Текст книги "Повесть о великом мире"
Автор книги: Кодзима-хоси
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 31 страниц)
6
О ТОМ, КАК БЫЛ КАЗНЁН ТОСИМОТО, И О СУКЭМИЦУ
Относительно Тосимото-асон было определено: поскольку он является зачинщиком мятежа, его нельзя ссылать в отдалённые провинции, а надлежит в ближайшие же дни доставить в Камакура и отрубить ему голову. Однако этот человек соблюдал многолетний обет: шестьсот раз прочитать вслух «Сутру Лотоса»[240]240
Прим.114 Свиток 2:
«Сутра Лотоса» (санскр. Сад-дхарма-пундарика-сутра, япон. Мёхо Рэнгэ-кё) состоит из 28 глав.
[Закрыть]. Теперь ему оставалось прочитать её ещё двести раз, и он выразил настоятельную просьбу не спешить лишать его жизни, покуда он не исполнит свой обет о шестистах чтениях, – а потом будь что будет.
– Действительно, было бы грешно не позволить ему исполнить такое великое желание, – таков был ответ.
Жалости достойна самая участь человека, который проводит время, подсчитывая ничтожные дни, покуда завершатся эти двести чтений!
Этому асону много лет прислуживал молодой слуга, звали которого Гото Саэмон-но-дзё Сукэмицу. После того как его господина, Тосимото, арестовали, он поехал с госпожой из Северных покоев[241]241
Прим.115 Свиток 2:
«Госпожа из Северных покоев» – иносказательное обозначение главной жены хозяина усадьбы – по расположению этих покоев в усадьбе павильона, который она занимала.
[Закрыть] укрыться где-нибудь в Сага[242]242
Прим.116 Свиток 2:
«Где-нибудь в Сага…» – в тексте: «в глубине Сага», района, примыкавшего к западной части столицы. В некоторых списках сочинения добавлено: буддийского храма Огура, в других – храма Ниннадзи.
[Закрыть]. Но услышав, что Тосимото вызван в Канто, госпожа поникла от непереносимых дум. При виде того, как она горюет и печалится, и сам нестерпимо опечаленный Сукэмицу тайком отправился в Камакура с письмом от госпожи из Северных покоев.
Расспрашивая по дороге путников, не казнили ль уже его господина, – потому что ходили слухи, что это случится не сегодня-завтра, – Сукэмицу вскоре прибыл в Камакура. Сняв гостиницу по соседству с тем местом, где находился Тосимото, младший толкователь законов из Правых ведомств, стал он разузнавать обо всех мелочах, надеясь получить хоть какие-нибудь сведения о своём господине, – но проходили дни, а надёжны его не оправдывались. И вот как-то разнеслась весть: «Сегодня должны казнить узника из Киото, какая жалость!». Сукэмицу был ошеломлён: «Что делать?!». Пошёл туда и сюда, посмотрел, послушал: Тосимото рке унесли в «занавешенном Паланкине». И отправился он на склон Кэваидзака. Здесь его принял Кудо Дзиро Саэмон-но-дзё. На холме Кудзухара натянули большой шатёр, и он сел там на расстеленную шкуру. Когда Сукэмицу увидел его, он не знал, с чем сравнить охватившее его чувство. В глазах его потемнело, ноги ослабели, дыхание едва не прервалось, однако он с плачем выступил вперёд перед господином Кудо и почтительно проговорил:
– Я слуга господина младшего толкователя законов из Правых ведомств. Приехал сюда издалека, для того чтобы с почтением взглянуть на своего господина в его последний миг. Если будет на то Ваше позволение, я пойду к моему господину и покажу ему письмо от госпожи из Северных покоев.
Не успел он это произнести, как залился потоками слёз. Глядя на него, и Кудо был охвачен глубоким волнением и не сумел сдержать невольные слёзы.
– Я не возражаю. Быстро пройдите в шатёр, – разрешил он.
Сукэмицу вошёл внутрь шатра и преклонил колени перед своим господином.
Бросив взгляд на Сукэмицу, Тосимото только и молвил:
– Как дела? – и тут же захлебнулся слезами.
– Извольте, вот письмо от госпожи из Северных покоев, – с этими словами Сукэмицу просто положил письмо перед господином, опустил голову и заплакал, ослепнув от своих слёз.
Немного погодя, Тосимото вытер слёзы и посмотрел на письмо. Густой тушью там было написано о любви, такой глубокой, что не умещается в словах: «Хоть некуда мне деть себя, подобную исчезающей росе, я думаю – когда, в какие сумерки мне сообщат, что настала вечная с Вами разлука; Вам, наверное, и невдомёк, какие слёзы разрушают моё сердце».
Тосимото не в силах был читать: слёзы всё больше застилали ему глаза. Из тех, кто видел его, не было человека, который не увлажнил бы рукава слезами.
– Тушечницу положить? – спросил он, и Сукэмицу поставил перед своим господином походную тушечницу «гнездо для стрелы». Ножичком, находившимся внутри тушечницы, Тосимото отрезал маленький локон своих волос и завернул его в письмо госпожи из Северных покоев, одним движением кисти начертал ответ и передал его в руки Сукэмицу. Сукэмицу, утопая в слезах, поместил его у себя за пазухой – вид у слуги был горестным сверх всякой меры.
Кудо Саэмон, войдя в шатёр, поторопил их:
– Прошло слишком много времени! – после чего Тосимото достал сложенный лист бумаги, круговым движением вытер себе шею, потом развернул этот лист и написал на нём «Славословие расставанию с жизнью»[243]243
Прим.117 Свиток 2:
«Славословие расставанию с жизнью» (Дзисэй-но дзю) – предсмертное стихотворение буддийского содержания на китайском языке. Разновидность гатхи.
[Закрыть]:
Исстари так говорится —
«Смерти не существует, не существует и жизни».
На десятках тысяч ри растаяли облака,
В бесконечно длинной реке прозрачна вода.
Отложив в сторону кисть, он едва лишь собрался отвести назад боковые локоны, как за спиной у него блеснул меч, и его голова упала вперёд, а сам он, будто подхватывая её руками, упал ничком. Что испытал Сукэмицу, который всё это видел, невозможно сравнить ни с чем. Заливаясь слезами, он совершил над мёртвым телом своего господина похоронные обряды[244]244
Прим.118 Свиток 2:
Похоронные обряды включали в себя кремацию трупа и чтение молитв в буддийском храме о благополучии усопшего в иных рождениях.
[Закрыть], повесил себе на шею бренный его прах, забрал с собою прощальное письмо господина и весь в слезах отправился в столицу.
Госпожа из Северных покоев ожидала Сукэмицу. В радости от того, что услышит о судьбе господина толкователя законов, не стыдясь людских глаз, она вышла навстречу слуге из-за бамбуковой шторы и спросила его:
– Ну, как там наш господин? Когда он изволит ответить, что сможет пожаловать в столицу?
Проливая потоки слёз, Сукэмицу проговорил:
– Господина казнили. Вот последний его ответ, – потом протянул ей локон и послание и заплакал, не сдерживая громких рыданий.
Госпожа из Северных покоев взглянула на прощальное письмо и белый прах и, не входя в помещение, повалилась на пол галереи. Казалось, жизнь в ней угасла.
Уж так повелось: печальной бывает разлука, даже когда расстаёшься с человеком, которого и сам не знаешь и которому ты незнаком, – просто вы останавливались на ночлег в тени одного дерева и черпали из струй одной реки. Нечего говорить о том случае, когда глубокие клятвы скрепляют людей вот уже более десяти лет. Узнать, что более не увидеться с ним иначе, как во сне, что навсегда разлучился он с этим миром, – достаточная причина для того, чтобы от горя потерять сознание. Совершив буддийские обряды по обычаям сорок девятого дня[245]245
Прим.119 Свиток 2:
Обычаи сорок девятого дня – по буддийским представлениям, в течение 49 дней после своей смерти человек пребывает в промежуточном состоянии между прежней жизнью и новым рождением. Обряды сорок девятого дня предназначены помочь умершему вновь родиться в лучшем облике или достичь нирваны.
[Закрыть], госпожа из Северных покоев изменила свой облик[246]246
Прим.120 Свиток 2:
«Изменила свой облик» – стала буддийской монахиней.
[Закрыть]: облачилась во всё чёрное и, встречая рассветы и сумерки за дверью из хвороста[247]247
Прим.121 Свиток 2:
«Дверь из хвороста» – принадлежность хижины буддийского отшельника.
[Закрыть], стала совершать моления за то, чтобы её покойный супруг достиг конечного просветления бодхи[248]248
Прим.122 Свиток 2:
Достигнуть конечного просветления бодхи – стать буддой, погрузиться в нирвану.
[Закрыть]. Сукэмицу тоже обрил себе голову и, надолго затворившись в монастыре на горе Коя, истово молился за достижение просветления бодхи покойным господином в его будущей жизни. Так клятва супругов и долг господина и слуги оставались в силе и после смерти человека – всё это трогает за душу.
7
О СТРАННЫХ ДЕЛАХ В ПОДНЕБЕСНОЙ
Весной второго года эры правления под девизом Каряку[249]249
Прим.123 Свиток 2:
2-й год эры правления под девизом Каряку – 1327 г.
[Закрыть] монахи-наставники в созерцании из Дайдзёин, павильона Великой колесницы, что находится в Южной столице, и толпы монахов с шести сторон[250]250
Прим.124 Свиток 2:
Толпы монахов с шести сторон – имеются в виду монахи из буддийских храмов, расположенных в шести направлениях от г. Нара и подчинённых храму Счастья (Кофукудзи).
[Закрыть], бывшие между собою в неприязненных отношениях, дошли до вооружённых стычек. Золотой павильон, Павильон для проповедей, южный Круглый павильон и западный Золотой павильон[251]251
Прим.125 Свиток 2:
Здесь перечислены павильоны храма Кофукудзи, сооружённые в середине VIII-начале IX в.
[Закрыть] из-за военных действий были вмиг охвачены пожаром и сгорели дотла. Кроме того, в первом году эры правления под девизом Гэнко[252]252
Прим.126 Свиток 2:
1-й год эры правления под девизом Гэнко – 1331 г.
[Закрыть] пожар, вызванный военными действиями, пришёл от Северной долины Восточных пиков Горных врат и в одночасье обратил в пепел храм Четырёх королей, храм Долгой жизни, Большой павильон для проповедей, павильон Лотоса и павильон Постоянного шествия[253]253
Прим.127 Свиток 2:
Павильон Постоянного шествия – Дзёгёдо, павильон, где в течение 90 дней совершали ритуальные шествия, сопровождавшиеся возглашением имени Амитабха.
[Закрыть]. От всего этого у людей заледенели души: не знак ли это, предвещающий бедствия в Поднебесной?!
Тем временем в третий день седьмой луны того же года[254]254
Прим.128 Свиток 2:
Третий день Седьмой луны 1-го года эры правления Гэнко – 6 августа 1331 г.
[Закрыть] произошло большое землетрясение. Широкий приливной берег Сэнрибама в провинции Кии на двадцать с лишним тё вдруг превратился в сушу. Ещё одно землетрясение произошло в час Птицы[255]255
Прим.129 Свиток 2:
Час Птицы – около 6 часов утра.
[Закрыть] в седьмой день той же луны; вершина Фудзи разрушилась на несколько сот дзё.
Урабэ-но-сукунэ совершал гадание, разогревая на огне панцирь большой черепахи, а профессора в учении о тёмном и светлом началах, разъясняя гадательные тексты, читали: «Вид у гадательных текстов тревожный; государю надлежит соблюдать крайнюю осторожность». А люди со страхом в сердце думали, что не просто так происходят пожары в буддийских храмах и землетрясения повсеместно, что теперь может случиться что-то поразительное. И действительно, в двадцать второй день восьмой луны того же года[256]256
Прим.130 Свиток 2:
Двадцать второй день восьмой луны 1-го года эры правления Гэнко – 6 августа 1331 г.
[Закрыть] прошёл слух, что в столицу прибыли два посланца Востока в сопровождении трёх с лишним тысяч всадников. Не зная, в чём дело и что такое могло случиться в столице, воины из ближних провинций сбегались туда с криками: «И мы, и мы тоже!» В столице ни с того ни с сего поднялся непозволительный гвалт.
Когда оба посланца прибыли в столицу, ещё до того, как они открыли шкатулку с предписанием, стали какими-то путями распространяться слухи. В обители Горных врат передавали: «На этот раз посланцы Востока прибыли в столицу, чтобы увезти государя в отдалённые провинции, а принца из Великой пагоды предать смерти». Поэтому с наступлением ночи двадцать четвёртого числа восьмой луны от принца из Великой пагоды к государю был снаряжён гонец, которому велели всеподданнейше доложить следующее:
«Мне удалось выведать, что настоящее прибытие восточных посланцев в столицу предпринято для того, чтобы государя сослать в отдалённые провинции, а Соуна предать смерти. Государю надлежит незамедлительно, нынче же ночью, скрыться в Южной столице. Если отряды злодеев приблизятся к государевой обители прежде, чем будут возведены крепостные стены и собраны верные двору войска, разве не лишится государь преимущества в оборонительном сражении?! Чтобы устранить неприятеля, который находится в Киото, а ещё для того, чтобы изведать сердца монахов-воинов, пусть один из приближённых государя с позволения Вашего величества назовёт себя Сыном неба и отправится в Горные врата. Когда же будет оповещено о государевом отбытии, враждебные нам войска, несомненно, направятся к горе Эйдзан и постараются завязать там сражение. Коль скоро это случится, монахи-воины в тревоге за свою обитель поднимутся, чтобы не щадя жизни оборонять её в сражении.
Если изматывающие сражения с отрядами злодеев затянутся на несколько дней, Киото, напротив того, смогут занять верные двору войска из провинций Ига, Исэ, Ямато и Кавати, а отряды злодеев не смогут даже повернуть пятки, чтобы совершить свои убийства. Это усилие может оказаться тем единственным, что определяет судьбы государства».
Так и было передано.
Государь всего лишь безмерно изумился, и только. Никакого августейшего волеизъявления не последовало. Он благоволил призвать к себе несколько человек из тех, кто был на ночной страже при дворе, – старшего советника Ин-но Мороката, советника среднего ранга Мадэнокодзи-но Фудзифуса, его младшего брата Суэфуса – и вопросил:
– Как Нам следует с этим делом поступить?
Выступив вперёд, его милость Фудзифуса изволил молвить так:
– Есть благие примеры из прошлого, как на некоторое время отдалить бедствия и поддержать государство, когда мятежные вассалы нарушают долг в отношении государя. Человек по имени Чжун Эр бежал в Чжай[257]257
Прим.131 Свиток 2:
Чжун Эр (697–628 гг. до н. э.) – сын цзиньского вана. Опасаясь наветов со стороны любимой наложницы отца, он бежал на север, где находились земли его матери. Впоследствии, став цзиньским государем, он назывался Вэнь-гуном.
[Закрыть], а Таван уехал из Бинь[258]258
Прим.132 Свиток 2:
Таван (XIII в. до н. э.) – предок чжоуских государей, который, по преданию, выехал из своих владений, чтобы не подвергать опасности подданных во время нападения варваров.
[Закрыть]. Оба они выполняли долг государей и соблаговолили озарить своих потомков сиянием забот об избавлении их от тягот. Если у государя возникли определённого рода намерения, да благоволит он заметить, что уже поздняя ночь и укрываться следует поскорее.
С этими словами для государя подали экипаж, поместили в него священные регалии трёх видов[259]259
Прим.133 Свиток 2:
Священные регалии трёх видов – меч, яшма и зерцало: символы императорской власти в Японии, передаваемые, по преданию, от богини Солнца Аматэрасу Омиками, правящим императором его преемнику из поколения в поколение.
[Закрыть], из-под нижних штор высунули конец шёлковой ткани, чтобы показать, будто это – экипаж придворной дамы, потом помогли сесть туда государю и выехали через ворота Солнечного сияния[260]260
Прим.134 Свиток 2:
Ворота Солнечного сияния (Ёмэймон) располагались в боковой, восточной, стене дворцовой стены.
[Закрыть].
Воины стражи, охранявшие ворота, остановили экипаж и спросили:
– Кто это изволит ехать?
На это Фудзифуса и Суэфуса, вдвоём сопровождавшие государев экипаж, ответили:
– Это императрица. Изволит под покровом ночи отправляться во дворец в Северных горах.
– Тогда мешать не станем! – и пропустили экипаж.
Советник среднего ранга Гэн Томоюки, инспектор и старший советник Кинтоси и младший военачальник Рокудзё-но Тадааки догнали его в долине реки в районе Сандзё. От этого места, оставив экипаж, государь изволил пересесть в необычный для него грубый паланкин и дальше ехать в нём, однако, поскольку дело было неожиданным, носильщиков не оказалось, и августейший паланкин понесли глава налоговой службы двора Сигэясу, придворный музыкант Тоёхара-но Канэаки и телохранитель Хада-но Хисатакэ. Вельможи, составившие государеву свиту, освободились ото всех одежд и головных уборов, заменив их шапочками эбоси и хитатарэ, простыми куртками на тесёмках с шароварами, чтобы выглядеть как сопровождение дамы, совершающей паломничество по семи крупным буддийским храмам, – молодые самураи из столичного дома. Они последовали впереди государева паланкина и позади него.
Когда государь проезжал мимо каменного Дзидзо в Кодзу[261]261
Прим.135 Свиток 2:
Дзидзо – японское имя бодхисаттвы Кшитигарбха, покровителя путников. Кодзу – местность к югу от одноимённой речки в префектуре Киото.
[Закрыть], едва-едва забрезжил рассвет. Здесь ему был предложен августейший завтрак.
Прежде всего, государь изволил въехать в Юго-Восточную обитель в Южной столице[262]262
Прим.136 Свиток 2:
Павильон в восточной части буддийского храма Тодайдзи, сооружённый в 875 г.
[Закрыть]. Поскольку её настоятель с самого начала отличался неподдельной верностью государю, первым делом он выведал настроение монастырского братства, не ставя его в известность о государевом выезде.
Однако Кэндзицу-содзё из Западного помещения, Нисимуро[263]263
Прим.137 Свиток 2:
Нисимуро – один из павильонов Тодайдзи, расположенный к северу от Павильона Большого Будды (Дайбуцудэн).
[Закрыть] состоял в кровном родстве с людьми из Канто, а пока продолжается передача сана между такими влиятельными особами, угрозы с их стороны все будут опасаться, и у государя не будет сторонников среди братии.
Тогда государь решил, что Южная столица – неподходящее место для его пребывания, и на следующий день, двадцать шестого числа, изволил пожаловать на гору Дзюбу в местности Вацука[264]264
Прим.138 Свиток 2:
На горе Дзюбу в префектуре Киото находился храм Гора Орлиного пика.
[Закрыть]. Но из-за того, что это место расположено далеко в горах, удалено от селений и не годится для составления каких-либо планов, государь вызвал паланкин, чтобы отправиться в такое место, которое будет предпочтительным для его сторонников и вредным для врагов. Двадцать седьмого числа, совершив тайную церемонию для благополучного путешествия, он изволил взять с собою малое число монашеской братии из Южной столицы и отправился в путь к гротам Касоги.
8
О ТОМ, КАК МОРОКАТА ПОДНЯЛСЯ В ГОРЫ, И О СРАЖЕНИИ НА ПОБЕРЕЖЬЕ КАРАСАКИ
Старший советник, его милость Ин-но Мороката, в ту ночь, когда государь отбыл из дворца, почтительно сопровождал его величество до речного берега в районе Третьей линии, Сандзё, и тогда разные речи изволил молвить принц из Великой пагоды, а именно: «Под видом выезда августейшего поднимись в Горные врата, изведай сердца монастырской братии, собери силы и вступай в сражение». Когда он благоволил это молвить, Мороката перед храмом Победы дхармы, Хоссёдзи, облачился в государевы драконовы одеяния[265]265
Прим.139 Свиток 2:
«Драконовы одеяния» – церемониальные одежды императора с вышитыми по красному полю солнцем, луной и звёздами.
[Закрыть], пересел в паланкин государя и изволил подняться в Западную пагоду Горных врат. Советник среднего ранга Сидзё-но Такасукэ, генерал Нидзё-но Тамэакира, генерал из Левой гвардии Наканоин-но Садахира – все переменили свои одеяния и головные уборы, сделав вид, будто они сопровождают в поездке самого государя. Всё выглядело, как настоящая церемония.
Местом пребывания императора сделали павильон Шакьямуни Западной пагоды. Тогда же пустили слух, будто государь, имея для себя опору на Горные врата, предпринимает августейший выезд, – и тогда все, не говоря уже о монахах с Сакамото на Горе[266]266
Прим.140 Свиток 2:
Сакамото – храм на восточной стороне подножья горы Хиэйдзан, на территории г. Оцу.
[Закрыть], вплоть до жителей Оцу, Мацумото, Тодзу, Хиэцудзи, Оги, Кинугава, Вани и Катада – поспешили сюда, стремясь обогнать друг друга. Силы их до отказа заполнили Восточный и Западный павильоны, и казались подобными тучам и мгле.
И хотя всё так и происходило, в Рокухара ничего этого ещё не знали. Когда рассвело, ко двору направились двое посыльных с Востока, намереваясь первым делом препроводить государя в Рокухара, но едва они выехали, как от Гоё, адзяри из Дзёримбо[267]267
Прим.141 Свиток 2:
Дзёримбо – одна из служб комплекса Энрякудзи.
[Закрыть], в Рокухара прибыл гонец, который доложил:
– Сегодня ночью, в час Тигра[268]268
Прим.142 Свиток 2:
Час Тигра – промежуток времени от 4 до 6 часов утра.
[Закрыть], государь предпринял высочайший выезд из дворца и избрал августейшей своей опорой Горные врата. Три тысячи воинов из монастырской братии тотчас же поспешили примкнуть к нему. Они решили, что завтра должны напасть на Рокухара, дождавшись подхода сил из провинций Оми и Этидзэн. Прежде, чем всё это примет особенно большой размах, срочно направьте ваши силы на Восточный Сакамото. Я ударю по ним с тыла, так что государь непременно будет взят.
Оба главы Рокухара, очень удивившись, отправились во дворец посмотреть: государя там не было; только придворные дамы, тут и там собравшиеся в женских покоях, плакали в голос.
– Государь изволил отбыть к Горным вратам – в этом нет никаких сомнений. Атакуем Горные врата прежде чем там соберутся силы! – решили в Рокухара и добавили к стражам от сорока восьми боевых костров силы из пяти внутренних провинций[269]269
Прим.143 Свиток 2:
Пять внутренних провинций – пять провинций района Кинай, примыкающие к столице: Ямасиро, Ямато, Кавати, Идзумо и Сэтцу.
[Закрыть], пять с лишним тысяч всадников из войск прямого удара были направлены к подножию Сэкисан[270]270
Прим.144 Свиток 2:
Сэкисан – храм буддийской секты тэндай, сооружённый в 888 г. на месте старой сосны у подножья горы на берегу реки Камо.
[Закрыть] и в сторону Сагаримацу. К судье Сасаки Сабуро Токинобу, чиновнику Левой дворцовой стражи Кайтю, Нагаи Мунэхира, владетелю провинции Танго, Садатомо, прежнему губернатору провинции Этиго, Хадано Нобумити, прежнему губернатору провинции Кодзукэ, и Токитомо, прежнему губернатору провинции Хитати, присоединились более семи тысяч всадников, и, пройдя через Оцу и Мацумото, они выехали в тыл, в район сосен Карасаки.
По знаку, который давно уже подали в Сакамото, оба настоятеля-принца – один из монастыря Мёхоин и другой из Великой пагоды – ранним вечером поднялись на вершину Восьми принцев[271]271
Прим.145 Свиток 2:
Вершина Восьми принцев – гора к северу от Хиэйдзан. Согласно легенде, на неё когда-то сошли с неба восемь потомков богини Солнца Аматэрасу Омиками, посланные ею управлять Страной Обильных Рисовых колосьев (одно из древних обозначений Японии).
[Закрыть] и водрузили там государево знамя, и тогда, начиная с Юдзэна, помощника настоятеля храма Гонсёан той же секты, и адзяри Гэнсона из Мёкобо, с разных сторон стали прибывать всадники – по триста и по пятьсот человек, так что за одну ночь собралась сила более чем в шесть тысяч всадников. Глава секты тэндай впервые снял с себя монашескую смиренную рясу, переменив свой облик на облик воина в прочных доспехах с прочным оружием. На этом месте вдруг изменился спокойный огонь явленного следа[272]272
Прим.146 Свиток 2:
Явленным следом изначальной сущности по терминологии эзотерических школ буддизма, считались синтоистские божества, предстающие в особой ипостаси будды и бодхисаттвы.
[Закрыть], и стало оно местом защиты для доблестных воинов, поэтому все пребывали в напряжённых раздумьях о том, какою окажется воля богов.
Между тем в Сакамото возникло смятение от слухов о том, будто силы Рокухара здесь продвинулись до почтовой станции Тодзу, – и тогда, не теряя времени на сборы, навстречу неприятелю к побережью Карасаки двинулись квартировавшие в одном месте воодушевившиеся мужи из монастыря Энсюин на южном побережье и из зала Сёгёбо в центральном храме. Все эти воины выступили пешим ходом, но общим числом они не превышали трёхсот человек.
Увидев это, Кайто сказал:
– Силы неприятеля малы. Мы должны рассеять их, прежде чем они умножатся за счёт воинов из тыловых лагерей, За мной! – с этими словами обнажил меч длиною в три сяку и четыре сун[273]273
Прим.147 Свиток 2:
Три сяку и четыре сун – свыше 103 см.
[Закрыть], поднял вверх левую руку в доспехах, врезался в самую гущу неприятельского водоворота, троих зарубил и унялся лишь у кромки воды, поджидая соратников, которые следовали за ним.
Всё это издали увидел Харима-но Кайдзицу, наставник в монашеской дисциплине из храма Окамото. Он прыгнул к самой кромке воды, выставив вперёд щит, и стал подпрыгивать, вращая короткой алебардой в два сяку и восемь сун[274]274
Прим.148 Свиток 2:
Два сяку и восемь сун – около 85 см.
[Закрыть], будто держал в руке водяное колесо. Каито отразил её рукой для лука[275]275
Прим.149 Свиток 2:
Рукой для лука (юндэ) называли левую руку, в которой во время схватки держали лук.
[Закрыть], а другою нанёс удар, желая надвое раскроить навершие шлема, но удар пришёлся мимо, косо полоснув от наплечной пластины к ромбовидной дощечке в нижней части доспехов. Собираясь повторно нанести сильнейший удар, воин угодил левой рукой в стремя и чуть не упал с коня, но потом стал выпрямляться в седле, как вдруг Кайдзицу поднял за рукоять свою алебарду и тут же два или три раза вонзил её остриё ему под шлем, после чего Кайто, раненный прямо в дыхательное горло, свалился с коня вниз головой.
Кайдзицу тут же прижал ногой пластину на тыльной стороне доспехов Кайто, ухватил и намотал себе на пальцы его боковой локон, отрезал противнику голову, надел её на свою алебарду и, радуясь хорошему началу, тому, что убил одного из предводителей воинских домов, остановился, насмехаясь над неприятелем. Тогда неизвестно кто из толпы зрителей, мальчик лет пятнадцати или шестнадцати, с детской стрижкой – кольцом волос на голове, – в зелёных доспехах из бамбуковых пластин с бледно-жёлтым поясом, с высоко поддёрнутыми сбоку шароварами, – обнажив отделанный золотом меч, налетел на Кайдзицу и нанёс ему изо всех сил три или четыре удара по навершию шлема. Кайдзицу, обернувшись, сурово глянул на него и увидел ребёнка дважды по восемь лет с подведёнными бровями и чернёнными зубами. Убить такого ребёнка было бы для монаха делом постыдным.
В то время, когда он, решив не поражать обидчика, стал прыгать и прыгать кругом, быстро вращая рукой с оружием, с намерением изловчиться и выбить рукоятью алебарды из рук мальчика меч, а потом стиснуть его в своих объятьях, – сбоку выпустили стрелу люди с Хэицудзи, которые цепочкой прошли по меже в рисовых полях и внезапно пронзили нагрудную пластину в доспехах этого мальчика. Он тут же рухнул замертво. Потом стали расспрашивать, кто такой он был, и узнали, что мальчик являлся старшим сыном Кайто по имени Ковакамаро, не сопровождавший войско, в котором находился его отец, а с чувством ещё большей неопределённости шедший по его следам, смешавшись с толпой зевак. Хотя и называли Ковака ребёнком, родился он в воинском доме, поэтому, увидев, что его отец сражён, подумал: «Ах, отчего не погиб я в бою на том же бранном поле, оставив после себя славное имя!». Увидев всё это, вассалы Кайто воскликнули:
– Мы, у которых на глазах сражены оба господина, которые к тому же позволили неприятелю забрать их головы, сможем ли мы возвратиться домой живыми?!
Тридцать шесть всадников, выровняв друг с другом удила коней, выехали вперёд и вступили в бой, готовые погибнуть, сделав тело господина своим изголовьем.
Увидев это, Кайдзицу расхохотался:
– Это совершенно непонятно! В то время, когда вы должны стремиться получить головы противников, вы хотите забрать эту вашу голову! Вот уж доброе предзнаменование самоубийства воинских домов. Ну, если хотите, – вот она, забирайте! – и с этими словами швырнул голову Кайто, которую держал у себя, в гущу противников, поклонился в сторону Сакамото и стал рубиться на все восемь сторон, так что полетели искры.
Тридцать шесть всадников, гонимые мечом одного Кайдзицу, не могли остановить своих коней. Позади них выскочил Сасаки Сабуро Хоган Токинобу с приказом:
– Не позволим перебить их! За мной!!! – и его зову повиновались триста с лишним всадников из Иба, Мэкада, Кимура и Мабути. И когда уже стало видно, что Кайдзицу хотят поразить, слева и справа от него с неприятелями скрестили оружие четыре человека: Аку Сануки из павильона Леса коричных деревьев, Косагами из Среднего павильона, Дзёкай, бывший член государевой свиты, наставник в ритуале из павильона Превосходного поведения и Хоки Дзикигэн из павильона Золотого лотоса – острия их мечей вращались в схватке, образуя замкнутый круг. Когда же на этом месте были сражены Сануки и Дзикигэн, пятьдесят с лишним монахов-воинов из заднего лагеря выстроились в ряд и тоже включились в битву.
К востоку от той местности, что зовётся побережьем Карасаки, лежит озеро Бива; его берег был разрушен. На запад от неё расположено глубокое заливное поле, по которому не могли ступать даже конские копыта, кругом широко простиралась песчаная равнина, а дорога была узкой. Бойцы хотели обойти неприятеля – и не смогли; хотели окружить его – и тоже не смогли. Значит, те и другие – и монахи-воины, и их противники – сражались только стоя лицом друг к другу, а силы, находившиеся позади них, оставались простыми зрителями.
Тогда, услышав, что сражение в Карасаки началось, три с лишним тысячи всадников из числа сторонников монастыря Энрякудзи направились в сторону Имамити к лесу Сироки. Больше семи тысяч монахов из главного храма спустились к лесу Санномия. Люди из Вани и Катада сели в триста с лишним лодок и окружили неприятеля в Оцу, стараясь отрезать ему путь назад. Увидев это, воины Рокухара, видимо, подумали, что их надежды вряд ли исполнятся, пересекли путь перед пагодой Эмма в Сига и вышли назад к Имамити. Отряды монахов прекрасно знакомы с местностью, поэтому в конце концов они собрались вместе – кто отсюда, кто оттуда – и ударили изо всех сил. Из воинов никто местности не знал; не разбирая канав и обрывов, понукали они своих коней, не в силах отойти назад.
В это время восемь молодых всадников из числа сторонников Кайто, отошедшие к заднему лагерю, тринадцать всадников-подданных Хатано, Вступившие на Путь отец и сын Маноно и верховые Хираи Куро с его слугой погибли на дне лощины. Пока судья Сасаки, конь под которым был ранен стрелой, ожидал сменного коня, чтобы пересесть на него, он чуть было не погиб, охваченный слева и справа множеством неприятелей. В это время его молодые сподвижники, дорожившие своим именем и ни во что не ставившие собственные жизни, стали, сопротивляясь неприятелю, отходить назад, то тут, то там погибая от стрел. Тогда Сасаки вышел живым из тьмы смертей и среди бела дня вернулся в столицу.
До тех пор Поднебесная долгое время была спокойной, ушей совсем не касалось слово «война» – и вдруг случились эти страшные события. Тогда все растерялись и зашумели, и не стало места, которое не полнилось бы слухами, будто теперь небо и земля поменялись местами.
