Текст книги "Жажда/water (СИ)"

Автор книги: kissherdraco

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 38 страниц)

– И что же заставило тебя думать о том, что мы закончили, а, Грейнджер? – прорычал он. – Что заставило тебя думать о том, что меня не озаботит все то, что ты рассказала Поттеру и Уизли? Что мне не стоило бы узнать? Что нам нечего обсудить? На кону моя репутация, если что. И мне стоит подумать о мнении моих собственных друзей. Моя собственная жизнь может быть уничтожена … Ты, Грейнджер, мать твою, не единственная на всей планете. Я – чистокровный, помнишь? Ведь тебе-то, в конце концов, нечего беспокоится на этот счет.

Выражение ярости на ее лице сменилось чем-то другим.

О, не стоит так реагировать. Думаешь, я забыл? Об этом я помню прежде всего.

Конечно, это случилось не сразу, как он произнес это вслух. Или даже, в глубине души, подумал об этом. Но теперь это вернуло знакомое ощущение тошноты обратно в его жилы.

– Тебе бы лучше не…

– Что? Не назвать тебя грязнокровкой? – выплюнул он, прежде чем смог контролировать внезапно нахлынувший приступ гнева.

Она выглядела так, словно ей больно. Или не так. Хуже. Опечаленно. Чертовски глупое разочарование расплескалось по ее лицу, как будто она забыла о том, кем он был на самом деле все эти несколько прошедших дней. Потому что на самом деле не играло никакой роли то, что они делали, что он думал, чувствовал, весь тот воздух между ними… она была той, кем была. Со всей этой своей кровью.

Этот грязный прилив зловонной крови и да, Грейнджер, да – я все еще помню, кто ты есть. Так что не стоит так удивляться. Это неизбежно.

Гермиона все смотрела на него, стоя всего в нескольких шагах от двери. Если она подогнет колени, то смогла бы сеть прямо на кровать.

– Забавно, – тихо произнесла она, и в ожидании ее дальнейших слов заставило сердце Драко болезненно сжаться. – Я ведь не единственная, кто стыдится сам себя.

– Что?

– Ты тоже.

– Если только думать о том, что было простительно прикасаться к тебе.

– Так значит ты все еще помнишь?

– Помню что?

– Ты выглядишь уверенным, абсолютно уверенным, утверждая, что нам есть, что обсудить, но только до тех пор, пока это касается тех вещей, о которых ты хочешь говорить, не так ли? В попытке достичь твоей благосклонности, я должна молчать. Потому что все те другие вещи, касающиеся разбитого зеркала и пролитых слез…

– Замолчи, – останови ее немедля. – Просто… заткнись.

– Вот именно, – она нахмурилась. – Не хочешь ли ты объяснить случившееся прошлой ночью?

О, мать твою. А ведь она была права. О, как она была права. Это именно то, о чем он не хотел говорить. Вся эта боль, эта кровь и зеркало, и… кулаки и рвота… – совсем не то, о чем он готов думать. Или даже, если он мог настоять на своем. Но НЕТ, конечно же … не сейчас. Тогда, когда она стоит перед ним во так. В высшей степени уверенная, что владеет преимуществом.

Ты видела, как Драко Малфой плачет. Ну, мои поздрав-бля-ения! Надеюсь, шоу удалось.

Но нет. Не только Драко стоило бы чувствовать себя хреново, вспоминая прошлую ночь. Он не единственный, рвавший сердце на лоскутки, обнажая чувства. Она назвала его по имени. Она первая его поцеловала.

Она лежала там под ним в задранном до пояса платье, в отодвинутых в стороны трусиках, с широко раздвинутыми ногами для него. Полностью. И он взял ее.

И тут Драко внезапно развернулся, чтобы уйти. Внезапно осознал, что не может находиться с ней в одной комнате. Только не с этими мыслями, этими невысказанными словами, этой ненавистью, необходимостью, опьянением, подавляющими его.

– Теперь-то ты понял.

О, лучше бы эта сучка не выражалась так самодовольно.

Он обернулся.

– Понял что? – зло переспросил он, обозленный ее правотой. Тем фактом, что он никогда не стал бы говорить об этом. Потому что не был готов.

– Каково мне, – хмуро пояснила она. – Каждый раз, когда ты вынуждаешь нас разговаривать. Каждый раз, когда я не хочу этого, но ты в любом случае заставляешь меня.

– И с этим ничего не поделать.

– Неправда, – возразила она. – Мы оба знаем, что если бы я прошлой ночью вытворяла тоже, что и ты, ты бы вынудил меня говорить об этом. Мерлин, да ты, наверное, прижал бы меня к чертовой стене, пока я не заговорю, не так ли? – ее зрачки еще больше сузились. – Но раз это касается тебя… раз ты решил, что лучше это не затрагивать, то так и сделаем. И только так. Это останется за рамками обсуждения.

– Значит, я всегда поступаю по-своему? – прорычал он. – Это ты пытаешься сказать?

Она пожала плечами.

– Ты понял, – ответила она. – Знаю, что понял. Просто надеюсь, что это тебя чему-то да научило.

– Да о чем, на ху*, это ты, тупая сучка? – он сделал к ней шаг.

Она надеялась, что это научит его чему-то? Что, на хер, это могло значить? Она ничему не может его учить. Теперь она думала именно так? Эта тупая пиз** думала, что стала хозяйкой положения. И лишь потому, что видела его слезы; потому, что не смогла заставить его говорить об этом. … Проклятая святая Грейнджер.

– А знаешь что? – резко сказал он. – Прекрасно! Давай поговорим об этом! Потому что мне плевать. Насрать, что ты там думаешь.

Гермиона еще немного отступила от него, упершись ногами в кровать. Но голос остался твердым: – Я не хочу говорить об этом, – она перевела дыхание, – потому что знаю, что ты тоже не хочешь.

– О, заткнись, – бросил он в ответ. – Кто, мать твою, думаешь ты такая? Ты считаешь, что этим своим предположением сможешь заставить пожалеть меня о том, что я раз за разом вынуждал тебя разговаривать? Ну, так ты ошибаешься. И, как я сказал, чихал я на прошлую ночь. На то, что ты там видела. Ничего это не значит.

– И ты ждешь, что я поверю?

– Да верь ты во что хочешь! Все, что знаю я, так это то, что не только я прошлой ночью совершал «подвиги». И ты отлично понимаешь, о чем я!

Она опустила взгляд.

– Если тебе все равно, – прошептала она, – тогда ты не станешь возражать против того, чтобы рассказать мне.

– Рассказать тебе что? – сердце Драко начало ускорять свой ритм.

– Почему ты был в таком состоянии.

– В каком таком?

Она снова посмотрела на него. И он понял. Дурацкий вопрос.

Он пожал плечами: – Не знаю.

– Ты сказал, что встретил Панси.

Драко напрягся.

– Помнится, ты сказала, что тебя это не заботит. Что это не важно.

– Ну, так оно и было. Но не сейчас.

– Тогда что имеет? – переспросил он, страстно желая свалить подальше от этой темы. – Что имеет значение? То, что я, в конце концов, получил возможность отнять у тебя невинность? Это так внезапно стало важным? Потому что это и есть мой вопрос, Грейнджер. Почему ты вдруг захотела этого?

– А ты не хотел, да?! – воскликнула она. Ее голос дрогнул, потому что она стала обходить кровать, стараясь стать подальше от Драко. Тогда как он осознал, что приблизился еще на шаг.

– Я этого не говорил, – ответил он. – Я только сказал, что мы оба прошлой ночью делали вещи, несвойственные нам. То, что не всегда можно объяснить.

– И значит, нет объяснения тому, что ты разбил зеркало?

– Почему ты мне дала?

– Ответь на вопрос, Малфой.

– Сначала ты на мой.

– Почему я дала тебе разбить зеркало? – переспросила она, гневно приподнимая брови.

– Не строй из себя идиотку. Ты знаешь, о чем я.

– Не вижу смысла отвечать на любой из твоих вопросов, пока ты не отвечаешь на мои. И это мое мнение. Мы постоянно только и говорим о том, что ты хочешь!

– Ха-ха, Грейнджер, – с издевкой добавил он. – Для тебя это охренительно нелегко, правда?

– Заткнись, Малфой.

– Ты знала, что делала.

– Извини?

– Да ладно, Грейнджер, – огрызнулся он. – Ты бы захлопнула эту дверь минутой ранее, если бы не хотела этого. Ты знаешь, к чему это приводит. Ты точно знаешь, чем это заканчивается.

– Я пыталась закрыть. Но, как и прежде, твое непревзойденное обаяние сделало свое дело.

И он продел эти несколько разделявших их шагов, ухмыляясь, потому что…

– И где же твоя палочка?

Но вопрос так и остался без ответа, так как она попыталась вырваться, когда он схватил ее за запястья.

– Пусти! – выкрикнула она, с силой выдергивая руки.

– И на это я тоже скажу – нет! – прорычал он, разворачивая ее таким образом, чтобы она со спины прижималась ногами к матрацу.

– Еще бы, – она наградила его хмурым взглядом. – А что последует за этим? Акцио пал…

Он высвободил одну из рук, чтобы зажать ей рот. А затем развернул девушку таким образом, что она оказалась – так-невероятно-прекрасно – прижата спиной к его груди, со скрученными за спиной руками и надежно прикрытыми ладонью губами.

Его имя приглушенно прозвучало через пальцы его ладони. Короткие проклятья и яростные требования тоже потонули втуне.

Он мягко оттянул назад ее голову. Замечая, что она – конечно же – сопротивляется с куда меньшей силой, чем могла бы. Вероятно, выдохлась. И, скорее всего так и было.

Он быстро подавил острый приступ вины, мгновенно завладевший им. Потому что слишком многие проделывали этот трюк с ней. Но прямо сейчас это не имело значения. И это не остановит его, потому что ему все равно.

Он опустил голову к изгибу ее шеи.

И медленно выговорил: – Это правда, – выдохнул он, и слова влажным дыханием прошлись по ее покрасневшей коже. – Мы неизменно переходим на те темы, о которых я хочу говорить. И знаешь почему?

Она рванулась от него. И это было замечательно. До отвратительного прекрасно.

– Потому что я всегда получаю то, что хочу, – продолжил он, прикрыв глаза – только потому, что был уверен – она не могла увидеть этого. Не могла увидеть эффекта, что оказывала на него. Но почувствует через каких-то пару секунд. – Я слишком силен для тебя. Когда доходит до этого. И ты знаешь это.

Она снова попыталась вырваться.

Он не мог сопротивляться. Ничему из этого: – Грейнджер, – раздраженно добавил он, низким глубоким голосом. Он еще сильнее прижался губами к ее шее. – Это так замечательно. Ты прижата ко мне. Не имея возможности сказать хотя бы одно гребаное слово. Твой язычок хорош только для одной вещи, в конце концов.

И это было так важно. Важнее всего. Даже если многое из этого было просто ложью. Ложью, полуправдой и отчаянием. Потому что все из того, что она видела прошлой ночью, нужно было привести в равновесие. В то ключевое равновесие, которое рассыпалось каждый раз, лишь только он увидит ее. Ему нужно было заявить права. Нужно было показать, что все те слезы, этот явный срыв – вовсе не то, чем показалось. Не то, что даст ей карты в руки. Можно послать куда подальше старого доброго Драко, потому что у него все равно не хватит сил, чтобы остановить ее.

Он не собирался лгать. Не о том, что она творит с ним. Это без вариантов, иначе он просто выставит себя идиотом. Жалким. В попытке убедить самого себя, что это – ложь. Уже как-то слишком поздно не обращать внимания на это. Но вот за что он все еще мог держаться – последний мираж, который все еще поддерживал его – мысль: – «Ну, нет! Нет, ты не заставишь меня почувствовать себя беспомощным, Грейнджер!»

Даже если уже и заставила. Но тебе не к чему знать об этом. И это самое важное. Даже если я, порой, подразумеваю это – даже если это, порой, проскальзывает – ты не возьмешь вверх надо мной. Я все еще Драко. принц Слизерина. Малфой.

Разве это негениально.

– Я задам вопрос тебе еще один раз, – продолжил он. – И ты знаешь, я тебя не отпущу, пока ты мне не ответишь.

И ДА. Мать твою, ДА. Она согласно кивнула.

– Ты хотела, чтобы я лишил тебя девственности прошлой ночью, Грейнджер, – слова влагой перекатывались во рту. Он мог почувствовать вкус каждого из них. – Что я и сделал. И я знаю, что это болезненно. Но тебе понравилось. Вот, что я хочу узнать, – он понизил голос до шепота. – Вот, тот ответ, который тебе нужно дать нам обоим. Почему? Почему ты позволила этому случиться после всех этих недель беспрестанной борьбы? – он помедлил. – Почему ты дала мне выиграть, Грейнджер?

Он только начал убирать руку, как она впилась зубками в один из его пальцев, достаточно сильно, чтобы прокусить до крови. Он мгновенно дернулся, втянув воздух сквозь зубы, и затем толкнул ее – сильным и быстрым толчком – лицом на кровать.

– Ах ты, маленькая сучка, – прорычал он, в то время как она перевернулась лицом к нему.

– Отвали…, -она начала приподниматься, но он оборвал ее возмущенный окрик, толкнув назад на кровать, прижав ладонями ее предплечья и зажимая запястья.

И вот оно – то, что случалось каждый раз, когда он вытворял подобное с девушкой. Она дугой выгнула спину. И он потерял голову. Потому что в этот раз это было настоящим. Не просто прелюдия.

Он облизал губы и, все еще удерживая ее, опираясь на колени, залез на кровать и уселся сверху.

– Клянусь, я закричу, ты сволочь, – выдохнула она, и ее голос прозвучал напугано. Взбешенно, напугано, приправленный слезами… слишком заметными в ее глазах.

Как ты можешь так с ней?

– Ты знаешь, что не станешь, – ответил он, но дрогнувшим голосом. – А теперь ответь на вопрос.

– Меня только избили, ты придурок, – закипала она. – Ты считаешь, я могла здраво мыслить? О, поверь мне, это далеко не так. И сожалею об этом.

– Бьюсь об заклад, что нет.

– Сожалею.

– Все как я сказал. Уверен.

Он почувствовал, как Гермиона попыталась снова вырвать руки. Ее ярость усугубилась еще и тщетностью попытки: – А как же мой вопрос? – прорычала она, прерывисто дыша. – Почему я нашла тебя в таком состоянии?

– Кажись, ты забыла о том, кто сейчас под кем, Грейнджер.

– Не о том речь, кто кого вынудит говорить первым, – огрызнулась она, сузив при этом глаза. – А скорее о том, у кого больше смелости признать правду.

– О, так ты считаешь, что та чушь, что ты мне сейчас выдала, похожа на правду? – усмехнулся Драко.

– С какой радости я должна давать тебе то, что ты не собираешься возвращать? – возразила она.

– Думала ли ты обо мне, пока принимала ванну, а, Грейнждер? – выдохнул он, охрипшим голосом. – Думала о том, что я вытворял с тобой прошлой ночью? Как мощно я тебя поимел? Задумывалась ли о следующем разе…

– Не будет никакого следующего раз, – дерзко осадила она.

– Ага, – кивнул он, ловя ее взгляд.

– Я серьезно.

– Я понял.

– Малфой…

– Ты это серьезно, Грейнджер, – повторил он. – Все это, – и от этого ты становишься еще более красивой. Эта вера. Эта честность. Ты придерживаешься ее несмотря ни на что. Вера в то, что поступаешь правильно, что правильные поступки всегда имеют место быть в твоей жизни. Это красит тебя потому, что я могу попробовать вкус этих твоих мыслей, Грейнджер. Почти непорочные. Наполовину чистые, подпорченные, но настоящие. Вот чем я питаюсь. Упиваюсь. Словно водой.

И он опустил голову; медленно, осторожно преодолевая расстояние между ними, пока его губы не зависли над ее. Он опустил взгляд на ее губы, краем глаза заметив по движению ее ресниц, что она проделала тоже самое. Оба. Просто смотрели. – Только есть одна проблема, – прошептал он, почти проглотив слова. А она в свою очередь снова посмотрела на него. – Не важно, как сильно ты пытаешь себя убедить в этом, – выдохнул он. – Это не изменит тот факт, что ты ошибаешься.

Она словно перестала дышать. Взгляд, тело оцепенели.

– А теперь скажи мне, Грейнджер, – шепотом выговори он, облизывая губы. – Что дальше?

Но она молчала.

Драко не мог притворяться, что – находиться рядом с ней вот так – вовсе не то, о чем он мечтал. Рисовал в своем воображении. Трахая других девчонок.

Раньше дело была в могуществе. И только. И оно все еще никуда не делось, и все еще в нем была необходимость. Но теперь оно была затенено чем-то еще.

Раньше все сводилось к самоутверждению. Для всех вместе и каждой. Тех крохотных фантазий, маленьких планов о том, как притворить это в реальность. Он рисовал себе картинки того, как прижмет ее к стене в одном из коридоров, заткет ей рот, разведет ее маленькие фригидные гриффиндорские бедра и там же и отымет. Выскользнет из нее, проделает это снова, в не зависимости от того хотела она того или нет. И все только для того, чтобы достать Поттера. Только для того, чтобы показать ему, что он вполне контролируемый – и Грейнждер была тут не причем. Она была просто пешкой. Просто связующим звеном. Он ненавидел ее не меньше, но она не представляла для него интереса. И не вызывала желания как-нибудь проучить. Она была просто грязнокровкой; настолько недостойной его, что значилась в списке маленькой раздражающей заучкой, которой так стремилась быть.

И все эти непристойности он собирался проделать, лишь преследуя цель – достать одного из ее маленьких жалких комнатных щенков.

Он мог поклясться в этом. Это была единственная причина.

А вот теперь.

Драко ощутил, как накрывает ее рот своим, как его губы обрушиваются на ее, как сталкиваются зубы, как его язык прорывается через ее губы, прикасаясь к ним, пробуя их на вкус. Он начал чуть-чуть сильнее прикусывать их, чуть сильнее втягивая ее нижнюю губу.

А вот теперь все изменилось. И почему?

– Не…, – он боролся с ее ртом в попытке не дать ей вырваться. – Вот, что происходит… Вот, что мы делаем…

– Пусти, – она прикусила его губу, но он лишь вздрогнул, приподнял голову, но не не ослабил хватки.

– А что если я назову тебя по имени? – прорычал он, продвигаясь губами чуть ниже – к ее шее, слегка прикусив при этом чувствительную кожу.

– Не смей, – она в отчаянии стала выворачивать запястья.

– Почему нет? – спросил он приглушенным голосом. – Ты называла меня по имени прошлой ночью. Сработало, помнишь? Это заткнуло меня…

– Малфой…

– Драко.

– Не надо…

– Тебе не нравится идея, не так ли?

– Просто отпусти меня! – воскликнула она. – Ты не можешь так делать раз за разом. Я уже сыта по горло тем…

– Тебе не нравится идея, что я назову тебя по имени, – Драко проигнорировал ее. И в его голосе появились злые нотки. – Почему? Почему тебе же понравится? – он еще сильнее прижал ее.

Она яростно отреагировала: – Никогда… Просто дай мне…

– Я могу слышать это в твоем голосе.

– Это всего лишь имя, Малфой, – возразила она. – Оно ничего не значит. И если ты не слезешь, тогда я клянусь…

– Но это не только имя, – продолжил он, очерчивая мокрую линию вокруг ее рта, касаясь кончиком языка его уголков.

Она снова крутанула головой в попытке укусить его, но он отпрянул назад.

Драко рассмеялся. И хоть это и было не смешно, он не мог не рассмеяться: – Мерлин, Грейнджер, – выдохнул он. – Если б я только знал, что ты настолько изобретательна в койке, я бы бросил Паркинсон тысячу лет назад.

Панси.

Где она сейчас? Кому рассказала…

– О, я польщена, – выплюнула она. – Нет, правда. Вот, значит, чем она привлекает тебя. Этим? Нет уж, увольте. И как кто-то, вообще, может мечтать об этом?!

А как ты можешь не мечтать? Прямо сейчас.

Драко перевел взгляд на нее: напряженное вырывающиеся тело, с каждым моментом все более ослабевающее под тяжестью его веса. Конечно, он чувствовал это. То, что был почти на взводе. С того самого момента, как прижал ее к своей груди, рукой зажав ей рот, точно так же как во всех своих фантазиях. Доказывая. Только на этот раз это не имела никакого отношения к Поттеру.

Потому что когда он прижался к ней членом, стон сорвался с ее губ. И он чуть не кончил.

– Ага, рассказывай, что не хочешь этого, – выдохнул он, толкнувшись бедрами.

Ее глаза прикрылись – лишь на какую-то секунду: слишком быстро, чтобы сказать что-то однозначное, но и не слишком коротко, чтобы сойти за простое моргание: – Не надо…

И он снова повторил движение. Ее спина инстинктивно выгнулась, майка натянулась на груди, открывая шею для него. Он смог увидеть очертание переплетений тонких венок под ее кожей. От чего рот сразу же наполнился слюной.

И еще заметил кое-что. Она перестала вырывать запястья. От этих прикосновений, этих телодвижений. И он снова мягко толкнулся вперед. Гермиона еле слышно застонала. И тогда он медленно ослабил хватку одной из рук и, перехватив ее чуть выше, потянул на себя. И, подчиняясь этому ритму, бьющему пульсом в воздух, он поместил ее ладонь вместе соприкосновения их тел.

– Прикоснись ко мне, – шепотом попросил он, сбившимся из-за тяжелого дыхания голосом. И, удерживая тыльную сторону ее ладони, прижал ее сильнее к плоти.

Тяжелый вздох сорвался с ее губ: – Малфой…

– Драко.

– Остановись.

– Нет.

Его голова опустилась ниже, придавленная этим чувством. Этим едва ощутимым пульсом между их рук. И ее прикосновения к разгоряченной плоти вырвали тяжелый приглушенный стон из его груди. И это было слишком. Ее тонкая рука так близко, лишь за тканью брюк. Но не достаточно близко.

– Пожалуйста… – и снова шепотом, прежде, чем смог помешать себе произнести хоть слово. Он начал тереть ее рукой свой член. Ощущая жар, ритмичные движения, обжигающие через ткань. Она заставляла его терять голову, как всегда. Ее кожа, губы, глаза… всегда.

И она позволила ему. Гермиона позволила Драко управлять ее рукой, сбивая ее дыхание.

– Это не правильно… – выдохнула она, и он лбом соприкоснулся с ее. – И никогда не будет…

Но он не слышал ее. Он не слушал. Он мог думать только о… пока ее рука терлась об него, пока ее грудь вздымалась и опадала – единственная осознанная вещь…

– Гермиона.

Воздух раскололся между ними.

он слышал, как он врывается в ее рот, наполняя легкие. И он обнял ее.

– Пожалуйста, не надо, – заикаясь, проговорила она. – Пожалуйста… я не могу…

Драко чуть приподнял голову. По ее щекам катились слезы.

Он наклонился поцеловать ее… замер. В каком-то сантиметре от ее губ, а затем метнулся к ее ушку. И от его мягкого дыхания кожа у нее покрылась мурашками.

– Гермиона, – прошептал он, услышав, как ее горло сдавливает рыдание. – Я… я называю…

Ее имя. Оно еще больше наполнило воздух чувственностью.

– Лучше бы нет, – выдохнула она.

– Гермиона.

– Лучше…

Но она замолчала. Замолчала, как только его губы обрушились снова на ее. Но в этот раз без сопротивления, без борьбы – просто нежно. Мне так жаль, но я должен был произнести это… языки переплетались друг с другом. И морщась от болезненности яростных прикосновений, ее ладошка начала двигаться в такт с его.

Грустно. От того, что каждый раз выдыхая в нее, это все только больше усложняло. Усложняло осознание того, что они не могли быть вмести. И это было неправильно.

Гермиона тихо вскрикнула, когда Драко обмякнул на ней. И это было превосходно, потому что было так ласково.

И грустным.

Потому что неправильно.

Когда солнце стало пробиваться через открытое окно, Гермиона вдруг четко осознала, что не одна в своей собственной кровати. А еще настораживало то, что окно было по какой-то неведомой ей причине открыто.

Она не знала о том втором, но почему-то помнила кто это был или почему они оказались лежащими здесь. Она могла судить об этом еще и по положению матраса под ней – она лежала чуть выше. А еще ощущалось чужое дыхание.

Если бы она только смогла расслабиться, снова погрузиться в вязкую темную тишину, она проснулась бы позже, думая, что это всего лишь сон. И она будет спасена.

Но вместо этого, она медленно втянула воздух, мысленно заставляя сознание сбросить оцепенение. Взгляд сфокусировался, сердечный ритм выровнялся, и она непроизвольно сжала в кулак простынь под собой. Она на мгновение задержала дыхание.

Гермиона не спрашивала себя – удивлена ли она. Удивлена ли тем, что он не ушел прошлой ночью? Потому что была. Хотя, нет. Не была. Точно не была.

Минутку. Она не была удивлена?

Боже, да разве ж это важно? Да и вообще, к чему этот вопрос?

И почему, к чертовой матери, она еще не встала?

Гермиона Грейнджер поднялась с кровати и сделала шаг в сторону. Потратила какое-то время на то, чтобы бегло рассмотреть свой внешний вид и поправить одежду на себе: одним движением одернув майку на груди. Затем тупо уставилась на парня, лежавшего на ее кровати. Сморгнула, словно в попытке побороть неясность в голове, мешающую увидеть все в реальном свете.

Черт возьми! Только не это. Хоть моргни что ли, Гермиона.

Краски медленно стали возвращаться к ней. И теперь она оказалась лицом к лицу с тем, о ком и думала. И от того, что она увидела его, ее сердце не стало биться реже.

И вот тебе странность: насколько быстро ты можешь проснуться, если тебе нужно. А еще в том, что адреналин заставляет чувствовать нас, будто день длился уйму часов. И ты его провела всецело на ногах.

Драко все еще спал. Он был в своей одежде, помятой и задравшейся в тех местах, где он поворачивался во сне. А еще он был наполовину укрыт одеялом. Что и разозлило Гермиону. Еще больше почему-то.

О, прекрасно. Пожалуйста, Малфой, оставайся. Вот тебе моя кроватка, а вот мое одеяло – Бога ради. Прекрасно-прекрасно, даже если я уверена, что ты видел, что я осталась без него. Даже если это моя кровать. Даже если я хотела спать под одеялом, учитывая что это долбанное окно открыто. А оно, конечно же, не открылось само по себе, не так ли? О, не бери в голову, что это всего лишь моя комната… мало ли, хочу ли я, чтобы оно было открыто?!

Да во имя…

Что за мысли такие в голове? Одеяло, вообще, не причем. Да и окно, в принципе, тоже. А вот то, что она вовсе не поразилась тому факту, что он находился в ее чертовой койке и не свалил после того, как она уснула – куда как удивляло.

Так значит, ты не удивилась?

После всего этого… всех этих слов. И того, как он ее целовал. И прикасался. Шептал ее имя. Ее стонов. Тех протяжных приглушенных звуков, которые издавал он сам. Они заставляли ее прикасаться к нему чаще и…

– о, она не сможет озвучить этого. Да и как? Даже себе, даже мысленно.

Просто выкинуть из памяти, как Драко воспользовался после всего ее же палочкой, чтобы почистить одежду. И оба они ни проронили ни слова. А еще она помнит, что так и не перестала плакать в итоге; что просто повернулась спиной к нему и лежала в тишине… и даже тогда он не ушел. И помнит, что он так и не уходил, пока она не уснула.

И вот теперь она понимает это снова. Ее захлестнула волна растущего гнева от осознания того факта, что он, мать его, еще не проснулся и не объяснился.

Она оглянулась в поисках чего-нибудь подходящего, хоть чего-нибудь. Потому что сейчас она явна не способна издать хоть звук. Она схватила подушку с кровати и кинула ему в лицо.

И расслышала приглушенный стон.

И уже обретя голос: – Малфой, подъем!

– Что… что?

– Вставай!

Он моргнул, нахмурился и потер лицо в попытке проснуться. И вот, наконец, после всех манипуляций, он проснулся. Поспешно убрал пряди с глаз и сделал серьезное выражение лица… ну или что-то в этом духе. Чтобы оно не означало это выражение.

– Который час? – пробормотал он, стаскивая себя с кровати.

– Самое время, чтобы я спросила: – какого черта ты забыл у меня в кровати? – выкрикнула она. О, теперь она уже кричит. А лишь секундой ранее не способна была и вовсе говорить.

И, он реально… он имел наглость, твою ж мать, ухмыляться ей здесь.

– Самое время, чтобы ты спросила что?

– Ты меня что, не расслышал? – прорычала она.

– Да что с тобой случилось?

– Нет, это что с тобой случилось?!

– Да я только проснулся, милая.

– В моей постели! – раздраженно кинула она, а потом: – Не называй меня милой!

– Как, на хер, тогда мне тебя называть?

– Меня зовут Гермио…, – она резко оборвала себя. – Грейнджер. Грейнджер, идиот!

– Гермиона…

– Не смей!

Он пожал плечами. А потом как-то странно посмотрел на нее. Тягостным взглядом. Для них обоих.

– Ты не просила меня уйти прошлой ночью, Грейнджер.

– А должна была? В смысле…, – резко выпалила она, – намек на то, что это моя комната ни о чем таком не говорит?

– Да неужто так много усилий?! «Малфой, убирайся, я сыта тобой по горло? Ничего у нас путного не выйдет».

– Я сыта… что? В смысле, я что? – о нет, этого не могло быть. Он не говорил всего этого. Он не мог вести себя так чертовски спокойно, невозмутимо и быть таким собранным, как будто нечто подобное случалось постоянно.

Потому что ничего подобного никогда и не было.

– Ты собираешься делать так постоянно? – подавил вздох Драко. Он фактически так и сделал.

И это взбесило ее.

– Постоянно делать что?

– Просыпаться, будить меня, бубнить что-то на тему того «и что это ты тут делаешь», «убирайся из моей комнаты» и т.д.

– Вот только не надо мне тут этих «и т.д.», Малфой! Просто уйди.

– Так ты собираешься так делать каждый раз?

– Какой еще каждый раз? Нет и не будет этого твоего «каждого раза»!

– Это и есть своего рода «каждый раз».

– О да неужели? – и что было куда ужасней – она покраснела. И совсем не в той манере, которую Гарри называл «очаровательной», лишь бы она чувствовала себя лучше. На это раз румянец был куда как ярче.

– Да, – кивнул он, сложив руки на груди.

– Ну и когда же раньше такое уже случалось?

– Ну, не конкретно это. Но основные вещи. Ты знаешь, о чем я…

– Ничего из этого не повторится!!!

– Ладно-ладно. Но когда это случится, измени чуток трактовку. А то эта что-то устарела.

– Да… ох… так, серьезно, уйди уже. Просто уйди, прежде чем я подумаю… – она действительно подумала, что ее голова вот-вот взорвется.

И что, к чертовой матери, с ним случилось? Прошлой ночью он был неуверенным, доведенный до отчаяния, пребывал в невероятном хаосе. Прошлой ночью он был Малфоем, уничтоженным Малфоем, тем, кто вечно все портил ей. И опять он поступал так же, снова и снова. Создавал эти неподражаемые для них моменты … такие замечательные для них моменты. Слезы, ругань и крохотные моменты истины, всплывающие между ними. Они всегда настолько опустошали, будоражили. И всегда с таким подтекстом, что ничего похожего больше не случится.

А теперь он вел себя просто отвратительно. Несносно. И грубо. Проклятый Малфой. И то, что он провел ночь в ее чертовой кровати, завело эту ситуацию еще дальше. Ох, да неужели до не него не дошло, что они делают? Все эти невысказанные слова, крики друг на друга и после этого клятвы на собственных запутавшихся жизнях, что это никогда больше не повторится снова?

Она не могла поверить в то, что созналась себе в этом. Ведь это именно то, что они делали. Как бы невероятно трогательно это ни прозвучало. И как невероятно хреново.

Потому что это не то, что они делают. Это то, что они делали. И это не должно повториться снова. Именно с такой мгновенной поправкой.

И это «дежа вю» болезненно стукнуло по сознанию.

– Нет, не было, – прошептал Драко, возвращая ее к реальности тем фактом, что он все еще был здесь, стоял с другой стороны кровати.

– Неужели я… я что-то сказала вслух?

– Это не было ошибкой. Если это то, о чем ты думала.

И то, что он имел наглость прочесть ее мысли, шокировала Гермиону.

– К твоему сведенью, это вовсе не то, о чем я думала.

– Так ты не думаешь, что все это было ошибкой?

– Нет, думаю. Я просто не думала об этом сейчас. В данный момент.

– Но теперь-то думаешь?

Она нахмурилась: – Ты замечательно наталкиваешь на эти мысли.

– Ну, так ты ошибаешься.

Гермиона разочарованно фыркнула: – А я думаю, что это было ошибкой, Малфой. И меня как-то мало заботит то, что ты не согласен с… О, стой где стоишь! Не смей даже двигаться!