Текст книги "Жажда/water (СИ)"
Автор книги: kissherdraco
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 38 страниц)
Но поверх всего этого – если присмотреться – самым важным было то, что она все еще не потеряла их. Что они все еще будут рядом до самого конца. И это было важнее, чем говорить правду.
– Это…. Все случилось прошлой ночью, – она сделала еще один глубокий вздох, ловя успокаивающие нотки, исходящие от заботливого взгляда Гарри. Гнев постепенно таял, но его снова заменил внезапный страх того, что она должна была сказать.
Это была любовь. Ее, Гарри и Рона. Любовь.
– Я отлучилась в дамскую комнату. У меня разболелась голова. И… – у нее внезапно начинают дрожать руки. Внезапно сбивается дыхание… внезапно… Гермиона мысленно представила, как стоит в девчачьем туалете, избитая, с дико рвущимся наружу сердцем…
Гарри незаметно придвинулся к ней и, взяв её за руку, начал гладить большим пальцем по тыльной стороне ладони, словно успокаивая. Она посмотрела на него, слабо улыбнувшись. «Если бы ты только знал!»
– Это не Малфой.
Гарри замер, но руку её не выпустил.
– Тогда кто? – спросил он, заставляя себя произнести это тихим и спокойным голосом.
– Если я скажу, – начала она, – вы должны дать мне слово ничего не предпринимать. Здесь уже ничего не поделаешь. В любом случае, уже слишком поздно. Потому что я бы так и сделала, если бы могла. Я бы… ммм… пошла бы к Дамблдору, – нет! Только не начинай заикаться!
Мальчики не проронили и слова.
– Пожалуйста. Пообещайте, – настойчиво попросила она.
Рон подавил вздох.
– Гермиона, как мы можем пообещать тебе такое?
– Потому что я прошу об этом. Потому что я не могу рассказать, пока вы не пообещаете. Мне нужно довериться вам в этом.
Рон перевел взгляд на друга. Гарри посмотрел в ответ. Несколько секунд они вели молчаливый диалог.
– Кто, Гермиона? – повторил вопрос Гарри.
– Нет, прежде пообещайте.
Он опустил взгляд и, казалось, что прикусил себе язык; упорно не поднимая взгляда на нее. Из его груди вырывались тяжелые замедленные вздохи.
Когда же он снова взглянул на нее, то только кивнул.
– Скажи это вслух.
– Я обещаю.
– Рон?
Но тот только отрицательно помотал головой.
– Гарри, друг, – начал, было, он, – Ты не можешь и в самом деле думать, что мы не …
– Нам нужно знать правду, Рон, – прервал его Гарри. – И это главное. А в остальном… остальное только Гермионе решать.
Рон снова повернулся к ней. Эмоции ожидаемо отразились красками на его лице.
– Обещай мне, Рон, – настаивала Гермиона, избегая вопросительного взгляда Гарри.
Рон закатил глаза.
– Это не похоже на обещание, – она нахмурилась.
– Ну, тогда…, – она могла даже услышать, как сомкнулись его челюсти. – Обещаю, – и он снова заерзал на своем стуле.
Гермиона открыла рот и, внезапно, снова закрыла; сглотнула и снова повторила попытку: – Хорошо, – она выдохнула, – Панси Паркинсон и Миллисент Буллстроуд.
Едва только Гермиона произнесла первое имя, как злобное рычание, окрашенное в тона потрясения, отвращения и других схожих эмоций, которые она не хотела распознавать, вырвалось из их глоток.
– Паркинсон? – повторил Гарри совсем тихим – как будто это было возможно – голосом. – Ты не можешь… она не может… почему, черт возьми?
– Ты должен знать причину.
Рон впечатал кулак в диванную подушку: – Потому что она – грязная су…
– Гарри? – спросила Гермиона. – Ты же должен знать? – и снова этот вопрос.
– Малфой, – выплюнул Гарри, стиснув зубы.
– Она думает, что между нами что-то есть.
– А это так?
– Нет!
НЕТ!
И в этот самый момент ее сердце перестало биться.
В этот самый момент Гермиона Грейнджер окончательно осознала всю правду о себе. Правду, которую она уже не скажет вслух.
То, что она жила ложью. Щедро приукрашенными сказками о друзьях и любимых. В пренебрежительном и наплевательском отношении на все нравственные нормы, которых когда-либо придерживалась.
Порочный круг. Гарри вдруг четко осознал, что именно сейчас оказался в одном из таких.
О, для не новость, что он вел себя агрессивно. Что этим все только испортил. А еще, наверное, шокировал Гермиону, а может даже и Рона.
И еще он знал, что причиной всему послужила ненависть к Малфою, пропитавшая воздух вокруг. О да, он прекрасно осознавал это, словно мог побыть лишь сторонним наблюдателем и, заняв ту дивную объективную позицию, смог бы увидеть вещи в ином свете.
Не основные, конечно. Они-то никуда не денутся. Малфой – ублюдок, всегда был им и останется. А Он, Рон и Гермиона – лучшие друзья и так будет всегда. А вся эта ситуация стала – да и была по сути – всецело вводить в заблуждение происходящим между Гермионой и Драко.
В независимости от того, чем это было: обидел ли ее Драко, возжелал ли, или даже – Гарри вздрогнул от одной мысли – любил ее. Или это было просто… чем-то иным. Очевидно только, что не все разом. Возможно даже чем-то от того и другого в равной степени. Вполне. И Гарри даже не хотелось задумываться на эту тему. Хотя он уже только тем и занимался, что думал, по большой мере, каждый божий день.
И то, что он при этом чувствовал, больше всего и сбивало с толку. И в тоже время было таким простым.
Он ненавидел Малфоя. Ненавидел. И никогда он не ощущал всей силы этого слова, срывавшегося с его губ или проникающего в мысли. Это слово и рядом не валялось с тем, что он чувствовал на самом деле. Он никогда не считал его подходящим, чтобы выразить всю полноту чувств. И, конечно же, настолько же очевидно – настолько естественно – что одна мысль о том, что Драко мог прикасаться к ней, убивала. Или уже прикасался. В любом качестве. Любым способом.
И именно этим Гарри был обеспокоен больше всего. Потому что даже с объективной точки зрения в этом был смысл. Или ему просто нравилось так думать. Потому что в существование этой охереть какой объективности Гарри не верил. Слишком много постоянных эмоций. И предубеждений в огромном количестве. Целый воз и маленькая тележка чувств, даже едва заметных, которые могли изменить все. Малфой и Гермиона. От одной этой мысли желудок выворачивало.
Потому что Гермиона была чем-то бОльшим. Семьей, но… не совсем точное определение. Хотя бы потому, что это звучит совсем по-другому, нежели если говорить в таком ключе о Роне. Был один отличительный момент. Нечто определяющее где-то в сознании. Что-то, сбивающее с толку.
И это что-то, бесспорно, заставило отреагировать на все намного хуже. Это полнейшее разочарование, испытываемое им, лишь зная… зная, что правда была искажена, утрачена. Он слишком хорошо ее знал, чтобы поверить в то, что она рассказала. Так же как и Рон.
И Рон, в конечном счете. Рон был взбешен. Он знал, был уверен в том, что она не договаривает. Он не был сторонним наблюдателем в течение последних нескольких недель, и поэтому не упустил сути происходящего, и все еще был зол. Все эти их разговорчики, весь этот здравый смысл. Теперь-то бросается в глаза, что что-то происходит, и она им так и не сказала об этом. Не Гарри с его дикими и агрессивными попытками стребовать ответы, ни даже Рону с его невозмутимым спокойствием, вниманием и осторожными вопросами. Ни то, ни другое не сработало.
Она ничего не сказала, потому что не хотела. И нечего было спрашивать. Просто потому. Значит, это что-то она хотела оставить только для себя.
И осознание этого и добивало Рона. Да и Гарри в не меньшей степени. Лишь только она сказала: – «НЕТ!» Мол, ничего между ней и Драко не происходит.
Как это могло быть правдой? Да по этим очевидным знакам Гарри мысленно мог составить целый список да такой длины, что хватит обернуть земной шар. Замечания, взгляды и то, как они реагировали … но ничего большего.
А если она им так и не сказала? Тогда она уже никогда не скажет. Точно.
Жгучее чувство где-то в центре его груди. Ему нужно было знать. И для этого была масса причин.
***
Гарри со свистом втянул воздух.
– Я… – он притормозил на секунду и отпустил ее руку. – Я хочу, чтобы ты поверила моему обещанию ничего не предпринимать, – сказать это вслух, словно он попытался проблеваться колючками. Попытался выскоблить внутренности через горло, потому что, Мерлин, ну как он мог ничего не предпринять? Но если это означало… – Но если это значит, что ты расскажешь мне правду о… если он только пытался… тогда я… ммм…
– Ох, Гарри, – выдохнула Гермиона, опуская взгляд. А затем перевела его на Рона. Дыхание было неровным: – Я не знаю, что ты еще хочешь, чтобы я сказала. Не считая правды. Все не так-то просто, как вы считаете.
– Мы так не считаем, – настойчиво вклинился Гарри, вынуждая ее развернуться и снова взглянуть ему в лицо. – Мы знаем, что это должно быть сложно. Мы только… ты должна понять, Гермиона. Просто… у нас есть право знать.
Гермиона медленно покачала головой, и снова опустила взгляд на свои напряженные пальцы. – У вас есть право знать столько, сколько я хочу рассказать, – выдохнула она. – И знаете что еще? Я хочу, чтобы вы… знали столько же, сколько и я. И это все. Все то, что знаю я.
– И что это – все? – спросил Рон.
– По-вашему, у меня что-то с Малфоем? Чушь.
– Роман? – откликнулся Гарри. – Наверное – нет. Но что-то все же есть.
– Он изменился, Гарри. Малфой… у него тяжелые времена сейчас.
– А у нас, прям, нет, – пробормотал он.
Он постарался скрыть горечь своих слов. Почему это должно ее заботить? Почему это должно что-то изменить? Любые неприятности, в которые Малфой вляпывался, были по его собственной вине. И ничем он не заслужил такого внимания с ее стороны.
Все, чем только и занимался Гарри, так это спасал жизни.
Он вздохнул украдкой. Не то, чтобы это прояснило хоть что-то. Потому что вовсе не в этом было дело. Ведь он не искал награды, а просто искал реальную точку зрения.
– Не стоит, – попросила она. – В смысле… я просто пытаюсь объяснить, почему вы заметили разницу. Почему он теперь меньше огрызается.
– А, так это лишь потому, что у него тяжелые времена? – поинтересовался Рон, явно пытаясь скрыть свой язвительный тон.
– Я не знаю, в чем тут дело, – ответила Гермиона изможденным голосом. – Я только знаю, что вне зависимости от того, с чем он в данный момент столкнулся, это поубавило его агрессию. Потому что происходящее почти полностью истощает его.
– Поубавило агрессию? – через чур громко воскликнул Гарри.
– О, так ты хочешь сказать, что это он начал драку там снаружи? Что-то я в этом искренне сомневаюсь.
– А с чего это ты автоматически решила, что это были мы? – рявкнул Рон.
– Ну ладно, а это не так?
Он моргнул: – Да, но это не дотягивает до достаточного объяснения.
Гермиона закатила глаза: – Нет, Рон. Это как раз таки достаточное объяснение. Я знаю, что не он начал, исходя из его последних поступков. И я оказалась права.
– Ты кинулась прямо к нему, – пробормотал Гарри, но громче, нежели говорила девушка.
Какое-то мгновение Гермиона хранила молчание.
– Он был на полу.
– Но ты кинулась к нему.
– Он был на полу, Гарри. Не заставляй меня оправдываться еще и за это. Ты знаешь, что я бы поступила так же по отношению к любому из вас.
– Вот именно, – кивнул Гарри. – В том-то и дело. Только по-моему, между нами и Малфоем должна быть разница. Мы должны значить намного больше.
– Но так оно и есть.
– Ты бросилась к нему с таким же участием, которое проявила бы ко мне или Рону. Вот почему, Гермиона, это выглядит так фигово.
Она нахмурилась. Гарри заметил, как заалел румянец на ее щеках, приобретая все более насыщенный оттенок. Голос ее стал низким, а слова окрасились в язвительный тон: – Я не собираюсь извиняться за то, что подошла к кому-то, кто выглядел так, словно из него попытались выбить внутренности. Поверить не могу в то, что вы пытаетесь заставить меня сожалеть об этом, тогда как сами дрались, словно дикие животные. И не стоит подгребать ко мне со своим недовольством на тему того, как я изменилась, тогда как меньше, чем полчаса назад вы пинали Малфоя, да так жестоко, как Гарри никогда не сможет. И ты, Рон, тоже. Это явно не то, что кто-либо из вас стал бы делать. Поэтому не надо. Не надо винить меня в том, что я лишь пытаюсь сохранить мир.
Рон резко поднял голову: – О, так ты пытаешь сохранить мир? А что, ты думаешь, я делаю? Я сбился с ног, пытаясь тебе помочь, Гермиона. Я выгораживал тебя перед Гарри, Мерлин, да я столько раз принимал твою чертову сторону… но сейчас настолько очевидно, что все из рук вон плохо… А ты тут залечиваешь нам, словно мы…
– Я знаю, Рон, что ты пытался помочь…
– Да нам лишь правда нужна.
– И я рассказала… я рассказала все – ну, вы понимаете – все, что вы хотели… все, что вам нужно было услышать. Малфой в последнее время изменился, и это облегчило наше совместное сосуществование. И лишь потому, что оно изменилось, Панси решила, что между мной и им что-то есть! И именно поэтому она и избила меня…
– Как ты добралась потом сюда? – спросил Гарри, но голос звучал так взволнованно, что казался почти требовательным. – В смысле, насколько жутким было то, что она сделала? – он кивнул на нее. – Или ты уже применила маскирующие чары, чтобы скрыть?
– Будь добр, сначала осмысли то, что я уже рассказала, а потом будешь задавать другие вопросы, – вздохнула Гермиона. – Иначе мы так и будем топтаться на месте. Вы просили, хм… разъяснить, и я выполнила вашу просьбу. Так?
Гарри не хотел вникать в смысл всего этого. Потому что – да. В ее устах все прозвучало вполне правдоподобно, потому что, на первый взгляд, так оно и было, и, в принципе, подходило. А если копнуть чуть глубже? Там было полным-полно мучительных мелочей, не вписывающихся в общую картинку. Но сильнее всего – то гнетущее ощущение, предчувствие где-то внутри, подсказывающее, что все это – неправда. Не могло быть правдой. Слишком много вопросов осталось без ответов.
– Я уже, – откликнулся Гарри.
– И веришь?
– Я – нет, – тихо ответил Рон.
Она оглянулась на него: – Почему – нет?
– Потому что одно с другим не сходится.
– Ну, тогда я советую тебе тщательно поразмыслить над этим до тех пор, пока твои мозги не иссохнут в процессе, Рональд. Потому что ничего ты этим не добьешься. И мне больше нечего добавить.
– Если это все, что случилось, – начал Гарри, – тогда почему ты нам просто не рассказала раньше?
– Вы обращались со мной так, будто я не могла позаботиться о себе сама! Как будто у меня не может быть чего-то личного.
– Почему ты хочешь, чтобы это осталось только твоим личным делом?
– О, потому что нам хорошо известно чем все кончается, когда я вовлекаю в разговор Малфоя. Или когда я просто отвечаю на вопросы, касающиеся его. Я сыта по горло этим.
– Ну тогда у меня есть еще вопросы, – сказал Гарри.
– Кто бы сомневался.
– Например, о чем вы говорили прошлым вечером? Когда я прервал вас?
– Об обязанностях Префектов…
Оба парня тихо синхронно простонали.
– Что?! – ощетинилась Гермиона. – Мне жаль, что вам настолько трудно смириться с этим. Но что делать, я – Староста Девочек. Малфой – Староста Мальчиков. Мы вынуждены общаться. Мы должны. В любом случае у нас нет выбора, если мы не хотим все пустить под откос. И если до вас это не доходит…
– А как на счет той фигни, что сказала Панси?
– Мы уже проходили это, Гарри, – что, конечно же, было правдой. За исключением того, что это никогда ничего не изменит. И никогда не возможно будет понять хоть что-то из этого. – Панси ревнует потому, – на секунду она помедлила. – Ну, не знаю… может потому, что Малфой собирается бросить ее? В смысле, да вся школа в курсе их проблем. Мерлин, вся школа знает, что у Малфоя проблемы. А она только и ищет крайнего. Кого-то, кто будет бесить его настолько сильно, что…
– А что если ты ему просто нравишься? Именно в том самом смысле? – спросил Гарри.
Она удивленно уставилась на него: – На что это ты намекаешь?
– Малфой всегда получает то, что хочет, Гермиона, – заявил Рон, в той ясной и простой манере, как любил выражаться Гарри.
– А вы считаете, что я… мое происхождением ничего не меняет? – возразила она. – Потому что я искренне верю в это. Я и он? – да ни за что на свете! – и она опустила взгляд.
Что-то было в том, как она опустила взгляд, и Гарри ненавидел это. Страстно. Потому что Гермиона редко опускала взгляд; за исключением случаев, когда пыталась скрыть тот факт, что в чем-то не уверена.
– Другими словами, Малфой не причастен к случившемуся с тобой? – спросил Гарри, избавляясь от этой мысли.
– Нет.
– Пожалуйста, – мягко попросил он. – Поклянись нам в этом.
– Я клянусь, Гарри. Малфой не причастен к случившемуся со мной; и он не подстрекал к этому.
– А ты можешь быть в этом уверена?
– Ну… – и сразу же отрезала: – Да! Думаю, что могу.
– Ты так считаешь?
– О, пожалуйста, Гарри, – она вздохнула. – С меня уже хватит, ладно? Весь этот допрос, в смысле – обо всем случившемся со мной ночью. Пожалуйста, я… с меня уже довольно.
И тут он осознал, что – да! – ей досталось с лихвой. И ощутил чувство вины из-за этого. Потому что ей через столько пришлось пройти, а ему все еще нужно было знать. Ощутил ответственность за нее. Стыд – за то, что позволил этому случиться. И единственное, что он мог предпринять, чтобы это не повторилось – выяснить правду.
– Да. Хорошо. Хотя, нам все еще нужно поговорить.
– Но ты веришь мне? – спросила она. – Веришь, когда я говорю, что он не причем?
– Я верю, что ты думаешь так…
– О, Гарри…
Он застонал: – Да-да, хорошо? – пробормотал он. – Он, наверное, не причем. Если только он сейчас как раз не разговаривает с Панси. Но это вовсе не означает, что он уже не опасен для тебя.
– Малфой всегда будет опасен. Для всех и каждого. И это не изменится, – она поднесла руку ко лбу и провела пальцами по бледной коже.
Она выглядела уставшей.
– Нам лучше уйти, приятель, – шепотом добавил Рон.
– Я только… – но тут же Гарри сам себя оборвал. – Гермиона, с тобой все будет в порядке?
– Мне бы поспать. Ванная и сон, – ответила она. – А после – конечно!
Гарри снова потянулся за ее рукой и стал сосредоточенно разглядывать ее: – Гермиона, я сожалею, – тихо добавил он. – Мы оба сожалеем. О том, что нас не было рядом, чтобы предотвратить это.
– И мы не станем… мы не можем проигнорировать случившееся с тобой, ты понимаешь? – тихо добавил Рон.
Гермиона обернулась к нему, как только они поднялись: – Но именно этого я от Вас и жду.
– Я не говорю, что мы что-то предпримем, – откликнулся он. – Но… ты понимаешь. Ты не можешь ждать от нас, чтобы мы притворились, будто ты нам ничего не говорила.
– Не усложняй это еще больше, – попросила она. – Дай немного времени. Пожалуйста, Рон.
Он подошел к ней и Гарри: – Ладно, – негромко сказал он, положив ей руку на плечо. Гарри заметил, что он озвучил это через силу.
Потому что они оба знали. Гермиона не могла надеяться на то, что все снова станет нормальным. Все происходящее и раньше не попадало под это определение, а сейчас и подавно.
– Не мог бы кто-нибудь из вас, – она прочистила горло, – принести мне мою палочку? Из кабинета МакГонагалл? Она, наверное, удивляется, почему я ее еще не забрала. Просто скажите ей, что мне нездоровится.
– Хорошо, – кивнул Рон. – Я вернусь и отдам ее тебе. Сейчас, хорошо?
– Да, спасибо тебе, Рон, – ответила она, смотря на то, как он повернулся, чтобы уйти.
– Гермиона? – обратился к ней Гарри, снова ловя ее взгляд.
– Да?
– Мне, правда, очень жаль.
– Я знаю.
Дверь закрылась за ними.
– Если бы я знал, что… что эта сучка… я бы…
– Я знаю, Гарри. Но ты ничего не мог сделать. Даже если бы я предвидела такое.
– Мы оба рядом с тобой, Гермиона, – тихо добавил он, поймав и вторую ее руку.
– Всегда, – подтвердила она в ответ. – Просто нынешнее положение вещей … мы просто сейчас не согласны с ним. Но это вовсе не означает, что я не знаю этого. Я всегда буду знать это, Гарри.
И затем он, почти неосознанно, притянул ее к себе, заключив в кольцо своих рук. Прижимая ее к себе. Потому что не хотел отпустить ее снова. Особенно когда она в таком состоянии. Когда ей пришлось пройти через все те жуткие вещи.
Гарри должен был защитить ее.
И не смог этого сделать.
– Мне жаль, – снова повторил он. И это все, что он мог сейчас. Когда она была так близко. Когда все было таким… таким, как было.
– И мне, – выдохнула она ему в плечо. – Мне так жаль.
– Мы скучаем по тебе.
– Я знаю.
– Все вернется на круги своя. Со временем. Мы постараемся, Гермиона, – и, может быть, она решила, что он не мог ее услышать, но он почувствовал, как ее тело задрожало. – Это больше никогда не случится с тобой, – он сглотнул, потому что приглушенный звук ее слез выбил его из равновесия. – Я не позволю.
Но она не ответила. Она так ничего и не сказала ему. Гарри только почувствовал, как она сильнее уткнулась головой в его плечо.
И поклялся, что не остановится, пока не разберется во всем.
– Мы тебя любим, Гермиона.
Драко неуверенно поднес руку к двери.
Была одна вещь. Та, что все время случалась с Драко – всякий раз, когда он только заносил руку для стука в эту дверь – в дверь ее спальни – отчетливо зная, что она там, за дверью и что она услышала. Точно зная, что это он.
И сразу же он становился уязвимым. Сразу же он начинал поносить себя по всем статьям, с заходящимся сердцем, в ожидании того, что его с высокой вероятностью пошлют. И это было мерзкое чувство, мысль в его голове, крошечный вздох, который он будет постоянно задерживать только потому – существовала и такая вероятность – что она может не ответить. И вот чем это было. Она могла полоснуть по чувствам только своим бездействием. И как бы это ни было ужасно, он уже докатился до этого.
Ты можешь, наверное, ранить меня только тем, что слишком, мать твою, медленно подходишь к двери, Грейнджер.
И не забыть, конечно, что Малфои никогда не стучат. И это само по себе было уже достаточной причиной не делать этого вовсе. Но было уже слишком поздно. Может ему выкрикнуть ее имя или еще чего-то в том же духе – только чтобы подтвердить наличие в венах некого подобия желанного авторитета.
Но Драко только тряхнул головой, отбрасывая в сторону лишние мысли. Он успел забыть. Разве они не притворялись? Он не знал. Скорее всего, так оно и было, но, порой, это было продиктовано необходимостью. Даже если они оба прекрасно знали, что это лишь фасад. Лишь дымовая завеса, чтобы прикрыть хаос. И Драко подумал, что это давало им обоим некое подобие комфорта.
Да. Драко отвлекал себя этими мыслями, чтобы проигнорировать тот факт, что так еще никто и не открыл дверь.
Я могу ее чувствовать, Грейнджер, это дурацкую боль. Нахлынувшую. Такую дебильную.
– Грейнджер?
Твой голос на последнем слоге выдал вопросительную интонацию, а это – большая ошибка, приятель! Скажи снова. Требовательно, не спрашивая.
– Грейнджер!
А теперь ты только что дважды, в течение 10 секунд, повторил ее имя. Ты – чертов придурок.
В двери щелкнуло, и она открылась.
– Прости. Я одевалась.
Драко открыл рот, но все же, какое-то время просто молчал. А затем заговорил: – Ты приняла ванную.
– Да.
Драко не мог не заметить, что это была очередная фраза с вопросительным подтекстом. И чего, на хер, он добивался, говоря ей о том, что она из ванной? Она и сама знала об этом. У нее влажные волосы. Ее кожа слегка раскраснелась.
Он прочистил горло: – Так, э… нам нужно поговорить.
– Нет! – нам не нужно. Не сегодня.
– Но есть вещи, которые нам нужно обсудить. Хотя бы то, что ты сказала этим двум долбоклюям после того, как я свалил из моей собственной проклятой гостиной и прятался не понятно где.
– Прятался?
– Похоже на то? Да.
Она сглотнула: – Малфой, у меня…
– Был длинный уикенд?
И после короткой паузы: – Да. Что-то в этом духе.
– И у меня.
– Знаю. И я подумывала о том, чтобы немного поспать.
Нет. Не так. Потому что если ты закроешь эту дверь перед моим носом, это станет очередным витком нашего гребаного притворства. До тех пор, пока это не осточертеет, и чувства не прорвутся сквозь эту идеально подогнанную поверхность.
Потому что никакая фальшь не может оставаться реальной так долго. И я вижу это в твоих глазах, Грейнджер. Мы оба знаем, что ты не закроешь эту дверь.
– Я хочу знать то, что ты им сказала.
Если она рассказала им всю правду, он не знал, что скажет. Не знал он и того, что сделает или что должен чувствовать. Ярость. Потому что неужели эта наивная сучка думает, что что-то изменится в лучшую сторону после того, как Поттер и Уизли будут в курсе всего.
Но также – кое-что еще. Возвращение к жизни? Потому что ей не стыдно? И стало самой мерзко от этой мысли?
Не уж то она думала, что это настолько важно, чтобы солгать на этот счет? Если она рассказала им, было ли это потому, что она думала о возможности повторения этого, и она не хочет умалчивать об этом каждый раз, когда ее кожа соприкасалась с его? Или она просто не могла решиться на то, чтобы промолчать. Это ведь Грейнджер. И возможно, возможно она попыталась изменить их мнение. Чувствуя, что это стоит всех приложенных усилий. Если, конечно, это что-то значило. Что-то еще.
И затем нездоровый, извращенный, черствый хохот ударился эхом где-то в затылок Драко.
Венец всей этой кучи дерьма? И вдруг он осознал, что стал абсолютно невменяемым. Совершенно. Должно быть, он тронулся умом. Решить, что поводом рассказать запретную правду ей могли послужить глубоко спрятанные чувства к нему. Видать, он совсем двинулся – думать такое.
Потому что если она и рассказала им, то лишь, конечно, потому, что она не могла больше лгать. Вот почему. Потому что они – ее лучшие друзья. Правда о-хо-хуеть как важна. Кодекс Грейнджер-Поттер-Уизли. Дорогой света. Самой верной. Да так далеко от Драко, что с такого расстояния она и не увидит, как он навернется. И если она и рассказала им, то это сопровождалось торжественной клятвой никогда не прикасаться к нему снова.
Ну и прекрасно.
Как будто ему не насрать.
Гермиона в изумлении посмотрела на него, угрожающе вцепившись рукой в створку двери. Дверь могла захлопнуться в любой момент. И не смотря на то, что не потребовалось бы особых усилий предотвратить это, он знал, что не станет. Потому что все еще чувствовал вину за собой. Чувствовал себя отвратительно, просто глядя на нее. Видя, что Панси и Миллисент сделали с ней, и то, что она должна все еще чувствовать.
Драко все еще хотел ее больше, чем… да что ни было. В его жизни. Эта потребность в ней.
– Я сказала им все, что им нужно было услышать, – ответила она после такой продолжительной паузы, словно за это время успела наступить ночь и смениться утром.
– А конкретней?
– Только то, что им нужно было услышать.
– Не еб* мне мозги, Грейнджер.
– Тогда не доставай меня.
Мерлин. Эти чертовы дурацкие губы. Чего бы я только не дал, чтобы увидеть их сомкнутыми. А затем, пожевывая и посасывая, раскрыть снова.
– Я думаю, у меня есть полное право знать, как думаешь? – прорычал Драко. – Человек должен знать, действительно ли он в опасности и его могут избить два лицемерных героя лишь только он завернет за угол.
– Ну, тебя защитят твои остолопы. Зачем беспокоиться об этом?
– Если ты, Грейнджер, не заметила, то в данный момент у меня нет никого, кто бы меня защищал. Когда ты в последний раз видела меня в окружении Крэбба и Гойла?
– Вчера.
– Ты знаешь о чем я.
– Ни малейшего понятия.
Так же как и он. Ничего о том, зачем послал всех своих друзей куда подальше. Но лучше он еще глубже провалится в ад, чем рассмотрит этот маленький проблеск надежды, находящийся рядом с ней.
– Скажи, что ты им сказала.
Гермиона вздохнула. И это был вздох полный разочарования. Потому что, наверное, она осознала, что – да, он должен знать. Но это значило – подчиниться его требованиям. Требованию давать ответы. А это уж точно не обычная практика между ними. Какой бы, бл*, эта обычная практика не была на деле. Когда-то.
– Если коротко? Что все это сделала Панси. Причина: она вбила себе в голову, что между нами что-то есть. А потом я сказала им, что она, естественно, ошибается. Так как ничего и не происходит. Не… точно не это. И если уж быть предельно честной…
Драко почувствовал стремительный укол чего-то. Чего-то жуткого. Но она продолжала прежде, чем он осознал, что же его так задело.
– … я почти не лгала. Потому что сейчас… Ничего не происходит.
– Ты, хоть, себя не обманывай, Грейнджер! Ты им солгала. Прямо. Не то, чтобы я жалуюсь. Но не дурачь саму себя, делая вид, что все, что ты им наплела, пронизано полуправдой. Единственная правда во всем этом – это та часть про Панси.
Ее глаза опасно сузились. Она неловко поменяла позу, сместив центр тяжести.
– Я сказала им достаточно. А в остальном – все то, что я не сказала – я только защищала их. И защищаю… – она резко оборвала себя и резко опустила взгляд на пол.
– Защищаешь себя?
– Просто уйди, Малфой.
– Или защищаешь меня?
Он не собирал сказать это вслух. Он только собирался задуматься об этом. Она резко вскинула голову и уставилась на него расширенными глазами. Губы слегка приоткрылись, но она не издала и звука.
И он смог развить эту драгоценную догадку: – Я знаю, что ты испытываешь чувство вины.
– Извини? – она вызывающе подняла подбородок, а рукой чуть сильнее вцепилась в дверную створку.
– О том, что случилось ранее, – нарочито небрежным тоном растягивая слова, произнес Драко. А затем оперся о дверной косяк. Не понятно зачем, во имя Мерлина, но оперся. – О том, что они сделали там со мной. Твои бесценные мальчики.
– Не сомневаюсь, что ты сам напросился, – фыркнула Гермиона. И тут он засек, как что-то мелькнуло в ее глазах, когда их взгляд скользнул по кровоподтекам на его щеках.
– Я могу это видеть, – возразил он. – Выходя из гостиной и топая к лестнице, обычно я имею обыкновение то и дело выводить людей из себя.
– Тебе никто не говорил, что сарказм тебе не к лицу, Малфой?
– Мне все к лицу, дорогая.
– Не называй меня так.
– Почему нет?
Она закатила глаза: – Все, приехали. Мы разговариваем, Малфой, и это как всегда бессмысленно. Поэтому предлагаю обоим пойти и поспать… – и он едва успел вовремя выпрямиться и протиснуться в дверной проем, прежде чем она успела захлопнуть дверь. Потому что он не мог ей дать закрыть ее, в конце концов. Не мог он провести еще одну ночь, огороженный стенами от нее. Слишком много таких ночей уже было у него.
Она даже не удивилась. Просто разозлилась. Очень-очень разозлилась.
– Знаешь ли, я теперь снова с палочкой, – она нахмурилась, крепче вцепившись в дверь со своей стороны.
– И как же сие случилось?
– Рон принес мне ее.
И я принес бы ее тебе, если бы не был отброшен к стене, спустя какие-то там секунды выйдя из проема. Не то, чтобы это было важно. Потому что я рад, что не сделал этого. Я, прямо таки, счастлив, что ты нашла кого-то еще для выполнения твоих гребаных дурацких поручений.
– Прям, звезда!
– Убирайся! Или я ее применю. По-моему, уже дошло до того, что я, не задумываясь, применю ее.
Драко толкнул дверь с чуть большей силой. Он не хотел, чтобы она отшатнулась назад. Дверь с глухим стуком ударилась о стену. Но он не сожалел. Нет. Он просто разозлился так же, как и она.
