Текст книги "Sweetly Broken (ЛП)"

Автор книги: LadyKenz347

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 19 страниц)

– Слизеринцы обычно не приглашают кого-то стать свидетелями их унижения.

– Было бы неплохо, если бы рядом был друг, – с надеждой говорит он. Но, когда мой хмурый взгляд остаётся неизменным, он пробует ещё. – А что, если я пообещаю никому и никогда не говорить об этом? Я не буду упоминать ничего из того, что вы прочтёте, до конца наших сеансов!

Я подозрительно смотрю на него, в ответ он скрещивает пальцы в маленьком крестике и сверлит меня взглядом, полным надежды. По непонятной мне причине я смягчаюсь.

– Ладно. Но вы должны сидеть за задним столом. И ни звука. Не хлопайте, не кричите, просто сидите тихо. А потом уходите, и мы не вспомним об этом никогда.

Бреннер закатывает глаза и дарит мне самую широкую свою улыбку.

– Звучит как план.

***

За окном непрерывно льёт дождь. Нога нервно стучит по полу, с лёгкостью подстраиваясь под его ритм. Сижу и жду, пока Эд откроет это дурацкое шоу. Так. Я просто должен, чёрт возьми, уйти. Вот что я должен сделать.

По факту какая польза от чтения стихов вслух? Это ужасно унизительно. Вообще не могу понять, почему подписался на это.

Я ухожу. Всё, точно. Но не успеваю подняться на ноги, как по комнате разносится голос Эда. Дрожь беспокойства распространяется по всему телу.

О чём, чёрт возьми, я думал?

Колокольчик над дверью постоянно звенит, но я не смотрю. Бреннер уже сидит напротив меня, хотя изначально я сказал ему, что его место на задних рядах. Когда он вошёл в кофейню, я почувствовал, что мне отчаянно нужно дружеское лицо в толпе, и, слегка нахмурившись, жестом пригласил его за мой столик.

Эд представляет первых участников, и я клянусь грёбаным Салазаром, что миллион сердитых сов взлетают в моей груди. Меня сейчас вырвет только что выпитым мокко фраппучино на стол.

Фольклорный дуэт заканчивает свою песню, и следующей выходит на сцену девушка с монологом о своём первом менструальном цикле или разбитом сердце, а может быть, и о том, и о другом. Я не слушаю.

– Чёрт возьми, – бормочу я себе под нос. Бреннер ловит мой пристальный взгляд. Так не должно быть, но это успокаивает меня.

– Я действительно горжусь вами, Драко. Знаю, что это не так уж много значит для вас, но просто хотел это сказать, – говорит он и смотрит на меня поверх удивительно чистых очков своими ясными, бледно-зелёными глазами. Я хочу признаться, что его мнение действительно каким-то образом стало иметь значение за последние несколько месяцев, но я не могу… не сейчас.

Сейчас мне нужно сосредоточиться на том, чтобы меня не вырвало.

Мой палец постукивает по деревянному столу, другая потная рука сжимает блокнот на бедре.

– Следующим на эту сцену выйдет… – кричит Эд в микрофон, подглядывая в свой листок. – Так, новичок на нашей сцене! Наш горячо любимый Драко Малфой, давайте устроим ему тёплый приём!

Кофейня разражается дружными аплодисментами, а я смотрю широко раскрытыми от ужаса глазами на Бреннера. Он кивает в знак солидарности.

– Вы можете, – успокаивает он.

– А что, если это больше причинит боль, чем поможет? – спрашиваю я, хотя моё горло борется с каждым словом.

Его рука ложится на моё предплечье, сжимая его один раз. Это простое прикосновение немного отрезвляет меня.

– Что, если это произойдёт?

– Тогда вы пройдёте через это. Как и через всё остальное. Вы можете это сделать, – его слова подобно зелью приятно оседают в моём животе, облегчая боль, которая была там несколько мгновений назад.

На дрожащих ногах я пробираюсь к сцене; бросаю быстрый взгляд на зал, полный маглов, но не задерживаюсь там. Открываю блокнот на странице, которую перечитывал сегодня сотню раз, и делаю глубокий вдох.

– Это может показаться полной чепухой, – предупреждаю я. – Но это моя чепуха.

Сквозь годы мечется, порхает

Туда-сюда, то там, то здесь;

Осколки памяти крепко сжимает —

Фрагментов дикой боли смесь.

Она уверена, что мы не видим,

Считает, что не можем знать,

Что слабости её возненавидим,

Заставим впредь о них молчать.

Я делаю вдох, чтобы успокоиться, и закрываю глаза. Мне больше не нужно это читать.

Но вот что получается в итоге,

Осколки, что крепко держит она,

Совсем не обломки её личной боли.

Она нашей тоскою заражена.

Ей нужно просто остановиться,

Понять, принять, исцелить свою боль,

Ведь не за наши шрамы ей надо молиться,

А взять над своими контроль.

И если есть в этом мире огромном

Всё то, что можно назвать совершенным,

То я без малейшей доли сомненья,

Кричал бы вовсю её имя смиренно.

Я почти дошёл до последней строфы. Мои глаза распахиваются и на мгновение останавливаются на Бреннере, ища поддержки. Он с улыбкой кивает в сторону двери.

Я раньше почти умирал и не знал,

Что самым родным для меня в жизни станет…

Гермиона.

Она стоит здесь в потрясающем тёмно-синем вечернем платье, которое обнажает изящные плечи и длинные линии шеи. Её кудри закручены назад. Она ошеломительно красива. Но всё это меркнет перед потрясённым выражением её лица. Я сглатываю, прежде чем выдавить последние строчки из лёгких.

Я раньше почти умирал и не знал,

Что самым родным для меня в жизни станет,

Мой яркий, сверкающий, нежный кристалл.

Она – всё моё, только к ней меня тянет.

Молчание в зале тянется слишком долго. Мы с Грейнджер остаёмся запертыми в своём зрительном интимном трансе. Её глаза ничего не выдают, пока волна аплодисментов не прерывает этот момент.

Я клянусь, что вижу слёзы в её глазах, прежде чем она разворачивается и выбегает на улицу.

Я сбегаю со сцены, останавливаясь у стола, где всё ещё сидит Бреннер, хлопая в ладоши.

– Это вы ей сказали? – этот вопрос больше похож на обвинение. Как и почему он предал моё доверие? Зачем растрепал Грейнджер о моих планах на сегодняшний вечер.

Он оборонительно поднимает руки.

– Драко, конечно, нет. Я бы никогда так не поступил, – что-то в его встревоженном выражении лица заставляет меня поверить ему, и я с рычанием бегу за ней в дождь. Она несётся по улице с зонтом в руке. Выкрикивая её имя, я бегу следом, пока она, наконец, не останавливается.

– Грейнджер, – в последний раз кричу я и хватаю за локоть, разворачивая её лицом к себе. – Что ты здесь делаешь?

Она плачет.

Я снова заставил её плакать.

Наконец, она поднимает на меня глаза. Сердце сжимается и бешено колотится.

Её взгляд становится жёстким. Этого я никак не ожидал. Гермиона шмыгает носом и вытирает слёзы, а я изо всех сил пытаюсь расслышать сквозь этот чёртов дождь то, что она говорит.

– Сначала я пришла к тебе домой, но тебя там не было.

Я ныряю под её зонт и встаю так близко, что едва касаюсь её груди своей.

– Прости, что?

В её глазах пенится странный коктейль из грусти и ярости. Я не знаю, что делать дальше.

– Я сказала, что пришла к тебе домой, но тебя там не было. Поэтому я пришла сюда, – она сжимает челюсть и нервно стучит ногой по тротуару.

Хмурю брови и наклоняю голову чуть ближе к ней.

– Ты злишься на меня?

– Гарри рассказал мне о вашем разговоре. Сказал, что ты извинился, – выплёвывает она.

Я определённо ничего не понимаю. Если Гермиона Грейнджер расстроена тем, что я извинился перед Гарри Поттером, то я явно под наркотиками.

– Да, мы немного поговорили. Всё так и …

Она обрывает меня.

– Могу я спросить, почему? – слёзы текут из её глаз. На этот раз я вижу ярость.

Я смотрю на неё сверху вниз.

– Почему?

– Да, – отрезает она. – Почему все, кроме меня, заслуживают твоих извинений? Гарри, Пэнси и чёртова Кэти Белл? Что я такого сделала? Или я просто недостаточно значу для тебя? – она сглатывает и продолжает, тыча пальцем мне в грудь. – Ты пишешь стихи и извиняешься перед Гарри Поттером и всеми другими, и? После всего, что произошло, я не заслуживаю даже… чёрт, хоть чего-нибудь?

Есть слова, которые я уже подготовил, но сейчас они не подходят. Ни одно из них не кажется достаточным, чтобы выразить, как я чертовски сожалею и как сильно она мне нужна.

Эмоции, вспыхнувшие на её лице, ослабевают. Из груди вырывается прерывистое рыдание, и она роняет зонтик, позволяя дождю обрушиться на нас.

– Мне нужно знать, почему? Скажи мне, почему, Драко? Может, я недостаточно…

– Ты значишь больше всех, вместе взятых! – кричу сквозь дождь и подношу руки к её щекам. Поднимаю её лицо, чтобы она посмотрела в мои глаза. Мне нужно, чтобы она действительно увидела меня. – Разве ты не понимаешь? Ты последняя в моём списке не просто так. Потому что ты самое важное, это – я указываю на нас, – это самое важное для меня. И я знаю, что тебе нужно было, чтобы я исцелился сам, и я это делал, – вспоминаю обо всех осколках, которые мне пришлось склеивать. О войне, о том, что мой отец и мама не ненавидели меня; обо всех извинениях, которые мне пришлось принести, и обо всех тех ночах, когда я смотрел в потолок своей слишком тихой квартиры, игнорируя тягу к наркотикам. – Я… мне кажется, я исцелился.

Признание повисает между нами. Она прерывисто втягивает воздух.

– Мне нужно было поправиться, Гермиона. Теперь я это знаю. Я не мог прийти к тебе всё ещё сломленным и рисковать подвергнуть тебя этому кошмару снова. Но мне чертовски жаль. Ты меня слышишь? – большие пальцы скользят по её скулам, а губы дрожат. Слёзы скатываются по её лицу. С глубоким вздохом она бросает зонтик на тротуар. Тонкие руки впиваются в мою промокшую футболку, и она прижимается лбом к моей груди. – Ты самая важная, – говорю в её мокрые кудри. – Это стихотворение не абстрактное, – фыркаю я. – Оно про тебя. Это всё ты.

Она всхлипывает. Мои пальцы утирают слёзы и капли дождя с её щёк.

– Драко, – выдыхает она. И это выдох облегчения.

Я готов сказать. Я никогда не говорил этого кому-то раньше – может быть, маме, когда был ещё ребёнком – но больше никому. До сих пор.

– Я люблю тебя, Грейнджер, – ухмыляюсь я, и она подавляет смешок сквозь слёзы, смаргивая капли дождя с ресниц. – Я отчаянно, глупо, беспомощно люблю тебя. И я чертовски плохо смог показать это тебе, но я ещё никогда не был так уверен в чём-либо в своей жизни. Это абсолютная истина в последней инстанции. И не подлежит никакому сомнению. Я люблю тебя.

Гермиона снова утыкается лицом в мою грудь, а дождь всё не прекращается. Она должна быть на балу очень скоро, и мои руки скользят вниз по её мокрому платью.

Она смотрит на меня широко раскрытыми и полными безудержного счастья глазами.

– Я тоже тебя люблю, придурок.

Проходит секунда, прежде чем мои губы прижимаются к её.

Ни секундой больше, я так этого ждал.

От дождя поцелуй более влажный, но чёрт возьми, он лучший за всю мою жизнь. Её губы – наркотик сам по себе, поэтому я парю, пока они прижимаются к моим.

Шелковый материал её платья запутывается в моих пальцах.

Она улыбается.

Улыбается, когда её руки обвивают мою шею и притягивают к себе.

Улыбается, пока я тону.

Рука скользит вверх по её спине и останавливается на тонкой шее, другая притягивает бедро. Как бы глубоко я ни целовал её, всё равно это недостаточно близко. Влажная ткань её платья не оставляет простора для воображения, и я прощупываю каждую изящную деталь её потрясающего тела.

– Гермиона! – раздаётся женский голос из-за её плеча, и я вглядываюсь сквозь дождь в поисках источника звука.

Мои губы кривятся в усмешке, когда я вижу Поттера и Уизли младших – брата и сестру, стоящих всего в нескольких футах от меня. Поттер кажется довольным с этой своей понимающей полуулыбкой на лице. Джинни улыбается до тех пор, пока не осознаёт, что Гермиона промокла насквозь. Но именно лицо Рона заставляет самодовольную улыбку появиться на моих губах. Уизли уронил свою челюсть и явно несчастлив. Но, по крайней мере, он не выглядит таким злым; может быть, он покинул пост того, кто доводил меня до безумия своим грёбаным враждебным поведением.

– Гермиона Грейнджер! – Джинни делает шаг вперёд. Её волшебная палочка направлена в небо, имитируя зонтик. Я делаю глубокий вдох, готовясь к тому, что она сейчас отчитает свою подругу за то, что та стоит в моих объятиях. – А ты не могла поцеловать его внутри? Или под зонтиком? Как мне привести тебя в порядок в ближайшие пятнадцать минут?

Грейнджер смеётся и утыкается в мою грудь. Потом снова смотрит на меня и кусает губы, и я клянусь, что никогда не видел её такой счастливой. Гордость переполняет меня. Я – причина её счастья.

– Они убьют меня, если я опоздаю, – бормочет она. – Я зайду после, ладно? – её брови взлетают ко лбу. Она нервничает. Она не хочет уходить, боясь, что когда мы встретимся в следующий раз, это не будет то же самое.

– Ладно, – наклоняюсь, чтобы в последний раз коснуться её губ, и она приподнимается на цыпочки, углубляя поцелуй, прежде чем отстраниться.

Грейнджер скачет к Джинни, которая качает головой своей промокшей подруге, и украдкой улыбается и машет мне через плечо, когда они вчетвером аппарируют прочь.

Я бегу трусцой в кафе, где Бреннер ждёт, засунув руки глубоко в карманы и озабоченно сдвинув брови.

– Мне нужна ваша помощь, – тяжело дышу я. – Вы можете достать мне портключ в Хогвартс?

Губы Бреннера кривятся в хитрой улыбке.

– Вы не можете идти в таком виде, – он кидает взгляд на мою простую футболку, прилипшую к торсу, и джинсы, которые можно выжимать.

Фыркаю и снова толкаю входную дверь.

– Я Драко Малфой. Моя мать не научила меня многим полезным вещам, но можете поспорить на свою задницу, что у меня в гардеробе всегда есть пара сшитых на заказ фраков.

========== 28. Рядом со мной ==========

Комментарий к 28. Рядом со мной

Ребята, мне не верится, но уже следующая глава будет финальной…

Будет ещё небольшая дополнительная тридцатая часть, но основной сюжет подходит к концу.

Так что на этой неделе мы с вами насладимся потрясающим финалом!

Can I tell you something just between you and me?

When I hear your voice, I know I’m finally free

Every single word is perfect as it can be

And I need you here with me

When you lift me up, I know that I’ll never fall

I can speak to you by saying nothing at all

Every single time, I find it harder to breathe

‘Cause I need you here with me

Marshmello Feat. CHVRCHES – Here With Me

***

Через пятнадцать минут Бреннер стоит перед моей дверью. По-видимому, он работает с семикурсниками Хогвартса, участвовавшими в войне, поэтому ему разрешается иметь свой портключ. Отдавая его мне, он предупреждает, что с моей стороны будет неэтично рассказывать о том, где я его достал.

Как угодно, Гарольд.

***

Стук моих ботинок по полу коридора, ведущему к Большому залу – до боли знакомый звук. Тяжело вздыхая и поправляя виндзорский узел своего тонкого синего галстука, я захожу в открытые двери. На мне тёмно-синяя парадная мантия, белая рубашка и серебряные запонки, которые мама подарила мне на шестнадцатилетие.

Зал переполнен слегка возбуждёнными ведьмами и волшебниками.

Во рту пересыхает, когда поднос с шампанским проплывает рядом со мной. Тревога, которая была притуплена в моём стремлении попасть сюда, возвращается к жизни при буйном пьяном смехе гостей вечеринки.

Повернувшись спиной к подносу, я рассматриваю полностью преображённый зал. Длинные деревянные столы убраны, вместо них дюжины круглых банкетных столов, накрытых белыми скатертями, на которых блестит забавная причудливая посуда – по крайней мере, по мнению министерства; мама бы фыркала при виде таких причуд. Флаги факультетов убраны, а зачарованный потолок – чистое ночное небо с ярким вихрем галактической пыли, вьющейся по центру.

Я замечаю несколько знакомых лиц, но ни одно из них не принадлежит ей. У задней стены есть свободное место, куда я пробираюсь в надежде спрятаться от любопытных глаз. Но увы.

Слизнорт с покрасневшим от выпитого лицом бочком подходит ко мне, сложив руки на раздутом животе.

– Драко Малфой! Не знал, что мы увидим вас здесь сегодня вечером, – икает. – Как поживаете, мой мальчик?

Я изображаю вынужденную улыбку. Со Слизнортом пришёл и очень отчётливый запах – что-то похожее на маринованных слизней – видимо, отголоски сегодняшних занятий. Кроме того, он никогда не любил меня, и то, что он делает вид, что рад мне, только усиливает моё раздражение.

– Здравствуйте, профессор, – вежливо киваю, хотя и подумываю фривольно назвать его Горацием. Лишь бы потрепать ему нервы.

– Чем вы занимались весь прошлый год? – его остекленевшие глаза скользят по моему лицу и останавливаются над плечом.

У меня мелькает мысль шокировать его рассказом о том, как я на самом деле пережил эти двенадцать месяцев, но вместо этого я даю ему то, что ему хотелось бы слышать.

– Да, всем, что попадалось под руку, – ухмыляюсь я. Кингсли занимает трибуну, и толпа разражается вежливыми аплодисментами, пока он не поднимает руки, требуя тишины. – Прошу прощения, профессор. На самом деле я здесь только из-за девушки, – киваю и делаю несколько шагов в сторону, ища её в толпе.

Бруствер произносит речь, которую я почти не слышу. До момента упоминания имени матери. Шум в комнате превращается в вакуум. Резонирующий свист в моих ушах заглушает всё остальное.

– Нарцисса Малфой, Орден Мерлина второй степени. Награждена посмертно за выдающиеся достижения и отвагу.

Тихие, слегка удивлённые аплодисменты наполняют помещение, и хотя я чувствую на себе взгляды, не отвожу своего от сцены. Мне приходится напрячь все силы, чтобы не разрыдаться в этом чёртовом зале. Но я клянусь, что это последнее, что я сделаю. Сохраню хоть каплю своего достоинства.

Министр продолжает свою речь и переходит к главному событию вечера: Поттеру, Уизли и Грейнджер.

Она появляется у подножия небольшой лестницы, ведущей на сцену, где раньше обедали преподаватели. Поттер протягивает ей руку, и она поднимается на несколько ступеней с удивительно яркой улыбкой для того, кто не хочет быть здесь. Джинни неплохо поработала, готовя её в такие сжатые сроки, но дикие непослушные кудряшки больше не заколоты назад.

Кингсли произносит длинную речь, и, хотя я отчаянно хочу снова быть рядом с ней, я знаю, что самое главное – это просто быть здесь. Поэтому я остаюсь у двери, наблюдая за каждым её движением, пока она переминается с ноги на ногу и наклоняется, чтобы прошептать что-то на ухо Поттеру, который тихо смеётся. Чёрт.

Первым меня замечает Уизли. При виде меня его глаза раздражённо сужаются. Я выпрямляюсь и поднимаю подбородок, в попытке изобразить превосходство. Несмотря на то, что мою мать только что упомянули с той самой сцены, я всё ещё чувствую себя незваным гостем. Пятно на моей руке с выцветшей меткой – яркое тому напоминание. Я рад, что он не видит, как дрожат мои руки или как слегка вибрирует челюсть просто от нахождения в этой комнате.

В течение долгого времени, он пялится на меня, а затем, закатывая глаза, берёт аккуратно Грейнджер за локоть.

Она поворачивается к нему, в то время как Кингсли продолжает многословную историю Гарри Поттера и его невероятных друзей, и Уизли кивает туда, где я стою, прежде чем снова принять позу абсолютного безразличия. Смущённый взгляд Грейнджер пробегает по всему залу, однако ей не требуется много времени, чтобы заметить меня.

Молодчина, Уизли.

Её глаза на мгновение темнеют в замешательстве, а губы изгибаются в захватывающей дух улыбке.

– Привет, – беззвучно произносит она, нетерпеливо теребя пальцами ожерелье на груди.

Я киваю в ответ и игнорирую взгляды, обращённые ко мне. Разумеется, всем надо посмотреть, что это за парень, который привлёк внимание Гермионы Грейнджер. Пухлый господин слева, кажется, уронил челюсть, когда увидел, что это меня она только что поприветствовала.

Но я здесь только ради неё. Не отрываю глаз и пытаюсь без слов выразить, как горжусь ею.

Она не отводит взгляд, пока министр не окликает её по имени.

– Гермиона Грейнджер. Орден Мерлина первой степени. За храбрость и отвагу, – гордо объявляет Кингсли, и Грейнджер, слегка покраснев, делает шаг вперёд, чтобы получить свою медаль. Её глаза сразу же находят меня, и даже издалека я вижу, как она сияет.

Присоединяюсь к аплодисментам, тихо хлопая, когда три золотых Гриффиндорца гордо поднимаются, держась за руки, чтобы получить свою заслуженную похвалу.

Бруствер едва успевает пожелать всем приятного вечера, прежде чем Гермиона, широко улыбаясь, бросается со сцены ко мне. Она врезается в меня, и я тут же напрягаюсь.

Грейнджер, по-видимому, не замечает десятки глаз, обращённых к нам, когда её руки обхватывают мою шею сзади.

– Какого чёрта ты здесь делаешь? Я думала, ты сказал…

– Ты сказала, что хочешь, чтобы я был здесь, – перебиваю я и убираю её руки. – Люди пялятся, – мои глаза пробегают по залу, небольшая паника поднимается в груди.

Грейнджер усмехается, и её пальцы впиваются в лацканы моего пиджака.

– Что? Ты стесняешься, что тебя увидят со мной? Да будет тебе известно, я заслуженная героиня войны, – дразнит она меня.

– Да, это ужасно стыдно. Догадаться не сложно, – закатываю глаза и протягиваю руку, чтобы заправить один из её буйных локонов за ухо.

– Драко Малфой, неужели ты думаешь, что меня волнует мнение этих чопорных политиков о том, с кем мне спать, а с кем нет? – она кокетливо наклоняет голову вбок, не отводя от меня взгляда. Я не могу не ухмыльнуться в ответ.

– С кем спать? – чуть притягиваю её бёдра к себе.

Красивый румянец заливает её щёки, она шлёпает меня по руке.

– Ты меня понял, – говорит, сдерживая дерзкую улыбку.

Я могу любоваться ею всю оставшуюся жизнь. Каждый раз, когда я смотрю на неё, по-настоящему смотрю, то нахожу что-то, чего раньше не замечал. Например, золотистые крапинки в радужке глаз или то, что нижняя губа чуть полнее верхней. Мои опасения по поводу того, что её увидят со мной, должно быть, написаны на моём лице, потому что она кладёт ладонь на мою грудь и смотрит на меня этим невероятно Грейнджерским взглядом. Раньше я думал, что она хочет починить меня, как одну из своих сломанных вещей, но теперь я думаю, что, возможно, она просто влюблена.

– Стоп, – шепчет она, подходя ближе ко мне. – Я пригласила тебя сюда. Я хочу, чтобы ты был здесь. Ты! Так что прекрати слушать этот дурацкий голос в своей голове, который говорит тебе обратное, хорошо?

Ком встал в горле, я пытаюсь его сглотнуть, но пока безуспешно.

– Я никогда не перестану думать, что ты заслуживаешь лучшего, – мои глаза упираются в ленту её медали и невольно останавливаются на декольте. Губы немного приоткрываются, а дыхание замедляется.

Она сказала «с кем спать»? Она так сказала. Значит ли это, что она этого хочет?

Грейнджер прерывает ход моих мыслей, и я качаю головой, отводя свой извращённый взгляд от изгиба её грудей.

– Я бы не была так уверена, – ухмыляется она, сморщив нос. – Я только что подцепила самого красивого парня в Хогвартсе. Если бы Лаванда Браун могла видеть меня сейчас… и, чёрт, я не готова к несносному натиску вопросов от Джинни. Ты знаешь, что однажды они видели тебя без рубашки после тренировки по квиддичу? Я слышала отвратительные подробности о твоём прессе. Серьезно, всю ночь они говорили, говорили и говорили…

Я смеюсь, запрокинув голову и обнимаю её.

– Ну, меня это не удивляет. Я нарочно снял футболку на поле, чтобы привлечь внимание дам.

Она игриво шлёпает меня и смеётся.

– Ты просто придурок.

– Мне нравится думать, что это добавляет мне очарования, – поддразниваю я. Мои пальцы щекочут её под рёбрами, пока она не начинает извиваться и хихикать.

– Хватит, – смеётся она, переплетая наши пальцы, и тянет меня к танцполу, где несколько пар уже начали кружиться в объятиях друг друга. Я останавливаюсь и смотрю на неё с беспокойством. Она снова вызывающе выгибает бровь.

– Ты не умеешь танцевать?

С громким смешком я закатываю глаза.

– Пожалуйста, Грейнджер. Не обижай меня, – думаю лишь о том, что это гораздо более открытое место, чем у двери. Здесь явно не скрыться от идиотских любопытных взглядов. – Если мы пойдём туда, пути назад не будет.

Она издаёт слабый рык и обхватывает меня за шею руками, притягивая мои губы к своим. Я поражённо выпячиваю глаза и пытаюсь оценить реакцию людей вокруг нас. Но когда пухлые губы начинают нежно ласкать мои, я посылаю всё к чёрту.

Слегка пригибаюсь, чтобы подстроиться под её рост, и, обхватывая тонкую талию, притягиваю вплотную к себе. Боже, я хочу увидеть эту ведьму обнажённой. Пожалуйста, Мерлин, скажи, что мне это светит в ближайшем будущем.

Она так сильно прикусывает мою нижнюю губу, что я вздрагиваю.

– Это за то, что раздражаешь, – говорит она сквозь смех, когда наши носы соприкасаются. – И, да. Назад пути нет, – дерзкая маленькая ведьма. – Теперь ты будешь танцевать со мной или мне нужно искать другого партнёра?

Ошеломляющая волна эмоций поднимается внутри меня; дышать становится труднее – ощущение, что весь воздух высосали. Я не хочу называть это счастьем, потому что это так чертовски банально, но это, скорее всего, оно. Это, должно быть, грёбаное счастье.

– Я в твоём распоряжении, Грейнджер.

Её губы изгибаются в улыбке, и она снова быстро целует меня.

– Это то, что я должна была услышать, – у неё хватает наглости подмигнуть, и я не могу удержаться от смеха, когда она тащит меня на танцпол.

Отчаянно игнорируя взгляды толпы, сосредотачиваюсь на волшебнице в моих объятиях.

Какой-то сюр, честное слово.

Год назад я потерял всё. Я был готов принять конец своей жизни, будь то смерть или Азкабан. Никогда за миллион лет я и не мог представить себе, что буду стоять здесь, обнимая за талию Гермиону Грейнджер. Всего триста шестьдесят пять дней спустя.

Во все моменты полного отчаяния, когда я был уверен, что надежды больше нет, она была рядом. Она была здесь, сражаясь за меня, даже когда уже я не мог бороться. Всё дерьмо, к чему я был причастен в своей жизни, привело меня сюда – и я не уверен, что когда-либо сделал что-то достойное, чтобы заслужить её. Бреннер, должно быть, прав: кто-то сверху присматривает за мной.

– Простите, мистер Малфой? – глубокий голос Кингсли Бруствера прерывает наш танец, и я оборачиваюсь через плечо, нахмурив брови.

– Да? – может быть, мне даже танцевать с ней противопоказано, и меня сейчас уведут отсюда? Если это так, то в моё дело подошьют все мастурбации последних нескольких недель, и, наверняка, казнят.

– Мы собирались послать это вам, так как не получили вашего ответа. Но раз уж вы здесь… – в его руках плоская бархатная коробочка, при виде которой у меня сжимается горло. – Мы будем польщены, если вы примите этот орден Мерлина второй степени от имени вашей матери.

Мои руки безвольно падают по бокам. Я смотрю на безобидную маленькую золотую медаль. Моргнув несколько раз, чтобы прогнать эмоции, застрявшие в уголках моих глаз, киваю и забираю коробку у министра.

– Спасибо, – выдаю я сквозь сжатые челюсти.

– Волшебный мир многим ей обязан. В конце концов, она будет гордиться тем, кем вы стали, Мистер Малфой. Её жертва не была напрасной, – Бруствер натянуто улыбается нам с Грейнджер, а затем исчезает. Я провожу пальцем по гравировке, ощущая благоговение, которое не ожидал почувствовать.

***

Гермиона Грейнджер определённо, бесспорно, восхитительно пьяна.

После четырёх бокалов дешёвого шампанского её глаза очаровательно блестят, пока она посасывает нижнюю губу, как будто та сладкая на вкус. В целом, не буду спорить – я попробовал её, вынужден согласиться.

Сидя в кресле рядом со мной, она подпрыгивает в такт песне, которая играла по крайней мере пятнадцать минут назад, и я не могу не смотреть на неё с весёлой ухмылкой.

– Милая пьяница, – говорю я, прерывая её приватную танцевальную вечеринку.

Её шея резко поворачивается ко мне, а глаза широко распахиваются от обиды.

– Я не пьяна, Драко Малфой.

Прищурившись, смеюсь:

– Как скажешь.

– Серьёзно! Я не пьяна! – она бросает на меня грозный взгляд и морщит нос. Я почти уверен, что она собирается показать мне язык, но что-то резко озаряет её, отчего щёки вспыхивают горячим румянцем. – Но я готова вернуться домой. Камин открыт в Зале трофеев.

– Конечно, – я встаю с привычной лёгкостью и помогаю ей подняться со стула. Ну, в целом, она спотыкается только один раз. Во время нашей короткой прогулки до камина, она умудряется быть захваченной в прощальные объятия не менее чем четырьмя людьми, включая Поттера.

– Присмотришь за ней, ладно? – он протягивает мне ладонь, и я некоторое время смотрю на неё, прежде чем пожать.

– Всегда, – заверяю я его и веду свою даму в комнату, примыкающую к Большому залу.

Она явно нервничает, и я смотрю на неё подозрительным взглядом.

– С тобой всё в порядке?

– Вполне, – бросает она. – Да, вполне, – её пальцы путаются в гнезде, которое она называет волосами, заправляя локон за ухо. – Вообще-то, я немного проголодалась.

Мои брови взлетают вверх. Уже почти полночь, и я не могу представить место, где бы ещё был открыт камин.

– Ты сможешь воспользоваться камином одна в таком состоянии?

Её лицо расплывается от досады.

– Я же сказала, что не пьяна, – говорит она и останавливается. Похоже, она призывает на помощь всё своё мужество, и гордо вздёргивает подбородок. – Может быть, ты приготовишь мне что-нибудь на свой вкус.

Мне требуется больше времени, чем хотелось бы признавать, чтобы понять, к чему клонит маленькая пьяная ведьма. На лице медленно расплывается ухмылка.

– С удовольствием, Грейнджер.

Её взгляд прикован к моим губам. С чистым, неподдельным ликованием я смотрю, как тяжело она сглатывает, когда я провожу по нижней языком.

***

Когда мы выходим из камина, Грейнджер переминается с ноги на ногу, нервно озираясь по сторонам, будто никогда раньше здесь не была.

– Что-нибудь особенное? Чего тебе бы хотелось? – спрашиваю я, снимая пиджак и вешая его на спинку кресла. Я не могу удержаться от улыбки, когда она не отводит взгляда от того, как я расстёгиваю запонки на рубашке и опускаю их в декоративную вазу. Озорные огоньки похоти переливаются в её глазах, пока она следит за каждым моим движением.

Гермиона растерянно сглатывает, прежде чем заговорить.

– Чего бы мне хотелось? – голос на несколько октав выше обычного, и я посмеиваюсь, засучивая рукава до локтей.

– Из еды. Ты была голодна, помнишь? – недоверчиво изгибаю бровь.

– О! – она вздрагивает и хлопает себя ладонью по лбу. – Да. Я была голодна, но я… я больше не хочу есть.

Она делает несколько медленных шагов ко мне и кидает свою сумку на кресло. Моё сердце бешено колотится, отчаянно желая освободиться, когда её рука скользит вверх по моему обнажённому предплечью. Она не останавливается на достигнутом, её пальцы на мгновение обвиваются вокруг моих трицепсов, а затем плавно переходят на грудь.

Она прижимается ко мне, обдавая жаром своего тела. Но я помню, что она сильно пьяна. Мои руки мягко ложатся на изгиб её нижней части спины, позволяя шёлку тёмно-синего платья струиться по моим пальцам. Вдыхаю её запах.

Чёрт, ну почему она пьяна?

Она привстаёт на цыпочки и прижимается своими невероятно мягкими губами к моей шее, одна рука поднимается, чтобы притянуть меня ближе, и я клянусь, что так предельно близок к тому, чтобы сказать «К чёрту всё!» и просто перетащить её в постель. Я вижу, что она этого хочет, но я не могу.