

– Почему тебя это вообще волнует? Неужели на этой неделе ты не можешь присматривать за каким–нибудь другим питомцем. Дай мне передохнуть, мать твою, – я слышу её тихий вздох, и ноющая боль стягивает меня, умоляя извиниться. – Жаль, что ты так озабочена мной. Ты жалкая, – яд, чистый яд, но это настоящий я.

Я хочу… нет, мне нужно, чтобы она меня увидела таким. Я не из тех, кто ест суши на совместном ужине или часами просиживает в её книжном магазине. Мне нужно, чтобы она узнала во мне монстра, который уничтожает всё, что любит. Даже её.

Смерив меня самым суровым взглядом Гермионы Грейнджер, она сдерживает слёзы:

– Я предполагаю, что это говоришь не ты, а только твоя зависимость.

Я издаю жестокий смешок:

– Хочешь знать, что я на самом деле думаю? Я думаю, ты не знаешь, как жить без того, чтобы кто-то отчаянно нуждался в тебе. То, как ты оберегала Поттера и Уизли все эти годы, а? Цеплялась всеми силами за их идиотизм, чтобы почувствовать себя не так гадко от своих собственных недостатков. Когда ты им надоела, то пришла ко мне и начала исправлять мою грёбаную жизнь. Что в тебе такого… такого сломленного, что тебе это так необходимо?

Она втягивает нижнюю губу сквозь зубы, единственная слеза скатывается по её щеке. Я близок к тому, чтобы добить её. Знаю, что должен упасть перед ней на колени, умоляя её спасти меня снова.

Но нет.

– В чём дело? Какой-то экзистенциальный кризис? Ты, чёрт возьми, Гермиона Грейнджер, лидер аутсайдеров – ты можешь войти в любое чёртово здание в Лондоне и выйти оттуда, получив работу. Но нет, ты роешься в пыли книжных полок словно сквиб, – рычу на неё, и вижу, как её гнев начинает нарастать. Отлично.

Ненавидь меня.

– Мне нравится моя работа… – начинает она, но я не даю ей ни секунды. Не позволяю успокоить меня.

– О, боже. Это просто ещё один способ почувствовать себя лучше, не прикладывая особых усилий. Вы такие мягкотелые, гриффиндорцы, – иду к ней, опасно врываясь в её пространство; и ухмыляюсь, когда она отшатывается от меня. – И как я вписываюсь в это всё, а? Жалкий домашний проект? Так вот, я не твой грёбаный парень, Грейнджер. Какой у тебя план? Приходить и якшаться с Пожирателем смерти? Неужели тебе так трудно общаться с людьми, что ты опустишься до моего уровня…

– Прекрати делать из себя жертву! Ты же знаешь, что я так о тебе не думаю! – её губы дрожат, а по веснушчатым щекам уже свободно катятся слёзы.

Она так чертовски упряма, но моя цель уже не выпроводить её – я просто хочу, чтобы кто-то ещё в этом проклятом мире чувствовал себя так же ужасно, как и я. Я хочу причинить боль. Да что со мной не так?

– Ну, тогда ты чёртова идиотка, Грейнджер, – в моём голосе сквозит насмешка. – Разве ты не видишь, кто ты для меня? Чисто развлечение. И мне быстро станет скучно, – я лениво отмахиваюсь от неё, но чувствую, как что-то непоправимо ломается глубоко в груди. – Убирайся из моей чёртовой квартиры, Грейнджер.

– До свидания, Малфой.

Хлопок двери.

Она ушла.

Она снова ушла.

Ноги несут меня к столу. К моему решению всех проблем.

Я поднимаю хрупкий флакон – и с ужасным рыком швыряю его в дверь, в которую она только что вышла, покидая меня. Стекло бьётся. Я тоже.

Прерывистые рыдания разрывают мою грудь, и я падаю на колени.

Она ушла.

***

Проходят дни, от Грейнджер ничего не слышно. Хоть я и творил херню раньше, она никогда так долго не оставалась в стороне.

Она простит меня; она должна.

Я сомневаюсь, что она не разнесёт меня в пух и прах, конечно. И я к этому ещё не готов. Я не готов рассказать ей, как и почему я разбился о скалы. Даже не уверен, что хочу, чтобы она знала о существовании этих скал. Хотя подозреваю, что она всегда знала.

Я попал. Ничего не может быть хуже. Но я не знаю, как попросить прощения за то, что сделал. Не знаю, как умолять её остаться рядом со мной, когда я этого просто недостоин.

Бывали моменты, когда я чувствовал себя почти хорошо, когда я думал, что могу измениться… когда я жаждал этого. Теперь… теперь боюсь, что я, чёрт возьми, разрушу себя ещё до того, как мне действительно станет лучше.

Последний сеанс психотерапии пробудил воспоминания, которые долго спали и не трогали меня. Теперь они практически уничтожают всё изнутри. Я пишу огромное письмо об отсутствии этичного отношения моего терапевта к пациентам с испытательным сроком. Пишу, что он должен был получить моё разрешение прежде, чем отправлять меня так далеко в воспоминания, которые могут меня искалечить.

Подписываю пергамент цвета слоновой кости. Но. Вздыхаю и поджигаю его ленивым Инсендио.

Запираю дверь и погружаюсь в работу в отчаянной попытке отвлечься от всех мыслей. Я почти готов сорваться и пойти на дно, и потому упрямо цепляюсь за бумажную рутину. Это всё, что удерживает меня на плаву.

Джордж явно чувствует моё напряжение. Скорее всего, рычание, ругань, громкий и тяжёлый топот от квартиры до офиса выдают меня. Но что бы это ни было, я благодарен, что он держится от меня подальше.

Когда наступает день моей встречи с Бреннером, я сижу в квартире и дрожу. Ощущение давней травмы и ужаса всё ещё со мной. Но больше всего меня бесит, что я проявил свою слабость перед ним. И я дико боюсь, что он снова заставит пройти через это или ещё хуже – захочет это обсудить.

Но маленькая сипуха с письмом в клюве спасает меня.

Мистер Малфой,

По личным причинам я отменяю нашу запланированную еженедельную сессию. Я всё объяснил вашему куратору, и мы приняли решение предоставить вам выходной.

Я знаю, что вы просили перевести вас к новому специалисту, и прошу вас пересмотреть свой запрос. Я знаю, что к этим жестоким и ужасным воспоминаниям больно возвращаться, но я верю, что мы делаем успехи. Я считаю, что перевод принесёт вам больше вреда, чем пользы. Начать заново вашу терапию – это явный шаг назад, и я хотел бы избежать регресса, если это возможно.

Предлагаю встретиться на следующей неделе, если вы не против. Мы сможем обсудить план лечения, который устроит нас обоих. Если в конце нашей следующей встречи вы поймёте, что не можете продолжать практику со мной, я откажусь от вашего дела.

С уважением,

Г. Бреннер

***

В субботу я прибываю в Нору, но не захожу в дом. Я жду на скамейке, надеясь, что она увидит меня. Кажется, проходит вечность, прежде чем дверь открывается.

– Ты здорово влип, – замечает Молли, подходя и вытирая белые от муки руки о фартук.

– Вы уже знаете?

– Конечно, – кудахчет она. – Она пришла сюда сразу после этого. Бедная девочка плакала часами. О чём ты только думал, говоря эти ужасные вещи?

Прячу лицо в ладонях:

– Я не знаю, что со мной, Молли. Почему я так упорно разрушаю всё вокруг?

Наступает момент тяжёлого, важного молчания, пока она обдумывает мой вопрос:

– Ты сорвался?

Я убираю руки от лица и отрицательно мотаю головой. Её облегчённый вздох даёт надежду, что я ещё не совсем испортил свою жизнь; что, возможно, осталось что-то, что стоит спасать. Ведь прошло более ста сорока дней, а я ещё не сдался.

– Ну, за это я горжусь тобой. Но то, что скажу дальше, тебе не понравится, – говорит она, качая головой. Мне удаётся поднять на неё усталые глаза, в которых стоит безмолвный вопрос. – Тебе нужно сделать это. Тебе нужно извиниться, Драко. Просто… искренне извинись. Перестань валять дурака… – я посмеиваюсь над её забавной агрессией, и она улыбается мне так, как может улыбнуться только отчитывающая Молли Уизли. – Соберись с силами и извинись. Ладно?

– Ладно, – киваю я, напряжённо сжимая губы в тонкую линию.

***

Я покидаю Нору и направляюсь прямо к ней. Рука на мгновение зависает над дверью, пока я пытаюсь собраться с духом, чтобы встретиться с ней лицом к лицу. Я слышу голос Молли в голове и быстро стучу костяшками пальцев.

Кровь стучит в ушах, так сильно, что оглушает. Я хочу убежать, но знаю, что даже если я не заслуживаю её… она заслуживает извинений.

Дверь открывается, а я не могу оторвать глаз от своих кожаных ботинок.

– Малфой? – голос робкий, даже смущённый.

– Грейнджер… – начинаю я одновременно с ней.

– Я не уверена, что сейчас подходящее время…

– Знаю, знаю, – мои ладони поднимаются в защитном жесте, и я прохожу мимо неё в квартиру. – Я знаю, что прошло больше недели, и мне стоило сделать это раньше, но… боже, я хотел бы понять, что со мной не так. У меня произошла полная катастрофа на встрече с Бреннером, он практически трахнул мой мозг, Грейнджер. Он залез слишком глубоко, и я знаю, что это совсем не оправдание тому, что я тебе наговорил. Мне нужно, чтобы ты знала, я не хотел, – всё ещё не могу смотреть на неё, не могу видеть боль, которую я причинил ей, в шоколадных глазах. – Я просто… чёрт возьми, я не знаю. У меня нет никаких оправданий, но я обещаю, что никогда больше…

– Перестань, Драко, – её голос твёрд, отчего моё сердце начинает биться сильнее. – Всё нормально. Окей? Ладно, не нормально, но я просто… просто сейчас не самое подходящее время.

Что? Я, наконец, набираюсь сил, чтобы посмотреть на неё, и то, что вижу, ошеломляет меня. С ней что-то не так. Волосы по-прежнему создают дикий хаос на голове, но на ней чёрное платье – облегающее сверху и пышная юбка, едва прикрывающая колени; бежевые туфли на невысоком каблуке; на лице макияж, подчёркивающий её глаза, а на губах розовая помада.

– Чт…

– У меня свидание, Драко.

========== 10. Всё будет в порядке ==========

It’s gonna hurt for a bit of time

So bottoms up, let’s forget tonight

You’ll find another and you’ll be just fine

Let her go

It’ll be alright

Dean Lewis – Be Alright

***

– У меня свидание, – повторяет она, её щёки пылают тем же оттенком, что и накрашенные губы. Она нервничает – качается на своих каблуках вперёд-назад и дёргает себя за пальцы.

Кровь отливает от моего лица, и, когда я открываю рот, чтобы сказать хоть что-то, в горле пересыхает – слова, которые я хочу произнести, застревают неозвученными.

– Он… он должен быть здесь с минуты на минуту, – объясняет она тихим голосом. – Извини, я знаю, что мы должны поговорить о том, что случилось, но сейчас просто неподходящее время, – повторяет в который раз. В замешательстве я закрываю глаза, пока губы открываются и закрываются, пытаясь выдавить хоть что-нибудь.

– Это из-за меня? Это потому что ты злишься на меня? – спрашиваю я.

– Что? Мерлин, нет! – она издаёт смешок и морщится. – Может быть, немного, но не потому, что злюсь. Я не злюсь, Драко. Просто… я не могу продолжать ждать, пока ты придёшь в себя. Не могу продолжать бояться следующего твоего срыва. Ты прав. Ты не мой, чтобы пытаться что-то исправлять. Ты не мой парень, и мне нужно жить дальше.

– Грейнджер, – делаю резкий шаг к ней, моя грудь сжимается в надежде или отчаянии – не уверен, в чём именно. – Давай вместе! Пройдём через всё моё дерьмо вместе, ладно? Я собираюсь всерьёз заняться терапией. Правда, я… Я не нюхал той ночью. Я знаю, что был чертовски близок, но не сделал это, ясно? Когда ты ушла, я разбил флакон. Я всё ещё чист. Я всё ещё… я, – умоляю её так, как никогда не мог себе даже представить. Гермиона отводит глаза, я вижу – она борется с собой. Сокращаю расстояние между нами. Наши лбы почти соприкасаются, и я тянусь к её руке.

Она отстраняется, и когда её глаза возвращаются к моим, в них блестят непролитые слёзы.

– Просто… так не должно быть, Драко. Я имею в виду, мы не были… мы были ничем. Мы всё ещё можем быть друзьями. Но это… – она показывает на пространство между нами, – токсично.

Всё, что я слышу, это «ничем» и «токсично». И сдаюсь. В конце концов, она права. Я отвратителен. В её великолепной жизни мне нет места. Я примечание. Сноска. Краткий абзац о токсичном, неправильном решении, которого не должно быть.

Я затягиваю щёку зубами, проглатывая боль, поднимающуюся из живота.

Ничем. Токсично.

Я изучаю её лицо, запоминая изгибы её скул и едва заметные веснушки. Я не хочу забывать, каково это – видеть её так близко, как это разрешено только друзьям или любимым. Она никогда больше не подпустит меня так близко.

– Ладно, – коротко произношу я. Её глаза на мгновение задерживаются на моих губах, и пространство между нами становится осязаемым. Я тянусь вперёд на цыпочках, едва заметно; мои пальцы одержимы идеей убрать её своенравный локон за ухо.

На какое-то мгновение, мы те, кем были раньше. До того как я всё испортил. До того, как она перестала смотреть на меня так, будто я что-то значу. Её щека прислоняется к моей ладони на долю секунды. Шоколадные глаза смотрят на меня сквозь длинные тёмные ресницы, и я думаю, может быть… может быть, я ещё могу всё исправить.

Тук, тук, тук.

Транс прерывается – я чертыхаюсь, когда она быстро отступает. Момент упущен.

– Мне жаль, Драко, – говорит она, печально качая головой. – Мой камин открыт. Ты можешь воспользоваться им, когда я уйду.

Она хватает свой расшитый бисером клатч с бокового столика и с натянутой улыбкой открывает дверь. Грейнджер застенчиво заправляет локон за ухо, и я, чёрт возьми, не могу этого вынести. Я не могу на это смотреть.

Глубоко внутри у меня всё переворачивается. Но я не буду уходить ни через какой грёбаный камин. Кто бы там ни был, он должен знать, что я пришёл первым.

Я без разрешения встаю прямо за ней и смотрю поверх её напряжённых плеч. Передо мной высокий белокурый козёл, которого я видел ещё в Хогвартсе. Насколько я помню, он не общался с другими гриффиндорцами, так что он, должно быть, старше. Меня раздражает даже его лицо, по которому я бы не прочь ударить пару раз.

– Гермиона? – его брови опускаются.

Тихо, очень робко она произносит:

– Кормак, это Драко Малфой; мы учились на одном курсе в Хогвартсе. Он зашёл без предупреждения.

Она бросает убийственный взгляд через плечо, но я не отрываю глаз от этого ублюдка. Кормак.

– Да, э-э, приятно очно познакомиться с тобой, чувак, – Кормак протягивает мне свою ладонь. Я закатываю глаза и с хмурым видом протискиваюсь мимо них обоих, задевая плечом блондинистого придурка. Это ужасно инфантильно, и я, вероятно, выше подобных выходок. Но мне плевать.

Я иду по коридору, твёрдо решив не оглядываться, даже после того, как она извиняется за моё отвратительное поведение; даже после того, как он говорит ей, как она красива. Мои руки опасно сжимаются в кулаки. Меня сотрясает дрожь.

На улице я жадно вдыхаю холодный вечерний воздух, пока не перестаю задыхаться.

Грёбаное свидание.

Я должен пойти к Молли. Она точно знает, что делать; она скажет, как правильно, и тогда я смогу всё исправить.

Я представляю себе то место, где я больше всего хочу сейчас очутиться и трансгрессирую.

***

В эту субботнюю ночь «Дырявый котёл» забит молодыми волшебниками двадцати лет или около того. Я пробираюсь к бару, проталкиваясь мимо толп идиотов, улыбающихся и смеющихся вместе со своими приятелями.

– Огневиски, – киваю бармену. – Двойной, – мгновение спустя, он ставит передо мной стакан, который я залпом выпиваю. – Повтори.

Грейнджер не сделала ничего плохого. Я знаю это. Я знаю.

Не могу подавить тревогу, отчаянно продирающуюся сквозь кожу.

Они не были ничем; она лгала себе. Всё время, когда Грейнджер не была занята в книжном магазине, они были вместе. Они делились едой и книгами, и, ради всего святого, они только недавно целовались.

А теперь этот новый кудрявый ублюдок забирает мою – мою… чёрт, нет слов, чтобы описать, кто она… но она точно что-то моё.

Кормак.

Что за идиотское имя.

Я вспоминаю, что он Маклагген – чистокровный, но лишь на бумаге – он не вращается в тех кругах, где это может иметь значение. Нет, год назад его фамилия, скорее всего, была включена в список предателей крови.

Думаю, он богат – ни в коем случае не так богат, как Малфои, но он не нищий – помню, что он немного играл в квиддич, хотя не уверен, что попал в команду. Вероятно, у парня были достаточно приличные оценки, и он, очевидно, пользовался вниманием маленьких кудрявых волшебниц.

Мне становится дурно, когда я понимаю, что он – это я в другой жизни. Он – это я, если бы мои родители хотели для своего сына чего-то, отличающегося от рабской жизни и пыток от рук полумёртвого монстра.

Я подношу дешёвый стакан к губам, мои веки закрываются, а боль скручивает живот. Не могу остановить образы, всплывающие под сжатыми веками: ужин в каком-то новом магловском месте, которое, несомненно, выбрала Грейнджер, если только она не позволила Кормаку сделать выбор самому. Может быть, она разрешит ему оплатить счёт, не споря, чья сейчас очередь. Я мог бы оплачивать все ужины до конца её жизни, и это никак бы не отразилось на моём финансовом состоянии.

Новый укол ревности проникает через кожу, когда я думаю о том, как они держатся за руки возле ресторана, как он заправляет её локоны за ухо и нежно целует… не стесняясь зевак вокруг. То, что я никогда не смогу себе позволить.

Я ставлю стакан на стойку и поднимаю палец, посылая сигнал бармену.

Проходит час, может, два. Я понимаю, что моё опьянение достигло нового уровня, когда начинаю качать головой в такт музыке дерьмовой группы, которая играет в углу паба.

– Дружище, – знакомый голос, рука хлопает меня по плечу. – Выглядит так, будто ты накачиваешься с какой-то определённой целью.

Блейз одаривает меня хитрой ухмылкой. Прищуриваю один глаз, чтобы он перестал двоиться. С моих губ срывается смешок, и я киваю ему через плечо.

– Да, цель: забыть, что Грейнджер, вероятно, трахается с каким-то гриффиндорским куском дерьма прямо сейчас.

Он усаживается рядом со мной:

– Я догадывался, что ты к ней неравнодушен. Бедолага, жаль, что ты понял это слишком поздно.

Я усмехаюсь и делаю очередной глоток.

– Ты её любишь?

Вопрос отрезвляет меня.

– Чёрт возьми, нет, – отвечаю я не слишком уверенно, и он улыбается ещё шире, обнажая белоснежные зубы.

– Давай выбираться отсюда, – качает головой и встаёт, стаскивая меня с табурета.

– Мне пора домой, – бормочу я, спотыкаясь о брусчатку, когда мы выходим на улицу.

– Пока нет, приятель, – он хлопает меня по плечу, и мы трансгрессируем.

Меня почти выворачивает на свои же дорогие туфли, когда мы приземляемся на незнакомую аллею.

– Чёрт! – я отталкиваю его от себя.

– Давай, Малфой. Я только хочу помочь.

Вокруг всё кружится. Спасибо пяти порциям огневиски. Нас пропускают через бархатное ограждение в переполненный клуб, откуда доносится громкая музыка.

– Где мы? – пытаюсь перекричать общий шум.

– Пар. Это магловский клуб. Девушки свободные, напитки крепкие. Что ещё нужно? – смеётся он, ведя меня к зоне за ещё одним ограждением. Пожимает руку громоздкому маглу с толстой шеей и гигантскими руками, и нас пропускают внутрь. Мы садимся за зарезервированный столик.

– Как ты нашёл это место? – спрашиваю я, обводя взглядом толпу потных маглов, извивающихся друг вокруг друга в темноте.

– Мамина квартира за углом, – отвечает он, когда официантка в нижнем белье и сетчатых чулках приносит бутылку чистого алкоголя и различные соки. Блейз наливает нам по стакану, не добавляя сок, и протягивает один мне, хитро подмигивая. – До дна, приятель. Давай забудемся этой ночью.

***

Проходит час, и я действительно начинаю чувствовать себя лучше. Мы вспоминаем те дни, когда всё ещё не катилось к чертям собачьим. Он напоминает мне о том, как ему пришлось поцеловать Булстроуд на спор, и о том, как Снейп застукал нас с Пэнси за крайне увлекательным занятием в каморке для швабр. Чем больше я смеюсь, тем быстрее Грейнджер улетучивается из моих мыслей.