Текст книги "Sweetly Broken (ЛП)"

Автор книги: LadyKenz347

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 19 страниц)

Миссис Крэбб выглядит… ну, она выглядит точь-в-точь как Винсент. Лицо круглое и немного морщинистое, волосы чёрные и жирные от природы. Отчаяния, запечатлённого в морщинках вокруг её глаз, для меня достаточно, чтобы почувствовать боль – это её первый праздник без сына.

Мы с Крэббом были друзьями практически с младенчества. Конечно, он не войдёт в учебники истории как самый искусный волшебник в Хогвартсе, и его не будут помнить как самого умного или самого спортивного… но он был неплохим человеком. Он был хорошим другом и не заслуживал такого конца.

Миссис Крэбб смотрит в окно, наблюдая за тем, как на карнизе собирается снег, и я знаю, что есть вещи, которые я хотел бы сказать – чёрт, слова, которые я репетировал. У меня был и полный список того, что я ожидал услышать, но комната наполнена оглушительной тишиной.

Груз вины давит на плечи, но я не знаю, как оставить его на пороге чужого дома. Я делаю быстрый вдох и начинаю; это самая трудная часть.

– Винсент был хорошим другом, миссис Крэбб. Я считал его одним из самых близких мне людей.

Её губы сжимаются в тугую черту, но она ничего не говорит; женщина только кивает, и в уголках глаз появляются слёзы.

– Я никогда не хотел, чтобы он был замешан во всём этом, – мой подбородок дрожит, и я опускаю глаза на половицы. – Он был верным и забавным, и у него была безумная манера удивлять нас, – издаю глухой смешок. – Однажды ночью он обыграл меня в волшебные шахматы, и я так расстроился, что отказался с ним когда-либо вообще играть, – опускаю брови, погружаясь в воспоминания, всё ещё не в силах поднять глаза на его мать. – Я готов был поклясться, что он обманул меня, и расстроенный отправился спать. Утром он извинился, сказал, что сжульничал. Но я знал, что это не так. Просто он хотел как лучше. Он был лучше. И мне очень жаль, что его больше нет, миссис Крэбб. На его месте должен быть я…

– Стоп, – её голос напряжён, резок, и я чувствую, как она борется с эмоциями.

– Я хочу изви…

– Ты не должен извиняться передо мной, Драко Малфой. Посмотри на меня, – она говорит чётко, почти без дрожи в голосе, и я подчиняюсь, поднимая глаза, чтобы встретиться с ней взглядом. – Ты не несёшь ответственности за его смерть. Ты не должен нести это бремя, ясно?

– Он последовал за мной, а я был единственным, кто принял эту дурацкую метку, и если бы не я…

– Нет, – она вскидывает руку в воздух, заставляя меня замолчать. – Вы дети, и не виноваты в грехах своих родителей. Винсента подвёл его отец, – она прерывисто втягивает воздух и продолжает. – Его подвела я. Тебя – твои родители. Мы должны были быть лучше, должны были знать. Ты думаешь, что Винсент был только под твоим влиянием? Ты был ребёнком – чёрт побери, ты и сейчас ребёнок, – она издаёт надтреснутый всхлип, её рука взлетает вверх, чтобы прикрыть рот и сдержать рыдания.

– Я скучаю по нему, – признаюсь. Как будто меня приковали цепью, и каждый раз, когда я ослабляю её, мне становится легче. Каждое признание освобождает меня от пут, и я благодарен за это.

– Я тоже. Я не знаю, смогу ли когда-нибудь перестать.

– Как бы то ни было, я очень сожалею, – это скудное подношение к её ногам, ничего не стоящее в её жизни, но в моей оно стоит многого. Это правда.

– И я тоже. Я хочу извиниться от всего нашего поколения. Нам следовало бы… – она рассеянно крутит на пальце обручальное кольцо и снова смотрит в окно. – Мы должны были сделать всё по-другому. Вы заслуживали лучшего. Твоя мать очень любила тебя. До последнего вздоха любила. Мне жаль, что её здесь нет, чтобы сказать тебе об этом самой.

Её слова разрывают меня, потому что, сколько бы я ни готовился – сколько бы я ни думал о том, как это могло бы быть – я не ожидал этого. Она могла бы выпотрошить мои внутренности, но она извинилась за всех. Это слишком тяжело. Сейчас Рождество, и я скучаю по своей грёбаной маме… Но я не могу в это поверить. Хоть миссис Крэбб и считает, что Нарцисса Малфой любила своего сына, но мне лучше знать.

Я просто ребёнок, которого ей приходилось терпеть. Я всего лишь наследник, которого от неё ждали. Я лишь мальчик, на пытки которого она смиренно смотрела.

Комментарий к 17. Выше своей головы

Когда я первый раз читала эту главу, на моменте разговора Драко с миссис Крэбб я заплакала.

Вот так. Просто хотела с вами поделиться.

========== 18. Восстановление ==========

In my recovery

I’m a soldier at war

I have broken down walls

I defined

I designed

My recovery

James Arthur – Recovery

***

Если притвориться, что это не Рождество, то не так уж и больно становится.

Это всего лишь ужин. Просто ещё одно воскресенье в Норе с дружелюбными Уизли. Но, стоя перед своим камином в изумрудно-зелёном джемпере и брюках цвета хаки, что считалось бы совершенно неуместным на празднике в поместье нарядом, с упаковкой сладостей и цветами в руках, я чувствую, как моё сердце щебечет в грудной клетке, словно снитч.

Стремительные мысли о том, чтобы сбежать и забыться в огневиски и Небуле, атакуют мой мозг, и их почти невозможно прогнать. Пытаясь успокоиться, я делаю тёплый, успокаивающий вдох, подавляя подобные побуждения.

Мне это не нужно. Я хочу этого.

Я делаю ещё один глубокий вдох и мысленно умоляю воздух заполнить тело и разогнать по крови фирменные качества гриффиндорца, которые мне точно понадобятся сегодня, и ступаю в камин.

Зелёное пламя охватывает меня, и, морщась, я объявляю о своём прибытии.

– Драко! – кричит Молли, поджидая меня у камина. Она обнимает меня за талию и без колебаний тащит на кухню. – Наконец-то.

Наконец-то? Сейчас ровно 12:01, а меня ждали в 12:00. Молли такая Молли.

Румянец окрашивает мои щёки, когда я протягиваю ей букет зимних роз и корзину причудливых сладостей, которые теперь кажутся нелепыми.

– Это вам.

Лицо Молли светится. Кажется, подарки она получает нечасто.

– Спасибо, – быстро говорит она, забирая цветы и лениво роясь в корзине со сладостями. – Это было очень предусмотрительно с твоей стороны. Ты заботливее моих мальчиков, – кричит напоследок, и Билл с Джорджем у окна кидают в меня суровые взгляды. – Обед через час. А пока займись чем-нибудь, – фыркает она и выталкивает меня из кухни, щёлкая зубами шоколадную палочку.

– Мы собираемся поиграть в «поймай снитч», хочешь присоединиться? – кричит Джордж у задней двери.

– Это называется квиддич, приятель, – смеюсь я. Билл протягивает мне руку, и я, вздрагивая, жму её, возможно, слишком сильно. Я нервничаю и думаю, что ещё полгода назад он бы скорее ударил меня, а не предлагал своё рукопожатие.

Джордж закатывает глаза в ответ на мою реакцию, его губы озорно подёргиваются:

– Если он кажется тебе симпатичным сейчас, то видел бы его до того, как Сивый сделал из его лица картофельное пюре, – смеётся он. Билл бормочет что-то неразборчивое, и близнец резко толкает его локтем в бок. – Короче, это не квиддич. Это всего лишь мини-игра, в которую мы играем, когда у нас нет времени на полный матч.

– И как вы играете?

– Ловим чёртов снитч, – медленно, почти снисходительно произносит Джордж и толкает меня в плечо.

Через несколько минут я хмуро смотрю вниз, сидя на Чистомете, которому, явно уже около десяти лет, но это точно одна из лучших их мётел.

Рон до сих пор полностью игнорирует моё присутствие, но его глаза сужаются, когда он видит меня там, наверху, болтающегося с его братьями, и он делает широкий, ленивый круг вокруг импровизированного поля и подлетает ко мне. Остановившись, потирает мозолистые руки, окоченевшие от морозного декабрьского воздуха, и выдыхает, выпуская облако пара.

– Смелый шаг, Малфой, появиться здесь сегодня, – говорит он.

– Ну, я смелый парень, Уизли.

Рон по-свински фыркает:

– Становится ясно, что ты не умеешь понимать намёки, поэтому ещё не отвалил от моей семьи.

– Я не очень люблю намёки, – лениво протягиваю я, поворачиваясь к нему.

– Ну, тогда я скажу прямо: мне не нравится, что ты ошиваешься рядом с моей семьёй, – в ярко-голубых глазах Рона ясно читается ненависть ко мне. Впервые в жизни я пытаюсь поставить себя на его место. Пытаюсь представить, как мои родители приглашают его в нашу семью, как он общается с моими друзьями и родными, и как бы мне не хотелось это признавать, я понимаю его.

Не только понимаю, но и не виню.

Выпрямившись на метле, я крепко сжимаю её пальцами:

– Принято к сведению, Уизли. Однако я боюсь тебя гораздо меньше, чем твою мать. Так что, пока она не перестанет меня приглашать, я думаю, нам придётся смириться с этой участью.

– Ещё посмотрим, – шипит он и улетает на другую сторону сада. По спине пробегает холодок от пронизывающего ветра.

Рон, Гарри, Джордж, Билл, Джинни и я образуем некий круг. Да, большая часть присутствующих была бы слишком счастлива увидеть мои мозги размазанными на каменной дорожке под нами.

Просто дружеская игра, пытаюсь успокоить себя, но Джинни смотрит на меня исподлобья, изогнув бровь, а плечи Рона буквально трясутся от напряжения. Блестяще.

Поттер достаёт из кармана потускневший золотой снитч, вытягивает его на ладони, и маленькие крылья оживают. Игра начинается, а я решаю даже не пытаться; победить Поттера или всех Уизли не кажется классной идеей, да и, на самом деле, в этом нет никакого смысла.

Я просто медленно кружусь по саду, наблюдая, как Рон и Джордж гоняются друг за другом, забыв про цель, а Поттер останавливается рядом с Джинни, чтобы поцеловать её в щёку. Похоже, снитч никого особо не волнует.

Задняя дверь открывается, из неё выходит Молли и ведёт за собой на лужайку Грейнджер. Та смотрит на нас, поправляя выбивающиеся из-под шапки кудри. Я чувствую знакомое подёргивание в шее, напоминающее мне про средство, которое поможет проще воспринимать её присутствие. Это глупо, мелко и чертовски по-детски, но я клянусь, что поймаю этот чёртов снитч, даже если это будет последнее, что я сделаю.

Подтягиваюсь на своей шаткой метле и внезапно понимаю, как сильно мне не хватало мощного ощущения полёта.

Это не похоже ни на что.

Мои глаза рыщут по небу в поисках потёртого крылатого шарика, но вместо этого находят лишь уродливое лицо Рона, который, кажется, тоже заинтересовался призом.

Я прилагаю все усилия, чтобы не смотреть на кудрявую ведьму внизу, и, когда Рон стремительно проносится мимо, я едва не смеюсь. Какая изящность. Тот факт, что он был вратарём, навсегда останется смешным фактом в истории квиддича Гриффиндора. Он бладжер по своей натуре, а это значит, что он, скорее, должен был стать загонщиком.

По его движениям легко понять его планы и стратегию, и он недостаточно быстр при погоне. Всё вокруг превращается в хаос, когда про снитч вспоминают все. Молли кричит, чтобы мы успокоились и не поубивали друг друга.

Даже я впечатлён вертикальным винтом, который исполняет Поттер, легко возвышаясь над бесформенной кучей народу. Резко дёрнув влево, я оказываюсь на открытом месте и жду. Есть подсказка к снитчу, которую Поттер никогда не замечал.

Он быстрее – всегда был – но ему не хватает мысли, не хватает интуиции и плавности, которые мне дались после целой жизни полётов. Я знаю, как движется снитч; я вижу, как он поворачивается влево, чтобы срезать вправо, я понимаю его траекторию.

Этот грёбаный Чистомет как будто мешает мне, но я проскальзываю мимо Джинни, которая пытается справиться с семейной метлой, что явно даётся ей с трудом после её профессиональной. Я в нескольких секундах от прикосновения к золотому корпусу, в нескольких секундах от ощущения гордости, по которой уже соскучился.

Вместо этого я врезаюсь в Поттера. Наши мётлы громко сталкиваются, и вот я уже качусь по заснеженной земле, тяжело дыша, а холодный воздух обжигает моё горло.

Я проклинаю всё. Эту дерьмовую метлу куда-то забросило, пока я лежу на снегу, пытаясь прийти в себя.

– Малфой! – её дикие глаза впиваются в мои, и я утопаю в её кудрях. Грейнджер нависает надо мной, лихорадочно проверяя, нет ли у меня травм, и на моих губах появляется улыбка, когда я понимаю, что она бросилась ко мне, а не к Поттеру. Это уже что-то, верно? Это определённо не просто так. – Что-нибудь сломано?

Мой глухой смешок вылетает облаком пара. Во мне всё сломано.

Я поднимаюсь в сидячее положение, и она так близко, что мне хочется прикоснуться к её теплу. Она словно огонь зимой – вся раскрасневшаяся, с горячей заботой в глазах. Я не могу не вспомнить вкус корицы, когда целовал её губы, и стон, который она издавала, когда я обхватывал пальцами изгиб её шеи.

– Я в порядке.

Пронзительные крики Молли наполняют сад, когда она требует отдать снитч. Взмахнув волшебной палочкой, Гарри призывает его и неохотно отдаёт. Она бормочет, что именно поэтому она вообще запретила игру, и рыжие братья и сестра печальной шеренгой тащатся обратно в дом. Видимо, подобное происходит не в первый раз.

Грейнджер заправляет локоны и встаёт, протягивая мне руку. Я принимаю её и поднимаюсь, возвышаясь над ней, пока она теребит тонкую цепочку на шее.

– С Рождеством, – говорит она. Её взгляд встречается с моим, но лишь на мгновение. Слишком рано. Она смотрит на наши ботинки, её щёки пылают от холода или затянувшейся неловкости.

– С Рождеством.

Она поворачивается и идёт обратно в дом, а я, потирая затёкшую шею, следую за ней.

***

Обед – совершенно новый опыт. Это та же самая еда – индейка и различные закуски на многочисленных блюдах, разложенных на длинном столе – но всё остальное отличается. Шумно – даже очень шумно – и смех, которого не было ни на одном рождественском обеде, который я помню.

Рон сидит на противоположном конце стола, и, хотя я игнорирую испепеляющие взгляды, которые он бросает в мою сторону, мне нравится, как остальные члены его семьи бесстыдно подначивают его. У Билла есть восхитительная манера называть его «Ронни», отчего тот приобретает восхитительный малиновый оттенок, который мне хотелось бы сфотографировать на долгую память.

Ужин заканчивается, и я почти в отчаянии жду десерта, потому что знаю, что шоколадный торт с ирисками Молли стоит часов пыток сидения за столом с человеком, который арестовал меня несколько недель назад.

– Ладно, пора! – Молли радостно хлопает в ладоши и протягивает пакеты сыновьям и Гермионе, сидящим в дальнем конце стола. Меня охватывает непреодолимый страх. Тревожная паника, которую я не могу подавить.

Не уверен, почему, но ощущение того, что меня выставили единственным идиотом, не получившим подарок, заставляет меня нервничать. Я смотрю на потёртый деревянный стол и мечтаю волшебным образом перенестись куда угодно, лишь бы не быть здесь. И вдруг передо мной неожиданно возникает подарок – завёрнутый в простую коричневую бумагу и обрамлённый красной мятой лентой. Мой подарок.

Напряжение в груди возрастает. Оно тёплое и незнакомое. Я не знаю, зачем Молли дарит мне ещё что-то, когда она уже подарила мне всё.

Я перевожу взгляд на конец стола, где сидит Грейнджер, и замечаю, что её глаза прикованы к моим рукам. Тяжело вздрогнув, она отрывает взгляд и рвёт лежащую перед ней упаковку.

Поскольку мне больше некуда смотреть, я сверлю взглядом подозрительный свёрток на столе передо мной. Что, чёрт возьми, могла купить мне Молли Уизли?

Пока все остальные воркуют над своими подарками, я осторожно рву обёртку моего. Взгляд упирается в грубую вязаную ткань с большой буквой «Д». Хмуря брови, я поднимаю вещицу и вижу грёбаный джемпер. Это самый уродливый джемпер, который я когда-либо видел, честно говоря. Но когда мои глаза пробегают по нарядам сидящих за столом, я понимаю всю его значимость.

Пытаюсь избавиться от комка в горле.

Дурацкий джемпер.

– Ну как? – Молли нависает надо мной, её глаза искрятся возбуждением, и я, чёрт возьми, не могу сказать ей, насколько этот подарок важен для меня. Может быть, когда-нибудь я смогу это выразить в полной мере, но не сегодня. Я одариваю её застенчивой улыбкой. – Примерь его! Я должна была угадать – ты не такой крупный, как мои старшие мальчики, и ниже близнецов… – стол замолкает, и я вспоминаю, что это их первое Рождество без Фреда. Я не могу разделить их боль, но… чувствую её. Я чувствую это по тому, как они отводят глаза, по тому, как они ёрзают на своих стульях.

Молли прочищает горло после нескольких минут напряжённого, неловкого молчания:

– Ну что, Драко?

Мои глаза опускаются к отвратительному свитеру бледно-зелёного и тускло-серого цветов.

Сделай это для Молли.

Я стягиваю джемпер и заменяю его колючим свитером, царапающим шею. Щёки заливает горячий румянец, когда я смотрю в глаза Грейнджер, на лице которой играет восторженная улыбка.

Только подумать – сижу в Норе на Рождество в грёбаном джемпере от Уизли.

Что бы сказала мама?

***

По дому разносятся тихое жужжание и довольное щебетание, которые, кажется, перетекают из комнаты в комнату. Почти вся семья расположилась в гостиной: Молли и Артур греются в креслах у камина, Поттер обнимает Джинни в нише у окна, глядя на снег, собирающийся на садовой скамейке, и он даже одаривает меня почти дружеской улыбкой, когда я прохожу мимо.

Я нашёл самое тихое место, и уселся, держа кружку с чаем в руках. Мой слух напрягается, когда знакомая мелодия привлекает моё внимание. Я лениво пробираюсь в заднюю комнату – она завалена всякой ерундой: старые часы, давно уже оттикавшие своё, выцветшая одежда, и среди прочих забытых вещей стоит книжный шкаф, набитый книгами, которые не стоит читать. В углу пылится потёртое пианино, его верхняя часть завалена всякими безделушками. Гермиона сидит на лавке, её длинные пальцы перебирают клавиши в мелодии, которую я помнил давным-давно.

Мои брови дёргаются вверх. Во всём, что меня в ней удивляет – это получает золотую медаль. Она играет Канон Пахельбеля, и это прекрасно. Его плавность и мелодичность делает произведение одним из моих любимых – музыка, которая не требует аккомпаниатора, но точно усиливается им.

Я подхожу ближе, наблюдая за тем, как двигаются её пальцы.

С быстрым вздохом сажусь слева от неё, замечая, как она слегка сжимается, когда мои руки находятся в такой близости. Мои пальцы поднимаются и легко подстраиваются под её, и вскоре мы играем вместе.

Я заставляю себя сосредоточиться на клавишах – хотя уверен, что мог бы сыграть обе партии с закрытыми глазами, – я почти чувствую, как её щёки расплываются в улыбке, когда наши пальцы сталкиваются, а плечи слегка соприкасаются.

Мелодия звучит изумительно. На общем дыхании мы доводим произведение до прекрасного конца, последний аккорд эхом отдаётся в тихой комнате в глубине Норы.

Тишина тянется и оглушает. Она тяжела и полна слов, которые остались невысказанными, и как раз тогда, когда я думаю, что это слишком тяжело вынести, когда я думаю, что не выдержу ни минуты, не накрыв её губы своими и не сказав ей всё то, что моё тёмное сердце хочет, чтобы она услышала… её палец поднимается.

Она несколько раз быстро нажимает на высокую клавишу си, и я усмехаюсь – я бы узнал эту мелодию где угодно.

Да-да-дааа-да-да-да-да-да-да-да-да-да-да-да-да-да-да-да-да-да-да-даааа…

Мои губы кривятся в понимающей ухмылке. Язык бегло облизывает губы, а пальцы левой руки находят своё место октавами ниже для дуэта.

Душа и сердце Хоги Кармайкла.

Эта песня соединяет магловские и волшебные миры. Наши пальцы двигаются легко и оживлённо, а смешки звучат в унисон. Я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на изгиб её скулы хоть на один момент. Её зубы впиваются в нижнюю губу, когда она борется с улыбкой, угрожающей расплыться по её щекам, и я с болью осознаю, как сильно скучаю по ней.

Момент резко обрывается, и я замираю, когда транс прерывается голосом Рона.

– Миона? На пару слов? – спрашивает он, и брови Грейнджер опускаются, когда она оглядывается через плечо.

– Всё в порядке, Рон?

– Нет, – говорит он и идёт к двери во двор.

– Извини, – бормочет она и следует за ним.

Мои глаза закрываются, я убираю руки с клавиш и кладу на бёдра. Я уже знаю, что этот придурок собирается сказать, и моя голова опускается в поражении. Напрягаю слух, чтобы подтвердить свои опасения.

– Что только что там происходило, Гермиона?

Она тяжело вздыхает:

– Я играла на пианино, Рональд…

– С ним?

– Да, вместе с Драко. То, что я играю с ним в дуэте, оскорбляет лично тебя?

– Да.

– Да? – её голос звучит громко, почти возмущённо. Я бы улыбнулся, если бы не был так смущён.

– Тебе действительно нужно, чтобы я перечислил список того дерьма, что он совершил? Пожирателя смерти и наркомана для начала маловато? Расистский мудак довершает сию картину?

– Довольно, Рональд! Он… он совсем не такой. И ты это знаешь…

– Чушь собачья, – выплёвывает он, и я вздрагиваю. Я чувствую ещё чьё-то присутствие в комнате, но не поворачиваюсь. Не хочу видеть, кто разделяет моё унижение.

– Остановись! – уже кричит она, и я чувствую, как моё горло сжимается оттого, как она защищает меня. Неужели она ещё ничему не научилась?

– Он просто мусор, Гермиона!

– Рональд! Я сказала, довольно! Ты не знаешь его так, как я; он больше не такой. Ты обещал, что не испортишь Рождество.

– Да, но ты же сказала, что не встречаешься с ним! Но выглядело всё так, будто ты чуть не поцеловала его, Миона.

Она мило фыркает, и я представляю себе, как в этот момент её нога, вероятно, топнула по снегу.

– Во-первых, я могу целоваться с кем угодно. Во-вторых, я вовсе не собиралась с ним целоваться. Мы друзья – вот и всё! – от её слов что-то сжимается в груди.

– Это не выглядит просто дружбой, Гермиона.

– Ну, я не знаю, что тебе сказать, Рональд. Мы друзья. Не больше, ладно? Ты не имеешь права говорить, с кем мне дружить или с кем целоваться, и ты не можешь отводить меня в сторону, чтобы говорить о моих друзьях такие вещи! Я никому не позволю так говорить о тебе…

– Не слушай его, – тихо говорит Поттер. Не разворачиваясь, я резко втягиваю воздух.

– Всё нормально, – говорю сквозь сжатые челюсти. – Он прав.

– Нет, не нормально. Он всё ещё пытается принять то, через что ему нужно пройти. Он пока не дошёл до части прощения. У него есть над чем работать.

– Уже поздно, – я поднимаюсь, толкая скамейку назад, и направляюсь к камину. – Передашь Молли, что я пожелал ей спокойной ночи и счастливого Рождества?

Сдвинув кустистые брови вместе, он смотрит на меня через свои старые очки и отвечает жёстким кивком.

Гермиона толкает дверь, взволнованная и возбуждённая, и мы на мгновение встречаемся взглядами, прежде чем зелёное пламя поглощает меня.

Комментарий к 18. Восстановление

Буду рада вашим мнениям) Как вам герои? Как ситуация? Цепляет ли история?)

========== 19. Потерялся без тебя ==========

Strangers rushing past

Just trying to get home

But you were the only

Safehaven that I’ve known

Hits me at full speed

Feel like I can’t breathe

And nobody knows

This pain inside me

My world is crumbling

I should never have

Let you go

I think I’m lost without you

Freya Ridings – Lost without You

***

– Как прошло Рождество? – спрашивает Бреннер, лениво откидываясь на спинку стула с магловской ручкой в руке.

Дёргая себя за пальцы, я поднимаю на него голову и пожимаю плечами.

– Это был не самый худший день в моей жизни. Такой ответ подойдёт? – уголки моих губ приподнимаются в улыбке, и я смотрю на Бреннера – он тоже улыбается. – А как у вас?

Он удивлён вопросом. Его глаза отрываются от записей, чтобы встретиться с моими:

– Хорошо. Моя дочь, наконец, достигла возраста, в котором можно понять, что такое Рождество. Нам было очень весело.

Я искренне смеюсь и рассеянно качаю головой, готовый к тому, что он продолжит свои зондирующие вопросы – но молчание затягивается дольше, чем мне бы хотелось. Так долго, что теперь я чувствую себя обязанным говорить дальше.

– Я уже начал работать по своему списку, – моё сердце учащённо бьётся, пока я готовлюсь рассказать ему подробности. Это кажется слишком интимным, слишком близким – но я всё равно хочу поделиться с ним.

– Расскажите мне об этом, – его голос звучит успокаивающе, и я с удивлением вспоминаю, что не так давно эта фраза отдавалась скрежетом ножа по стеклу в моей голове. Глубоко вздыхаю и с дрожью воспроизвожу ему свои визиты к мадам Розмерте и миссис Крэбб.

– И что вы чувствовали потом? – спрашивает он.

Я знал, что этот вопрос будет и уже думал над ответом:

– Мне стало лучше.

– Хорошо, – в его тоне нет самодовольства, только искреннее удовлетворение, и я хмурю брови, понимая, как это приятно. – Продолжайте работать со списком. Это поможет. Будет больно, но это поможет.

Его слова заставляют меня вздрогнуть, и я вспоминаю, как Грейнджер сидела между моими коленями – лоб в лоб – когда призналась в своих чувствах ко мне. Я не знаю, поможет ли это или причинит боль.

Я чувствую глубоко в рёбрах жар, опаляющий сердце.

– Кто следующий в списке? – почти весело спрашивает Бреннер.

Я вытаскиваю листок из кармана брюк и осторожно разворачиваю его.

Мадам Розмерта

Кэти Белл

Пэнси

Гойл

Крэбб

Снегг

Дамблдор

Молли

Джордж

Рон (блять, серьёзно?)

Поттер

Грейнджер

Рассматриваю пергамент в своих руках.

– Может быть, Пэнси, – бормочу я. – Может быть, Гойл.

– Отлично, отлично, – кивает он, делая пометки в блокноте. – На этой неделе у меня для вас ещё одно домашнее задание.

Я возвращаю список обратно в карман и ворчу:

– Супер. Как раз то, что мне нужно.

– Я хочу, чтобы вы попробовали себя в каком-нибудь хобби.

– Хобби? – в голосе явные нотки недоумения.

Бреннер смеётся и убирает блокнот:

– Да, хобби. Я думаю, вам нужно что-то, чтобы отвлечься от ваших… позывов. Что-то помимо работы.

– Какого рода хобби? – спрашиваю я, опустив брови.

– Да что угодно. Просто что-нибудь, во что можно погрузиться – не наркотики, не алкоголь… не Гермиона.

Замираю. Она за пределами досягаемости, даже здесь.

Бреннер наклоняется вперёд, проводя ладонью по своим растрёпанным волосам, а затем по щетине на щеке.

– Я знаю, что вы не готовы говорить о ней. Я не буду настаивать. Когда вы будете готовы, я буду здесь, – чувствую, как неистовая ярость набухает в моих лёгких, и я уже готов разорвать его на части, когда он останавливает меня осторожным движением руки. – Я знаю. Знаю. Итак, пока вы не будете готовы говорить об этом, я хочу, чтобы вы нашли на что отвлечься, хорошо?

Я почти рычу в знак согласия, и Гарольд смеётся, раскрывая блокнот и царапая по нему дурацкой ручкой. Ещё немного и мои уши начнут кровоточить.

***

Хобби.

Конечно, у меня и раньше были увлечения. Я играл в квиддич; более чем прилично разбираюсь в волшебных шахматах; мне нравится считать себя начитанным; и я не раз решал загадки для пароля гостиной Когтеврана, чтобы провести время в компании пары-тройки умных дам.

Качая головой, я откидываюсь на спинку своего шаткого, изрядно потёртого офисного стула, который, клянусь, собирался заменить по меньшей мере дюжину раз, и понимаю, что не могу придумать ничего, что могло бы меня увлечь в качестве хобби.

Глаза рыщут по кабинету в поисках зацепок – квитанции и бухгалтерские книги, прототипы будущих продуктов и свитки отзывов клиентов, которые мне нужно прочитать. Взгляд упирается в яркую обложку жёлтой книги, которую Грейнджер подарила мне много месяцев назад – «Бухгалтерия для чайников».

Я вытаскиваю книгу с полки, где она хранилась последние несколько месяцев, и почти смеюсь, вспоминая свои первые дни здесь – наслаждаюсь всплывающими в голове моментами, когда она флиртовала со мной, прибегая к помощи кактуса и калькулятора. Я перелистываю потрёпанные страницы – поля заполнены моими заметками и рассеянными каракулями, и я не могу сдержать расползающуюся по лицу улыбку, когда представляю, что бы сказала Грейнджер, если бы увидела, что я сделал с этой книгой.

Закрываю том и с громким стуком бросаю его на стол.

Мои глаза останавливаются на задней обложке, и я замечаю список других книг из «Серии чайников». Они, по-видимому, в основном связаны с финансами, но многообещающее «И ТАК ДАЛЕЕ!» гигантским красным шрифтом внизу обложки рождает во мне идею, и я выбегаю из кабинета с книгой в руке.

***

Забегаю в «Грязный Молот» и роюсь в меню в поисках чего-нибудь нового. В конце концов, заказываю масала латте, который на вкус точь–в-точь как я себе представлял – как грязь. Я морщусь от каждого глотка и плотнее закутываюсь в шерстяное пальто.

Выйдя из кофейни, я, прищурившись, смотрю вниз по улице. Уверен, что недалеко видел книжный магазин, но не могу точно вспомнить где. Надо повернуть направо. Должно быть, в моём решении есть что-то поэтически трагическое, потому что именно в этот момент небо темнеет и поднимается ветер.

Снежинки падают вниз, собираясь по краям тротуара. Я поднимаю лицо к небу и вспоминаю о снежном шаре. Чем дальше я углубляюсь в это лечение Бреннера, тем больше замечаю, что появляющееся подёргивание в шее не напрягает меня. Иногда проходят часы – даже день – когда боль не возвращается.

Далёкая мысль о том, что может наступить день, когда я не буду думать о наркотиках или смерти, почти реальна, и я отчаянно хочу ухватиться за неё. Я больше не хочу думать о наркотиках.

Примерно в квартале отсюда я нахожу огромный книжный магазин, и хотя «огромный» кажется немного притянутым за уши, но он явно больше «Флориш и Блоттс». Ныряя внутрь, я сжимаю сильнее в руке своё пособие по бухгалтерскому учёту и стряхиваю снег с ботинок.

– Здравствуйте, – подхожу к парню за прилавком. Он, вероятно, примерно моего возраста, но он явно не видел ни войны, ни смерти, и вокруг него всё ещё царит атмосфера невинности.

– Как оно?

Я морщусь, представляя выражение лица моей матери, если бы её встретили таким образом.

– Отлично. Мне интересно, нет ли у вас, случайно, ещё таких книг?

Его ленивый взгляд всё же отрывается от журнала – который, должно быть, имеет первостепенное значение – на книгу в моих руках:

– Каких таких? По бухгалтерии?

Выпрямляю спину. Терпение быстро иссякает:

– Нет. Очевидно, с бухгалтерским учётом я уже знаком. Есть ли у вас что-нибудь ещё из этой серии?

Он прищуривается, а на губах появляется насмешливая улыбка:

– Ты шутишь?

Мои глаза так же сужаются, и я хмурюсь в ответ на его улыбку:

– А похоже, что я шучу?

Он недоверчиво фыркает и молча указывает в дальний отсек магазина. У меня рождается сиюминутный порыв послать в него летучемышиный сглаз, но не думаю, что стоит рисковать своим испытательным сроком. Вместо этого я иду в направлении, которое он указал.

Грейнджер была бы в восторге от этого места. Каждая полка забита книгами на любую тему, и, хотя ни одна из них не кажется мне очень ценной, я знаю, что она бы их оценила. Я сворачиваю в секцию с большой вывеской САМОПОМОЩЬ и почти рычу на неё. Мне больше не нужна помощь, мне просто нужно чёртово хобби.

Вдоль задней стены стоят стеллажи с книгами в тех же отвратительных жёлтых обложках. Моя челюсть слегка отвисает от количества изданий серии. Я беру одно из них, и мой взгляд падает на ценник – пятнадцать фунтов.