Текст книги "Жажда/water (СИ)"
Автор книги: kissherdraco
сообщить о нарушении
Текущая страница: 34 (всего у книги 38 страниц)
– Ошибочно было полагать, что результаты в итоге станут именно тем, на что я надеялся. Хотя это только тем и было. Надеждой. Но я, однако, не считаю, что ошибся в своей вере в ваши способности. Вы давали определенные знаки.
– Разве давал? Понятно. Не соглашусь с вами, по крайней мере.
– Зачастую мы можем совершать поступки, на которые мы даже не думали, что способны. Все дело в отношении. В обязанностях. Все дело в обстоятельствах.
– А вы и не представляли себе, что обстоятельство между Старостой Мальчиков и Девочек зайдут так далеко? – Драко мечтал заткнуться. Хранить молчание вместо того, чтобы впадать из крайности в крайность. Он сболтнул слишком много.
Дамблдор приподнял бровь.
– Гермиона рассказала свою версию произошедшего, – ответил он, не на йоту не отклоняясь от сути вопроса. – Какова ваша версия?
Драко плотно сжал губы и стиснул зубы. Его рот снова не откроется. Не перед Дамблдором. До тех пор, пока не станет прощаться и не выйдет из его кабинета.
На этот раз пауза затянулась на срок более трех минут. И каждую секунду Дамблдор пристально смотрел на него.
Драко тоже не отводил взгляда.
После продолжительной паузы, профессор вздохнул.
– Пора завести разговор о последствия ваших, Драко, действий, – начал он, – и о результатах вашего нежелания сотрудничать, – он сложил ладони на поверхности своего дубового стола. – Хотел бы напомнить вам… нет, заверить, что выясню подробности случившегося. Найду тех, кто еще в этом замешен. И доберусь до сути, что это за безумие такое распространялось по всей школе в последние несколько недель. Так что, пожалуйста, не стоит ошибаться на этот счет.
Вы найдете только то, в чем хотите убедиться. Правда заключается абсолютно в другом.
– Но прямо сейчас вернемся к теме последствий ваших деяний. Я не могу временно исключить вас, Драко. Только не в последний год вашего обучения. Нет никакого смысла в вашем исключении, кроме как навредить вам на сдаче выпускных экзаменов – еще более ухудшить ваши отметки. Отстранить вас и снова восстановить – это, соответственно, только навредить, – он медленно прикрыл глаза. – Поэтому, я не стану вас исключать. А так же дам вам время до воскресенья, чтобы уложить вещи и вернуться в спальни Слизерина. У вас есть два дня.
В чем подвох?
– Но естественно, это не все.
Кто бы сомневался.
– Послушайте, Драко, меня очень внимательно. Я искренне надеюсь, вы поверите мне на слово. Если вас застанут вовлеченным в драку в очередной раз – удары, пинки, любая форма физической расправы – вас исключат из школы незамедлительно. Не на время! Исключат навсегда. Если обнаружатся хотя бы предпосылки к драке с вашим участием – неважно, кто начал первым или кто спровоцировал ее – один ваш удар, и это день станет вашим последним в Хогвартсе. Ни компромиссов, ни дискуссий, ни жалости.
Драко впялился взглядом.
– Надеюсь, – продолжил Директор, – вы имеете представление, почему я пришел к такому умозаключению. Хочу дать вам последний шанс. Измениться. Дайте себе, Драко, возможность увидеть, что можете вырасти вопреки прошлому. Можете стать личностью, а не чьим-то проектом. То, что, по вашему мнению, тянет вас назад – довлеет лишь до тех пор, пока вы сами позволяете. Большинство вещей всецело нам подконтрольны, и неважно признаете вы этот факт или нет. Гораздо проще думать, что решения продиктованы ситуацией, нашими обстоятельствами, но это в крайне редких случаях. Поэтому надеюсь, что вы воспримите это серьезно. Потому что у этого правила не будет исключений. Ни для кого.
Точно. Без исключений.
Поттер, естественно, не в счет.
Драко все еще пялился на Директора. Не моргнув даже. Потому что было крайне важно показать ему, насколько он был смелым. Что он мог потерять лишь одну единственную вещь, и это далеко не его место в Хогвартсе.
Но он все еще чувствовал, что вправе задать свой вопрос. Чувствовал, что он заслужил знать, вопреки тому, что в третий раз нарушит свое клятвенное молчание.
– Что на счет Поттера?
Дамблдор, очевидно ожидавший этот вопрос, снова сложил руки.
– Гарри не станут исключать, если его поймают во время драки. Но это не говорит о том, что он не будет сурово наказан.
Драко засмеялся, но Дамблдор поспешил продолжить, прежде чем он смог бы возразить.
– У него не такая предыстория в этой школе, нежели у вас, Драко. И мне нет необходимости это пояснять. Вы можете злиться, негодовать на меня, Гарри или кого-то еще причастного, но, тем не менее, это правда. И даже вы не можете отрицать этого. Вы с ним разные люди, и число людей, которым вы причиняли боль, тоже разное. В этом, боюсь, и заключается огромная разница между вами. Даже при том, на что вы способны, Драко, при том, что внутри вас огромный потенциал для достижения великих, грандиозных целей, вы не сделали выбор в пользу этих свершений, – Дамблдор заколебался. – Даже при таком раскладе, еще не слишком поздно, изменить свое сознание, – еще один долгий выдох. – Но на пути, которым вы следуете для достижения текущих намерений, есть масса последствий. Последствий, которые, я уповаю, вы не пытаетесь выяснить. Для вас остался один единственный шанс.
Один единственный шанс.
Драко захотел уйти прямо сейчас.
Здесь он уже закончил.
ГЛАВА 20. часть 3.
Рон пребывал в растерянности: толи пожать ему руку, толи залепить по морде. А может и то и другое разом? Хотя, нет. Это был бы перебор.
Так, стоп. О чем вообще Гарри думал?
– И всё же я не понимаю, – хмуро произнёс Рон, подавая Гарри стакан воды с тумбочки у койки. – Абсолютно ничего из этого мне не понятно. И вообще, почему Малфой тоже не лежит здесь по соседству с тобой? Он заслужил хорошую взбучку в виде пары сломанных рёбер.
– Ну, он своё получил, – сказал Гарри, пожимая плечами. – Просто… у него была возможность отказаться. А у меня – нет.
Рон прикусил внутреннюю сторону щеки. Он не знал, что возразить. На любое из этих предложений.
– Хотелось бы мне присутствовать при этом.
– Но не случилось. Так какой смысл думать об этом?!
– Я просто хочу, чтобы это закончилось, наконец. Я бы хотел, чтобы мы снова жили как прежде, словно Малфой просто больше не существует. В прошлом году это отлично сработало. Максимум, вы двое обменивались угрожающими взглядами.
– Завязывай витать в облаках, Рон, – сказал Гарри спокойно. – Пора бы уже прекратить вести себя так, словно вокруг ничего не происходит. Ты попытался обойти окольными путями, это не сработало.
– Слушай, приятель, я делал это не ради себя, ты сам знаешь, – нахмурился Рон.
– Ну да, хорошо. И всё же, по-моему, это не слишком удачный метод. Я не могу вести себя так, как ты, Рон. Ты же знаешь, что не могу. А тебе всегда больше по душе игнорировать очевидное. Это твое нормальное состояние.
– Это малость несправедливо.
– Думаешь?
– Я просто пытаюсь вести себя как обычно, Гарри. Я пытаюсь быть тем, кем вы с Гермионой были для меня все эти годы. Тем, на кого можно опереться.
Гарри покачал головой и поднял взгляд на потолок: – Прости, – вздохнул он, – я знаю. Знаю, ты просто пытался помочь. Просто… я хочу донести до тебя, наконец, что это работает, – он осекся. – В том смысле… Чёрт, где ты был раньше, Рон? Я не могу… Я не мог поговорить с тобой об этом, потому что ты не хотел знать. Но, так или иначе, проблема-то ведь никуда не делась, не так ли? Так, когда же ты, наконец, созреешь для этого разговора?
Рон прекрасно понимал, Гарри абсолютно прав. И только лишь благодаря своему упрямству, он не понял этого раньше. Он был слишком занят вдалбливанием Гарри и Гермионе идеи, что если все вокруг успокоятся, то смогут забыть о проблемах, словно их и не было. Если бы Рон сумел им показать, ЧТО они разрушают – как здорово им было троим – тогда всё стало бы нормальным.
Нормальным. Сколько раз за последнее время Рон прокручивал это слово в уме. Оно почти потеряло свою смысловую нагрузку. Не в последнюю очередь, потому что сейчас все были далеко от нормального состояния.
И он не хотел сознавать этого – в очередной раз именно он и тормозил. Или действовал неправильно. В кои-то веки, захотев побыть зрелым. А не кем-то бесполезным.
Рон потер ладонью лоб. Голова жутко раскалывалась. Чтобы там Гарри не говорил, Рон не хотел потерять последние остатки этой самой «нормальности». Он не хотел признаваться себе в том, что она потеряна безвозвратно.
Появилась масса вещей, о которых стоило позаботиться прямо сейчас. Масса вещей, которые нужно рассмотреть в другом свете, обдумать, сформулировать, взвесить, на сто раз прокрутить в голове. Но помимо этого был еще основной подтекст. Что-то, что, по мнению Рона, вышло далеко за допустимые рамки за последние несколько недель. Все эти разбитые носы и вызывающее подозрение поведение. Что-то более важное и значительное, чем выявление сути происходящего и того, что просто необходимо исправить.
Как бы ему хотелось, чтобы и Гарри верил в эту самую нормальность. Верил в то, что есть люди, с которыми ты останешься друзьями навечно. Ведь это реальный факт. И ничто не сможет изменить этого.
Такого просто не бывает.
Ведь он не мог ошибаться.
Так иногда бывает, что ты сразу можешь определить дух дружбы – это головокружительное ощущение, что это как раз самое оно, и станут теми самыми узами, соединяющими не смотря ни на какие расстояния. Гарри. Вот кем был для него Гарри.
А может ты поймешь это позже, когда первые впечатления укрепятся или даже полностью поменяются. А это уже о Гермионе. Вызывающая раздражение властная умница Гермиона. Которая в итоге стала его лучшим другом.
Обычно ты сразу можешь решить для себя, кто, скорее всего, будет с тобой по жизни, а кто останется лишь отдаленным воспоминанием через несколько лет. Больно терять связь с людьми, которые, ты надеялся, будут рядом всю твою жизнь.
И что было куда страшнее, не смотря на все это, в твоей жизни были люди, которые должны остаться в ней на сто процентов, но они исчезали.
Что-то меняется.
И пока на себе не испытаешь это чувство потери, никогда не поймёшь каково это.
В наших словах столько уверенности. Более, чем уверены, что будто самой судьбой – или что там ещё бывает – решено, что мы будем вместе до конца наших дней. Любовь, которая опирается только на дружбу. Свободная от физического гнета сексуального вожделения.
У Рона была своя маленькая мечта о том, каким должно быть будущее.
Может начаться война. Хотя, вероятно, так и случится. Не просто поток смертоносной магии, смывающей всё на своём пути, а самая настоящая битва. Бесчисленное количество сражений. Грядет борьба. Конечно, Рон не был силен в Прорицаниях, но необязательно было разбираться в этом так хорошо, чтобы иметь об этом представление.
Поэтому не стоит вдаваться в детали этой части его будущего.
Самые важные моменты его жизни наступят после этого. Потому что все это, та самая война, продлится недолго – Рону нравилось думать так. Так должно быть. Он не станет тратить свою единственную жизнь на войну. По крайней мере, всю. Первые годы его жизни и так были ознаменованы трудным детством: и невезучая семейка, и чересчур рыжие волосы, и веснушки. Что бы там ни было, оно не могло быть таким ужасным.
Ему нравилось представлять, что он, Гарри и Гермиона будут жить по соседству. Или не на одной улице, но, по крайней мере, на расстоянии не более полумили друг от друга. Также первоначальный набросок его будущего включал в себя пункт, что эти улицы будут на максимальном удалении от его матушки. И отца. Да и Норы, в целом. Может не так далеко, как его брат Чарли, но так, чтобы не выслушивать регулярные нагоняя матери и перестать быть жертвой вызывающей зуд одежки, связанной из самого противоестественного материала на этой планете.
Правда, если уж по-честному, эту часть он придумал еще в четырнадцать, будучи капризным (куда в большей степени, чем сейчас) подростком в переходном возрасте.
С тех пор он повзрослел. Ему хотелось в это верить.
Что, возможно, уже стал мужчиной. Ну или что-то в этом роде.
Так или иначе, он стал достаточно зрелым и понял, что не хочет отдаляться от своей семьи. Потому что нет ничего важнее. Любит их, ненавидит – это все было так важно, и Рон осознал, что чувствует необходимость в этой гамме чувств. Либо это, либо он попросту понял, что никогда не будет в состоянии избавиться от них.
Дядя Гарри – вот как будут называть Гарри дети Рона. Досадные сантименты, но факт. Они будут самыми спокойными детьми в Хогвартсе (при условии, что он к тому времени никуда не денется), и естественно они попадут в Гриффиндор, но если – не дай Мерлин! – этого не произойдёт, Рон мысленно уже подготовил письмо с жалобой лично Директору школы. Кем бы он ни был. Они будут спокойными, потому что будут знакомы с Гарри. С Гарри Поттером. О да, точно. Гарри – почти моя семья, так что я бы на твоём месте вернул бы мне палочку и извинился. Никто больше не посмеет подойти к Уизли и прилепить ему на спину значок, гласящий – «Пожалуйста…очень прошу… обращайтесь со мной как с дерьмом».
И Гермиона. Гермиона будет рядом. Несомненно, именно благодаря ней они станут настоящими мужчинами, какими им и подобает быть. Рону и Гарри. Она поможет им встать на ноги в тот трудный период после окончания школы, проследит за их трудоустройством и – кто бы сомневался – за тем, чтобы они вели себя достойно с девушками. Да. Рон уже смирился с той мыслью, что в будущем Гермиона, вероятно, будет нести ответственность за его работу, женитьбу, даже за стрижку до последнего. И прочее, прочее, прочее.
Ничего не изменится. Динамика между ними останется прежней, какой и была, начиная с первого курса. Они будут веселиться, будут препираться, иногда даже станут проводить несколько дней вдали друг от друга из-за того, что в конец достанут друг друга, но что самое главное и вопреки всему – они всегда будут любить друг друга так, как Рон никогда не думал, что возможно любить людей, не скрепленными кровными узами.
У Рона был план. Чтобы Рон, Гарри и Гермиона всегда были вместе, вплоть до его смерти.
Вот почему было так больно. Так больно из-за нарастающего чувства в животе.
Впервые за эти шесть с лишним лет с ними, Рон начал сомневаться в осуществление такого будущего.
– В этот раз она ничего не отрицала, Рон, – пробормотал Гарри, прерывая его мысли. – Она была с ним. С Малфоем. Они вроде как вместе, или были вместе, или что-то в этом духе. Я не знаю точно, потому что… потому что она не рассказала мне правды. И я догадался обо всем только по ее молчанию, – Гарри тряхнул головой. – Это так на неё не похоже. Так не похоже на Гермиону.
Рон опустил взгляд. Его грудь жгла сильная боль. Боль от того, что произнесено то, что он итак уже знал. Словно сказанное только что стало реальностью. Помедлив на краткий миг, он поднял взгляд и слегка кивнул: – Ну, раз так, – ответил он, – мы ведь… Мы просто позволим ей во всём разобраться, ведь так?
Гарри вздохнул и отвел взгляд в сторону.
– Я не знаю, Рон, – ответил он. – Я… Я не знаю. Я сыт по горло этим долбаным незнанием.
– Тем не менее, он ей не подходит. Мы знаем это. Она… она тоже должна это понять. И она поймёт в конечном счете. Это же Гермиона.
Гарри фыркнул, слегка поморщившись от боли, стрельнувшей в носу.
– Как я уже говорил, я больше уже не знаю.
– Но почему? Ведь… Чёрт, ты ведь боролся всё это время. Это ведь единственное, что тебя заботило, Гарри. И.. и должно было заботить меня. О чём я только думал?! Прости меня, приятель.
– Не извиняйся, – сказал Гарри, покачав головой. – Может, всё было бы не так плохо, если бы я не вмешивался. Возможно…это я подтолкнул её к нему. Я был так зол, Рон. Я просто все время был не в духе. Это все, что она получала от меня. На что я надеялся? Что она прибежит в мои распростёртые объятия, в то время как я только и делал, что злился, дрался, ненавидел.
– Я был не лучше. Я попросту не хотел знать ничего из этого большую часть времени. Я лишь хотел, чтобы она снова стала нормальной. Даже не старался помочь ей разобраться.
Гарри сделал глубокий вдох.
– Вот так и получилось, – прошептал он. – Так чья здесь вина? Наша или его? Наша или Малфоя? Я окончательно запутался.
– Ты думаешь, уже поздно? – спросил Рон.
– Поздно для чего?
– Извиниться.
В ответ была лишь продолжительное молчание, из которой Рон понял, что Гарри не собирается отвечать.
Ведь возможно, сейчас уже слишком поздно. Поздно уже хоть что-то предпринять.
Оставалось только терзаться сомнениями о будущем, что ожидало его.
ГЛАВА 20, часть 4.
– Да перестань ты суетиться.
Захлопнув дверцу деревянного ящика, Гермиона медленно развернулась к нему лицом и прижалась спиной к деревянной поверхности.
– Не указывай мне, – негромко произнесла она. – Иначе сам этим займешься.
– Я и хочу сделать это сам, о чём я уже трижды тебе заявил, Гермиона, – спокойной ответил Драко. Он стоял, прислонившись к стене, засунув руки в карманы и упрямо вздернув подбородок. Ничем не примечательная поза, хорошо маскирующая нарастающее беспокойство.
– Думаю… будет лучше, если я сама, – просто сказала она и, отведя от него взгляд, запихала мантии в сундук. Затем обвела комнату внимательным взглядом, в попытке найти какие-нибудь разбросанные книги или выглядывающую откуда-нибудь ручку метлы, которым самое место среди собранных вещей.
Но в распоряжении Драко было не так много вещей. Он вообще не жаловал их. Приверженность минимализма в вещах он компенсировал масштабами своего мышления. Ему намного легче контролировать предметы в своём окружении, когда они были в гораздо меньшем количестве.
– И с какой это стати?– спросил Драко, наблюдая как ее ногти впились в обложку какого-то учебника, который он открыл в этом году от силы раз.
– Мы можем покончить с этим. Потому что ты уходишь, и самое время покончить со всем этим.
Сегодня её волосы были особенно красивы. Непослушные локоны разметались в каком-то беспорядке, пока она носилась по его комнате. Скидывая всё, что попадалось на глаза в его сундук. Не складывая. В беспорядке. Очень не типичной для Гермионы манере. Подняла что-то и снова положила. Чего-то лишь мимолётно коснулась пальцами. Слишком быстро. Все второпях.
– Я думал, что заслужил это, – сказал Драко, мастерски скрывая то, как масса мелочей, что она делала, заставляла его сердце биться чаще. Она кусала свою нижнюю губу вот уже несколько секунд, и Драко силился наконец доказать себе, что хоть на какой-то миг на него это не производит впечатления. Силился удержаться от того, чтобы прикоснуться к ней.
– Так и есть, – произнесла она, в третий раз выдвигая ящик и разочарованно разглядывая пустоту содержимого, – заслужил.
– И поэтому сейчас самый благоприятный момент покончить со всем? – задал вопрос, пристально смотря на нее. – И мне следует исчезнуть из твоей жизни как можно скорее?
Гермиона резко замерла.
– Исчезнуть… из моей жизни? – переспросила она, посмотрев в его сторону. – Ты не … – она покачала головой и натянутый рассмеялась. – Ты не исчезнешь из моей жизни, как бы то ни было. Ты просто возвращаешься в гостиную своего факультета, а это вовсе не означает уйти из моей жизни. Просто теперь ты не будет рядом. Не будешь спать за стенкой. В соседней комнате.
Сердце Драко пустилось вскачь.
– Что очень даже хорошо, – опять рассмеялась она. – Очевидно же! – и, подойдя к кровати, начала разглаживать простыни. – Было бы глупо нам обоим считать, что в этом нет ничего хорошего. Кто-то, наконец, сделал то, на что мы сами не были способны.
– Лишь потому, что не хотели этого делать.
В ответ Гермиона лишь громко вздохнула.
– Мы можем нормально поговорить или нет? – продолжил Драко.
– Мы и так разговариваем.
– Не совсем. Трудно вести беседу, когда ты носишься по комнате. Тебе нужно остановиться.
– Это нужно доделать.
– Но ты уже всё давным-давно доделала. Целиком и полностью, Гермиона.
– Всё равно всегда что-нибудь да пропустишь, – ответила она. – Может под кроватью, или за шкафом, или ещё чёрт знает где. Я найду все это, и ты меня ещё поблагодаришь.
– Я буду больше признателен, если ты присядешь.
– А я так просто рассыплюсь в благодарностях, если ты помолчишь и позволишь мне, наконец, с этим разобраться.
Драко рассмеялся.
– Что смешного? – её брови приподнялись от недовольства.
– Ничего, – ответил он, покачав головой. – Так и быть, не буду тебе мешать, – оттолкнувшись от стены, он выпрямился. – Буду ждать тебя внизу.
Гермиона пожала плечами.
Он тихонько притворил за собой дверь.
ГЛАВА 20, часть 5.
Драко сидел, гася и вновь зажигая палочкой огонь, когда она спустилась.
При звуке шагов он оглянулся на нее из-за спинки кресла и провожал её взглядом до тех пор, пока она не остановилась напротив соседнего кресла в метре или около того от него. Жестом предложил расположиться в нем. Она слегка нахмурилась, но села.
Прежде чем он успел произнести хоть слово, ее губы нерешительно дрогнули: – Меня как-то это не трогает, – произнесла она, опуская взгляд. – Я вообще собиралась просто вернуться в свою комнату. Но потом я подумала, что это, в сущности, наша последняя возможность. Поговорить.
Драко кивнул. По-го-во-рить. Он заметил, как тщательно расставлены акценты на словах.
Глубоко дыша, словно в явном стремлении придать себе твердости духа, она снова перевела взгляд на него и еще дальше откинулась в кресле.
– Я хотела бы начать первой, – продолжила она. – Мне бы не хотелось, чтобы хоть что-нибудь привело к конфликту. Только не сегодня. Только не перед тем, как ты уйдёшь, – казалось, она прилагает колоссальные усилия, чтобы смотреть ему в глаза, но вместо этого сконцентрировалась на пламени, что Драко снова зажег. – Чтобы ты не планировал сказать мне, пожалуйста, не говори, если это расстроит меня. Или если ты знаешь, что мой ответ придётся тебе не по душе. Ссоры – это, конечно, наш конёк, но нам не стоит всё заканчивать на этой ноте.
– Я ничего не заканчиваю. На этом ничего не кончается. Я просто… на самом деле я хочу тебе сказать это.
Снова бросила на него быстрый взгляд, и он почувствовал, что она напряглась.
Он и не ждал, что кто-нибудь когда-нибудь сможет понять, на что это похоже, когда они оказываются вдвоем в одной и той же комнате. Назвать это «восхитительным» было бы неправильным. Назвать «ужасным» – значит недооценить. Словно два этих понятия в совокупности, без каких-либо компромиссов. Он даже не мог объяснить, как два разных по полярности чувства проносятся параллельно друг другу под его разгоряченной кожей. И это обжигало. Обжигало его кожу. Гермиона заставила его испытывать буквально физическую боль от желания.
И он так мастерски это скрывал. Мог легко выдерживать её взгляд. Мог говорить с ней, не запинаясь. За последние несколько недель он научился это скрывать. Потому что не было выбора. Потому что реальность перепугала бы её до смерти.
Слова никогда не выдавали его, потому что попросту не обладали такой силой. Он мог лишь показать ей. И лишь в те редкие моменты, когда она сама давала ему возможность – когда просто не оставалось больше сил сопротивляться – становились единственными возможными, чтобы она могла начать осознавать это. Когда лежала под ним. Когда двигалась под ним. Когда он разрывался между желанием невесомо прикасаться к ней и жаждой сломать каждую косточку в ее теле.
И до сих пор не понятно, будет ли когда-нибудь концовка у этой мании и одержимости. Как скоро и насколько болезненно оно просто покинет его, оставив полностью истощенным – он не мог знать. А может оно изменится или перерастёт во что-то более утонченное, прекрасное и контролируемое? Способен ли он такое?
Каждый его разговор с Гермионой, каждое слово, каждый жест стояли перед глазами Драко. Представлялось, как ее кожа соприкасается с его – и эти виденья заставкой маячили при каждом их совместном моменте – неважно насколько это было пошло или грубо. И Драко видеть эти иллюзорные фантазии было нестерпимо. Навязчивые и почти маниакальные мысли, которые невозможно выбросить из головы. Причиняли боль. Сын Пожирателя Смерти. Драко Малфой. И боль от этих почти ненавистных мыслей.
Далеко не в первый раз.
Первый раз, когда эти мысли посетили его. Неосознанно. Она была помладше, на улице было тепло и эти ее обнаженные ноги. На траве. Эти обнаженные ноги пришли в движение, когда она вытянулась на траве. Ее губы приоткрылись в подавленном зевке, тогда как какой-то парень что-то вещал рядом. Совсем близко от нее. Она неосознанно провела вдоль линии бедра, и подол юбки немного задрался – и в этот миг мир вокруг Драко запульсировал. Поэтому он развернулся и ушел прочь, ушел как можно быстрее. И больше не думал об этом.
Чёртово половое созревание. Грёбаные гормоны. В этом все и было дело. Это ничего не значило.
Пока это не случилось во второй раз.
– Не думаю, что нам на самом деле нужно… – Гермиона заколебалась, – … нужен этот разговор. – Она отсутствующе посмотрела куда-то перед собой, затем медленно обвела комнату взглядом, пока не встретилась глазами с Драко. – Не думаю, что от этого будет какая-то польза. Я думаю…
– По-твоему, это и есть решение?
Гермиона покачала головой.
– Я не знаю, – выдохнула она.
– Ты что, намерена и дальше так считать? После всего этого? – все еще невозмутимым голосом. До тех пор, пока он может, он будет оставаться спокойным.
– Я сказала, не знаю, – ответила она, в её голосе мелькнули нотки раздражения и снова исчезли. – Это… ты – то, как ты уходишь, и… Гарри – он всё ещё в больничном крыле и… Рон…
Драко с силой сжал челюсти.
– Пустое. Опять одни пустые фразы, Грейнджер.
Она кивнула: – Знаю. Пустые для тебя. Не для меня.
-Я думал, с этим мы уже разобрались.
Гермиона облизнула пересохшие губы: – Я тоже. В смысле, что мы уже разобрались. Просто я... Я не знаю. Я не могу думать прямо сейчас. Всё случилось так быстро. И я не хочу бороться. И говорила, что и не хотела бороться.
Они никогда на самом деле и не разговаривали друг с другом. Это было просто бесполезно.
Слова испаряются, игнорируются или попросту отскакивают. Редко когда доносят свой смысл. Если только насквозь не пропитаны чем-то, что неминуемо приводили к дурным последствиям. Единственный прогресс в их отношениях – они, наконец, перешли к действиям. К тому, чем они занимались. Насилие. Секс. Именно на этом все и держалось в течение этого времени. А слова всегда были бесполезны. Безумие в многословии.
Словно Драко догадывался о том, что случится дальше – чтобы только сделать следующий шаг, перейти на следующий этап, согласно плану этой истории. Слова – как средство что-то изменить. Люди начинают говорить по-другому. Словно прозревают. Словно до них начинает доходить суть вещей. А сюжет все еще должен развиваться до какого-то определенного момента. И тебе только и остается, что бесконечно мириться с происходящим, пока твоя собственная история не закончится. У тебя только и есть скучная, серая реальность всего этого. Без вариантов на побег.
Нужно всё изменить. Если он собирается хоть в чём-то её убедить. Всего лишь один разговор без доказательных действий. Только слова.
– Я хочу сказать кое-что. И если даже так выйдет, что в ответ я услышу лишь старую добрую грейнджеровскую оборонительную хрень – давай, будь любезна. Но не могу обещать тебе, что стану это слушать. Потому что слышал это и прежде и отлично вникаю, что ты просто зациклилась на этом. Ты вещаешь это для собственного успокоения, – и прежде, чем ее злость выльется в словесную форму, он продолжил: – но я не виню тебя за это. Ты терять куда как больше, в отличие от меня. У тебя все еще есть семья и друзья. Должность Старосты. И всем этим ты рискуешь из-за меня.
Конечно же, раздражение уже давно захлестнуло и выплеснулось в ее обычной недовольной манере: – Не называй это «оборонительной хренью»! Считай, что это здравый смысл.
– Как угодно.
– Считай, что это причина. Или… считай, что это реакция на всю ту боль, что ты причинил нам.
– Я сказал – без разницы! Словесный понос – не иначе.
– Ты пытаешь вывести меня из себя?
– Нет. Ты сама себя накручиваешь. Впрочем, как и всегда, – ответил он. – А знаешь, почему так с тобой происходит? Потому что ты сама загоняешь себя в рамки. Ты раз за разом не можешь сдвинуться с мёртвой точки. Боишься позволить себе почувствовать что-то по-настоящему, вместо этого ты тратишь все силы, отрицая это.
Гермиона медленно накрыла ладонями колени – жест, который явно указывал Драко на то, как она изо всех сил старается остаться невозмутимой. Она подняла взгляд и улыбнулась ему – скорее саркастически.
– Предлагаешь обсудить эту проблему? – спросила она. – Значит, причиной, что я не могу полностью осознать каких бы то ни было чувств к тебе, заключена во мне? Потому что я мазохистка, помешанная на эмоциональных и физических самобичеваниях, так?! А может потому, что как только я начинаю разбираться в путанице своих чувств, ты в очередной раз выкидываешь что-то, типа как – отправить Гарри в больничное крыло? О, или вдруг нарисовался кризис веры и решила, что ты просто не хочешь связываться с грязнокровкой в конце концов? А может ты начал снова дружелюбен с компашкой из Слизерина, словно ничего этого и в помине не было? – она засмеялась и хлопнула себя ладошкой по лбу. – О, спасибо тебе, Драко, огромное за то, что все прояснил для меня. Я ведь только этого и жду, чтобы мне открыли глаза, как я банально не замечаю за собой очевидного.
Драко чуть пододвинулся.
– Очень смешно! – нашелся он. – А теперь мы можем попытаться поговорить на более спокойных тонах? Ты сама сказала, что против ссоры.
– Ну конечно, это же я вечно лезу в драки сломя голову и в приступах отчаяния, так ведь? Я и только я, – еще не договорив, она поднялась, нерешительно замерев, словно не знала, в каком направлении двинуться дальше. Вместо этого, она так и продолжала стоять, неуверенно переминаясь с ноги на ногу, с нетерпением глядя на Драко.
– Чего ты так агрессивно всё воспринимаешь? Я просто хотел, чтобы мы поговорили. Если нет, то ты хоть послушай.
– Ой, а как же быть, если я не в настроении, Малфой? Ты хоть можешь себе представить, что я могу быть просто не в настроении? Чтобы ты со мной говорил и излагал свои содержательные наблюдения обо мне или Гарри или Роне? Ещё бы – ты же нас так хорошо знаешь! – её кулаки сжались.
Драко должен был предугадать, что к этому идет. Даже по её позе а-ля «у Гермионы пошатнулись нервишки» можно сразу предугадать о её вспышках ярости. И, конечно же, это случится, стоит Драко только открыть рот. Но она уже была не в духе. Прямо обозлилась из-за чего-то. И наверно это должно быть вполне очевидным для Драко, учитывая обстоятельства. Но он ничего не мог с собой поделать. Потому что у него особая ставка на этот разговор. Сказать ей кое-что такое, что неотъемлемо от прошедших месяцев. И если эта упрямая девчонка позволит ему вставить хотя бы слово, это уже будет каким-никаким прогрессом.
