Текст книги "Sweetly Broken (ЛП)"

Автор книги: LadyKenz347

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 19 страниц)

– Достаточно, Драко, – Бреннер сжимает челюсти, и я понимаю, что захожу слишком далеко, но не могу остановить то, что он начал.

– Вы думаете, что знаете, кто такие монстры, но это не так. Пока один из них вас не вырастит, пока вы не поживёте с его хозяином под одной крышей и не увидите то, что видел я. Вы можете сидеть здесь со своими учёными степенями и научными методами и притворяться, что знаете всё, но вы не видели смерть, как её видел я. Вы не видели ни войны, ни горя – вообще ничего, что имеет значение. А если бы видели, то поняли бы, почему я не хочу об этом говорить.

– Я всё понял, ясно? Ваша жизнь была отвратительной, и несправедливо, что мир ждёт от вас большего, чем вы даёте ему. Но я ожидаю большего. Я видел эти трещины, над которыми у вас есть власть – они заживают, исцеляются. Ваш отец был монстром. Мне жаль, что он был таким, мне жаль, что ваше детство не было безопасным и что вы видели дикие ужасы в таком юном возрасте.

Я крепко зажмуриваюсь – гнев бурлит у меня под кожей. Я больше не могу дышать, чёрт возьми, и, хотя он говорит о заживлении трещин, я чувствую, как что-то в груди ломается.

– Это несправедливо! – кричу я, и мой голос срывается. Прячу лицо в ладонях, когда волны гнева, стыда и грёбаной боли обрушиваются на мои сгорбленные плечи. Несколько предательских слёз скатываются по лицу, отчего я рычу ещё громче.

– Это несправедливо. Вы меня слышите? Это нечестно, – голос Бреннера затихает, и мне удаётся снова взглянуть на него, хотя я весь дрожу. – Это несправедливо. Но это то, что у вас есть. Простите его.

Я мрачно усмехаюсь, потирая ладонями глазницы:

– Простить того, кто вовсе не нуждался в прощении?

– Ах, это самое трудное для всех. Учиться прощать, не получая извинений. Вот почему заглаживание вины является такой важной частью вашего выздоровления. Дайте людям прощения, и, давая, найдите его для себя.

Мой список в кармане обдаёт жаром. Знаю, ещё слишком много извинений нужно принести. Устало вздыхаю.

– А что, если я его не прощу? А что, если он этого не заслуживает?

Воображаемая тяжесть тянет меня вниз, и я хочу избавиться от неё; хочу освободиться и уйти, но я не уверен, кто я без неё. Кем бы я был, если бы у меня не было такого ублюдского отца и кипящей ненависти от пребывания с ним на одной стороне?

Бреннер смеётся и наклоняется вперёд, упираясь локтями в бёдра:

– Уверяю вас, он не заслуживает вашего прощения. Несмотря на то что вы думаете, это не для него. Что ему теперь с ним делать, когда он ушёл за занавес? Для него это не имеет никакой ценности. Он, вероятно, не дал бы и двух сиклей за это.

– Так почему же я должен мучить себя, прощая его?

– Потому что это нужно вам. Представьте себе, что, если эта тёмная бездна внутри вас не будет заполнена обидой и гневом? Что, если вы просто освободите его, отпустите всё это и используете энергию, которую вы отдали на ненависть к нему, чтобы полюбить себя? Прощение – это не забвение, и ничто никогда не искоренит травму, которую вы получили. Вам важно понять, что некоторые люди не способны на большее. Ваш отец был пленником обстоятельств, но он никогда не прибегал к возможности измениться. Вы тоже пленник, но вы здесь. Вы пытаетесь. Нельзя останавливаться.

Нельзя останавливаться.

Я повторяю это про себя, как мантру умирающего, ещё долго после того, как покидаю кабинет Бреннера.

Нельзя останавливаться.

Комментарий к 20. Это я

Часть о прощении отца лично для меня имеет огромное значение.

Так произошло, что недавно я сама столкнулась с ужасным предательством и не могла простить человека. Наверное, до сих пор не могу. Но каждый раз, когда во мне рождается ярость, я вспоминаю слова Бреннера, и мне становится легче. Я понимаю, куда нужно стремиться.

========== 21. Определённые вещи ==========

Something about you

It’s like an addiction

Hit me with your best shot honey

I’ve got no reason to doubt you

‘Cause certain things hurt

And you’re my only virtue

And I’m virtually yours

And you keep coming back, coming back again

James Arthur – Certain Things

***

Гробница Дамблдора слишком претенциозна. Мы с ним не были близки, но даже я знаю, что это, вероятно, было не в его стиле. Гигантский малиновый феникс, широко расправив огромные крылья, поднимается из полированного мраморного блока. Покажите мне того, кто это выбрал, у меня есть вопросы.

Здесь лежит Альбус Персиваль Вулфрик Брайан Дамблдор.

Руководитель. Учитель. Друг.

Любимый всеми. Не забытый никем.

Приносить ему цветы теперь кажется немного нелепым; возлагать умирающие цветы к могиле мертвеца – ещё более нелепым. На самом деле, всё в этом моменте кажется смехотворным. Он заслуживает моих извинений, как никто другой, но он никогда не услышит их, и мои попытки кажутся глупыми.

Чувство вины растекается по груди, разливается по всему телу, и от его тяжести, я, кажется, не могу даже поднять руку.

Ранний мягкий утренний свет отражается в пасмурном небе, а ветер слегка теребит мои волосы. Я глубоко вдыхаю свежий воздух, вспоминая о словах, которые мне не хотелось бы произносить. Забавно, но я не хочу говорить эти вещи даже перед его надгробием. Даже если никто не слышит моего позора, всё же есть что-то постыдное в том, чтобы сказать это вслух…

– Надо было послушать вас, – бормочу я себе под ноги, низко опустив голову. – Надо было воспользоваться всеми шансами, которые вы предлагали, и… – глубокий вдох, – мне очень жаль. Извините, что я так долго не мог этого понять. Теперь я знаю, что всё сделал не так… – не отрывая взгляд от хрустящих на снегу ботинок, я буквально чувствую, как слова застревают у меня в горле. Я всё ещё могу представить себе мерцающую синеву его глаз и то, как они становились чуть темнее, когда он разочаровывался во мне. – Я всё испортил.

Провожу ладонью по усталому лицу и со стоном поднимаю взгляд в безоблачное небо. Это не должно быть так сложно. Не должно быть так чертовски невозможно.

– Я буду стараться и стану лучше, директор. Простите меня. Снова.

Туго натянув пальто на плечи, я поворачиваюсь к опушке Запретного леса. Макгонагалл дала мне разрешение на посещение территории школы сегодняшним утром и инструкции по поиску Снегга, при условии, что я ничего не нарушу и не побеспокою студентов.

Камень под осиновым деревом – всё, что осталось здесь в память о Северусе Снегге. На плоской поверхности изображена зачарованная светящаяся лань, а прямо под ней выгравированы его инициалы.

Здесь, под покровом леса, всё кажется немного легче. Носком ботинка я убираю снег с его надгробия.

– Здравствуйте, профессор. Не уверен, что вы увидите, но поскольку вы всегда следили за мной при жизни, я предполагаю, что и при смерти вы продолжаете это делать. Если да, то не сердитесь. Я не хотел, чтобы всё пошло так плохо. Но именно поэтому я здесь. Именно поэтому прошу прощения у пары могил, которые меня не слышат. Я даже не знаю, с чего начать, – пожимаю плечами, закрываю глаза и начинаю с самого начала. – Извините, что я вёл себя как последний придурок, когда был ребёнком. И подростком. А теперь и взрослым. И простите, что вам пришлось убить Дамблдора.

Я не справился, и уверен, что Снегг тоже не счёл это лёгкой задачей.

– Я действительно сожалею об этом. Вы не должны были умереть с его кровью на руках, но… – слова стоят комом в горле, а горячие слёзы щиплют уголки глаз. – Спасибо, что сделали это. Я бы уже сгнил в Азкабане, если бы не вы. Вы не заслуживаете того, что с вами произошло, профессор. Надеюсь, вы обрели покой, где бы вы ни были.

Я вытираю своенравную слезу, бегущую по замёрзшей щеке. Губы сжимаются в тонкую линию, и давление в носовых пазухах сигнализирует, что мне лучше уйти, иначе я начну рыдать, как грёбаный пуффендуец.

– До встречи.

***

Жаркое пахнет просто божественно. Я не особо принимал участие в его приготовлении – Молли практически не позволяла мне ни к чему притрагиваться – но, если она разрешит мне взять на себя хотя бы часть авторства этого маленького шедевра, я возьму.

– А как вы проверяете, что оно готово? – спрашиваю я, вытирая руки о фартук, который она заставила меня надеть.

Она усмехается и тычет деревянной ложкой мне в лицо.

– Ты не проверяешь. Ты просто знаешь. Просто чувствуешь, – гордо расправляет плечи, и я не могу удержаться от смеха.

– Звучит не слишком правдоподобно, – смотрю на неё со слишком самодовольным выражением лица и снимаю фартук с плеч.

– Я же говорила, – она пожимает плечами. – Есть вещи, которым нельзя научиться по книгам.

Задняя дверь распахивается. Гермиона и Джинни вваливаются внутрь, обнимая друг друга и наполняя комнату смехом.

– Привет, мам! – звонко кричит Джинни и вежливо улыбается мне, высвобождаясь из объятий своей кудрявой подруги.

– Привет. Всем, – розовые от холодного зимнего ветра щёки Грейнджер растягиваются в улыбке, и она кладёт ладони на стойку перед нами. – Ужин пахнет великолепно, Молли!

– Это всё Драко, – Молли гордо вздёргивает подбородок и заговорщически подмигивает мне, отчего я краснею.

– Это явное преувеличение… – признаюсь я, но Молли останавливает меня, обхватив рукой мой локоть.

– Ты теперь готовишь? – Грейнджер смотрит шокированным взглядом.

– Ещё одно хобби, – бормочу я. – Я не так уж хорош, но уже перестал всё палить и наполнять квартиру дымом, так что думаю, что прогресс есть – вопреки всему.

Грейнджер смотрит на дверцу духовки и прикусывает нижнюю губу.

– Ты всегда удивляешь меня, Малфой.

Она разворачивается, чтобы пойти вслед за Джинни, и я слышу тихий смешок Молли. Она тычет пальцем мне между рёбер, и я вскрикиваю, отпрыгивая от неё.

Она начинает напевать себе под нос, наводя порядок на кухне, щёлкая палочкой в такт мелодии, которую явно придумала сама.

– Вы, кажется, довольны собой, – прищурившись, говорю я.

– Как ты думаешь, она сменит фамилию? – кричит Молли через плечо. – Держу пари, она возьмёт двойную. Грейнджер-Малфой? Малфой-Грейнджер? Мне нравится первый вариант, – кивает она сама себе.

Мои щёки вспыхивают, и я бросаю фартук на прилавок.

– Думаю, что существа, о которых вечно болтала Полумна Лавгуд, размягчили ваш мозг.

Молли разражается безудержным смехом.

– Не делай свадьбу слишком претенциозной! Ей больше понравится простая уютная. Например, в саду! – кричит она мне вслед, и под её смех я, хлопая дверью, выхожу во двор.

***

Присутствие Рона за ужином почти не портит удивительно хорошее настроение, в котором я пребываю. Джордж просит всеобщего внимания, чтобы объявить о нашем новом продукте и гордо улыбается мне.

В этот момент я осознаю, насколько вообще дико то, что я здесь. В этом доме. При таких обстоятельствах.

После ужина мы с Молли сидим на скамейке на заднем дворе, окутанные согревающими чарами, и оживлённо беседуем абсолютно ни о чём. В конце концов, она затрагивает более сложные темы – спрашивает меня о моей поездке в Хогвартс, и я, вытянув шею, бегло рассказываю – не хочу раскрывать детали.

– Я горжусь тобой, – тихо говорит она. Пары её дыхания превращаются в облачко.

Такие простые слова, но они просачиваются через мою кожу и оседают глубоко в груди, сворачиваясь в клубок, как сонная кошка.

– Спасибо.

Она хлопает в ладоши и встаёт.

– Так, тарелки сами себя не помоют, – и поворачивается ко мне с игривой улыбкой. – Ну, вообще-то, так и будет, – всё ещё смеясь, она уходит в дом, оставляя меня одного на скамейке в морозном саду.

Скоро придёт весна и растопит ледяные остатки зимы, и в садах раскинутся неухоженные, но прекрасные дикие цветы, а за ними, разумеется, появятся и гномы.

Весна.

Возрождение для всех, но для меня это смерть. Весной умерла моя мама. Весной начал умирать я. Именно тогда всё начало разваливаться.

Задняя дверь лязгает, я вскакиваю с места. Грейнджер натягивает пальто и топает по снегу к скамейке.

Увидев её здесь, в окружении снежных вихрей в тишине, я вспоминаю свой снежный шар. Она тоже моё безопасное место.

– Привет, – она потирает ладони и подносит к губам, чтобы опалить их горячим дыханием.

Я краснею, когда мой взгляд останавливается на изгибе её шеи, которую я покрывал поцелуями во время своего паршивого сексуального сна.

– Ага.

– Как поживаешь? – забавно, как легко она может говорить со мной, будто никогда не была свидетелем всех моих ужасов.

– Я в порядке. Постоянно занят. А ты?

– Тоже, – кивает она, её брови морщатся в раздумье. – Как тебе в Хогвартсе? – спрашивает она и поднимает взгляд в ночное небо.

Как, чёрт возьми, она узнала об этом? Конечно, Молли ничего бы не сказала. Может быть… Макгонагалл…

– Или ты был только в Хогсмиде? – её голос слегка срывается.

– Что?

– Я видела тебя там, помнишь? Тебя и Пэнси, – она хмуро смотрит, и я не могу точно рассмотреть в темноте… но она, кажется… ревнует?

– А, – издаю искренний смешок. – Тогда я не был в Хогвартсе. Только приезжал на чай.

– С Пэнси, – она делает на этом акцент, и я стараюсь – клянусь, я стараюсь – скрыть свою ухмылку.

– С Пэнси. Она мой давний друг.

– А. Давняя подружка?

Это официально – из Гермионы Грейнджер получился бы совершенно ужасный аврор под прикрытием.

– Можно и так сказать, – беспечно пожимаю плечами.

– Она… – Гермиона откашливается и поворачивается ко мне лицом, расправляя плечи и собирая всю свою храбрость, которой славится её факультет. – Вы встречаетесь? Это хорошо, конечно. Не то чтобы мне было это важно. Просто…

Теперь я не скрываю своей улыбки и, прищурившись, смотрю на неё, активно размахивающую руками. Ревнует к Пэнси Паркинсон. Ну и дурочка. Неужели она не понимает, что кроме неё больше никого не будет?

– Мне просто любопытно. Как другу. Друзья делятся, если они встречаются с кем-нибудь, ну, знаешь. Так что для меня вполне нормально спросить об этом. Это… ну, это… Да. Вполне уместно.

У меня закрадывается подозрение, что сейчас она разговаривает сама с собой, вперив взгляд на деревья за моим плечом и кивая в такт своему монологу.

Надо помочь ей выбраться из цепких лап этой неловкости.

– Мы с Пэнси не встречаемся.

Едва-едва, но я вижу, как она испускает выдох облегчения. От этого надежда переполняет меня.

Отчаяние тянет меня вниз, топит. Но надежда?

Надежда дарит мне крылья.

И я парю.

– Значит, только чай? Нигде ближе нет мест, где можно насладиться чашкой чая с мопсом по кличке Пэнси? – огрызается Грейнджер. Она очаровательна.

Я мог бы быть честным. Я мог бы сказать ей, что проделал весь путь до проклятого Хогсмида, лишь бы случайно не встретиться с ней в Косом переулке, но я нахожу её ревность слишком соблазнительной.

Внезапно её глаза останавливаются на моих губах, и я засасываю нижнюю.

– Когда мы встречались, она заставила меня пообещать, что я буду с ней всегда. Я не сдержал обещание, и поскольку начал свой исцеляющий путь заглаживания вины…

Слова застывают в горле.

– Исцеляющий путь заглаживания вины? – её брови сходятся вместе, она придвигается чуть ближе ко мне.

Я быстро пытаюсь подобрать в голове самую правдоподобную ложь, но с покорным рычанием решаю признаться:

– Да глупость очередная. Как и хобби… Бреннер хочет, чтобы я извинился перед людьми, которых обидел. Мадам Розмерта, Кэти Белл. Пэнси.

Я не могу заставить себя сказать, что она последний пункт в этом списке, самый трудный пункт. Думаю, что мог бы, сидя в нашем личном снежном шаре, признаться ей, как мне ужасно жаль, извиниться и попросить её увидеть человека, которым становлюсь, а не того, кем я был раньше. Мог бы. Но точно не сейчас.

Я ещё не стал тем человеком, а она заслуживает услышать это от него.

Я всегда причинял ей боль. Для меня причинить ей боль было так же нормально, как и дышать. Раньше. И прежде чем я извинюсь, мне самому нужна уверенность, что это не повторится снова.

– О, – Грейнджер бросает на меня долгий взгляд, прежде чем очнуться от транса. – Это здорово. Это – да… Это здорово.

– Не хочешь выпить кофе? – выпаливаю я. Мне хочется зажать рукой свой предательский рот, но это будет унизительно.

– Сейчас?

– Ну, нет. Уже почти девять часов. Просто как-нибудь. Не хочешь как-нибудь выпить кофе со мной? Как друзья, – я выделяю последнюю фразу, хоть и искренне ненавижу её.

– О! Конечно. С радостью! Но только не у мадам Паддифут. Ни одна порядочная девушка не попросит, чтобы её привели туда, – она закатывает глаза, и я смеюсь. Знала бы ты, что у тебя нет конкурентов. Ни одного.

– Есть одно место рядом с тем книжным, где мы с тобой столкнулись. «Грязный молот». В последнее время я часто бываю там; напитки довольно приличные, и маглы не докучают. Может быть, завтра утром? Или в любое другое утро? – кусаю себя за щёку, в попытке остановить полную чушь, которую несу.

– Завтра утром было бы чудесно. У меня встреча с юристом во «Флориш и Блоттс» в одиннадцать, так что, может быть, в девять?

– С юристом?

Её губы растягиваются в гордой улыбке, она придвигается ещё ближе ко мне. Так близко, что я почти чувствую тепло её тела. Почти.

– Я покупаю его, – шепчет она, хотя никто, итак, не может её услышать.

Поворачиваю голову и смотрю на неё:

– Покупаешь что?

– «Флориш и Блоттс»! Только никому об этом не говори, ладно? Я не хочу объявлять об этом, пока всё не утрясётся. Знаешь, ты был прав, когда говорил обо мне. Хотя выразился довольно ужасно, – трель её смеха пронзает меня насквозь. – Но мне не за чем тратить время за полками книг, а Мэгги как раз уже подумывала о том, чтобы уйти на пенсию. Мои родители не были богатыми Малфоями, но они откладывали деньги на счёт на моё имя. Для получения высшего образования и свадьбы, я думаю. Так как сейчас это не актуально, думаю, что они были бы рады такой идее. Это ведь так на меня похоже, правда?

Я в шоке, у меня просто отвисает челюсть:

– Гр-Грейнджер. Это просто потрясающе.

– Да? Мэгги заключает со мной выгодную сделку, и она побудет ещё некоторое время, чтобы передать дела, но потом хочет уйти на пенсию и быть со своими детьми. Её муж погиб на войне, поэтому я думаю, что она мечтает о спокойной, мирной жизни.

Она всё болтает и болтает о Мэгги, её детях и планах насчёт книжного магазина, но я больше не могу уследить за потоком её мыслей. Я просто любуюсь её бурной жестикуляцией и тем, как возбуждённо искрятся страстью её глаза. Я чертовски рад видеть её такой вдохновлённой и взбудораженной.

Интересно, буду ли я когда-нибудь чувствовать то же самое к чему-нибудь или кому-нибудь, кроме неё?

***

Тик. Тик. Тик. Тик. Тик.

Я достаю часы из нагрудного кармана и с рычанием захлопываю их.

Без десяти девять.

У меня нет причин подозревать, что она может не прийти, но тревога не покидает меня. И хотя я почти уверен, что сейчас повода для волнения нет, но я как маленький мальчик, которому пообещали купить паровозик, но ещё не ведут к кассам.

Раздаётся звон колокольчика над входной дверью, и я хмурюсь, когда заходит счастливая пара, стряхивая снег с ботинок и направляясь к стойке. Ненавижу эти колокольчики.

– Чёртовы бесполезные маленькие штуки… – бормочу я себе под нос. Когда он снова звенит, я разворачиваюсь, готовый содрать его со стены, но вижу её; она снимает шарф и, освобождаясь от шапки, встряхивает локонами, снежинки с которых опадают и тают в воздухе.

– Привет, Драко, – улыбается она и направляется ко мне. Я вскакиваю со стула и почти отвешиваю грёбаный поклон. Как будто собираюсь пронестись с ней по большому бальному залу. Она по-дружески обнимает меня, и я замираю.

Если я сейчас обниму её в ответ, то наверняка прижму к себе и уткнусь лицом в её шею, что будет неуместно. Поэтому я неловко похлопываю её по плечу и отпускаю.

– Кофе?

– Да, пожалуйста, – её глаза улыбаются мне. Я могу смотреть в них бесконечно долго, но отрываю взгляд и веду её к стойке.

Грейнджер заказывает латте с корицей и ванилью, я беру то же самое и протягиваю свою кредитную карточку через прилавок.

– Кредитка? – напевает она, подталкивая меня локтём.

Я искоса ухмыляюсь ей и вижу, как румянец окрашивает её щёки.

– Я уже столько времени провёл в магловском Лондоне, что решил – пора. Постоянный обмен валюты надоел, поэтому я открыл новый счёт.

Она ухмыляется, когда я прячу карточку в карман и поднимаю наши две дымящиеся чашки со стойки.

– Всегда удивляешь меня.

Прежде чем я успеваю повернуться к нашему столику, Эд окликает меня из-за кофемашины.

– Драко, дружище! Мы можем рассчитывать на то, что увидим тебя завтра вечером?

Мои глаза вспыхивают, но я просто киваю, слегка оскалив зубы, и мы уходим к нашему столику у окна.

– А что будет завтра вечером?

– Просто магловское шоу, которое они здесь устраивают. Гости поднимаются на сцену и демонстрируют свои таланты. Это немного странно. Я был в прошлом месяце. И видимо, если я присутствую где-то хоть один раз, люди, кажется, считают, что я обязан приходить всю оставшуюся жизнь. Ужины в Норе… Работа…

Её ответный смех заполняет пустоту во мне, и мы проводим остаток часа, разговаривая о «Флориш и Блоттс» и прочих делах Грейнджер. Впервые за долгое время я чувствую, что в мире всё снова в порядке.

Комментарий к 21. Определённые вещи

Решила попробовать сделать трейлер небольшой к истории:) если кому-то интересно, https://youtu.be/_rywYSRgWSU

========== 22. В твоей власти ==========

Then you said «I need nothing from nobody»

I can see it on your face, you’re hurting, grab a hold of me

I said baby, can’t you see?

That your past is your past, oh babe, you’ve got a hold of me

You’ve got a hold of me

Dean Lewis – Hold of Me

***

Ещё один сон.

Честно говоря, уже было пять снов о ней, но тот, что был прошлой ночью, не исчезнет из памяти надолго.

Я стою в душе, жёсткие струи воды хлещут меня по спине, и я выворачиваю кран с ледяной водой на максимум, просто чтобы сбить грёбаный стояк. Но образ падающих на спину кудрей, пока я беру её сзади, просто не выходит из головы.

Несмотря на то что уже в трёх снах я жёстко трахал Грейнджер, я ещё ни разу как следует не подрочил. Есть в этом что-то такое, что кажется пересечением границы… Но вот я здесь с неистовой эрекцией, которая, несмотря на старания последних пятнадцати минут, не сходит. Я закрываю глаза, и она снова здесь.

Стонущая. Царапающая. Извивающаяся.

– Чёрт возьми. Ладно, только раз, – ворчу я, и моя рука сжимает основание члена, а мысли возвращаются к видениям прижатой к плитке в душевой и умоляющей меня Грейнджер.

***

Первый хороший весенний день. Повсюду распускается листва и трава приобретает яркий зелёный оттенок. Даже розовые кусты начинают медленно цвести, но я не могу смотреть на них. Слишком явная ассоциация с матерью.

Если кто-то хотел найти Нарциссу Малфой в период с апреля по август, то нужно было просто пройти в сад и направиться прямо к розам.

Забавно. Я никогда не понимал, насколько сильно она их обожала, пока она не ушла. Теперь каждая цветочная лавка заставляет меня содрогнуться, а эта весна пробуждает во мне желание сжечь розовые кусты одним взмахом волшебной палочки.

Бреннер предложил встретиться в парке Сент-Джонс в магловском Лондоне – считает, что свежий воздух пойдёт мне на пользу.

Возможно, я единственный человек, идущий к фонтану с угрюмым видом, но все эти счастливые озабоченные вызывают во мне раздражение, отдающееся глухим набатом в голове. Клянусь грёбаным Мерлином, если ещё одна целующаяся парочка пройдёт мимо меня, я нашлю пару заклятий на их магловские задницы.

– Вы сегодня выглядите просто очаровательно, Драко, – Бреннер улыбается мне, засунув руки глубоко в карманы. – Хотите сыграть? – он указывает жестом на пустой шахматный столик. Я только киваю в ответ, не говоря ни слова.

Мы молча выставляем фигуры, и как только игра начинается, я задумчиво склоняюсь над доской. Думать. Думать. Думать. Я ещё ни разу не победил его.

– Вам не хочется поговорить об этом? – спрашивает Бреннер. Он подпирает ладонью свой заросший щетиной подбородок и не сводит глаз с доски, планируя свои ходы.

– О чём? – я знаю, что слишком немногословен с ним. Это очевидно. Не похоже, что я даю ему много данных для анализа своими поджатыми губами и прищуренным взглядом.

– О том, из-за чего вы так дёргаетесь, – посмеивается он и, наконец, откидываясь назад и наклоняя голову, смотрит на меня.

– Я просто в плохом настроении.

– Вам хочется принять зелье? – серьёзно спрашивает он.

Этот вопрос врезается в меня, как сбившийся с пути бладжер.

– Не знаю. Да? Нет, – я испускаю утрированный стон. – Мне всегда хочется его принять.

– На что это похоже? Желание употребить?

Бью его слона.

– Что? Вам нужен подробный отчёт? – ухмыляюсь я, наблюдая, как он бьёт мою очередную пешку.

– Конечно.

Я издаю ещё один стон.

– Да не знаю. Чувство, что это всё, о чём я могу думать. Как будто я знаю, что оно точно мне поможет, и пытаюсь понять, почему, чёрт возьми, я вообще должен от этого отказываться.

Брови Бреннера сдвигаются, а губы сжимаются в тонкую линию. Он наклоняется к шахматной доске:

– И вы хотите сказать, что сейчас чувствуете то же самое? Как будто вы не можете думать ни о чём другом, кроме того, что наркотики всё исправят?

В его тоне килограмм скепсиса. Как будто я вру. Да зачем мне это?

Но, может быть, он прав. На самом деле, я думаю о том, как дрочил в душе перед тем, как пришёл сюда, и о том, что я, грёбаный извращенец, который постоянно думает о том, как неистово целовала меня Грейнджер… четыре месяца назад.

– Нет, – отвечаю я, стиснув зубы. – У меня просто появились некоторые другие помешательства…

Когда медленная улыбка расползается по лицу Бреннера, мне требуются все силы, чтобы не оставить пару синяков на его ухмыляющейся физиономии.

– О, – смеётся он. – Это… это нормально, Драко.

– Прошу прощения?

Голос Бреннера мягкий и робкий, как будто он говорит с пугливым животным:

– Это нормально. В ваших обстоятельствах.

Я не совсем понимаю, о чём, чёрт возьми, он говорит, и я уверен, что моё лицо полностью отображает моё недоумение:

– О чём это вы говорите?

– В течение последних нескольких месяцев ваш мозг был полностью поглощён вариантами поиска новой дозы. Когда это желание стихло, пробудились физические потребности. Если вы понимаете, о чём я говорю, – я не отвечаю, он продолжает. – Это нормально – иметь сексуальное влечение…

– Чёрт побери! Бреннер!

– Тут нечего стесняться, это естественные человеческие желания. Они просто всплывают на поверхность после того, как дремали…

– Я совершенно точно не хочу говорить об этом, – качаю головой. Мурашки бегут по коже, как в первый раз, когда мой отец вызвал мне учителя для обсуждения сексуальных отношений, или когда мне вручили учебник, полный изображений переплетённых мужчины и женщины.

Его королева движется к моей ладье, охраняющей короля, и мои глаза опасно вспыхивают.

– Драко, секс – это совершенно естественно.

– Ради всего святого. Хватит!

– Это нормально, честное слово. Не думайте, что вам нужно подавлять эти желания. Просто подумайте о них и примите.

Я смотрю, как он двигает свою королеву к моему королю, и закрываю лицо ладонями. Но это не имеет никакого отношения к моему поражению.

***

Карамельный фраппучино настолько волшебный, что я даже позволяю себе причмокивать. Вытаскивая трубочку из пластикового стакана, облизываю конец, наслаждаясь остатками взбитых сливок.

– Привет.

Поднимаю голову и вижу девушку, которая стояла за стойкой.

– Я могу вам помочь? – удивлённо спрашиваю.

Застенчивая бариста с тусклыми светлыми волосами, аккуратно затянутыми в хвост, застенчиво переступает с ноги на ногу.

– Я просто хотела уточнить, как вам напиток.

Странно. Особенно учитывая то, что я уже чуть ли не вылизал кружку.

– Потрясающе, – я слегка хмурю брови и ставлю пустую чашку обратно на стол. Она отодвигает стул напротив меня и садится. Чувствую, как напряглось всё тело.

– Я Дейзи, – говорит она с милой улыбкой. Всё ещё хмурюсь. – Я здесь работаю.

Мои губы тянутся вверх, когда я вижу, как мило она нервничает.

– Я знаю. Я частый гость, если вы ещё не заметили.

– Заметила, – она потупляет взгляд, пока тонкие пальцы рвут на части салфетку, лежавшую между нами. – Ну, я просто хотела представиться, – пожимает плечами.

– О, – откашлявшись, выпрямляя спину. – Драко.

Тишина после моего представления чертовски напрягает.

– В общем, я просто хотела поприветствовать. Официально, – тонкая рука тянется ко мне, и я осторожно беру её, легонько сжав. Мои губы сжимаются в тонкую линию от неловкости момента. Наконец, она встаёт, её стул царапает дешёвый кафель. – Вам стоит попробовать мокко с кокосом, – кивает на мою пустую чашку. – Это моё любимое.

Дейзи уходит, а я хмурюсь ей в спину без всякой причины.

Вскоре Эд взбирается на импровизированную сцену и объявляет первого из сегодняшних исполнителей. Это пара девушек, поющих маленький народный дуэт о возвращении домой.

Неплохо, но этого недостаточно, чтобы удержать моё внимание, и вскоре я утыкаюсь носом в книгу по садоводству. Думаю, надо попробовать африканские фиалки; они кажутся довольно безобидными.

Кашель в микрофон отвлекает меня. Я поворачиваюсь к сцене и вижу крупного парня – того самого, со стихотворением, которое в прошлый раз заставило меня дрожать. Он сжимает в руках блокнот и приветствует публику. Его губы касаются поверхности микрофона. Весьма негигиенично.

Своим низким голосом он отпускает ещё пару шуток про привлечение всеобщего внимания и начинает.

Горе – это страх, а страх – отчаяние,

Непоколебимая вечная троица,

Смута, тревога и лжераскаяние

Пробуждаются. А правда покоится.

Эта тьма – твой злейший враг,

Его не победить в одно мгновение.

Вспомни про надежду и любовь, чудак,

Вот твоё спасение.

Ты только руку протяни, и тройка вся

Останется с тобой на заднем плане.

Прыгай дальше, и если трюк твой удался,

То ты утонешь в счастья океане.

Его слова повисают в воздухе. Под кожей пульсирует острая потребность услышать это ещё раз, и, в целом, запомнить это – выучить.

Парень спрыгивает со сцены под тихие аплодисменты. Когда он проходит мимо моего столика, я зову его.

– Прости, есть минута? – говорю я, не до конца осознавая, что делаю.

Какого хрена я творю?

Его брови поднимаются в недоумении, и он молча смотрит на меня сверху вниз.

– Не хочешь присесть? – указываю на пустой стул напротив меня, и он осматривает его, прежде чем в него упасть.

– Джон, – говорит он, протягивая руку, и я отвечаю тем же, пожимая её.

– Мне нравятся твои работы, – говорю я, неловко кивая. Я действительно не думал о том, что будет дальше, не думал вообще ни о чём.

– Спасибо, приятель, – ухмыляется он. – А ты пишешь?

– Я? – фыркаю, счищая с пустой чашки несуществующие разводы, лишь бы занять руки. – Нет.

– А думал об этом?

Пожимаю плечами.

– Нет.

Его глаза пробегают по моему лицу, и я отворачиваюсь, не в силах выдержать его пристальный взгляд.