Текст книги "Незнакомцы (СИ)"
Автор книги: kraska-91
Жанры:
Любовно-фантастические романы
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 25 (всего у книги 29 страниц)
Громкие мужские голоса и девичий звонкий смех наполняют берег, когда Акура обхватывает себя руками, смотрит все так же вдаль, чувствуя, как ночной соленый ветер сушит кожу и волосы. Слушает, как где-то там кричит молодежь, как где-то там разговаривают взрослые, веселятся дети, как где-то там поет бард из сказок, как где-то там искры летят от костра. Где-то там – настоящая жизнь, а он здесь. В своем одиночестве. И в груди что-то так неприятно скребет, ударяя под ребра.
А потом все постепенно затихает, люди расходятся, держатся своими парами, когда он все также остается сидеть недвижной фигурой, улавливая золотыми глазами уже первые лучи восходящего солнца, красящие темное небо в лиловые, синие, кораловые цвета. Чувствуя, как потихоньку начинает клонить тело в сон. Но вот только возвращаться обратно он пока еще не намерен. Мужчина поднимается на ноги и просто бредет дальше вдоль песчаного берега, чуть отступая от скалистого утеса, углубляясь в редкий полулесок. Скрывать свою фигуру сейчас ему не будет лишней надобности, но даже так, лишних глаз он ловить на себе не хочет.
Он подходит к раскидистому, величественному дубу, находящемуся не так далеко от того места, где еще пару часов назад восхваляли силу моря люди. Ветки его пронзают небо, крона колышется, будто говорит с кем-то, корни уходят глубоко в землю. Массивные, крупные, мощные – они кусают почву, пьют из нее сок жизни. Старое дерево, древний дуб, что наверняка несет в себе какую-то силу. Акура щурит глаза и замечат, что к его стволу прибиты монетки – медяки поблескивают в сгущающихся сумерках и отсветах то тут, то там уже догорающих факелов.
Наверное, и та деревушка, находящая здесь на высоком обрыве, своим названием обязана именно этому дубу. Акура застывает перед ним, протягивает руку, проводит пальцами по потускневшим и затертым монетам. Они овивают кору словно кольца кольчуги. И их так много. Как будто это насаждение неизвестного, каменного растения. Демон не торопится, изучает глазами увиденное, чуть голову склоняя на бок. И вот тогда это происходит. Из зарослей низкорослого кустарника, едва держась на подогнутых ногах, в нескольких шагах от него, на землю вываливается фигура незнакомой человеческой девушки. И тут же оседает на колени, неестественно горбится. Дышит тяжело, сопит.
Акура недовольно поджимает темные губы, тут же поворачивая в её сторону голову. Хмурится. Явно не горя желанием делить с кем-либо сейчас свое одиночество. Должно быть она будет одной из местных, из тех девиц, кружащих тут почти до самого утра.
– Помогите, – голос у нее тихий, будто сломленный, и голову она не поднимает. Воздух сипло, часто и со свистом выходит из её рта. При каждом малейшем движении лицо незнакомки кривится. А ладонь одной руки остается прижата к животу. – Помогите, пожалуйста.
Акуре даже кажется, что девушка эта верно и не осознает, о чем и кого просит. Хотя, в сущности, ему сейчас на это как-то плевать. Он лишь смотрит безразлично на эту загнанную, измученную женщину. И тут вдруг подмечает, что лицо её изуродовано карминовыми полосами, и будто ткань её пестрой юкаты скрывает на теле свежую кровь и увечья тела. И двигаться ей больно. А рукой она все не отрывается от живота. От низа живота.
Глаза демона расширяются. Он впивается взглядом в сломленную фигуру, и действительно видит местами разодранную в клочья одежду, следы от когтей и зубов на шее, пятна удушья, глубокую рваную рану в пледлечье. И еще что-то пустое, такое падшее в ее глазах. И в один миг ему становится все понятно.
– Что? Все таки танцы не спасают деревню от нападок ёкаев, да? Хоть Вы и просите Богов о защите. – Произносит он тихо, опускаясь рядом с ней на подогнутое колено, сейчас сидящей на земле.
Незнакомка поднимает на него глаза. И он видит, как эта женщина силится не разрыдаться. Как продолжает судорожно и часто дышать. Как губы у нее трясутся. И только сейчас Акура понимает, как она растерзана, раздавлена, забита. И лишь каким-то чудом, силой воли и духа сдерживает истые слезы, так рьяно цепляясь за последние остатки жизни в своем теле. Её даже не страшит его внешность, сама собой кричащая о том, что перед ней сейчас стоит бездушный демон совсем иного мира.
И мысли в голове в его такие странные, чуждые, непривычные. Раньше Акура никогда особо не задумывался о силе причиняемой боли. И всегда заслуженно считал себя еще тем монстром. Наслаждался жестокостью. Ему нравилось видеть, как при последнем взмахе меча, жертва его всегда нервно дергалась. Ему нравилось бить, ломать хребты, выбивать зубы, резать чужую плоть. Он всегда получал от этого моральное удовлетворение. И никогда в своей жизни не задавался вопросами нравственности. Никогда не думал, что вот это хорошо, а вот это плохо. Примитивно, конечно, звучит, зато суть и смысл ясны. Но сегодня, сейчас, это почему-то так режет по глазам. И мужчина с удивлением для себя обнаруживает, что оказывается может быть гораздо более человечнее, чем думает сам. Акура зачем-то вспоминает Нобару, и под ложечкой начинает неприятно сосать.
А девушка такая тонкая, все всхлипывает. Плечи ее поникают, и голову она опускает. Ее длинные светлые волосы падают ей на лицо. Акура моргает, хмурится. Ему не нравятся те ассоциации, что рождаются в сознании. Сейчас, всхлипывающая, дрожащая, на грани рвущей истерики незнакомка, с такими же волосами, такая же молодая, хрупкая и при таком сумрачном освещении, эта девушка видится ему так похожей на его Нобару. И Акуре совсем не нравится так думать. А девушка вдруг еще и голову вновь к нему поднимает, смотрит прямо на мужчину. Жалостливо так, просительно. И эти глаза, мать вашу, эти глаза. Зеленого, тоже такого глубокого зеленого цвета. Словно, если бы у Нобару была сестра, то ей бы могла оказаться непременно она.
Акура сглатывает, трясет головой. Нет, с ним творится какая-то хуйня. И сейчас он может думать лишь так, грубо, матерно. Ведь иного у него просто не остается. Мужчина чувствует, как начинает злиться, смакует маты на языке. Эта девка Лиса сотворила с ним что-то ненормальное, такое дикое, что у него грудь вздымается и опадает, потому что не хватает воздуха. Пролезла ему в самое сердце, самый мозг, заставляет думать, мыслить неправильно. Анализировать на иной манер.
Акура смотрит на эту незнакомку мгновение, а потом протягивает руку и простым, легким движением притягивает ее к себе, утыкается подбородком в ее макушку. И слышит, как девушку эту одолевают слезы. Горячие, соленые, горькие. Она плачет вцепившись в него ослабшей здоровой рукой, с дрожащим, изувеченным телом, а он клинок свой стальной уже достает, зажимая его в ладони. Лучше добить, что бы не мучалась. Решая поступить так, как ему кажется будет разумнее всего. Ведь даже если он оставит сейчас её умирать своей тихой смертью от всех этих ран и потери пролитой крови, то существо сотворившее с ней все это, непременно за своей беглянкой вернется, заберет себе последние минуты угасающей жизни.
Острие стали легко проникает ей промеж ребер в самое сердце, голова девушки запрокидывается, и все тело безвольно повисает. Она умирает не проронив ни единого слова. А у Акуры руки впервые трясутся после убийства, по горлу ползет что-то склизкое и неприятное. И мужчина чувствует, как в груди его встает ком, нарастает и давит, грозя порвать кости, мышцы и кожу. Тронулся, мать вашу. Тронулся. Он чокнется с ней, точно сойдет с ума. Это ведь не Нобару. Это была не она. Это не может быть она. Но сердце ухает вниз. Так пафосно и помпезно. Как в дурацких женских книжках. Но так ощутимо. До боли за грудиной. А ведь он и не знал, что то место у него может так болеть.
========== Три правды, три жизни ==========
Осенний дождь, начавшийся еще ранним утром, с каждым следующим часом лишь все набирал свою силу. Стучал и стучал, тарабанил и тарабанил по черепице крыши дома Лиса, высекая лишь одной стихии известную дробь и мелодию. Акура трясет головой, чувствуя, как липнут его длинные волосы к лицу и шее, как промокает вся одежда, как становится она грузной и тяжелой на его теле. Он стоит недвижно, появившись ровно на том же месте, рядом с высоким раскидистым дубом, где несколькими днями ранее спрашивал её, вопрошал, практически требовал взаимности от Нобару.
Мужчина сверлит стальными глазами крыльцо дома в ожидании, когда девушка, хоть по какой-либо причине выбежит на него. Сам весь напряженный, практически каменный, но стоит он так ровно до того момента, пока слух его, вдруг не улавливает движение стровок седзе, совсем с другой стороны. И Акура тут же оборачивается.
Нобару еще совсем растрепанная, со спадающими по плечам пушистыми локонами, собранными в вольный хвост на голове. Одетая в плотный шерстяной хаори и легкую юкату для ночного сна, опять босая. Она едва успевает переступить порог горячей купальни, как крепкие мужские пальцы уже обхватывают ее руку совершенно бесцеремонно.
– Пошли!
Акура едва ли не с силой стаскивает девушку за собой, сжимает ее тонкое запястье так крепко, что Нобару даже сдавленно шипит. Толком особо практически и не сопротивляясь, еще слишком сонная, едва поднявшаяся и умывшаяся парой минут назад, плохо понимающая, что вообще вокруг нее происходит. Она лишь трясет головой, порой запинаясь о собственные ноги и стараясь не упасть. Морщится, прикладывает ладонь к голове, словно стараясь спрятаться от холодных капель дождя, разом обрушившегося на ее фигурку, как только Акура вытащил её из-под крыши навеса волоча за собой. И девушка едва поспевает за размашистым шагом демона.
Но, кажется, постепенно сознание её начинает проясняться, заставляя девушку с все большим недовольством хмурить брови. Он, не приходивший сюда к Лису целую неделю. Полностью исчезнувший из ее жизни на семь прекрасных, просто замечательных дней. Теперь снова так эгоистично врывается в ее мир, этими беспардонными и грубыми движениями, своими замашками и хамством. А она то всего лишь и может моргать желая проснуться, да стараться не поскользнуться ногой на мокрой траве, при столь быстрой ходьбе.
– Акура…
А он все тащит и тащит ее дальше от стен уже родного дома за собой. Дальше, за низкорослые кустарники хвои, за густые ветви раскидистого дубняка и пушистого, еще зеленеющего папоротника, за широкие стволы вековых дервьев. Нобару смотрит на него и, кажется, понимает, что с ним будто что-то не то. Она замечает, как вздуваются вены на руках и шее мужчины, как напряжена его высокая фигура.
– Акура! – кричит Нобару, стремясь быть громче дождя. Бьющего и закладывающего уши.
И мужчина останавливается, вынуждая её едва ли не впечататься ему в спину. Он разворачивается к ней резко. Да так, что девушка даже делает быстрый шаг назад, задирает подбородок выше, чтобы видеть мужские глаза. И они темные, такие темные, словно он и вовсе не в себе. Нобару хочется сказать, как-то возразить ему, чтобы вернуться обратно в тепло и сухость, но пальцы его на ее запястье словно из стали – давят и давят, так скоро и треск кости раздастся.
– Мне больно, – шепчет девушка одними губами. Смотрит на его пальцы, обхватившие её руку, а потом снова в золотые глаза. Такие болезненные, такие острые глаза. И с неба все льется ливень на головы обоим. – Что происходит, Акура?! – уже кричит Нобару. Но мужчина все молчит, склоняет голову, явно думает, а потом, видимо, принимает какое-то решение, и просто в одно движение привлекает её к себе. Стискивает в своих крепких руках такое хрупкое человеческое тело, заставляя девушку замереть на месте. Подбородком острым ей на макушку давит, и воздух выходит из его легких под таким гулким выдохом и напором.
– Никогда не ходи по лесной чаще в одиночестве, ладно?
– Акура, что с тобой? – У Нобару голос разом вдруг так остро вздрагивает, и она снова давит ладонями на мужские плечи задирая голову, чтобы видеть чужое лицо, на удивление даже не пытаясь выпутаться из его рук на её теле, или хоть как-то отстраниться.– Ты ранен? Почему на тебе кровь, у тебя вся одежда ей буквально пропитана? Акура?! Что происходит?! – С неба что-то падает с громким хлопком: то ли вода, то ли мысли, то ли гром. – Акура?! Ответь мне?!
А дождь все наполняет мир какофонией звуков. Он отбивает трель и такт по крыше дома Лиса и другим постройкам за их спинами, бьет по листве и земле, закладывает уши, шумит так, что Акура даже не слышит собственных дум и терзаний. Он лишь видит глаза Нобару и все понимает, узнает, улавливает. От и до. Она волнуется за него, беспокоится, даже злится за молчание, за губительную для нее немоту в эту минуту. И это почти до дурости окрыляет.
Он ей все же важен?!
Он не безразличен.
Акуре даже хочется расхохотаться, беспечно и счастливо, стиснув её крепче в своих объятиях, закружив под все эти капли и брызги дождя. Но лицо Нобару сейчас излучает совсем иные эмоции. Она требует ответов, вцепившись в него железной хваткой, тех самых ответов, которые ей точно не понравятся. И ему, пожалуй, все же придется открыть рот сказав всю правду. Перекричать шум ливня, воду рукой с лица убрать, все эти капли, застывшие на его ресницах и кончике острого носа. Но тут, мужчина вдруг глазами замечает ту самую цепочку, подаренную ей Лисом когда-то, та поблескивает на шее девушки, ровным цветом лежит на светлой коже. Окольцовывая ее точно, как ошейник верную хозяйскую собачонку.
А что, если бы не было меж ними Томоэ? Если бы вся эта ситуация с самого начала была чуть проще? Он бы тогда просто подошел к ней и резко, даже без всех этих разговоров, сразу впился бы вновь в её мягкие губы, и буквально заставил наконец целовать в ответ. Так же, как делал это ранее, как делал это всегда. Он добился бы всей её взаимности, как добивался всего в своей жизни. Но дождь продолжает хлестать с неба, и ничего не меняется. Лишь Нобару все так же сжимает его одежду в своих прохладных ладонях, стоит, ждет, не уходит, продолжая и дальше вместе с ним мокнуть под сильнейшим холодным ливнем, который лишь нарастает с каждой секундой.
– Я убил сегодня. – Говорит мужчина тихо, поддевая когтистыми пальцами звенья золотой цепочки с ее груди, а у девушки лицо бледнеет в один миг. – Девчонку. Твоего возраста. Пока та сидела и глотала свои слезы. – Акура перекатывает в своей ладони крошечный камень, прозрачный, словно капля росы. Стоит глубоко задумчивый. – Но смерть её была быстрой и почти безболезненной.
– Её изнасиловали… – продолжает мужчина спокойным голосом, раскрывать ей и дальше все подробности случившегося. И Нобару вся словно подбирается, в миг обрастая острыми углами, сразу отталкиваясь от мужчины назад. И точно отбойным молотом по пульсирующим вискам. Бом, бом, бом. Сердце её колотится в груди, трепыхается. Нобару зажимает рот рукой, и всхлипывает. Глазами впиваясь в такие ало-кровавые разводы по грудной клетке огненного демона, словно впитывая в себя каждое его следующие слово. И багряное марево перед глазами, где девушка лежит со вспоротой грудной клеткой, разодранным предплечьем, разбитым лицом и кровью меж ног. И все вокруг красное.
Красное.
Красное.
Красное.
Красное.
Красное.
Нобару зажимает уши руками, склоняет голову, прячет подбородок где-то у себя на груди. Ей бы лица его не видеть, не слышать. Ей бы просто подумать, выдохнуть, осмыслить, осознать, принять. Ей бы времени побольше и тишины. А он все лишь продолжает говорить ей обо всем случившемся и увиденным с таким спокойствием. И картинки перед глазами калейдоскопом в ее мозгу – нет это перебор. Слишком густо переживаний, слишком, до самой отравы и боли.
И Нобару практически взрывается как спичка. Просто раз и начинает гореть.
– И чего ты хочешь от меня? – говорит она, а у самой голос дрожит, и голова опущена. – Чего?! – она орет, в сущности, не задумываясь ни о словах, ни о действиях. Есть лишь эмоции внутри. И Нобару от них дурно. Она вдруг с отчетливой ясностью осознает, что не хочет знать всю эту правду. Никакую правду. – Какую реакцию ты ждешь на все это?! – почти плачет, истеричности в тоне так много, по октавам высоким прыгает. – Какую?! Ты для чего сюда заявился в таком виде?! Акура, да ты весь просто извалян в крови. Ты такой черный. Просто насквозь черный. Чего ты от меня хочешь? Чего? – и все же смотрит на него. С истерикой за зрачком. – Я не хотела этого знать. Я не хочу, понимаешь?! Я думала что ты пострадал, но все это для меня все слишком. Тебя слишком в моей жизни! Понимаешь? Я не хочу так! Какая же ты бездушная, бесчеловечная, эгоистичная скотина!
О! Так он еще и виноват выходит при всем этом? Она его обвиняет? Яд начинает разливаться где-то глубоко внутри. У Акуры даже лицо вытягивается. Да Нобару ведь единственная причина, по которой он битый час не имел возможности успокоиться. Даже сюда приперся сорвавщись, чтобы просто видеть ее, слышать стройный стук сердца в женской груди.
– Ты думаешь я этого хотел?! – он орёт, действительно орет на нее, заставляя на мгновение опешить. – Да у меня руки тряслись лишь от одной мысли, что на её месте можешь оказаться и ты! – А вот это уже в самое лицо ей, руками встряхнув за плечи, так чтобы зрачки расширились, радужку зеленую перекрыв собой. – Ты думаешь, что я так просто забыл про тебя, скосил под дурака, да?! Легко взял, вышвырнул из своей головы и все?! – Нобару бы и хочется сказать хоть что-то, ответить, но она точно не смеет. Взирая на него огромными глазами. – Ты нужна мне. Да, мы с тобой столкнулись только потому, что я хотел тебя всего лишь трахнуть или отыметь, или называй это как хочешь! Но ты мне словно въелась под корку самого мозга, просочилась в саму кровь за это время! – Напирает на нее, наседает, рычит, путает, тасует эмоции. И клокочет что-то внутри, вибрирует, отдавая чем-то страшным и таким паленым.
Стоит вот так обнажая свои чувства, снимая их слой за слоем перед ней. Чувствуя, как мотает уже самого из стороны в сторону по эмоциям. То радость, то злость, то эйфория, то ненависть, то счастье, то ярость. Всегда и весь он такой непоследовательный, неправильный, непослушный. Неидеальное существо в своем скособоченном мире.
– Акура, – тихо и едва различимо, а у него сердце под горлом бьется, и лицо ее настолько близко. – Я знаю, чего ты хочешь от меня. Я все понимаю. Но я не смогу тебе это дать. Я люблю Томоэ. – И мужчина чувствует, как что-то перехватывает внутри, дышать тяжело становится. Сукин мир, гребаная жизнь, ебанутые чувства. Как же он все это ненавидит! – Я ему обещала.
– Обещала? – Слово срывается с губ прежде, чем он до конца осознает все. – Обещала, и поэтому во мне нельзя видеть мужчину?! – Она словно обнажилась перед ним сейчас на мгновение, окончательно потеряв все свои тайны, так случайно брошенной фразой.
Акура моргает, смотрит на нее. Нобару глядит в ответ. Да на кой-черт она вообще вошла в его жизнь этой своей обаятельной улыбкой, обезоруживающей женственностью и юностью, теплом души, и никогда, никогда не будет ему принадлежать? Баста. Вот так вот. Это в ее глазах. Это в его глазах.
– Прости меня. Я должна вернуться. – И глаза у Нобару такие ласковые, лучистые, такие родные, те самые, к которым он так уже успел привыкнуть. И ему бы согласиться, ему бы кивнуть и принять и отпустить, потому что так будет правильно и верно. Но Акура-оу ведь иной, лихой, миром затертый, на правила плюющий, он хочет много, жаждет высоко, берет дорого. И огненный дьявол лишь головой качает.
– Нет, Нобару. Нет. – И снова головой мотает. – Хватит. Просто хватит! – он взрывается окончательно в такт дождю, с голосом по брызгам, – Ты больше не спрячешься, не убежись, – и это все, что говорит ей мужчина перед тем, как ее мягкое тело врезается в широкий ствол векового дерева. Жестко и грубо до саднящей рези на лопатках и спине. – Пусть я не был первым, но точно буду вторым в твоей жизни, – шепчет Акура совсем рядом с ее ухом.
Его пальцы скользят по ее телу, пробираются к волосам и сильно дергают, заставляя Нобару против воли выгнуть шею, запрокинув голову.Чужой рот накрывает ее собственный. Пока девушка стоит ни жива ни мертва, пытаясь осознать, понять, что именно сейчас происходит. Упирается в его плечи, пытаясь отстранить мужчину от себя, морщится. А его руки, широкие, горячие ладони, уже совершенно безапелляционно и грубо начинают шарить по ее телу. Сминают грудь вместе с белой ночной юкатой, задирают юбку, и пальцы мужчины касаются внешней стороны бедра, поднимаясь выше по нагой ягодице. Вот так вот просто, резко, даже не давая ей продохнуть.
– Пусти, – произносит Нобару так тихо, звеняще, почти спокойно, но опасные эмоции назревающей паники все же завладевают всем девичьим голосом. – Акура… —
Но демон разворачивает ее к себе спиной, вжимает грудью в ствол колючего дерева, прижимается к ней всем своим сильным телом. Склоняет голову, зарывается носом в сгиб ее шеи. И вот тогда девушка уже пугается по настоящему, глаза начинают блестеть. Что? Какие слезы? Никаких слез. Акура же просто снова её пугает. И сейчас он ее отпустит. Уже скоро. Девушка верит в это, но и в то же время понимает, что на глазах уже действительно слезы. Слезы обиды, унижения. И даже сейчас, когда мужская ладонь оглаживат её живот, постепенно становясь нежнее, тише, мягче, а вторая поднимается по её тонкой шее – все это вызывает лишь дрожь, обиду и ярость глубоко внутри.
– Отпусти!
– Тебе понравится, – хрипит Акура ей на ухо, прикусывая и посасывая мочку. – Обязательно понравится, – бормочет он ей в шею, прижимаясь губами к выпирающим позвонкам, убирая мокрые волосы и снова находя ртом ее теплую кожу. – Ты уже дрожишь? – Тихо и будоражаще, – я это чувствую, – и его широкая горочая ладонь на ее животе, выше, на грудь, ныряет под липунщую к коже ткань, и сжимает так собственнически, заставляя девушку всхлипнуть, покрыться муражками, вытянуться, встав на самые носочки. – Так или иначе, ты все равно станешь моей, запомни это. И Томоэ после никогда не притронется к тебе.– Он обхватывает ее лицо своей ладонью, заставляя повернуть к себе голову, желая вновь найти ее приоткрытый, влажный рот.
– Отпусти! – вдруг так резко вопит Нобару, даже почти истерично и истошно визжит, дергается от него всем телом и Акура торопеет от такой реакции.
Руки его разжимаются на её теле, ведь в действительности, он был абсолютно не намерен причинять ей даже хоть какую-то боль. Просто она довела, натянула его, словно тетиву лука, затмила весь разум, оставив лишь одну себя. Такая красивая и сладкая. А у Нобару глаза слезами блестят. Соленые, влажные. Довел-таки. Опять. Снова.
Акура получает по лицу звонко, второй раз в своей жизни, и снова от нее, морщится, а щеку жжет. Но он стоит, смотрит: на ее растрепанные мокрые волосы, смятую наперекосяк его прикосновениями юкату, и на эти большие глаза. Мокрые, такие обвиняющие и еще какието… другие. И ему вдруг становится страшно, страшно за то, что он сделал, что напугал её, оттолкнув еще дальше.
– Нобару?.. – так мягко, что почти не верится, что этот демон вообще может так говорить.
Девушка всхлипывает, и Акура видит, насколько сильно её колотит от едва сдерживаемых эмоций. Нобару вдруг хватает ломкими пальцами свою длинную юбку, не проронив более ни единого слова. Девушка больше не думает, не смотрит на него. Горя лишь одним единственным желанием поскорее исчезнуть отсюда. И она практически срывается с места, когда ладонь мужчины вновь ловит её под локоть, заставляя Нобару снова выворачиваться их его рук. Раздается треск. И перед тем, как она успевает извернуться ужом и вырваться, цепочка с камнем на ее шее рвется, падая на мокрую траву.
Секунды летят сменяя друг друга.
Одна, вторая, третья, пятая, десятая.
Девушка скрылась с его глаз практически молниеносно, исчезла за ветвистыми деревьями, оставив лишь брызги, сорвавшиеся с листьев после себя. А он все смотрит ей вслед и боль в груди, внутри него, она лишь набухает и набухает. Девчонка сорвалась, вновь сбежала от него к Лису, и все потому, что он опять же сам снова выходит виноват. И Акуре почти смешно, так иронично над собой. Нобару ведь права. Он – херов эгоист. Едва не оставил ей никакого выбора. Не то, чтобы он этого хотел. Просто так снова вышло. И выходит постоянно. Вот такой он гребаный мудак. Акура опускает голову, и глаз его ловит кристальной прозрачности кулон с её шее, валяющийся у его ног. Мужчина склоняется, подбирая его в руку и в голову приходят новые мысли, заставляя чертыхаться и материться сквозь зубы. Он ведь отпустил её снова, так просто позволил уйти. У него екает вновь там, за грудиной, меж ребер. И мужчина срывается за ней следом, засовывая камень с руки в глубокий карман плаща, абсолютно точно намереваясь догнать. И это – его решение. Принятое в один миг, безоговорочное, подогретое всем тем вязким раздражением, копившимся внутри последние недели.
– Нобару постой! – Давно он не был таким сосредоточенным, таким серьезным, устремленным, настолько собранным. Быстрым, как стрела. – Нобару!
А Нобару бежит, едва разбирая дорогу, и ветер хлещет ее по щекам, ест легкие, которые трясет в грудной клетке. Она захлопывает за собой седзе своей спальни с такой силой, что те после даже отзываются еще жалобным скулением. Девушка падает на колени, у нее руки трясутся, тонкие пальцы и раскрытые ладони с кривыми линиями. А по горлу поднимается крик, давит на связки, схватывает спазмами. Судорожные вздохи, похожие на тихую истерику.
На пути огненного демона вырастает знакомая фигура. Лис делает все молниеносно: он хватает Брата за руку и заставляет того даже удивленно обернуться.
– Что происходит, Акура?
Ну вот, снова. Праведный Серебристый Лис Томоэ, появляющийся всегда в самый нужный момент. Умный, справедливый, хороший Томоэ, который ведь на самом деле ничуть не лучше его. Ну только людей до смерти не забивает. Почти. Иногда.
– Акура? – Лис смотрит на своего названного Брата, которого он помнит еще с юношеских времен, и такая тревога в его глазах. Он ведь слишком хорошо его знает. Даже чересчур. – Что случилось? Говори.
– Да пошел ты в пизду, – ярится Акура, бросая те слова, которые никогда и подумать не мог сказать своему единственному близкому другу. Дергается, пытаясь выдернуть свою руку из стального захвата чужих пальцев, но те лишь стискивают предплечье мужчины сильнее. – Понял? Вали туда со своими гребаными вопросами, со своей херовой заботой! – Акура даже орет, себя не контролируя. Слишком взмыленный и вздыбленный, словно загнанная скаковая лошадь. Лис же молчит, понимая, что никогда в своей жизни Брат его еще не был так зол, так лют, никогда не произносил ему подобных слов прямо в лицо. – И знаешь в чем прикол? – Акура скалится на манер дикого, неприрученного зверя, обнажая свои белые зубы. – Я оказывается еще не самая бесчувственная скотина. И по идее, это должно пиздец как льстить. Но только мне вот как-то похуй.
– Акура…
– Не будет твоего мира, понял?! И она не останется с тобой! Запомни это…
Удар огненной сферы распаленно синего пламени приходится ему на грудь, обрывая все недосказанные слова. И огненный демон делает несколько вынужденных шагов назад, стараясь сохранить равновесие, трясет головой, поднимая глаза. Они сверлят друг друга стальными взглядам, дыры выжигают, потрошат и режут. Вот вот и накинутся. Это вибрирует в воздухе, повисает плотным ощущением беспокойства и опасности. Лис ведь и ранее все видел, догадывался, но потом взял и глупо так спустил на самотек, доверившись словам любимой девушки.
– Не совершай ошибку, за которую расплатишься жизнью. – Акура лишь подбородок вскидывает на такие слова Лиса. Ну, давай, иди сюда, иди ближе.
– Ооооооо! – протягивает в ответ мужчина. – А ты не боишься, что я дам сдачи?
– А ты не боишься, что я от нее не отступлюсь?
Они замирают друг напротив друга. Гневные глаза, раздувающиеся ноздри, и все искрит кругом, бьет электрическими зарядами, острыми и хваткими. Пылает огнями, синим и алым пламенем.
Акура редко думает подолгу. Норов и характер такие. Он ненавидит проигрывать, тотально звереет и свирепеет, когда земля под его ногами качается, ведь он привык всегда быть на коне, привык диктовать свои условия тем, кто его окружает, навязывать игру, правила игнорировать. И нет, пусть Брат его не думает, что лучше, что значимее, что круче, в конце концов. О! Он может сломать ему шею так, что кости торчать будут, позвонки наружу выйдут, и шкуру лисью еще после содрать с него до самого мяса оголенного.
Они сцепятся. Прямо сейчас. Прямо здесь.
Жестоко, наверное. Но счастье одних зачастую строится на костях других. И зря порой поговаривают, что войны из-за женщин не начинаются, что всем в мире правят более изощренные умы. Но одни лишь Боги знают, как все на самом деле бывает.
Акура распаляется. От мыслей, от образов, от желаний. Но тут чувствует на себе чей-то другой взгляд. Он реагирует медленно, даже заторможено, голову поворачивает и видит, что смотрящие на него зеленые глаза Нобару полны страха, даже ужаса. Он напугал её снова своим поведением. Что поделать, если он не нежный, не мягкий и не такой ласковый? Если ему ломать и разрушать проще, чем строить и возводить? Ему даже это нравится. Садист херов. А в глазах девчонки уже стоит мольба, готовая вот-вот сорваться с её уст. Акуре даже почему-то кажется, что она готова почти разрыдаться. Сильно, глубоко, до рева из грудины. Зрачки её все больше, взор мутнее. И пелена всей этой его ярости, злости, ненависти и выхолощенных черных эмоций постепенно спадает.
И мужчина вдруг просто уходит. Просто разворачивается на пятках и идет, оставляя все происходящие за своей спиной на другой раз, на иную встречу. Едва удерживая себя на грани мыслей и чувств, всех тех эмоций, которые только может испытывать человек. Это не будет конец, Лис не сомневается. Ну что ж, это крах. И если бы даже позади Томоэ не было сейчас так некстати появившейся Нобару, он знает, что даже так не смог бы нанести удар Акуре в спину. Даже ради нее. Вот так и рушатся судьбы, переворачиваются миры. Из-за человеческого фактора, из-за привязанностей и симпатии, из-за чувств.
========== До победного финала ==========
Посылать весь мир и каждого вокруг Огненный дьявол уже давно привык. Скривиться оскалом острых зубов на лице и вперед. Всегда бравый, со свинцовым сердцем в груди. Он ведь тварь еще та, паскуда и скотина. Как там говорят человечишки? Бешеный, дикий, неприрученный, руки не знает, места не ведает – зверье. Вот такой вот он, да. Это его характер, его образ, его норов. И пусть лучше и дальше все остается таким, как есть.